Текст книги "Жизнь замечательных людей"

Автор книги: Дмитрий Ханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Дмитрий Ханов
Жизнь замечательных людей

Жопа. 

Я познакомился с Григорием Владиславовичем в тот период жизни, когда очень сильно нуждался в деньгах. Сколько же я тогда работ не перепробовал, начиная от “Озеленителя” улиц, заканчивая официантом. Естественно, на таких работах долго не задерживаются, поэтому, к тому же, был в постоянном поиске новой. И однажды жизнь мне подкинула интересную халтуру. Некая больница набирала волонтеров для того, чтобы следить за пенсионерами, которых бросили родственники. И вот Григорий Владиславович достался мне. У этого уже до безобразия полного человека семидесяти шести лет, не осталось никого кто бы мог о нем позаботиться. Я ходил к нему, на протяжении целого месяца, каждый день. Приносил ему еду, убирался и пил с ним чай. И вот как раз за такими посиделками он и поведал мне свою достаточно грустную историю жизни.

Родился он на несколько недель раньше срока, мало весил и вообще был ужасно некрасивым новорожденным, если, правда, бывают красивые. Отец его сразу невзлюбил, а мать держалась до последнего. И из-за такого стечения обстоятельств, в возрасте 5 лет, его передали на содержание бабушке и дедушке по материнской линии. Эти уже далеко немолодые люди, пережившие войну, души не чаяли в ребенке. Они кормили его вкусной едой, постоянно баловали конфетами, но, в силу возраста, ничем не могли его занять. Весь день Григорий играл со своими игрушками, а именно кидал их в различные места, или шатался с местными мертвыми душами по дворам еще не сильно заселенного спального района. Когда маленького Гришку нужно было отдавать в первый класс, далеко не первая школа приняла его в свои ряды, ибо к возрасту 7-ми лет он так и не научился читать или хотя бы внятно излагать свои мысли. За школьной партой мой неожиданный друг либо что-то рисовал в своей тетрадке, либо просто сидел с умным видом, хотя голова его было совершенно пуста. Оценки же получал не лучшие, но и не худшие. (как оказалось, были дети и поглупее.)

Одноклассники не особо с ним контактировали, так как Гришка был достаточно полным и обладал жидкими, феноменально засаленными волосами. К тому же, с ним банально не о чем было разговаривать, книжек он не читал, шутить и рассказывать историй не умел. К его 13-летнему возрасту умерла бабушка, а через несколько месяцев умер и дед. Гришу перевезли обратно к биологическим родителям. Они, конечно, посещали его за все то время, но контакт найти им так и не удалось. Гришка почти перестал разговаривать, стал хуже учиться и появлялся дома гораздо позже, чем заканчивались уроки. Все это время (после окончания уроков и до прихода домой) он проводил у берега местной речки. Не знаю, думал ли он о чем-либо, мечтал ли, но в одном я уверен точно: именно в этот период жизни в голову его закралась идея. Но заявила она о себе не сразу. В возрасте 14 лет он поступил в техникум. Жизнь там мало чем отличалась от школьной, разве что, он съехал от родителей в дом покойных прародителей. Зарабатывал же на жизнь тем, что подметал улицы, а когда, с треском, но получил образование, пошел, как и все уважающие себя люди, на завод. Что с ним происходило тогда, я думаю, не имеет смысла описывать, ибо, как и все, он столкнулся с достаточно рутинной жизнью взрослого человека, хотя могу поспорить, даже к семидесяти годам так им и не стал. Могу только отметить, что друзей он так и не завел, с женщинами замечен не был, за пьянством тоже. Зарплату получал небольшую, еле хватало на жилье и еду, заслуг не имел, по карьерной лестнице так и не поднялся. Я могу только догадываться, как он все это стерпел, если бы не был одержим мечтой. Да и при всем желании, он бы сам мне это не рассказал, так как логично или хотя бы внятно излагать свои мысли, так и не научился. Мне иногда бывало очень сложно разобрать его речь: предложения переходили с одной мысли на другую, а его скудный словарный запас спасали только огромное количество, выученных им во времена работы на заводе, маты.

