Текст книги "Яндекс.Книга"

Автор книги: Дмитрий Соколов-Митрич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Как правильно печь булочки-розочки?

Состав

Тесто: 1,5–2 столовые ложки муки, 200 граммов маргарина («Пышка») или мягкого сливочного масла, ½ чайной ложки пищевой соды (загасить уксусом), 4 желтка, 1 столовая ложка сахара, 1 пакетик ванильного сахара, щепотка соли, 250 граммов 18-процентного творога.

Крем-начинка: 4 белка, 1 стакан сахара, несколько капель лимонного сока.

Приготовление

Тесто: творог взбить миксером с желтками, добавить масло или маргарин (мягкие), ½ чайной ложки пищевой соды (загасить уксусом), 1 столовую ложку сахара, 1 пакетик ванильного сахара, щепотку соли; замесить тесто, оно должно быть мягкое, скатать шар и отложить, накрыв салфеткой.

Крем-начинка: белки взбить в густую пену, затем, постепенно всыпая стакан сахара, продолжить сбивать, масса должна стать густой, как на безе.

Тесто разделить на четыре части. Каждую тонко раскатать на прямоугольники, густо смазать взбитыми белками, свернуть рулетом и разрезать на кусочки по 4 см. Выпекать на листе смазанным сливочным маслом, расставив кусочки рулета стаканчиками по листу. Выпекать, пока не зарумянится белок.

Это рецепт выпечки, известный в доме Клары Михайловны как «Булочки-розочки „Софья“». Как-то раз их принесла на школьный праздник мама Аркадия Воложа – Софья Львовна, а потом рецепт унаследовала учительница. Собственно говоря, именно эти булочки-розочки мы в данный момент поедаем у нее на кухне в квартире на улице Летчика Бабушкина.

Зачем люди прыгают со второго этажа?

– Илья всегда был мальчик огнеметный, шебутной, из него все время рвалась энергия, но это была положительная энергия, – вспоминает Клара Михайловна. – Он видел черту, которую переступать нельзя, понимал меру ответственности: у него никогда не было, например, желания сорвать урок. А Аркаша был степенный товарищ, смелый, но уравновешенный, что называется, со стержнем. Его невозможно было взять «на слабо», вовлечь в авантюру. Если все будут за компанию прыгать со второго этажа, он десять раз подумает, есть ли в этом смысл.

– А что, прыгали?

– Было дело.

– А зачем?

– Хороший вопрос. Я до сих пор не знаю на него ответа. Это было, когда они уже учились в девятом классе, на перемене, в кабинете биологии. Меня в тот момент не было в школе. Под окнами второго этажа были натянуты металлические сетки, и вот они на них залезли и стали зачем-то прыгать вниз. А коридоры у нас в школе были стеклянными – все крыло просматривается. И вот наш физик Василий Егорович вдруг видит, как мои умные, талантливые, одаренные детки – «твои одуренные», как он говорил, когда я их защищала, – сигают вниз. Я же говорю: нормальные дети – тоже хитрили, шалили, но подлости я от них никогда не видела. И был у нас Дима Шубин – что он только не вытворял, но даже это я сейчас вспоминаю с улыбкой. Однажды Дима решил бегать в минус пятнадцать босиком вокруг школы. «На слабо». Он бегал, а остальные снимали его на любительскую кинокамеру.

В чем разница между стеснительностью и скромностью?

Когда смотришь публичные выступления взрослого Аркадия Воложа, кажется, что в детстве он был не в меру стеснительным ребенком. По интернету даже гуляет видеоролик с пометкой «Запись из семейного архива А. Воложа». На нем какое-то неведомое произведение пубертатного периода с длинными волосами, новорожденными усами и скованными движениями убого зажигает перед каким-то советским худсоветом. Что именно поет и подо что танцует герой ролика, не ясно, поскольку на видео наложена песня «Ляписа Трубецкого» «Я тебя все равно найду». Чтобы убедиться в том, что это фейк, даже не обязательно получить официальное опровержение от самого Воложа (получено). Достаточно посмотреть на его детские фотографии. Перед нами вовсе не юный задрот, который мучительно ждет того возраста, когда главным достоинством мужчины становятся мозги. Подросток Волож и подросток Сегалович – нормальные пацаны, физически неплохо развитые, оба занимались плаванием. Илья постоянно улыбается, а Аркадий почти на каждом фото пребывает в какой-то уверенной задумчивости, даже на том, где он в костюме Снегурочки выступает на очередном мероприятии формата «Семья и школа».

