Текст книги "Сад зеркал"

Автор книги: Дмитрий Самохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Слушаю тебя, Крэг, и заметь, я всегда к тебе хорошо относился. Другого бы выставил давно.

– Во-первых, хочу сказать за тетушку Пью. Мы с ней уладили наши непонятки. Теперь она счастлива. Я счастлив. Все счастливы.

– Счастлив это слышать. Ты ради этого мне спать не даешь? – я выпустил густой дым в ночной воздух. – Я пришел по поручению Обчества. Оно просит вам передать, преподобный, что сильно обеспокоено произошедшим. И заверяет, что к беспределу не имеет никакого отношения. Ручаться за Зеленого и Злого не можем, поскольку они всегда отдельно от Обчества жили и бедокурили.

– Это все? – недовольно пробурчал я.

– Почти. Обчество просит передать, что если к ним в руки попадется негодяй, осмелившийся пугать честных граждан, то они его поймают и доставят вам или шерифу в целости и сохранности. Ну, разве что несколько ребер попортят, но только в процессе транспортировки, – при этом Дракончик состроил такое честное выражение лица, что ему удалось бы провести суд присяжных, составленный из одних апостолов.

– Слушай внимательно. И передай Обчеству. Слышал, слушал, думал… много… одобряю, – сказал я, поднимаясь из кресла.

Дракончик тоже вскочил со ступенек.

– Может, у Обчества есть соображения, почему под раздачу попали Коля Факел и Марк Одержимый? – спросил неожиданно я.

– Так это. Обчество не знает. И я не знаю. Их вроде ничего не объединяло. И незнакомы они были. Правда, есть кое-что. Оба любили выпить да баб любили. И все время в одном и том же магазине затаривались. В Бублике.

– В Бублике, говоришь, – задумался я. – Что ж, посмотрим на этот Бублик.

* * *

Следующие три дня прошли спокойно. Никаких тебе происшествий. Правда, и никаких следов. Надежда, что кентавры во главе с Джеком Брауном выйдут на след преступника, не оправдалась. Несколько часов они бегали по городу, все в мыле. В результате остановились напротив Храма, где след потерялся. В моем Храме все было чисто. Я проверил несколько раз. Даже кентавров пустил похозяйничать. Сильно рассчитывали мы и на Рика Шепота, который должен был попробовать вернуть к жизни Марка Одержимого. Только и у него ничего не получилось. Сказал, Марк впал в закостенелую форму, так что его теперь или по прямому назначению использовать, или на дрова рубить. Ему уже все равно. Он давно ничего не чувствует. А ведь мы так рассчитывали, что Марк придет в себя и расскажет, как все произошло. Вдвоем с Красавчегом мы совершили визит вежливости в Бублик, где Факел и Одержимый закупались провизией, но и тут нам ничего не светило. Продавщица, девушка прелестной внешности и девственной глупости, не смогла вспомнить ни одного, ни второго. Во время допроса все время сбивалась на гламурные сплетни из глянцевых журналов. В общем, утомила наши мозги так, что мы позорно бежали из Бублика и поклялись без лишней надобности на полкилометра к унылому заведению не приближаться.

Мы как раз подходили к Зажигалке, когда произошло третье преступление. На пороге бара нас нагнал Джек Браун, который торжественно задыхающимся голосом сообщил, что нас срочно ждут на 3-й Травяной улице в доме номер девять. Больше он ничего не сказал и хранил молчание до самого места назначения.

Сперва я хотел возмутиться, почему за нами не прислали машину, подбрось да выбрось. Можно бы, конечно, и долететь, но жалко было попусту силы тратить, да и погода в последние несколько дней стояла нелетная. Как только Злой умудряется облака утюжить. Ведь несмотря на снега и дожди, каждый день взлетно-посадочную полосу тискает. Как выяснилось, зря я переживал. 3-я Травяная улица находилась всего в двух шагах от Зажигалки. Мы дошли за пять минут. При этом Джек Браун отказывался говорить, что стряслось, но постоянно повторял, что надо поторопиться, а то упустим.

