Текст книги "Мой город 5. Инвалид"

Автор книги: Дмитрий Боррони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Но вернемся к Марье. Ее все же отвезли к ней домой в Москву, пожалели безногую так сказать. Что было дальше Вы спросите? Да ничего. В лифт инвалидная коляска на влезала, и Марью пришлось тащить на пятый этаж. А так как в подъезде не было пандусов, то и инвалидную коляску тоже тащили на себе. К счастью в квартире где жила Марья оказалась одна женщина. Эта была приехавшая к ней ее подруга, Лика, которая приехала тотчас же как ей сообщила о случившимся мать Марьи, Клавдия. Попросив ее хоть на первых порах приглядеть за Марьей. Так что можно сказать в глубине души у Клавдии Ивановны остались материнские чувства. Оно и понятно, ведь она все-таки ее мать.

Увидев Лику, Марья тихо сказала:

–Я не ожидала Вас увидеть здесь. – затем она поинтересовалась. – Это Клавдия Ивановна Вас попросила приехать?

–Нет. – солгала Лика. – Не она.

–Тогда кто?

–Никто. – ответила Лика. – Я просто захотела навестить свою подругу. – затем она поинтересовалась. – Как дела?

–Вот. – грустно сказала Марья тяжело вздохнув, и добавила. – Теперь я инвалид.

Лика хотела что-то сказать, что-то утешительное, но не находила слов. Да и нечего было сказать. Все было понятно и так.

Тем временем Марья попросила подругу:

–Я хотела бы принять ванну, поможете?

–Да, конечно. – ответила Лика. – Помогу. – не знаю как, Лика еле-еле подвезла Марью к двери ванной комнаты, и спросила. – Такие кресла дают всем или только избранным?

Марья усмехнулась:

–Очевидно всем. – сказала она. – За легкие платить надо, а это единственное кресло, которое в коридоре стояло. Вот они мне его и всучили. Сами спишут, и все в порядке, а мне мучайся тут.

Лика согласилась:

–Да его с места не свезешь, надорвешься.

Марья подтвердила:

–Это точно.

Лика открыла дверь ванной комнаты, и помогла Марьи снять ночную рубашку, в которой ее выписали из больницы. Теперь она могла видеть ее торс. Ног так каковых не было. Ее правой ноги не было вовсе, а левая болталась как обрубок, и заканчивалась где-то чуть выше коленного сустава. Марья посмотрев на Лику, тяжело улыбнулась, и грустью сказала:

–Вот так.

Лика тотчас же посмотрев на Марью. Непонимающе, как это вообще возможно тихо, дрожащем голосом, спросила:

–Как?

–Просто мы решили прокатиться на электричке. – призналась Марья. – Хотели доказать что мы не мусор.

–Доказали?

Марья с грустью вздохнула:

–Ага. – крякнула Марья. – Теперь двое друзей из которых один отец моего ребенка в морге, а я… – она не смогла ничего сказать. Опустив голову, она лишь тяжело вздохнула. Ей не было что сказать, да сказать нечего было.

А Лика услышав нежданную новость, что Марья в положении, спросила:

–Уверенна?

–В чем?

–Что беременна?

–Абсолютно. – ответила Марья. – Я узнала об этом в больнице.

Тут Лика осторожно поинтересовалась:

–Что будет с ним?

–Я рожу. – однозначно заявила Марья. – Я его оставлю. – затем она добавила. – Он будет моим, и только моим.

–Хорошо. – одобрительно ответила Лика, добавив. – Я помогу если что. – затем она сказала. – Сейчас отложим все на потом, и примем ванну. Лика помогла Марьи забраться в ванну, и налить ее доверху. Затем она дала Марьи душевую лейку, и сказав, что она рядом если что, вышла из ванны, прикрыв за собой дверь. Затем она потрогала свой живот, и сказала сама себе: «что ж, если я не могу иметь своих детей, то я помогу в его воспитании Марьи». Затем она с большим усилием отогнала кресло инвалида в прихожую, и оставив его там, пошла в кухню, готовить ужин.

