Текст книги "За холмом (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Шишкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Карамба! – внезапно завопил мужчина, скорчил страшную рожу и встал в стойку с воображаемой саблей.
В этот момент дверь открылась, и на пороге появился франт, который тут же сделал шаг назад и так уставился, что стало ясно: спектакль, без сомнения, удался. Мужчина смутился, вытянулся по струнке и подмигнул Бегемотику.
– На пиратский костюм похоже, у меня что-то подобное в детстве было на новогоднем празднике.
– Это лучшие вещи, – обиделся франт, – я тебе отдал свои, чтобы ты выглядел как человек на семейном ужине, куда мы тебя решили пригласить.
– Отличные вещи! – путешественник продемонстрировал большой палец. – Но ты бы мог себя не утруждать, а отдать мне мои, я как-нибудь перебьюсь.
– Твои на досмотре в Совете.
– Ого! А что ищут, оружие-наркотики? – мужчина улыбнулся.
– Ты напрасно надсмехаешься, это разумная процедура. Ты же помнишь из истории, как чуму разносили блохи и вши?
– Боже упаси! – мужчина нарочито размашисто перекрестился. – Откуда же на нас вши? Но, впрочем, ладно, ваше право – ищите. Кстати, а что у вас насчёт бога? В кого вы верите?
– У нас нет бога! – молодой человек так экспрессивно тряхнул шевелюрой, что стал на секунду похож на пламенного революционера.
Путешественник ожидал от него услышать что-нибудь про опиум для народа, борьбу с поповщиной и ликвидацию безграмотности трудящихся. Но тот лишь пригладил волосы обратно, чтобы скрыть бегемотовые уши и продолжил: – Бога нам пытались насаждать колонизаторы-пришельцы, но мы его изжили вместе с ними. Теперь у нас есть только Великий голос, который заботится о нас, и он в отличие от бога реально существует!
– Чего же вы тогда боитесь эпидемий, раз о вас такая персональная забота? У вас вакцинация-то есть?
Франт хмыкнул.
– Вакцинации нет. Её тоже принесли с собой колонизаторы. Да, действительно, тогда пропали многие болезни, но ведь они появлялись с новыми людьми – соседями, пришельцами. Мы сделали мудрее – убрали всех чужих людей. Вместе с этим нам стали не нужны и вакцины. И непонятно ещё было, что там на самом деле кололи нашим людям. Было подозрение, что так нас порабощали.
– Какая чушь! Но ведь нельзя полностью оградиться от мира! Всё равно нужны контакты, а значит, нужны и вакцины!
– Как это нельзя? – молодой человек недоумевал. – Вот же, мы живём. Вы первые чужие тут за десятилетия! Поэтому ваше появление так всех взбудоражило. Совет боится, что можно ждать больших бед!
– Ты серьёзно? Вообще никаких контактов с внешним миром? Это невозможно представить, не может так быть в современном мире!
– Как видишь, может, – не без гордости заявил Бегемотик. – Мы так живём очень давно. Были, конечно, сначала определённые трудности, но благодаря мудрому руководству Великого голоса и разумным толкованиям Совета старейшин мы их преодолели, и наше государство движется неуклонно по пути прогресса к процветанию!
– Да какое государство?! – путешественник почти бесновался. – За окном полуразрушенная большая деревня! Я не знаю, может, вы где-то прячете свои города, но ведь здесь, как я понимаю, столица? И в ней, я заметил, на электрических проводах бельё сушится, а света нет! Свечи стоят в вашем процветающем государстве! Куда вы дели электричество? Изгнали вместе с пришельцами?
Франт обиделся, полуобернулся, подсознательно закрываясь плечом от наглого пришельца.
