Текст книги "Обреченные эволюцией, или Новые приключения веселых мусоров"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

Соавторы: Андрей Воробьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава 5
НЕЧИСТАЯ!

Он начал приходить в себя ближе к утру, от холода. С трудом разлепив веки, Вася хотел было подняться, но не смог. Последние силы, если они и оставались после ужина с гостеприимным куплетистом, были потеряны во время безуспешных скитаний по городу в надежде выйти на связь с Плаховым.

Еще одна попытка встать закончилась резким приступом головной боли и дрожью в ослабших конечностях, заглушаемой отчаянным желанием чего-нибудь выпить. Правда, обычного похмельного ощущения, что где-то поблизости нагадила стая кошек, не было: во рту явно благоухали остатки аромата хорошего массандровского вина. Тем не менее сил не осталось. Вася, словно блоковский зайчик, трясущийся под кустом, с трудом скосил глаза на темное южное небо, на котором издевательски улыбалась щербатая луна, высвечивая из темноты покосившиеся кресты на могилах.

«Господи, так я уже на кладбище!» – страдальчески подумал Рогов.

Почему-то неожиданно вспомнился профессор Лебединский с его жалостливой песней о братке Васе:

Он упал, как подкошенный ветром тростник, Возле двери «наджеры» дырявой. Не его в том вина, так уж карта легла, Ведь он не был по жизни раззяявой…

Ему стало очень жалко себя, той беспомощности, из-за которой могло сорваться выполнение важного задания боевого товарища, подполковника милиции Петренко, и скупая слеза, беззвучно скатившись по небритой, грязной щеке, упала на землю.

«Никому не поставить нас на колени – мы лежали и будем лежать», – вспомнился один из праздничных девизов.

Теперь оставалось только одно – умирать безымянным, в страшных мучениях.

Некоторое время он так и делал, даже не пытаясь пошевелиться. Потом до него донеслись какие-то голоса и возня.

С трудом снова продрав глаза, Рогов увидел, что двое солдат волокут в направлении кустов, где он умирал, какую-то отчаянно брыкавшуюся девчушку. Третий же, тщедушный и, как показалось оперативнику, косой, дурно хихикая, тащил следом здоровенную бутыль, наполненную мутной жидкостью.

Не дойдя до Васиного лежбища буквально пару шагов, солдаты грубо толкнули связанную пленницу на могильный холмик и велели сидеть смирно. Сами же защитники Отечества расположились поодаль. Косой осторожно поставил бутылку на землю и проворно извлек откуда-то металлическую кружку под одобрительное:

– Ну, наливай, что ли…

Рогов последним усилием воли попытался подползти ближе, но силы тут же оставили его, и он на какой-то момент впал в забытье, не успев даже пошевелиться…

Он снова очнулся от ароматного запаха самогонки, защекотавшего ноздри. Солдаты, видно, уже успели выпить по кружке бодрящей жидкости, и теперь Косой, тараща свои полтора глаза на луну, заканчивал рассказывать страшную историю о своих подвигах в степях Украины.

– Идем мы, а там мертвые с косами стоять. И тишина-а…

– Брехня! – неуверенно возразил своему товарищу невысокий красномордый дядька с пышными усами и, перекрестившись, добавил увереннее: – Брехня!..

Окончание истории испортил третий собутыльник.

Держа в руках кружку с самогонкой, он нетвердо шагнул к пленнице и попытался заставить ее выпить. Девчушка попробовала дернуться в сторону, но безуспешно: ее руки были связаны, а солдат успел крепко схватить несчастную за плечо.

– Ты что, не уважаешь? Лучше пей по-хорошему. А то ни нам удовольствию не доставишь, ни господам охфицерам в контр… бр-р… разведке. Пей, дура, тебе же легше будет!..

И солдат снова поднес кружку к лицу задержанной.