Оставшись одна, Марья принялась усердно мыться. Она уже не мылась целую неделю, и, теперь с большим усердием и рвением натирала свое тело хорошей мыльной мочалкой. Она хотела соскрести с себя тот больничный запах палаты, в которой она нюхала всю неделю. Она забыла обо всем, даже о том, что у нее нет конечностей. И лишь приступив к их мытью она вдруг вспомнила, что у нее нет ног. Она видела их, ощущала. Ей казалось, что ноги при ней, и она вот-вот встанет, обопрется на них и пойдет. Нет, она не пойдет, а побежит! Как когда-то в детстве, когда будучи совсем маленькой девочкой, она бегала гоняясь за воздушным змеем по просторному полю полевых цветов. Она тогда была счастлива. Да как же не быть счастливой в детстве. Но, к сожалению, те былые времена полной радости детского смеха давно прошли. Наступила взрослая жизнь, а за ней расплата за свою беспечность. Это Марья знала. Она отдавала себе в этом полной отчет. Сейчас, когда ничего нельзя было поправить, и она еще ощущала уже отнятые ноги от ее тело, она знала, что в этом виновата лишь она сама. Она и больше никто. В эту секунду полной радости, Марья заплакала. Она винила себя и только себя в том что произошло с ней.

–Да что же это такое! – в истерическом припадке орала она. – За что?

На ее рев прибежала перепуганная Лика. Она вбежала в ванную комнату, и посмотрев на сидящею в ванной Марью, которая держалась чтобы ей не погрузиться в воду, на левой ноге, точнее что от нее осталось, горько посмотрев на Лику, проревя, проныла:

–Лика! – начала Марья. – Мои ноги! Где они? Я их не чувствую! Их нет.

В это самое время, Лика поняла, что Марья наконец осознала тот факт, что у нее нет ног. В больнице она еще относилась к этому как к шутке, думала, что ее ноги вернуться. Что это лишь сон, и только. Сон, который забудется, и никогда не вспомниться. Лика поняла, что мозг Марьи только что разблокировал ту информацию которая не давала Марьи сойти с ума. Лишь сейчас Марья осознала, что это не сон. Ног нет, и их не вернуть. До этого она считала, что она просто не чувствует своих ног. Но она пройдет курс реабилитации, и ноги снова будут у нее. Тогда, в больнице, она видела что у нее не было ног. Но она подумала тогда, что это временно, и она снова будет чувствовать свои ноги. Но это не произошло. Ее мать вряд ли могла представить, что Марья станет инвалидом, а Марья все же надеялась что Клавдия возьмет ее к себе. И убедив себя в этом, она на какое-то время забыла, что у нее нет ног. Так можно объяснить истерический припадок Марьи в ванной комнате.

Лика не знала что и сказать? Успокаивать Марью было бессмысленно. И в этот момент она приняла единственное правильное решение. Она ее встряхнула, и твердым голосом сказал:

–Это так. Их нет. «Нет и уже никогда не будет», – затем она сказала. – Прошлого уже никогда не вернуть. Что сделано, то сделано. Назад дороги нет. – она сделав паузу, сказала. – Нет ног, и что же? «Жизнь продолжается». – затем она с горестью сказала. – К сожалению люди всю свою жизнь помнят то что потеряли. Никто этого не ощущает, но так оно и есть. – затем она добавила. – И человеческие части тела тут не исключение. – затем она добавила. – Мы сами виноваты в наших несчастьях, и винить тут некого. – затем она добавила. – А если и есть кого, то только себя самих.

Марья утерла слезы. Ее истерика улетучилась словно ее не было вовсе. Она тупо посмотрела на Лику, и сказала:

–Это жестоко.

–Жестоко? – ухмыльнулась Лика. – Может быть, жестоко. – затем она добавила. – Но лишь жестокость позволяет нам выжить. – затем она сказала. – Мы все жестоки и к другим, и к самим себе, и эта жестокость порой не дает нам сдастся.

Марья тяжело вздохнула. Ей было тяжело слушать подругу, но она понимала, что та права: нет ног, и что же? Жизнь продолжается, и сдаваться нельзя. Надо смотреть трудностям и смерти в лицо. Смеяться когда она близко. Ведь только живя счастливо и преодолевая все трудности сосланной нам судьбой и веселясь когда смерть близко, можно дожить до глубокой старости, а не умереть при первой трудности, не опустить свои руки, а наоборот, подняв их надо что-то делать. Делать то, что хочется. И пускай другие говорят, что этот человек изгой общество, ни на что неспособен. Надо доказать завитосердникам, что это не так. Они считают себя лучше инвалидов, издеваются над ними, а сами не могут без чьей-либо помощи вбить гвоздь. Взять в руки ручку, расписаться в документах лишь тогда, когда они будут уверенны, что им от сделки, за которую они расписываться достанется приличный куш в иностранной валюте. Но это уже уголовщина. Они смеются над инвалидами, и игнорируют их. Неважно где? В правительстве или в округе. Все одинаково. Законы для богатых, для инвалидов только выживание в этом мире. Так кто же инвалид я Вас спрашиваю? Те кто имеют инвалидность или те кто над инвалидами насмехаются? На этот вопрос нет однозначного ответа.