– Я как раз в результате общения с ним поняла разницу между стеснительностью и скромностью, – комментирует свою черно-белую фотохронику Клара Михайловна. – Аркадий никогда не комплексовал, он очень хорошо знал себе цену, активно участвовал во всем. Его скромность шла именно от собственного достоинства: если ты уверен в себе, тебе незачем выделяться – все и так знают, что такое Аркаша Волож.

– Если судить по математическим олимпиадам, Сегалович все-таки учился лучше. Он занял второе место на Всесоюзной, а Волож дальше республиканской не продвинулся.

– Они оба учились отлично. Просто Илюша учился веселее, а Аркадий ровнее. Но по отношению к обоим у меня был огромный кредит доверия. И, как оказалось много лет спустя, они иногда им все-таки злоупотребляли. Когда мы праздновали в Алма-Ате 25 лет выпуска, Вовка Горохов пригласил нас в ресторан «Медведь», у него теперь целая сеть по всему Казахстану. И вот Илья встал и произнес тост. У меня он даже на видео записан, хотите посмотреть?

За что Сегаловичу стыдно?

–  Друзья… Я хочу просто рассказать какие-то яркие вещи, которые у меня остались в памяти от школы. Думаю, что у каждого есть свои воспоминания, но общим для всех нас, наверное, можно считать то удовольствие, которое мы получали от учебы… Я помню, как в десятом классе у нас был урок по литературе. Кажется, это был даже первый урок в том учебном году. И нам к нему надо было что-то прочитать, кажется, про Великую Отечественную войну.

Голос из зала: «Нет, это было не про войну!»

–  Может быть, я уже точно не помню. В общем, мы принесли на урок учебники… А мы тогда еще с Шубиным, помните, постоянно издевались над вот этими всеми объяснениями, про Есенина и так далее, из которых вообще было непонятно, что это все такое и почему. И вот учитель говорит нам: «Откройте и прочитайте страницу такую-то». Мы открываем, читаем. «А теперь, – говорит учитель, – закройте учебники. Положите их в портфели. И пожалуйста, больше не приносите эти учебники в школу никогда».

Дружный хохот.

– … В общем, у нас была отличная школа… А однажды я пришел на урок литературы неподготовленным. И как назло, меня вызвали к доске. И мне потом было очень стыдно, потому что я сказал учителю, что не выучил урок, потому что у нас дома идет ремонт и заниматься невозможно. И учитель мне поверила. А это была неправда. Вернее, так: ремонт у нас действительно был, но он совершенно не мешал занятиям… А помните, Клара Михайловна, как вы меня поймали? Я побывал в Москве и на уроке отвечал по теме «Как я провел каникулы». И мне надо было назвать, какие я мосты видел в Москве. А в Москве вообще нет мостов.

Дружный хохот и голос из зала: «Большой Каменный!»

–  Ну да, я так и отвечал: Большой, Каменный, а дальше не помню. И я начал врать: Кузнецкий мост. А его ведь и не было никогда.

Голос из зала: «Он был двести лет назад!»

–  В общем, друзья, давайте выпьем за высочайший интеллектуальный уровень наших учителей. И за сладкие моменты стыда.

Что все это значит?

– Клара Михайловна, а что вы тогда Сегаловичу поставили за Кузнецкий мост?

– Двойку, конечно. Но, правда, я поставила ее не в официальный журнал, а в мой собственный, из которого я потом выводила ученику среднюю оценку по результатам урока.

– А он про Кузнецкий мост по-английски рассказывал?

– Да.

– Хорошо говорил, без ошибок?

– Вполне.

– Так почему же двойка?

