Текст книги "Формула Бельмондо"

Автор книги: Дмитрий Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Вот и сейчас, войдя во двор к Насте он начал тревожно крутить головой.

Кто из родителей дома?

– Никого! – успокоила его Настя – Папа тебя уже простил.

А за что, Настя потом мне сама рассказала. Уговорил он все-таки Сан Саныча запустить в бассейн рыбу. Бассейн у них был так, для изыска, для красоты. Никто в нем не купался, ни разу не видел я, чтобы Настя плескалась в нем. Она и озеро то не часто жаловала. И вот в один из дней Сан Саныч привез живых стерлядей, дюжину. А дня через два Данила с утра зашел к Насте в гости. Какая его нелегкая принесла? Вполне возможно Настя сама его зазвала, решила похвастаться настоящей, белой рыбой. Мой дружок мгновенно забыл цель раннего визита, и статуей застыв на бортике бассейна.

– Это кто?

– Стерлядь!

– Та самая?

– Что та самая? – не поняла Настя.

– Ну, что идет на шашлык? Я один раз пробовал, у Капель. Вкуснотища! – не преминул он похвастаться.

– Осетрина идет на шашлык! – снисходительно заявила Настя.

– А то я не знаю, что я ел! – поддел ее Данила.

Амбиции взыграли у обоих.

– Ты ел осетрину.

– Стерлядь.

– Папа дюжину купил для ухи. – чуть не плача воскликнула Настя. – Двенадцать рыб выпустил в бассейн.

– Дюжину к ужину! Их тут тринадцать плавает!

– Двенадцать! – топнула ногой Настя.

– Считай сама.

Вода была прозрачная, сосчитать дюжину медленно плавающих рыбин ничего не стоило. Настя просчитала первый раз, получилось тринадцать. Она растерянно посмотрела на Данилу.

– А я тебе что говорил! – клюнул он ее по темечку. – Ни в чем не разбираешься, ни в рыбе, ни в арифметике. Дюжина это тринадцать. Твой отец купил тринадцать рыбин – дюжину, и выпустил их в бассейн.

– Дюжина – это двенадцать!

– Считай, считай, если мне не веришь. Тринадцать – это дюжина.

Настя несколько раз пересчитала рыбин, и каждый раз выходила на число тринадцать. Но она крепко стояла на своем.

– Дюжина – это двенадцать. А одна здесь лишняя. Я сама чек видала.

Данила расхохотался.

– Если дюжина двенадцать и одна здесь лишняя, то отдай мне ее.

Настя замешкалась с ответом.

– Видишь, сама сомневаешься, сколько дюжина, двенадцать или тринадцать?

Крепко он подсадил ее на крючок.

– Бери! Одна лишняя. Должно быть двенадцать!

– Ты это серьезно?

– А ты думал, что я с тобой шучу?

Теперь пришла очередь волноваться Даниле. Легко сказать бери, а как ее достать из глубокого бассейна? Утренний гость забегал по бортику, высматривая самую крупную рыбину. Но все они были одного стандартного размера.

– Сачок дай!

– Еще чего! Лови руками! С сачком и дурак поймает!

Настя откровенно потешалась над растерявшимся гостем.

– Ну, чего же ты?

Данила быстро снял сорочку, завязал рукава и с этим примитивным бреднем свесился с бортика бассейна. Стерлядь и не думала подплывать к нему. Вот одна из рыбин проплыла мимо, Данила склонился над водой и кувыркнулся в бассейн вниз головой. О…о, кто бы видел, как хохотала Настя. А наш незадачливый рыбак, гонялся за рыбинами по дну бассейна. Минут через пятнадцать, обессиленный он выбрался из воды.

– Бесполезно. Ее и сачком не поймаешь. Надо воду слить! – заявил он.

– Еще чего придумал. – продолжала издеваться над ним Настя. – Лови, как знаешь, одна рыбина твоя. Любым способом.

– Да как я ее поймаю без сачка?

Настя придвинула к краю бассейна пластмассовое кресло и уселась в него.

– Ничего не знаю! Лови, пока папа не пришел.

Данила еще раз прыгнул в бассейн вниз головой. Шлепок получился приличный, но остался он на поверхности воды. Настя хохотала. Данила отлично видел рыбин, но ничего поделать не мог. Они стремительно проплывали под ним. Он снова вылез на бортик бассейна и стал оглядываться по сторонам.