– Не-а, оне гордые, оне с нами брезгуют! – г опять почему-то глупо хихикнув, вставил Косой. – Я ж говорю: мстители енти – они нелюди… Вот и тогда, на Херсонщине, идем мы, а там мертвые с косами стоять… Ты б, дурочка, глотнула хоть капельку для сугреву!.. И ти-шина-а…

– И МНЕ… ХОТЬ КАПЕЛЬКУ-У! – Рогов последним усилием воли протянул из кустов грязную руку по направлению к кружке. – Пож-жалуйста…

– Брехня-а-а-а-а! – начав тихо, вдруг взорал дурным голосом усатый и бросился наутек.

Следом за ним, почему-то сначала аккуратно поставив кружку на могилу, затопал сапожищами другой воин. Девчушка же, увидавшая, как буквально из кладбищенской земли вылезла рука мертвяка, а также Косой, успевший предварительно провопить «Нечистая!», одновременно грохнулись без чувств…

Васе удалось с грехом пополам доползти до заветной емкости и, стуча зубами об ее край, глотнуть сладковатой, крепкой самогонки, которая приятно согрела воспаленное горло и пустой желудок. Понемногу к нему начали возвращаться силы. Оперативник поудобнее сел на землю, допил остатки жидкости из кружки, потом, разыскав в кармане сигарету, закурил.

Умирать уже не хотелось.

«А жизнь… Жизнь-то определенно налаживается», – констатировал он, заметив, что на могилке лежит чистая тряпочка, на которой разложено аккуратно нарезанное сало, несколько кусков хлеба и даже перышки зеленого лука.

Еще через непродолжительное время Рогову удалось распутать веревки, стягивавшие руки девушки, и накрепко скрутить лежащего без чувств Косого…

* * *

Дукалис прочитал заявление Трубецкого, посвященное исчезновению автора бестселлеров о «Народном Целителе», ничего не понял и перечитал еще раз.

В конце заявления был указан номер пейджера, по которому можно было связаться с пропавшим писателем.

Оперативник поднял телефонную трубку и набрал семь цифр.

– Компания «Бим-Бомттелеком», – откликнулся приятный женский голос. – Здравствуйте.

– Алло, это пейджер? – спросил Дукалис.

– Нет, это оператор…

– Извините. – Оперативник разочарованно вздохнул, повесил трубку и задумался.

Ниточка прямой связи с исчезнувшим мастером художественного слова была грубо оборвана, так что действовать следовало по-другому.

В кабинет заглянул осведомитель Ларина, местный гармонист и алкоголик Гена, прозванный за свою внешность Крокодилом, грустно посмотрел на раскинувшегося возле стены и храпящего куратора и, ни слова не говоря, убыл.

С первого этажа донеслись взвизги Безродного, оправдывавшегося перед Соловцом за свое суточное отсутствие. Дознаватель во всем винил «сатрапов» из УФСБ, задержавших его просто так, когда совершенно трезвый Безродный прогуливался по набережной, и выбивавших из него компромат на подполковника Петренко.

Дукалис зажал уши ладонями, чтобы не отвлекаться, и в третий раз стал перечитывать опус Мартышкина-Трубецкого.

Поэтому он не услышал, как вышедший из ступора Твердолобов приглашал коллег выпить водочки в кабинете дознавателей.

А Казанцев услышал.

Он на цыпочках вышел в коридор, оставив Анатолия в компании спящего Ларина и плотно притворив за собой дверь. Спустя два часа за такое гнусное поведение по отношению к товарищам Казанова был жестоко избит возмущенным Дукалисом.

* * *

В то время как Вася Рогов еще несчастно умирал под кладбищенскими кустами, его коллега Игорь Плахов попал в не менее неприятную ситуацию.

Нет, начиналось все вроде бы хорошо: дождавшись, пока парнишка-чистильщик, закончив работу под носом контрразведки, свернет нехитрый инвентарь и направится прочь, оперативник двинулся следом.

Парнишка шел, явно не опасаясь наружного наблюдения, так что следить за ним было сплошным удовольствием. К удивлению Плахова, чистильщик направился не к какому-нибудь дому, а в сторону городского парка. Там, у закрытых на ночь аттракционов, «объект» осторожно постучал в дверь будки карусельщика и вошел внутрь. Оперативник, расслабившись, выбрал скамеечку поудобнее, сел и блаженно вытянул ноги, ожидая появления своего подопечного.

