355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Губин » Въездное & (Не)Выездное » Текст книги (страница 5)
Въездное & (Не)Выездное
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 04:11

Текст книги "Въездное & (Не)Выездное"


Автор книги: Дмитрий Губин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

#Россия #Краснодар
Город красной ночи

Теги: Красноярск как танцевальный район Лондона. – Губернатор, тесть губернатора и ресторан тестя губернатора. – Элита, свиньи и перспективы кубаноидов.

Я на выходные слетал в город Краснодар и вернулся сильно впечатленный – не столько проведенными днями, сколько ночами. Потому что ночью Краснодар превращается в колоссальную дискотеку, отчасти под открытым небом.

Наводку туда слетать мне дал Леша Зимин, – тот самый, в меру упитанный, в полном расцвете сил, кудряво-бородатый Зимин, главред «Афиши-Еды», ведущий кулинарных программ и совладелец гастрокафе Ragout, которого все кличут отчего-то «Кузьмой» и который смотрит теперь с рекламы бульонных кубиков в каждом втором супермаркете.

– Там интересно, ночная жизнь всякая, – сказал Кузьма про город, но как-то неопределенно, и я потом понял, почему.

Потому что в Краснодаре под грохот дискотеки мне показали в одном баре кресло у стенки и добавили благоговейно: «Вот здесь спал Зимин!» – как будто он все еще тут пребывал, и страшно было потревожить полуночный сон этого фавна.

Объясню, отчего разговор о краснодарском феномене я начал с Зимина.

Кузьма сегодня – один из тех, кто определяет в России моду. Вот он буркнет в своей флегматичной манере, что Краснодар – это наши Бангкок и Хокстон в одном флаконе (Хокстон – это такой суровый, пролетарский, однако нашпигованный модными ночными клубами лондонский район), и все незаметно, но неотвратимо придет в движение. Кинет благосклонный взор на странно устроенный, неряшливо застроенный, одноэтажно-двухэтажный город на берегу пахнущей тиной Кубани главред GQ Николай Усков. Оттянутся на выходных московские богатенькие студенты, подтянутся питерские тусовщики, прилетит частным бортом весь джет-сет, отпляшут в «Дранке-баре» Тина Канделаки с Ксенией Собчак… И тогда, конечно, Краснодар будут считать модным все пэтэушники, ставя его в один ряд с Куршевелем, хотя в последнем мест для ночной жизни раз эдак в сто меньше.

Но до преображения Краснодара в общее место из модного у нас еще время есть. Можно еще успеть заскочить и в тот самый Mr. Drunke Bar, и в несколько «Холостяков», и в «Рюмашу», в Justin, и в «АмБар», и в «Деревяшку»: прелесть в том, что десятки работающих в ночи заведений расположены на одном пятачке в самом-самом центре.

Не знаю, бывали ли вы когда-либо в столице Кубани. Краснодар, честно сказать, не относится к городам, в которые c детства мечтаешь попасть. Легенда гласит, что после войны тогдашний секретарь обкома широким жестом отказался от материальной помощи ЦК в пользу разрушенного Волгограда. Так и остался Краснодар стоять как был: покрытым набычившимися частными домами с заборами («бычка» – местное словцо), к которым советское время прибавило горкомов-обкомов, а антисоветское – наглых высоток из монолитного железобетона с подземными гаражами. Некоторые из бетонных уродцев, впрочем, стоят замершими в недострое, – эдакими памятниками основателям. Надеюсь, что не могильными.

Рассекает все это великолепие длиннющая улица Красная. Там находится администрация губернатора Ткачева, а в пяти минутах от нее – ресторан «Беллини», принадлежащий зятю губернатора Ткачева. И я, разумеется, в этот ресторан зашел, чтобы продегустировать коктейль «Беллини», который, как известно, представляет собой смесь просекко и персикового пюре и который я много где в мире пробовал по цене от 10 до 25 евро. Так вот, в краснодарском «Беллини» коктейль «Беллини» был рекордно дешев (180 рублей) и столь же рекордно плох. Может быть, потому, что делали его не из просекко, а из «Абрау-Дюрсо», – и уж страшно представить, что добавляли туда вместо персиков. Так что губернатору Ткачеву надо что-то срочно делать либо с производством вин в Абрау-Дюрсо, либо с зятем, – но, слава богу, на этом отрицательные моменты заканчиваются.

