Текст книги "Мастер третьего ранга"

Автор книги: Дмитрий Коробкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

5. Рыхлая земля.

Мотоцикл ехал по хорошо укатанной дороге к притоку, о котором рассказывал кузнец. Гром, игнорируя обтекатель люльки, высунул голову в бок и свесил розовый язык, который смешно болтался на встречном ветру.

Иван думал, придется приучать пса к езде и постоянной тряске. Но, Грому, с первого раза так понравилась езда, что наоборот, не хотел выбираться из люльки, и начинал лаять, требуя кататься еще. Проблема скорости путешествия была решена, но прибавила новую.

Следовало, разрешить появившееся дело поскорей, но и суетиться не стоило. Суета могла стоить жизни. С описанным кузнецом перерожденным, Иван ранее не сталкивался. Но все бывает в этой жизни впервые.

Деревья закончились, и открыли угол пшеничного поля. Впереди был поворот и сам приток, следовательно, дорога вела прямо к мельнице.

Иван, остановил мотоцикл на повороте, и посмотрел в поле. Жаркий ветер колыхал зрелые колосья. Пора было давно убрать урожай, но в поле было пусто. Работа встала. Монстр, судя по всему очень страшил батраков.

Странная выходила история. В поле, зачастую можно было встретить вредных или просто шаловливых стихийных сущностей, но не перерожденных землей.

Их уделом были леса, распадки, подземелья, даже городские свалки, то бишь любое место, где можно быстро спрятать криминальный труп. А здесь распахиваемое поле.

Может, «городские» кого–то закопали подальше от города. Хотя, зачем тащиться с трупом в такую даль? Проще было сбросить его, в плещущуюся под носом реку и был бы еще один рыбоголов. Вариантов было много, и, по сути, его дело было не расследовать, а просто устранить проблему.

Иван, снова тронулся в путь, по берегу речушки что, проточила собой каменистую почву, создав искрящуюся в солнечном свете, ровную черту.

Впереди показалась водяная мельница на берегу, над которой раскинулась большая, старая верба. Вокруг мельницы кипела работа. Стучали молотки, рабочие носили доски, чистили колесо, а немного в стороне, стояло оцепление из нескольких человек с оружием.

Иван сбросил скорость и подкатил к охране.

– Здоров мужики! Кто у вас тут главный?

– Ну, я, – ответил подошедший, небольшого роста бородатый мужичок с двустволкой. – Только мельница в ближайшие несколько дней не работает. Буря вчерашняя делов наделала. Колесо вон попортила, да мусором забила. Так что пока починяем.

– Да я собственно к хозяину вашему, – Иван закатал рукав, и показал выжженное на запястье клеймо Братства, – Говорят, работенка для меня есть?

– Господин, мастер! – обрадовался мужичок. – Вас нам сам Бог послал, а то ведь уже и не знали, что делать. Сейчас наш грузовичок за материалами поедет, так вы за ним следуйте. Он вас и довезет к хозяйской усадьбе. – он забросил ружье на плечо и осведомился доверительным тоном: – А говорят в округе нет охотников уже. Мол, из ваших, остались только лекари да колдуны.

– Правду говорят. Я сам здесь проездом. Но с вашим делом надеюсь, разберусь.

– Дай Бог, дай Бог. – Он повернулся к грузовичку, который тарахтел движком. – Вован, трогай!

– Да погоди ты, – остановил его Иван. – Вы чего тут оцеплением стали? Случилось чего?

– Да норы появились тут вблизи. И вообще, хозяин рабочих без охраны теперь никуда не отпускает.

– Показывай где норы, – потребовал Иван, вставая с мотоцикла.

Гром отчего–то разнервничался, стал поскуливать, и из люльки выпрыгивать, отказался наотрез. Иван достал из багажника дробовик, Юра взял свой любимый пистолет, и отправились вслед за взявшим наизготовку ружье охранником.

Они поднялись по небольшому, каменистому склону, перешли через дорогу и вышли на границу с полем.

– Вон, смотрите, там, – указывал охранник на холмики земли, похожие на большие кротовые кучи, – и вон там. А вон там, видите небольшую воронку? Там коза паслась на привязи. Девчушка, которая собиралась ее доить, сказала, что как только она подошла, то прямо из земли появились когтистые руки, обхватили козу, и, переломив пополам, затащили под землю.