– Да, у нас стабильное суверенное государство! – сказал он с вызовом. – Даже если его нет на картах в этом вашем мире за холмом, нас это не интересует. Нам лишь надо, чтобы к нам не совались. Зачем нам эта морока с официальными представительствами, через которые нам будут навязывать чуждые нам какие-то якобы международные принципы права и прочую колонизаторскую ахинею? Мы закрыли эту историю для себя раз и навсегда. Мы не хотим, чтобы к нам вернулись пришельцы и отобрали у нас наше великое счастье! Представляйте наше государство таким, каким вы его когда-то знали, думайте о нас что хотите, а мы о вас вовсе не думаем и прекрасно без вас обходимся! – он говорил так горячо, что волосы вновь растрепались и обнажили его уродство. – А электричества у нас нет после Большой войны. Оно, рассказывают старики, действительно очень удобно, и когда-нибудь наша земля родит великих инженеров, которые вновь смогут его добывать. Но пока электричество – удел избранных. Оно есть у Совета и применяется для сакральных целей.
– Для каких целей? – путешественник сморщился.
– Сакральных. Для того, чтобы слышать Великий голос. Они ходят иногда на холм, на который для всех остальных людей путь закрыт, берут с собой специальный прибор, через который и слышится голос, чаще всего сопровождаемый невиданной по красоте музыкой. А чтобы прибор работал, ему нужно электричество. Они его производят сами, своими руками – у них есть специальная машина с ручкой.
– Сакральная динамо-машина! – мужчина сел на кровать, обхватив голову руками. – Удел избранных… – он бормотал, словно в бреду, затем опустил руки и взглянул на Бегемотика пристально, пытаясь найти в его глазах живую мысль и к ней уже апеллировать. Так ты говоришь, они слышат голос через какой-то прибор?
– Ну да. Правда, прибор очень древний, поэтому голос слышен плохо, с шумами, обычно удаётся услышать лишь обрывки нескольких фраз.
– Это же радио! Они там, на холме, слушают радио, потому что сюда, в низину, волны не доходят! – мужчина засиял, довольный открытием, и ожидал того же от франта.
– Какое радио? – Бегемотик подозрительно сжал губы и наморщился.
– Ты же говоришь, что читаешь книги, неужели ты не читал ничего про радио?
– Я встречал это слово, но книжек про радио отдельно у нас нет, я не знаю, что это.
– Ага… А у вас все книги сохранились, что были до этого вашего счастливого освобождения?
– Многие сожгли: те, которые представляли опасность для нашего общества и несли вред.
– Ясно. Ну так запомни: там, за холмом, есть много радиостанций, они передают на большие расстояния очень много разных голосов: музыку, новости. А у людей есть приёмники, такие вот небольшие приборы, как у вашего Совета. И эти приёмники ловят эти радиоволны и преобразуют их в слышимый нам сигнал. Понимаешь?
Франт испуганно отпрянул.
– Ты на что это намекаешь?
– Я не намекаю, я тебе говорю как есть: ваш Совет ходит на холм, потому что только там можно поймать радиоволны, которые не могут пересечь возвышенности. Там, на холме, я заметил мачту – это наверняка старая антенна, и при её помощи сигнал транслировался на эту долину. А раз нет электричества, значит, оборудование там не может работать, поэтому тут радио не послушаешь.
– И в чем же ты видишь обман? – сощурился Бегемотик.
– А я не говорю об обмане, я говорю тебе об истинном положении вещей. Нет тут ничего сакрального, понимаешь? Я не знаю точно и потому не буду тебе говорить, что они не ловят сигналы от какого-то конкретного человека, который именно им адресует послания. Может быть, и так, конечно. Но, тем не менее, они просто ловят там радиоволны и потом эти сообщения доносят до населения. Вот вся их великая деятельность.
Реакция франта оказалась неожиданной: он рассмеялся звонко и искренне.
– Ну и что? Какая разница, как они слышат этот голос и почему именно на холме? Да, для нас важен этот холм, потому что он – символ нового устройства нашего государства. Потому что он отделяет нас от чуждого нам мира. Потому что на нём к нашему Совету обращается Великий голос. Вот и всё. Кого волнует, каким прибором они пользуются? О нём вообще никто и не знает, это я тебе рассказал, потому что я тоже избранный и отец мне показывал его в здании Совета. А так-то… Да, у нас есть Великий устный закон. Ха-ха. Никто тут не знает почти, но существует два устных закона: тот, что для всех, и тот, что используется старейшинами и передаётся в этом кругу от отца к сыну. На то он и устный закон. Великий голос? Да, он управляет нашей страной. Вернее, отдаёт указания. Но вопрос ведь в том, как их трактовать! Вот старейшины, в том числе мой отец, этим занимаются. Они очень в этом преуспели.
