Текст книги "Стажер"

Автор книги: Дмитрий Дашко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Люди порядком устали и без сил падали в грязную хлюпающую жижу, словно свиньи. Наверное, держа нас здесь, дикие хотели подчеркнуть, что для них мы не более чем скот. Было противно сознавать это, но у меня не осталось ни капли энергии даже на внутренний протест. Да, тут мерзко, грязно, условия на редкость ублюдочные, но ведь я дышу, а значит, живу. И, следовательно, есть пусть ничтожная, но надежда продлить этот важный процесс.

Как бы ни складывались обстоятельства, человек всегда пытается себя успокоить.

К моему удивлению, скоро к нам присоединился еще один товарищ по несчастью, с которым я ночевал в подземной камере. Это был Жук. Его безжалостно втолкнули в загон, для скорости добавив сапогом в мягкое место.

Яйцеголовый, проехав животом по луже, примостился поблизости, прищурил глаза:

– Как ты?

– Паршиво.

Я подал ему руку, помог встать. С минуту мы постояли молча. Говорить не хотелось. Я тоскливо сплюнул в грязное месиво под ногами.

Жук, интерпретировав мой поступок по-своему, с нарочитой бодростью произнес:

– Э, да ты никак совсем расклеился?

– Ошибаешься. Я не расклеился. Я всего лишь не хочу склеить ласты.

– Тут ты, брат, не одинок. У меня аналогичные планы.

– Как бы тебе их не скорректировали. – Внезапный приступ обиды на себя, дурного, подписавшегося на эту каторгу, на Гидроперита, на приятеля Леху, дернувшего вместе со всеми, на идиотов-научников, которых угораздило угодить в лапы диких, заставил меня заскрежетать зубами.

Ученый понимающе кивнул.

– Каким бы длинным и черным ни был туннель, в конце всегда будет свет, – неожиданно сказал он.

– От паровоза? – буркнул я, вспомнив старую шутку.

– Может, и от паровоза, – пожал плечами Жук.

Продолжать пикировку было бессмысленно. Чтобы скоротать время, я принялся созерцать окрестности. Зрелище отнюдь не было отрадным, но выбирать не приходилось. Паскудно все это, мерзко и паскудно. Я старательно гнал мысли о биологической лаборатории. Обидно в двадцать лет становиться лабораторным кроликом. Чтобы окончательно не впасть в уныние, я спросил у Жука:

– Слушай, а кто ты по профессии? В смысле, какой наукой занимаешься?

– Я? – удивился он вопросу. – Биолог.

– Ботаник что ли?

– Почти, – хмыкнул он.

– Оно и видно, – резюмировал я.

– Слушай, а сам-то ты кто? – спросил задетый за живое Жук. – Чего ерепенишься? Я понимаю, ты не в себе: свои бросили, на выручку не пришли. Любому будет обидно. Но у ваших выбора не было.

– Выбор всегда есть, – буркнул я. Ученый снова разбередил больное место.

– Кстати, начет ботаников, – заговорил Жук, – я, между прочим, раньше в роте биологической разведки служил. Нас там дрессировали не хуже вашего.

– Да ты не обижайся, – попросил я. – Это я просто пар выпускаю. Скажи, ты что – отказался на них работать?

– Если бы. Симбирцев посчитал, что в моих услугах не нуждается. Слишком неквалифицированный специалист.

– Ничего себе! – присвистнул я. – Сколько же на него народу пашет, если он позволяет себе разбрасываться кадрами?

– Хороший вопрос, – согласился Жук.

Мы полежали еще немного.

– Всем встать! – прогремел чей-то голос.

Калитка распахнулась, в загон вошли трое: Туз, Фишка и неизвестный человек. Сразу бросилось в глаза его лицо – непривычно узкое, с острым подбородком, монголоидными глазами-щелочками, выступающими калмыцкими скулами, тонкими, будто выщипанными белесыми бровями, орлиным носом. Держался он прямо, будто аршин проглотил, передвигался широкими шагами, и низенький Фишка был вынужден за ним поспешать. Фигуру незнакомца скрывал длинный, почти до земли кожаный балахон, но мне почему-то показалось, что сложением он напоминал Кащея Бессмертного. Во всем его облике сквозила болезненная худоба. Насупленный взгляд исподлобья пугал. На память пришло фото Гришка Распутина: правда, тот был чернявый, осанистый, могутный, но вот взгляд точно такой же – тяжелый, нехороший, от которого бросает в дрожь.

– Выбирай любого, Жрец, – осклабился Туз.

– Построй их, – велел незнакомец Фишке.