Подмастерье, собирался подойти, посмотреть воронку поближе, но Иван, одернул его за ворот, вернув на место. Он присел на корточки и стал осматривать почву. На границе с полем, это были сплошные горные породы, что расслоились и распадались на каменное крошево, а дальше начиналась рыхлая, плодородная почва, и шелестела пшеница.

Следов на камнях естественно он не обнаружил, а вот в поле идти не решился. Иван осмотрел норы издалека. Они находились прямо перед почвой, из которой торчал расслоенный камень, но не дальше. Колосья вокруг них, не были надломлены, либо смяты, но покрылись плесенью и потемнели.

Возможно, тварь не выбиралась на поверхность, охотилась исключительно из–под земли. А норы не что иное, как вентиляция для подземных ходов. Еще было понятно, что ее удел лишь рыхлая почва. Она не могла преодолеть твердый, каменистый грунт.

Взяв все это на заметку, Иван отправился обратно к мотоциклу.

Дом хозяев, был красиво устроен на небольшом скалистом плато, которое нависало над рекой. За усадьбой, проточив собою скалы, шумел водопад. И все это поросло редкими елками и корявыми соснами, что цеплялись за скалы оголившимися сплетениями корней.

Мотоцикл въехал в большие, открытые ворота, вслед за безбожно коптящим грузовичком, и остановился у дома. Гром неохотно выбрался из люльки, и воззрился на троих детишек, погодков, что игрались с молодой девушкой, по всему виду, служанкой.

– Только вздумай тронуть, – пригрозил псу Иван, – Пристрелю на месте!

Пес на это, лишь удивленно посмотрел ему в глаза, мол, хозяин, ты чего? Он стал бросать взгляды по сторонам, и потягивать влажным носом, новые, незнакомые запахи.

Иван отряхнул с себя дорожную пыль, окинул взглядом широкий двор, обнесенный различными, хозяйственными постройками, у которых суетились рабочие, а после уже взглянул на дом.

Дом был большой, двухэтажный, сложенный из бревен, с резными наличниками. Резьбы вообще было с избытком. По большей части она представляла собой узорную вязь со стилизованными и вплетенными в нее животными и птицами. Резчик был мастером своего дела, и стоила эта красота немалых денег. Сразу видно богатый дом.

Вообще Иван заметил, что в моду в последнее время входили стилизованные под старославянские, узоры и орнаменты. Даже сам носил нож с замысловатой вязью, выгравированной на железном клинке. Была какая–то притягательная сила в этих узорах.

Пока он, задрав голову, рассматривал резной декор, а подмастерье копался в багажнике, пес отошел от мотоцикла.

– Песик, – взвизгнул радостный, тонкий голосок. – Песик, большой!

Иван только успел опустить глаза, как четырехлетний малец, подбежал к Грому, и ухватил за ухо. Нависающий над мальчонкой, грозный пес открыл пасть и у Ивана который понимал, что не успеет ничего сделать, похолодело внутри.

Но Гром просто принялся облизывать конопатую моську мальца, и тот повис на его шее. Иван, сам больших псов не боялся, но знал, что в большинстве своем, они агрессивно реагируют на маленьких детей. Только не Гром.

Бросив няньку, остальные дети рванули к псу, и стали его тискать. Огромный, черный, страшный кобель их вовсе не пугал. Они гладили его, лезли в рот, заглядывали в уши, а сам Гром чуть ли не закатил глаза от удовольствия, и казалось, улыбался во весь рот.

Иван вспомнил, что у бывших хозяев, тоже были дети, да и во дворе бегали детишки батраков, а Гром свободно разгуливал по двору, без цепи и ошейника. Значит, к приставучим детишкам пес привык.

– Ой, Господи! – подбежала, причитая опомнившаяся нянька. – Бросьте. Отойдите от него! Не то он вас съест, такой страшный!

Но детишки кричали, нет, цеплялись за пса и начали реветь, а Гром стоял смирно, хотя его больно тянули за шерсть, мертвой хваткой, вцепившиеся, детские ручонки.