– А для порядка. Чтобы в следующий раз не врал. Я же говорю: в нашей школе было очень трудно учиться.

– А вам приходилось бывать в офисе «Яндекса»?

– Да. Это было в 2000 году, когда они еще сидели в маленьком помещении. Мне там очень понравилось. Знаете, было такое ощущение, что я снова попала в РФМШ. Как будто ребята сохранили ту атмосферу и спустя много лет снова воспроизвели ее в Москве.

Для чего нужны ошибки?

Последний звонок, золотые медали на шее, выпускной бал. Волож, Сегалович и еще восемнадцать выпускников РФМШ рванули покорять «северные столицы». Москва, Ленинград, Новосибирск, Томск – лучшие ученики элитной школы в те времена почти без остатка растворялись в ведущих вузах страны, так что сегодня им даже нет смысла устраивать встречи выпускников на родине, там почти никого не осталось.

Илья Сегалович, по собственному признанию, в десятом классе какое-то время колебался, а не пойти ли ему в артисты или режиссеры – школьные постановки будоражили его артистичную натуру. Но математика все-таки оказалась сильнее. Материализовавшись в Москве, будущие основатели «Яндекса» первым делом подали документы на геофак МГУ. Но суровая реальность оказалась несколько сложнее честных математических конструкций. В суровой реальности, оказывается, есть такие переменные величины, как «пятый пункт», «неправильные фамилии» и «негласные установки». Волож и Сегалович в 17 лет вдруг узнали, что у них есть национальность и она не совсем подходит для геофака МГУ.

– В те времена во многие вузы не брали людей с «неправильными фамилиями», – рассказывает Елена Колмановская, акционер и один из основателей «Яндекса», которая примерно в то же время стучалась примерно в те же двери. – Механизмы отказа были разные. На Физтехе человек получал на экзаменах нормальные оценки, но проваливался на собеседовании: не знал, например, фамилии секретаря компартии Белоруссии. А на мехмате человеку не только ставили двойку, но и объясняли, что он неспособен заниматься математикой. Рассказывают, что были даже специальные люди, которые на крыльце встречали провалившихся абитуриентов и объясняли им, что они на самом деле не идиоты, просто им дали задачку для третьего курса. Чтобы они понимали, что не надо бросать математику.

– Мы не прошли по баллам, и было очень грустно: всего четыре отличника на 250 человек выпуска, и вдруг – бум! – выясняется, что ты вообще ничего не умеешь, – вспоминает Волож. – Надо было срочно принимать решение, куда теперь подавать документы. Это случилось 31 июля 1981 года – над Советским Союзом был день полного солнечного затмения, это я хорошо запомнил.

Сейчас в Российский государственный университет нефти и газа имени И. М. Губкина идут за газпромовской стабильностью. В 80-е годы в «Керосинку» многие шли, потому что там была сильная математика. Этот вуз находился неподалеку от МГУ, поэтому троллейбусный маршрут между ними становился в абитуриентский сезон знаковым. На нем от одной судьбы к другой перемещались те, кому по не слишком уважительной причине не удалось пробиться в МГУ. В общем, Аркадий Волож забрал документы, сел на троллейбус и встретил очередной учебный год студентом факультета автоматики и вычислительной техники Института имени Губкина. Илья Сегалович примерно таким же образом оказался в Московском геологоразведочном институте (МГРИ) на геофизическом факультете. Одним словом, школьные друзья решили пойти дорогой своих родителей – след в след.

Чем пахнет селедка?

