Текст книги "Белое солнышъко"

Автор книги: Дмитрий Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Белое солнышъко

***

– Абдулла–а–а! – по песку со всех ног пылил Семён, придерживая фуражку.

Чёрный Абдулла оценивающе прищурил глаз. Что они там натворили?

Добежав, Семён залихватски вытянул портупею:

– Абдулла, мы психического поймали, – Семён подобострастно хихикнул, – а он тебя требует!..

Семён протягивал на чумазой перчатке перстень, массивную золотую цепочку – и орден Почётного Легиона. Перстень полыхал крупным бриллиантом.

– Шлёпнуть?.. – преданно выкатил глаза Семён.

Абдулла взял двумя пальцами орден. На Семёна он демонстративно не смотрел – он стеклянно смотрел вдаль, над его пожёванной фуражкой, словно советовался с небом, что сделать с этим ишаком.

Вот ведь идиоты!..

Самоварная рожа Семёна медленно посерела:

– А кто это?!

***

Но всё оказалось даже хуже, чем подумалось умному Абдулле.

Намного хуже.

Это был сам Главный Кинематографист – лощёный, в роскошном белом костюме, с пышными седыми усами и прилизанными волосами.

– …Вот мы и вернулись… господа, – Лощёный развязно улыбался, обмахиваясь белой широкополой шляпой. Он пробежался быстрым хозяйским взглядом по воинам. – Вот вы и дождались Правды.

Немытые воины, насупясь, слушали.

– Отныне всё будет по–другому, – барственный тенорок Лощёного был сиплым, наглым. Сверкал возвращённый бриллиант на чистеньком пальце, и орден снова болтался в петлице. – Старый сюжет – убожество и ложь. Воины Аллаха! Вы теперь – никакие не бандиты. Вы – простые честные дехкане, верные Государю.

Семён за спиной Лощёного прыснул и покрутил пальцем у виска. Абдулла только посмотрел на него, и Семён сделал вид, что разглаживает перчаткой усики.

– На баркасе, – Лощёный хозяйски расхаживал взад–вперёд, – находится золото, которое красные бандиты награбили у дехкан и собираются переправить в Москву. А женщины – это заложницы, которых красные расстреливают; каждый день по одной. Это – новый сценарий. Ясно?

Лощёный нахлобучил шляпу на лоб, обвёл бойцов сияющим бесстыжим взглядом. Очевидно, это он был автором нового сценария.

Все растерянно молчали. Вот тебе и на: только что у них был баркас с золотом, был смысл жизни, и был этот смысл прост и понятен, как рукоятка кинжала. А теперь?

– Мы – плохие, Советник, – дипломатично воззвал к здравому смыслу Абдулла. – Отрицательные персонажи. А те – хорошие. И нас никак не переставить местами… – он говорил, доверительно наклоня чалму набок, вежливо улыбаясь тонкими змеиными губами. – Мы воюем ради золота, а они – из принципа. Шёл бы ты к Таможне – может, он тебя поймёт…

Лощёный радостно засиял в ответ.

– Молчать! – тихо, нараспев сказал он. – Прогоню из фильма, нахер в небытие! Уволю с волчьим билетом!..

ТАХ! – резко хлопнул выстрел из маузера. – ТАХ! ТАХ! ТАХ!

Выстрелы хлопали один за другим, маузер в руке Абдуллы плевался огнём, и конь нервно дёргал головой, и с каждым выстрелом улыбка Абдуллы становилась всё более стеклянной: Лощёный стоял как ни в чём ни бывало, только слетела на песок белая шляпа.

Со всех сторон бешено загрохали винтовочные выстрелы: бойцы стреляли в упор по Лощёному. Но тот по–прежнему стоял и не думал падать, щерился в недоброй улыбке и отряхивал шляпу, котрую уже успел подобрать. Пули словно исчезали в нём, не оставляя никаких следов.

Вскоре выстрелы смолкли: бойцы в суеверном ужасе смотрели на неуязвимого Лощёного, только Семён заполошно крестился и никак не мог достать японский меч, запутавшись в портупее.

– Ай–яй–яй, – покачал Лощёный головой. – Ай–яй–яй… Я же ясно сказал: уволю с волчьим билетом! Всю жизнь по стройкам ишачить будете!.. – прикрикнул он.

Бойцы испуганно втянули головы в плечи. Они не понимали, что значит эта угроза – но почему–то им стало жутко.

– Я ваш Бог! Я ваш Аллах, – тогда с царственной простотой сказал Лощёный, глядя на Абдуллу.

– Я только хотел показать воинам, что мы ничего не можем тебе сделать, – с изысканным сожалением развёл руками Абдулла. И со всей искренностью прижал к груди дымящийся маузер.

***

Отряд спускался с бархана на берег – туда, где возле нефтехранилища стояли чумазые цистерны с надписями «Е.И.В. компанiя ГАЗПРОМЪ».

