Текст книги "Мятеж Безликих"
Автор книги: Дмитрий Самохин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Они встречались нечасто. Когда Островной Лис поступил в ученики к магу, посвященному ложе Морской Гидры, он в первый раз услышал о бывшем Инквизиторе от своего учителя. Таинственная фигура старого мага заинтересовала его. И он стал искать все что только мог найти о бывшем командоре ложи. Сведений о кровавом фанатизме Великого Инквизитора он нашел предостаточно, правда все источники утверждали, что лэл Торквемада умер добровольно взойдя на костер, разочаровавшись в своих прежних убеждениях. Сведений же о жизни бывшего Инквизитора в ложе Морской Гидры было куда меньше.
Когда Островной Лис возглавил Тройку Спокойствия он не преминул воспользоваться своим положением, и познакомился с лэлом Торквемадой. Это был уже не тот Великий Инквизитор, вписавший память о себе в историю человечества огромными кровавыми буквами. В тихом сухощавом человеке с кроткими синими глазами и остроконечной бородкой нельзя было узнать Великого Инквизитора или даже командора ложи Морской Гидры. Очень быстро Островной Лис сдружился с лэлом Торквемадой. Они стали все больше проводить времени вместе за бутылкой другой дорогого коньяка вековой выдержки и умными беседами о политике, магии и истории. Так постепенно Островной Лис узнал, что бывший командор ложи жалеет о своем опрометчивом уходе в науку. Если бы не это во главе ложи никогда бы не встал лэл Альберто Кантарине, фактически скормивший венецианскую ложу италийской волчице. Теперь Островной Лис хотел сыграть на этом сожалении. Если Инквизитор поддержит его, то лэл Дарио Ноччи может примерять плащ Верховного Магистра ложи. А если ему удастся заполучить лэла Торквемаду в советники, то вместе они смогут свернуть голову Волчице, а потом распространить свое влияние на всю территорию Итальянского королевства, которое сейчас билось в корчах революции.
Островной Лис вошел во Дворец Ключей и Замков. Его никто не встречал. Массивные дубовые двери захлопнулись за ним. Он остановился на мгновение, словно решался идти ему дальше или нет, и медленно зашагал в сторону витых бронзовых ворот, стоящих прямо по центру зала приемов. Обычно именно здесь оканчивался путь всех посетителей. Мало кто мог пройти дальше во внутренние покои Дворца. И уж тем более почти никто не был допущен во внутрь бронзовых ворот, ведущих в Оранжерею. Человек, не имеющий разрешения, проходил ворота на сквозь и вновь оказывался в том же самом зале. Ничего не происходило. Волшебство не срабатывало. Человек же, имевший право доступа в секретные лаборатории ложи, вступал под своды бронзовых ворот и оказывался в Оранжерее. Хитроумные маги из Тройки Упокоения спрятали Оранжерею, вырезав ее из реальности и поместив вне времени и пространства.
Магия такого уровня не была понятна Островному Лису. Это сколько сложно построенных заклинаний нужно сплести вместе, заставить каждое воздействовать на другое, отражаться от других заклинаний и резонировать, и воплотить эту многоступенчатую конструкцию в жизнь. Тут постарались не один десяток высших магов и в результате Оранжерея оказалась спрятана от посторонних. Никто не мог проникнуть в нее без разрешения от одного из трех верховных магов, управлявших работой Оранжереи. Такое разрешение лэл Дарио Ноччи получил от лэла Торквемады. Имя Островного Лиса было впечатано в память бронзовых ворот.
За все время на службе у Морской Гидры лэлу Дарио Винченцо Ноччи ни разу не доводилось бывать в Оранжерее. Он много раз слышал о ней, представлял чем она занимается и какой доход получает ложа от разработанных в магических лабораториях технологий. Но попасть в святая святых до сего момента не получалось. И теперь он шел под своды бронзовых ворот с внутренним трепетом. Быть может, этот шаг из Дворца Ключей и Замков в Оранжерею первый шаг на его пути к посту Магистра.
