Текст книги "Без четверти двенадцать (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Карниевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

   Дождь то чуть затихал, то вновь усиливался, но не прекращался. Земля под ногами раскисла. Уставший человек с тоской воткнул лопату в жижу под ногами и мельком взглянул на часы: 23:40. Яма уже доходила ему до пояса, дальше тянуть было нельзя. Громилы охранники, прежде бешено гнавшие темп, похоже, смирились, подгоняя обреченного уже без злобы, а больше от скуки. Поигрывая светом фонариков на ближайших деревьях, они с ленцой наблюдали за ритмичными, как метроном, шлепками земли о насыпь.

  – Еще немного – и конец, – с горечью подумал приговоренный, – черт меня дёрнул связаться с этими братьями Даудовыми... Нахрен я повелся на их посулы?... Предупреждал же Васька не влезать в это дерьмо...Проклятая жадность!!!

   Бедолага, известный в узких кругах как Грек, ранее проходил в полицейских досье активным участником ОПГ. Но, немного остепенившись и нарочито отойдя от дел, он ударился в политику, а, засветившись в СМИ, стал известен обывателям как бизнесмен и меценат – Григорий Леонидович Анемиди.

   Впрочем, жалуясь на судьбу в ночном лесу на дне ямы, горемыка немного лукавил, по-другому он поступить не мог. Хоть риск и зашкаливал, куш обещал быть жирным, а это и составляло основу его жизни. Лишь идя каждый раз на риск, только балансируя на грани фола, Грек чувствовал вкус жизни и смог добиться всего. Но Фортуна – девушка ветреная... и вот конец игры.

   Анемиди осторожно огляделся. Братки, устав наблюдать, за его монотонным трудом, практически перестали обращать на него внимание. Двое, закурив, стояли у края могилы, отчаянно жестикулируя, что-то оживленно обсуждая на своем гортанном наречии. Третий, их вожак, неожиданно сорвавшись с места, опрометью бросился в ближайшие кусты, вызвав взрыв смеха у товарищей.

   – Лучшего момента не представится, – прожгла мозг Григория шальная мысль.

   Присев на дно могилы, он сделал вид, что пытается поднять мешающий ему камень. Перехватив лопату штыком вперед, Грек, резко выпрямившись, нанес страшный удар в пах одному из своих мучителей. Его напарник, не ожидавший такого подвоха, попытался отскочить назад, споткнулся и упал, выронив пистолет. Подстегиваемый адреналином, Григорий буквально вылетел из ямы. В два прыжка он добрался до конвоира и, несколько раз рубанув его лопатой, бросился в чащу: напрягая все силы, разрывая жилы, как бегут один раз в жизни. Сзади из кустов загрохотали выстрелы.

   – Только бы свалить с поляны... свалить с поляны... – застучало у него в голове.

   Мгновение, и Грек скрылся за ближайшей березой. Еще десяток шагов, и он нырнул в заросли орешника, в спасительную тьму. Споткнулся. Упал. Вскочил. Бросился дальше в ночь, не разбирая дороги, прочь от своей могилы. Где-то далеко позади мелькали всполохи фонарей и слышался треск сучьев начавшейся погони. Беспорядочная стрельба прекратилась.

   Вдруг земля ушла у него из-под ног, заставив кубарем скатиться вниз по практически отвесному склону. В темноте ночного леса беглец не заметил овраг. С шумом, проделав просеку в гуще крапивы, он влетел в глиняную жижу на дне балки и, распластавшись, как препарированная крыса на столе, затих, ожидая выстрелов сверху.

   Так под моросящим дождем Анемиди и лежал, боясь пошевелиться, пока голоса преследователей, где-то сверху совсем не стихли.

   – У-уф, вроде оторвался, – Григорий осторожно привстал, ощупывая себя, – везет мне сегодня: от смерти сбежал, руки-ноги целы, и это при падении с такого обрыва.

   Он попытался что-либо разглядеть в кромешной тьме, но без луны даже не увидел краев оврага. Взглянул на часы – без четверти двенадцать.

   – Время как остановилось, – с удивлением отметил он. – Ладно, хватит искушать судьбу, пора убираться отсюда.

   Не рискуя подниматься по крутым склонам и опасаясь новой встречи с головорезами, Грек встал на четвереньки и пополз под прикрытием зарослей подальше от этого места.

   Так он двигался довольно долго, пока небо не прояснилось и не показалась луна, наконец позволившая с трудом, но всё же выбраться наверх. Лес за время его путешествия сильно изменился. Веселенький березняк – место казни, выбранное палачами, сменился вековым буреломом.