–В этих словах есть доля смысла. – согласилась Марья. – Нельзя сдаваться. – решительно заявила она. – Я докажу маме что она ошибается. Инвалиды тоже люди. Они такие же люди как и все. Человеки а не отбросы общества. – она посмотрела на болтающийся обрубок ноги, и тяжело вздохнув, с долей иронией и усмешкой сказала. – Может и хорошо что все так получилась. Я осталась без ног, но жива. – она тяжело вздохнула и добавила. – Моя мать ненавидит меня, призирает. «Считает что я испортила ей ее жизнь», – затем она сказала. – но я не виновата. – оправдывала она сама себя. – Виновато правительство и общество в котором мы живем. – затем она пояснила. – Правительства дало нам неограниченную свободу, но забыла что за семьдесят пять лет народ привык ходить по струнке, и свобода лишь спустила неуемную их энергию с цепи. Народ хотел попробовать все, и в итоге просто погубил сам себя. Ведь свобода тоже должна иметь определенные ограничения, но правительство как-то об этом не подумала. Или подумала, и спустила на авось, как всегда. – затем она сказала. – Вот теперь за такую с позволения сказать свободу я и расплачиваюсь.

Лика заметила:

–Эта несвобода, а беспечность.

–Нет. – возразила Марья. – Эта свобода отняла у меня ноги. – затем она добавила. – Мама была права.

Лика озабоченно поинтересовалась:

–Права? В чем?

Тут Марья ответила так:

–Свобода – это слово. Слово которое обнадеживает нас на беспечную жизнь и в то же самое время отбирает ее у нас.

Лика не поняла:

–Это как?

–Нам, молодежи дали свободу, и мы ею воспользовались. – затем она сказала. – Воспользовались неумело. Мы стали делать то, что нам всегда запрещали. За что нас наказывали, сажали в тюрьмы. Сейчас все и многое другое можно. И мы сделали это. Стали неформалами. Надеждой свободной России. – она сделав паузу, сказала. – Теперь я понимаю. Понимаю что все это было сделано преднамеренно. Свобода нас ослепила, и большинство надежды России теперь просто ее изгои.

Тут Лика заметила:

–Эти рассуждения пахнут политикой.

–И что? – усмехнулась Марья. – Что они мне сделают? – затем она добавила. – То, что можно было сделать, они уже сделали. «Дали молодежи свободу, а вместе с ней и беспечность», – затем она сказала. – результат не заставил себя долго ждать. – ее лицо было мрачное и не выражало ничего. Оно было холодное, можно сказать ледяным. Все чувства которые у нее еще остались, исчезли. Она стала бесчувственным и в нем появился страх.

Лика испуганно спросила:

–Что случилась?

–Мне страшно. – ответила Марья. – У меня скверные предчувствие. – затем она добавила. – Как бы что ни случилось. – затем она попросила Лику обдать ее душем и вылезти из ванны.

Лики снова пришлось подкатить к двери невероятную тяжелую коляску, и пересадив еле-еле Марью в нее, дала ей полотенце, и отвезла с невероятным трудом ее в комнату. Затем, она уложила ее в кровать и та попросила включить телевизор. Тогда уже были телевизоры с пультом, так что Марьи ничего не составляла переключать его. После чего Лика пошла на кухню готовить ужин, а Марья осталась смотреть телевизор.

В какой-то момент она захотела позвонить маме. Она хотела с ней пообщаться, и непросто пообщаться, а увидеть ее. Но этого сделать ей было не так-то просто. Ее сотовый давно пропал, а другим она еще не обзавелась. Тогда она кликнула Лику, и та дала ей свой сотовый. Марья быстра набрав номер, и приложив телефонную трубку сотового аппарата к уху, услышала до более знакомый ей голос.

–Алло! Кто это?