– Вы простите, – обратилась к Ивану нянька, пытаясь оторвать от пса, вцепившегося в его шею визжащего мальчонку. – У них собака была, любили ее очень, да вот исчезла. Теперь они на всех собаках виснут. А ваш пес большой такой и грозный. Боюсь я его.

– Да не съест он их, – улыбнулся няньке Юра. – Он добрый.

Она на миг, забыв о мальце, взглянула на подмастерье, заалела и затрепетала ресничками.

Иван, невольно хохотнул, и, с улыбкой, подмигнул парню, так чтобы она не заметила.

– Вот ты за этим и проследишь, – сказал он ученику. – А я пока пойду с хозяином потолкую. Кстати, хозяин дома? – поинтересовался он у девушки.

–А где ж ему еще быть, – отвечала она, не сводя глаз с Юры.

В доме было тихо и пусто. Иван позвал хозяев, но ответом была лишь тишина. Он позвал еще. Из какой–то подсобки высунулась полная тетка, осмотрела незнакомца с ног до головы, а уж после спросила, чего ему. Он ответил, что мол, к хозяину по делу.

– Мастер, что ли? – прищурилась она, вытирая полотенцем, большую поварешку.

– А видно?

– Да не очень. Но кому еще по делу прийти, коли хозяин почитай месяц, никаких дел не ведет. В столовой он. Это направо, а потом налево.

В столовой была тишина, не считая громко тикающих часов, и жужжания пары мух. На большом, резном дубовом столе, стояла початая бутыль самогона, и миска с уполовиненной закусью.

Уткнувшись в подложенную под лицо руку, склонившись на стол и громко сопя, спал хозяин дома. Иван подошел и потормошил его за плечо. Тот в ответ только замычал, не поднимая головы.

– К черту! Всех и вся к черту, – пробубнил он, не поднимая лица. – Я устал. Ничего не хочу.

– Я мастер братства. Приехал узнать, что у вас тут за беда.

– Мастер? – вскинулся сразу же хозяин, и вперился заспанными глазами в Ивана. – Мастер! Наконец то! Как же удачно, как хорошо. Я–то думал все, делам моим конец.

Хозяин, темноволосый мужчина средних лет, выглядел неважно. Серое, усталое лицо, мешки от недосыпа под воспаленными глазами. Он был не пьян, как сначала показалось, а вымотан.

– Меня зовут Иван, – представляясь, показал он клеймо. – Про твою беду мне рассказал кузнец. Вот только я ничего не понял. Что у тебя тут произошло?

– Меня зовут Валентин. Да ты не стой охотник. Присаживайся. Вот выпей, закуси, а я пока расскажу свою беду. – Он налил севшему за стол Ивану рюмку самогона, тот не стал упорствовать, махнул, продышался и закусил хрустящим огурцом. – Месяц назад это началось, как раз подоспела пора собирать урожай. Первым пес пропал, любимчик детишек моих, два дня искали, не доискались. Думали, волк задрал. Потом стал исчезать скот покрупнее, козлята, потом взрослые козы.

Рабочие мои, за водопадом лес рубили, и заметили крупного летучего змея. У этих гадов гнездовище на разрушенной плотине, что осталась, от какого–то ГЭС. Там вообще гиблое место. Аспиды эти, рыбоголовы и всякая нечисть. Так вот бывает и сюда в приток залетают, скотом мелким поживиться.

Ну, против этих летунов у меня пушка особая есть, дробовик многоствольный. Тяжелая дура, только со станины стрелять, но лупит очередью, или же сразу со всех стволов, да так что летящий змей натыкается, буквально на стену из картечи.

Короче, разорвало аспида в клочья. Стали готовиться к сбору урожая. Батраки в поле пошли, да через несколько минут уже с криками обратно бежали. В итоге, потом не досчитались двоих.

Одни кричали, что видели, как тех, крот огромный схватил и под землю уволок. Другие говорили, что земля дыбом вставала, а потом разверзлась и те под землю ушли. Сам понимаешь, у страха глаза велики.

Ну, взяли мужики оружие, да пошли в поле, крота этого ловить. Грохот поднялся, крики, рев. Обратно никто не вернулся.