– То есть не особо-то и важно, что этот голос вам говорит?
– В общем, да. Ведь Голос только отдаёт распоряжения, и не было ещё ни разу, чтобы он проверил их выполнение. Какое ему дело до нашей дыры? То есть он нам доверяет! А какие возможности даёт такое безграничное доверие?
– Ну, наверное, приятно, когда тебе доверяют, это даёт свободу, возможность сделать всё хорошо…
– Эх ты, чудак. Ты бы погиб здесь. Доверие даёт возможность сделать так, как тебе выгодно.
– То есть обмануть?
– Честно говоря, мы не используем слово «обман», есть слово «выгода». Если кто-то такой беспечный, что полностью тебе доверяет – значит, он даёт тебе право сделать так, как тебе нужно. Это такой негласный договор. Так что мы Великий голос не обманываем. Он к нам благоволит, позволяя трактовать себя.
– А ты не так прост, каким мне показался…
– Ещё бы. Мне предназначено стать одним из руководителей этого государства. А ты кто у себя там, за холмом?
Мужчина замялся.
– Да, в общем, никто.
Бегемотик понимающе и сочувственно покачал головой.
– И при других условиях я бы с тобой и вовсе не разговаривал. Но мне надо развиваться, учиться ещё, поэтому ты мне интересен. А многие к вам настроены весьма враждебно. От вас одни проблемы в перспективе. Вы узнаёте здесь то, чего нельзя знать никому там, за холмом. Но здесь, вероятно, вы могли бы пригодиться. Есть мнение с вашей помощью разбавить немного нашу кровь, избранных. В большой тайне, потому что мы все чистой крови. А это значит, что вы будете вечными пленниками. И это ещё хороший для вас вариант, между прочим.
Мужчина нервно сглотнул, почему-то об этом он не задумывался ранее. А теперь, когда Бегемотик сбросил маску дружелюбного ботаника, ему стала открываться вся безысходная «прелесть» положения его и его семьи.
– Так что имей в виду, – продолжил франт, – в моём лице ты нашёл здесь свою удачу. Далеко не все так благожелательны к тебе, как я. Так что мой тебе совет: будь осторожен в выражениях, а лучше вообще помалкивай, а то что ты ни скажешь, так выходит какая-то крамола. Сейчас мы пойдём на семейный ужин, ты удостоен очень большой чести – на ужине будет мой отец. Помни, что во многом твоя судьба и судьба твоей семьи – в его руках. Я тебя умоляю, не сглупи. Забудь то, о чём мы говорили с тобой, забудь про эти твои догадки, радио-шмадио! – в этот момент мужчина явственно ощутил, как от Бегемотика пахнуло шаурмой, а во рту его заблистали золотые зубы, точно как у восточного продавца в киоске возле дома. – Держи язык за зубами, если ты хочешь эти твои зубы и язык сохранить. Ты даже не представляешь, какие жестокие у нас бывают наказания за святотатство!
– Святотатство?
– А как ты хотел? Я же тебе сказал: холм, Великий голос – это сакральное. И Совет в чём-то тоже сакрален, потому что он причастен к этим великим тайнам. А всё, что за холмом – это запретная зона. Там ничего как бы нет, хотя, конечно, мы все понимаем, что там что-то есть. Но это не обсуждается, потому что оттуда только зло. Поэтому ничего особенно не рассказывай и тем более не вздумай хвалиться, что якобы у вас там что-то лучше, чем у нас. Иначе ты вызовешь ярость отца и потом всего Совета. Ты понял меня? – Бегемотик мгновенно превратился из глупого ученика в сурового наставника, путешественник смиренно молчал.
– Может, мне и вовсе не ходить на ужин?