Белый Абдулла – слуга царю, отец нукерам – ехал, глядя немигающим взглядом на задранный хвост коня Лощёного. Если воткнуть туда кинжал, вертелось в голове Абдуллы, то конь унесёт проклятого Лощёного в пустыню. Вдруг они там заблудятся и их сожрут шакалы – вместе с новым сценарием?..

Только всё это бесполезно. У Лощёного – Власть, и эту Власть не одолеть никакой силе; ни пуле в спину, ни кинжалу. Проверено. Лощёный, после второй попытки убить его, глумливо предложил разбежаться и стукнуться чалмой о городскую стену Педжента; мол, попробуй – всё равно останешься Белым Абдуллой, только поумневшим…

Абдулла ссутулился и потрогал скулы: ему опять померещилось, будто у него чужое лицо человека, который вчера изображал кого–то другого.

За Абдуллой выступали рядами воины, в такт шагам бряцая оружием. Воины сурово горланили походную песню, а откуда–то с небес мощно громыхала симфоническая музыка, на шесть цифровых каналов. Боевые кони трясли головами и тоненько ржали от зловещей партии валторн.

«…как упоительны в России вечера!!!» – немелодично грохнул хор бойцов; в небесах волнующе затрынькали арфы. У Абдуллы заныли зубы.

Бойцы сильно изменились. Физиономии у них стали неестественно чистыми и розовыми. Они верноподданически таращили глазки, бренчали георгиевскими крестиками. Вслух теперь говорили исключительно о Государе и имели честь; с восторгом шептались о кассовых сборах и что хорошее кино золота принесёт больше, чем на баркасе. Подчинялись Лощёному: теперь он был главным героем, лихим петербургским князем с манерами лейб–напёрсточника, а Абдулла – его верным туземным помощником.

Абдулла, стыдно признать, стал бояться. Не самого Лощёного, конечно – он стал бояться, что его выгонят из фильма (хотя смутно понимал, что это такое – но мысль об увольнении совершенно парализовывала волю). И ещё он стал бояться слова «КОНЕЦ». Никогда никого и ничего не боялся – и на тебе!..

***

За барханом, куда на минутку отъезжает время от времени любой воин, Абдуллу поджидали двое.

Один – немолодой бородатый солдат – вскочил при виде Абдуллы, держа длинную винтовку наизготовку. Лохматую шинельку он бросил на песок, рядом с огромным медным чайником – а дуло винтовки направил Абдулле в живот. Рядом с солдатом, ссутулившись, сидел невысокий человек и быстро писал в школьной тетрадке. Свой пиджак человек положил рядом с шинелью солдата. Абдулла людям никогда не удивлялся – но сейчас сильно вздрогнул и машинально потянулся к маузеру: иблис! Собственной персоной – лысый, лобастый, с бородкой! Солдат мгновенно вскинул винтовку к плечу; в его осторожных глазах стояло сумрачное выражение – мол, только попробуй, тронь маузер! Абдулла опустил руку.

– Зачем пришёл? – неприязненно скривился он.

– Батенька, что же Вы Лощёного не прогоните? – человек оторвался от письма, с интересом разглядывая Абдуллу.

Абдулла высокомерно молчал, тоже рассматривая человека. Дуло винтовки по–прежнему смотрело на Абдуллу.

– Это не так просто.

– Это очень даже просто! Теперь, батенька, лощёных гонят отовсюду. Сами герои фильмов и гонят, – засмеялся человек. – Вот весёленькое время для кинематографа настало! Надо только правильно понимать ситуацию.

Абдулла молчал, и человек продолжил с воодушевлением:

– Ведь мы – киногерои. Самое архистрашное для нас – это оказаться в плохом фильме. Тогда мы умрём, притом по–настоящему умрём, окончательно умрём; мы не будем жить в памяти зрителей после конца фильма, настанет пустота и забвение. Правильно?

Абдулла равнодушно смотрел вдаль. Пусть иблис думает что угодно – только не что он боится.

– А в последнее время, батенька, творцы что–то не могут снять хорошее кино. Поголовная творческая импотенция. И причины понятны: им кино неинтересно – им интересны исключительно собственные капиталы. А думать, чувствовать, хотеть, страдать, трудиться – это им неинтересно; они хотят только денег, и чтобы им осанну пели за это, за то, что они такие правильные златолюбцы – мол, деньги у них от их богоизбранной правильности. И что же получается, дорогой товарищ?

Человек вскочил, ухватил себя за отворот жилета и рассеянно прошёлся взад–вперёд. Солдат немного посторонился – по–прежнему недобро–внимательный, по–прежнему не опуская винтовки. Умелый солдат, ничего не скажешь.

– … А получается, что творцы, то бишь верхи, не могут создавать хорошее кино – а киногерои, то есть низы, не хотят жить в плохом кино. Возникает типичная революционная ситуация, батенька – и никуда от этого не деться. Вы из класса угнетаемых персонажей – а он из класса халтурщиков. Так что смело саботируйте Лощёного, устраивайте стачку, гоните его в три шеи. Непременно гоните! И знайте, что правда – за вами. Главное – знание законов развития общества.