Он предвкушал, как «расколет» этого тинейджера, выяснит, где может находиться заветный шкаф-купе, и, забрав Рогова с Мухомором, поскорее вернется в родимое РУВД.

Размечтавшись, оперативник напрочь забыл об элементарных правилах наружного наблюдения. Он легкомысленно закурил, выдав себя в сгустившихся сумерках яркой вспышкой зажигалки. На какое-то время Игорь даже прикрыл уставшие глаза, понадеявшись на слух. Сладкая южная ночь убаюкивала, донося ароматы парка и моря, негромко нашептывала колыбельную листва каштанов, ласково гладил по щекам легкий ветерок…

Некоторое время все было спокойно.

Потом Плахов услышал, как кто-то, пыхтя, семенит по дорожке в сторону будки. Оперативник на всякий случай спрятался за ближайшим деревом, и вовремя: мимо него, словно колобок, у которого отросли тонкие ножки, прокатился господин в клетчатом пиджаке и канотье. Он отчаянно спешил и задыхался от явно непривычной пробежки, да еще прижимал к сердцу маленькую собачонку, как-то странно успокаивая ее:

– Не волнуйся, мое сокровище!.. Уф-ф!.. Не родился еще тот фраер… Уф-ф!.. который бы Касторского хотел иметь… Уф-ф!.. когда у Бубы, можно сказать, антракт… Уф-ф!.. И полный аншлаг…

Плахов чуть было не рассмеялся, глядя на потешного бегуна, но тот, не снижая темпа, резво заскочил в будку карусельщика.

Игорю ничего не оставалось делать, как ждать.

Вскоре его терпение было вознаграждено. Из будки вышли чистильщик обуви и невесть откуда взявшийся цыганенок, которого оперативник уже видел на площади у контрразведки. Оставив артиста приходить в чувство после кросса, пареньки бодро зашагали в сторону города, не заметив, что за ними ведется слежка.

Позднее оперативник наблюдал, как славная парочка заходила в какой-то дом, но вскоре выскочила оттуда и чуть ли не бегом бросилась назад, в сторону парка, срывая на ходу с лиц темные маски. Плахов решил, что ошибся, приняв пареньков за борцов с контрразведкой.

«Братва какая-то местная, – с неприязнью подумал он, – шастают ночью по чужим квартирам, разбойничают помаленьку».

Но, решив, что любое дело следует довести до конца, Игорь тоже вернулся к карусели и снова уселся на лавочку, ожидая, когда странные посетители аттракционов начнут расходиться.

Неожиданно в затылок оперативнику ткнулся обжигающе холодный ствол револьвера:

– Ку-ку! – Потом кто-то яростно осведомился над ухом: – Что, контра, вынюхиваем? Славянским шкафом интересуемся?

– Я не контра… Каким еще шкафом? – пролепетал Плахов.

– С тумбочкой, – тихо хохотнул тот же голос и тоном, не терпящим возражений, приказал: – А ну-ка, поднимайся. Только тихо, а то враз башку отстрелю. Вместе с ухами…

* * *

– Неправильно набран номер, – бубнил механический голос в телефонной трубке. – Неправильно набран…

Соловец, сверяясь с лежащей перед ним бумажкой, еще раз нажал на кнопочки.

– Неправильно набран номер, – после гудка провякал голос.

– Черт! – Майор вот уже полчаса не мог дозвониться к себе домой. – Как это неправильно?

Робот отреагировал своей коронной фразой и отключился.

В коридоре что-то загрохотало, в стену гулко ударили, и раздался возглас «Поберегись!».

Раздраженный Соловец встал из-за стола и высунул голову в дверь. Мимо проследовали трое сантехников в замасленных телогрейках, тянущие за собой некий агрегат на ржавых железных салазках. Полозья оставляли на линолеуме вдавленные и кое-где рваные следы. Сантехников конвоировал Котлеткин с автоматом без магазина.

Начальник «убойного» отдела проводил процессию тоскливым взглядом и вернулся к телефону.

– Неправильно набран номер, – снова заявил голос.

Майор собрал волю в кулак и перенабрал.

– Неправильно…

– Сволочи!!! – Соловец широко размахнулся и метнул телефон в стену.