Лэл Дарио Ноччи вошел под своды бронзовой арки. Он увидел длинный переливающийся всеми цветами радуги туннель, уходящий далеко за горизонт. Неужели ему предстоит пройти все это расстояние. Чудовищно! Но он готов был идти хоть несколько дней кряду, лишь бы достичь цели. Второй шаг привел его на смотровую площадку, висящую над множеством лабораторий, накрытых стеклянными куполами. Куда-то подевался нескончаемый разноцветный туннель, где его просветили, взвесили, оценили и посчитали достойным. Островной Лис с восхищением взирал на расстилающиеся под ногами бесконечные стеклянные клетки лабораторий, за которыми проводились десятки, сотни, тысячи экспериментов разной степени сложности и опасности. То и дело в лабораториях что-то вспыхивало, взрывалось, рассыпалось искрами и тогда прозрачное стекло становилось мутным. Когда же мутность рассасывалось в лаборатории больше ничего не напоминало о неудачном эксперименте.
– Рад видеть вас, лэл Дарио Винченцо Ноччи, – раздался позади мага тихий вкрадчивый голос.
От неожиданности Островной Лис вздрогнул и крепко вцепился в стальные перила смотровой площадки. Он обернулся, сглотнул подступивший комок испуга и ответил:
– И я рад вас видеть, лэл Торквемада. Но нельзя так к людям подкрадываться. Можно и инфаркт подхватить. Сами знаете в нашем возрасте полезно за здоровьем следить.
– Бросьте жаловаться на здоровье. Вы моложе меня на целую пропасть лет. А все туда же в старики записываетесь. Рановато.
Лэл Торквемада был одет скромно в серые штаны, заткнутые в высокие сапоги, в просторную рубашку на выпуск с изображением извивающейся в ярости боя Морской Гидры, подхваченную на животе ремнем с золотой пряжкой. В руках верховного мага была тяжелая деревянная трость с золотым набалдашником в виде головы гидры.
– Что впечатляет? – заметив восторженно просветленное лицо лэла Дарио Ноччи спросил бывший Инквизитор.
– А что заметно? – поинтересовался Островной Лис, не в силах оторвать взгляд от стеклянных лабораторий, где творилась волшба.
– У каждого кто попадает в Оранжерею в первый раз такой же пришибленно-восторженный вид. Так что не вы первый, не вы последний. Впрочем, не об этом сейчас. Вы хотели со мной поговорить, Дарио. Я готов выслушать вас. И думаю разговор у нас получится интересный. Но давайте все-таки начнем беседу в более удобном месте. А то стоим как два старых идиота на смотровой площадке на потеху всей честной публике. Раньше вы меня приглашали и угощали. Позвольте я вас кое чем угощу. Идите за мной.
Не дожидаясь ответа, лэл Торквемада развернулся и стал спускаться вниз по винтовой лестнице, уводящей прочь со смотровой площадки. При ходьбе он сильно опирался на деревянную трость. Не смотря на всю свою моложавость и отменное здоровье, возраст все-таки давал о себе знать. Где те времена, когда маги жили по триста – четыреста лет. Все находилось в упадке и даже магическая наука по сравнению со своим золотым веком влачила жалкое существование. От прежних времен остались лишь пара тройка магов по всему миру, чей возраст насчитывал не одну и даже не три сотни лет. Былое величие вымирало, и с этим ничего нельзя было поделать. Надо смириться и ждать возрождения магии, как было уже не раз.
Лэл Торквемада привел Островного Лиса в свой рабочий кабинет, больше всего напоминающий монастырскую келью. Голые каменные стены с газовыми светильниками, ковер, привезенный откуда-то с востока, покрывал весь пол, в углу стоял письменный стол с аккуратными стопочками бумаг и свитков, высокое дубовое кресло ждало хозяина. По центру комнаты стоял обеденный стол с двумя стульями, накрытый на две персоны. Кувшин с монастырским вином, привозимым для бывшего Инквизитора из Лютеции, два высоких бокала на тонкой ножке и тарелки с закусками.