Здравствуйте, Клара Михайловна…

…Многое нам здесь в Москве не нравится. Однокурсники зубрят с утра до вечера. Ребята так себе, есть, правда, отличные. Но в основном народ безразличный. Это не значит, что они плохо одеты, плохо говорят или плохо знают математику. Но наш класс лучше в 10100 раз… Ядро общины 10 «Г» держится, во всяком случае старается держаться вместе. Несколько раз ходили с Юркой Паком и девушками в кино, театр, по городу. Наши девушки что-то хандрят помалу, но мы их стараемся веселить. Недавно произошло потрясающее событие, которое потрясло не только Москву, но и весь мир с его окрестностями. Объявился Гоша Клочко (это был октябрь месяц). Он заехал к девчонкам на час, да и то по ошибке, так как думал, что приехал Шубин. Черкасов пребывает в тумане полностью. Бородину звоним, Дияра, хоть и живет невдалеке, но давно не заходит. Дмитриев один раз приходил. Но в целом ничего, скучаем помаленьку по Алма-Ате. Собирались как-то на годовщину вечера посвящения и вспоминали наши вечера. Клара Михайловна, расскажите, как там наша школа, как алмаатинцы 10 «Г», а то они нам не пишут. Напишите, что с ними и как поживаете, не скучайте. Скоро приедем, готовьте встречу с оркестром. Просим прощения за рваный стиль. До свидания. Илья Сегалович, Аркадий Юрьевич Волож. Писано 30.11.81, Москва, станция метро «Краснопресненская». 22:48.

Это последняя из восьми страниц письма Аркадия и Ильи из Москвы, остальные не сохранились. Сегалович писал зеленой пастой, Волож – синей. Жили в разных общежитиях, но на соседних улицах: Аркадий – на Бутлерова, Илья – на Волгина.

– Ходили друг к другу в гости, встречались на днях рождения, в общих компаниях, – вспоминает Волож. – Условия были примерно одинаковые, даже запах тот же: у него вьетнамцы жарили селедку на этаже, и у меня вьетнамцы жарили селедку на этаже. Со мной учились будущие нефтяники-буровики, с Ильей – геологи и горняки. Обычная студенческая жизнь – как у всех. Вроде ничего особенного, а забыть невозможно.

Где Аннушка разлила масло?

Атмосфера в «Керосинке» была нестандартная. Тон задавали как раз те, кого забраковали в МГУ. На первом же курсе они объединялись по признаку битой задницы, но очень скоро преодолевали болевой синдром и просто жили полнокровной жизнью. Много читали, копировали самиздат, болели Фрейдом, Львом Гумилевым и Булгаковым. Целыми вечерам торчали в подъезде у дверей нехорошей квартиры из романа «Мастер и Маргарита», а на Пионерских тогда еще прудах до хрипоты спорили о том, где именно Аннушка разлила масло.

Аркадий, по собственному признанию, никогда не имел особой склонности к чтению художественной литературы. За пределы школьной программы вылезал, лишь когда родители заставляли. Но даже у него в студенческий период проснулась страсть к печатному слову. За это время он «проглотил» несколько полок книг и журналов. Некоторые из полученных знаний были сразу пущены в дело.

– В то время в журнале «Знание – сила» вышел цикл статей про развивающие игры. Сейчас таких игр полно в каждом «Детском мире», но тогда это было что-то новое. Я прочитал и стал давать детям уроки. Мне платили по 10 рублей за раз, это были приличные деньги – например, за 40 рублей можно было снять квартиру. Клиентов находил через знакомых. Теперь иногда вижу этих детей по телевизору.

Кто разрушил Дворец Советов?

Присмотреть за мальчиком заботливые родители поручили московскому дальнему родственнику – дяде Грише.

– Григорий Рувимович Волож, старый зэк, легендарная личность, прожил девяносто восемь лет, – заочно знакомит Аркадий. – Во время революции ему было девятнадцать, он переехал из Харькова в Москву, был активным троцкистом, а в 1934 году их всех посадили. Ему повезло: посадили бы на три года позже – расстреляли бы. А так в 1940-м он уже освободился и вольнонаемным работником стал строить Печорскую железную дорогу, от Ухты на Север, к угольным шахтам. Он был там начальником маттехснаба.

Это была стратегическая стройка, потому что после оккупации немцами Донбасса единственный крупный источник угля оказался на Севере. Железа во время войны тоже не хватало, поэтому для сооружения железнодорожных мостов было решено демонтировать Дворец Советов, каркас которого был сооружен из специальной марки высокопрочной стали. Дворец Советов – это плод советской гигантомании, грандиозных размеров здание, которое так и не достроили на месте взорванного храма Христа Спасителя.