Самое замечательное впечатление от города Краснодара обеспечивается тем фактом, что улица Красная на выходные частично перекрывается и превращается в пешеходную. То есть город который год ставит грандиозный эксперимент: что будет, если людьми не руководить, а дать им самим сорганизоваться. (Я хочу, чтобы вы поняли: в Краснодаре не создали для услады начальства пешеходную зону «как на Арбате в Москве» – таких зон по стране полно, и они по большей части искусственны и скучны, как и пешеходный Арбат. В Краснодаре же освободили от машин на выходные здоровенной кусок главной улицы, то есть поступили так же, как в Киеве поступают на выходных с Крещатиком.) Результат ошеломляет. Во-первых, пешеход может видеть улицу такой, какой видит автомобилист. Во-вторых, Красная на всю длину-ширину тут же покрывается мамашами с колясками, пацанвой на скейтах, роликах и великах, девушками и дедушками: ожившей переписью населения. В-третьих, ожившая перепись с невероятной скоростью обросла кафешками, магазинчиками, ресторанчиками и прочим инфраструктурным добром.

Красноуличный рост добра привел к тому, что параллельная Красноармейская улица тоже провозгласила эпоху ренессанса и стала представлять собой непрерывную цепь баров и клубов, – просто какой-то Аксенов, «Остров Крым», не хватает только набережной, с которой прямо от столиков кафе должны сигать в воду девушки в бикини. «Непрерывную» – это не два-три заведения. Это, боюсь ошибиться, десятки всяких заведений. И когда в пятницу вечером город сладостно отдается южной прохладе, Красноармейская заполняется сотнями, тысячами молодых людей в возрасте до 30, образующими совокупно прекрасную толпу, занимающуюся точно тем же, чем занимается толпа в Хокстоне: толпа тусуется, знакомится, выпивает, перетекает из паба в бар, из бара в клуб, танцует. Впрочем, в Краснодаре ночью образуется куда более прекрасная толпа, чем в Хокстоне, потому что Хокстон – это жесткий послевоенный бетон, в отличие двухэтажного, безалаберного и милого Краснодара.

Ни в Москве, ни в Петербурге вы не найдете в уикенд такой толпы!

В Москве тусовка загнана в резервации – куда-нибудь в бывшие цеха «Красного Октября». А в Петербурге ночь напролет толпа наслаждается не клубами, а видами. В Краснодаре же тысячеликий ночной движняк танцует в каждой витрине кафе, да и просто на улице, отчего Красноармейскую явочным порядком переименовали в Клубную, хотя это и неправильно. В городе, столь замороченном на красный цвет, ее следовало бы переименовать в Красноклубную…

Ну, а теперь несколько замечаний для тех, кто давно не «тусовал». По известной традиции, у нас сбор в ночи нескольких сотен парней, да еще подогретых спиртным, да еще в опасной близости девушек, неизменно перерастает в драку. Так вот: в Краснодаре я не просто не видел драк, но и не ощущал приближения таковых. А у меня, как у выходца из города Иваново, где с дрекольем махались каждые выходные, – уж поверьте, на драки нюх. И весь специалитет улицы Красноклубной сводится к тому, что время от времени (мне рассказывали) ее запирают с двух сторон менты, и, идя цепью, как с бреднем на карася, отлавливают поголовно всех заплывших внутрь и проверяют на наркотики (жаль, что нельзя проверять самих рыбаков). Но меня принудительный анализ плескавшегося в желудке «Беллини», по счастью, миновал.

Второе: житель российских столиц, вероятно, считает, что в кафе или бар можно зайти просто так. Но в Краснодаре за вход в клуб надо заплатить около 500 рублей, а за вход в бар – около 300. Не один Краснодар славен этим: в Хабаровске я как-то ужинал по приглашению владельца местного ресторанчика. Сам он отсутствовал, а подлетевшая официантка тут же потребовала «плату за вход». Когда я же вякнул, что меня пригласил хозяин, она ответила: «Вот-вот. Он только что позвонил и сказал, чтобы я не забыла взять».