Розовое изделие китайского ширпотреба выдержало удар и упало на пол.

– Ты что, Георгич? – В дверном проеме появился Безродный.

– Ненавижу! Телефонистов! Поубивал бы!!! – заорал начальник ОУРа.

– А чё так?

– У меня дома номер телефона сменили, – привел майор самое, как ему показалось, разумное объяснение. – Теперь я не знаю, как жену предупредить, что опять задержусь…

– Бывает, – философски отметил Безродный. – А я как раз к тебе позвонить зашел…

– У тебя что, в кабинете аппарата нет? – не понял Соловец.

– Нет, – горестно развел руками дознаватель.

– Почему?

– Да делся куда-то.

– Значит, и у тебя номер сменили. Ну что ж, звони от меня, – вздохнул Соловец. – Я пока пойду развеюсь…

Безродный поднял аппарат с пола и примостился на продавленной кушетке, а майор выбрался из душного кабинета в коридор.

Проходя мимо соседнего кабинета, начальник ОУРа услышал смутно знакомый голос и приложил ухо к замочной скважине.

– Неправильно набран номер, – отчетливо сказал голос.

Соловец резко распахнул дверь и увидел испуганного участкового Пуччини, не успевшего положить трубку параллельного с майорским телефона и четко произносившего в микрофон те заветные три слова, из-за которых начальник «убойного» отдела чуть не двинулся рассудком.

– Шутка! Просто шутка такая… – пискнул Пуччини.

– Ах ты, дрянь! – завопил Соловец и прыгнул вперед. – Я тебе покажу шутки!..

* * *

В отличие от своих потерявшихся подчиненных подполковник милиции Петренко ночь провел относительно спокойно: стараниями штабс-капитана Овечкина ему был выделен относительно приличный номер в гостинице неподалеку от контрразведки, и, вернувшись сюда после ужина, усталый Николай Александрович довольно быстро уснул.

Правда, неприятности его не миновали тоже.

Едва забрезжил рассвет, как в дверь громко заколотили. Еще не поняв спросонок, в чем дело, Мухомор подскочил на кровати и попытался по привычке схватить трубку телефона. Но вместо нее наткнулся на здоровенную шашку, презентованную еще вчера сильно выпившим и оттого расчувствовавшимся начальником контрразведки.

«Форму блюсти надо всегда, коллега. И на войне тоже!»

Петренко окончательно проснулся и наконец с ужасом осознал, где находится. В этот момент в комнату шагнул подтянутый поручик. Козырнув уставившемуся на него Мухомору, офицер передал приказ полковника Кудасова – срочно прибыть на службу.

– Мне приказано сопровождать вас. Пожалуйста, поторопитесь.

Сонный, растерянный начальник РУВД безуспешно поинтересовался, чем вызвана сия спешка; почему нельзя было решить вопрос вчера или отложить на завтра.

– Вчера было рано. Завтра будет поздно, – высокопарно отчеканил поручик. – А промедление смерти подобно…

И все.

Никаких комментариев.

Никакого намека, чем чревата неспешность.

Тем не менее Мухомор успел немного поворчать про себя, что не следует торопиться исполнять приказ, так как его вполне могут отменить. Затем несколько секунд соображал, где же раньше слышал афоризм про промедление, но, так ничего и не надумав, начал облачаться в свою форму с разобиженными птичьими головами на кокарде фуражки и флагом в стиле «„Аквафреш“ – тройная защита для всей семьи» на шевроне…

«Пусть только этот господин полицейский появится, – думал тем временем начальник контрразведки, рассматривая какие-то бумаги, – пусть только появится, уж он-то у меня запоет!»

* * *

По лестнице скатились Соловец и Пуччини, стискивая друг друга в объятиях.

– Какие-то последние дни суматошные выдались, – высоким голосом заявил ефрейтор Опохмелкин, прошлым летом неудачно выкупавшийся нагишом в озере, где щука берет на блесну. – Драка на драке…

– Да-а, – согласился Котлеткин, прикидывая, кто из свалившихся со второго этажа офицеров победит.

– Наверное, магнитная буря, – поддержал разговор Чердынцев.