   – Хм, с направлением ошибся. Не думал, что в Подмосковье еще осталась такая глушь, – огляделся с неприязнью Грек, – но делать нечего, надо идти дальше.

   Продираясь по чащобе, Григорий быстро понял, что ночной лес не лучшее место для скитаний и, вскоре наткнувшись на вывернутое с корнем дерево, решил заночевать в этой берлоге. Обессиленный, он забрался в неё и, несмотря на сырость и острые впечатления вечера, мгновенно уснул.

   Уже рассвело, когда Анемиди открыл глаза. Плотный туман окутал лес, скрывая все невзгоды прошлой ночи, наполняя мир безмятежностью.

   – Походу, раннее утро, – решил он, лениво потягиваясь и с удивлением замечая, что костюм сухой, ничего не болит, а в душе царит необыкновенное умиротворение. Только, вероятно, от пережитого за ночь сильно ныло в желудке.

   – Для нового дня уже неплохо. Но сколько же это я проспал? – Грек удивленно посмотрел на часы. – Что за чёрт?! Всё то же число. Всё те же без четверти двенадцать. Стекло цело... Противоударный механизм... Почему стоят?

   Он снял их с запястья, постучал пальцем по стеклу, приложил к уху, прислушиваясь.

   – Что-то не так, – заёрзал червь сомнения в его мозгу, несмотря на царившую вокруг безмятежность.

   – Тишина, – озарило Грека, – абсолютная, до звона в ушах. Ни щебета птиц, ни звона комаров, ни шума ветра в ветвях.

   Анемиди осторожно выполз из своего логова. Огляделся. Он еще ни разу не сталкивался с такой пеленой, настолько густой, что даже ближайшие деревья виделись сквозь нее тонкими темными нитями, вшитыми в молочную мглу.

   'Словно кисель. – Недовольно пробормотал Григорий, помахав руками, пытаясь отделаться от ощущения, что она затрудняет движение. – Ну и как отсюда выбираться?'

   Не найдя ориентиров, за которые мог бы зацепиться глаз, Анемиди просто зашагал прочь от своего убежища.

   Новое неприятное открытие настигло его всего через несколько шагов, у первых же деревьев – лес был мёртв. Сухие стволы вековых сосен стояли, не шелохнувшись, как обелиски на кладбище. Ни мха, ни травинки. Голая земля. Словно перед рассветом стая саранчи пировала здесь. Грек поёжился: 'Твою ж мать, в какой чернобыль меня занесло?! Час от часу не легче. Так... Надо найти овраг и топать обратно к родным березкам. Ну его на фиг, этот экстрим'.

  Но сколько беглец ни плутал, к цели он так и не вышел.

  – Не может же он целый день простоять, проклятый? Полдня уже тут блуждаю, – возмущался он всё сильнее сложившейся ситуации,– может, по кругу хожу? Ни солнца, ни мха. Как выходить-то?... Как жрать-то охота...

   И тут перед Григорием выросло нечто, заставившее его застыть в нерешительности. Неосязаемое, словно сгусток тумана или размытая тень, оно неподвижно зависло в бледном сумраке, едва касаясь земли, будто присматриваясь к человеку.

   – Это что за хрень? Туман, что ли, так клубится... Или мерещится? – пробурчал Грек в растерянности, но из осторожности начал обходить непонятную иллюзию стороной.

   Мираж вздрогнул и, извиваясь, устремился к нему. Мистический ужас охватил Григория, заставив снова, как прошлой ночью, рвануть что было сил. Но на этот раз фарт был не на его стороне. Легко догнав человека, наваждение закружило вокруг него, слегка касаясь тела с разных сторон. Поняв, что не сбежать, Анемиди резко остановился и приготовился дать последний бой. Сгусток тоже застыл перед ним, пульсируя, выбрасывая в сторону жертвы то ли собственные завихрения, то ли щупальца. Беглец напрягся, но вместо атаки видение сделало прощальный круг и пропало без следа.

  – Привидится же такое... – выдохнул Григорий. Сердце его рвалось из груди. Как рыба на суше, хватая воздух ртом, он оперся на дерево, перевести дух. Закрыв глаза, бедолага потихоньку приходил в себя и не сразу заметил, как из-за соседнего ствола выплывает еще один морок.

   – Все, больше с места не сдвинуть... рви меня здесь, – оскалился беглец.