– Прошу вас устраиваетесь поудобнее. Давайте сперва немного выпьем, чтобы разговор веселее пошел. Знаменитое бургундское, недавно доставили пару бочек. Обошлось мне весьма и весьма весомо, но оно того стоит.
Лэл Торквемада разлил вино по бокалам, уселся на стул, аккуратно переложил к себе на тарелку кусок копченого мяса и соленых грибов и поднял бокал.
– Давайте выпьем, Дарио, за то, чтобы два умных человека всегда могли договориться друг с другом.
Островной Лис припал к бокалу. Вино оказалось изумительным с ярко выраженным терпким фруктовым ароматом, нежное и бодрящее. Почти все деньги, получаемые от лэла Дарио Ноччи, бывший Инквизитор тратил на дорогое вино, привозимое из разных концов света, взамен он оказывал камерлингу незначительные услуги. Эти услуги не стоили тех денег, что тратил Островной Лис, только доброжелательность и поддержка старого мага стоило куда больше.
– Превосходное вино, – оценил лэл Дарио Ноччи. – Я всегда поражался вашему вкусу. Вы так долго служили Единой Церкви, что должны были утратить вкус к подобной роскоши. Однако…
– Тот кто долго ограничивал себя во всем, исходя из принципов веры, может по достоинству оценить дары этого мира, – с хитрым прищуром нараспев произнес лэл Торквемада, покачивая вино в бокале. – Этот напиток сродни магии. В нем собран солнечный свет и летние теплые дожди, дыхание земли и дерзкий ветер, и все это сливается в изумительный вкус, дарящий наслаждение. Разве это не магия. Но, дорогой Дарио, вы пришли ко мне вовсе не о вине говорить. Давайте не будем топтаться вокруг, да около, словно нерадивые ученики, боящиеся потревожить покой учителя.
– Вы правы, я пришел к вам вовсе не о вине говорить, – задумчиво произнес Островной Лис. – О вашей прежней жизни ходит много легенд, о том каким жестоким и нетерпимым ко всему инакомыслию были вы. Вера была для вас символом вашей жизни, и на ее алтарь вы принесли немало чужих жизней. Также и я живу нуждами нашей ложи. Больше всего меня волнует ее дальнейшее процветание, но признаюсь честно я очень обеспокоен тем что вижу вокруг себя.
Бывший Инквизитор притворно огляделся по сторонам, ухмыльнулся и спросил:
– А что вы видите?
– Я вижу упадок. Я вижу пропасть, в которую нас ведет верховный магистр ложи.
– Еретические вещи говорите, мой друг. Очень опасные, – заметил лэл Торквемада и наполнил свой бокал.
– Быть может. Я очень хотел бы ошибаться, но лэл Альберто Кантарине, к сожалению, слишком стар. Его больше волнует собственное здоровье и последние дни жизни, нежели чем будущее ложи. Вам не больно видеть, как по улицам Венеции разгуливают Волчицы, как они диктуют нам что нам делать в собственном государстве? Я не могу смотреть на это. Но время идет и ничего не меняется. Именно Магистр лэл Альберто Кантарине привел нас к такому позору.
– Быть может, друг мой. Быть может. Но война с Священной Волчицей была неизбежна, как и наш проигрыш. К подобной войне мы были не готовы. Если бы ее вели на финансовом поле, мы одержали бы оглушительную победу, но Морская Гидра не так сильна в магии, как в финансах. Мы торговцы и банкиры, и в меньшей степени маги, – заметил лэл Торквемада.
– Я бы хотел изменить это положение. Мы должны показать всем свою силу, иначе наша ложа исчезнет. Ее поглотит Волчица, – твердо заявил Островной Лис.
– Похвально, Дарио. Похвально слышать это от главного финансиста ложи, но чем я могу помочь вам?
– Лэл Альберто Кантарине еще долго продержится в кресле Магистра, и за это время он погубит ложу окончательно. Мы не должны допустить это!
– Вы предлагаете заменить его и как в случае с любым переворотом убить старого Магистра, чтобы взошел новый, – задумчиво произнес лэл Торквемада.
– Да, другого выхода я не вижу, – горячо воскликнул Островной Лис.