– Что ищешь?

– Гарпун! А лучше вилы!

Настя презрительно скривила губы.

– У нас такого орудия труда сроду не было.

– А какое было?

И тут Данилу осенило, как ему добыть эту невесть откуда взявшуюся лишнюю, тринадцатую стерлядь. То, что дюжина – это двенадцать, а не тринадцать, он отлично знал. Просто, злил нарочно, Настю. А с осетриной как прокололся. Откуда эта стерлядь на язык подвернулась. Он вспомнил, что ел осетрину. Стыдобища. Шашлык из стерляди.

А вот ушицу из стерлядки приготовить, да Макса еще пригласить на пир – это была бы память. А как ее добыть, есть одна идея. Как охотники на далеком Севере. Бух из ружья и готово. Одного выстрела хватит, вода прозрачная. А стреляет он неплохо. Надо только Настю уломать. Данила победно улыбнулся.

– Любым способом, говоришь, можно ловить? – вновь спросил он ее. Настя почувствовала подвох, только не поняла в чем он, и на всякий случай заявила:

– Да, любым способом, каким только придумаешь, только не выходя за пределы двора. Бери что хочешь.

– А не возьмешь свои слова обратно?

– Не возьму!

– Ладно! – сказал Данила, – Ловлю на слове! Пошли в дом, я покажу тебе, чем с одного разу поймаю эту лишнюю стерлядку.

Настя нехотя встала. Данила провел ее в кабинет отца и показал на пятизарядное ружье, висевшее на стене.

– Один выстрел!

– Ты с ума сошел?

– Ты же знаешь, как я стреляю! Я медведя убил!

Было такое героическое дело в жизни Данилы. Шкура висела у него дома. Настя заколебалась.

– Я не знаю, где патроны. – вильнула лиса хвостом.

О..о! Это Данила знал лучше всех. Сан Саныч иногда делился с ним зимой охотничьими припасами.

– Всего один выстрел! – уверил Настю Данила, и выгреб из потайного ящика коробку с патронами. Не дав ей опомниться, он переломил ружье и загнал в патронник один за другим пять патронов.

– А остальные четыре зачем? – со страхом спросила Настя. Данила вывернулся как уж.

– А без них ружье не стреляет.

Сняв предохранитель он несся впереди нее. Настя со страхом смотрела на своего приятеля и не узнавала его. На бортике бассейна стоял дикарь с горящими азартом и жаждой добычи глазами.

– Стань у меня за спиной! – приказал он Насте. Та беспрекословно выполнила его требование. А горе охотник выцеливал рыбину. Вот эта ему показалась самой крупной. Данила спустил курок. Грянул гром, рыбы рванули в разные стороны, но ни одна из них не всплыла кверху брюхом.

– Промахнулся! – придурковато улыбнулся Данила и вновь стал целиться. На этот раз он не торопился. Долго выцеливал, держа на мушке стерлядь, и, наконец, плавно нажал на спусковой крючок. Промаха не должно быть. Данила, на спор, со своей старой берданки с расстояния сто метров девять раз из десяти попадал в канистру из-под машинного масла. В чем дело? Он прицелился третий раз. И когда нажал на спусковой крючок, сзади крикнула Настя:

– Данила, хватит! Ты никогда не попадешь!

А его обуял охотничий азарт. Что она там сзади болтает?

– Как не попаду? Да я из ружья Сан Саныча с десяти метров в пятак попадал.

Данила выстрелил четвертый раз, и когда увидел, что и на этот раз промахнулся, то решил израсходовать и пятый патрон. Прицелился. Выстрел, и снова мимо. Он полез в карман за новыми патронами.

Настя повисла у него на плече.

– Дурак, отдай ружье! На нас из соседних домов уже смотрят!

– Где?

Пока Данила косился на соседские особняки, Настя решила вырвать у него ружье из рук. Она дернула его в одну сторону, Данила, тяжеловес, в другую, а если знать законы физики, где большая масса перетягивает меньшую массу, то ничего удивительно не было в том, что через пару секунд они оба трепыхались в воде.

Вода на всех действует одинаково. Она мгновенно отрезвляет человека. В соседнем доме, у окна, Данила увидел женщину с мобильником в руках.

– Ну, я пошел! – отдавая ружье поспешно сказал он Насте.