Соловец сел на голову Пуччини и принялся дубасить того кулаками в живот.

Участковый клацнул зубами, и майор с воплем подскочил.

– Грамотно, – Котлеткин оценил прием инспектора.

Начальник ОУРа схватил Пуччини за грудки, вздернул вверх и швырнул вдоль стены.

– Осторожно! – закричал Чердынцев, но было поздно.

Участковый со всего маху протаранил свежевставленное стекло с надписью «Дежурный», наполовину влетел в каморку Чердынцева и своротил кипевший на столе чайник вместе с тихо работавшей магнитолой, настроенной на частоту «Азии-минус». В воздухе мелькнули ноги инспектора, он на секунду повис на конторке, а затем тяжело упал внутрь комнатушки. Зазвенело.

– Дневной запас, – одними губами выдал бледный как смерть начальник дежурной части.

– Однозначно, – подтвердил Котлеткин, втянув обеими ноздрями разлившийся в воздухе резкий и знакомый с детства запах спирта.

Упавшая на пол древняя радиола «Telefunken» без постороннего вмешательства самопроизвольно увеличила громкость, и веселый голос диктора самой популярной питерской станции объявил:

– Очередное эпохальное открытие совершили юные биологи из местного отделения национал-большевистской партии – они скрестили кролика с кротом. Получившийся зверек практически ничего не видит, но вот если уж он кого-нибудь нащупает!..

* * *

Косой неожиданно пришел в себя, когда Вася Рогов завязывал последний узел на его путах.

– Нечис… – Пленник принялся было снова за свое, но был окончательно приведен в чувство тумаком под ребра:

– Молчи, гад, удавлю!

Солдат испуганно заморгал и согласно закивал головой, предоставив Васе возможность обдумать, каким образом возвращать к жизни перепуганную девчушку. Но раньше, по выработавшейся привычке, оперативник хмуро буркнул:

– У тебя есть одна минута, чтобы чистосердечно обо всем рассказать. Это судом зачтется. Время пошло. Осталось пятьдесят девять секунд… Пятьдесят восемь…

Косой залепетал, что он, естественно, ни при чем, мол, сослуживцев бес попутал выпить… естественно, по-дружески!.. с мамзелью, с которой они случайно познакомились на улице. Рогов, страшно вытаращив глаза, придвинулся к пленнику вплотную и, подражая капитану Дукалису, завопил, хотя и шепотом, что, впрочем, на кладбище звучало не менее страшно:

– Врешь! Я – контуженный! Мне за тебя ничего не будет! Говори правду! Раз! Два!..

Насмерть перепуганный солдатик живо согласился, что девушку затащили на кладбище с не вполне благими намерениями, но она, дескать, сама это заслужила.

– У ей же из-под полы торчал наган! Она – революцьонерка!..

Васе, если честно, было не до мотивов грехопадения Косого.

Но раз человек «колется» – как упустить такой шанс? Поэтому Рогов еще раз цыкнул на пленника, потребовав, чтобы тот не болтал по пустякам, а рассказал все о «том самом… главном преступлении, значит».

Краем уха оперативник слушал сбивчивый рассказ Косого о каких-то кражах портянок и махорки у товарищей, о поросенке, утащенном из неизвестного сарая на прошлой неделе, о «конфискации» двух кусков мыла у базарного торговца, о прочих столь же ужасающих деяниях.

– А мыло-то зачем? – еще не вполне придя в себя после мучительной ночи, переспросил Вася.

– А как же, господин хороший? – по-идиотски заулыбался успокоенный мирным вопросом пленник. – Так грязно и муторно было на душе!..

– Грязно, говоришь? – Рогов, взглянув на свои перепачканные землей руки, расценил последнее заявление как неприкрытую издевку и пришел в ярость. – Я тебе сейчас самому устрою грязевую ванну!

Изумленный столь быстрой сменой настроения «мертвяка» солдатик снова не на шутку перепугался и залепетал:

– Хорошо, я все скажу. Вот те крест!.. Только это тоже не я!.. Вчерась мы брали одну хату. Так ихний штабс-капитан, из контрразведки, велели к нему домой вещи свезти… Ну там, обувку всякую, яшшики… И шкаф еще. Такой тяжеленный…

– Какую хату? – оживился Рогов. – Фамилии говори!..