В день нашего знакомства я был сильно удивлен, когда вошел в его квартиру. Она была грязной, в ней пахло кислой капустой, а самое, на мой взгляд удивительное было то, что как только открыл дверь на меня обрушился дикий рев непонятной птицы. Это был попугай какаду, который чуть не сбил меня с ног. Не сильно было понятно, как сей старый человек мог за ним ухаживать, но я решил не думать об этом. Как потом выяснилось, птица была куплена два года назад совсем птенцом на скопившиеся за пенсию деньги. Она была тощей, облезлой и обладала невероятно мерзким голосом. Соседи часто жаловались на это создание, оно орало день и ночь, так как Григорий Владиславович не догадывался его накрывать каким-нибудь полотенцем, а свет в квартире горел постоянно. Я часто наблюдал картину, когда пенсионер стоял у клетки (иногда, все-таки, птица была там) и, как мантру, повторял одно и то же предложение. “Да как ты, Жопа с клювом, все не научишься”. Как я позже узнал, Жопа – кличка попугая. Это был самец.

Расстался я с Григорием Владиславовичем по естественным причинам. На дворе стояло знойное лето, квартира его почти не проветривалась, так как старик очень боялся, что Жопа вылетит. Застал я его в последний раз уже при смерти. Ему внезапно стало совсем худо. Пенсионер мог только лежать на кровати, постоянно спал, а в те редкие моменты, когда просыпался, что-то бормотал себе под нос и снова отправлялся в мир своих снов. Я просидел у него почти весь день и собирался идти домой. Позвонил в больницу, чтобы меня сменили, и пошел одеваться, как вдруг, Григорий Владиславович проснулся. Он впервые за день сделал телодвижение (сел на кровать) и с отсутствующим видом посмотрел на клетку. “Вова, я бляха мало о чем просил в своей жизни… но, ебана мать, прошу, возьми эту жопу рогатую себе.” – эти слова, очевидно были адресованы мне. Я не стал спорить с умирающим человеком, проверил клетку, оделся и, когда приехала профессиональная сиделка, шагнул в дверь.

Ночью я долго не мог уснуть, голова была забита мыслями о Григории Владиславовиче. Я все пытался понять, на что человек потратил свою, достаточно унылую и однообразную, жизнь. Проснулся же я рано из-за визга Жопы. Точнее только немного после до меня дошло, что это был не совсем визг. Через несколько минут после первого аккорда симфонии, на меня обрушился весь матерный жаргон. Жопа с таким усилием и благородством извергал из себя жемчужины русского языка, что я окончательно понял, на что Григорий Владиславович потратил свою никчемную жизнь. Люди хотят иметь достаток, служить науке, или, на крайний случай, творить, но ту я имел дело с совсем иным человеческим существом. Вся его жизнь сосредоточилась в этом создании, которое с упоением произносило иногда такие слова, значения которых мне неизвестны до сих пор. Через несколько часов позвонили из больницы и сообщили, что Григорий Владиславович умер во сне. Слушая голос из телефона, я все смотрел на Жопу и из глаз невольно пошли слезы. Вот на что способна людская жизнь. Этот старый, тупой человек, ни к чему, как казалось в жизни не стремящийся, мечтал лишь об одном – обучить бедного попугая матерщине. А зачем родился я? Ну, по крайней мере, я поведал миру о Григории Владиславовиче.

Он не я. 

Еще одно приключение со мной произошло в канун Нового Года. Я с начала декабря работал в колл-центре местного банка, но начальство к концу месяца решило, что эту весьма неприятную работу я выполняю из рук вон плохо. До того, как прикоснуться к телефону, я прошел недельный треннинг, где мне рассказывали самые основы моей новоиспеченной профессии. Говорили они следующее: не воспринимайте все сказанное клиентами на свой счет; они озлоблены не на вас, а на банк. Действительно, угрозы и маты никогда не были личными, а фразу “Ах ты, сука безрукая!” я и до сих пор воспринимаю, как обвинение в сторону банка, а не в свою. Проработал я неполных 20 дней, исключая подготовку. За это время я выслушал многое. Коллеги меня с первого же дня невзлюбили, окрестив “мутным типом”, а начальство постоянно было мной недовольно. И действительно, работу выполнял, как я описывал ранее, не совсем хорошо. Не то чтобы я грубил бедным людям с просроченными кредитами, нет, я, напротив, не знал, чем им помочь. Моя, в принципе, эмпатичная натура, пыталась всем сердцем им доказать, что дело не в банке, а конкретно в них, но это было как об стену горох. Ночью я, наверное, плакал, представляя себе этих бедных людей, которые пытаясь содержать семью, влезали в долги, а потом не могли их выплатить. Отчасти, я сам был такой. Правда, семьи и долгов по кредитам у меня не было (как, собственно, и денег), но всем нутром я был с ними. Что забавно, к концу месяца денег не стало и у банка и начальство приняло решение сократить штаб. Естественно, начали с низов, то есть с бедных операторов колл-центра, у которых и так жизнь не сахар, ибо он достаточно дорог и непрактичен. В морозный вечер дня X ко мне подошла высокая, достаточно худая женщина, которая являлась связующим звеном между сотрудниками моего отдела, и, собственно, начальником, сказала, что мне бы не помешало пройти в кабинет последнего и что разговор будет не из легких. Таких разговоров “не из легких” у меня было полно каждый день с клиентами банка, так что я отлично понимал с чем имею дело. Я поднялся со своего рабочего кресла и понял, что больше его не увижу. Кабинет “А.С. Веруев” был наполнен фотографиями семейного человека: вот он со своей семьей на отдыхе в Турции, загорелый, с пузом, и достаточно веселый (должен признать сын на него похож, надеюсь по стопам отца не пойдет). Немного левее от этой фотографии красовался календарь, сделанный под заказ, его лицо сопровождало каждый месяц. Декабрю, кстати, не повезло, на этом обороте А.С. Веруев от вспышки закрыл глаза.