   Но нападения вновь не последовало, только странные танцы по кругу и быстрое исчезновение. Отдышавшись, Грек с опаской продолжил путь. Сгустки стали возникать всё чаще. Кружа поначалу в одиночку, затем они сбились в небольшие группы. Вскоре тени просто замельтешили, точно мушки в глазах, слегка раздражая, но не причиняя вреда.

   – Проклятый туман... Нервы после вчерашнего совсем ни к чёрту... – ворчал Анемиди, устав от их хороводов. Наконец, не найдя другого здравого объяснения, он просто приравнял эту бесовщину к играм уставшего разума и вообще перестал обращать на них внимание.

   Так, блуждая во вневременьи, мучаясь от голода и неизвестности, Григорий вышел к реке.

  Оглядевшись на берегу, Грек окончательно скис. Вид, открывшийся его взору, угнетал своей монотонностью. Казалось, прошедший ночью дождь смыл последние цветные краски с этого мира, превратив его в наброски комиксов Фрэнка Миллера.

   Разрезая кипенное полотно тумана, чёрный как ночь поток в торжественной тишине нёс свои воды – ни плеска волн, ни крика чаек. Ледяной холод, шедший от него, отбивал любое желание приблизиться. По-видимому, даже туман, обрываясь резко у кромки воды, был не властен укрыть его. В довершение картины, небо над рекой, затянутое хмарью, словно подражая серому песку под ногами, нависало тяжёлой плитой.

   – Ну, хоть какая-то смена пейзажа, – промямлил Анемиди, превозмогая холод.

   Кидая камешки в воду, стоя на берегу, он задумался о дальнейших планах. Смекнув, что, следуя вдоль реки, быстрее выйдешь к людям, Григорий решил ни за что больше не возвращаться в лес.

   – Чем дальше от истоков, тем ближе цивилизация, – провозгласил Грек и поплёлся вниз по течению, к устью.

   Пепельный песок под ногами, черная река и белая мгла. Так буквально пропитываясь ледяной серостью и тоской, он шёл какое-то время, пока в глазах не начали вспыхивать и кружиться разноцветные шары. Изнывающий от безделья разум взбунтовался. Чтобы дать работу скучающему мозгу и хоть как-то привязаться к пространству и времени, Анемиди начал считать шаги:

   – 1... 2... 3... 6532... 6533...

   На 7835 в тумане появилось что-то похожее на очертания человека.

  – Ээээй, уважаемый!!! – вне себя от радости заорал он и бросился к незнакомцу. Однако силуэт никак не отреагировал на его истошные вопли. Григорий даже подумал, что ошибся, приняв за человека куст на берегу или пень. Но, приблизившись, он убедился в обратном. Это был мощный старик с копной седых волос, всклокоченной бородой и орлиным носом, одетый в рваную тельняшку и рыбацкие забродники. Впрочем, привлекала к себе внимание не мощь его тела, а поразительной силы взгляд. Свет, излучаемый серо-голубыми глазами, буквально проникал в самые дальние закоулки души, подавляя любую волю, не оставляя тайнам человека ни единого шанса.

   Он стоял не шелохнувшись, опершись на длинный шест, пристально вглядываясь в клубящийся туман. Рядом, в спущенной на воду лодке, незамеченной сразу, сидела еще пара человек, так же не проявивших к путнику никакого интереса.

  – Девяносто девятый, скоро последний подойдет, и отправимся, – обратился старик в сторону судна.

   – Ты чо, совсем тут оглох, старый хрыч? – накинулся Грек на незнакомца вместо приветствия. Но, подойдя поближе и ощутив на себе его взгляд, Анемиди решил сменить тактику и спросил: – Старик, до города далеко? Не подбросишь?... Я заплачу... Хорошо заплачу.

   В подтверждение слов он полез во внутренний карман пиджака за кошельком и, достав все имеющиеся доллары, бумажки три-четыре, без сожаления протянул их рыбаку.

  – Обол, – даже не взглянув на деньги, обронил незнакомец.

  – Чо? Кто балабол? Ты ничо не попутал?

  – Переправа на тот берег – стоит обол, – уточнил старик назидательно, – медная монета.

   – Хозяин-барин, – обрадовался удачной сделке Грек, снова раскрыв кошелек: всевозможные банковские карты, внушительная пачка рублей – мелочи не было. Обшарил карманы и прощупал подкладку – пусто.

   – Эй, на судне, мелочишкой не богаты? – попытался он не упустить свою удачу.

  Пассажиры всё так же понуро сидели в лодке, никак не реагируя на окружающую действительность.

   – Ну, вы и жлобы... Хороший курс даю, – Григорий весело затряс одной из зеленых бумажек.

   – Они тебя не слышат, в реке уже, – обронил лодочник.