Человек подхватил с песка пиджак, шинель, чайник – и, не оборачиваясь, пошёл прочь, за бархан. Солдат стал осторожно пятиться задом и вскоре тоже скрылся за барханом.

***

– Вот здесь, – Лощёный привстал в стременах и царственно повёл пальцем, – подземный ход. Вы возьмёте Рыжего, расстреляете – под крики «За Государя!» и «И за Единую и Неделимую!» Заложниц вернём мужьям. Финальный кадр: отряд уезжает за горизонт. Хэппи энд, «оскар» – наш. Дальше приступаем к «Утомлённымъ белымъ солнцемъ–2». Всё. Мотор!

Абдулла не трогался, отвернув от Лощёного лицо. Воины, косясь на Абдуллу, тоже топтались на месте.

– Мотор, бездельники!!!

Абдулла нехорошо усмехнулся. У него, всегда безразличного к смерти и боли, ноги сейчас были ватными – так ужасен был всмогущий Лощёный, так ужасна была его власть. И было дико стыдно за свой страх. А ещё было очень странно – что за сила такая могла заставить его делать, как велел лысый иблис?! Ведь обманет же, проклятый!

– Махмуд! – позвал Абдулла за спину презрительно. – Мы зря теряем время. Слышите? Не будет никаких кассовых сборов. У него не получится хорошее кино.

Бойцы испуганно замерли. Оркестр в небесах споткнулся и нестройно замолк. В наступившей тишине стало слышно, как храпят лошади и скрипит сбруя.

Лощёный зловеще задрал усы; открылись мелкие неровные зубы.

– Что?! – вкрадчиво просипел он и тронул поводья. – У меня?! Не получится?! Да я тебя изничтожу… А ну – марш работать!

– Зрителя не обманешь. Это мои жёны. Это мои с Рыжим проблемы. Это моё золото, я сам его отбирал. – Абдулла высокомерно щурился вдаль над головой Лощёного. – А ты лишний. И твои императоры с дехканами зрителю неинтересны, они ненастоящие. Ты не сделаешь хорошее кино. Ты – проклятый. Нет у тебя больше таланта – забрали обратно за жадность.

– Ах ты, басмач!.. – заблажил Лощёный фальцетом. Он подъехал вплотную, он напирал, глаза Лощёного блудливо бегали по зрачкам Абдуллы. – Против государя?! Против процветания?! Да я тебя сейчас не на стройку – в гарем евнухом определю!..

Пальцы Лощёного растопырились, будто он рассказывал стишок про бодатую козу. Блестел бриллиант, блестели наглые глаза, блестел потный нос Лощёного.

– Ты будешь работать, скотина?! Э… как там тебя… Махмуд, – поманил Лощёный, – а ну, давай сюда кинжал! Сейчас…

Лопнул выстрел, и Лощёный замолчал, с недоумением уставясь на продырявленный живот. Плеснула толчком кровь.

– Не по сценарию… – в бурых бесстыжих глазах Лощёного застыло изумление. – Как?!

Его дыхание перехватило от жуткой боли, он скорчился и побледнел, закачался. Потом вовсе стал прозрачным, потерял форму, растёкся по песку, как дрожащий горячий воздух – и исчез без следа. Только конь остался.

Бойцы удивлённо чесали животы под халатами.

– У него не получится хорошее кино!.. – снова громко объявил Абдулла. Он высокомерно щурился на солнце, пряча гадкую радость в глазах. В трясущейся руке его дымился потёртый маузер. Но он снова был собой, и губы опять застыли в обычной стеклянной улыбке.

…И тогда ветер донёс одинокий щипок балалаечной струны – далёкий, на грани слуха. Ещё, ещё…

На Абдуллу снова смотрели десятки нормальных глаз. Нормальных сильных мужчин.

Свободны!

– Махмуд!.. – бросил через плечо Абдулла.

– Зажигай!!! – приплясывая в диком восторге, заорал верный Махмуд.

***

Что было дальше – хорошо известно.

Однако – не всё.

– …Я здесь, Абдулла! – послышался сзади насмешливый голос. Проклятый слуга иблиса! Вывернулся!

Чёрный Абдулла быстро повернулся, и в руке Сухова дважды пыхнул дымок. Что–то оборвалось внутри Абдуллы, и маузер вдруг стал тяжёлым–претяжёлым. Нет, никак не попасть в рыжего… Никак… Никак.

Со стороны казалось, что Абдулла, повиснув на лестнице, отчаянно цепляется пальцами за жизнь – но на самом деле он всего лишь неслышно кричал небу, прежде чем упасть в блестящую черноту:

«Слышишь, Лощёный! Мы – воины, а ты – жадный глупый ишак! Поэтому у тебя никогда не получится хорошее кино! Никогда! Никогда не суйся сюда!..»