–Владимир, как вас по отчеству?

–Александрович.

–Ах, да, помню. Да, Владимир Александрович, присаживайтесь. – начальник показал мне на кресло, около которого я стоял уже несколько минут.

Я сел. Мне было стыдно и, признаюсь, немного страшно. Я часто слышал из комедийных фильмов, что чтобы не бояться публики надо ее представить голой. Веруева голым представлять не хотелось. А если еще считать силуэты на фотоснимках за людей… поэтому я мысленно искал предмет, на котором мог бы сосредоточиться. Этим предметом оказалась ваза, стоящая прям напротив меня. Она воистину была украшением стола моего начальника, к тому же, ее наполняли различные конфеты. Я невольно подумал, что настоящее произведение искусства должно утолять не только эстетические потребности человека, но и те, которые, в определенных кругах, называют достаточно низменными. А.С. Веруев, судя по всему, заметил мой взгляд.

–Хотите конфетку?

–Нет, спасибо, я не ем сахар.

–Знаете, эта ваза стоит тут, так как я пытаюсь быть на короткой ноге со всеми своими подчиненными. Но, должен вам признаться, я тоже отказался от сахара. Он вреден для фигуры, особенно для человека моего возраста.

Я не нашел чего сказать. Тем временем атмосфера в кабинете стала мне совсем невмоготу. У меня начало все чесаться, моя больная шея напоминала о себе, а писклявый голос моего собеседника вкупе с тем, что он говорил, откровенно смешил.

– Начну издалека. У тебя же есть время? Да, наверное, есть, ведь у тебя сейчас рабочие часы. Так вот… – Веруев немного задумался, но быстро нашел нужные слова – Можешь себе представить, я тоже был таким как ты. У меня не было денег, постоянной работы. Вся жизнь казалась одним черным пятном. Я плохо учился в университете, подворовывал в магазинах, грубил всем направо и налево. И, в один день, меня словно подменили. Это было послание судьбы. Я тогда выходил из метро на улице… вроде бы, улице Б. Точно это была именно она. И один, с позволения сказать, чукча, мне выдал бумажку на которой было написано “он не я”. Меня это сразу же заинтересовало. Оказывается, бумажка была рекламой, как сейчас называют, треннинга личностного роста. В ней уверяли, что моя жизнь изменится и, уходя вперед, это действительно оказалось так. Я, как и любой здравомыслящий человек, пришел туда с определенным скепсисом, но первое занятие его развеяло полностью. Наш, как вы, молодежь, сейчас называете, мэнтор (он сознательно протянул звук “э”, чтобы показать свое превосходство), сказал то, что перевернуло мое сознание. “Ты уже не живешь, не страдаешь, не дышишь” говорил он. И это действительно было так. Все, что я делал раньше нельзя было назвать жизнью. Мое финансовое положение душило меня, а хроническая усталость не давала даже нормально страдать. И я понял, чего искал. Все было настолько просто. С того момента мне показалось, что это наставление всегда было со мной, что я слышал его везде, также, наш мэнтор (он снова смаковал “э”) дал несколько простых упражнений. “я иду только вперед, я иду к своей цели, он не я, он не я” – это надо было каждое утро повторять перед зеркалом. Не прошло и года, я заметил, как жизнь моя изменилась. Я нашел хорошую работу, стал популярен у девушек, да что уж там, я закончил университет. И никто бы не сказал, что тот парень, который год назад, воровал в магазинах и тот, которого я вижу каждый день в зеркале я! Во истину он не я. Так вот, Владимир Алексеевич, к чему я веду. И в вашей жизни все наладится. Главное не отчаиваться. Помните, что когда-то я был таким же, как и вы сейчас. К сожалению, я вынужден сообщить вам, что сегодня начальство мне сообщило о том, что финансирование нашего отдела существенно уменьшают. Поэтому, принял решение сократить штат. К сожалению, вы с нами больше не работаете. Подпишите бумаги, пожалуйста.