   – Да, тяжко тут у вас с экологией, – попытался сострить Анемиди, – но ты вроде ничего, крепок еще. Дед, это доллары американские. Видел раньше такие? Мне в город надо. Или на крайняк в вашу Голожоповку, – сдерживая раздражение на тупого аборигена, начал разъяснять бизнесмен, – моторку себе купишь.

   – Не работают тут ваши механизмы. Реальность другая и физика, значит, иная, – устало бросил старик с видом академика, случайно оказавшегося на вступительных экзаменах в ПТУ, – что за времена настали?! Надо руководство просить, пускай таблички с инструкциями развесят по периметру для идиотов. Ты не в лесу на Рублевке. Ты даже не в России. Это Аид – царство мертвых.

  – Дед, ты чо несешь? Не опохмелился, что ль, с утра? – взорвался Грек. Препирательства сумасшедшего окончательно раскололи скорлупу его терпения, расплескав копившуюся с утра злость. – Ладно, не захотел по-хорошему, зайдем с другой стороны.

   Несмотря на очевидную силу перевозчика, он решил действовать нахрапом, понадеявшись на опыт молодости и эффект неожиданности: подскочить поближе, использовать свой проверенный кросс и, заполучив жердь, дальше действовать по обстоятельствам.

   Но старик как будто именно этого и ожидал. Неуловимым движением шеста он парировал выпад и, ловко перехватив, нанес им несколько быстрых и болезненных ударов агрессору. Грек, чертыхаясь, рухнул на землю как подкошенный.

  – А ты не кипятись... не кипятись... Лицо в речке обмой.. Полегчает, – спокойно сказал перевозчик, будто конфликта и не было, – и больше не пытайся геройствовать, и не таких успокаивали.

   Кряхтя, Григорий поднялся с земли, с опаской поглядывая на шест, заковылял к реке. Присев на корточки у самой кромки, он попытался пригоршней зачерпнуть воды.

   Боль. Ни с чем не сравнимая боль пронзила всю его плоть, судорожно откинув тело назад. Каждая клетка организма возопила о страдании.

   – Да уж, Стикс ни разу не Яуза, – усмехнулся старик, довольный полученным результатом. – Без меня на тот берег ни одна толика вещества попасть не сможет, не то, что человек. Еще доказательства нужны?

   Анемиди отрицательно замотал головой, еще целиком не отойдя от случившегося. Сквозь дымку боли в его сознании начала складываться новая мозаика бытия. В памяти стали всплывать образы из детских мультиков и книг: Древняя Греция, мифы, герои и олимпийцы.

   – Дедушка, так я ж в России, в 21 веке... жил. Почему Аид? – отказывающимися подчиняться губами выдавил из себя новоявленный мертвец, пытаясь осознать новую реальность.

  – Дедушка?! – захохотал перевозчик, всем видом показывая, что разговор начинает ему нравиться.

  – Тебя, дурака, атеистом пристрелили, а значит, других реальностей для тебя не будет. Куда тебя девать? Вот тебе новый... Этот... как же его... – Старик поморщился, вспоминая услышанное им ранее заумное слово. – Континимум? Во! Континум по крови предков и определили. Раз они эллины. Добро пожаловать к нам. – Но, опомнившись после секундной слабости, он уже строже добавил: – Так что давай обол или проваливай, другого бытия для тебя не предусмотрено.

   – Куда проваливать? – Григорий тупо уставился на лодочника.

   – Теперь твоё пристанище – только этот лес. Предбанник миров, так сказать. Обитель вечного голода и жажды.

   Холодный ужас вцепился в мозг Григория. Непослушными руками он снова автоматически полез в пиджак за кошельком. Опомнился. Рубли и баксы – бумага, карточки вообще смешно. В последней вспышке ярости Грек швырнул бумажник в реку и безвольно осел на песок.

   – Что бы предложить ещё? – Как вино пустой бокал, отчаяние начало заполнять его душу. Вероломно выступили предательские слезы. Смущаясь своей слабости, он неловко размазал их по щекам. Без четверти двенадцать – взгляд выхватил положение навсегда застывших стрелок: 'Стоп. Часы и золотая цепь – достойная плата за переправу'.

   – Пожалуйста, возьми золото, это ж лучше никчемного медяка, – подполз Анемиди к паромщику, стелясь в мольбах.

   – Нельзя. Высшие установили цену и строго следят за ней.