Каким бы мотивом это ни было вызвано – похвальной заботой об эффективности бизнеса или простым жлобством – в отношении города Краснодара эта система означает следующее. Средний юный тусовщик оставляет за ночь в разных заведениях тысячу-другую рублей, с учетом потребленного спиртного. Я легко поверю, что в любом русском городе, включая самые депрессивные, сыщется узкая прослойка богатеньких буратин. Но вот чтобы буратины и мальвины обитали в количестве, способном заполнить целую улицу, – тут я отказывался верить собственным глазам, когда бы глаза этого не видели.

Я потом приставал ко всем с вопросом: откуда в городе деньги? Откуда – если шире – в Краснодаре средний класс (ведь очевидно, что детки гуляют в ночи на деньги родителей, а сами родители обильно тратятся на кафе и рестораны, которым, поверьте, там тоже несть числа)?

Про то, что Кубань – регион небедный, мне дружно сообщали все. Про масличное производство, контролируемое губернатором, говорили тоже. Но объяснения тому, почем кубаноид зажиточен, толком дать не мог никто. (A propos: «кубаноид» – это, как мне рассказал владелец одного заведения с улицы Красноклубной, «не просто житель Кубани, а настоящий житель Кубани. Кубаноид завистлив, жаден, ленив и ненавидит москалей. Сам он из станицы, хотя может быть откуда угодно, потому что кубаноидами не рождаются, а становятся».) Пока несколько человек, крякнув и повертев головой, не рубанули: местная зажиточность – это эхо Сочи. Перераспределение олимпийского бюджета. Если, конечно, выражаться деликатно.

И я облегченно вздохнул. Я ведь, признаться, не поддерживал идею сочинской Олимпиады. Поскольку исходил из наивной идеи, что олимпийские игры являются своего рода платой за усилия по развитию спорта в стране. В России же вместо развития спорта – жопа, и это самое мягкое слово, какое я могу сказать, поскольку в Красной Поляне незадолго до исторического заседания МОК я катался, и это была худшая трасса в моей жизни, а в Москве под моими окнами уже который год закрыт навсегда бассейн школы олимпийского резерва.

Но, знаете, если побочный эффект Олимпийских строек – это ночная и ресторанная жизнь Краснодара, то черт с ним, я согласен на такую Олимпиаду.

Если б еще краснодарские власти не запрещали на улицах открытые веранды (без которых город все же дико провинциален), если бы требовали от госучреждений делать стойки для велосипедов (потому что Краснодар набит велосипедистами плотнее, чем ночными тусовщиками) – тогда вообще бы сказка была, не считая вышеописанной ночной.

А то (мне местные пессимисты на ухо шепнули) собираются эти власти ночную вольницу прикрывать. Потому как вырос на Красноармейской довольно уродливый железобетонный (элитный, как водится) дом, и проживающей в нем элите тусняк будет мешать. И вот я теперь трясусь: а вдруг и в самом деле прикроют?

Ведь элиты в стране как свиней нерезаных, а город с нормальной ночной жизнью только один.

2011
КОММЕНТАРИЙ

С этим текстом случилась вот какая история. Он был написан для «Огонька», но командировку в Краснодар мне оплачивала «Афиша-Еда». По возвращении мы с Лешей Зиминым договорились, что для «Огонька» я напишу про краснодарскую ночную жизнь, а для «Афиши-Еды» – про краснодарский ресторанный бизнес. Однако, увы, за рамками публикации в «Огоньке» осталась важная вещь: борьба в Краснодаре между рестораторами гастрономической и кальянных партий. В кальянной партии состоит большинство владельцев местных шалманов, их идея в том, что раз пипл лучше всего хавает салат «Цезарь», солянку, роллы и кальян, то с таких пристрастий и нужно срубать бабло. А «гастрономы» – лидером у них молодой парень Тахир Холикбердиев, у него гастробар Mr. Drunke Bar, французское кафе «Жан-Поль» и дегустационный зал Smoke & Water – считают, что деньги нужно зарабатывать, не поощряя дурной вкус, но развивая хороший. И вот эта чисто гастрономическая (казалось бы) борьба кажется мне показательной. Что важнее – мастерство или деньги? Можно ли за деньги вести игру на понижение качества? Вообще – все ли можно за деньги?