С тех пор вот, как на раскаленной сковородке. Урожай стоит, осыпаться и гнить начинает, и делать чего, незнаем. И ваших в округе как на зло никого нет. Не жалуют мастера наши края. Люди тут жадные.

– К дому тварь подходит? На подворье люди или скот пропадают? – выслушав, уточнил Иван.

– Да нет. Только в поле и на краю. Хотя не знаю, есть связь или нет, но скот стал болеть и дохнуть. А растения кругом чахнут, даже сосны с елями осыпаются.

– Знаешь Валентин, больше похоже на проклятие. Будто чудище кто–то на тебя навел. Есть недоброжелатели, которые могли бы желать, твоего разорения?

– Да сколько угодно. Взять хотя бы соседей, у них полно земли, а река с мельницей на моей земле, и молоть свой урожай им приходится у меня. Давно бы со свету сжили, да жена у меня малость колдунья.

– А чего она не разберется, что тут происходит?

– Уехала она. Лечиться отправил, в Солеварск. И хорошо, с этими бедами одни нервы.

– А на соседних полях, что–либо происходит?

– Нет. Они и урожаи давно собрали, да на моей мельнице мелят.

– Так, будем проверять версию проклятия. Сейчас, мы с моим помощником, пойдем искать колдовские «подклады». Распорядись, чтобы нам не мешали. И сразу говорю, мы должны осмотреть все, без исключений. Найдем подклад и тварь, таким образом, отвадим.

– Все что угодно мастер! Любые деньги заплачу, только спаси от разорения.

– Мне твой свояк заплатил.

– Я доплачу еще. Только спаси.

Они вышли на крыльцо. Подмастерье совсем не наблюдал за псом, а откровенно клеил понравившуюся ему няньку, что развесив уши и строя саму чистоту и невинность, напрочь позабыла о хозяйских детях.

Грома тискали, целовали и трепали, на нем катались верхом. И судя по его счастливому виду, Грому это совсем не надоедало. Да и вел себя этот бугай как игривый щенок.

– Это что за зверь? – испугался Валентин.

– Не бойся, это мой. Пускай он пока с твоими детьми побудет. И мне и тебе будет спокойнее.

– Как скажешь мастер, – согласился он. – Ну что, за дело?

6. Святотатство.

Весь день Иван с подмастерьем, прочесывали усадьбу мельника. Перевернули кверху дном все. Задействовав иной взгляд, и выжимая по несколько раз резерв, обследовали помещения, сараи, чердаки, заглядывали в трубы, в печки, в подвалы и погреба. Обследовав затем, все пороги, косяки, и фундаменты строений, облазили весь двор и окружающую территорию, перевернув каждый камешек, заглянув под каждый куст, пень, дерево. Заглянули в каждую трещину, но ни одного подклада не нашли.

Нашли только сделанные уехавшей хозяйкой, кстати, неплохой, судя по всему колдуньей, талисманы и обереги. От них, ощутимо веяло энергией, но не злой.

Для них, накрыли стол во дворе. Не потому что брезговали в доме, Иван попросил, стол на улице и ночевки на сеновале, отказавшись от комнат, выделенных в доме.

После растраты резервов, они были голодны, будто волки. Подмастерье лопал все подряд, мурча при этом словно кот, а мастер уже наевшись, взирал на широкое подворье.

Где, где же еще не смотрели, что могли пропустить? Ведь уже на третий круг пошли одно и то же проверять.

Он смотрел на растущие вокруг усадьбы деревья и кусты. Они действительно были больны. Зелень становилась серой, кое–где начинала желтеть, и покрывалась плесневыми пятнышками. Все в округе, словно было заражено неведомым злом.

Наконец насытился и Юра. Поглядывая в сторону няньки, он достал свирель и стал наигрывать тихую пока еще не стройную, но печальную мелодию. Настроившись как следует, он заиграл ровней. Свирель залилась чистой печалью.

Его мелодии всегда были полны боли и грусти. Иван, конечно, делал замечания, что для свирели можно было сочинить, что–то повеселей, но парень упорно продолжал сочинять такие вот больно вгрызающиеся в душу песни, выбивавшие невольную слезу.