– Нет, так нельзя. Уже сказано, что ты будешь, отец согласился. Да и все хотят на тебя посмотреть. Сейчас уже вся страна о вас только и говорит! Хотели в тайне сохранить, да разве с этими болтливыми слугами получится? Теперь, пожалуй, придётся о вас сообщить в газете…
– В газете? У вас есть газета? – удивлению мужчины не было предела, будто ему рассказали про летающую тарелку, спрятанную в сарае.
– Ну конечно. Я же сказал тебе, у нас полноценное суверенное государство. Конечно, есть газета. Раньше было две, по количеству наших политических партий, но поскольку они всё равно писали одно и то же, их решили слить.
– Политических партий? У вас есть политика?
– Слушай, хватит тебе так удивляться, будто ты попал в какое-то дикое племя. Всё у нас есть.
– И чем же занимаются эти ваши политические партии, если всем руководит Совет старейшин, в котором, как я понимаю, места наследуются?
– В партии входят те, кто не вошёл в Совет старейшин, но принадлежит к людям чистой крови.
– И за что же они соревнуются? Ведь политика – это соревнование!
– Они соревнуются в проявлении любви к Совету старейшин. Между ними идёт поистине бескомпромиссная борьба. Низкопоклонники – это самая старая партия – считают, что членам Совета надо кланяться в ноги, а целовальники отстаивают право граждан на целование им рук.
– Хм… И это всё?
– Нет, почему всё. От целовальников хотела отделиться радикальная фракция, которая требует права целовать членам Совета ноги. Но её пока запретили.
– Почему?
– Народу нужна интрига, перспектива дальнейшей политической борьбы.
Путешественник понимающе поцокал языком и, наконец, встал с кровати. Пригладил руками пиратский камзол, проявляя одновременно решимость и покорность, то есть решимость действовать согласно поручениям. Именно это, как он понял, было главной доблестью в этой стране.
– Ну что, пойдём на ужин?
– Да, уже все должны были собраться. Помни: много не болтай, отвечай только на поставленные вопросы и сам от себя ничего не додумывай и не прибавляй.
Они спустились на первый этаж, где в огромной столовой, из-за изобилия свечей напоминавшей церковь, собралась семья члена Совета. Семья была большая. В свете свечей играли яркими бликами драгоценности женщин. Их было так много – и женщин, и драгоценностей, что у путешественника зарябило в глазах. Он застыл на пару секунд, привыкая к освещению, затем огляделся.
Во главе длинного стола стоял самый настоящий резной трон из чёрного дерева, слева от него разместились десять женщин, справа сидели два мальчика-подростка с такими же причёсками, как и у Бегемотика – видимо, эти уши были их наследственным уродством. Трон пустовал.
Франт жестом пригласил гостя-пленника присесть. Путешественник двинулся медленно, стараясь по пути разглядеть всех членов семьи. Матрона в бордовом бархате и мехах сидела первой слева от трона, наверное, это была супруга члена Совета и, соответственно, мать Бегемотика и двух парней, глазевших на гостя. Затем сидели ещё две какие-то тётки в мехах – наверное, сёстры хозяйки. Потом шли в ряд по старшинству дочери и, видимо, племянницы, разодетые в разноцветные тряпки. Одна была страшнее другой: носатые, ушастые, рябые, с бородавками на лице, с отвислыми подбородками, две косые, а одна и вовсе одноглазая.
«О боже! – вдруг мелькнула у путешественника мысль, – а ведь он говорил что-то о разбавлении их избранной крови! Это они меня спаривать собрались? С этими?!» Дрожащей рукой путешественник отодвинул тяжеленный стул и тут же на него упал, поскольку ноги отказались его держать. Женщины пожирали его глазами, а одноглазая облизнулась. Мужчине становилось хуже с каждой секундой.