   – Умоляю, это же настоящий 'Патек Филипп' – хоть и не ходят, но вещь дорогая, статусная... ограниченная серия... для коллекции подойдет, – начал он нахваливать подношения, пытаясь попутно схватить руку старика, чтобы вложить в неё побрякушки. Но лодочник лишь грозно воткнул перед ним своё оружие, обозначая окончание торгов, не пожертвовав ни лепты своей принципиальности.

  Выронив никчемную 'бижутерию' на песок, Григорий безвольно опустился рядом и с тоской посмотрел на лодку.

   – Последний пассажир!!! – взорвалась в его голове мысль.

  Не медля ни секунды, Грек бросился обратно в лес.

   Харон опёрся на шест и снова устремил свой взгляд вдаль. Безучастно наблюдая, как бегущий Анемиди распадается на нечто неуловимое, просто сгусток тумана. Как на неуверенно бредущего незнакомца набрасывается новый морок – вечный скиталец, жаждущий мелочи.

   Блёклым островком, среди чёрного габардинового болота Армани и Бриони, затопившего зал прощаний крематория, резко выделялся мужичок в заношенном пиджаке. Человек чувствовал себя неловко среди этой публики и речей-ксерокопий, поэтому все время поглядывал на часы, висящие, на стене, поправляя на носу нелепые очки с толстенными линзами. Без четверти двенадцать – скоро кремация.

   – Пора прощаться, – решился он.

   Василий Зеленцов судорожно пошарил в нагрудном кармане, проверяя себя – всё на месте.

   – Ну вот, Гриша, и настал момент, когда я смогу расплатится с тобой разом по всем долгам. Всю жизнь ты был для меня вроде ангела хранителя, помогая в трудную минуту... В девяностые от смерти спас... Ты же знаешь, как меня коробило ходить в должниках. – Обратился он мысленно к покойнику. – Судьба разметала нас по разным социальным стратам, тебя в депутаты, меня в простые историки-этнографы, но не стала разрывать нашей дружбы. Возможно, хранила её именно для этого момента.

   Он медленно подошел к гробу, наклонился и поцеловал покойника в лоб. Рука его будто случайно скользнула по лицу усопшего, протолкнув медный обол между неплотно сжатых зубов. Василий выпрямился и произнес:

   – Покойся с миром, друг. Я не мог уберечь тебя от беды при жизни, но сделал всё, чтобы помочь после. Куда бы ни привела тебя нить судьбы, желаю тебе легкой дороги: успешно пройти суд Радаманта и благой жизни на Елисейских полях.

   Направляясь к выходу, он услышал катящийся по залу ропот: Кто этот человек? Что за бред он наговорил тут?

   Уже в дверях Зеленцова догнали трое братков.

   – Слышь, профессор, ты чо там над Греком-то глумился? – без обиняков заявил, напирая, по-видимому, самый авторитетный из них. – В последней речи какую-то пургу понёс. В рот ему что-то сунул.

   – Это древний погребальный обычай, – взволнованно ответил Зеленцов и начал сбивчиво объяснять про плату Харону.

  Немного поостыв, братва заворчала, не дослушав его рассказ: 'Так, чо не предупредил-то? ... Что за прикол, медяху совать? Сказал бы, мы б засыпали его золотом'.

   Василий их успокоил:

   – Там такая монета дороже золота. – Историк неопределенно махнул рукой куда-то в даль – Здесь, кстати, тоже. У нумизматов покупал, заплатил 500 долларов... Братки одобрительно закивали: – Пятьсот гринов – это уже не стыдоба, это по-нашему, по пацански.

   – Ладно, вали.... – разрешил, наконец, старшой и, повернувшись к коллегам, добавил. – Прикольно, но медяшка не мазово, вы мне тоже чо нить этакое забацайте, только покручи и чтоб обязательно из чистой голды.

   Ярко-зеленый луч откуда-то сверху пробил рыхлую тушу тумана, ударив в одну из теней.

   Горячая волна накрыла Грека, всё его тело охватила мелкая дрожь, во рту почувствовался медный привкус. Сбросив с себя голодное помрачнение, он увидел на мгновение прощальный зал и себя в гробу.

   – Васька!!! Скумекал таки, не зря в доценты выбился!!! Выручил, не дал сгинуть в этом предбаннике... – рванул у него в голове фонтан ликования и восторга.

   Выплюнув монету в кулак, Григорий резко вскинул руку с ней вверх, ударив другой в изгиб:

   – Ну что выкусили?! ... Игра продолжается!!!

   Все еще не до конца веря своему счастью, он весело зашагал к спасительной лодке, громко выкрикивая здравицы закадычному другу, под завистливое колыхание окружающих его мороков.