Место преступления очень напоминало два предыдущих. Привычная холостяцкая квартира. Море хлама вперемежку с самым необходимым. Только одно отличало ее от того, что нам довелось видеть раньше. За похожим обеденным столом, накрытым на две персоны, за початой бутылкой коньяка и недоеденными закусками сидел человек. Если, конечно, так можно было назвать альтера, которого сильно заколдовали. И я его знал.

Перед нами сидел Ром Пломбир, известный на весь Большой Исток хирург. Золотые руки, как о нем все говорили. Он сидел за столом, печально уставившись на коньяк. В его взгляде читалось сожаление, что он уже не сможет прикончить бутылку и сбегать за добавкой. Половину его тела и часть головы покрывал толстый слой льда, и прямо на глазах он медленно нарастал, покрывая собой все тело. Стоял треск, словно при ледоходе. Губы Пломбира тонко подрагивали, зубы отчаянно стучали морзянку, а ледяная смирительная рубашка закрывала его целиком. Еще чуть-чуть, и она затянет полностью голову, перекроет дыхательные пути, и настанет конец.

Вокруг несчастного столпились кентавры и мучительно смотрели на страдания обреченного.

– Чего застыли, подбрось да выбрось! Помогите ему! – рявкнул я.

– Сбивайте лед. Не дайте ему задохнуться, – отдавал распоряжения Красавчег.

Кентавры его послушались, обступили Пломбира со всех сторон и стали обкалывать ледяные наросты. Сперва им удалось расчистить половину тела, но вскоре стало видно, что все это сизифов труд. Чем больше они скалывали льда, тем больше он нарастал.

– Может, Рика Шепота позвать? – предложил я.

– А он-то чем поможет? Рик по метаморфам специализируется. Тут другое заболевание, – отмахнулся от меня Красавчег.

– Тогда что делать будем?

– Нам Пломбира не спасти. Видно же. Не могут же кентавры до конца жизни обрабатывать Пломбира с утра до ночи. Даже если мне удастся выбить финансирование, вряд ли я найду достаточное количество добровольцев. Его же проще отпустить с миром, чем вечно спасать, – разочарованно процедил сквозь зубы Красавчег.

– Подбрось да выбрось, ну и положеньице. Надо спросить Пломбира, что он думает. Может, наводку такую даст, что мы найдем негодяя.

– Мысль дельная, Крейн, – согласился со мной Красавчег.

Ник отдал приказ, и двое кентавров в мгновение ока расчистили голову Пломбира. От заморозки и переживаний Ром Пломбир поседел. Он усиленно стучал зубами и явно что-то хотел сказать.

– Ром, ты же меня знаешь не один год. Скажи, кто такое сотворил и как у них получилось? – спросил Ник Красавчег, сев напротив Пломбира.

– Ммммм… оооо… тттыыылллеееккк… – сумел отстучать зубами Пломбир. Глазами он вращал так бешено, что у меня возникло опасение, что они сейчас выпрыгнут наружу.

Мотылек – информация полезная, только вот она нам ничего не давала. Она как сложное зашифрованное послание без ключа. И что с ним делать теперь? В Большом Истоке, и я это знал точно, нет никого по прозвищу Мотылек.

– Мотылек. Мотылек, – покатал на языке слово Красавчег и возмутился: – Какой такой Мотылек?

Ему это прозвище тоже было незнакомо.

– Оттттппппуууссттиттте ммменнняяяя, – отстучал Пломбир новое послание.

– Кто такой Мотылек? – настаивал на своем Красавчег.

– Ррриииттттааа Мммммоооотттыыыылллеееккк, – выдал несчастный.

– Отставить сбивать лед, – распорядился Ник Красавчег.

Он потянулся за бутылкой, налил коньяк по двум рюмкам и кивнул мне. Мол, присоединяйся.

Я не заставил себя уговаривать и жахнул коньяк, как последнюю гранату в подступающего врага.

На наших глазах Ром Пломбир превратился в ледяную статую, и мы с этим ничего не могли поделать. Выпили за упокой его души. Потом еще выпили.

– Подбрось да выбрось, а чем Пломбир был знаменит? – спросил я.

С Ромой мы знакомы не были, и ко мне в Храм он никогда не приходил.