– Может зайдешь? Мама такой вкусный борщ приготовила! – на правах хозяйки жалостливо спросила Настя. Ей, так не хотелось одной оставаться на расправу. Джентльмен категорически отказался.

– Вот если бы ушица была! А борщ, не впечатляет!

Ноги сами собой несли Данилу подальше от дома Пархоменко Насти. Не успел он нырнуть в переулок, как в конце улицы показалась знакомая машина Настиных родителей, а следом еще и милицейская.

В тот незабываемо-памятный день, я лишь к обеду нашел своего приятеля на дальнем конце озера. И то случайно. Сидел он квелый какой-то.

– Ты знаешь, у меня что-то с глазами! Слепну я! – вместо приветствия огорошил он меня неожиданным заявлением.

– Что случилось? – испугался я за приятеля.

– С двух метров, пять раз стрелял из ружья и ни разу не попал.

И Данила рассказал эту трагикомическую, горькую историю.

– Я не мог промахнуться! Я из ружья Сан Саныча в пятак с десяти метров десять раз попадал.

– А ты упреждение брал?

– Какое упреждение?

– Луч света в воде преломляется. Забыл? По физике проходили! Надо целиться не в рыбу, а чуть выше.

– А по моему, ниже! – сказал Данила.

– Бестолочь.

Мой дружок стал раскачиваться из стороны в сторону.

О..о! Я ишак! О. о! Я дебил! Как я забыл? Сейчас милиция ищет меня днем с огнем, бабка ждет с ремнем, Сан Саныч с дубьем, о…о, и еще борща не поел. Ах, какой вкусный борщ готовит мать у Насти, если бы только знал Макс. Я ведь дурак, мог всего один удачный выстрел сделать и забежать обратно в дом, и никто бы не догадался, кто стрелял. Я бы ствол почистил и повесил его на стенку. А теперь? Как мне быть? Меня не посадят?

– За что?

Данила приободрился.

– Сходи, поесть принеси, а то я от голода уже загибаюсь тут. Кишки вспухли.

Как не уважить друга. Я зашел к Насте домой. Дома были оба родителя. У Настены вспух нос. Сан Саныч недовольно покосился в мою сторону.

– А где твой дружок? Жидкий на расправу оказался?

– На дно залег! – миролюбиво сказал я.

Анна Николаевна, мать Настены не захотела со мной разговаривать, а сама Настя стала жаловаться:

– Папа на меня кричал! И сказал, что сажает меня под домашний арест на неделю. А мне завтра к Светке идти на день рождения. Что бы такое придумать?

– Данилу надо позвать, он обязательно что-нибудь придумает.

Родители краем уха прислушивались к нашему разговору. Голос подала Анна Николаевна.

– Запомни Настя, чтобы я твоего дружка Данилу больше не видела в нашем доме.

За моего приятеля вступился Сан Саныч.

– Остракизмом делу не поможешь. Надо их кампанию подвергнуть моральной экзекуции.

– Да! Да! – поддакнул я. – Вздернуть на дыбу совести надо Данилу. Вы бы только знали, как он переживает!

– Как? – сразу встрепенулась Анна Николаевна.

– Как он там? – Сан Саныч тоже поинтересовался судьбой моего дружка.

– Кишки, говорит, у него от голода нарывают! – ответил я.

Впервые на лицах членов семьи Пархоменко я увидел улыбку.

– Ладно! – смилостивилась Анна Николаевна, – пусть заходит, борщом угощу. Он единственный настоящий ценитель украинского борща.

Я, выступающий в роли парламентера, отбыл обратно. Однако Данила ни в какую не хотел идти к Насте домой. Мирные переговоры так и не состоялись, перемирие не было подписано. Ошибку делал мой дружок. Статус Данилы, как желанного гостя в доме Пархоменко все равно пришлось бы когда-нибудь потом восстанавливать.

– Лучше сейчас, чем потом! – попробовал я убедить его.

– Нет! Пусть помучаются! Пусть им стыдно будет!

– За что стыдно?

– Как за что? То я был почетный гость, не знали, каких еще разносолов мне на тарелку положить. А сейчас я явлюсь, ты думаешь, они меня покормят? А если покормят, я смогу есть? Столько наговорят, пища в горло не полезет.

– Но сейчас вопрос не о еде стоит! – поразился я.

Мой дружок оказался диалектиком философом.

– Какая разница через что выражать свои мысли. Еда – опосредованная форма духовного бытия гомо-сопатого. Так Сократ сказал.