– Боюсь разочаровать вас, Дарио, но это почти невозможно сделать.
– Почему?
– Верховный Магистр ложи застрахован от любых неожиданностей в том числе и от насильственной смерти. Магистр окружен таким количеством охранных заклинаний, что за секунду до того как вы попытаетесь убить лэла Альберто Кантарине Узники разорвут вас на части. Одна из лабораторий Оранжереи постоянно поддерживает охранные заклинания Магистра. Питает магической энергией. Вам не удастся его отравить, поскольку Магистр защищен от любого известного науке яда. При посвящении в магистерский чин мага инициируют особым образом, весь его организм перестраивается и становится невосприимчив к ядам. Я даже не знаю чем вам помочь, друг мой.
– А что если особая лаборатория Оранжереи, отвечающая за охранные заклинания Магистра на время даст сбой? И заклинания станут слабыми и не сработают? Возможно ли это? – спросил Островной Лис.
Лэл Торквемада зашелся в довольном смехе.
– Что ж я вижу, что не ошибся в вас. Я подумаю над тем, чем могу вам помочь, но остается единственный вопрос. Если все пройдет красиво и старый Магистр умрет, кто станет новым Магистром?
Островной Лис усмехнулся. Он ожидал этого вопроса и нужно было верно сыграть, чтобы все получилось. Он очень надеялся, что рассчитал все правильно.
– Окажите великую честь и встаньте во главе ложи. Я бы хотел, чтобы вы стали Верховным Магистром Морской Гидры, – торжественно произнес лэл Дарио Винченцо Ноччи.
Лэл Торквемада довольно заулыбался, но в его глазах светилось понимание. Он знал, какую игру задумал Островной Лис, но не собирался ничего менять. Партия его вполне устраивала.
– Красиво излагаете, друг мой, но я далек от политики и власти. Мое дело наука. Я разрабатываю интересное направление. Мы сейчас занимаемся изучением Близнеца, пуповин, которые связывают наш мир и мир технического развития. Очень любопытное дело, не хочу я отвлекаться ради мирской возни. А вот вы вполне могли бы встать во главе ложи. В вас есть все необходимое для Магистра. А я помогу в нужное время советом умным, да своевременным.
Островной Лис ликовал. Поддержка бывшего Великого Инквизитора получена, теперь у него не оставалось сомнений. Дни Верховного Магистра ложи Морской Гидры лэла Альберто Варитто Кантарине были сочтены.
Глава 10
Крылья релеванта
Бродячий цирк папаши Плоеша раскинул свои потрепанные выцветшие от времени и погоды шатры на берегу извилистой реки Конючины в трех километрах от города Конючин Вережковской губернии. Вот уже три недели по вечерам цирк принимал в гости всех желающих «хлеба и зрелищ». Яркие огни и музыка цирка влекла к себе как мушек на огонь конючинцев и гостей города, приехавших кто по торговых делам, а кто и в гости к родственникам. Не часто в их «тмутаракань» заглядывают такие развлечения. Когда в следующий раз им повезет и цирковой табор остановится возле их города. Многие горожане побывали в цирке по два, а то и по три раза. Цирк манил к себе, влек необычным для этих мест представлением, но в то же время с цирковыми было связано много проблем.
Шеф жандармов Конючина ломал голову, как выдворить кочевников из своих владений. За то время что они стояли возле города почти вдвое выросло количество уличных и домашних краж. И все эти события приписывали цирковым. Для какого-нибудь «каучука» влезть в окно на третьем этаже через форточку дело плевое, да и не было никогда в Конючине такого количества воров, да и те что есть, все наперечет. Борька Жердяй вот уже третий год в остроге сидит за неудачную попытку ограбления дома купца Жернового. Лёха Сиплый месяц назад ногу сломал, когда от жандармов драпал, да через забор сиганул, так что ему теперь долго еще по чужим квартирам не лазать. Один Ленька Татарчонок свободен и не при делах. Он то конечно мог к этому разгулу воровства руку приложить, но обнести четыре дома одновременно даже ему не по силам. Оставались только цирковые. К тому же не секрет, что вместе с цирковым табором кочуют по городам и весям прибившиеся мастера воровского дела. Часто они и в самом цирке работают. Когда в городе множество пришлых лиц, найти вора безумно трудно.