Спасли его звуки шагов и тяжёлого дыхания, раздавшиеся из-за плюшевых портьер за троном. Домочадцы вскочили, ему тоже пришлось встать, правда, не без труда. Дыхание перешло в кашель и харканье тяжело больного человека, из-за портьеры показалась толстая рука в пурпурном шёлковом рукаве и, блистая огромным жёлтым бриллиантом в перстне, сдвинула ткань в сторону. Ещё через полминуты глава семейства показался весь.
Он был тучен, заметно горбился, голова его была седа, а вот лохматая неопрятная борода, наоборот, черна, как смоль. Лицо было изрыто одновременно огромными оспинами и глубокими, словно вырезанными резаком морщинами, отчего терялись какие-либо его черты. Только большой, в рытвинах, нос выделялся. Губы его были бледны настолько, что светились в полумраке ярким пятном. Одет глава был на удивление довольно прилично по сравнению с остальными членами семьи: на нём был лишь пурпурный балахон, напоминавший не то мантию, не то рясу, чёрный шёлковый шнурок на поясе и чёрные мягкие сапоги на ногах – почти такие же, в какие обули и путешественника. Сходство со священником придавала массивная длинная золотая цепь на шее, свисавшая до самого пояса, на ней болтался круглый золотой медальон с отчеканенным на нём неумелым мастером изображением холма с антенной.
Хозяин дома с интересом оглядел гостя с ног до головы и протянул ему руку ладонью вниз. Путешественник засуетился, схватился за пальцы, чуть согнулся в полупоклоне и мелко потряс сановную кисть. Сзади раздался тихий стон Бегемотика. Мужчина обернулся на звук, в это время член Совета выдернул свою ладонь, недовольно что-то бормоча, и протянул её в сторону сына. Франт резво подскочил, чуть оттолкнув плечом путешественника, согнулся пополам и прильнул к руке губами. За ним выстроилась очередь, то же самое проделали сначала «битлы»-подростки, затем женщины в той очерёдности, как сидели. Бегемотик оттянул путешественника за подол в сторону и яростно зашептал ему в ухо:
– Почему ты не поцеловал ему руку? Мой отец покровительствует целовальникам, неужели так трудно догадаться?!
– Ну-у-у… – попытался оправдаться мужчина, но франт его и слушать не захотел.
– Тсс! Теперь тебе будет очень трудно добиться расположения отца. Ох, в какой же ты переплёт можешь попасть! И, может быть, так скоро, что я не успею тебя как следует расспросить! – в голосе Бегемотика чувствовались обида и подступавшие слёзы.
– Садитесь, приступим! – неожиданно сильным басом объявил член Совета, но, присев, опять захрипел и отхаркнул в некогда белую, но теперь застиранную до желтизны кружевную салфетку.
Слуги, до того прятавшиеся в темноте у стен столовой, бросились к столу подавать первое.
– Пожалуй, с нашим…эээ… нежданным визитёром мы побеседуем позже, – пробасил глава семейства, откинувшись на спинку деревянного трона, – что-то у меня нет сейчас настроя.
Бегемотик больно пнул под столом ногу путешественника.
– Пожалуй, мы свидимся теперь с ним только в здании Совета, на допросе, как положено, – продолжил хозяин и повернул голову к нашему мокрому и полумёртвому от страха зайцу, мстительно сверкнув из глаз отражением свечей. – И что-то мне подсказывает, что допросы могут не затянуться надолго, а Великий голос может приказать сжечь его на центральной площади.
Носатый горбач скривился в улыбке, будто произнесённые слова доставили ему массу удовольствия. Путешественник вдруг расхотел есть.
– Понимаешь, – обратился непосредственно к нему член Совета, – в нашем мире очень легко допустить ошибку, но практически невозможно её исправить. Наш мир суров, но справедлив, выживают лишь самые благодетельные и умные.
Семейство одобрительно загудело, ожидая конца выступления и разрешения приступить к поеданию дымящегося в тарелках супа. Носатый ещё раз ухмыльнулся, одобрительно всем кивнул, взял тарелку за края и, без использования ложки, за раз, всё содержимое в себя влил. Тот же фокус повторил за отцом и его наследник, правда, с меньшим успехом – облил свой бархатный жилет. Остальные ели как обычно – ложками, но в большой спешке, стесняясь того, что заставляют главу семейства ждать.