– Он людей морозил. Мог лед из ничего создать. Мгновенная заморозка.

– И что, злоупотреблял своей силой?

– Какое там. Никогда ничего никому плохого не делал. Разве что замороженный сок в жару для ребятишек.

– Подбрось да выбрось, ничего тогда не понимаю. И что за Рита Мотылек? У нас на районе отродясь никого с таким именем не водилось.

– Вот и я о том же. Три трупа и ни одной зацепки. Не повесишь же на столбе объявление: «Ищу Риту Мотылек. Просьба кто ее знает, обращаться к преподобному».

– Ник, обязательно надо соседей расспросить. Может, хоть здесь кто-нибудь что видел. И пусть обходом займется Джек Браун. У него нюх на все подозрительное.

Красавчег подозвал к себе умного кентавра и отдал соответствующее распоряжение. Браун козырнул и исчез.

Мы как раз допили коньяк, когда Джек Браун вернулся, ведя за собой подозрительного старичка замшелого возраста.

– Каков улов? – спросил я.

– Вот этот пень кое-что видел, – ответил Браун.

– Но-но, попрошу без оскорблений. А то вообще ничего не скажу, – проскрежетал старик.

До чего же у него был неприятный голос.

– А вы что-то видели, дедушка? – зацепился за слова старика Красавчег.

– Я же об чем и говорю. В гости я пошел к тете Бесе. Она напротив по лестничной площадке живет. У нее вкусный чай очень. И телевизор показывает всегда. А не то что мой хлам – через раз и только две программы. Ночной канал для холостяков и магазин на диване. Мне сын уже сколько раз настраивал, но никакого результата. А зачем мне нужен ночной канал, если я уже давно забыл, как это делать, а что самое главное, зачем оно нужно. Да и от магазина на диване какой прок. Я вот в позапрошлом месяце не выдержал и купил у них набор ножей…

Похоже, старичок трудный оказался и с дефицитом общения. Если его не направить в нужное русло, то и к утру от него никакого толка не добьешься.

– Дедушка, так что же вы видели? – перебил его Ник Красавчег.

– Видел? Я видел? Ничего я не видел, – возмутился старик и огладил бороду. – Хотя постой, мил человек. Конечно, видел. Я же у тетки Бесе был в гостях. Она меня вареньем кормила и чаем поила. Ух, у нее и чай дюже вкусный…

– Так что же вы все-таки видели, дедушка? – чувствовалось, что Ник Красавчег еще чуть-чуть – и взорвется.

– Так видел я. Об чем и говорю, а вы меня все время перебиваете. И слова сказать не даете. По телевизору как раз передавали заключительную серию «Личное дело капитана Шевелящегося». Я его все время смотрю. Очень мне нравится актер, что главного героя играет. Чернявый такой, с бородкой, с вечно хмельным видом.

– Дедушка, – взрычал Красавчег.

– Так вот и говорю я, серия закончилась-то, я домой пошел, иду и вижу из квартиры вот ентой, где Ромушка проживает, выходит чемодан.

Или только мне одному показалось, но судя по злым лицам, все сошлись во мнениях. Старик просто издевается над нами.

– Какой такой чемодан? Дедушка, вы заговариваетесь. Может, вам доктора позвать?

– Не надо доктора, – твердо сказал старик. – Говорю я вам, из квартиры сперва чемодан вышел, такой старый, кожаный. У меня такой лет пятьдесят назад был. Еще во время войны. Потом девушка появилась. Молодая, красивая, модная.

* * *

Вот тебе и раз. Преступник у нас все это время под самым носом ходил, а мы на него внимания не обращали. Паскудная мысль глодала меня всю обратную дорогу. Судя по выражению лица Ника Красавчега, его она тоже не оставляла.

– А ведь она мне сразу подозрительной показалась, – наконец произнес Красавчег.

– Я ее тоже однажды видел. В общем, оба хороши. Новое лицо в Большом Истоке, а мы даже не полюбопытствовали: кто, откуда и чем человек дышит. А ведь сразу надо было связаться с Владом Таможенником и узнать, кто новый в Большом Истоке появился за последние несколько дней. Мы бы тогда сразу на Мотылька вышли, подбрось да выбрось.