В тот момент, на улице кушали и хозяйские детишки. Ну как кушали, нянька постоянно отвлекаясь на Юру, пыталась их силой накормить. Иван не сразу заметил, что куда–то запропастился, не отстающий от них ни на шаг Гром.

Заметил и тут же забыл, думая о затянувшемся деле. Пока не послышался отдаленный крик, и грозный лай пса. Плеснуло силой, на самом ее излете. Раздался визг, которого Иван еще в жизни не слышал.

Они с подмастерьем вскочили едва, не перевернув стол, и бросились к мотоциклу за оружием.

Пес не прекращал лаять, и Иван, держа в руках дробовик, уверенно шел на звук. Подмастерье с пистолетом прикрывал тыл.

За густыми кустами, на краю поля, позади рычащего, и лающего, разбрасывая от злости пену пса, лежал стонущий, раненый мужчина. А перед псом, вспучивалась и дрожала земля. Из взбухшей земляной кочки, вдруг вынырнула могучая когтистая лапа. Она была похожа на кротовью, но с более длинными когтями и покрытая сплошной, крупной, роговой, серой чешуей.

Гром метнулся в сторону, и когти вонзились в расслоившийся камень, на котором, он миг назад стоял.

Иван не решился стрелять из дробовика, боясь, что зацепит пса, а вот подмастерье несколько раз выстрелил в лапу твари из пистолета. Попавшая в нее пуля срикошетила, и со свистом унеслась в изломанную пшеницу.

– Назад! – скомандовал Иван и подхватил раненного, Юра бросился помогать. – Гром, за мной!

Они спешно отступали, волоча раненого. Пес побежал за ними, а чудовище больше не посмело высовываться из взрыхленной земли.

– Ну как он? – спросил Иван вышедшего на крыльцо хозяина.

– Рана серьезная, он теряет кровь, а сквозь порезы на животе вообще кишки видны. Нужен лекарь. Моя травница не справится.

– Юра, бери мотоцикл и дуй в село, за Марьей!

– За кем? – не понял подмастерье.

– За лекаркой, что меня лечила. Быстро!

Парень прыгнул на мотоцикл, и помчался за лекаркой, а хозяин с Иваном сели за накрытый во дворе стол.

– Я не знаю в чем проклятье, и есть ли оно вообще, но я видел часть этой твари. И то, что я видел, мне не понравилось совсем.

Валентин, я не знаю такого перерожденного. Вижу впервые. Дело усложняется еще тем, что это существо особо неравнодушно к усадьбе. Пока мы тут все обследовали, я заметил, что нор, больше всего, в самой близкой точке соприкосновения усадьбы и поля. Вы все в опасности. Уезжайте. Или хотя бы отошли детей.

– Куда?

– В село, к Ивану.

– Нет, – отрезал Валентин. – Лучше в доме их запру.

– Дело твое Валентин. Но детям здесь не место. Становится слишком опасно. – Иван помолчал, подумал. – Я решил менять тактику. Раз подкладов не нашли, то не получится и отвадить. Пора переходить к непосредственному уничтожению твари.

– Давно пора, – сердито ответил Валентин, встал из–за стола и направился в дом.

Он почувствовал Марью еще издалека, но стоял, взирая на осыпающиеся сосны, делая вид, что не замечает, как та тихонько подкрадывается. А кралась она нужно отметить, на удивление бесшумно, словно призрак. Не один камешек, не посмел шелохнуться под ее стопами.

– Попался! – Марья накинулась, и закрыла Ивану глаза теплыми ладонями. – Угадай кто?

– Ира? Нет, погоди, Людмила, – стал перечислять он, – или, Галя? Нет–нет, Полина. А может быть, Алена? Или Инна?

– Ох, Ваня ну ты и кобель, – вздохнула лекарка и открыла его глаза.

– Ой, Марья, – наигранно удивился Иван, и заулыбался.

– Что значит, ой? Бабник. – Марья потянулась и принялась его целовать. – Когда подмастерье твой приехал, да еще и один, я даже испугалась, – говорила она, стирая пальчиком, помаду с губ Ивана. – Кстати, вовремя я подоспела. Травница хозяйская хороша, конечно, приостановила кровотечение, но вот зашить бы не смогла. Мужику повезло, все органы целы. Так что жить будет, если не помрет.