Мужчина сидел, в сомнении зависнув над тарелкой: «Съесть, как член Совета и его сын-преемник? Но вдруг это не смягчит их сердца, а, наоборот, разозлит: мол, я пытаюсь продемонстрировать, что ничем им не уступаю? Или есть как женщины и подростки? Вдруг это здесь позорно, и я окончательно упаду в их глазах и не буду заслуживать ни симпатии, ни снисхождения? Вообще не есть? Сочтут за оскорбление, наверняка! Эх, была не была, что мне терять? Выпью суп, как они». Взял и выпил так же виртуозно, как и носатый, хотя никаких тренировок не имел. Оглянулся по сторонам, ожидая реакции. Но им, как оказалось, вообще никто не интересовался. Женщины отчаянно стучали ложками, подростки уже их облизывали, наследник чистил салфеткой драгоценный жилет, а главный ковырялся в носу.
– Кхм, – кашлянул член Совета, и вмиг установилась тишина, – пора приступить ко второму! – и что-то гаркнул на своём языке.
Слуги бросились убирать посуду и расставлять горячее, а старейшина встал с трона, зашёл за спинку и облокотился о неё для пущего удобства.
– У меня для вас важное сообщение. Как всегда, вы узнаете его одними из первых в нашей стране! – пророкотал он. – Как вы заметили, меня не было в городе с самого утра – мы с другими членами Совета ходили на холм.
Женщины подобострастно ахнули, будто им только что предъявили свидетельства какого-то чуда.
– Великий голос вновь снизошёл к нам и был в этот раз сопровождаем крайне приятной музыкой, а также очень понятен и чист. Нам, как видите, даже не пришлось всю ночь сидеть в здании Совета, расшифровывать и толковать послание. В блокнотах каждого из нас оказались записаны одни и те же слова.
По столовой вновь пронёсся восторженный шум, одноглазая захлопала в ладоши.
– И вот, моя дорогая семья, рад вам объявить, что на завтра Великим голосом, что засвидетельствовано и подтверждено единогласным решением Совета, назначен праздник!
Все вскочили и начали яростно аплодировать и восхвалять в самых изысканных выражениях мудрость и всеблагость Великого голоса. Внезапно одна из служанок уронила со страшным грохотом серебряный поднос. Член Совета не вздрогнул, только повёл глазом на провинившуюся, и её тотчас увели два довольно крупных прислужника.
Остальная часть ужина прошла в полной тишине, лишь откуда-то из-под пола периодически доносились отчаянные вопли служанки, в эти моменты старейшина морщился и жестами просил прислугу в комнате чаще ходить вокруг стола с подносами в руках, что, надо признать, действительно скрадывало эти жуткие крики.
Глава VIII . День третий. Овца-убийца
После вечернего похода за овцами на самый край здешнего света у мальчика отваливались ноги, а голова сама собою падала на грудь – он никогда так не уставал ни дома, ни в поездках. Так что спалось сладко. Тем более что пастух сделал ему очень мягкую и удобную постель из невесть откуда взявшегося у него тюка с чистейшим хлопком. Вообще, дома у него было много дивных вещиц, целый склад. Мальчику были любопытны все эти тюки, свёртки и сломанные, будто сброшенные с высоты деревянные ящики, но толком разглядеть их не было сил.
Утром пастух его насилу растолкал. На столе стоял необычный для этого дома завтрак: на яркой парадной посуде – сладкие булочки, творог, посыпанный сахаром, и ягоды.
– Ого! – мальчик, забыв про умывание, бросился к столу, но увидел укоризненный взгляд деда и, понурившись, пошёл к умывальнику на улице.
– Сколько сладостей! – вернувшись, он начал с ягод и запихал их себе в рот так много, что трудно было не то что говорить, но и жевать.
– У нас сегодня праздник, с утра глашатаи обходили город – на центральной площади члены Совета сделали об этом сообщение, – пастух любовался аппетитно завтракающим мальчиком, сам к еде не прикасаясь.