В телефонной трубке сотового телефона Клавдия Ивановна услышала знакомый до более знакомый голос.

–Я. – произнес женский голос. – Марья.

На другой стороне телефонной трубке Марья ощутила холодное молчание. По ее телу пробежал холод. Она почувствовала в этот момент, что что-то произошло. Что-то страшное. Тишина была зловещей. Предвестником чего-то ужасного.

Клавдия Ивановна холодным тоном пробурчала:

–Чего надо?

Эти слова были настолько холодны и безразлично брошены, что у Марьи душа ушла в пятки. Она понимала, что ее мать ненавидит ее. Не хочет ее видеть. Да, впрочем, если Марья умерла, то Клавдия Ивановна очевидно не расстроилась бы. Наоборот, она была бы рада тому что ее дочь умерла. Ведь для Клавдии Ивановны она умерла еще тогда, когда Марья Анастамиевна стала неформалкой.

Марья сказала:

–Я хотела увидеть дочь Олеси. – сказала она. Затем прибавила. – Я знаю что она жива, дочь Олеси.

В тот же миг Клавдия Ивановна отпарила:

–Ее нет. – затем она уточнила. – Она моя, и никому я ее не отдам. – после чего она сообщила следующее. – О ней никто не позаботиться лучше, чем я, ее бабушка. – затем она попросила. – И больше мне не названивайте. – затем добавила. – Ее для Вас не существует.

В сотовом прозвучали гудки.

Марья хотела еще раз набрать номер Клавдии Ивановны, но в последний момент она этого делать не стала. Она понимала, что теперь она просто никто. Девочка без ног. Инвалид. Инвалид ждущий ребенка. Но кто знает, останется с ней ее ребенок? Ведь за ней нужен уход, а за ребенком тем более. И кто знает, кто поможет ей воспитать ее ребенка? Лика? Но у нее своя жизнь, и в какой-то момент она не сможет помогать ей. Это Марья сейчас понимала как никогда. Она была сейчас беспомощна. Даже передвигаться в кресле инвалида не могла. А за продуктами кто сходит? Поможет оформить инвалидность? Лика? Да, она это сделать может, но что потом? Это страшила Марью. Она осознавала то, что она может остаться совсем одна, и никого рядом не будет. Она даже не знала кто на самом деле ее отец? Клавдия Ивановна никогда не рассказывала о нем, а Марья как-то и не интересовалась. Она только знала одно, что они с Олесей были сестрами по матери, отцы же у них были разными. Но чтобы скрыть тот факт, что у них разные отцы, Клавдия Ивановна была вынуждена дать Марьи отчество ее мужа, который тогда уже прибывал в мире ином. Все запутанно было в этой семье. Тайна рождение Марьи была для нее на первом месте. Она не знала, кто ее отец? Желая это выяснить, она попросила Лику помочь ей в поисках ее отца, и Лика согласилась ей помочь.

За давно зашло за горизонт солнце. Ночь опустилась на город. Но его жители не спали. Ночные бабочки вылетели на улицы и приземлившись на улицах стали порхать своими крылышками привлекая к себе всеобщее внимания. Ночные клубы распахнули свои двери. Москва зажглась ночными фонарями. Жизнь продолжалась. Лишь Марья сидела в кресле инвалида которое было не подвинуть без усилий. И любовалась из окна проходящей мимо ночной жизнью Москвы. Она хотела туда! Вниз. На улицу, погулять. Но не могла. Кресло в котором она сидела и в котором она проведет всю свою оставшуюся жизнь, не позволяла ей даже думать о том, что можно было погулять, порадоваться жизнью. Насладиться ею. Теперь она этого сделать не могла. И тут она подумала про себя:

«Лучше б я умерла».

Глава-5

Почему Клавдия Ивановна ненавидела Марью?

Итак, самое время поговорить об отце Марьи. Кто он такой? Где он сейчас, и почему его нет сейчас у дочери? Об этом Вы узнаете в этой главе.

Итак, Клавдия Ивановна после разговора с Марьей долго думала о том, что она сделала ни так в своей жизни, что у нее выросла такая дочь? Она перебрала в памяти все события своей жизни, и не могла найти однозначного ответа на этот вопрос. Она все делала для того чтобы ее дочери были счастливы, не нуждались ни в чем, все было б у них в достатке. Но это у нее не получилось. Что-то она сделала ни так. Ответ на этот вопрос все время был у нее на языке. Но она так и не смогла однозначно ответить на этот вопрос. Что? В это самое время ей на сотовый позвонили. Клавдия Ивановна ответила:

–Алло! Кто это?