А.С. Веруев протянул мне несколько бумаг, я наспех чиркнул в них свои инициалы.

—На этом все?

–Да, с формальностями покончено. Удачи вам, Владимир. – протягивая мне руку сказал директор.

Собрав свои немногочисленные пожитки в коробку, а именно: кружку, контейнер для еды и настольные часы – я вышел из офиса. На улице стояла кромешная тьма, а холод бил меня по не остывшим от разговора щекам. Канун Нового Года. Через несколько дней вся страна будет сидеть за столом с родственниками, есть, пить и веселиться. А что делать мне? Я сел на ближайшую скамейку и закурил. Силуэты многоэтажек уже начали различаться, а детскую площадку, в которую вторгся маленький взрослый, начали отвоевывать дети. Действительно, он не я. Да и кто вообще я? Маленький человек, который не может найти свое место в жизни. К тому же, я снова без шиша в кармане, а надо еще кормить попугая. Внезапно в моей голове заиграла мелодия, которую любая женщина за 30 узнает с первых трех нот.

“Ты уже не живешь, не страдаешь, не дышишь

Ты останешься с ним, а меня не услышишь.”

“Вот ведь сука.” подумал я и пошел к ближайшей станции метро.

Ушла.

Уже в новом году я нашел еще одну подработку. Как и многие люди с неоконченным высшим образованием, о чем, кстати, стараюсь умалчивать, я начал учить детей. Давать частные уроки, если быть точным. Так как моих знаний с трудом хватало даже на сдачу вступительных экзаменов в местное ПТУ, я выбрал самых нетребовательных к ним детей 7–8 класса обучения. Но даже они могли задавать вопросы, на которые ответа найти я не мог. Один из них – зачем им нужна эта непонятная алгебра с геометрией, если они хотят стать счастливыми. Ответ на этот вопрос мог быть написан в дипломе о высшем образовании, но его я все-таки не получил, возможно, из-за схожих мыслей, которые рождались в моей голове каждый раз при посещении этого безусловного важного в жизни каждого гражданина учреждения.

– Ну, Саша, наше время вышло. Покажи завтра на контрольной, что мать не зря платит за наши занятия.

–Конечно, Владимир Алексеевич. – Закрывая тетрадь сказал ученик.

С ним мне не очень повезло, так как оценки после моих посещений он стал получать не особо лучше, а вот словарный запас, к огорчению родителей, увеличился, правда, не в лучшую сторону (к тому же он постоянно путал мое отчество, но все мы не без греха)

В момент, когда я начал собирать свои вещи, на кухню, где и проводились занятия, вошла его мать и предложила выпить чая с печеньем, а то бедным студентам совсем нечего есть. Отчасти это было правдой: в ее глазах, я студент 3-го курса педагогического университета, и, что характерно, временами мне действительно нечем было питаться. Мы просидели еще минут 15 за чаем и беседами о том, что в школе дают совсем не ту программу, что была раньше, когда отечественное образование славилось на весь мир, а специалисты были такие, что их бы разобрали по всем странам мира, благо огромную часть из них не выпускали из страны. После чего мне на стол была поставлена пузатая бутылка грузинского коньяка с объяснением, что мол мы недавно были в Грузии и вот вам чисто символический презент. Такое образование мне нравилось, ему я был рад всегда. (это, наверное, вторая по списку причина, почему диплом мной так и не был получен) Я положил бутылку в рюкзак, получил деньги и вышел на улицу.

С учеником, как уже писалось, мне не повезло, но не только из-за вышеобозначенной причины, а еще и потому, что дорога до него осуществлялась в два этапа: метро, а после еще и полчаса (в лучшем случае) на наземном транспорте. И чертыхаясь, в мороз, я начал ловить маршрутку.