– Повезло ему, что пес спас. То, что его хотело сцапать, от него мокрого места не оставило бы. Тут вообще странное дело, я знать не знаю, что это. Ты ведьмочка, что по этому поводу можешь сказать? Что чувствуешь? – обнимая ее, спросил Иван.

– Жутко мне здесь. Очень плохое место. А из поля, такой жутью веет, что у меня мурашки по коже стройным маршем идут. Вань, там произошло, что–то страшное. И теперь след этого, отравляет все вокруг. – Она посмотрела Ивану в глаза. – Может, согреешь? Я видела здесь неподалеку, шикарный сеновал.

Иван приник к ее губам. Они наслаждались поцелуем долго, но, почувствовав, свое и ее перевозбуждение он отстранился.

– Я бы с большим удовольствием. Но! Сеновал занят. И скоро мы выдвигаемся на охоту. Жду вот как раз своего ученика.

– А где он? – спросила Марья, но догадавшись, заулыбалась. – Так вот кто, сеновал занял? Идет по стопам учителя? Вы мастера неисправимы.

Так в обнимку, они стояли и общались, на краю подворья, пока солнце не стало клониться к закату.

С сеновала отряхиваясь и выбирая травинки из волос, гордо вышагнул Юра. Но наткнувшись на глумливый взгляд лекарки, тут же опустил плечи и зарделся. Неуверенной походкой он направлялся к Ивану и Марье, когда с сеновала выглянуло, симпатичное, курносое личико, няньки. Приведя сарафан в порядок, она мышкой шмыгнула по направлению к дому.

– Ну, кобели, удачной охоты! – съязвила Марья, от чего Юру, от стесненья едва не скрутило в узел. – Пойду, погляжу, как там раненый.

– Погоди. Я проведу. Как раз к хозяину загляну. Узнаю, готово ли все что я просил, – и обратился к подмастерью: – Иди, выпускай Фому. Пора.

Готово было все. И чудо пушка, которую хвалил Валентин, и здоровенный, издохший хряк, которого как раз собирались закапывать, но мастер решил использовать его как приманку.

Кабанью тушу насадили, словно на вертел, на крепкую, железную балку, к концам которой прикрепили цепи. А многоствольник, установили на одновременный выстрел из всех стволов, и прикрепили к станине.

Пока тварь отвлекали в другом месте, Иван сомкнул концы цепи на сосне, растущей у границы поля. С подмастерьем они подкатили свиную тушу к краю поля, и стали устанавливать увесистую пушку за кустом, прицелом ровно над тушей. К курку привязали крепкую нить, и протянули туда же за сосну.

Самое время было устроить военный совет.

– Так, дед, как только дам команду, морозь тварь, как только можешь.

– Сильно не смогу, все ж не полнолуние, слабый я, – скрипел, едва видимый дух, – но шандарахну на всю катушку.

–Юра, после сигнала, говоришь «раз», и только после этого дергаешь за нитку. Все. По местам!

Дед, невидимым, занял место у многоствола, Юра с ниткой в руках, засел за сосну, а Иван стал взбираться на стоящую рядом.

Фома, ухая сидел, на чахлом деревце около туши, но так, чтобы его не задело пулями и крупной картечью, которыми вперемешку зарядили патроны.

Взобравшись повыше и умостившись на крепкой ветке, Иван громко свистнул, чтобы мужики, что били длинными палками, по окраине поля, все бросали и дули на подворье.

Отдаленный шум стих. Слышен был лишь шелест холодного ветра, путающегося в длинных иголках сосен. Зарево заката тускнело. Светлое покрывало, стягивало с неба вслед за зашедшим солнцем. Ветер, осыпая зерна, качал перезревшие колоски.

Мастер настроился. Он сосредоточенно пытался, сделать то, что получалось редко у него, но с легкостью выходило у твердого второго ранга. Войдя в состояние иного взгляда, Иван силился сообщиться со зрением совы.

Ничего не получалось, он начинал злиться, а когда вдруг увидел все с другого ракурса, в иных цветах и оттенках, то чуть не свалился от неожиданности с сосны. Тут же стало скашивать глаза, словно у сильно пьяного, заломило виски, но охотник пытался не потерять нить связи с Фомой.