Но не только участившееся воровство напрягало шефа жандармов. В последнее время в городе было совершенно несколько убийств, пьяных драк с поножовщиной. Два кабака, пользующихся правда дурной репутацией, разнесли в хлам. Владельцы «Корчмы» и «Счастливого гвоздя» написали в жандармерии заявления, да будоражили народ по улицам. И в этих случаях крайними цирковые оказывались. Наплясавшись, накривлявшись, накувыркавшись на арене цирковые выходили в город, где оседали в кабаках. Вино и пиво лилось рекой, да в их луженные глотки, а кто не так посмотрит, да криво ухмыльнется, да не дай бог слово кривое скажет, тому можно и в рыло залепить, чтобы в другой раз неповадно было. Им то цирковым что за дело, приехали, погостили, свое отработали, денег собрали, да и дальше пошли. А что наследили в городе, словно стадо неумытых варваров их это не сильно волновало. Им здесь не жить. Цирковые часто оказывались той лакмусовой бумажкой, которая выявляла всю мерзость, грязь и подлость, что царит в городе, и до поры до времени словно ил лежит на дне.
Шеф жандармов города Конючина Павел Сергеевич Мельников нервно курил длинную сигарету, вдыхал ароматный дым и выпускал его в приоткрытое окошко экипажа. Сигареты привозили ему из столицы и обходились они казне в кругленькую циферку, не будет же шеф жандармов курить всякое барахло. За последние полчаса эта была уже пятая сигарета. Мельников заметно нервничал. Как тут не нервничать, если он ехал на встречу с папашей Плоешом и его сумасшедшей женой Ирмой, которая по слухам сама всем и заправляла в этом балагане. Мельникова сопровождали двенадцать вооруженных ружьями жандармов, следовавших в двух черных каретах позади его экипажа. Сегодня Мельников намеревался предложить папаше Плоешу сворачивать шатры. Город больше не хочет видеть цирковых на своей земле. Хватит набедокурили вдоволь, пора и честь знать.
Пока что Мельников собирался договориться по-хорошему, а надо будет жандармерия и предписание выпишет. Тому же кто осмелится ослушаться предписания прямая дорога в острог, да на каторгу. Павел Сергеевич не хотел ругаться с папашей Плоешом и уж тем более с его безумной женой Ирмой, он лишь собирался в мягких выражениях, да полунамеками объяснить им, что они нежеланные гости в городе. А уж как получится время покажет. Но если признаться честно Мельников весьма побаивался даже не самого папашу Плоеша, тот как раз казался безобидным толстяком с носорожьими короткими ногами и такими же уродливыми руками, из бывших силовых акробатов, а вот его жена длинная худая гибкая с кривыми желтыми от табака зубами Ирма внушала шефу жандармов какой-то животный страх. Было в ней что-то такое дикое, безумное, ведьмовское. Среди цирковых ее за глаза так и звали ведьмой Ирмой, или просто ведьмой. Правда если бы она услышала это, с живого бы кожу содрала за такое непочтенье.
За окном показались цирковые шатры. Покачиваясь и подпрыгивая на ухабах разбитой дороги экипажи въехали на землю, захваченную цирковым табором. Петляя между телегами, деревянными домиками на колесах с кричащей облупившейся рекламой, стальными клетками, в которых содержались полуголодные грязные больные животные. Злые уссурийские тигры, запертые в тесные клетки, где даже развернуться негде было. Вечно спящие бурые медведи с тучами помойных мух, кружащихся над ними. Чуть вдалеке в специально оборудованной клетке, из лохани с зацветшей водой выглядывал утомленный жизнью крокодил. Только стальные прутья мешали ему совершить побег и отомстить извергам, не меняющим ему воду. За клеткой с крокодилом стоял деревянный ящик с надписью «ЗМЕИ», а за ним вольер, в котором лежала, сидела, бегала свора разномастных собак.
