Текст книги "Если небо молчит"

Автор книги: Дмитрий Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Сашка обещал меня защитить! – воскликнула девушка. – Хотя он уверен, что никакого убийства не было.

– Вот-вот… – кивнула мать. – Они так всегда и делают, когда ничего не могут доказать. На нет и суда нет!

– Но ведь кто-то отключил аппарат! Возможно тот, кто запер меня в процедурной.

– Пусть ищут, – тряхнула головой Нонна Карловна. – Это их работа, которую они давно разучились выполнять. – Она вынула из кармана сложенную в трубочку утреннюю газету. – В городе порядок навести не могут, мерзавцы! Вот, послушай… – Нонна Карловна развернула газетный лист, поискала глазами заметку и принялась читать, в своей обычной манере делая неправильные ударения в словах и произнося союз «что» с выраженным звуком «ч»:

«Вчера совершено очередное нападение так называемых «псов» на предпринимателя Штейна. Бандиты вынесли из квартиры коммерсанта, расположенной на улице Якова Свердлова, ценности и вещи общей стоимостью два миллиона рублей, после чего оставили на дверях свою обычную метку – нарисованного фломастером худого пса. Нападение было совершено с обычной для «псов» жестокостью: бизнесмена избили, а потом зачем-то выкололи ему глаза.

Милиция давно убеждена: «псы» – это группа беглых заключенных, прячущихся где-то в лесах. Это похоже на правду, если учесть, что в радиусе пятидесяти километров от Сырого Яра находится добрый десяток исправительных лагерей и колоний. Из источника, близкого к губернатору, мы располагаем данными, что глава администрации Сырого Яра намерен обратиться к руководству области с требованием снова провести войсковую операцию по зачистке леса…»

Мать гневно сверкнула глазами:

– Интересно, что им даст войсковая операция? Прочесать тайгу – нужна целая дивизия, а то и две! Я же говорю – дурни и бездельники!

Маргарита поежилась.

– Жуть какая! Неужели их так и не поймают?

Нонна Карловна пожала плечами:

– Все зависит от того, захотят ли ловить. Уверена, «псы» сидят где-нибудь в администрации города или в Управлении внутренних дел и в ус не дуют.

Маргарита задумчиво потерла лоб.

– Интересно, а где они хранят награбленное? Вряд ли все это барахло можно продать – городок у нас маленький, все на виду.

– В лесу и хранят, – убежденно заявила мать. – Выкопали пещеру – там все и складывают.

– Ну ты скажешь, – улыбнулась Маргарита. – Пещера Али-Бабы?

– Зря скалишься. Сейчас все возможно. И Али-Баб, и разбойники, и пираты… Слышала в «Новостях» про сомалийских пиратов?..

– Бабушка! – оживился Антошка. – Значит, пираты на самом деле есть? Вот здорово! А Мишка Самохин говорил, что они только в сказках, так же, как и Дед Мороз!

Через час зазвонил мобильник.

– Марго! – В голосе Женечки чувствовалась усталость, но она, как всегда, держалась молодцом. – Докладываю тебе новости, подруга. Вчера поздно вечером сделала обход по палатам с твоей фанеркой. В восьмой мужички мялись-мялись, да проговорились, что, мол, кроме Антиоха никто на такое не способен!

– Что за ерунда! – возмутилась Маргарита. – Бородача выписали в полдень, и больше он в отделении не появлялся! Да и не похоже, чтобы Антиох был способен на такую… гадость.

– М-да? – недоверчиво хмыкнула Женька. – А вот Александр Михайлович другого мнения.

– Сашка Корж? – воскликнула Маргарита. – Он что, у нас в отделении?

– Только что ушел, – подтвердила сменщица. – Я почему задержалась-то? Здесь все утро шастали менты, допрашивали, опрашивали… Ходили по палатам, заглядывали к «вобле» и к заведующей – кучу бумаги извели. Хотели тебя вызвать, но прибыл Корж и сказал, что с этим можно обождать. – Медсестра цокнула языком. – Он у тебя классный мужик!

– Почему – у меня? – покраснела Маргарита.

– Ну не у меня же! Он тебя защищал по полной программе. Я ж говорю – классный мужик. И дело свое сделал классно: наорал на заведующую, чтобы та увеличила штат медперсонала и чтобы не дергала его людей по всяким пустякам.