– Не переживай, Крейн. Перехват уже объявлен. Скоро Мотылек будет сидеть у нас за решеткой, и мы тогда узнаем, зачем она учинила Большой Переполох.

Меня довезли до самого дома. Я пригласил Красавчега подняться ко мне, чтобы пропустить по стаканчику, но он отказался, сказал, что давно уже не спал в полную силу. Надо бы и отдохнуть. Завтра день трудный. Сил перед ним набраться следует.

Я вылез из черного служебного авто, попрощался с Ником и кентавром-водителем и направился по лужайке к дому. Открывая входную дверь, я ощутил странное предчувствие. Списал его на усталость и вошел внутрь.

Она была тут. Сидела на первой ступеньке лестницы на второй этаж, обнимала старый кожаный чемодан. При моем появлении она встрепенулась и посмотрела на меня.

– Вы – преподобный? – спросила она.

– Вы – Мотылек? – уточнил я, хотя и без расспросов все было понятно.

Она кивнула и печально улыбнулась.

– Мне идти некуда. Я подумала, что вы можете меня приютить, – тихим голосом сказала она.

Вот так поворот событий. Она что, дурочка совсем, ничего не понимает. Каждый человек в Большом Истоке, даже новичок, в курсе, кто такой преподобный Крейн. И прийти ко мне – это равносильно сдаче с поличным.

«А девчонка красива, очень красива», – неожиданно подумалось мне. Осиная талия, упругие бедра, красивая грудь, божественное личико, черные волосы. В такую можно и влюбиться.

… Я почувствовал, как во мне зарождается какая-то посторонняя энергия. Девушка вытаращилась на меня, черты ее лица потеряли привлекательность. А меня корежило так, словно к мозгу подключили электростанцию и пустили постоянный ток.

Девчонка не сводила с меня глаз, подернувшихся слезами. Вид у нее был испуганный. Она не желала мне зла, но делала так, что скоро я отдам концы, подбрось да выбрось. Я рухнул на колени. Глаза сильно заболели. Я потер их и обнаружил, что руки у меня в крови.

Девочка заплакала, схватила чемодан и бросилась к выходу. Обежав меня, она потянулась к ручке двери. В это время входная дверь резко открылась и ударила ее в лоб. Взмахнув руками, она упала навзничь. И в то же мгновение я потерял сознание.

* * *

– Ты в счастливой рубашке родился, Крейн, – заявил мне Красавчег.

Мы сидели на крыльце моего дома, попивали кофе и наслаждались солнечным утром. А ведь это утро я мог уже не увидеть.

– Я и сам себе удивляюсь, подбрось да выбрось. Мы же Пломбира тоже живым застали в процессе обращения, а остановить не смогли. Он умер. А меня с того света вытащили. И ничего. Даже глаза не слезятся, – отхлебнул я кофе и взял в зубы трубку. Пыхнул, затянулся и глубоко вздохнул.

– Это все Рик Шепот. Я его все-таки позвал на место преступления, показал, что сталось с Пломбиром, – начал Красавчег.

– И что, он стал с тобой разговаривать? – удивился я.

– Ну, я воззвал к его гражданской ответственности, – гордо заявил Красавчег. – Он осмотрел Пломбира. И дал наводку. Было о чем подумать.

– Когда же ты все это успел? – спросил я.

– Пока ты в бессознанке валялся. Кстати, пока ты был без сознания, и она тоже, процесс обращения не шел. Вот мы вас в искусственную кому и ввели. Так Мотылек до сих пор в ней находится. Есть подозрение, что если она очнется, ты начнешь умирать.

– Печально слышать, – сказал я.

– И все-таки. Преступника мы задержали, но я так и не могу понять, как она убивала. И зачем ей все это было нужно? – сокрушенно вздохнул Красавчег.

– Да не делала она ничего такого. Тут по-другому совсем дело обстоит, – вздохнул я.

– Так разъясни, Крейн. А то голова пухнет, словно тесто в квашне.