На другом конце сотового аппарата она услышала женский голос.

–Эта Лика.

–Какая Лика?

–Лика, подруга Марьи.

–Что Вам нужно?

–Поговорить.

–О чем?

–О Марье. Ей сейчас плохо.

–А я-то тут при чем?

–Вы ее мать

–И что?

–Она Вас ждет.

–Я не желаю ее видеть.

–Почему?

–Я ее ненавижу! – заплакала Клавдия и отключила сотовый. – Ненавижу! – снова неистова выкрикнула она плача. Подойдя к детской кроватке она посмотрела на дочь Олеси, и сказала ревя. – Как похожа на свою мать. – затем она отошла от детской кроватке, и подойдя к окну, подумала, что этот ребенок всю ее жизнь будет ей напоминать о ней. Об Олесе, и ее убийцы. Она не могла этого перенести, и решила завтра позвонить в службу опеки, чтобы те избавили ее от мучительных страданий. Да, она так и сделает. А пока, на нее нахлынули воспоминание о былом. Она невольно вспомнила Кирилла, отца Марьи. Стоя у окна, задумавшись, она вспомнила то, что хотела забыть. Итак, вот эта история.

Итак, начнем. Они встретились в санатории где отдыхали по путевкам. Никто не знал, чем закончиться эта встреча. Ни Кирилл, ни Клавдия Ивановна. Как-то раз гуляя вдвоем по тропинке леса, он ей сказал:

–Сегодня пасмурно. Осень берет права в свои руки. И все-таки я счастлив. – А Вы?

–Тоже. – ответила Клавдия Ивановна. – Осень. – сказала она. – Время увяданий.

–Вы неправы. – возразил Кирилл. – Осень не время увяданий, а время тихого умиротворение.

–Вы в этом уверенны?

–Уверен. – ответил Кирилл, и привел пример. – Вот мы гуляем в этом лесу. Листья падают с неба. Ложась на землю, они укрывают ее своим одеялом. Мы идем по нему, и в какой-то миг задумываемся о тишине. – сказал он, затем добавил. – Люди начинают думать о покои и тишине. Им хочется насладиться этой тишиной. Они вдыхают лесной воздух, и он умиротворяет их.

–Вы правы. – согласилась Клавдия Ивановна, и глубоко вздохнув, добавила. Тишина это единственное что нам неподвластно.

Кирилл удивился:

–Почему?

–Я живу в городе. – ответила Клавдия Ивановна. – А там знаете ли тишины нет.

–Согласен. – Кирилл сделал короткую паузу, затем сказал. – Так пока Вы здесь наслаждайтесь тишиной.

–Не могу.

–Почему?

–Мы отдыхаем. – ответила Клавдия Ивановна. – Но все же работа на первом месте. – затем она добавила. – Вот сейчас, я отдыха. В этом санатории, а сама думаю, о работе. Как там без меня, справляются ли или нет?

Тут Кирилл сказал:

–Но также нельзя! – затем добавил. – Надо и отдохнуть. – затем он предложил Клавдии сходить с ним на танцы. – Забудьте обо всем. – сказал он. – Сейчас просто отдыхайте.

–Может быть Вы и правы. – ответила Клавдия Ивановна. – Надо подумать и о себе, ни только о других.

–Я с Вами совершенно согласен.

Отдых, это самое приятное что может быть в жизни. Все хотят отдохнуть после трудового дня, а отправиться в отпуск после девяти месяцев каторжного труда, это само счастье, ни так ли? Идя в отпуск человек расслабляется. Ему все нипочем. Он уходит от рутин трудовой действительности, и уходит в свой мир, мир грез и расслабленья на заслуженном отдыхе. Вот и Клавдия Ивановна позволила себе такое расслабление. Она препроводила свое время с Кириллом. Придя на танцплощадку, они долго танцевали. Во круг них словно никого не было, а может быть они просто никого не замечали. Сегодняшний вечер был только для них.

На утро они проснулись вместе. Лежа в одной постели, они не жалели ни о чем. Вчерашний вечер и то, что произошло после, было только для них. Клавдия Ивановна сказала:

–Сегодня прекрасный день! – за окном светило солнце. Оно словно говорила Клавдии Ивановне о том, что сегодняшний день был прекрасен, и предвещал много радости и счастья. Затем она сказала. – Надеюсь что о сегодняшней ночи никто не узнает.