Тот кивнул и, пустив в ход руку-плеть, хотя никто и не подумывал о сопротивлении, выстроил нас в одну шеренгу.

– Готово, – доложил он.

Губы Жреца зашевелились, он тихо пробормотал не то молитву, не то заклинание. Я понял: что-то должно произойти. Вряд ли это было пустым сотрясением воздуха. Наслышанный о чудесах, которые творят в АТРИ шаманы-идолопоклонники, я бы ничему не удивился. Марчелло, к примеру, рассказывал, что его, тяжело раненного и практически списанного медиками со счетов, выходили и подняли на ноги в одном из стойбищ. Само же лечение было сродни магии. Во всяком случае, ничего общего с обычной медициной не имело. Что ж, в мире АТРИ много необычного.

Жрец прошелся вдоль нашей шеренги, пристально оглядывая каждого. Под его пронизывающим взором я чувствовал себя совершенно голым. Сколько длилась эта мука, не берусь сказать. На мой взгляд, она растянулась на целую вечность. Может, показалось, но меня дикий рассматривал дольше других. Не могу сказать, что я был этим польщен. Скорее обратное. Во мне проснулось что-то мальчишеское, и я гордо вскинул подбородок. Поступок был вызывающим и дурацким, но Жрец не выказал никаких эмоций. Он просто проигнорировал мою попытку вести себя, как партизан на допросе. Я сразу сник.

– Они не подходят, – сказал Жрец.

– Что, ни один? – рассеянно поинтересовался Туз.

– Я же сказал: не подходят! – затряс головой тот. – Слишком слабы. Я проверил – они не выдержат. Толку от них никакого.

Жрец повернулся и зашагал к выходу.

– Как скажешь, – усмехнулся Туз. – Тебе не нужны, так и мне без надобности.

Он вынул из кобуры многозарядный пистолет Ярыгина – табельное оружие офицеров отдельной бригады военных егерей – и коротким движением послал патрон в патронник.

Шеренга пошатнулась, рассыпалась. Люди в ужасе бросились кто куда, а я остался.

Колоколом загудели мысли. Неужели Туз решил расстрелять нас? Вот так запросто грохнуть посреди огромной вонючей лужи, лишить жизни?..

Не знаю, что за помутнение нашло на меня в тот момент. Я не последовал примеру остальных, не бросился врассыпную, не стал на коленях вымаливать пощаду. Злость на диких и конкретно на их главаря заставила меня сжать кулаки и подступить к Тузу вплотную. Во мне все заклокотало как вулкан. Ненависть окончательно снесла крышу. Я с яростью посмотрел на Туза и замахнулся.

Кому-то мой поступок мог показаться нелепым и смешным, но дикий вдруг испугался. Он отшатнулся, стал бледным как мел, нелепо дернул пистолетом перед моим носом, словно забыл, что находится у него в руке. Случилось невозможное. Я нагнал на главаря изгоев страху, хотя вряд ли на свете существовало много вещей, способных напугать его до такой степени. И уж меньше всего на эту роль годился двадцатилетний сопливый юнец. Тем не менее мне удалось найти в нем невидимый стержень, надавить на него, и если не сломать, так погнуть.

Но что произошло, то произошло. Главарь диких проиграл в этой короткой схватке. Проиграл с позором, ведь я в сравнении с ним был щенком, который в отчаянии бросился на матерого волчищу и, к всеобщему удивлению, его загрыз.

Пистолет перекочевал ко мне, не понадобилось даже прилагать усилий. Я просто забрал его из ослабевших рук Туза. Однако сполна насладиться триумфом не удалось. Случилось то, что должно было случиться. Я забыл, что, кроме Туза, существуют и другие дикие. Победа оказалась скоротечной. Электрическая плеть Фишки обожгла предплечье. Я застонал и уронил оружие. Оно с глухим шлепком упало в лужу и утонуло. Второй удар бросил меня на четвереньки. Я поднял тяжелую как чугунный котел голову, увидел, что Фишка снова занес плеть. На этот раз для третьего, наверняка смертельного удара. Сил на сопротивление не осталось. Я был слаб как ребенок.

Вот и все. Еще немного, и наступит неотвратимое. Я решил встретить смерть с открытыми глазами. Никто не посмеет упрекнуть меня в трусости.

Тугая лоза понеслась к моей голове, зловеще разрезая воздух. Сейчас…

– Прекрати, Фишка!

Плеть остановилась в миллиметре от носа. Она шипела и искрилась, как бенгальский огонь.

Жрец вернулся. Он подошел ко мне и рывком поднял на ноги.