– Пока ты там возился с кентаврами, а я отлеживался от вчерашнего происшествия, я сделал то, что мы должны были сразу сделать. Связался с Таможенником и навел справки. Правда пять дней назад в Большой Исток приехала новая небольшая партия альтеров. Пять человек. И среди них девушка – Рита Мотылек. Я пошел дальше и раздобыл ее личное дело. Ничего примечательного. Девушка как девушка. Родилась, училась. Росла нормальным ребенком. Несколько месяцев назад у нее на глазах умер человек. Перед этим у них было свидание. Девушку задержали, допросили и отпустили. Против нее ничего не было. Потом произошло еще два подобных случая, когда здоровые мужики вдруг сердцем начинали страдать до летального исхода. Оба раза с ними была Рита. И тогда ею заинтересовались инквизиторы. Рассказывать тебе за этих тварей не надо. Они ищут таких, как мы, и отправляют в Большой Исток. Если случаются эксцессы, то убивают. Девушку поймали, убедились в том, что она альтер, окрестили Мотыльком. Она постоянно переезжала с места на место. Видно, за легкость в перемещениях и получила прозвище. Ее отправили к нам. В особенностях ее дара никто не разобрался.

– Глубоко копаешь, Крейн, – одобрительно покачал головой Ник. – Только все равно не понимаю, что же произошло.

– Я и сам не понимаю до конца. Могу сказать одно. Рита попала к нам в город и попыталась найти себе место. Но, видно, с деньгами было туго. Никого из знакомых. А Таможенник в тот день пил как сапожник и забыл о подъемных. Потом искать ее стал, да поздно. Она пошла по улицам в поисках ночлега. Набрела на Колю Факела. Он же был не дурак с девчонками пошалить.

– Это понятно. Но зачем она его? – спросил Красавчег.

– От испуга. Я сам почувствовал. Разговаривал с ней за жизнь, все хорошо было. Стоило подумать о ней как о женщине, тут меня и корежить начало, подбрось да выбрось.

– То есть пока Коля ее просто угощал да про красоты Большого Истока распинался, все было хорошо. Стоило ему попытаться подбить под нее клинья, так он сразу в тень на стене и превратился?

– Именно так. А Рита испугалась и убежала. То же повторилось с Марком, а потом и с Пломбиром. Потом и со мной.

– Хорошо, Крейн. Понятно почему, но не совсем понятно, как она это делала?

– Тут еще одно «но», Ник. Она не контролирует свою силу. Это происходит независимо от того, хочет она контакта с мужчиной или нет.

– Почему ты так считаешь?

– Вспомни первые свидания, подбрось да выбрось. Она пришла на них по доброй воле.

– Может, она просто деревенская дурочка и не понимала, что происходит? – предположил Красавчег.

– Вряд ли. Я с ней разговаривал. Не похожа она на деревенскую дурочку, – поспешил я его разочаровать.

– Остается вопрос, как она гробила поклонников?

– Именно в этом и состоит ее дар. Она обращает внутреннюю энергию против ее обладателя. В случае с альтерами энергия – их талант, их уродство с точки зрения обычных людей. Так Коля Факел остался всего лишь выжженной тенью на стене. Метаморф Марк превратился в стол и не смог вернуться назад, а Ром Пломбир обратился в ледовую статую.

– А ты?

– А мне Рита чуть не устроила спекание мозгов. Подбрось да выбрось, я до сих пор чувствую ее силу внутри себя.

Я долил горечи из кофейника в чашку и приложился. Пару глубоких глотков. Наслаждение.

– Что нам с ней теперь делать? – спросил Красавчег.

– Пока не знаю, Ник. Любая сила – это в первую очередь ответственность. Но Рита, как мотылек, летает повсюду совершенно бездумно. Она не знает ответственности, потому что не умеет контролировать свою силу. Если бы она научилась контролировать себя, ее можно было бы оставить жить среди жителей Большого Истока. А так… всем будет лучше, если она пока поспит в Доме Покоя. Может быть, мы придумаем способ контролировать ее силу и тогда разбудим ее.

– Мне это кажется жестоким, Крейн, – заметил Ник Красавчег.

– Подбрось да выбрось, у нас просто нет другого выхода, – выругался я, пыхтя любимой трубкой.

Уютный летний денек. Наконец-то долгожданное спокойствие. Надолго ли оно?