С трудом удерживая связь, он переключился на собственное зрение и стал бросать на край поля, заранее приготовленные камешки. Иван предполагал, что у твари либо хороший слух, либо она чувствует вибрации, и, по его мнению, должна была принять шлепки камней за шаги.

Заканчивались камни, затек зад, нестерпимо ломило виски, хорошо стемнело, из–за горизонта показалась надкушенная, опоясанная диском луна. Иван решил, что задумка провалилась, и только собрался разрывать связь с филином, как у границы поля, где лежала туша, вспучилась земля.

Он бросил камешек поближе к туше, и сразу же переключился на зрение Фомы. Филин повернул голову в нужный ракурс, и его большие глазища, застыли в нужном положении.

Из земли выметнулась когтистая лапа, и, вцепившись в тушу, дернула на себя. Рывок был такой силы, что цепь, загудела и покачнулась сосна, но продетая сквозь тушу балка выдержала. Тварь подергала еще, но тщетно, и тогда перед приманкой стал вырастать холм земли.

Когда земля ссыпалась с тела, нависшего над приманкой чудища, Иван, который думал, что повидал на свете многое, и ничто его не удивит, забыл дышать, и от страха вцепился ногтями в ствол сосны.

Пора было подать команду, но он так и застыл, не в силах вымолвить не слова.

Зрение филина позволяло видеть, почти как днем, и он рассмотрел весь этот ужас в деталях.

Чудовище вытянулось метра на два из земли, при этом ноги его так и не показались. Продолжение его тела, просто уходило в землю.

Венчала тело, округлая как пистолетная пуля, состоящая из сплошного костяного нароста, без намека на глаза голова. Она была посажена на массивной шее, переходящей в узкие плечи, из которых торчали тощие, длинные руки, заканчивающиеся, лопатообразными ладонями, от которых ответвлялись длинные отростки когтей.

Торс монстра походил на человеческий, да и объемом был примерно таким–же. Спереди было некое подобие грудей, и ярко выраженные, бедра.

Короче, над приманкой нависало, нечто, что можно было назвать, земляной русалкой, но в отличие от водных дев, это чудище целиком было в костяной броне, из больших ороговелых чешуек, что сливались в единый, подвижный панцирь.

Не успел Иван опомниться от потрясения, как чешуйки на животе твари раздвинулись, оттуда показалась рука, после другая, а затем вылезло уменьшенное подобие этого чудища.

Чудовище стало издавать звуки, напоминающие громкое, кошачье урчание и поглаживать лапой голову своей уменьшенной копии. Затем острым когтем отделило кусок мяса от туши, нанизало на другой коготь, и поднесло к животу.

В маленькой головке копии, раскрылась широкая, щель, заполненная слюной и множеством мелких, острых зубов. Большой кусок мяса тут же исчез. Чудовище, снова урча, погладило головку своей громко чавкающей копии, и стало отделять от туши следующий кусок.

Это действо было одновременно отвратительным, ужасным, и завораживающим настолько, что Иван с трудом нашел в себе силы, разлепить онемевшие губы.

– Давай! – закричал он, что было сил.

Копия тут же занырнула в живот. Морозом ударил дед. Рядом стоящий куст, мгновенно покрылся инеем, а на монстре и вовсе выросли кристаллы льда.

Раз.

Многоствол грянул так громко, что дрогнула сосна, на которой сидел Иван. Облако пуль и картечи устремилось в тварь. Пушка, сорванная с места силой отдачи, повалилась набок.

Из порохового дыма во все стороны брызнули осколки льда. Чудище истошно взревело, но не одна пуля не смогла пробить крепкий панцирь. И оно будто дождевой червь благополучно втянулось обратно в землю.

– Вань, что ж ты меня на передний край то поставил? – обиженно ворчал дед. – Я ж страху натерпелся, чуть во второй раз не помер. Кабы было б чем, обгадился бы весь.

– Дед, не нуди, – попросил с трудом спустившийся с сосны бледный Иван. – Собираем манатки и быстро шуруем в усадьбу.

Хозяин не обрадовался провалу, но Иван заверил его, что будет пробовать новые методы, пока не убьет этого монстра. После чего, тот смягчился.