– Ты где это вычитал?

– Нашел брошюрку без обложки.

Поэтому сегодня Данила и спросил, кто дома и обрадовался несказанно, что никого. Настя повела нас наверх, на второй этаж.

– Дискеты эти я видела у папы в кабинете.

– Я в кабинет ни ногой! – спешно объявил Данила.

В кабинет к Сан Санычу мы пошли с Настей. Она перебрала стопку лазерных дисков и, отобрав несколько штук, сказала:

– Вот эти подойдут. Здесь вся информация о клиентах банков взявших кредиты, об автовладельцах, адресная картотека, о фирмах есть. Сейчас любую информацию можно купить на развалах. Что-нибудь об этом Гусе нароем.

Мы спустились в ее комнату. Данила сразу доложил, что пока мы ходили наверх, он ни к чему не притронулся и вообще сидел на стуле как истукан. У Насти был свой компьютер, старенький отцов, но свой. Исполненная царского достоинства она запустила процессор, демонстрируя как она уверенно им пользуется, а мы с Данилой стали у нее по бокам. И в это как гром среди ясного неба за нашими спинами раздался голос Анны Николаевны.

– О..о! Кто к нам в гости пожаловал! Наконец-то почтил нас своим вниманием Свет-Данила, красное солнышко.

Слишком много иронии было в словах Анны Николаевны. Я бы на месте Данилы мог и обидеться, встать и молча уйти. Но не таков был мой дружок. Он почтительно склонил голову и покаянным голосом сказал:

– Анна Николаевна, простите. Я сам, во искупление своей вины, добровольно подверг себя аскезе.

Подозреваю, заранее выучил он наизусть эти слова, и сейчас экспромтом выдавал на гора. Может быть, даже перед зеркалом репетировал поклон. И в лексиконе у Данилы сроду не было этого слова, аскеза. Здорово у хитреца получилось. Не только мы с Настей были поражены его горестным вздохом, потупленными глазами и покорным видом, но даже Анна Николаевна удивилась и смутилась.

– И в чем же выражается твоя аскеза? – строго спросила мама Насти. Она смотрела на него как на нашкодившего кота, желающего подольститься.

Данила начал издалека.

– Я дух свой истязал две недели. Плоть моя восставала против меня, но я ее кормил только воспоминаниями. Живот урчал, а я молчал. Высшей целью жизни является счастье, а счастье – это то, что приносит наслаждение. Для меня посещение вашего дома всегда было высшим наслаждением. Если Макс сюда ходит из-за Насти, то я – только из-за вас.

Залепуха получилась отменная. Мы с Настей возмутились его откровенным выпадом задевавшим наши чистые отношения. Настя тоже перешла на наукообразную тарабарщину и воскликнула:

– Это инсинуации!

Я лишь догадывался о значении слов – «аскеза» и «инсинуации» и поэтому резко двинул Данилу локтем в бок.

– Ну, ты, Сократ, полегче плескай языком.

А у Анны Николаевны запрыгали в глазах веселые чертики. Едва сдерживая смех, она строго спросила:

– Как прикажешь, тебя понимать, наш дорогой гость? Неужто у меня объявился молодой поклонник?

– Да! – воскликнул Данила с пафосом. – Я единственный, настоящий, искренний и благодарный поклонник вашего кулинарного искусства, а остальные – лицедеи и лицемеры. Такую вкусную пищу, которую готовите вы, надо смаковать, а они вилкой ковыряются в тарелке. Когда придет время выбирать себе невесту, то она обязательно будет похожа на вас. Клянусь!

– Э…э! Дайте и мне послушать, в чем здесь клянутся непревзойденные пройдохи!

Это Сан Саныч пришел на обед. Даниле предстоял крупный разговор на неприятную для него тему. Но, теперь у него, в лице Анны Николаевны вовремя появился верный союзник. Данилу увели на моральную экзекуцию, и мы остались вдвоем с Настей.

– Нет, ты слышал, какой поклеп он возводит на нас с тобой? – спросила она меня, глядя прямо в глаза. А у самой лукавая улыбка блуждала на губах.

– Слышал!

– И что скажешь?