Ирина Лазаренко
Моральный урод

Плотожоры только что вылетели с острова. Первого наблюдательного пункта они достигнут через десять минут.

– Наземные посты! – гаркнул профессор, и внизу, на планете, тринадцать выпускников подскочили за своими столами. – По сообщению аргулеты, с востока на континент надвигается неопознанная угроза. Классифицировать, подготовить описания-протоколы, составить докладные, считать экзаменационным заданием.

Профессор представил, как забегали наблюдатели по своим комнатушкам: как экзамен? Как сегодня? Без предупреждения, без подготовки, без последней ночи над должностными инструкциями, всего через три месяца стажировки, в одиночестве… Помогите!!!

Профессор ухмыльнулся. Ему нравилось нервировать людей. Хотя он был почти уверен, что двенадцать наблюдателей с задачей справятся, получат свой гриф «Годен без ограничений» и отправятся исследовать миры поинтересней этого благополучно-сонного безобразия.

Насчет тринадцатого наблюдателя профессор поручиться не мог. Даже если он справится с экзаменом – его вопрос будет решаться отдельно.

Тринадцатый наблюдатель с шестого поста был сыном знаменитого астронавта и редким моральным уродом.

* * *

Пост Клора был замаскирован под скалу на морском побережье. В периоды хандры Клор подолгу сидел перед монитором, на который транслировалась картинка с берега, мечтал посидеть у воды и бездумно попялиться на темно-голубые волны, зарыться ногами в песок и подышать настоящим, не синтезированным воздухом.

Покидать наблюдательный пост запрещалось. Климат планеты был предельно дружелюбным, но стажировка проходила «в полностью реальных условиях, без увольнительных, послаблений и сказочек на ночь, это понятно?»

Если Клор благополучно сдаст экзамен, то большую часть жизни он проведет на подобных станциях, без всяких там сказочек. Почетная, ответственная, важная работа – изучать планеты, потенциально пригодные для колонизации.

Самый восточный наблюдательный пост, замаскированный под зеленый пригорок, находился в лесу. Его и пост Клора разделяло чуть более двадцати километров.

Он вывел на все мониторы изображения восточного леса и поправил воротничок.

* * *

24 километра

«Неопознанная угроза» выглядела как туча саранчи. Клор хмыкнул. За три месяца на этой планете ему не попадались насекомые, которых стоило бы счесть угрозой.

Просто большая подвижная туча буро-багряного цвета. Клор почти слышал, как насекомые шуршат, шелестят и чавкают – крупные, беспокойные, с длинными подвижными ногами. Подумалось, что когда туча волнуется и движется, она походит на встревоженно бьющееся сердце. Очень большое.

Он наблюдал, как это сердце приближается, пульсируя, а потом вытягивается в длинную ковровую дорожку и пикирует на оленье семейство. Только тут Клор заметил оленей и понял, что животные бежали. Не разбирая дороги.

Буро-багряная туча ухнула вниз, облепила оленей, и те сразу упали, будто им перерезали сухожилия. Клор почесал в затылке.

С минуту насекомые ползали по животным, обсев их так плотно, что самих оленей нельзя было разглядеть.

Когда саранча схлынула и расползлась по траве, на месте трех оленей остались только кости и какие-то внутренности в обрамлении ребер.

Плотоядная летучая стая. Ого. Клор на ощупь дотянулся до кофеварочной панели, механически включил её. Насекомые ползали вокруг останков, и казалось, будто кости лежат на пушистом пульсирующем ковре.

* * *

21 километр

После краткого отдыха буро-багряная туча поднялась в воздух и продолжила путь на запад. Клор хрустел пальцами, вертел на столе чашку с кофе и плохо понимал, о чем говорится в статьях и заметках, которые выдал ему поисковик. Перечитывал абзацы по нескольку раз.

Кровососущие летающие членистоногие. Насекомые, откладывающие яйца под кожу. Гигантские блохи. Не то. Всё не то.

Если эта плотоядная туча не отклонится от курса, то пролетит севернее одиннадцатого и третьего постов и выйдет к четвертому – возле рыбацкой деревушки, притулившейся в солнечном заливе.