«Что же здесь классного?» – хотела воскликнуть Маргарита, а вслух спросила:

– А убийцу… так и не нашли?

– Александр Михайлович сказал, что убийства не было. А халатность, если и была, то со стороны заведующей. Словом, быстренько все уладил. А еще дождался Журналова, который с девяти заступил на дежурство, и попросил его быть твоим опекуном и куратором! Тот, ессесна, согласился…

– Прекрасно, – тяжело вздохнула Маргарита. – Классный мужик все уладил… Это все новости, Женька?

– Не совсем… – ответила та и замялась.

– Ну что там еще? Говори мне уж все до кучи.

– Битюцкий умер, – тихо сказала Женечка. – Не выкарабкался.

– Когда?

– Вчера вечером… Через полчаса после твоего ухода…

В трубке на мгновение наступила тишина.

– Через полчаса? – ошеломленно прошептала Маргарита.

– Но к тебе никаких претензий, – заверила сменщица. – Просто…

– Что – просто?

– Просто непонятно, зачем ты ввела капельно кавинтон, а струйно – пирацетам…

– Щевьев велел!

– Никаких письменных предписаний не было…

Полдня после этого разговора Маргарита бродила по дому сама не своя. Мысли путались. Она думала про Сашку, который грубо и очень формально «уладил» дело, даже не удосужившись всерьез заняться расследованием (значит, он не поверил ей, значит, он считает ее истеричкой, которая придумывает страхи и боится собственной тени!), про разбитую фотографию и оклеветанного Антиоха, про пышущую злобой после беседы с оперативником «воблу», про самодовольного Журналова, про несчастного Битюцкого и трусливого Щевьева, отказавшегося подтвердить свои устные предписания.

В три часа, даже не притронувшись к обеду, который состоял из горохового супа и пожаренного филе трески, Маргарита стала собираться на встречу. Быстрыми, точными штрихами она нанесла немного косметики, чтобы снять следы усталости с лица, подкрасила ресницы и аккуратно уложила волосы, оставив челку, которая всегда придавала ей деловой и серьезный вид. Для сегодняшнего, не очень приятного разговора она выбрала фисташковый брючный костюм с коричневым широким поясом и коричневые же туфли на невысоком каблуке.

– Ты далеко? – хмуро поинтересовалась мать. – Я думала, выходной день проведешь с сыном. Он совсем от рук отбился. Игрушки за собой убирать не хочет и повсюду оставляет обертки от конфет.

– Я ненадолго. – Маргарита виновато заморгала. – Мне нужно к Танкованам. А Тошка, я уверена, будет молодцом.

– Чего тебе там, медом помазано?

– Я не одна. С Сашкой Коржом. – Маргарите не хотелось рассказывать подробности. – Он собирался о чем-то их расспросить.

– Танкованов давно пора к ногтю! – буркнула мать. – Бизнесмены доморощенные! Вырастили сыночка-подлеца и в ус не дуют!

Едва Маргарита переступила за порог, как тут же пожалела, что легко оделась.

Несмотря на то что небо было чистым и солнце, выкатившись из лунки зенита, все еще старалось вовсю, холодный ветер, процеженный сквозь лесное сито, нахально лез за пазуху, продувал легкую льняную материю, студил спину и руки.

Двор, еще накануне присыпанный пудрой лунного света, теперь тонул в лучах студеного солнца и выглядел совсем по-другому. Две пихты тянули вверх мохнатые ветви, хватаясь за уходящее тепло. Ледяная вода в колодце бросала танцующие блики на покосившуюся крышу, а поверженная телега поскрипывала, с трудом удерживая натянутую бельевую веревку с тяжелым, сырым пододеяльником.

Маргарита остановилась на крыльце, подумывая, не повернуть ли назад и не переодеться ли в синий твидовый костюм, как вдруг ослепительный луч солнца, скользнув по перилам, ткнулся в темное бесформенное пятно на двери.

Маргарита едва успела подумать: «Странно. Этой безобразной кляксы еще вчера здесь не было», как неожиданно похолодела от ужаса.