Кирилл встав с кровати, поинтересовался:

–А почему кто-нибудь должен узнать? – затем он добавил. – Это никоем разе, никого не касается.

–Это так. – согласилась Клавдия Ивановна. – Но если прознают на моей работе, что я и Вы…

Не успев закончить предложение, Кирилл заверил:

–Не узнают. – затем он сказал. – Им не до того, у самих рыльце в пушку. Замараться побоятся.

Клавдия Ивановна поинтересовалась:

–Почему Вы так уверенны?

–А кто знает что мы здесь вдвоем проводим время? Никто. Все думают что все спят в своих комнатах.

–Да! – поняла Клавдия Ивановна, и вставая с кровати, поинтересовалась. – А мы в чьей комнате? В моей или в Вашей?

–В моей. – ответил Кирилл, и добавил. – Из моего окна открывается живописный пейзаж.

Клавдия Ивановна одевшись, спросила:

–Какой вид?

–На море. – ответил Кирилл поднимаясь с постели. Надев рейтузы и майку, он сказал Клавдии Ивановне. – Подойдите к окну, прошу Вас. Вы увидите замечательный вид из окна.

Клавдия Ивановна подошла к окну, и раскрыв шторы она увидела море. Оно было прекрасно. Тихое и спокойное как никогда. Оно было умиротворенное и покойное. И хоть и была за окном осень, вряд ли кто мог бы сказать глядя на море, что оно осеннее и ветреное. Полный покой. «Штиль» как говорят моряки. Из-за горизонта уже поднялась осеннее солнце. Озарив своими лучами морской прибой. Клавдия Ивановна подумала: «красиво!» Она еще не разу в жизни не видела такую красоту. Лишь мрачные и унылые улицы пробегающих мимо нее городов, и больше ничего. Она поняла, что она попросту не жила, лишь препроводила свое время в заботах. Сейчас, глядя на эту красоту она чувствовала свободу. Свободу ото всего. От работы, от дома, от партии. Здесь она чувствовала себя раскрепощенной. И пусть она переспала с этим человеком, и если узнают в ПБ о ее непотребном поведении, и взыщут с нее по полной программе, все равно, она была счастлива. Она не думала о грядущем, она жила сегодняшним днем. Она была счастлива.

Кирилл подошел к Клавдии Ивановне, и обняв ее за талию, поинтересовался:

–Ну как вид?

Они посмотрели друг на друга. Их взгляды сомкнулись, и Клавдия Ивановна тихо сказала:

–Красиво.

Затем, их уста сомкнулись в нежном поцелуе.

После завтрака Клавдия Ивановна гуляла одна на берегу моря. Она шла по берегу медленно, не спеша. Да и спешить ей было некуда. Она была счастлива. Счастлива потому, что поняла, что лишь сейчас она поняла, что такое простое женское счастье.

Но это счастье длилось недолго. Всякое счастье недолговечно, и это не исключение. Вряд ли можно было сказать, что на том история закончится, это не так. История имеет свое продолжение. Иногда оно счастливое иногда горькое. Что касается Клавдии Ивановны, то ее ждал некий сюрприз. Нежданный для нее и впрочем для всех. Никто не может знать, кого можно встретить где бы то либо? Иногда эти встречи бывают случайны, иногда намеренными. Иногда предсказуемыми. Итак, после прогулки по берегу моря Клавдия Ивановна вернулась в санаторий, и неожиданно для самой себя увидела Женю. Своего партийного работника и свою бывшую подругу, у которой Клавдия Ивановна в свое время отбила у нее своего будущего мужа, Анастаса Матвеевича Мщэртц. И с тех самых пор они стали врагами до самой смерти. Сейчас, когда они встретились, и презрительно, с ненавистной сжигающей их до глубины души ненавистью посмотрели друг на друга, было ясно, что их ненависть и вражда так и не прошла. Подойдя друг к другу, Евгения Романовна Штольц, так звали нежданную гостью, спросила с долей призрения:

–Я слышала что Вы собираетесь занять кресло Митрофана Фадеевича?

Клавдия Ивановна дав своей сопернице отпор, стрельнув в нее своим презрительными и ненавистным взглядом, отпарила:

–Это решение принято Петром Федоровичем.