– Этот подойдет. Я беру его, Туз.

– А остальные? – спросил оправившийся от испуга главарь диких.

Он должен был ненавидеть меня: ведь его позор случился на глазах у многих зрителей! Такое смывается только кровью. Но вместо этого Туз смотрел на меня с чем-то похожим на уважение.

– Не убивай. Найдем и им применение, – ответил Жрец.

И, взвалив меня на спину, куда-то потащил.

Глава 9

Жил Жрец почему-то в землянке. То ли не мог позволить себе чего-то более приличного, то ли ему хватало и этого. Я не знал, какие у него вкусы и амбиции. Возможно, его вполне все устраивало. Землянка была хоть и маленькой, но персональной. В нос сразу шибануло спертым воздухом, плесенью и табаком. Не было видно ни зги.

Мутант положил меня на деревянную лавку, застеленную солдатской шинелью (характерный ворс определялся на ощупь), зажег лампу. Я приподнял голову и стал осматриваться.

– Оклемался? – поинтересовался Жрец.

Самое интересное: в этот момент он стоял спиной и не мог ничего видеть, а двигался я бесшумно.

– Есть маленько.

Изгой повернулся.

– Значит, не так уж сильно Фишка тебя приложил, – констатировал он. – Голодный?

– Как волк, – сознался я.

– Жри. – Дикий протянул мне миску с едой.

Что же, и на том спасибо. Глупо ожидать обхождения как в дорогом ресторане, да и не в гостях. Я втянул аромат ноздрями. Мясная похлебка. Холодная, заплывшая коркой жира. Выглядела пища крайне неаппетитно, но желудок предательски заурчал.

Как поступить – заартачиться и остаться голодным или?..

– Ешь, а то передумаю, – предупредил Жрец.

– От нее, наверное, счетчик Гейгера зашкаливает? – опасливо спросил я, покосившись на миску.

– Не дрейфь, – хмыкнул Жрец. – Вода у нас чище, чем в Ванаваре. Тут бьет замечательный ключ. На удивление безопасный, никаких фильтров и таблеток не нужно.

Его тон был убедительным. Аномалий в АТРИ видимо-невидимо, почему бы не существовать очищающей воду?

– Понятно. А мясо?

– И мясо нормальное. Вон, смотри. – Жрец мотнул головой, я посмотрел в указанном направлении и увидел картонные упаковки с консервами. – Мы чем попало не питаемся.

Снабжение у них было на уровне, что наводило на определенные размышления.

– Внушительный запас. – Я запустил ложку в миску.

Вместо хлеба Жрец швырнул мне холщовый мешок, набитый коричневыми от старости сухарями. Опять! Как я соскучился по нормальному хлебу! Не говорю о всяких там булках да баранках, за обычную буханку ржаного отдал бы бешеные деньги. Правда, у меня их нет, ну да и хлеба не наблюдается.

Слава богу, на зубы я не жаловался и потому сгрыз сухари за милую душу.

После сытного обеда полагается поспать, тем более что мой спаситель вышел из землянки, но сна не было ни в одном глазу.

Лампу Жрец не выключил, в землянке, как и в башке, царил полумрак. Понятно, что никакого оружия мне не оставили, и я выбросил из головы мысль о попытке вырваться из плена. С этим следовало повременить.

Не убили – и то хорошо. Я попытался оценить ущерб, нанесенный здоровью. Краткий осмотр показал, что готовность к труду и обороне у меня процентов так на восемьдесят. Остальные двадцать пришлись на незначительные ссадины и болячки, ну и на общую слабость. Видимо, сказывались последствия экзекуции, устроенной Фишкой. В целом Жрец был прав: я еще легко отделался, и помирать мне было точно рановато, ибо дел впереди набралось невпроворот. Во-первых, следовало оценить обстановку, во-вторых, узнать о судьбе ученых и особенно Жука (не распилили ли его на части?), в-третьих, дать отсюда деру.

Выяснить удалось лишь одно – Жрец обратил на меня внимание неспроста. Моя скромная персона чем-то его заинтересовала. И спас он меня отнюдь не из чувства симпатии. Нет, Жрецом определенно двигали какие-то меркантильные интересы, в которых мне было отведено какое-то место, но вот какое именно – большой вопрос. Оставалось надеяться, что я нужен диким не в качестве ягненка, которого поведут на заклание.

Жаль, не позаботился разузнать заранее о религиозном культе мутантов, но искренне рассчитывал на то, что они не каннибалы и как-то перебиваются консервами и тушенкой.