То тут, то там на узких цирковых улочках встречались акробаты, жонглеры и силовые мастера. Фокусники, выделявшиеся среди пестроты чужих одежд своими черными костюмами и плащами, лишенные боевой раскраски полупьяные клоуны. При виде жандармских карет цирковые оживлялись, кричали непристойное, кривлялись, или просто зло смотрели вслед. Каждый из них понимал, что появление жандармов на территории цирка ничего хорошо не несет. Хорошо хоть грязью кареты не закидывали.
Наконец экипаж шефа жандармов остановился. Мельников выбрался наружу, оправил помявшийся мундир, провел рукой по козырьку фуражки и направился в сопровождении вооруженных жандармов в сторону фургона на колесах, на котором размашистыми буквами красной краской было написано «ДИРЕКЦИЯ».
Дверь фургона распахнулась и навстречу Мельникову выскочил карлик в клоунском костюме. Увидев шефа жандармов он зашелся в каркающем кашле и запричитал:
– Экого барина к нам принесло, засмотреться можно. На работу устраиваться пришли. Так у нас все клоуны на месте, новых не треба…
Он еще что-то успел прокричать, когда поручик Укоров слегка ткнул клоуна кулаком в зубы:
– Чтобы не зубоскалил, собака.
Клоун упал на зад в лужу и захныкал, что малый ребенок.
– Будешь еще какую хрень нести, в колодки закатаю. Так и знай, – пригрозил Укоров.
Карлик вытаращился на поручика с наигранным испугом, высунул длинный язык, показал матерный жест и тут же испарился, поручик и шага в его сторону сделать не успел.
– Вот шельма. Найду, отхайдокаю вусмерть, – пообещал разозленный Укоров.
– Ты его еще найди, – усмехнулся Мельников и поднялся по ступенькам в фургон. Поручик последовал за ним, остальные жандармы рассредоточились вокруг фургона и замерли в ожидании.
Один из жандармов, отправившийся охранять задворки фургона, воровато огляделся по сторонам, убедился в том, что товарищи не смотрят в его сторону, и раздвоился. Жандарм остался стоять на посту, а из его тела, словно из контрабасного футляра вышагнул Ловец. Закутанный в черный плащ, Ловец прокрался вдоль фургона, перебрался на соседнюю улочку и заскользил между шатрами, фургонами, клетками и ящиками с реквизитом. Он заглядывал в каждую щель и в каждую дырку. То что он искал должно было быть где-то здесь. Его «глаза и уши» сообщили, что в цирке папаши Плоеша находится необходимое ему существо.
Ловцу нужен был релевант, вернее его крылья, но найти крылья отдельно от релеванта невозможно. Правда достать живого релеванта задача не из легких. Когда-то крылатые люди жили среди обычных людей. В городах целые кварталы принадлежали им, а в небе то и дело можно было встретить парящую человеческую фигуру. Но это было очень давно. С тех пор многое изменилось. Релеванты бежали от преследовавших и ненавидящих их людей. Они никак не могли взять в толк, как можно ненавидеть кого-то только за то, что он не такой как ты. То тут то там вспыхивали погромы и побои. Релевантов вырезали по ночам целыми семьями, их сжигали живьем в собственных домах, забивали камнями на улицах. По Руссии появились несколько экстремистских организаций, занявшихся отловом и уничтожением релевантов. Одна из них называлась «Чёрная сотня» и сохранилась до сих пор, только теперь не релевантов уничтожала, а всяких иных, непохожих, чуждых. Для релевантов не осталось иного выхода. Они снялись с места и отправились в поисках нового дома. Исход релевантов произошел не только в Руссийской империи, но по всей Европе. Релеванты осели в труднодоступных горных районах. Руссийские релеванты заселили Кавказские горы, выстроив на своих границах непреодолимые препятствия, чтобы толпы любопытствующих и охотников не добрались до их резерваций. Они ушли из мира и не хотели ничего знать о нем. Но через некоторое время злоба и ненависть улеглась, и релеванты открыли торговлю своими изделиями с миром людей. А так где торговля нашлось место и контрабанде. Контрабандисты же, обходившие любые кордоны и преодолевавшие любые препятствия, не гнушались и воровством релевантов и их детей. Доставленные на большую землю, релеванты продавались за хорошие деньги. Их покупали разные люди для разных целей, нередко весьма гнусных. Обеспокоенные и разозленные релеванты попытались прекратить торговлю с людьми, но это не помогло. Среди них нашлось немало крылатых, которые не захотели терять солидный доход, да и контрабандисты не перестали залезать на территории резерваций.