Клор любил эту деревушку. Знал в лицо всех ее жителей. Собственно, за три месяца он выучил в лицо и по повадкам жителей всех селений у всех тринадцати наблюдательных постов и еще в других местах, где были установлены камеры наблюдения.

Он хотел бы предупредить людей об опасности.

Он не имел возможности и права предупреждать их об опасности.

Все эти люди, сами того не зная, составляли ему компанию в течение трех последних месяцев, и Клор привык к ним. Просто привык, строго говорил он себе. Как только начнутся настоящие испытания, он тут же абстрагируется от эмоций и начнет воспринимать аборигенов нормально, по-наблюдательски – как явление. Явления можно идентифицировать, классифицировать, описывать, изучать. Переживать о них – нет, нельзя. Ассоциировать себя с ними – совсем ни в какие ворота.

Клор одним глотком допил кофе и снова потянулся к кофеварочной панели. Если на этой планете водится подобная погань – разве жители не должны уметь угадывать ее приближение? Как-то противостоять? Спасаться?…

Да, они умели. Жители рыбацкой деревушки еще не могли видеть насекомых, на подлете их скрывали невысокие скалы. Но Клор видел, как они один за другим останавливаются, замирают, настороженно поднимают или наклоняют головы, прислушиваясь – хотя услыхать насекомых с такого расстояния было невозможно. Потом люди вскакивают, машут друг другу, кричат. Со всех ног бегут к хлипким деревянным домикам.

Кофеварочная панель ворчала. Нечитанные страницы справочников укоризненно смотрели на Клора с боковых мониторов. Сам наблюдатель сидел с приоткрытым ртом, вцепившись в столешницу, подавшись вперед, и смотрел на четыре больших монитора. Там мельтешили человеческие фигурки.

Люди бежали отовсюду. С пляжа, из ближнего лесочка, с моря – Клор видел, как рыбаки налегают на весла своих лодчонок, ему даже слышался скрип уключин, и он видел, как шевелятся губы мужчин: вот этот молится, а этот ругается, а этот что-то кричит остальным.

Захлопывались двери и ставни. Увязая в песке, бежали опоздавшие, падали и суматошно, взмахивая руками, вскакивали снова, бежали дальше, поднимая фонтаны мелкого медового песка. Их ждали. Распахнув настежь двери, люди подпрыгивали у порога, махали руками, кричали. Двери нескольких домишек были закрыты.

Клор почти улегся грудью на стол. Кофеварочная панель выдала трель готовности, он не услышал.

Над скалой поднялась буро-багряная туча. Бегущие остановились. Двери домиков захлопнулись, и Клор почти услышал их сухой стук. Как гвозди в крышку гроба.

Один рыбак упал на песок, вжался в него всем телом, закрыл руками голову. Другой кричал и махал камнем, подхваченным из-под ног. Остальные, опомнившись, снова побежали к домам, но даже Клор понимал, что они не успеют.

Он стиснул в кулаки взмокшие ладони. Багряное облако ринулось вниз, обернуло восьмерых человек дрожащими покрывалами, и те кулями рухнули на песок.

* * *

Клор помнил, как пять лет назад сидел в кабинете школьного психолога и с выражением вежливого внимания смотрел на монитор. Там были графики. Яркие, несерьезные и очень простые графики, от одного вида которых начинали ныть зубы.

– Сколько видов живых существ есть во вселенной?

– Два.

– Назови.

– Люди, вышедшие с Земли, освоившие космос, расселившиеся в нем. И все остальные.

– Все остальные – какие?

– Низшие, – заученно отчеканил Клор. – Интеллектуально, социально, цивилизационно.

– Излагаешь верно, – психолог поманил монитор, и тот развернулся к нему мордой. – А чувствуешь – нет. Ты склонен очеловечивать низшие формы разума, знал об этом?

– Да. В детстве у меня собака была. Я считал, что она рассуждает так же, как я. И всегда понимал, что она чувствует.

– Кто-то подарил тебе собаку?

– Нет. Она на улице привязалась. Я увидел, что она голодная и ей страшно. У меня был бисквит. Я покормил её и привел домой.