– Дядя Гриша руководил демонтажными работами, – продолжает внучатый племянник Аркадий. – Он мне подробно рассказывал, как они все это делали, у меня до сих пор где-то кассеты лежат. Грузили железные конструкции на трамваи и по Пречистенке гнали в Лужники. А уже оттуда по железной дороге везли на Север. Потом он еще строил «Норильский никель» и стал почетным жителем города Норильска. А когда я приехал в Москву, Григорий Рувимович был членом клуба экслибрисистов, жил в полуторакомнатной квартирке на метро «Молодежная». Он и Марьяна Самойловна Цин – его жена, известный японист, один из авторов большого японско-русского словаря, ученица академика Конрада. В общем, такие очень интеллигентные ребята.

Семнадцатилетний Аркадий приходил к ним пару раз в месяц в гости – отметиться, успокоить истерзанный студенческой едой желудок и послушать очередную главу дядиного эпоса.

– А еще он умел задавать правильные вопросы, – говорит Аркадий. – Например, такие: «А кем вы, молодой человек, собираетесь стать через десять лет?..»

– И что вы отвечали?

– Не помню. Скорее всего, что-то невнятное. В семнадцать лет кажется, что после тридцати не живут, поэтому какая разница. Но когда задают правильные вопросы, начинаешь правильно думать. Мне потом всегда вовремя попадались люди, которые умели задавать правильные вопросы.

Как стать душой компании?

Была еще одна студенческая страсть, к которой юный Волож был абсолютно равнодушен.

– Был ли Аркаша душой компании? – спрашивает сам себя его студенческий друг Евгений Ломизе и сам себе отвечает: – Аркаше было трудно стать душой компании, потому что он вообще никак не дружит с алкоголем. С такими способностями ты обречен на то, чтобы оставаться на периферии веселья. Он был довольно незаметный персонаж.

– Он как бы так харизматично молчал?

– Харизматично молчал. Очень хорошая формулировка! Аркадий харизматично молчал.

Сегодня Евгений Ломизе – руководитель коммерческого направления «Яндекса», а в те времена – студент истфака МГУ, студент химфака МГУ, любимец женщин, сентиментальный харизматик и как раз-таки душа компании. В истории «Яндекса» по-крупному он отметился дважды: построил «Яндекс. Директ», благодаря которому поисковик научился зарабатывать много денег, – раз. А два – на его студенческой свадьбе молодой-премолодой Аркадий Волож собственноручно мыл посуду. Поскольку был самым трезвым.

– Если бы в то время вас спросили, кем станет этот юноша через десять лет, какое будущее вы бы ему нарисовали?

– Ну что мы тогда знали про будущее! – поднимает руки вверх Евгений Ломизе. – Я, к стыду своему, как историк совершенно не предвидел падение Советского Союза. Мне казалось, что эта глыба скреплена на века. Наше будущее состоялось совсем в другой реальности. Конечно, Аркадий вряд ли пошел бы в цеховики, каким-то полуподпольным бизнесом заниматься – нет, это не его. Скорее всего, стал бы двигать науку, причем не как ученый, а как организатор. Но когда все вокруг вдруг стало круто меняться, он одним из первых среди нас двинулся в бизнес.

– Какое впечатление он производил тогда?

– Приятное. Но ничто не предвещало. Нет, вообще ничто не предвещало.

Яндекс. Люди

Александр (Саша) Галицкий, основатель и управляющий партнер компании Almaz Capital Partners, член Совета фонда «Сколково», разработчик технологий Wi-Fi и VPN:

«В современном мире сумасшедшие люди – главная сила»

Для российского IT-бизнеса Галицкий уже давно стал тем, кого в советское время называли «послом мира». Будучи культовой фигурой на родине, он имеет безупречную репутацию планетарного масштаба, и если нужно поженить разумные отечественные инициативы с мировым капиталом – это к нему. Для Галицкого детство и отрочество российского IT-бизнеса – часть его собственной биографии, которую вполне можно описать в жанре политического детектива или авантюрного романа. По крайней мере, в этом интервью есть все для этого необходимое: и военные тайны, и звездные войны, и допрос в застенках американских спецслужб, и ночная прогулка в лес с сотрудником ФСБ, а главное – то, что успех в бизнесе пришел к Галицкому вопреки его воле. Те, кто опоздал родиться в те времена, уже вряд ли поверят, что такая жизнь может быть типичной для целого поколения.