Эта борьба идет на многих фронтах, просто гастрономический проходит прямо по моему дому (моя жена – ресторанный критик). В этом причина, почему я включил в эту книгу еще один «гастрономический» (формально он про открытие в Петербурге первого в России ресторана знаменитого мишленовского шефа Алена Дюкасса) текст с названием «Творог в своем отечестве».

После публикации на сайте «Огонька» посыпались комментарии, что вовсе не в Олимпиаде причина достатка жителя Кубани, что я глупость написал. Но я свою глупость решил в итоге оставить как есть: дело в том, что ни один комментатор своей версии зажиточности кубаноидов не предложил.

Да, и уж совсем напоследок: Усков ушел из GQ, заняв по приглашению Михаила Прохорова пост гендиректора «Сноба», на сайте которого я порой публикую свои тексты. А в Москве появилось место модной тусовки, не загнанной в резервацию, то есть место модной тусовки под открытым небом: реконструированный Парк Горького.

Я в этом парке нередко катаюсь на роликах или на велосипеде.

В общем, жизнь хороша.

2014
#Россия #Петропавловск
Одноразовая Камчатка

Теги: Мамы, дети и атомная бомба. – Икра, сивучи и помойки. – Гейзеры, дороги и старик Козлодоев.

Про необходимость развивать внутренний туризм у нас не столько говорят, сколько заклинают, как шаманы духов, – и этот туризм у нас так же нематериален, как дух. Вот вам отчет о поездке на Камчатку: тут волей-неволей прибегнешь к жанру путевых заметок.

* * *

– Ты по городу хочешь еще прогуляться?

Я первый раз в жизни отрицательно мотаю головой.

Хотя обожаю коллекционировать города.

Не по чему гулять: Петропавловск-Камчатский – для меня это не город. Фантом.

Как можно назвать городом населенный пункт на берегу океана, где нет даже набережной? Бухта Авачинская – есть. Одна из прекраснейших бухт, какие мне доводилось видеть, нежная и туманная, обрамленная волнами сопок. Говорят, весь мировой флот может в ней разместиться. А набережной, променада, места любования красавицей – нет. Яхт-клуба нет! К океану выходит огрызок площади, по бокам которой стоят администрация и драмтеатр, а серединка ударно мостится плиткой: Дальний Восток – с трудовым приветом замощенной Москве. Но если Москва живет к Москве-реке боком, то Петропавловск живет к океану задом. С дороги, тянущейся над бухтой, на бухту смотрят зады гаражей. Раньше еще смотрела детская площадка. Но ее ликвидировали, отдав под застройку. Теперь здесь хоромы, в абрисе которых читается уверенность хозяев, что только размер и имеет значение. Хоромы все зовут «деревней бедняков».

Сам же Петропавловск – просто просыпанные между сопками и по сопкам домишки, бараки да пятиэтажки, порой укрепленные, на манер средневековых крепостей, бетонными контр-форсами, потому чуть не каждый месяц город трясет силой в три, а то и в четыре балла. Землетрясение здесь такая же банальность, как в Москве – пролет членовозов с «крякалками» и «мигалками».

– Я когда сюда из Владивостока переехал, то первый раз, когда затрясло, зимой в ночи в одних трусах на улицу выбежал, а теперь не замечаю, – говорит мне глава местной «Европы плюс» Дима, хотя, по идее, радиостанцию здесь следует называть «Азия минус»

– Может и дважды в неделю трясти, – вторит его коллега. – Ко всему привыкаешь. Ты лежишь, а лампочка трусится.

Перед землетрясением рыбки в аквариумах залетают на дно и ложатся набок, кошки и собаки мечутся, а люди не обращают внимания. Но 7 баллов – уже страшно. Секунд за тридцать до толчка земля превращается в гигантский сабвуфер, издавая низкий, почти не воспринимаемый ухом, наводящий ужас утробный гул.