Прав был Данила. Дружил я с Настей из-за самой Насти. Но наша дружба была трепетна и чиста. Перед нею я благоговел и испытывал щемящее, непонятное чувство робости и немого восхищения. Когда мы оставались вдвоем, я часто терялся и не мог найти связующую нить разговора. А такие прямые вопросы заставляли меня краснеть. Действительно, натуральные инсинуации. Ну, орел Данила, ну, удружил пакостник.

– Давай лучше этого Гуся поищем. – спрыгнул я в кусты.

– Но ты мне не ответил на вопрос! – Настя обиженно надула губки.

– А вдруг кто войдет, а мы…

– А что мы?

Страх и любопытство проглядывало в ее глазах. Что нарисовало ее воображение, я не знаю, но она мгновенно посерьезнела и вставила диск в дисковод. А потом часто бросала на меня заговорщические взгляды. Даниле еще его треп аукнется, мысленно пообещал я себе.

Григорий Богданович Гусь быстро нашелся в базе жителей Москвы и Московской области. Их двое таких оказалось. Один был, сорокалетний мужчина, а второй коренной москвич суперпенсионного возраста.

– Есть!

– Зацепили! – В два голоса радостно закричали мы.

Оба были прописаны в Москве, один на улице Гарибальди, второй – на Осенней улице.

– Узнали адрес, где они прописаны, а дальше что? – спросил я Настю. – Как мы узнаем, который, нам нужен?

– Не трусь, не уйдет от нас этот Гусь.

Стали просматривать следующий диск, автовладельцев. Гусь с улицы Гарибальди был владельцем Мазды, второй Гусь семидесятипятилетний старик, похоже, был безлошадным.

– Круг сужается! – обрадовано заявила Настя.

– Да, выходим на след.

– Стараемся для Данилы, а он на нас такой поклеп возвел! – завела старую пластинку Настя.

– Почему поклеп? – расхрабрился я.

Настя не поддержала разговор, лишь долгим, изучающим взглядом окинула меня. Фу, я, с облегчением, вытер вспотевший лоб.

Следующей кассетой была база данных клиентов-заемщиков банков, получателей кредитов. И вот здесь нам улыбнулось счастье. Гусь Григорий Богданович с улицы Гарибальди засветился в полный рост. Родом он был из нашего городка. Родился на Пушечной улице, дом номер восемь. Это все было в его анкете заемщика. И кредит он взял немаленький, два миллиона рублей. Про «Талант-Раскрутку» мы ничего не узнали. Но и так на первое время информации было через край. Настя спрятала диски в стол и спросила меня:

– Ну, что скажешь?

– Ты бесподобна!

Комплимент был двояко толкующимся. Понимай, как знаешь, то ли ты ума палата, то ли сама мед и злато, и имя твое свято. Слава богу, она не потребовала расшифровки, иначе бы я ее сравнил в пику Даниле не с Сократом, а с Аристотелем. Уже выходя из ее комнаты, я подумал о том, что неплохо бы пару цитат этого древнего философа наизусть выучить. Надо Данилу уесть собственной начитанностью.

Вовремя мы вышли. Мой дружок шел нам навстречу сверкая довольной улыбкой.

– Я все вопросы порешал! – самодовольно заявил он. – Сейчас обедать будем. Анна Николаевна на стол накрывает. А вы как? Нарыли что-нибудь? Ишь, пятаки сияют.

– Ты с кем нас постоянно сравниваешь? – оскорбилась Настя.

Данила и не думал воспринимать нас всерьез.

– Ох! Ох! Ох! На минуту оставил, а они за моей спиной уже снюхались.

– Полегче на поворотах! – поддержал я Настю.

– Ага! Угадал! – расхохотался Данила, – Двое против одного? Так нечестно! Я ведь тебя Настя наскрозь, без рентгена вижу.

– Что ты видишь? – Настя покраснела и ощупала ткань на платье.

– Да не то, о чем ты думаешь! – продолжал измываться мой дружок, – я тебя по-другому наскрозь вижу. Ты, хочешь столкнуть меня и Максима лбами. Мы будем бодаться рогами, а ты будешь на пригорке лежать и, наслаждаясь зрелищем, травинку грызть. Вот твоя заветная мечта.

Настя огрызнулась.

– Это ты хочешь меня с Максимом поссорить!

– И это правильно! – сказал Данила. – Я хочу его на свою сторону перетянуть, а ты на свою. Только я умом действую, а ты женские хитрости применяешь. То как кошка перед ним потянешься, то сопливый платок уронишь. И не надо, не надо на меня такими жалостливыми глазами смотреть!