–Я знаю. – бросила небрежно Евгения Романовна, с явным призрением и жестокой ухмылкой поинтересовавшись. – Сколько раз он поимел Вас? – затем она перефразировала вопрос. – Нет, сколько раз Вы дали себя ему, чтобы получить эту должность?

В эту минуту Клавдия Ивановна захотела дать Евгении Романовне в лицо. Вцепиться в нее словно кошка и расцарапать той все ее лицо. Но она сдержалась. Годы проведенные в застенках КПСС научили ее самоконтролю, и Клавдия Ивановна ненавистно посмотрев в бесстыжие глаза Евгении Романовны, задала следующий вопрос:

–А Вы? – затем она добавила. – Мне с Вами не о чем говорить. – затем она добавила. – Да и иметь дело с такими как Вы, я не имею никакого желание.

Евгения Романовна жестоко отпарила:

–Мне представьте тоже.

На том и разошлись две заклятые подруги, две заклятые соперницы, две заклятые ненавистные друг другу и готовые убить друг друга немезиды.

Когда они разошлись, каждая в свою сторону, Женя подумала:

«ПОСМОТРИМ».

Клавдия Ивановна вернулась к себе в номер. Все было бы ничего, если бы ни эта встреча. Клавдия Ивановна не подозревала тогда, что эта встреча не была случайной. Женя была в этом санатории не на отдыхе. Она работала здесь по заданию ЦК. Но этого Клавдия Ивановна не знала, и не могла знать. Состоящая случайная встреча была лишь случайностью, и только. Но Клавдия Ивановна ошибалась. В этот самый момент она вдруг захотела увидеть Кирилла. Она вышла из своего номера и направилась в его номер. Когда же она постучала в дверь, проходящая мимо горничная поинтересовалась:

–Вы к кому?

Клавдия Ивановна ответила:

–Здесь проживает человек. – сказала Клавдия Ивановна. – Вчера мы договорились о встрече, – добавила она. – а он не пришел.

–Они уехали. – ответила горничная. Затем она добавила. – Еще на рассвете.

–Они? – удивилась Клавдия Ивановна, спросив. – Он был с кем-то?

–Да. – ответила Горничная. – Он был с женщиной.

Клавдия Ивановна ничего не сказала. Она лишь о чем-то подумала, но о чем? Этого мы никогда не узнаем.

–Хорошо. – тихо ответила Клавдия Ивановна, и уныло пошла прочь от двери, где проживал Кирилл, в сторону своей комнаты.

Горничная ничего не сказав, тяжело вздохнув, пошла дальше по коридору и скрылась за поворотом.

Клавдия Ивановна дойдя до своей комнаты, вошла в нее, и заперев ее на ключ, разревелась горькими слезами. Ей стало стыдно за свой поступок. Она поняла, что ей просто воспользовались.

Вернувшись домой, она приступила к своим прямым обязанностям, но вдруг ее вызвали на ковер к шефу, Петру Федоровичу. Тот сидел своим рабочем столом, в мягком удобном кресле. В свои пятьдесят лет он был довольно грузный человек. Принимая решения в своей жизни он руководствовался лишь учением партии и ее направления. Вот и сейчас, вызвав к себе Клавдию Ивановну, он видел в ней лишь подчинению, и никого боле. На его столе лежала какая-то папка, и когда Клавдия Ивановна вошла в кабинет к Петру Федоровичу, и встала перед ним по стойке смирно, словно пионерка перед своим пионервожатым, тот сказал сиплым голосом:

–Вы где отдыхали?

Не поняв в чем суть вопроса, Клавдия Ивановна переспросила:

–Что?

Петр Федорович спросил снова:

–Где Вы отдыхали:

–В санатории. – растерянно ответила Клавдия Ивановна. Затем назвала его название. – В березке. – затем она спросила. – А в чем собственно дело?

–Так вот. – продолжил Петр Федорович. – Нам стало известно, что в санатории Вы занимались проституцией.

–Что? – ужаснулась Клавдия Ивановна. – Кем? – затем она поняв, что оговорилась, спросила. – Чем я занималась? Проституцией? – затем она вопросила. – Да Вы с ума сошли!?

Петр Федорович раскрыл папку, и извлек из нее несколько фотографий, и протянул Клавдии Ивановне.

–Вот, – сказал он. – Посмотрите.