* * *

Над Камчаткой орбиты навигационных спутников пролетают как-то так, что GPS пеленгует коммуникатор через пару секунд. Но в «Яндексе» на экране – серое поле с неутешительным: «Карт для этой местности не существует». Те, кому сильно нужно, пользуются аэросъемкой «Гугла». Если наложить на съемку схему дорог, выяснится, что схема с реальностью не совпадает. Ядерный щит родины, черт побери: сбивай прицелы своим, чтобы не целились чужие. Когда в Вилючинске передвигают – спускают со стапелей, выводят из доков, не знаю, что у них там происходит – атомные ракетоносцы, говорят, грузовики на берегу создают задымление. Но «Гугл» про это ничего не знает, и на фотокартах в малейших деталях запечатлены 16 субмарин, похожих из космоса на треску. Четыре из них совсем крошки: наверное, пока не подросли.

Свежая треска, кстати, на рынке в Петропавловске идет по 50 рублей за кило, я ее тушил в белом вине. Тем более что вино по 300 рублей бутылка здесь качества такого, что лучше не пить.

Вилючинск, чуть не забыл, – это городок по соседству с Петропавловском. Там – единственный на всю Камчатку аквапарк, и в Вилючинске обожают селиться семейные люди с детьми: закрытая, охраняемая территория и все такое. Чтобы приехать в аквапарк с детьми из других мест, надо заранее оформлять спецпропуск через турфирму.

Если однажды тресковая стайка выполнит свою боевую задачу, ответный удар заморского тунца приведет к тому, что ближайшие десять тысяч лет на Камчатке не будет ни мамашек, ни детишек. Разве что с пятью головами.

* * *

– Скажи, а Петропавловск тебе что больше напоминает – Владивосток или Хабаровск?

А мне Петропавловск больше напоминает Шанхай – но не тот небоскребный, что в районе Пудонга, и даже не старый город, где по ночам горят на улицах жаровни и старухи стирают белье в поставленных на табуретки тазах. А Шанхай районов-шанхаек эпохи Мао, кое-как и без всякого плана выстроенный, уляпанный рекламой и магазинишками как попало.

В Петропавловске, например, считается нормальным балконы и лоджии одного дома красить в разные цвета.

Правда, в Шанхае на каждом углу китайские едальни, а в Петропавловске их немного, и в них отсоветовали идти, а рыбного ресторана или краб-хауза, или, бог его знает, трепанг-кафе нет ни одного. Вероятно, потому, что свои рыбой объелись, а на чужих не рассчитано. На рынке свежий кижуч идет по 150 рублей килограмм, а икра от 1200 рублей (кетовая) до 1600 (чавычовая и кижучовая), и в консервных банках ее покупают лишь идиоты, а нормальные люди берут развесную. Кстати, и целикового краба тоже покупают лишь туристы, платя не за вкуснятину, то есть за фаланги, а за панцирную несущественную пустоту, если пустотой считать красоту.

При этом в кафе, где мы все же находим в меню палтуса, цены московские, хотя палтус убит наваленной сверху дрянью с майонезом. А модное петропавловское кафе – оно ровно такое же, как и модное костромское, и владимирское, и московское. «Цезарь», солянка, роллы, кальян.

* * *

Странно живут в моем сознании собранные в коллекцию города. Вот один, не хочу даже называть, на большой реке, – никак не могу полюбить. Там массовый уличный тип – угрюмый мужик в спортивных штанах, черном кожане, смотрящий исподлобья. И ведь он не из вохры, он местный средний класс, вон тащит на прогулку сына: «Ща, мля, пойдем, мля, поющие фонтаны смотреть, мля». Поющие, то есть танцующие под музыку фонтаны они у себя устроили за 2 миллиона евро, повторив, в меру своего понимания прекрасного, то, что в Барселоне всех поразило в 1929-м. Но так и не пожелав узнать, что лучшие сейчас фонтаны – у нефтеносных арабов: то выписывают водою суры из Корана, то образуют туман (а на туман как на экран проецируются фильмы).

Это я к тому, что в Петропавловске мне как раз нравятся люди. Они открыты, приветливы, и, кстати, словоохотливы, что для меня вообще клад. Взять Витю, владельца гостиницы, в которой я живу. Его гостиничка (загородный коттедж в дюжину номеров, из которого по диким пробкам еще почти час добираться до города, он выстроен в красивом месте, но как-то нелепо, про эргономику молчу, про дизайн тем более, потому что если не смолчу, то закричу), – однако ж так, чтоб всем было хорошо, то есть чтоб у всех в номере душ и крантики в позолоте. Деньги на постройку Витя, скорее всего, отбивает не на туристах, а на праздничных корпоративных бардаках, – но это неважно, а важно, что хозяин гостиницы из Вити такой, каких я сто раз встречал во Франции или Испании: ожившее гостеприимство и счастье. Витя только что во Владивостоке был. Может, по-другому назвать?

– Собирай, – говорит, – своих ребят человек двадцать, и прилетай на хели-ски.

– А почему двадцать?

– Так вместимость вертолета, аренда, иначе невыгодно…

Начинаем считать: получается, что неделька катания на горных лыжах по вулканам Камчатки обойдется по 15 тысяч евро с носа.

– Спасибо, – говорю, – но дешевле в Чили взять яхту с вертолетной площадкой, спускаясь вдоль побережья. Или на Сицилию слетать, в жерле Этны покататься…

Витя вздыхает:

– Да… Это проблема – люди приезжают, природой восхищаются, но дорог нет, гостиниц нормальных нет, инфраструктуры нет, цены дикие, и больше не возвращаются…

О том, каким образом Витя в свои двадцать семь лет заработал на постройку коттеджа, он говорить избегает. Но вскользь замечает, что Камчатка живет рыбой. Выкупают люди квоты у МНС – малых народов севера – тем дозволено рыбу заготовлять тоннами. Или на грузовиках прут по бездорожью километров триста, когда в нерест в реках вместо воды одна рыба – но, понятно, берут только икру. Икра и рыба, рыба и икра. Шойгу вот прилетал, три дня учения МЧС проводил – так потом вся Камчатка гудела, что учения были только прикрытием и что борта улетали в Москву, полные икрой.

А то, что показывают по телевизору, мол, тонну левой игры перехватили и бульдозером по земле размазали – это для идиотов. Тонну перехватили, а сто тон пропустили, потому что всем отстегнули. И еще: зачем эту икру в землю было зарывать? Что, нельзя было детям, старикам или солдатикам отдать?!

Кстати, о детях: в камчатских магазинах маленькая бутылочка питьевого йогурта «Активия» стоит 120 рублей. А кило икры стоит столько же, сколько гигабайт закачки из интернета. И самый странный телефон здесь – iPhone: без интернета он теряет смысл, а с интернетом становится золотым.

* * *

Пожалуйста, не спрашивайте, побывал ли я в долине гейзеров.

И камчадалов тоже не спрашивайте, особенно если они многодетны.

Поездка в долину гейзеров обходится в три часа жизни (два часа на вертолет, час – на осмотр) и в 24 тысячи рублей с носа.

Так что отдыхать камчадалы предпочитают в Таиланде.

Двухнедельный тур, однако, стоит 150 тысяч рублей («Что-оо-о-о?! Сдурели?! Да из Москвы втрое дешевле!» – «Ну, кое-кто из Москвы и летит. Просто билет до Москвы и обратно под Новый год – 100 тысяч. Те, кто умнее, летят из Хабаровска».)

В общем, я не видел гейзеров, зато покупался в горячем источнике. Эти источники на Камчатке делятся на дикие и окультуренные. Окультуренный – это бассейнчик под открытым небом, в котором за двести рублей греешься сколько хочешь, но дольше четверти часа все равно не усидишь, а рядом обычного бассейна, чтобы поплавать, устроить никто не догадался. Диких же я не видел, потому что ехать до них далеко, а дорог на Камчатке нет.

По единственной здесь федеральной трассе А-401 ни в какой субъект федерации не добраться, потому что дорог, позволяющих выбраться с Камчатки своим ходом на Чукотку, в Хабаровск или в Магадан, нет вообще.

Федеральная трасса соединяет аэропорт и морпорт, и являет собой пробку на разбитом асфальте, чему никто не удивляется: одна из петропавловских дорог вообще называется ласково «бомбежка».