Дикий пропадал долго. Часы у меня отобрали вместе с оружием и КИПом, поэтому время для меня было исключительно субъективным понятием. Жрец мог отсутствовать как сорок минут, так и полдня, но я почему-то успел по нему соскучиться и встретил его появление с затаенной радостью. Был ли это пресловутый стокгольмский синдром, или я относился к происходящему несколько безалаберно, кто его знает. Психолог Иришка, та бы разобралась, но ее тут не было, а сам я ленился копаться в мотивах.

– Какое у тебя погоняло? – спросил Жрец.

Вопрос был совершенно невинный, и я не стал скрывать, представился. КИП настроен исключительно на меня, кто-то другой воспользоваться им не сумеет. Того, кто попытается выдать себя за стажера Арчи, раскусят быстро.

– Что с моими друзьями? – спросил я в порядке алаверды.

– Ничего плохого с ними не произошло, – ледяным тоном уведомил Жрец. – Академик Баталов и те, с кем Симбирцев подписал контракт, с сегодняшнего дня приступили к работе.

Контракт? Вот даже как! Слово это казалось настолько неуместным, что я невольно улыбнулся.

– Напрасно смеешься. Можно сказать, они снова встали к любимому станку.

Жрец видел, что я почти восстановился, но совершенно не опасался меня. Ходил без оружия, преспокойно поворачивался ко мне спиной. В общем, демонстрировал абсолютную беспечность. Я даже обиделся. Поджилки, конечно, порой тряслись, но праздновать труса я не собирался. Дерну отсюда при первой же оказии.

– Хочешь убежать? – вдруг произнес Жрец. Он будто прочитал мои мысли.

Я от неожиданности растерялся, но тотчас взял себя в руки. Психологию пленника легко просчитать. Схожие идеи бродят в голове у каждого, кто оказался в аналогичной ситуации, и нечего Жрецу строить из себя телепата.

Лучшим ответом на его вопрос было молчание, поэтому я лишь сглотнул комок вязкой слюны и не проронил ни слова. Ему надо, пусть сам и догадывается, Алан Чумак недоделанный.

Жрец вдруг приоткрыл дверцу, отошел с прохода.

– Беги.

Я недоверчиво посмотрел на него. Дикий выглядел невозмутимым и говорил совершенно серьезно.

– Беги, – повторил он. – Тебя никто не держит.

Я пожал плечами, встал и потопал на выход. Почти у самых дверей обернулся и снова взглянул на Жреца. Тот стоял в позе каменного истукана, скрестив руки на груди.

– Ступай, никто из наших не причинит тебе вреда.

– Тогда прощевайте, – сказал я и вышел из землянки.

Мимо шли двое диких, но они посмотрели сквозь меня, словно я был пустое место. Вот и ладушки, мне же легче.

Умом понимая, что в АТРИ без еды, оружия и боеприпасов долго продержаться невозможно; что обратного пути самостоятельно мне не найти; что я знать не знаю, какие опасности могут подстерегать меня за пределами лагеря, все равно я исключительно из врожденного упрямства прошагал до частокола, охраняемого невозмутимым дедком в шапке-треухе и плаще. Других диких не было.

– Мне надо выйти, – сказал я.

– Иди!

Он даже одергивать меня не стал, лишь выпустил изо рта клуб табачного дыма, смачно сплюнул и отвернулся.

Ни окриков, ни выстрелов в спину, ни топота погони. Зашибись! Полная беспечность, абсолютная. Или что-то еще, то, о чем никто не поставил меня в известность.

Как бы то ни было, сдаваться я не хотел. Упрямство гнало вперед.

– Пока, дедуля! – бросил я на ходу.

– До скорой встречи… внучок, – прошамкал старик-охранник.

Его слова не показались мне странными, не заставили задуматься.

Итак, я был на свободе. Ноги сами повели меня по утоптанной тропе. В душе зародилась надежда, что она выведет к нормальным людям, которые предоставят пищу и кров, вызовут наших с базы. Прилетит вертолет или приедет повозка с рогачами. Неважно, согласен на любой транспорт. Лишь бы побыстрее. Усядусь, свалю отсюда к такой-то матери, чтобы никогда не возвращаться.

В эту минуту я был готов простить и Гидроперита, и закадычного дружка Леху, бросивших меня на поле боя. Кто знает, может, и сам бы поступил так, оказавшись на их месте. Видимо, суворовское «сам погибай, а товарища выручай» плохо прижилось в нашем веке. Ничего не поделаешь, прогресс. Теперь в моде другое – каждый сам за себя. Так и живем. На проблемы соседа внимания не обращаем, а когда у самого загорится, запылает – кричим «караул» и надеемся на подмогу. А откуда ж ей взяться?