Я глянул на Настю. Смотрела она на моего дружка не затравленным, жалостливым взглядом, а звериным, тигриным, сейчас коготочки зашевелятся.

– Чего ты взъелся на нее сегодня? – стараясь выступить буфером между друзьями, миролюбиво спросил я Данилу.

– Перед Сан Санычем стыдно. Чего она из меня дурака делает?

– Какого дурака?

– Какого, какого? Натурального! Она меня дураком выставила. Будто бы я сказал, что если из ружья в воду выстрелишь, то рыба сама с испугу из бассейна повыпрыгивает. Так, мол, продвинутые богачи у себя дома развлекаются. Сидит олигарх на бортике бассейна, а рядом повар-слуга в белом халате со сковородкой в руках по стойке смирно стоит. Выберет этот олигарх карася, который ему понравился, бух из карабина в воду, а карась ему раз, сальто-мортале в воздухе сделает, и на сковородку. Ну, скажи Макс, мог я такую чушь нести? И вот, якобы, мы с ней заспорили, выпрыгнет или нет из воды эта стерлядь, которой, вроде дюжина должна быть, а на самом деле тринадцать.

– И что же ты ответил Сан Санычу? – со смехом спросил я Данилу. Он гордо выпятил живот вперед.

– Не стал я подставлять Настю, сказал, что так и было, что мы научный эксперимент проводили, а это вещь совершенно отличная от того, что нам с нею приписали. Мы ученые, а не безответственные болтуны и хулиганы. И выстрел, это был не выстрел, а внешнее воздействие, толчок на психикус стерлядус, выражаясь по-научному.

– А Сан Саныч? – спросил я Данилу.

– Он сказал, что в науке на одного настоящего ученого, приходится девять пустоцветов. Сказал, чтобы я за столом доложил всем вам научные результаты, а там он сделает окончательные выводы, чего мы достойны, кнута или пряника. И еще сказал про то, что мы сотворили, что это не грубая ошибка, а клиника. Представляешь, он меня с доктором сравнил. А вы что-нибудь накопали?

– Накопали! – ответила Настя.

– Что?

– Потом!

Когда мы спустились в столовую, стол уже был накрыт на пять персон. Данила сел подальше от хозяина дома. Когда из большой супницы Анной Николаевной был разлит по тарелкам борщ, Сан Саныч выразительно посмотрел на Данилу.

– Ну-с! Кто-то в большие ученые метит. Может, нам доложат результаты?

Интересно, как выкрутится Данила. Лапшу на уши вешать надо умеючи. То, что придумала Настя, это детский, невнятный лепет. А отдуваться моему дружку. Сумеет ли? Данила с сожалением отложил в сторону ложку и встал:

– Дамы и господа! Любой эксперимент, это немного везения и огромный труд. Труда, как вы знаете, я никогда не боялся. Мне что борову загон почистить, что рыло кому-нибудь начистить. А там как ляжет судьба, то ли ты на коне, толь в грязи, на спине. Я читал старинный трактат, там сказал великий Сократ: жизнь – копейка, судьба – индейка. А выпал мне не орел, выпала – решка, ложка меду и дегтю – тележка. Сан Саныч обещает кнут, вот он я, весь тут. Я рву на себе рубаху, и кладу голову на плаху. Пусть в руки берет меч, и долой мою голову с плеч. Кол, на мочало, начну сначала. Дамы и господа, хотели как лучше, а получилось, как всегда. Не эксперимент, а беда.

Долго мог бы в том же духе болтать мой дружок. Как-то в день города, при доме культуры организовавшим очередной праздник, он подрядился выступить скоморохом. Детвора за ним так и ходила весь день. Он даже приз, как лучший скоморох получил. Рифмованные прибаутки должно быть остались в памяти. Вот он и сыпал теперь ими. Его отчет произвел фурор. Анна Николаевна заявила, что повинную голову меч не сечет, а Сан Саныч со смехом сказал, что Сократ от такого ученика, как Данила, пришел бы в восторг.

– Правда? – не понял иронии мой дружок.

Все рассмеялись, и на этом инцидент со стрельбой был исчерпан. Данила снова был желанным гостем в доме Пархоменко. Когда Настины родители ушли на работу, мы втроем открыли шумное совещание. Данилу ввели в курс дела и стали разрабатывать стратегию.