– Круто, – сквозь набитый рот промычал мальчик, – а что за праздник, в честь чего?
– У нас все праздники в честь Великого голоса, который их и дарует нашей стране.
– Как это? То есть у вас нет каких-то определённых праздников? – мальчик уминал творог, заедая его булочками. – Постоянных?
– Нет. У нас вообще нет ни времени, ни дат. Здесь время остановилось очень давно.
Мальчик перестал есть.
– Поэтому и праздников нет постоянных, только тогда, когда Совету старейшин о них объявит Великий голос.
– Вот это да! Как это – «остановилось время»?
– Ну вот так. Часы у нас отменили, тем более что всё равно все старые часы давно сломались, а ремонтировать их некому. Примерное время и так видно по солнцу. А выяснять точное время по солнечным часам никто из Совета не умеет, а другим они не доверяют, боятся, что народ начнёт их обманывать, чтобы меньше работать. Даты нам тоже ни к чему – есть времена года.
– А как же вы определяете, когда надо идти на работу, в школу?
– Очень просто: работают все от рассвета до заката. А люди чистой крови – пока не устанут.
– А почему о праздниках нельзя заранее предупредить? Люди могли бы выспаться и не вставать с рассветом!
– Потому что члены Совета ходят слушать Великий голос на холм, а это путь неблизкий, хотя и кажется, что холм рядом и не так уж велик. На дорогу туда-обратно у них уходит целый день, а после заката они занимаются толкованием того, что услышали. Ночью же у нас очень темно, ты видишь, что у нас нет электричества, а жечь костры для того, чтобы провести собрание, слишком расточительно. Поэтому собрание Совет проводит рано утром на площади, где и объявляет о том, что приказал Великий голос. Он говорит всегда разное и неожиданное. Может повелеть наказать кого-то из горожан и разделить его имущество между членами Совета, а может сказать, чтобы все жители страны танцевали до заката, до полного изнеможения… После этого глашатаи разносят новость по городу.
Мальчик продолжил трапезу.
– А зачем глашатаи ходят по городу? Я видел у вас на столбах громкоговорители! – интерес пересиливал в нём голод, даже несмотря на то, что он сильно соскучился по сладкому.
– Я же тебе говорил, у нас нет электричества. А громкоговорители без него не работают. Они использовались последний раз во время Большой войны. Тогда ещё электричество было. Сначала мы получали его в достаточном количестве с электростанции, что находится на самом краю долины, где раньше пришельцы добывали нефть, на Крайнем Западе, – и он махнул рукой в противоположном холму направлении.
Мальчик чуть не поперхнулся.
– Но, дядя, ты же учитель! Запад – за холмом, именно там закат. А там, куда ты показал, наоборот, восток!
Пастух засмеялся.
– Я тебе расскажу, только ты не говори своим родителям, когда их увидишь, а то они сойдут с ума. Мы-то все уже привыкли, и по-другому говорить – значит нарушать Великий устный закон. В общем, так: ещё когда только начиналась Большая война, Великий вождь сказал, что все проблемы и беды – с Запада. И мы победили всех на западе, кроме того городка, развалины которого ты видел – он был нашим союзником. Но война не заканчивалась. Мы начинали воевать с соседями и с востока, и с юга, и с севера. Победив одних, мы тут же затевали войну с другими. Люди недоумевали, ведь им твердили, что именно Запад – безусловное зло. И тогда Великий вождь разъяснил, что Запад – понятие абсолютное, он окружил нас, стремясь подчинить и уничтожить. Там, – он вновь махнул рукой на восток, – Крайний Запад, потому что земля круглая, и если ты отправишься в путешествие вокруг планеты, следуя на запад, ты придёшь сюда с этой стороны.
– Ну ладно, – мальчик принял важный вид, – допустим. А как же север и юг?
– Да запросто, – вновь рассмеялся старик, – поскольку они целиком подчинены Западу, это Северный Запад и Южный Запад. Понятно?
Ребёнок набычился. Старик хохотал, потом резко посерьёзнел.