Дорога уводила меня все дальше и дальше. Вершины деревьев заслонили лагерь диких, я поднялся на холм и не увидел характерных столбиков дыма. Все хорошо, прекрасная маркиза, за исключеньем… Но что это?.. Я был готов отдать руку на отсеченье, что шел только прямо, никуда не сворачивал, но по непонятной причине снова вышел из леса прямиком к частоколу вокруг поселения изгоев. Я сразу узнал его, и сердце тревожно сжалось.

Вот и дедок, он смотрел на меня с усмешкой. Приветственно поднял руку и пригласил внутрь:

– Заходи, милай!

Как и все дикие, старик был мутантом, причем изменения сказались на его внешности. Понятно, почему такие, как он, имели свои счеты с АТРИ. Теперь у меня было больше времени, чтобы разглядеть охранника. Я вздрогнул. Наверняка его тип уродства имел научное название, описывался в литературе. Дедок был человеком-крысой. Его лицо, покрытое мерзкой серой шерсткой, вытянулось вперед, под кнопкой носа пучком торчали усы-антенны. Сними он штаны, я бы не удивился, увидев длинный тонкий хвост.

До сей поры большинство виденных мною изгоев выглядели почти нормально, во всяком случае, на первый взгляд. И у Туза, и у Жреца внешность вполне укладывалась в определенные рамки. Не красавцы, но и не уроды. Даже Фишка при некоторой конспирации мог сойти в обычном обществе за своего. А вот внешность дедка отталкивала и даже пугала, хотя я почему-то был уверен, что среди диких он самый безобидный. Такое бывает: верзила с мордой головореза на поверку может оказаться добродушным малым, готовым отдать первому встречному последнюю рубаху.

Из упрямства я снова направился в лес. На этот раз сошел с привычной тропинки и ступил на мягкий зеленый ковер травы. Немного погодя пришлось продираться сквозь густую чащу, ветки чуть не выкололи мне глаза, но все обошлось, за исключением одного – я вновь вернулся в исходную точку маршрута.

– Убедился? – ехидно спросил дедок. – Отсюда не сбегешь.

Я не удостоил его ответом и побрел к землянке Жреца. Он ждал у порога, снисходительно улыбаясь.

– Что это значит? – спросил я.

– Это АТРИ, здесь может быть все, что угодно, – туманно пояснил он. – Можешь еще попытаться, я не возражаю. Но результат будет тот же самый.

– Какая-то аномалия, да? – начал догадываться я.

– А ты ожидал чего-то другого? – усмехнулся Жрец. – Сюда трудно попасть и еще труднее отсюда выбраться.

– Допустим, – кивнул я. – Но как же остальные? Ваши ведь устраивают вылазки, аномалия отпускает их.

– Для нас выйти не проблема. А вот у тебя ничего не получится. Объяснять почему, я не буду. Можешь ломать себе голову сколько угодно, но лучше не сегодня. Давай заходи. – Он открыл дверь пошире. – И ложись спать. Тебе нужно как следует отдохнуть.

– Опекаешь меня, как нянька. Может, будешь выносить за мной горшок? – съязвил я.

Лицо Жреца осталось каменным. Он ответил скучным голосом:

– Завтра тебя ждет испытание. Я хочу, чтобы ты его выдержал. И поверь, это в твоих интересах.

– А что со мной будет, если я не выдержу?

– Ты умрешь, – сухо пояснил Жрец.

– Успокоил, – вдохнул я. – Ладно, спать так спать. Только заруби себе на носу: я упрямый и за просто так подыхать не собираюсь.

– Я очень на это надеюсь, – еле слышно прошептал он. – Иногда приходится ставить на темную лошадку. Не разочаруй меня.

Мне было плевать на Жреца и на его надежды. Я хотел спать. Сволочная аномалия порядком вымотала меня. Что касается завтрашнего испытания, то, как говорили наши предки, утро вечера мудренее.

Сначала высплюсь, а там разберемся. В последнее время я привык смотреть смерти в лицо, не испугаюсь сделать это еще раз. Лишь бы выкрутиться.

Я плюхнулся на лежанку, вытянулся во весь рост и закрыл глаза. Веки потяжелели, налились свинцом. Спокойной ночи, Арчи! Сладких снов!

Но перед тем, как вырубиться, я вспомнил: за все время моего пребывания в лагере мне ни разу не попался на глаза Останкинский Шпиль, а значит, место, куда меня занесло, уже не было АТРИ.