Это было не пятно. И не клякса…

Голодный, худой пес, нарисованный то ли краской, то ли гуталином, свирепо скалил пасть на покрытой олифой дверной доске.

10

– Что вы задумали? – спросил Максим, выходя из лифта и громыхая чемоданом по грязному кафелю. – Зачем вы дали им свой домашний адрес?

– Полагаю, ничего страшного не случится, если вы проведете несколько дней у меня, – спокойно ответила Татьяна. – Мои юристы подыщут вам недорогое жилье. На это уйдет какое-то время. Не на чердаке же вам жить, в самом деле?

– Минуточку! – Танкован остановился, пристроил тяжелый чемодан между ног и вытер ладонью лоб. – Значит, вы не допускаете, что у меня могут быть друзья… подруги, наконец? Вы считаете, что я пропаду без вашего участия? Сгину без вашей материнской заботы?

– А вы хам, – беззлобно заметила Михеева. – Что же вы не засыпали оперативника адресами друзей и подруг? Почему стушевались?

– Я растерялся, – мрачно признался Максим. – Столько всего навалилось на мою голову в последние дни…

– А я не растерялась, – отрезала Татьяна. – Потому что поняла, что этот рыжий вас просто так не отпустит.

Вы ему не понравились. – Она усмехнулась. – И я его где-то понимаю.

«Ого! – стукнуло в голове у Максима. – Вот тебе и первое признание, фон Штыц!»

– Спасибо, – буркнул он. – Вы умеете приободрить человека.

– Я его понимаю, как если бы была на его месте – мужчиной-оперативником, – с улыбкой пояснила адвокатесса.

– Что же во мне такого неприятного с точки зрения мужчины-оперативника? – ехидно поинтересовался он.

– Во-первых, внешность. – Блондинка выставила ладонь и кокетливо загнула мизинец с блестящим ноготком. – Лицо побитое, но смазливое, футболка несвежая, но подчеркивающая достоинства фигуры. Во-вторых, поведение. – Она загнула безымянный палец. – Сразу обзавелись адвокатом – это полбеды, но вы – бабник, это заметно неискушенному взгляду, а таких мужики-оперативники не жалуют. Уверяю: этот рыжий искренне пожалел, что кастрировали не вас!

– Комплексы? – удивился Максим. – У ментов?

– Они тоже люди, – усмехнулась Татьяна. – И в-третьих…

– Достаточно во-первых и во-вторых! – перебил он. – Вам нельзя ставить себя на место мужчины-оперативника. Интуиция вас подводит.

– И в-третьих, – повторила Михеева. – Происшествие действительно очень смахивает на месть. А в этом случае вы – главный подозреваемый.

– Это почему? – нахмурился Максим.

– Логика работы юриста – отрабатывать, как самую вероятную, версию причастности друзей и близких родственников. Это проходят на первом курсе.

– И что?

– В статусе подозреваемого ближайшую ночь вы уже непременно провели бы в изоляторе временного содержания.

Танкован молча уставился в пол.

– В конце концов! – воскликнула Татьяна. – Если гордыня мешает вам воспользоваться моей добротой – я вас не принуждаю! И домой к себе силком не потащу. Я, признаться, чувствовала себя в некотором долгу перед вами… Но раз так – мы квиты!

– Хорошо, – подумав, согласился он. – Пожалуй, вы правы. Надеюсь, буду не слишком обременителен для вас эти несколько дней.

– Я тоже на это надеюсь, – кивнула Михеева и легко сбежала по ступенькам к выходу.

Сердце Танкована пело и ликовало. Он безупречно справился с задачей. Теперь эта заносчивая бизнес-леди будет думать, что ему и впрямь не кажется удачной идея поселиться у нее в теплом гнездышке.

– Ты – уже моя, глупышка, – усмехнувшись, прошептал Максим. – Считай, что я поселился у тебя навсегда. Такими шансами не разбрасываются!

По двору гулял ветерок. Редкие тополя шумели листвой, барабаня ветками по жестяным крышам исписанных граффити гаражей. Солнце висело низко, и двор тонул в широкой тени, отбрасываемой теперь уже бывшей танковановской хрущевкой. Дворник-таджик деловито собирал в ведро мусор под окнами первого этажа. Трое подростков на скамейке, врытой в землю у самых «ракушек», распивали пиво и весело ржали.