Психолог провел пальцами по сенсотуре.

– В колонии Рем-четыре собака не могла просто ходить по улице.

– Она с беговой площадки была. Ей пять лет исполнилось, старая для бегов, и хозяин её в лес увез. Пожадничал платить за утилизацию, была зима, он думал, собака просто околеет там и всё. А она смогла добраться до города. Того заводчика потом нашли и оштрафовали, а отец говорил, что на утилизации своих собак он всё равно сэкономил больше, чем заплатил штрафа. Собаку подвергли ветеринарному осмотру, потом приходили представители санитарных компаний, детская надзорная служба, семейный врач. Мне разрешили оставить её.

– И тогда ты понял, что очеловечиваешь низших существ.

– Да. Только я действительно её понимал.

– Конечно-конечно, – психолог снова махнул рукой, разворачивая монитор, и перед носом у Клора оказалась сложная динамическая инфографика. – Всенаправленная эмпатия.

– Что это?

– Атавизм, – пояснил психолог, окончательно запутав Клора. Увидел его растерянное лицо и вдруг рассмеялся, – «атавизм» – это слово-атавизм. Не пугайся, ничего страшного. Все мы в какой-то степени эмпаты, тут нечего бояться или стыдиться. Но в отношении низших существ… Атавизм. Ну, знаешь, как щетина на лице у некоторых людей. Ничего стыдного, ничего непоправимого, но только не в том случае, если ты намерен учиться на наблюдателя. Как ты собираешься работать с низшими существами, если будешь очеловечивать их? Ты же сорвешься и вмешаешься в нормальное течение жизни на какой-нибудь планете, бросишься кого-нибудь спасать и поставишь под удар весь исследовательский проект. Кто тебе допуск выдаст с такими рисками? Не усложняй себе жизнь, выбери специальность, не связанную с низшими – и всё будет хорошо. Может быть, экологическое направление, а? Будешь терраформировать планеты – отличная, нужная работа! Нет? Космозаводское направление? У тебя хорошие задатки. Криобиология? Очень перспективно.

Но Клор уперся. Он считал, что ему прямая дорога в наблюдатели – с его памятью и логическим мышлением, замкнутостью и любовью к черному кофе из системы Того…

Пройти вступительные препоны помог отец, договорившись об особых условиях: сына обучают как наблюдателя и параллельно, с первого же курса, он берется за изучение второй специальности. Клору было стыдно, что за него хлопочут, как за маленького, но он хотел, очень хотел стать наблюдателем. Второй специальностью он выбрал пусконаладочную, так что теперь мог самостоятельно собрать-разобрать на своей станции всё, от полуживой материи-оболочки до кофеварочной панели. Даже без роботов.

Но мечтал он о карьере наблюдателя. О далеких неисследованных мирах. О новых формах жизни. О схемах, отчетах, сводных таблицах, аккуратных колонках цифр и примечаний.

Он был уверен, что постепенно избавится от своего «атавизма».

У собаки Клора было имя. Но об этом никто не знал. Даже его родители.

* * *

15 километров

Вместо того чтобы «наблюдать и классифицировать угрозу» Клор прикидывал маршрут буро-багряной тучи. Просчитался – она вышла не на приозерный лес, а на горное селение у восьмого наблюдательного пункта.

Клор выругался и ударил кулаками по столу. Кофейная чашка тихонько дзинькнула.

В этих пятнадцати домах горного селения жили самые неспешные и незлобивые из всех его «подопечных». За исключением одного человека, пришедшего сюда месяц назад. Невысокий чернобородый мужчина поселился в доме женщины, которая, как понял Клор, вдовствовала.

Ни самой женщине, ни её сыну лучше от этого не стало – мужчина регулярно колотил обоих. А Клор ругался, вставал из-за стола, нарезал круги по отсеку и потом сосредоточенно избивал грушу в спортзале. Он был уверен, что чернобородый непременно «потерял» бы мальчишку в лесу или у горной речки, если бы тот был помладше.

– Пятый и седьмой классифицировали угрозу, – заявил голос профессора из сотоклипсы, и Клор дернулся. – Очень хорошо. Остальные – подтягивайтесь.