В списке заказа Ловца восьмым пунктом значились «крылья релеванта». Когда же один из осведомителей сообщил, что один из контрабандистских отрядов доставил свежего релеванта, Ловец отправился на торги, намереваясь выкупить крылатого, но его опередил папаша Плоеш, вернее его жена. Ни один из давно живущих релевантов не подходил Ловцу для его целей. Все они были отравлены чуждым им, грязным миром. Их крылья давно забыли что такое открытое небо и счастье полета. Оставалось только одно, попытаться выкрасть из бродячего цирка папаши Плоеша купленного им релеванта.
Ловец заглядывал в каждую клетку, совал нос в каждый шатер, прощупывал магическими щупами все закрытые и заколоченные ящики, бочонки и кадки, но нигде не было и следа релеванта. Времени на поиски оставалось все меньше. Скоро шеф жандармов закончит беседу с папашей Плоешем и отправиться назад. Тогда и найдут пустую оболочку жандарма. Поднимается переполох. Вернуться нужно раньше, чтобы не допустить этого. К тому же даже если он найдет релеванта, провести обряд изъятия крыльев получится только ночью. Любой магический обряд требуется проводить неторопливо, иначе можно что-то напутать и испортить. Хотя магии в отрубании крыльев у релеванта на грош, но и этой толики при неправильном торопливом прочтении хватить испортить добычу.
Наконец Ловец нашел релеванта. Его спрятали в старой клетке на отхожем дворе, куда сносили помои, мусор и навоз от животных со всей территории цирка. Релевант спал, завернувшись в серые крылья. Ловец взглянул на него, запомнил местоположение и бросился назад к жандармскому телу. Ночью он вернется за его крыльями.
* * *
Тал-Ли-Ла знал, что случается с теми, кто попадает в руки людей. Об этом ему в красках рассказывали родители. Как же, несколько лет назад из их родного поселка украли мальчишку. Больше его никто не видел. Только торговцы, время от времени наведывающиеся к границе, рассказывали, что в одном из столичных цирков появился крылатый мальчик необычайной красоты. Впрочем, про необычайную красоту это наверное родители похищенного присочинили. Тал-Ли-Ла видел этого мальчишку до того, как его украли, ничего себе особенного, крылатый как крылатый, лицо конопатое, глаза белесые, словно их солнце выжгло. Где уж тут можно было необычайную красоту углядеть. Про похищения им рассказывали и в школе. Старые перья предостерегали неразумную поросль от глупых шалостей. «Глупость в нашем положении – грех» – любили говорить они. Недолюдки наблюдают за нами, и только и ждут, чтобы уничтожить нас. Ведь Господь даровал нам крылья, а на них крыльев не хватило. Мы венец создания, они же роковая ошибка. Но если мы исчезнем, недолюдки успокоятся. Больше ничто не будет напоминать им об их ущербности.
Многие ужасы рассказывали родные и учителя о тех крылатых, которые к недолюдкам попадали. И молодые верили в их рассказы. Говорили, что молодое перо недолюдки отправляют по циркам и зоопаркам, продают за большие деньги. Там же на потеху толпе крылатые выполняют разные трюки и фокусы. Кормят плохо, да и самое страшное для крылатого, в небо не выпускают. А какой крылатый без неба. Отловленных девушек чаще всего отправляют в публичные дома. Что это такое Тал-Ли-Ла не знал. Старое перо недолюдков не интересует. Если уж старое перо и попалось им в ловушку, то его продают для разных увеселительных забав. В некоторых странах старые перья обращают в рабов и заставляют служить по дому, но это еще не страшная беда. Куда ужаснее если старое перо продают Устроителям Охоты. Эти недолюдки раз, два в сезон проводят Большие Охоты в диких лесах. Туда съезжаются самые богатые и заядлые охотники со всего мира. Старые перья выпускаю из клеток и позволяют им бежать, даже фору дают в несколько часов. Далеко старое перо не улетит. А потом по их следу выступают охотники.