– Вы не любите оставаться в долгу! – задыхаясь, крикнул Максим, семеня за адвокатессой с чемоданом по узкому тротуару. – Я тоже! Поэтому, как только у меня появится возможность, я заплачу вам за эту услугу.

– Это лишнее, – не оборачиваясь, бросила Михеева. – Сдача комнат внаем – не мой бизнес. Я и так неплохо зарабатываю на жизнь.

«Кто бы сомневался», – мысленно буркнул он.

Жора, запарковавший БMВ на углу дома у самой бровки тротуара, предупредительно распахнул перед ними заднюю дверцу, помог Максиму погрузить чемодан в багажник и вопросительно уставился на хозяйку.

– Домой! – скомандовала та, доставая из сумочки мобильник.

«Домой! – повторил про себя Танкован. – Хорошо звучит. Почти по-семейному».

По дороге Татьяна сделала несколько звонков. Она предупредила, что появится на работе только к концу дня, и попросила распечатать ей стенограмму вчерашнего заседания. Затем набрала какую-то женщину – вероятно, подружку – и совсем другим голосом, не деловым, мягким и даже виноватым предложила перенести встречу на завтрашний вечер.

– Сегодня просто не успею, милая, – проворковала адвокатесса. – Да… Да, к сожалению… Я сама огорчена, мы же не виделись целую вечность!.. Конечно… Знаю, что тебе многим нужно со мной поделиться, поэтому и не хочу комкать вечер. А завтра нам никто не помешает, обещаю!.. Спасибо, милая. Я закажу столик в «Ланселоте». Пока-пока…

«У-тю-тю, милая! – мысленно передразнил Максим. – Завтра поделишься с нашей Танечкой самым сокровенным, сидя под хвостом пенопластового дракона в окружении фальшивых прачек и менестрелей! А та, конечно, даст тебе толковый совет, если только завтра у нее не найдется занятие… ммм… поинтересней!»

Несмотря на трагедию с Русланом и кучу проблем, Танкован пребывал в приподнятом расположении духа. Но третий звонок его расстроил.

– Здравствуй, – тихо произнесла в трубку Михеева. – Не волнуйся, у меня все в порядке…

Максим насторожился. Ему была очень хорошо знакома телефонная лаконичность, вызванная присутствием посторонних ушей. Когда нет свидетелей, с которыми нужно прятать неловкость, обычно говорят: «Здравствуй, любимый! У тебя нет повода для беспокойства: я по-прежнему люблю тебя! Хоть я сейчас и вырвана глупыми неотложными делами, я непрестанно думаю о тебе!»

– Как будет возможность – позвоню… – заверила в трубку Татьяна. – Да… И я – тебя…

«И я – тебя! – мысленно фыркнул Танкован. – Что?.. Люблю?.. Целую?..»

Он удивился, поймав себя на мысли, что уже просчитывает соперника, досадует и даже ревнует. Нарисовав в голове план блиц-крига, убедив себя в том, что ему нужна победа над этой невзрачной блондинкой, он вел себя так, словно шел по проторенному, давно изученному пути. Наличие препятствия в виде любовника или, еще хуже, жениха явилось для него неприятной неожиданностью. В пылу самоуверенности он даже не предположил, что у этой закомплексованной пташки может оказаться другой мужчина. Впрочем, решил Максим, трудности только раззадоривают. Неведомый жених усложняет задачу, а значит, делает ее интереснее.

Михеева занимала огромную квартиру на третьем этаже недавно отремонтированного пятиэтажного дома постройки начала прошлого века, ютившегося между современным стеклянным зданием банка и стильным рестораном «Ле Помм» с покатой крышей, модными витражами на окнах и выносным летним кафе. Окна пятиэтажки выходили в переулок, где успешно соседствовали друг с другом обнесенная рабицей строительная площадка, ряд мусорных контейнеров, крохотная автостоянка, паркинг бизнес-центра и сверкающий стеклянными афишами фасад небольшого театра.

Сам переулок был кривым и горбатым. Дорога сначала уходила вниз, оставляя дома и промышленные постройки вверху на холме, а затем постепенно поднималась на один уровень с ними, выходя изогнутым концом опять на Верхнюю Радищевскую улицу буквально в сотне метров от того места, где начиналась.

БMВ остановилась в нижней точке этой заасфальтированной синусоиды, и Танковану пришлось тащить чемодан по длинной каменной лестнице, ведущей на холм.

Вблизи дом казался не таким уж крошечным, как издалека – в сравнении с банком. Оливковые стены, аккуратная лепнина на окнах, наклонно-поворотные стеклопакеты на мансардном этаже, модная деревянная дверь с многокнопочной пластиковой панелью домофона, ухоженный по периметру газон – все указывало на то, что ветхую старину выкупили, вылизали, оскопили и осовременили совсем не бедные люди.

Зато в подъезде, отремонтированном и выкрашенном в стальной, неуютный цвет, все равно пахло сыростью, мышами и древностью.

– Жить будете в гостевой комнате, – предупредила Татьяна, поднимаясь по плиточным ступенькам и на ходу доставая из сумочки ключи. – Она небольшая, но функциональная. В ней есть все самое необходимое, даже компьютер с выходом в Интернет.

– Угу, – согласно промычал Максим, перетаскивая свою поклажу с пролета на пролет и едва поспевая за блондинкой. – Хоть в санузле.

– Если вы будете жить в санузле, то доставите мне немало хлопот, – спокойно парировала адвокатесса. – Так что смиритесь с комнатой для гостей.

«Смирюсь, красавица, – мысленно заверил ее Танкован. – Но ненадолго. Мне больше по душе хозяйская спальня!»

Квартира была переделана в апартаменты из обычной коммуналки. Не считая огромного холла, для расширения которого, видимо, пришлось демонтировать две стены, а также столовой и необъятных размеров кухни, смежных с холлом, все остальные комнаты были сепаратными, и каждая выходила дверью в узкий и длинный коридор.

Михееву трудно было упрекнуть в пошлости и аляповатости. Прихожая и холл являли собой образчик минимализма. Ничего лишнего. Равновесие и симметрия. Расчерченное, выверенное с математической строгостью пространство. Здесь преобладали два цвета: голубой и сиреневый. Коридор был немногим теплее. В голых, отделанных венецианской штукатуркой стенах по обеим сторонам сияли подсвеченные галогеновыми светильниками ниши. В каждой – небольшая фарфоровая статуэтка гейши.

– Восемь японских куртизанок, – подсчитал Максим. – В них какой-то тайный смысл?

– Гейши – не куртизанки, – возразила адвокатесса. – Они – символ ума, обаяния, образованности и, как ни странно, женского превосходства. Тайна гейши в том, что она во сто крат умнее, тоньше и сильнее духом любого из мужчин, с которыми общается.

«Ты переоцениваешь себя, девочка, – мысленно хмыкнул Максим, – если считаешь, что у тебя много общего с этими японскими куклами».

Комната для гостей располагалась в самом конце коридора.

Михеева не солгала: здесь было все, чтобы гость чувствовал себя комфортно, – широкая кровать с шелковым альковом и тремя подушками, платяной зеркальный шкаф из темного дерева, письменный стол с настольной лампой под абажуром, компьютером «Эппл» и набором карандашей в подстаканнике, а также кресло с высокой спинкой и журнальный столик с пустой хрустальной вазой.

– Располагайтесь, – кивнула Татьяна. – Надумаете принять душ – ванная справа от холла. Чистые полотенца– в шкафу.

– Спасибо. – Максим водрузил чемодан на кровать и расстегнул молнию. – Мне необходимо привести себя в порядок и переодеться.

Михеева посмотрела на часы.

– Сколько времени вам потребуется?

– А что, – Танкован скорчил гримасу, – здесь вода по часам?

– Нет, – спокойно ответила блондинка. – Водопровод безлимитный. Просто хочу понять, когда мы с вами сможем выйти из дома.

– Куда? – опешил Максим.

– А разве вы не собираетесь навестить пострадавшего друга в больнице?

– А разве вы планировали ехать со мной? – вопросом на вопрос ответил он.

– Да, – кивнула Михеева. – Это дело мне кажется интересным и серьезным.

– Это дело? – удивился Танкован. – Вы, похоже, ни на минуту не перестаете быть юристом.

– Я почти уверена, что и вам, и вашему приятелю потребуются мои услуги.

– Боюсь, что они мне не по карману.

– Знаете что, – Татьяна сняла очки и протерла стекла белоснежным носовым платочком, извлеченным из рукава, – вы позвонили потому, что вам нужна моя помощь. Только побоялись в этом признаться и наплели чепухи про якобы вспыхнувшее желание мне понравиться.

– Я позвонил вам, потому что вы оставили мне свою визитку, – напомнил Максим.

– Верно, – согласилась адвокатесса. – И коль скоро я сама предложила вам помощь, то и не отказываюсь от нее. – Она надела очки, от чего опять стала выглядеть строже и официальнее. – Сколько времени вы будете мыться-бриться?

Танкован сел на кровать рядом с раскрытым чемоданом.

– Полагаю, сегодня Руслану не до меня, – вздохнул он. – А мне – не до него. Кушева спасать поздно, а вот мою карьеру – самое время. Этим я и намерен заняться нынешним вечером.

Михеева окинула его пристальным взглядом и дернула плечами:

– Как угодно… Значит, я поеду одна.

Танкован криво улыбнулся.

– На всякий случай: у Руслана нет денег!

– А у вас – совести. – Она отсоединила от брелока кольцо с двумя длинными ключами и бросила их на кровать. – Верхний замок – на два оборота, нижний – на три! – Развернулась и вышла.

– Не боитесь оставлять квартиру на человека без совести? – крикнул ей вслед Максим.

Блондинка не ответила.

Он слышал, как по коридору процокали ее каблучки, потом хлопнула входная дверь, и все смолкло.

Первым делом Танкован поставил на подзарядку телефон, после чего направился в ванную.

Легко разобравшись с мудреными кнопочками в душевой кабине и – с гораздо большим трудом – в разноцветных пузырьках на полке, он тщательно намылил голову ароматным шампунем, покрыл себя пеной из другого флакона, растерся мягкой розовой губкой и десять минут стоял под сильными струями шипящей воды, наслаждаясь гидромассажем.

Потом он насухо вытерся огромным махровым полотенцем, которое нашел в платяном шкафу своей комнаты, зачесал назад и гладко набриолинил волосы, прошелся электробритвой по лицу, все еще хранящему следы побоев, и как следует побрызгался туалетной водой «Живанши».

Заминка вышла с утюгом. Адвокатесса забыла оставить ему этот нужный прибор, и Танкован долго крутился перед зеркалом, придирчиво осматривая модную серую (под цвет глаз) рубашку, извлеченную из чемодана и потому местами мятую.

Почертыхавшись и в конце концов решив, что она обязана «отвисеться на нем и разгладиться», Максим натянул блестящие черные брюки с узким змеевидным ремнем и надел замшевые остроносые туфли с серебряными пряжечками.

Оставшись довольным своим видом, он проверил наличие карманных денег, сунул их в крохотную кожаную барсетку на «молнии», с грустью посмотрел на водительские права с открытой категорией «А» и тоже убрал их в сумочку. Убедившись, что телефон вобрал в себя немного энергии, он отключил его от розетки и сунул в карман. Затем присел на корточки, выудил из чемодана миниатюрную цифровую видеокамеру «Sony», проверил уровень заряда батареи и наличие диска, погрузил ее в кожаный кофр и, перекинув ремешок через плечо, двинулся к выходу.

Сегодня он поставит Лиснянской шах, а если она окажется полной дурой, то и мат.

По дороге на работу Максим пытался привести в порядок мысли и сосредоточиться на главном. То, что ему предстояло сделать, было на грани фола. Но не рискнув, не выйдешь в ферзи. Проходная пешка представляет ощутимую опасность только у края поля. До этого момента противник старается ее не замечать. Его мысли заняты главным сражением, в которое вовлечены основные фигуры. У разоблаченной пешки только два способа победить: сработать на опережение или утащить с собой в небытие офицера. Пожалуй, только сейчас Танкован отчетливо осознал, что шахматная «вилка» – это, по сути… шантаж. А как иначе назвать выбор между двумя потерями?

Тем не менее ход, который он придумал, был более похож не на шахматный, а на карточный. И по своей авантюрности – ва-банк, и по нечистоплотности – туз в рукаве. Последнее обстоятельство Танкована не сильно смущало. Его беспокоил только неоправданный, непросчитанный риск. Он силился представить подводные камни и препоны, которые могут возникнуть у него на пути, и признавался, что не готов к их преодолению.

Было еще кое-что, тревожившее Максима. Если все получится так, как задумано, есть ли гарантия, что он достигнет желаемого результата? Не существует ли дополнительной комбинации, которой он попросту не заметил в пылу азарта? Вдруг у дилеммы есть третье решение?

– Бог любит тебя!..

Его отвлек от раздумий улыбчивый молодой человек в канареечной футболке, в бриджах с бесчисленным количеством карманов и в кожаных сандалиях, надетых на босу ногу. За плечами у парня красовался рюкзак цвета хаки, а в руках пестрел яркими обложками веер из брошюр.

– Бог любит тебя! – ласково повторил молодой человек. – Положись на Него!

Максим не заметил, как он появился. Может быть, вошел на предыдущей станции «Павелецкая», а может, все это время медленно двигался по вагону, приставая с разговорами к угрюмым пассажирам, пока не добрался до него.

Судя по легкому акценту и по манере произносить твердое «л» одними губами, парень в бриджах был из западных славян. Скорее всего, поляком.

– Я атеист, – буркнул Максим, поднимая руки.

– Это не страшно! – Молодой человек засветился радостью, словно пассажир с разбитым лицом только что правильно ответил на вопрос викторины. – Бог все равно любит тебя.

– И фаталист, – добавил Танкован.

– Мы все – дети Его, – назидательно покачал головой парень и, раскрыв одну из пестрых брошюр, ткнул пальцем в разноцветное, будто из детского мультика, распятие. – Он смотрит на тебя. Аллилуйя!

– Если бы я верил, – продолжал Максим, отпихивая от себя буклет, – то пошел бы в церковь!

– Церковь вот тут! – Молодой человек с чувством ударил себя в грудь.

– А Бог – вот тут! – Танкован постучал себя пальцем по лбу.

– Возьми… – Поляк протянул ему книжицу. – Здесь написано про Церковь Новых Евангелистов. Аллилуйя!

– Да поди ты прочь! – не выдержала женщина средних лет, сидящая рядом с Максимом, и замахнулась на парня газетой. – Сектант хуже сатаниста! Прости, Господи…

– Бог и тебя тоже любит! – заверил тот, на всякий случай отступив на шаг. – Он всех любит! Почитайте – и вы все поймете. Аллилуйя!

– Ступай себе, – миролюбиво процедил Танкован. – Здесь тебе ничего не светит.

– Ты мой брат! – объявил молодой человек. – Купи! – И протянул круглый желтый значок, на котором красными буквами в четыре ряда было написано:

«Jesus died for your sins!» [5]5
  Иисус умер за твои грехи (англ.).


[Закрыть]

– Не покупайте, – посоветовала женщина. – Крестика, спрятанного на теле, вполне достаточно. А все эти кричащие картинки – бал-маскарад.

– Десять рублей, – увещевал парень. – И ты сделаешь шаг навстречу Богу.

Максим усмехнулся.

– А всего сколько?

– Что? – не понял поляк.

– Я говорю: сколько всего шагов? Семь? Тринадцать?

Молодой человек, казалось, задумался.

– Сто, – нерешительно объявил он.

– Выходит, тысяча рублей за весь путь, – констатировал Танкован. – Немного, с учетом кризиса.

Гул поезда понизился на октаву. За окнами вынырнула из темноты многолюдная платформа.

– Станция «Автозаводская»! – объявил диктор. – Уважаемые пассажиры! Уступайте места людям пожилого возраста, пассажирам с детьми и инвалидам!

– Ладно, – махнул рукой поляк, оглядываясь на толпу братьев и сестер, намеревающихся влиться в вагон. – Бери так! – Он сунул в руку Танкована желтый кружок и поспешил навстречу пастве. – Аллилуйя!