– Пока ты здесь, постарайся это запомнить, потому что иначе говорить опасно. А потом сразу забудь.
– Забудешь такое, как же, – мальчик засунул остатки булочки себе в рот и запил овечьим молоком прямо из кувшина. – Ты правильно сказал, что не надо маме и папе рассказывать. Они бы не сошли с ума, они бы посчитали вас всех сумасшедшими!
– И в этом была бы большая доля правды! – старик ему подмигнул. – Но не вздумай говорить об этом здесь с кем-нибудь, кроме меня!
– Да я всё понимаю, я же не маленький! – поважничав немного, он тронул пастуха, убиравшего со стола, за рукав. – А ты не договорил про электричество…
– Точно. Ты очень благодарный слушатель. Так вот, там пришельцы добывали нефть. Основную её часть они гнали по трубе за холмы на продажу. А часть перерабатывали и сжигали на электростанции, и вырабатываемого ею электричества было так много, что хватало всем и на всё. У нас даже ночью в любой деревне было светло, кругом стояли фонари… – дед собрал со стола всю утварь. – Пойдём посуду мыть.
Они вышли на улицу, где пастух принялся мыть посуду чёрным зольным раствором, а мальчик – ополаскивать чистой водой.
– Но вот война добралась до тех мест, – продолжил пастух, глухо позвякивая керамикой, – трубу-то уже давно к тому времени взорвали, а нефтеперерабатывающий завод и электростанция ещё работали.
– Зачем взорвали трубу?
– Воевали, вот и взорвали. Всё взрывали, что принадлежало пришельцам и что нельзя было унести с собой. К тому же при помощи этой трубы, как говорил Великий вождь, нас обкрадывали.
– А обкрадывали?
– Я не знаю, я тогда был слишком мал. Может, и обкрадывали, но свет в домах и на улицах был.
– Ясненько, что дело тёмненько, – впервые пошутил мальчик и сам же заливисто рассмеялся. – Так моя бабушка постоянно говорит.
– Это точно. В общем, в итоге бои дошли до тех мест на Крайнем Западе, и электростанцию, и завод, и всё оборудование на нефтяном месторождении взорвали тоже, но уже сами оборонявшиеся, когда поняли, что проигрывают.
– И тогда пропало навсегда у вас электричество, не смогли починить?
– Да, тогда уже не было у нас таких специалистов, повыгоняли да поубивали. Но свет, тем не менее, ещё какое-то время был. Правда, уже мало было электричества, хватало только на жизненно важные объекты. У подножия холма (это была территория того самого союзного городка, который отсюда видно) стояла резервная дизельная мини-электростанция размером с большой сундук. В домах и на улицах свет пропал. Но эти громкоговорители работали. Они нужны были для предупреждения жителей об атаках врагов.
– И? И что потом?
– Ну ты же сам видишь, – пастух махнул рукой в направлении обугленных развалин.
– Почему вы начали войну? – мальчик насупился, словно обвиняя этого конкретного старика, а в голосе послышались прокурорские нотки.
– Овца всему виной.
– Овца-а-а? – протянул он и сморщил лицо.
– Пойдём-ка в дом, я дам тебе нарядную одежду, праздник же. Потом погуляем по городу. В центр ходить не будем, там тебе проходу не дадут, да и меня отругают, что тебя на общее обозрение вывел. У нас тут, на окраине, площадь есть. Ну как площадь – пустырь. Там раньше были дома врагов народа, их снесли и землю посыпали солью, чтобы ничего не росло. Там у нас, жителей хибар, свои праздники.
– Нет, расскажи сначала про овцу! – заупрямился малец.
– Хорошо, я расскажу. Ты будешь одеваться, а я буду рассказывать.
Мальчику достались красные шаровары и ярко-синяя футболка. Она выглядела вполне современно, была новая и сшита аккуратно, как на фабрике. Он натянул праздничную одежду на себя в считаные мгновения, сел напротив старика, который, похоже, и не собирался менять свою, похожую на пижаму, домотканую одежду, и требовательно на него уставился.