Дикость какая-то! Тал-Ли-Ла не верил в то, что разумные могут устроить подобное. Какие же они в таком случае разумные, но что-то подсказывало ему, что родные перья врать не станут. Другое дело молодое перо, их участь в мире недолюдков особо не пугала Тал-Ли-Ла. Подумаешь, выступать в цирке, он правда смутно понимал, что это такое, главное чтобы кормили и давали слушать пение неба. А все остальное не так важно. Правда родные перья утверждали, что в небо никого из плененных не пускают, но Тал-Ли-Ла не хотел в это верить. Не могли эти недолюдки быть такими тупыми. Ведь любой крылатый, лишенный неба, умирает от тоски, которая ничем не лечится. Вот, например, старое перо Тми-Ри-Ла по весне неудачно приземлился, завалился на бок и сломал крыло. Он очень долго не мог летать, и все время сидел у себя в хижине, даже на улицу носа не казал, пил крепкий чварк из горных кореньев и забродивших ягод. А когда через другой десяток дней знахари поселка сказали, что он больше никогда не сможет летать, потому что крыло у него сильно ослабло, да к тому же срослось неправильно, старое перо Тми-Ри-Ла сбросился с ближайшей скалы поздно ночью, когда его никто из родных перьев не видел.
Тал-Ли-Ла не верил в непроходимую ограниченность недолюдков, Но самые страшные рассказы родных перьев оказались детскими страшилками по сравнению с тем, что он увидел после пленения.
И надо же было так глупо попасться. Вот что значит потерять осторожность. А ведь все Лат-Ма-Ми, самая прекрасная девушка на земле, из-за нее он потерял голову, из-за нее он поплелся в Дикую Рощу на границе владений крылатых, из-за нее он не заметил выкопанную в земле яму, засыпанную поверху ветками и листвой. Если бы не его рассеянность, мечтательная влюбленность, будь она трижды проклята, разве он страдал бы сейчас так. Крылатый он конечно может в любое время на крыло подняться, однако только тогда когда он видит опасность. А если опасности нет, то и крылья расправлять нету смысла. Тем более затемно никто не летает. Когда же земля под его ногами треснула и разошлась, он почувствовал, что падает, попробовал было раскрыть крылья, но было уже поздно. В тесной яме даже если и удастся расправить крылья, взмахнуть ими невозможно.
Браконьеры, изловившие его, были несказанно рады удаче. Иной раз они по нескольку месяцев просиживали в засадах, но так и уходили домой ни с чем. А тут здоровый молодой крылатый. И как понял Тал-Ли-Ла у них был заказ на него. Браконьеры хорошо обращались с ним, правда неудобно связали крылья за спиной, так что как ни старайся раскрыть их не удавалось. Тал-Ли-Ла пытался сопротивляться, когда его связывали, но браконьеры пообещали, что подрежут ему крылья, и тогда он никогда не услышит небо. И Тал-Ли-Ла испугался и больше не трепыхался. Вел себя мирно и покладисто.
Браконьеры спустились с гор с добычей. Помимо плененного крылатого они везли с собой сотни товаров, купленных или выменянных у релевантов. В ближайшем же пограничном городке они остановились на постоялом дворе и отправили куда надо известие. Через несколько дней за Тал-Ли-Ла приехала страшная на вид женщина с подвижным гибким телом и желтыми зубами. Она не выпускала изо рта самокрутку, так назывался кусок бумаги, внутрь него заворачивались какие-то дико вонючие листья. Бумага с листьями поджигалась. Ее брали в рот и втягивали противный дым в себя. Дикие существа. Дикие обычаи. При запахе этого дыма, Тал-Ли-Ла стало плохо, закружилась голова, он похолодел и моментально вспотел.