При этом на одного камчадала приходится полтора автомобиля; в семьях по три-четыре-пять машин – японских, подержанных, праворульных «автоматов» (четырехлетняя «Субару» в 265 «лошадей» – 800 тысяч; средняя зарплата – 25 тысяч).

Из интереса я выясняю, каков размер взяток, собираемый гаишниками, скажем, за выезд на «встречку» – и неожиданно обнаруживаю, что помимо тех, кто утверждает, что «звери» берут от 12 до 50 тысяч, есть и те, кто утверждает, что «звери» не берут вообще, а сразу отбирают права, так что лучше бы уж брали.

Но и те, и другие сходятся в том, что на посту при въезде в Вилючинск работает знаменитый камчатский гаишник Козлодоев, которому если какая машина не полюбится, он будет шмонать ее методично и ежедневно, проверяя, например, соответствие ГОСТу длины буксировочного троса, – и не обращая внимания на то, что «автоматы» на тросе буксировать вообще нельзя.

* * *

Шоферу такси я рассказываю, что на утренней пробежке в сопках чуть не заблудился и заблудился бы, когда бы не GPS.

Он одобрительно кивает головой:

– Я, когда по грибы еду, тоже только с GPS. Вон в прошлом году знакомая свой «джип» потеряла, ну, с трассы в сопки ушла, сама еле выбралась. Так мы потом машину вчетвером четыре часа искали!

Вокруг бушует даже не золотая, а какая-то червонно-пурпур-ная теплая осень («Осень – это наше камчатское лето», – замечает шофер). Недалеко за сопками – Тихий океан с черным вулканическим песком, как на Тенерифе, но купаться можно только в гидрокостюме: +12 даже в июле. Зато ходить по пляжу босиком приятно и при октябрьском солнце: в песке – 85 % железа, он хорошо прогревается. Пляж вычерпывают для строительных целей огромные экскаваторы. Океан за время штормов зализывает раны. Была даже идея добывать железо промышленным способом – но вовремя спохватились, поняв, что тогда берег не восстановить. Тихий океан поражает тем, что на берегу, от горизонта до горизонта, ни души, ни человечка, ни закусочной, ни даже пластикового мусора, которым завалены сопки в самом Петропавловске. Та сопка, на которой телевышка, откуда на город открывается открыточный вид с вулканом на заднике и на которую после метели взлетают на джипах сноубордисты, чтобы рвануть вниз по пухляку, – она своими склонами являет, по сути, городскую помойку.

– А у нас тут всегда так, – зло соглашается шофер, – где нет человека, там красотища, а где есть человек, там срач.

И выбрасывает окурок в пламенеющую осень из окошка леворульного такси «Рено», которые в Петропавловске появились после того, как Путин перекрыл импорт праворульных машин из Японии.

* * *

Когда я говорю коллегам в Петропавловске, что интернет вытесняет в Москве телевидение и радио, – на меня смотрят как на проповедника каббалы.

И когда снимаю на коммуникатор лежащих в городской черте сивучей, морских львов, и тут же посылаю картинку с комментарием в твиттер (а комментировать есть что: сивучи лежат на волнорезе у руин какого-то завода, посреди беспримерного дерьмища) – на меня тоже таращатся: твиттер для Камчатки такая же экзотика, какая для меня сивучи. Потому что Камчатке весь интернет идет через спутник, его возможности ограничены, а других возможностей нет, – а трафик нужен и военным, и МЧС, и администрации.

На обратном пути, уже после сивучей, когда мы проезжаем поселок Елизово, и машина после разбитой дороги переходит вдруг на почтительный, свежего асфальта, шепот, меня спрашивают:

– Догадаешься, с какого дуба тут свежий асфальт?

– А чего гадать? Либо Путин прилетал, либо губер живет!

– Ага, наш губернатор новый. Он себе под жилье детский садик переделал. Но это еще до губернаторства, он на платине заработал. У нас тут платину добывают.

Елки зеленые, они что, не видят этой своей тайной, то есть явной, символики: сивучи – на помойке, губернатор – в детском саду?!