– Недавно я где-то услышал, что якобы до 2001 года IT-индустрии в России не было. Это очень смешно. На самом деле история российского IT и, в частности, софтверной индустрии начинается еще в 50-х годах. А если говорить именно о бизнесе, то это вторая половина 80-х.

– В таких случаях едва ли можно назвать точную дату и место рождения, а также имена родителей. Но, может быть, у вас есть своя версия?

– Давай я буду просто рассказывать разные истории из своей жизни – в итоге сложится какая-то картинка. По-моему, это будет правильней.

– Хорошо.

– Когда началась перестройка, мне было тридцать три года, я уже не был молодым специалистом, а одним, как теперь принято говорить, top executive в элитном оборонном НПО «ЭЛАС», это город Зеленоград. Занимал там должность главного конструктора направления, возглавлял работы по созданию бортовых вычислительных средств нового поколения в рамках национальной программы «Салют-90», а также разработке цифровых систем связи для низкоорбитальных спутников. Иными словами, разрабатывал для спутника-шпиона то, что сегодня делает любой фотоаппарат. Наша аппаратура распознавала образ и преобразовывала аналоговый сигнал в цифру. В начале 80-х это было чудо. Мы делали электронные фотографии, наблюдали за вражеской территорией – то, что сейчас на Google Maps делает любой ребенок. Первые спутники такого рода в Америке появились в 80-м году и у нас в 82-м. Собственно говоря, на этом моя карьера и строилась. Именно тогда ко мне и прицепилось второе имя – Саша.

– Потому что младенец среди генералов?

– Ну да: Сашка, покажи, как это у тебя все работает. Как они могли еще меня звать? Александр Владимирович – глупо. И так приклеилось ко мне «Саша» на всю жизнь. Но то, чем мы занимались, было очень серьезно, мы были под особым наблюдением КГБ. Однажды в 1988 году я нечаянно взял на наш спецборт посла Соединенных Штатов – был большой скандал, слава богу, обошлось без последствий.

– И как с такой осведомленностью вы оказались в бизнесе, да еще международном?

– Тогда в СССР уже хлынули люди с Запада, причем поначалу в большинстве своем это были авантюристы с синдромом золотой лихорадки. Они приезжали сюда в надежде найти какие-то золотые кладези, при этом у себя на родине были кончеными неудачниками. Это вообще свойство западного мира: самая продуктивная часть народа там спокойно делает свою карьеру, зачем им куда-то ехать? По миру мечется либо молодежь, которая хочет себя реализовать, либо неудачники средних лет, которые ловят свой последний шанс, либо люди пенсионного возраста, ищущие приключений и развлечений. Здесь они, как правило, встречали такой же контингент – тех, кто смотрел на иностранца как на потенциальный источник быстрого обогащения. Но постепенно интерес к Советскому Союзу стал просыпаться и у людей посерьезней. У нас в то время не было контактов за рубежом, но было желание наладить с иностранцами сотрудничество в области IT. В результате появились молодые ребята – сегодняшний руководитель Федеральной налоговой службы РФ Миша Мишустин и его друзья, – которые сделали очень правильный шаг, создали Международный компьютерный клуб. Получился эффективный инструмент взаимодействия, они раскрутили целую кучу людей, в том числе и меня, начали тащить туда толковых иностранцев, в их потоке приехала, например, Эстер Дайсон. В результате у нас начали появляться совместные предприятия. Возглавляли их гэбэшники, как правило, мы все проходили фильтрацию, представлялись на встречах с партнерами другими именами, оставляли визитные карточки совсем других контор, но все равно это было уже что-то.

– Это тогда вы познакомились с Sun Microsystems?