В этот момент он наконец сообразил, как следует реанимировать «революцьонерку». Быстро набрав в рот из кружки изрядную порцию самогона, оперативник сильно дунул на лицо несчастной. Точно так же когда-то одна из Васиных соседок по коммуналке «пшикала» водой на белье, когда собиралась гладить…

– А чё фамилия? – удивленно вскинул брови Косой. – Капитан – он Овечкин. А мужик, ну, чья хата была, – сапожник. Сердюк, кажись…

Ни договорить, ни выслушать дальнейшие вопросы солдатик не успел, так как девчушка неожиданно резко подскочила, заверещала, а потом чуть было не вцепилась Рогову в физиономию. Васю спасло лишь то, что попытку она производила с зажмуренными глазами, которые щипал самогон.

– Нечистая! – выдохнул Косой, наблюдая, как отчаянно отбивается от недавней пленницы «мертвец»…

* * *

Засор в туалете на втором этаже пробивали долго и мучительно.

Сантехники, чьей сосредоточенности и одухотворенности могли бы позавидовать крупнейшие мировые ученые, неторопливо ковыряли в трубе пятиметровым гибким штырем из витой стали с крючком на конце, слаженно работали вантузами, включали и выключали гудящий и мелко дрожащий аппарат непонятного предназначения, перекуривали, обменивались понимающими взглядами, словно хирурги в процессе операции по пересадке сердца, вздыхали, снова брались за вантузы, простукивали систему, приложив ухо к холодным мокрым трубам, горестно качали головами, опять перекуривали, запихивали в сливы унитазов шланги и подавали в них сжатый воздух, отфыркивались, когда их окатывало водой, бегали на верхний этаж и били там киянкой по торцу старого чугунного стояка, отгоняли от туалета любопытствующих сотрудников, высокомерно цедили непонятные словосочетания типа «крестовина фановой трубы», отхлебывали из канистры со спиртом, благоразумно прихваченной с собой одним из водопроводчиков, открывали и закрывали вентили, и так далее.

Но засор как был, так и оставался…

Ларин, который после непродолжительного сна стал немного соображать, с полчаса понаблюдал за работой сантехников и удалился вниз, дабы принять участие в обсуждении проблемы нового стекла в окне дежурки и тех санкций, что Соло-вец намеревался наложить на Пуччини…

В холле перед «обезьянником» было довольно весело, ибо там собрались почти все могущие самостоятельно держаться на ногах сотрудники РУВД, а вопли начальника ОУРа сопровождались комментариями злорадствующих задержанных.

Соловец, как ярый сторонник соблюдения законности, устроил над участковым самый натуральный суд, в котором играл роль прокурора-обвинителя.

Судьей был назначен Дукалис, народными заседателями – Нед срезов и Удодов, адвокатом обвиняемого – Безродный, судебным приставом – Чердынцев, а Котлеткин, Твердолобое, Казанцев и полтора десятка пэпээсников изображали зрителей.

Самого Пуччини, дабы соблюсти все процессуальные нормы, затолкали в пустующую ячейку «обезьянника» и заперли, отобрав ремень и вытащив шнурки из ботинок. Задержанные алкоголики встретили временное заключение участкового радостными воплями и одобрительными аплодисментами. Особенно наглый бухарик из соседней ячейки даже попытался смазать Пуччини по физиономии, просунув руку между прутьями решетки, но бдительный сержант из «конвоя» пресек безобразие, заботливо приложив к железным прутьям электрошокер. Бухарик угомонился.

Правда, участковый тоже получил разряд, так как в этот момент держался за единую с прутьями металлическую основу узких нар.

– Попрошу тишину в зале! – Дукалис постучал ладонью по столу и поправил сварганенную из пыльной розовой портьеры судейскую мантию. – Обвинение, вам слово!

Соловец быстро прокричал список обвинений, начинавшийся с безобидной «обжираловки горохом» и заканчивающийся «нападением на старшего офицера милиции», и потребовал применить к Пуччини меры физического воздействия вкупе со штрафом.

«Адвокат» Безродный с «прокурором» согласился и предложил, дабы не терять время, немедленно расстрелять своего подзащитного.

«Народный заседатель» Удодов выступил с инициативой повесить на участкового месячный план по задержанию минимум одного преступника в день, но был грубо оборван Соловцом, чьи подчиненные с трудом справлялись с расследованием даже двух преступлений в квартал. Тридцать задержанных злодеев в месяц означали паралич всей работы РУВД.

«Судья» Дукалис поддержал «прокурора» и дал Удодову подзатыльник.

Котлеткин от имени общественности внес предложение лишить Пуччини зарплаты на полгода и на эти деньги покупать на всех разнообразные прохладительные напитки. Мысль сержанта-водителя вызвала у собравшихся интерес и была признана отвечающей генеральной линии судебного процесса.

Ларин также не остался в стороне и намекнул на необходимость подкрепиться хотя бы пивом, чтобы не прерывать заседание. Чердынцев коротко кивнул и отправил двух ефрейторов за нужным продуктом, снабдив их деньгами, изъятыми у шутника.

Когда бутылки с «Балтикой № 9» были принесены и откупорены, а жаждущему Пуччини показали фигу, в одной из клеток очнулся сильно помятый человек в разодранных брюках и женской кофте на голое тело, подобранный нарядом ППС возле салона эротического массажа, и стал биться об решетку, крича, что он тоже судья, желает присоединиться к коллегам и вместе с ними вынести участковому справедливый приговор. В качестве подтверждения своих слов алконавт достал спрятанное в ботинке удостоверение и начал махать им перед носом удивленного начальника дежурной части.

Удостоверение оказалось подлинным, как и федеральный судья Фонтанкинского районного суда Александр Гурьевич Шаф-Ранцев.

Толкователя законов с извинениями выпустили из клетки, дали бутылку, и он занял место секретаря, привычно не обращая внимания на тот абсурд, что творился в холле РУВД.

Обвиняемому тоже дали слово, но, послушав пару минут стенания Пуччини, сопряженные к тому же с оскорблениями Соловца лично и ОУРа в целом, Дукалис подмигнул одному из конвоиров, и участкового лишили слова.

После чего тот обиделся и ушел в угол клетки.

Опохмелившийся судья встал, потребовал себе еще бутылочку пивка, заправил выбившуюся кофту в штаны и произнес двадцатиминутную речь о торжестве справедливости, проиллюстрировав ее примерами из собственной практики.

Милиционеры и дознаватели с удовлетворением узнали, что судейский корпус в его лице полностью поддерживает их нелегкую борьбу с гражданами, в принятии решений ориентируется на «внутреннее убеждение» стражей порядка, не принимает в расчет всякие глупости вроде «алиби», считает заключение под стражу единственной достойной внимания формой меры пресечения, а приговоры строит на принципе «лучше посадить сто невиновных, чем выпустить одного виновного».

После выступления профессионального судьи Дукалис, Соловец и Безродный стали препираться на тему строгости наказания, ибо «адвокат», возбужденный словами Шаф-Ранцева, начал снова настаивать на расстреле Пуччини во внутреннем дворике РУВД, не принимая в расчет принятый в России мораторий на смертную казнь.

Ларину стало скучно, и он тихо ушел обратно к сантехникам…

* * *

В это же время плененный Игорь Плахов, доставленный в подсобное помещение какой-то аптеки, уже который раз пытался убедить своих стражей, что ничего не имеет против советской власти.

Один из присутствовавших, очевидно карусельщик, к которому другие обращались не иначе, как дядя Мефодий, подозрительно поигрывал револьвером. Навалившись локтями на стол, он исподлобья угрюмо рассматривал оперативника. Другой, длинный, напоминающий известного предводителя уездного дворянства, крутил в руке бильярдный шар, словно намереваясь его откусить. Третий, куплетист, нервно теребил в руках свое канотье, явно намереваясь что-то сказать. Чистильщик сапог и цыганенок, слежка за которыми столь бесславно закончилась, пристроившись у двери, теперь сами усиленно наблюдали за пленником.

– Что я вам скажу… – покосившись в сторону Мефодия и демонстративно поднеся ко рту ладошку, словно скрывая его от Плахова, заговорил Касторский. – Пижон этот, я имею мнение, из тех, – артист закатил к небу глаза. – Ну, из кабинетов которых Иркутск виден, как говорила моя незабвенная бабушка, царствие ей небесное. Вы бы поинтересовались личностью господина…

И Буба ловким движением фокусника быстро извлек из нагрудного кармана пиджака оперативника его служебное удостоверение, бросив на стол перед Мефодием:

– Вуаля! Вот и птичка вылетела!..

– Что с ним болтать? Кончать гада надо! – мельком взглянув на золотистого двуглавого орла, вытесненного на обложке документа, обратился к Мефодию чистильщик обуви.

– Согласен, – кивнул цыганенок и вытащил из-за пояса наган, – у нас нет другого выхода…

* * *

На втором этаже ничего не изменилось.

Всё так же гудел и подрагивал компрессор, виртуозы вантузов сидели рядком у стены и перекуривали, а вода стояла в унитазах на том же уровне, что и час, и два назад.

Ларин почесал в затылке.

– Чё пришел? – нелюбезно спросил старший сантехник. – Топай-ка, паря, до хаты. Ты тут не помощник…

Сие наглое заявление возмутило оперативника, и он пожалел о том, что его потертый ПМ лежит в кабинете. А то бы выстрелил поверх голов водопроводчиков да потом погонял бы их кругами по туалету, а затем заставил бы их отжаться раз по сто от кафельного пола, и…

«Нет, так нельзя, – одернул себя Андрей. – Стрелять – это лишнее. Дубинкой разве что… Но и это непродуктивно. Лучше покажу им, как надо по уму всё делать…»

В голову капитана пришла простая до гениальности мысль.

Ларин молча спустился в подвал, размотал пожарный шланг, подсоединил конец брандспойта к вентилю стояка, надежно обмотал получившуюся конструкцию проволокой, открыл заглушку на трубе и полностью открутил кран подачи воды.

В шланге заурчало.

Минут пять ничего не происходило.

Давление в системе медленно росло, а капитан сидел возле гидранта на корточках и курил, ожидая, когда напор воды вышибет засор и Ларин сможет принять поздравления от восхищенных товарищей по оружию.

Плотный ком из ушанки сержанта Котлеткина, шарфа Казаковы, подтяжек Васи Рогова и многих других нужных и ненужных вещей неторопливо продвигался вверх по стояку, пока наконец не миновал пресловутую крестовину фановой трубы и не освободил проход бурлящему потоку.

Первым рационализацию Ларина ощутил на себе заместитель прокурора района, случайно зашедший в РУВД утром да так и оставшийся в гостеприимных стенах до самого вечера, мигрируя по кабинетам, в каждом из которых ему наливали рюмочку.

Сильный гидродинамический удар приподнял младшего советника юстиции над толчком и швырнул головой вперед в дверцу кабинки. Зампрокурора лбом пробил хлипкую фанерку и долетел почти до рукомойника, схватившись обеими руками за отбитый мокрый зад.

Позади прокурорского работника в потолок ударил пенящийся фонтан…

Дукалис успел дойти лишь до половины чтения приговора, когда дверь в туалет справа от «обезьянника» распахнулась и под ноги собравшимся полилась мутная жижа…

Стоявшего враскоряку над унитазом сантехника снесло к писсуарам, он зацепился за дребезжащий компрессор и опрокинул стоявшую на умывальнике сумку с инструментом…

Выходящую из уборной на четвертом этаже паспортистку струя догнала уже у двери, окатила с ног до головы, и визжащая толстая капитанша навзничь вывалилась в коридор…

Из десятков глоток одновременно вырвался дикий крик.

Протрезвевшие от запаха алкоголики стали биться в решетку, правоохранители нестройными рядами бросились на выход, смешавшись с толпой зажимавших нос посетителей.

А пожарный гидрант продолжал нагнетать в систему воду, вымывая из недр канализации всё новые и новые порции всякой дряни.

На чердаке сорвало заглушку стояка, мощная струя снесла лист ржавого кровельного железа и забила вверх.