* * *

– Приезжай, слышишь, обязательно приезжай еще. На лыжах кататься. У нас, учти, катаются все как боги, если девочка-мальчик плохо катаются, они в школе чуть не изгои. Приедешь?

Я грустно улыбаюсь. Я бы хотел приехать, но врать неохота.

Аэропорт в Петропавловске крохотный, самолет в Москву огромный, и рейс задерживают просто потому, что две створки спецконтроля за два часа регистрации не в состоянии переварить толпу, над которой возвышаются гигантские, двухметрового размаха, оленьи рога, которые везет парень в камуфляже, расстроенный – узнал, что за рога придется доплатить 16 тысяч рублей. Перед посадкой я делаю снимок – самолеты на фоне вулканов – и подбегает охранник, требующий все стереть, потому как это «объект», на что я вежливо отвечаю, что сфотографирую сейчас его самого и вышлю на твиттер президенту Медведеву. Мужик смущенно улыбается и отходит в сторону.

В самолете я думаю о том, что местные напоминают не имперских колонизаторов и не колонизованных аборигенов, а колонизованных колонистов, так будет точнее. Они живут на Камчатке всю жизнь как бы временно, то есть не всласть и не вразмах, не обустраивая красивейший край, а упрыгивая в личную жизнь, урывая кусочек из мира вокруг. И еще – о том, что у Москвы есть тьма резонов держать в руках Дальний Восток – икра, платина, щит и меч – но, скажите, какие у Дальнего Востока резоны держаться за Москву? Нет даже обычных колониальных соображений – типа, метрополия даст нам передовой опыт и вообще цивилизацию принесет.

Рядом со мной у иллюминатора сидит местный мужик. Знакомимся: отставной силовик. У него ранняя пенсия, раз в год бесплатный билет, вывезенная в Подмосковье семья и купленная в Подмосковье земля.

– А чего в отставку?

– Достало. Знаете, когда в ночи ребята из транспортной прокуратуры звонят и говорят, что им надо бы на одном судне груз по весу проверить, а им из «Единой России» угрожают и требуют не проверять, – это уже не прокуроры, и это не работа.

– А при Брежневе – что, из обкома не звонили?

– Да при Брежневе я бы в ЦК написал, и в обкоме бы за такое под суд пошли!

Мы взлетаем, и под крылом образуется вид, по красоте соперничающий с тем, что я видел как-то поутру, пролетая над Альпами, когда розовые макушки гор выныривали из океана облаков, как острова.

С Москвой восемь часов разницы, до Москвы восемь с лишним часов лету.

И в Альпы лететь из Москвы и дешевле, и проще.

2011
КОММЕНТАРИЙ

Если региональный журнал опубликует текст про Москву – первопрестольная и бровью не поведет. Но если столичный журнал опубликует репортаж с периферии, там тотчас же поднимется переполох (собственно, этот эффект описан в очерке «Ивановский самиздат»).

К этому я привык, и в потоке комментариев на сайте ловлю только указания на фактические ошибки. Я очень благодарен моим добровольным корректорам. Однако «Одноразовая Камчатка» Камчатку, похоже, задела. Со мной спорили по всем пунктам – начиная от частоты землетрясений и заканчивая тем, какая именно дорога называется «бомбежкой». Правда, того, что гаишник Козлодоев – сволочуга редчайшая, не оспаривал никто (даже тот парень, который написал, что на самом деле у Козлодоева чуть иная фамилия. Но уж тут дудки – пусть именно Козлодоевым входит в историю!). А больше всех повеселила девушка, написавшая, что на Камчатке прожила всю жизнь, но того, о чем написал я, не видела ни разу. (Есть девушки в русских селеньях…)

А еще на меня обиделся владелец гостиницы, описанный под именем Вити. Он ведь искренне думал, что построил шикарный коттедж (да ему так все до меня и говорили). Но у меня такая профессия – писать то, что мне кажется правдой, даже если правда и кому-то и не по душе. Так что еще раз: Витя – отличный парень. А вот гостиничка у него – на «троечку с минусом». Если Витя построит другую, хотя бы на твердую «четверку», – обещаю непременно вернуться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю