Текст книги "Исповедник"
Автор книги: Дмитрий Дзыговбродский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Дзыговбродский Дмитрий
Исповедник
– Отче, я убил человека.
От человека несло едким потом – запах пробивался даже через матерчатую ширму исповедальни. Голос срывался на хрип, как будто человек только что пробежал длинную дистанцию.
– Расскажи об этом, Эд, – спокойно ответствовал священник.
– Вы узнали меня?! – в ужасе воскликнул человек.
– Конечно, Эд, по голосу… Рассказывай…
– Отче, только вы ведь никому не скажете? Я знаю, что это смертный грех, но у меня жена и дети… Я не могу попасть в тюрьму. Что с ними тогда будет?
– Не бойся, Эд, я никому не расскажу. Тайна исповеди нерушима. Да ты и сам знаешь, что я забуду всё, как только отпущу тебе грехи. Не бойся, сын мой, рассказывай…
Человек замолчал. Священник терпеливо ждал, не нарушая установившейся тишины. Умение слушать – главная из добродетелей.
Наконец Эд собрался с духом и, запинаясь, начал рассказ.
Тротуар клонится под ногами… То влево, то вправо… Но это вызывает только смех. Надрывный, искусственный. Хочется гулять… весело, отвязно, не обращая внимания ни на что.
Друзья отправились домой. Слабаки! Но он не такой…
Так просто этот вечер не закончится. Слишком скучно, слишком обыденно… Хочется приключений, борьбы, свободы…
Хорошо посидели…
Если бы ещё Джо не был таким подкаблучником. Ну и сказала жена быть дома в десять? Ну и что? Всем они так говорят, но не все на это внимания обращают… А так за этим слабаком Джо все потянулись. И вечер обещавший быть эдаким… испортился напрочь.
Эх, ещё бы бутылочку пива… И как назло, ни одного магазинчика вокруг. Слишком приличный район. Даже полиции нет…
Надо бы немного постоять, отдохнуть. А то что-то спать клонит, даже ноги заплетаются. Сколько же мы выпили сегодня? Даже не получается сосчитать. Хех! Но могли и больше. Если бы не Джо.
Кто-то стоит около фонаря. Девушка…
Подойти познакомиться что ли?
Ай, какая холёная! Жена даже перед свадьбой такой не была, а после рождения детей и подавно… Туфельки на каблучках, колготки с узорчиком, юбочка с разрезом эдаким скромненьким, блузка подчёркивает, что надо…
Точно подойду, познакомлюсь…
– Эй, милашка, можно с тобой…
Отскочила? Брезгует?
Обида расплескалась холодными брызгами.
– Что же ты, шлюха, клиентов тут ждёшь?
Отнекивается, говорит, что ждёт подругу. Ага, сейчас… в такое-то время… Точно вышла подзаработать.
Ворох денег скомкан в руке… Нет?! Да как она смеет?!
Схватил за рукав, притянул к себе.
Хлёсткая пощёчина обожгла лицо.
И ярость закрыла дымкой взор.
Удар…
Девушка отлетает к фонарю. Глухо бьётся головой, медленно сползает на землю. Вот так то! А то нет, не хочу. Ничего, потом заплачу сполна…
Блузка легко рвётся, и грудь отдаётся жадным рукам…
Но почему она не отбивается, не кричит, не шепчет? Почему её тело так безвольно?
Нет…
Нет!
Нет!!!
Ужас полыхнул багровым костром, и в этом пламени сгорело всё: жизнь, свобода, будущее…
Бежать… Бежать… Бежать…
Священник пытался справиться с голосом минуты две, прежде чем смог говорить спокойно, без тени эмоций.
– Ты поступил очень плохо, Эд, – святой отец с трудом подбирал слова. – Ты должен покаяться… и понести наказание. Но сделать это должен добровольно!
– Нет! – воскликнул Эд. – Ни за что! Я не сдамся… Меня никто не видел…
– Так ли это? Разве нет над всеми нами Того, кто видит всё? Разве скроется что-то от Него? Ты заблудился, Эд, в неверии и страхе…
– Отче, мне нужен совет…
– Я уже дал тебе его!
– Отче… Отче… – в голосе Эда явственно слышалось отчаяние.
– Покайся, сын мой…
– Я… каюсь, отче. Истинно говорю… всем сердец и душой. Я каюсь! – последнее Эд почти прокричал.
– Тогда я отпускаю тебе грехи, сын мой, – священник печально покачал головой. – Помолись за погубленного тобой человека, помолись за свою душу… Всё, что мог, я для тебя уже сделал.
Человек за ширмой часто задышал. Священнику даже послышалось сдавленное рыдание.
– Иди и не греши больше. Аминь.
Отреагировав на код-фразу включился механизм ликвидации кратковременной памяти. Щёлк – и святой отец забыл всё, о чём рассказывал сидящий за тонкой деревянной стенкой человек.
– Спасибо, отче, – прошептал Эд и выскочил из кабинки. Дробно простучали каблуки по звонкому мрамору пола, хлопнула дверь…
И в церкви не осталось более ни одной живой души.
За тридцать с лишним лет много людей прошло через исповедальню. Священник многих повидал, но не помнил ничего, что ему рассказывали. Да это и к лучшему, как ему казалось. Так было проще общаться с милыми, добрыми прихожанами, не зная, не помня их прегрешения.
Священник вышел во дворик церкви. Проводил взглядом Эда – хороший человек, добрый. Наверное, пересидел с друзьями в пивной и поругался с женой дома – вот и пришёл исповедаться. Как-то Эд рассказал, что ещё мать его приучила каждую неделю ходить в церковь на исповедь. Много согрешил или мало – неважно. Приди и помолись, очисти душу.
Добрая традиция…
Добрый человек…
Святой отец, прихрамывая, направился в свой любимый садик. Колено барахлило – механические части оказались не так долговечны, как электроника. А для такой старой модели, как он, почти уже не осталось запасных деталей. Шутка ли – тридцать с лишком лет служит он Господу, принимает исповеди, утешает и благословляет людей.
Да и что его страдания, по сравнению с муками Господа нашего Иисуса Христа…
Господь терпел и нам велел…
Но колено порой отзывалось на каждое движение почти что человеческой болью. Неизвестно от чего старые детали начинали барахлить. На погоду, наверное – повысилась влажность или температура резко понизилась. Кто знает?
Склонился к цветам. В садике нашли пристанище и заботу растения со всех уголков человеческого Универсума. "Алые теневики" с Марса, "огнецветки" с Капеллы, дикие тюльпаны из Средней Азии, "асфодели" с Харона…
Священник взрыхлил землю вокруг "сирианской мандрагорры" чуткими пальцами. За долгие десятилетия он привык к этой земле, чувствовал её. Нет, не обонянием, которого у него не было, не зрением или слухом, которые превосходили человеческие во много раз…
Он понимал эту землю. Он любил её, верил ей.
И земля, и растения отвечали взаимностью.
Тихо прозвенел колокольчик на калитке.
Кто-то пришёл?
Священник тяжело поднялся с ложемента – глухо взвыли сервомоторы. С каждым годом всё труднее и труднее исполнять обязанности. Он не успел полностью восполнить заряд. Но ничего… Потом, потом. Главное – люди. Если кто-то нуждается в утешении, то негоже священнику думать о себе.
Звонко и весело зацокали каблучки по полу – такая знакомая лёгкая походка.
Священник улыбнулся…
Магди.
Непослушное золото волос, огромные зелёные глаза, насмешливые ямочки на щеках. Самая искренняя, самая светлая, самая верная из прихожан. Каждый раз, когда она приходила в гости, священнику казалось, что в полумраке церкви восходит маленькое ласковое солнце. Он никогда не испытывал настоящих человеческих чувств, кроме сострадания, симпатии, негодования и радости – большего не позволял с-контур. Но священнику казалось, что его отношение к Магди можно обозначить столь сложными понятиями как дружба и привязанность. И может, ещё примешивалось чуть-чуть восхищения таким прекрасным творением Господа.
Скрипнула дверь…
– Добрый день, отче.
Священник уловил признаки слёз в её голосе…
– Добрый день, Магди. Что-то случилось?
– Да, отче. Мне нужно исповедаться…
– Конечно, Магди. Проходи.
Лёгкий шелест шёлковых занавесей, тихий, на грани слышимости, гул установки "белого шума".
Привычно скрипнуло дерево сиденья…
– Я слушаю тебя, дочь моя.
– Отче, я согрешила. Я призналась в любви двум мужчинам. У меня связь и с одним и с другим … Я запуталась, святой отец!
– Почему же ты не сделаешь выбор?
– Не знаю, отче. Мне трудно понять саму себя…
– Просто расскажи мне. А я постараюсь дать нужный совет.
Губы распухли после ночи. Всё тело заполнено сладкой истомой. Нет сил вставать… Как хорошо, что сегодня воскресенье – не надо рано просыпаться, идти на работу, пробиваться сквозь толчею метро.
Рядом пошевелился Влад. Соня… А сам говорил, что ему надо встать пораньше.
Его рука гладит спину, пробегает по бёдрам. Чуткие пальцы ласкают, напоминают о безумной ночи.
Улыбка скользит по губам. Люблю ли его? Да, наверное… Он необычный. Такой нежный, такой страстный, такой сильный…
Через полчаса наконец-то выбираемся из постели. Он поддерживает сильной рукой – так хочется прижаться к его плечу. Он такой надёжный…
Чудесная идея – приготовить завтрак вместе. Когда на кухне готовят любовники – это почти что ритуал, продолжение ночной игры. Намёки, касания, слова, взгляды…
Так приятно чувствовать себя желанной. Когда мужчина сходит с ума от каждого твоего движения, двусмысленного взгляда. Так приятно, когда он снимает капельку апельсинового сока с твоих губ нежным поцелуем.
Но вот… пора расставаться…
Последний поцелуй…
– До завтра, любимая?
– До завтра, любимый!
А через два часа должен приехать Диего. Он, наверное, останется на ночь. Да и как я смогу ему отказать? Он такой настойчивый, такой уверенный, такой сильный…
Люблю ли его? Да, наверное…
Влад, Диего… Кого же из вас я люблю сильнее? Кого же я люблю?
Совсем запуталась!!!
Но тело ждёт ночи, губы предвкушают поцелуи…Нежные Влада, настойчивые Диего…
Так трудно выбрать.
И надо ли выбирать?
Магди заплакала:
– Святой отец, я не знаю, что мне делать. Я не хочу их обманывать! Я люблю обоих. Но понимаю, что так не может долго продолжаться…
– Как выбрать? – задумчиво повторил священник. – Магди, просто скажи каждому, что у тебя очень серьёзная проблема, что тебе нужна помощь – придумай что-нибудь. И тот, кто не испугается сложностей и защитит тебя, тот и достоит твоей любви.
– Но это же обман!
– Да это грех. Но больший грех – дарить любовь двоим мужчинам. Не бойся, Магди!
– Я не боюсь, отче. Спасибо! – в голосе девушки проснулись ещё робкие, но уже заметные нотки спокойствия и уверенности.
– Помолись… И Господь не оставит тебя.
– Конечно, отче. Я так и сделаю, как вы посоветовали… И помолюсь тоже. Спасибо.
– Иди и не греши больше. Аминь.
Электрический разряд пробежал по ячейкам памяти – и священник забыл всё, что Магди рассказала на исповеди. В голове на миг поселилась пронзительная пустота – так всегда бывало после удаления кратковременной памяти. Священник подождал несколько секунд, и неприятное ощущение пропало.
На скамейках уже сидели Петер, Якоб и Марк, ждали когда он освободится. Видимо, сегодня многим пришла в голову мысль облегчить душу. Добрая традиция, добрые люди…
– Иди, Магди, – священник ласково улыбнулся, – я уверен, что всё у тебя будет хорошо.
– До свидания, святой отец, – Магди коснулась его ладони и смущённо улыбнулась.
Священник погладил её по голове, задержал ладонь на шелковистой прядке. Добрая, красивая девушка… Она часто заходила в гости, беседовала с ним, скрашивала одинокое ожидание.
Чудесная девушка…
Честная, искренняя…
Священник легко повернулся – даже колено перестало беспокоить.
– Петер, ты на исповедь?
– Да, падре.
– Ты не заходил уже две недели. Что-то случилось?
Утро ворвалось в узорчатые окна церквушки птичьим гомоном, вихрем из белых лепестков вишни.
В этом году весна чудо как хороша…
Священник вышел в садик и протянул ладонь с хлебными крошками – сразу же к нему на руку присели две синицы. Тин и Тан… Так священник их называл. Старые знакомцы – вот уже третью весну прилетают они к старой церкви, ждут, когда выйдет священник и накормит их с руки вкусными сдобными крошками.
Другие птицы стайкой летали вокруг, завистливо поглядывая на угощение. Святой отец знал – как только Тин и Тан улетят, остальные тут же набросятся на угощение, убедившись, что с товарищами ничего не случилось. Вроде бы и не боятся, и привыкли к нему, но всё равно каждый раз проверяют. Как люди…
Да, как люди…
Что ни говори, Святой Престол поступила мудро, издав буллу "Об исповедниках и современной исповеди" от двенадцатого марта три тысячи первого года. Заменив людей-исповедников роботами со стираемой кратковременной памятью, церковь сразу же привлекла новых прихожан новизной и необычностью. Одно дело рассказывать человеку о своих довольно-таки неприглядных поступках, и совсем другое – роботу, который после фразы "Иди и не греши больше. Аминь" забудёт всё… даже эмоции, которые он испытал, слушая исповедь.
Ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу…
Это тоже извечный страх людей – а вдруг священник расскажет о преступлениях, изменах, обманах. Вдруг? Он же человек, всего лишь человек. Его можно заставить… Болью, шантажом. Священник может сам осудить преступника и поступить по закону совести, не по закону Церкви. И сколько веков священники не убеждали, что тайна исповеди нерушима, всё равно люди боялись…
После буллы исповедь даже стала модной. Молодёжь так вообще забегала по нескольку раз на неделе. Знаменитости, политики, звёзды кино и музыки демонстративно посещали церкви, афишируя чистоту помыслов, незапятнанную совесть и веру в Бога. Мода… Что уж тут поделаешь?
Конечно, со временем страсти поутихли. Но постоянный контингент посещающих церкви сохранился. Многие люди привыкли и находили в исповеди успокоение. Иногда человеку надо всего лишь выговориться, выплеснуть боль, обиду, сомнение, неуверенность, чтобы всё вернулось на круги своя, и мир заиграл ясными радостными красками.
С-контур… Великое изобретение. Преждевременное, необычное… Оно позволило человеку на мгновение встать вровень с Творцом, дало роботам жизнь и мечты, наполнило бездушное железо человеческими эмоциями. На треть технология, на треть принцип, на треть слово. И ещё на четверть волшебство…
С-контур позволял сострадать, жалеть, верить, прощать, негодовать. Но основные человеческие эмоции: ненависть, страх, гнев, любовь – блокировались раз и навсегда. Так же как и способность помнить то, что рассказал человек на исповеди.
Может, и к лучшему?
Чья-то ладошка робко коснулась плеча священника. Он так задумался, что просто не заметил посетителя.
– Добрый день, святой отец.
– Добрый день, Магди, – улыбнулся священник. – Как у тебя дела?
– Хорошо… Теперь хорошо… Святой отец, спасибо вам за совет. Ваши слова мне очень помогли. Я выбрала Влада…
– Я рад, что ты счастлива. Но ты же знаешь, Магди, я совсем ничего не помню.
Девушка жалостливо вздохнула:
– Наверное, трудно, когда ничего не знаешь о том, что произошло?
– Наоборот. Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь, – усмехнулся священник.
Магди застенчиво посмотрела на него:
– Святой отец… Я бы хотела пригласить вас на свой день рождения. Сегодня в семь часов у меня дома. Вы придёте?
– Конечно же, дочь моя, – светло улыбнулся священник. – Я не покидаю своих прихожан в беде. Так как же я могу оставить в праздник?
Святой отец пришёл первым. В руке сбрасывали оземь маленькие фиолетовые искорки цветы – сегодня в саду зацвели «асфодели», как будто специально на день рождения Магди.
Дверной звонок отыграл популярную мелодию, и дверь открыл высокий темноволосый мужчина.
– Добрый день, – вежливо кивнул священник. – Вы Влад?
– Да… Как вы догадались? Прошу вас, святой отец, проходите…
– Магди много рассказывала о вас.
– На исповеди? – удивился мужчина, – Но вы же не помните…
– Нет, не на исповеди. Просто в разговоре.
Из комнаты выбежала Магди. Счастливая, влюблённая, сияющая внутренним радостным светом…
– Святой отец, здравствуйте! Я так рада вас видеть. Вы уже познакомились с Владом? Правда, он чудо?
– Конечно, – ответил сразу на все вопросы священник.
– Ой! Какие цветы! – восхищенно воскликнула Магди. – Это… Это…
– Асфодели, – улыбнулся священник.
– Но они же ужас какие дорогие. А правда, что они целый год могу простоять и не завянуть?
– Правда. А ещё говорят, что они не подвластны времени. Говорят, что они зацветают только в день рождения человека, который умеет по-настоящему любить… Говорят, что рядом с ними забывается всё плохое… да много что про них говорят, – усмехнулся священник.
Магди прижалась к плечу Влада и счастливо засмеялась.
– Чудесный подарок, – согласился Влад. – Где вы их купили, святой отец?
– Вырастил в своём саду, – гордо ответил священник. Пусть гордыня – грех, но если что-то хорошо получилось, почему бы не испытать заслуженное чувство.
Проиграл мелодию звонок – гости начали подходить.
Через полчаса, когда все расселись за столом, когда были произнесены первые тосты, священник вдруг ощутил странное тепло и светлую радость. Он понял, что сделал давно ожидаемый шаг, встретил тех, кто для него, как семья.
За столом собрались двенадцать человек – его самые преданные прихожане, самые близкие друзья Магди. И он.
Но считать ли себя человеком?
– Я мыслю, следовательно, существую. Я верую, значит, живу… – прошептал священник и на него снизошёл покой. Когда окружают друзья, в мыслях нет места сомнениям и горечи.
С другого конца стола донёсся голос Петера:
– В соседнем районе нашли тело шестнадцатилетней девушки… Какая-то сволочь убила её, ещё и одежду порвала. Встретить бы этого гада…
Застарелый шрам от ожога вспыхнул на щеке Петера. В пронзительно синих глазах искрилась ярость.
– Петер, – промолвил священник, – не суди. Для этого есть земной суд и есть Господь.
– А если его не найдут? – зло ответил Петер. – Такое встречается сплошь и рядом. И уповать на небесный суд, по меньшей мере, наивно.
– Петер, ты не прав. Кара всё равно постигнет убийцу, – твёрдо заявил священник. – Это неотвратимо!
Эд дёрнулся, как ужаленный.
– Что с тобой, Эд, – поинтересовался священник. – Всё ли в порядке?
– Да, отче, – пробормотал Эд. Щёки его запылали лихорадочным румянцем, липкая полоска протянулась от виска по щеке.
– Так успокойся и наслаждайся яствами и беседой. Здесь собрались друзья, и негоже думать о чём-то постороннем в праздничный час.
– Конечно, отче, – вымученно улыбнулся Эд.
Марк заметил:
– Может, не будем за праздничным столом касаться столь печальных тем?
– И правильно, – Матвей налил себе бокал вина, – Я предлагаю тост. Как работник Налогового управления предлагаю выпить, за большие доходы и малые налоги.
– Тьфу на тебя, – проворчал Марк, – всё ты про деньги!
– А куда без них…
– Нет, Матвей, давай лучше святой отец скажет тост. У него это лучше получится…
Все взоры обратились на священника.
Он чуть ли не впервые в жизни смутился:
– Но я никогда…
– Всё в жизни бывает в первый раз, – оборвал Якоб.
– Ну, пожалуйста, святой отец, – попросила Магди.
– Хорошо, – улыбнулся священник. – Однажды душа попросила Господа: "Господь, покажи мою жизнь". И он не отказал ей в этой просьбе: "Смотри. Вот видишь цепочка следов. Это ты. А видишь рядом ещё одна. Это я. Теперь ты знаешь, что я всегда рядом с тобой". Но душа прошла по пути немного дальше и робко спросила: "Господи, но вот здесь только одна цепочка следов. Неужели ты всё же покинул меня?". "Нет", – ответил Господь, – "здесь ты устала, и я нёс тебя на руках", – священник немного помолчал и завершил тост, – так давайте поднимем бокалы за то, чтобы дорогих нам людей Господь всегда нёс на руках.
Все потрясённо замолчали.
Подняли бокалы, звонко коснулись хрусталём и выпили до дна …
Вскоре гости разбились на группки по интересам. Священник разговорился с Магди и Петером – их заинтересовало мнение святого отца о новом сериале, в котором показывался путь Иисуса Христа. Церковь заняла по отношению к сериалу выжидательную позицию – Ватикан ждал, как отреагирует социум, и не хотел получить очередные обвинения в ханжестве и нетерпимости.
– Всё отображено верно, насколько это возможно для телевидения. Конечно же, некоторые нюансы трудно показать на экране – в таких случаях лучше читать первоисточник. Но в целом, я воспринял нормально. И мои коллеги тоже не видят ничего апокрифичного в сериале. Единственно, что мне не понравилось, – заметил священник, – это небольшое искажение, когда показывали Тайную Вечерю… Не знаю случайно или намеренно исказили слова Иисуса…
– Но думаю, – заметил Петер, – зрители заметят ошибку.
– Надеюсь, что да. Скорее даже уверен. Тайное рано или поздно становится явным. Всегда.
Эд, прислушивавшийся к их разговору, побледнел и встал из за стола:
– Прошу прощения у всех, но мне надо вернуться домой. Очень бы хотелось остаться, но я должен…
– Конечно, Эд, – кивнул священник, – делай, что должен.
Рука на миг задержалась над цифровой панелью таксофона. Пальцы неуверенно коснулись клавиш, набрали короткий трёхзначный номер…
– Алло. Служба ликвидации роботов?
– Да. Ваше имя?
– Эдвард Трэйтор. Я хочу сообщить о неисправности робота-исповедника и нарушении тайны исповеди.
– Ну да, конечно, – лениво ответили, на заднем фоне слышался чей-то смех и весёлые голоса. – Диктуйте адрес церкви…
Когда следующим утром оранжево-чёрный фургон ликвидаторов подъехал к церкви, священник стоял посреди своего маленького садика.
На миг потемнело в глазах. Священник провёл рукой по лицу… Неужели испугался? Да быть не может. Он просто не способен испытывать страх – с-контур этого не позволит.
Из машины выбрались трое ликвидаторов. Главный шёл впереди, лёгко помахивая чёрной папкой. Уверенный, высокий мужчина, короткие тёмные волосы, пронзительный холодный взгляд. Его нельзя было назвать красивым – больше подошло бы слово харизматичный. Следом за ним шёл приземистый человек с неправильными чертами лица – слишком узким подбородком, широкой переносицей, маленькими глазами. И самый молодой из ликвидаторов, почти мальчишка, светловолосый, неуверенный в движениях, отставал шагов на пять.
– А ну стоять! – раздался резкий голос. И-за спины священника вышел Петер – видимо, прошёл через калитку за церковью. В руке его угрожающе темнел пистолет, – Простите, отче, я еле успел. Я только что узнал – скоро будут остальные…
Двое ликвидаторов попятились. Только главный остался на месте, невозмутимо спросил:
– У вас есть разрешение на ношение личного оружия? А то может нам ещё и полицию вызвать?
– Я полковник Внешней Разведки в отставке! И у меня есть разрешение не только на ношение личного оружия, но и на его применение… против таких ублюдков, как ты, – и громко рявкнул. – А ну руки прочь от святого отца!!!
– Это только наша работа… – заикнулся самый молодой из ликвидаторов.
– Вот и делайте её в другом месте, мусорщики.
Вдруг во дворик церкви забежало много людей. Священник с удивлением узнал всех тех, кто вчера был с ним на дне рождения Магди. Да и она сама стояла в первом ряду, сжимая руку Влада. Не было только Эда.
Ликвидатор с узким подбородком испуганно прошептал:
– Совсем тут с ума посходили! За железяку биться… Вам всем надо к психиатру!
Марк сделал шаг к нему и процедил сквозь зубы:
– Это наш священник. Он часть нашей жизни, он часть нашей семьи… Пошли вон!
Главный ликвидатор холодно заявил:
– Советую вам вернуться домой! Этот робот уже отработал своё. И так пора было его утилизировать – их срок эксплуатации не должен превышать тридцать лет. Так ещё и поступила жалоба!
Петер прицелился ему в голову:
– Если ты не уберёшься, мусорщик, утилизировать будут тебя!
– Тогда я вынужден вызвать полицию!
Святой отец вышел вперёд и встал перед Петером:
– Петер, вспомни, что говорится в Евангелии… "Возврати свой меч на место, ибо все те, кто возьмёт меч, от меча погибнут". Прошу тебя, убери оружие!
– Да, падре, – склонил голову Петер, пряча пистолет. – Но они же хотят вас убить!
– Значит, пришло моё время. Всё в руках Господа нашего… Разве не так я вас учил?
– Вы правы, падре. Простите меня…
– То, что сделано из любви, не требует прощения, – печально улыбнулся священник.
И смело подошёл к ликвидаторам:
– Вы за мной? Тогда вот он я!
Магди подбежала к нему и поцеловала руку.
– Отче, как же так… – она заплакала.
Когда священник садился в кузов фургона, молодой ликвидатор робко подал ему руку.
Бесконечная лента конвейера скользила по огромному цеху. Священнику очень хотелось увидеть небо. В последний раз… Но сталь и бетон надёжно оградили святого отца от облаков и пронзительной весенней синевы.
Он никого не винил. Он знал, что рано или поздно так и будет. Но как же трудно, оказывается, смиренно идти на смерть…
Нет, не на утилизацию. С-контур сделал его слишком человечным…
На смерть.
И прежде чем стальная плита пресса безжалостно смяла его, он успел промолвить:
– Господи, прости им…
05.03.2010