– Да, это был мой первый контакт с иностранцами, он состоялся в 1990 году. Я встретился с создателями компании Биллом Джоем и Джоном Гейджем и еще целой кучей людей. Встречи организовывались так: нас приводили в какой-то ресторан, садились и разговаривали. Язык, естественно, был еще тот, и разговоры были в основном на пальцах. Но главное было понятно без слов. На одной из встреч я просто показал им 22-слойную полиамидную плату. В то время все делали 6-слойные платы, а у нас в НПО – 22-слойные, тонкие. Ребята из Sun, когда увидели, просто обалдели. И не потому, что это было что-то секретное, они просто были поражены нашими технологиями, для них это было произведением искусства. Они тут же говорят: «А можно встретиться, посмотреть, как это все работает?» Я позвонил своему боссу, генеральному конструктору Геннадию Гуськову – такой мужик был, ничего не боялся, Герой Соцтруда за запуск в космос Гагарина, ему все было по барабану. Он говорит: «Да, пусть приезжают». И в итоге они приехали к нам, и им показали несколько вещей, которые их поразили. Например, мы с командой в то время затащили на спутник протокол IP – то, на чем сегодня интернет построен. Это все тоже было в рамках «звездных войн», мы делали систему связи для спутников. И мы показали им IP-протоколы. На них это подействовало как наркотик. Они тут же захотели сотрудничать, потому что Sun Microsystems в то время и продвигала, собственно, интернет. Эта компания была как Google сегодня, дерзкая и молодая.

– Неужели состояние советских компьютерных технологий было таким серьезным, что мы могли буржуев уделать?

– Ну, в общем-то да, мы были очень сильны. Но наша слабость была в том, что мы делали вещи уникальные, но в небольшом количестве. Вот смотрите, был, например, завод «Микрон», который производил чипы. Он и сейчас есть, принадлежит АФК «Система». И я, будучи главным конструктором, обеспечивал треть их объемов. При этом я их просил изготовить мне только то, что нам было нужно для космоса, – порядка двадцати компьютеров в год, которые использовали примерно двенадцать микроновских чипов. То есть они за треть суммы, которая шла на содержание огромного завода, производили единичные образцы, по сути дела, вылизывая для меня этот заказ, доводили его до совершенства. О себестоимости никто не думал: мне выставляли цены, которые покрывали треть расходов на зарплаты для пяти тысяч сотрудников, коммуналку, развитие, пионерлагерь и так далее.

– Ради двенадцати чипов на двадцать компьютеров?

– Ну да. В Советском Союзе были очень серьезные инновации, но они редко попадали в массовое производство, никто не стремился поставить востребованный товар на поток, все делали вещи в эксклюзивном варианте, их дотачивали левши руками. И эти эксклюзивы – да, были крутые. Даже спустя много лет мы по некоторым параметрам были впереди американцев. Я сейчас немного забегу вперед и расскажу про наше общение с Oracle. Если помните, в 90-м году создатель и СЕО Oracle Ларри Эллисон на вопрос, а не пора ли в России офис открывать, ответил: они увидят мой Oracle только на головках наших ракет. Хотя на тот момент нелегального Oracle было в России уже пруд пруди. В 94-м году они все-таки решили открыть офис в России, и мы прилетели в США в составе российской делегации. И вот меня неожиданно позвал к себе на встречу их председатель совета директоров генерал Джеймс Абрахамсон – бывший руководитель программы американских «звездных войн», помните, была такая программа СОИ – Стратегическая оборонная инициатива. На тот момент в США уже прикрыли эту программу, потому что она была нужна в основном для устрашения, генерал ушел на пенсию, и Ларри Эллисон взял его к себе вице-президентом, видимо, для доставки Oracle на головках ядерных ракет. У Абрахамсона был специальный такой кабинет, там была куча кусочков этих «звездных войн»: чипы, пластины – он мне все это показал, мы с ним побеседовали, а на прощание я ему сказал: «Будешь в Москве, я тебе тоже покажу кое-что». И он приехал в Москву. Я к тому времени уже ушел из НПО, отошел от государственного бизнеса.