Солнце остыло и упало на крыши домов тусклым оранжевым шаром. На улицах царила обычная вечерняя суматоха. Люди толкались на переходах и на автобусных остановках, сновали по тротуарам, ежеминутно тычась в двери магазинов и мелких кафешек, гудели пуганым роем у витрин и афиш.

Фирма «Интеллект сервис» заканчивала работу в шесть. Полседьмого разбредались по домам сотрудники технических служб. На двух опустевших этажах оставались допоздна лишь уборщицы, охранник на проходной, пара-тройка компьютерных гениев, которым разрешалось приходить на работу днем и стучать клавишами хоть до следующего утра, и, конечно, Анна Ильинична Лиснянская. Руководитель одного из самых крупных и самых важных отделов компании, она имела обыкновение засиживаться в своем кабинете до восьми, а то и до девяти часов вечера.

Танкован знал об этом. Он умышленно выбрал для беседы время, когда нет посторонних глаз и телефоны не разрываются ежеминутно нетерпеливыми звонками. Лиснянская устала за день – и это тоже ему на руку.

Весь недолгий срок работы в «Интеллект сервисе» Максим тщательнейшим образом приглядывался к начальнице, старался понять ее, просчитать, обнаружить в ее поведении, манере держаться с подчиненными уязвимые места. Он искал любую зацепку, любой ключик, способный открыть перед ним настоящую Анну Ильиничну – простую одинокую бабу, которой не чужды слабости и пороки. Он пытался найти возможные рычаги давления на Лиснянскую, чтобы сломать ее, сделать ручной и безвольной.

И кажется, он что-то нащупал. Теперь задача – привести рычаги в действие.

Максим вошел во двор, где размещалось грязно-белое здание его конторы, без четверти восемь. Прошагав вдоль ряда металлических гаражей, он свернул направо, обошел строение по периметру и остановился возле серой трансформаторной будки недалеко от въездных ворот. На асфальтовом пятачке парковки стояли всего две машины – ржавый «Сааб» коменданта и зеленый «Ниссан» Лиснянской.

Он не ошибся со временем визита. Начальница была на рабочем месте, и скорее всего одна.

Деловой, спешащей походкой, похожей на стремительный танец, исполняемый перед камерой наружного наблюдения, Максим прошагал по дорожке к невысокому крыльцу с черной металлической дверью и надавил на кнопку звонка.

Через минуту щелкнул замок и хмурый охранник высунул наружу коротко стриженную голову.

– Тебе чего?

– Анна Ильинична назначила мне на восемь, – глухо сообщил Танкован и сокрушенно вздохнул: – Даже поболеть нельзя…

Охранник не спешил открывать дверь.

– Э…э, тебя ведь не было сегодня на работе? – уточнил он.

– Говорю же: я на больничном! – раздраженно сказал Максим. – А дел – по горло! Вот Анна Ильинична меня и вызвала на ночь глядя.

– А как твоя фамилия?

«Будет совсем некстати, если этот бритоголовый чурбан свяжется с Лиснянской по телефону, – подумал Танкован. – Та, разумеется, ни сном ни духом о моем визите».

– Возьми карточку. – Он протянул охраннику пластиковый прямоугольник с фотографией.

– Еще чего! – фыркнул тот. – Прокатаешь на терминале. Порядок есть порядок. – И отступил, освобождая путь.

В коридоре висел запах краски и знакомого моющего средства.

Максим быстрым шагом проследовал мимо стендов с приказами, объявлениями и графиками совещаний, мимо плотно закрытых дверей с темно-синими табличками «Технолог», «Комендант», «Комплектующие», «Отдел заказов», «Старший экономист», «Бухгалтерия», через узкий аппендикс с наглухо замурованным окошком кассы, через холл, заваленный системными блоками, мониторами, пустыми коробками и мотками проводов – на лестничную площадку. Мигом взлетев на второй этаж, он снова двинулся по коридору, но теперь уже в обратном направлении.

Эта часть здания была отдана творческому и руководящему составу. Об этом косвенно свидетельствовали отделка стен «под мрамор», новенький, еще не затертый ковролин на полу, кожаная мебель в холле и прямо заявляли таблички на дверях: «Приемная», «Зам. по развитию», «Переговорная», «Отдел разработок», «Программисты», «Отдел инноваций», «Сектор испытаний», «Системный отдел».