Слава всем существующим и несуществующим богам: я успел на последний поезд. В честь этого я приземлился на сиденье и усиленно ни о чем не думал. Особенно не думал о содержимом своего рюкзака. Опасная, знаете, мысля.

На предпоследней станции (а ехал я до конечной) вошел старичок. Примечателен он был тем, что в руках у него было несколько картин, как я узнал позже, собственного производства. Весь прогон он пытался их пристроить, но ничего не вышло, и, немного прихрамывая, он встал около дверей. У меня есть привычка вставать с прогретого сиденья немного раньше, чем двери поезда откроются и начнется суматоха. И в этот раз, не изменяя своей привычке, я встал и подошел ближе к старику. Поезд при остановке достаточно сильно тряхнуло и немногочисленные картины из его рук выпали, а я, как настоящий джентльмен, наклонился, чтобы их поднять. Они были достаточно странными, в основном это были пейзажи, но природа, запечатленная на них, вся как будто смердела, она меня отталкивала, даже чем-то пугала. Цвета были яркие, от них веяло чем-то неземным. В моем воображении почему-то всплыло чистилище, хотя я всегда представлял его достаточно тусклым и холодным. Когда я протягивал картины их автору, достаточно близко столкнулся с его лицом, он был невысокого роста. Посмотрев на меня отсутствующими глазами, он почти шепотом поблагодарил и, также прихрамывая, вышел из вагона. Мне стало как-то не по себе, я решил его догнать (благо это было несложно) и купить одну из картин, на которой было изображено болото, расположенное в неведомом этому миру лесу. Я поравнялся с ним у эскалатора, сделал вдох, и легонько постучал по его спине. Старик обернулся и, мне показалось, даже как-то приветливо улыбнулся.

–Извините, я бы хотел купить у вас картину. – произнес я достаточно робко, весь чуть ли не дрожа от страха, природа которого не было мне известна.

–Эти картины уже не продаются, час их прошел, ты немного не успел. – спокойным голосом ответил мне художник.

–Тогда я могу вам дать денег., сделаем вид, что купил.

–Интересное у тебя отношение к искусству, молодой человек, ты можешь платить за сам факт его существования. – он сделал небольшую паузу. –  Если тебе так хочется дать мне денег, я найду для тебя что-нибудь, время чего еще не пришло. Если, конечно, тебя не испугает пройти в мою мастерскую. Она недалеко от метро.

Я согласился и спустя несколько минут подъема из глубин земли, он, как опытный гид, повел меня в свою обитель. Шли мы темными дворами, и меня не покидало чувство, что сейчас меня зарежут. Эти дворы я и днем боялся обхаживать, а тут еще и мой попутчик, от которого так и веяло чем-то не от мира сего. Я соображал, почему и зачем на это подписался, по спине ударило, шея начала двигаться какими-то отрезками и почти что не слушалась. Мое природное любопытство победило инстинкт самосохранения в очередной раз.

Мы вошли в еще один дворик, и я, сквозь темноту, заметил, что он весь был украшен самодельными постройками. Тут было все: машины, фигуры сказочных героев, небольшие замки, украшенные клумбы – рай для детей и случайно забредших туристов. Старик показал рукой на подвал ближайшего дома и заявил, что проживает там. На секунду я снова задумался, не хотелось умирать именно сегодня, но что поделать, сам на это согласился. Сквозь дрожь, отрывистыми движениями я вошел в подвал. Художник включил свет и показал мне рукой, куда сесть. Я послушался его, приземлился на советский стул и начал рассматривать помещение. От него не веяло страхом, но запах был затхлым, от самой комнаты тянуло временем, в котором я толком и не жил; старый чайник, поставленный на не менее старую газовую плиту, полуразвалившаяся мебель, а кровать, на которой сидел старец, вообще была без ножек. Стены и потолок же были куда интереснее: на стенах были изображены сказочные сюжеты, а потолок украшало изумрудное небо. Из транса, сопровождающего созерцание, меня вывел стук, происхождение которого я заметил не сразу. Я начал бегать по комнате глазами и заметил на полке сидящую ворону, которая пыталась пробить рядом стоящую стену. Старик встал, взял со стола ломоть хлеба и протянул птице. Она успокоилась, а художник тем временем обратил внимание на меня.