Усадьба стала готовиться ко сну, везде гасили свет, слуги разбредались по комнатам, а Грома оставили в спальне у детей. Подмастерье слинял, и Иван догадывался куда. Он незаметно, верней думал, что незаметно, скрылся в одной из комнат. Мастер так устал, что даже не хотел на сегодня ни о чем думать. Завтра будет новый день.

Он вышел на улицу, в ночной холод. На подворье громко пели сверчки, шумел в поскрипывающих соснах ветер, в небе повис слабо светящий огрызок, убывающей луны. За домом успокаивающе шумел водопад, от которого веяло ледяным холодом. Гасли редкие огни в окнах барака для батраков.

Иван сошел с крыльца, но вместо сеновала, усталые ноги понесли его к границе поля.

Под сапогами шуршали мелкие камушки, блестела на траве ночная роса. Остановившись, он взглянул в освещенную лунным светом даль, где шелестели пшеничные колосья.

Посреди поля, темным пятном, стояло большое, сухое дерево. Оно воздело к звездному небу сухие крючья ветвей, и слабо покачивалось в такт холодному ветру.

Не считая шелеста колосьев, стояла гробовая тишина. Тварь не убили, и вряд ли отвадили, но напугали точно. А вот, что делать дальше? Знать бы, что она такое, откуда взялась и как сюда попала? Как такое из человека породила земля? И главное, как ее теперь уничтожить?

Зная, что на каменистой почве он в безопасности, Иван расслабился, и стал пропускать через себя энергетику поля. Сам по себе активировался иной взгляд, тело стало невесомым. Сознание расширило границы восприятия, словно на тонкой грани яви и сна.

Перед рассеянным взглядом предстала совсем иная картина.

Среди колосьев, думая, что он невидим, смотря на луну, стоял дед. Лицо его сейчас не было как всегда насмешливым. На полупрозрачном старческом лице была печаль, а пустота глаз обратилась к кроваво–красной луне.

А вот само поле было страшным.

Черные от плесени колоски, оказались все изломаны, и забрызганы кровью. Вместо золотистого цвета, пшеница приняла черно–багровые тона. Из склизкой, гнойной почвы, словно из кипящей грязи вырывался черный пар. Далекое дерево приняло еще более изломанные очертания, и словно в мольбе простерло к небу изломанные ветви–руки с огромными когтями.

Все залила грязная, энергетика. Слух как будто уловил, чей то горький, безотрадный плач. А сердце сжалось, от чужого чувства страха, исступления и боли, что шло от центра поля.

Ивану привиделось, что кто–то бежит, ломая босыми ногами золотистые колосья, казалось, бежал он сам. В боку кололо от отдышки, а в животе была совершенно незнакомая тяжесть и пронизывающая насквозь тупая боль. Было очень страшно. Он задыхался. Впереди виднелись обнаженные, сухие корни. Его кто–то настигал. Кто–то, от кого веяло злобой и смертельной опасностью.

Сквозь видение прорезался отдаленный голос. Ивана настойчиво окликали. Видение тут же сорвалось, и он пришел в себя.

– Господин Мастер, вам плохо? – поинтересовался давешний знакомец, охранник с ружьем в руках, которого встречали у мельницы.

– Нет–нет. Просто крепко задумался, – ответил Иван, увидевший прежнее, золоченое лунным светом, поле.

– Задали, вижу вам загадку. Должно быть, думаете, как с нечистью этой совладать?

– Да уж, задали, так задали.

– Вы не обижайтесь, но нужно сильную ведьму кликать. Проклял кто–то страшно это поле. Она бы проклятье сняла и выкурила отсель эту заразу. Да кроме хозяйки нет таковых в округе.

– А что, хозяйка сильна?

– Да что вы! Сам видел, как Жанна от мельницы рыбоголовов отваживала. Так им шарахнула, что по сей день боятся показываться в притоке. Да и характером тоже сильная баба. Захудалую мельницу в порядок привела, наладила дело, домище вон, какой выстроила. Да вот только болеет в последнее время. Женские дела. Уехала лечиться еще до того, как это все началось.

– Думаю пора ей вернуться. Порядки навести.

– Вы правы, господин Мастер. Пора.