– А почему, кстати?

– Потому что в моей жизни была такая история: в начале 90-х я пришел в правительство за поддержкой, чтобы вот эти свои спутниковые системы развивать. А мне один человек уважаемый, зам. премьер-министра тогдашнего, ответил так: «У нас денег на технологии нет, у нас есть деньги только на строительство демократии». И вот эта фраза меня так вдохновила, что я решил уйти. Потому что в демократии я ничего не понимаю: когда ты руководишь коллективами, реально что-то делаешь, там демократии нет. Но когда генерал Абрахамсон приехал, я по старой памяти привел его к своему боссу Гуськову. А тому в 94-м году уже вообще все было по барабану, он открыл секретный музей и начал показывать наши достижения. И даже тогда, в 94-м году, генерал Абрахамсон насчитал четыре вещи, по которым мы были далеко-далеко впереди американцев. Например, плоские фазированные антенные решетки космического базирования, которые дают возможность электронного управления лучом, а не механическим вращением антенны на спутнике, – мы делали лучшее разрешение ПЗС-матриц, чем в США. А потом, когда мы уже выпили немного водки, он говорит: «Мне показывали посадку вашего шаттла – „Бурана“. Какие же все-таки вы, русские, гуманные люди. Вы свой первый шаттл запустили в беспилотном режиме, а мы рисковали жизнями людей. Вы знаете, что первый человек, который руководил этой программой, от переживаний сошел с ума? Не вынес груза ответственности. Я, говорит, как раз на его место пришел». Мы тогда с боссом переглянулись, но не стали говорить ему, что вообще-то «Буран» не был никаким беспилотником, советские люди сажали его джойстиком.

– Как джойстиком?!

– Вы что, не знали? Он ведь сажался летчиком, который летел за «Бураном» и управлял им как моделью. А у всех было мнение, что «Буран» имеет такую суперавтоматическую систему, которая сама все рассчитывает и сажает. Чудо техники. Потом это все вскрылось, но уже после наших посиделок с Абрахамсоном. У советской науки всегда были такие хитрости, чтобы удивить мир. В общем, мой босс взял так водку и говорит: «Чудак ты, американец. Ну, ладно, давай выпьем за гуманность».

– А давайте вернемся к истории про Sun.

– Да, возвращаемся в 80-е. История моя с Sun развивалась так. Они пригласили меня посмотреть Кремниевую долину. И после той поездки у меня осталось недоумение: блин, ну почему наши технологии там не работают, почему лежат у нас мертвым грузом, они ведь вполне конкурентоспособны? Я тогда еще ничего не понимал в венчурном бизнесе, но в результате мы с коллегами разработали такую модель: а давайте будем брать советские технологии, которые, как мы считаем, годятся для мирового рынка, давать им начальные деньги, высаживать в Калифорнию, развивать эти компании в Кремниевой долине, привлекать дополнительные деньги у буржуев, а когда компании вырастут, их продавать. Таким образом страна будет зарабатывать деньги, а наши технологии – выходить на мировой рынок. Работали над этой моделью с Сергеем Глазьевым. Летом 1991 года мы с профессором Геннадием Гуськовым принесли ее в Кремль – будущим гэкачепэшникам. Среди них, кстати, были вполне разумные люди, они разбирались в технологиях и понимали важность инновационного развития СССР. Все это мы обсуждали 12 августа, перед самым путчем, на встрече с управляющим делами ЦК Николаем Кручиной, секретарем Оборонного отдела ЦК КПСС Олегом Баклановым, руководителем Администрации Президента Евгением Быстровым и еще какими-то людьми, я уж всех не помню. В итоге мы обо всем договорились, выпили коньяку за успех начатого дела, и я, счастливый, 18 августа со своими ребятами улетел на Телецкое озеро на закрытую научную конференцию. И там нас накрыло путчем, пилоты сказали: «Все рейсы отменены – ребята, пейте водку». И мы пьянствовали три дня, а когда вернулись, понятно, что ни о каких договоренностях речи уже не было.