Клавдия Ивановна подошла к столу, и сев за него, посмотрела на лежащие на нем фотографии. На них была сфотографированы она и Кирилл. На нескольких из фото они ходили по лесу. Ничего предосудительного. А вот на других? Они были из тех фото, какие бы назвали сейчас порноснимки. Лишь невинный поцелуе и нежные объятия. Хотя, в те времена это считалась аморальном поведением. Клавдия Ивановна отложила в сторону фото, и спросила Петра Федоровича:

–И что из того? – затем она в свою защиту сказала. – Я не вижу здесь никакой аморалки, а о проституции и речи быть не может.

–Пусть так. – согласился Петр Федорович. Затем он вытащил из папки еще снимки, на которых был виден их танец, и то как Клавдия Ивановна целует Кирилла. А на других было ясно понятно что они делали в комнате где Клавдия Ивановна провела ночь. Петр Федорович с гордостью сказал. – КГБ работает на славу. – затем он добавил. – Неужели Вы думали, что мы не проверим Вас, прежде чем назначить на такую ответственную должность?

Клавдия Ивановна уныло спросила:

–Кто сделала эти фотографии? – она уже знала ответ на этот вопрос. Та горничная, вот кто поставил просушку и камеры в комнату Кирилла. Но кто их доставил по адресу? На этот вопрос был очевидный ответ. Евгения Романовна. Вот кто их доставил по адресу. Горничная говорила, что Кирилл уехал с кем-то. Теперь не было сомнений, что эта кто-то, эта Евгения Романовна. Больше некому. Клавдия Ивановна поинтересовалась. – И кого на это место Вы назначите? – и отвечая сама себе на этот вопрос, она предположила. – Евгению Романовну?

–Ее.

Тут Клавдия Ивановна съязвила:

–А она что, не проститутка? Вы ее проверяли?

–Ну знаете ли? – пригрозил Петр Федорович. – Вы много себе позволяете, дорогая Клавдия Ивановна. – затем он прикрикнул. – Знайте свое место, а в ЦК не рыпайтесь. «Туда путь заказан», – затем он сказал. Будите пока под началом Евгении Романовны, а потом посмотрим. – секунду помолчав, он бросил. – На этом все, свободны.

Клавдия Ивановна встала изо стола, и спросила:

–Если я напишу Кириллу письмо, Вы ему передадите?

Петр Федорович изучающе посмотрел на Клавдию Ивановну, а затем бросил:

–Вы свободны.

Клавдия Ивановна выйдя из кабинета Петра Федоровича не могла только понять одного, если Кирилл выполнял задание КГБ, то зачем он сделал то что сделал? Ведь это подло, воспользоваться и бросить. Ответ пришел сам собой. Евгения Романовна, вот глава этой истории. Она сделала все что можно чтобы отомстить ей. Тут Клавдия Ивановна вспомнила, что у Жени был брат. Она его никогда не видела, и уж не увидит вовсе. Это он, Кирилл, больше некому. Он брат Жени, и он отомстил за сестру.

Прошли недели, и Клавдия Ивановна поняла, она в положении. Ее шеф, Евгения Романовна отправила ее в долгосрочный отпуск, а затем уволила ее. Так и закончилась эта история. Клавдия Ивановна потеряла все. Работу, уважение. Путь в партийную элиту был для нее закрыт, и даже в областных районах ее не принимали на работу. Все было кончено. С рождением Марьи Клавдия Ивановна сникла. Она не могла смотреть на свою младшую дочь, ведь она разрушала ее карьеру, и напоминала его, Кирилла. С котором она никогда не встретилась. Вот и вся история рождение Марьи.

Сейчас, стоя у окна, и вспоминая те события давно минувших дней, она осознавала, что в том что случилось есть и ее вина. Она позволила себе тогда расслабиться и влюбиться. Но этого делать было нельзя. В эту самую секунду, она в истерическом припадке, стала крушить все вокруг. Безумие и глубокое отчаяние. Она винила саму себя и не могла простить. Марья погубила ее карьеру, убила ее дочь Олесю, а теперь она инвалид, и за ней надо ухаживать. Она ненавидела Марью. И в эту самую секунду желала ей смерти. Когда же припадок истерического припадка прошел, и Клавдия Ивановна пришла в себя, она услышала рев ребенка, и подойдя к нему взяла его на руки, и убаюкивая его приговаривала: