Текст книги "Три судьбы (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Вержуцкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Annotation
Из прошедших эпох
Вержуцкий Дмитрий Борисович
Вержуцкий Дмитрий Борисович
Три судьбы
Три судьбы
Судьба первая. Трактат о притираниях.
Время настанет – и черное станет белым.
И главный закон в этом мире будет абсурдным...
4.32
«Должен же, должен найтись хоть какой-нибудь выход». Чем-либо серьезным заниматься было в принципе вообще невозможно. Мешал шум, производимый семьей: крики ребятишек, играющих в куклы, громкий, визгливый голос тещи, о чем-то наставляющей жену, чьи возражения тоже не отличались спокойствием. Сконцентрироваться на главном не получалось. На первом этаже располагалась столовая, в одном углу помещения, отгородившись ширмой, Мишель до обеда принимал пациентов, в другом находилась маленькая кухонка. В единственной, хоть и большой, комнате наверху обитать с женой, тещей, имея двух маленьких детей, конечно, можно, но для творчества обстановка явно не подходила. Книги грудами бесприютно копились по углам, все написанное куда-то терялось.
То, на чем он пытался сосредоточиться, те четкие и понятные образы, которые он был обязан донести до людей, то, ради чего, видимо, он и появился на этот свет, отодвинулось, заслоненное бытом и связанным с ним хаосом. Доходы врача, пусть и пользующегося известностью, не давали возможности улучшить жилищные условия, да и отнимали много времени. Требовалось что-то предпринять. Очевидно, нужна отдельная комната. Кабинет, где он мог бы полностью отдаться творчеству. Восхитительные красоты лугов долины реки Кро, нежное обаяние холмов Прованса, пение птиц в прибрежных тальниках, увитые виноградом и плющом каменные стены замка Шато д`Ампер, крыши домов их небольшого городка – все, что он видел вокруг, прогуливаясь сегодня утром, все, чему он раньше радовался, уже не так трогали его сердце.
В его судьбе в прошлом осталось многое – и счастливое детство в Сен-Реми, и годы путешествий, и учеба в двух университетах, встреча с Лили, женитьба, тихая семейная жизнь в маленьком Ажене, рождение детей, освоение профессии врача и уважение людей. И неожиданное появление в городке чумы, косившей всех подряд, от которой не было спасения. Гибель всей его семьи от страшной болезни... Клятва биться с этой жуткой напастью до конца, и борьба за каждую человеческую жизнь. Отчаяние, охватывавшее его при виде немыслимо расплодившихся крыс, толп одержимых людей, по очереди целующих иконы, обнимающих умирающих родных. После долгих опытов он смог создать снадобье, от приема которого почти половина больных выздоравливала. Но ужасная зараза не отступала. В конце концов, все-таки, он нашел решение проблемы. Съездив специально в Далмацию, Мишель привез оттуда целый воз местной ромашки, порошком от которой он уничтожил блох в городе. Вместе с исчезновением блох сразу прекратилась и эпидемия. Чуму удалось победить.
Четыре года прошло, как он переехал и поселился в уютном городке Салон де Прованс, как снова завел семью, как начал жить в своем маленьком доме. Но то, чего он страстно хотел, мечта всей жизни, ее цель – взяться за это никак не удавалось. Весной ему исполнилось уже сорок семь, а он все еще не приступал к главному. Внутри бился огонь, и он всей душой, всем сердцем чувствовал, что просто обязан сохранить свои видения для потомков, изложив все на бумаге.
Уже на обратном пути своей затянувшейся прогулки, проходя вдоль растянувшейся по прибрежным холмам небольшой деревушки, он не удержался и заглянул ненадолго в приветливо распахнутую дверь таверны. Посетителей еще не было. Толстый Бернар, протиравший посуду, уважительно поклонился в знак приветствия. Его младшая дочь, Сюзи, миловидная, совсем юная шатенка, которой недавно исполнилось четырнадцать лет, сразу принесла кружку вина и блюдо с сыром, заодно смахнув полотенцем крошки с поверхности крепкого стола, сколоченного из толстых дубовых плах.
Сидя на широкой лавке в углу, попивая легкий напиток, отливающий гранатом, Мишель снова вернулся к своим невеселым мыслям. Надо что-то делать, в любом положении есть какой-то выход, просто нужно хорошо подумать. «Хорошо бы написать какую-нибудь книгу, чтобы все читали! Рыцарский или любовный роман? Нет, этого добра сейчас хватает. Цикл веселых рассказов? Можно, но после Боккаччо трудно еще чем-то заинтересовать читателей. Нужно, наверное, что-нибудь практичное», – мысли его текли в привычном направлении, особо ни на чем не задерживаясь.
На улице раздались веселые голоса, дверь распахнулась и впустила новых посетителей. Трое молодых парней, обсуждая какие-то им знакомые недавние события, направились к стойке. Выглянувшая из кухни Сюзи вспыхнула румянцем и метнулась обратно. В открытый проем было видно, как она старательно прихорашивается у медного зеркала, прежде чем снова выйти в зал. Мишель с улыбкой наблюдал за ней, размышляя, что и совсем юные девушки и взрослые матроны и совсем увядшие старухи – все хотят быть красивыми и привлекательными. Он снова отхлебнул вина и вдруг понял, что решение всех его проблем где-то рядом.
Опасаясь потерять мысль, он осторожно стал перебирать варианты. Так, спокойно, о чем же он сейчас думал?
Он должен написать книгу. Такую вещь, чтобы множество людей захотело прочитать. Да, уже хорошо! Чтобы было интересно и полезно. Особенно для женщин... Точно! Идея!! Это будет руководство о способах долго сохранять здоровье и красоту. "Трактат о притираниях" – так его надо назвать!
...
Блестящее по тем временам образование, полученное в университетах Авиньона и Монпелье, любовь к фармакологии, закрепленная дальнейшим обучением у гениального ботаника, врача и философа Жюля Скалигера, талант и работоспособность – все способствовало его замыслу. Меньше чем за год Мишель написал этот замечательный труд, в который вошли все основные накопленные к этому времени знания о тайных снадобьях, приемах и методах очищения организма, позволяющих дамам избежать преждевременного увядания кожи, продлить молодость и привлекательность.
Собственно, это был первая в Европе сводка по средствам гигиены и косметики, основам здорового образа жизни – ничего подобного до нее христианский мир еще не знал. Содержание в чистоте своего тела, обязательные протирания его слабым уксусом, использование различных мазей и лосьонов, польза от купания и физических упражнений, рецепты полезной пищи – все было в этой книге.
К лету 1552 года труд был завершен. Для печатания Мишелю пришлось несколько раз ездить в Лион, где находилась ближайшая типография. Денег не хватило и пришлось занимать, но душевный подъем и его горящие глаза, вместе со славой известного врача, все же довели дело до конца. Отпечатали пятьдесят экземпляров.
Продуманный план действий последовательно выполнялся. Теми или другими путями книги, украшенные рисунками самого автора, были разосланы женам самых влиятельных личностей во Франции и ближайших к ней странах. Удалось с помощью одного из знакомых придворных доставить экземпляр самой Екатерине Медичи. Стрела попала в цель. Королеве Франции только что исполнилось тридцать шесть и проблемы, обозначенные в предисловии, сразу ее захватили. От книги она пришла в восторг. Мишеля вызвали на аудиенцию. Королева, после продолжительной беседы, щедро его наградила. Многие знатные дамы последовали ее примеру.
С удивительной быстротой слава об этой книге разнеслась по Франции, Италии, Испании, Англии и другим европейским странам. Посыпались заказы. Уже осенью пришлось отпечатать еще четыреста экземпляров, которые также быстро разошлись. Через год их дом, сжатый с обеих сторон соседними, вырос еще на два этажа. На самом верху у него появился свой кабинет, где, наконец, можно было спокойно уединиться и творить. Сжигавшие его чувства выплеснулись на бумагу.
Время сконцентрировалось и стало осязаемым. Скрипело гусиное перо, фразы ложились ровными линиями, собирая на гладкой поверхности пространства, страны и эпохи. Он совсем забросил врачебную практику, днем и ночью описывая обуревавшие его видения. Весной 1555 года, опять же в Лионе, он, наконец, напечатал свою новую книгу, ту, прославившую его на века. Это были первые триста пятьдесят три катрена Центурий. Их автором был великий Мишель Нострадамус, врач, победивший чуму; писатель, историк, философ и прорицатель, видевший сквозь столетия.
Судьба вторая. Учитель.
Если желаешь, чтобы мир изменился
– сам стань этим изменением.
М. Ганди
Давным-давно жил-был мальчик где-то за океаном. Семья была хорошей, воспитание разумное, интерес к жизни у ребенка сохранили. Школу престижную окончил, университет. И не какой-нибудь, захолустно-второстепенный, а Гарвард. Образование, в общем, получил и очень даже неплохое. В приличную фирму потом устроился, схватывал все легко, за год-два азы профессии освоил, потом дело веселее пошло, уже и авторитет заработал. Еще сколько-то времени минуло, дела так и шли в гору. В небольшие начальники выбился, перспективы открывались нешуточные. Но никак не лежала у парня душа к конторской работе.
Однажды наступил момент, когда он решился. Бросил все – работу, друзей, привычную богемную жизнь. Купил землю, с десяток акров, в лесу у озера, построил маленькую хижину и стал там жить. Набравшись еще в студенчестве идей о вреде современной цивилизации, о возвращении к истокам, о пользе единения с природой и разумном ограничении в желаниях, двадцативосьмилетний юноша решил выяснить – а сколько же земли нужно одному человеку для существования?
Он стал возделывать участок, выращивать разные культуры и определять оптимальное соотношение площади посевов, сортов растений, дохода, трудозатрат и собственных потребностей. Пил он только чистую воду, питался в основном лепешками из кукурузы и ржи. В свободное время предавался размышлениям о мироустройстве и своем месте в нем. Вел дневник, все свои наблюдения и выводы о ценности и приоритете минимализма ежедневно заносил в тетради и книгу очень интересную об этой своей жизни потом написал.
За два года он установил, что человеку для жизни необходим буквально клочок земли, размером лишь в одну треть акра. Этого вполне достаточно для выращивания нужного количества бобов на продажу для полного своего обеспечения. Также он обнаружил самое походящее по соотношению цена-удобство жилище – железнодорожный ящик для инструментов. Крышка спасала от дождя, подстелив соломы и укрывшись одеялом можно было комфортно отдыхать. К тому же, ящик позволял складывать в него и другие необходимые вещи. Так, постепенно приспосабливаясь, он шел к своей цели – достижению полной гармонии с природой.
Но, однажды, на его участке появились агенты налоговой службы и сообщили, что он должен государству за свою землю заплатить какую-то сумму денег.
Деньги у него были, но возмутила сама постановка вопроса – ни одного цента у государства он никогда не брал, ни разу за всю его жизнь не получал от него никакой помощи. Он, с тех пор как покинул отчий дом, всегда сам платил за себя и решал все свои проблемы самостоятельно. Землю он тоже купил на свои деньги. Тогда на каком таком основании государство от него что-то требует?
В письменном виде он изложил свои возражения налоговому ведомству, но понимания не получил. Государство продолжало настаивать на своем праве брать налоги со своего гражданина. Стороны не смогли прийти к согласию и, наконец, после очередного суда, куда ответчик не явился, появившиеся на участке приставы арестовали его и посадили на несколько дней в тюрьму.
Вполне вероятно, что, если бы облеченные властью чиновники заранее знали, – какую ошибку совершают, они бы никогда бы не пошли по такому варианту действий и оставили бы этого идейного неплательщика налогов в покое, а, может быть, даже и приплатили ему за беспокойство. Но ничего не повернешь и не изменишь – дело сложилось именно так, а не иначе. Выйдя из заключения, этот молодой человек, со всем пылом оскорбленного гражданина, бросился на защиту своих незыблемых гражданских прав.
Обладая отличным образованием, являясь блестящим оратором, имея большие связи со многими влиятельными людьми еще со студенчества, он поднял волну негодования по поводу произвола властей по всей стране. Выступая с лекциями от восточного до западного побережья и от Канады до Мексики, бунтарь все больше оттачивал свою аргументацию и увлекал широкие слои населения своими идеями.
Помимо публичных выступлений, этот человек публиковал в газетах памфлеты и критические статьи про правительство и государственное устройство, выпускал книги, в которых кристаллизовалась совершенно новая для того времени мысль про то, что права человека выше прав государства, что государство должно служить человеку, но никак не наоборот. Его самый знаменитый трактат «О долге гражданского неповиновения» опубликован на десятках языков и распространился миллионными тиражами по всему миру.
Его считали своим учителем Л. Толстой, М. Ганди, М. Кинг, Шри Ауробиндо, Н. Мандела. В 1862 году, когда ему исполнилось сорок четыре, он умер «от наследственной чахотки». Его звали Генри Дэвид Торо. Интересный был человек.
Судьба третья. Год Желтого Дракона.
В военных делах наибольшую силу имеет случайность.
Тацит
Канси медленно ходил по комнате, погруженный в раздумья. Ситуация сложная, ясного понимания – что же делать? – не было. На юге вновь активизировались сепаратисты. На западе усилились ойраты во главе со своим вождем, талантливым полководцем Галданом, стремившимся подчинить себе всю Монголию. Пока в горных теснинах Монгольского Алтая их сдерживало бурятское племя хонгодоров. Князья-халхи, перессорившиеся между собой, не желали оказывать им помощь. Совсем скоро, судя по всему, ситуация на западе станет прямо угрожать и самой Поднебесной империи. Если выпустить из своего влияния монголов, то белые люди, уже фактически захватившие все земли севернее Байкала, и стремительно осваивавшие территории на восток, включая бассейн Амура, могут укрепиться на самых границах Китая. Сначала надо разобраться с этим, потом решать вопросы с ойратами. Но наступает год Желтого Дракона. Значит, нужны осмотрительность и последовательность в действиях.
« – Все очень сложно и запутано, значит, пора обратиться к И-Цзинь!», – заключил император. Кости шесть раз упали на шелковую скатерть стола. ...
"Итак, в начале шестерка..."
Сомнений не было – величайшая и древнейшая из книг на Земле, в которой сосредоточена вся мудрость Востока, ясно советовала на данном этапе не ввязываться в войну, но направить туда своих вассалов...
"Что же, так и поступим, – окончательно решился Канси. – Сами подкопим пока силы, подтянем войска. А Тушету-Хан пусть проявит свои способности и свою преданность. Надо выслать ему несколько пушек и припасы. Вот и проверим – чего стоят подданные этих Белых царей! "
...
Несмотря на усилившийся январский мороз, конные колонны все прибывали и прибывали. Им, казалось, не будет конца. Подтягивались двухколесные высокие повозки, располагаясь правильными квадратами. Зажигались все новые костры, во многих котлах уже варилось мясо, устанавливались шатры, по периметру занимали места патрули, все проходило четко и организовано, острог с суши уже везде оказался блокированным. Полномочный царский посол, Федор Алексеевич Головин, спустился со стены и направился в приказную избу. Три человека, осуществлявших местную административную, военную и церковную власть, сидевших за столом, замолчали и с надеждой посмотрели на вошедшего боярина, следом за которым в теплую избу ворвался белый клуб морозного январского воздуха.
– Еще больше монголов прибыло! Тысяч пять уже точно есть, – сообщил присутствующим боярин. – Ну, что делать будем? Есть у кого какие мысли? Охранные полки, приданные для сопровождения посольства, растянулись. Как мне донесли на днях, только сотни две стрельцов во главе со Шмаленбергом добрались до Удинска, еще три сотни казаков с полковником Скрипицыным – в Ильинке, тоже окружены монголами. Сколько-то людей есть в Иркутске, но большая часть находится в Енисейске, Рыбинске и Братске, сюда нескоро доберутся. Пушек в остроге, как я знаю, вообще нет? А с порохом как?
Выяснилось, что пороха и свинца достаточно, но пищалей всего пять. И два мушкета. Еще самострелов десяток в наличии. Казаков, приписанных к острогу, всего полторы сотни. Плюс два десятка стрельцов из личной охраны, сопровождавшей Головина. Еще сколько-то из крестьян, собравшихся за стены острога из палисада, да разного острожного люда, что тоже в крепости укрылся, можно на защиту поднять. Все равно, даже трех сотен вместе не наберется. На одного защитника – двадцать отлично обученных и опытных в боевых делах монголов приходится. Расклад явно не в нашу пользу.
Острог, в принципе, неплохо укреплен – башни по углам рубленые, в восемь сажен высотой. Стены в пять сажен из двойного ряда вертикальных бревен, в середине камнями и землей забиты. Под стенами – ров глубокий, дальше несколько рядов рогаток. Но для монголов все это не могло быть серьезным препятствием, тем более что на стороне неприятеля дозорные заметили и несколько пушек. К тому же хорошего командира, имевшего хоть какой-нибудь опыт руководства в серьезных военных действиях, не нашлось на нашей стороне ни одного, включая самого царского посла. В общем, положение выглядело безнадежным. Гонцы за помощью в Иркутск высланы, но до подхода дополнительных сил, если их не разобьют по дороге, в любом случае, пройдет не меньше месяца.
– Прямо скажу. Острог, судя по всему, нам не удержать. С горсткой людей против такой силы не выстоять. И... В общем, это не просто плохо. Лукавить не буду. Из Посольского приказа мне донесли, что из рассказов разных служилых и вольных людей следует одно – китайский император Канси готовится к большой войне с нами. Хотят они все земли, которые им в старые времена, при династии Мин, дань платили, снова под свою руку прибрать. Нынешний набег Тушету-Хана – проба сил, если смогут они остроги Селенгинский да Удинский взять, вся армия Поднебесной придет сюда, Иркутску и Братску тогда тоже не устоять. Все братские и лесные люди к Китаю перейдут, силу они уважают. Но, если сможем остановить монголов, император китайский серьезно подумает – стоит ли ему на север поход делать. Придется, похоже, здесь нам всем костьми лечь. Пару недель бы нам здесь продержаться, тогда, может, хоть Удинск устоит. Конечно, если подмога успеет к нему подойти...
...
Морозное солнце стояло невысоко и прямо на полудне. Два ворона медленно пролетели вдоль реки, видимо оценивая – когда же, наконец, люди начнут убивать друг друга, и появится добыча. Шел пятый день осады. Монгольское войско неспешно, но размеренно и со знанием дела, готовилось к штурму. Повсюду, насколько было видно, шевелился необозримый людской муравейник. Сверху хорошо различалось – как готовят лестницы, строят и обшивают боевые повозки с бойницами для луков, сооружают катапульты. Сплетенные из тальника толстые щиты, обмазанные глиной и установленные на салазках, становились гуще, и понемногу смыкаясь, все ближе придвигались к крепостным стенам.
Головин, еще больше помрачнев после осмотра диспозиции, спустился во двор и размашисто зашагал к избе, где его разместили. Двое стрельцов едва поспевали следом. Заворачивая за угол, боярин лоб в лоб столкнулся с плохо одетым, худым, но рослым стариком.
– Куда прешь, скотина! Не видишь, – кто идет?! – раздраженно рявкнул Головин.
– Виноват, боярин! Нечаянно вышло! – сняв шапку, склонил голову незнакомец. Голос его, тем не менее, звучал без излишнего подобострастия.
– Кто таков? Как звать?
– Ссыльный я. Дёмкой кличут, – с опущенной головой, ответил провинившийся.
– Откуда будешь? За что сослали? – думая о своем, машинально продолжил расспрос Головин, потирая ушибленную скулу.
– С Украины, с Глухова я. Государственный преступник.
– Ладно, иди! И не попадайся на пути, смерд, коли батогов не хочешь! – Головин уже сделал было пару шагов в сторону, но тут до него начало доходить. – А ну, стой!! Ты кто будешь? Отвечай! Дёмка... С Глухова!? Демьян, что ли? Ты что – гетман?!
– Да, боярин. Демьян я, Игнатов сын, по прозвищу Многогрешный. Было дело, когда-то выбрали меня люди гетманом Украины. Сослан на вечное поселение, – старик выпрямился и спокойно, с достоинством, посмотрел прямо в лицо Головину.
Оторопевший боярин глядел во все глаза на легендарного казачьего полковника, а впоследствии и гетмана, слава про боевые подвиги которого, еще в молодости Федора Алексеевича, гремела от Дуная до Волги.
– Так! Что ж, пошли со мной, Демьян Игнатьевич, разговор серьезный есть!
...
Собранные Головиным представители острожной администрации находились в недоумении и перешептывались – что такое срочное могло случиться? Боярин, меряя большими шагами тесноватое помещение приказной избы, молчал, заложив руки за спину. Наконец, кликнув в дверь и повернувшись к остальным, сказал:
– Не знаю как у Вас, милостивые государи, но у меня появилась надежда на благополучный исход нашей предстоящей компании. Позвольте представить: командующий обороной Селенгинского острога, бывший гетман, а ныне воевода, Демьян Игнатьевич Многогрешный, прошу любить и жаловать! Именем государей наших, Иоанна и Петра Алексеевичей, данной мне властью назначаю его главным по всем воинским вопросам в остроге. С этого момента всем, без исключения, беспрекословно выполнять все его указания! За любое неповиновение прикажу немедленно сечь головы!
...
За несколько последующих дней оборонительные позиции Селенгинского острога преобразились и окрепли. Внутри, напротив главных ворот, поднялись новые рубленые стены с двумя башнями с бойницами. Несколько изб раскатали по бревнам, укрепляя дополнительным частоколом и рогатками самые опасные направления. В кузнецких мастерских кипела работа – ковались наконечники стрел и копий, гнулись и затачивались "чесноки" – шипастые рогульки, насквозь протыкающие ногу человека или копыто лошади. Чесноком густо засыпали все подходы к крепости. Изготовили и с десяток камнеметных машин. На стенах складировались горы битого льда и камней.
Во дворе группы стрельцов, казаков, посадских и союзных бурят, также решительно привлеченных Многогрешным к защите Селенгинска, сменяя друг друга, целыми днями отрабатывали приемы боя с саблями и копьями, стреляли из луков и самострелов в соломенные чучела. Демьян постоянно находился в разных местах острога, отслеживая и контролируя – как продвигается подготовка к обороне. В ночь перед ожидаемым штурмом приморозило, и по его приказу стены крепости с вечера по периметру дополнительно облили водой, превратив в ледяные твердыни.
На рассвете 10 января 1688 года монгольские боевые порядки двинулись на крепость. Полетели камни из катапульт, взвились тучи стрел с горящими, пропитанными смолой, тряпицами. Катапультами же за стены закидывали горшки с подожженной смолой. Оборонявшиеся организованно гасили все возгорания, к этому делу были привлечены все – и женщины и подростки. Дождавшись, когда противник подойдет ближе ко рву, Демьян скомандовал начинать. Со стороны крепости также посыпались стрелы, камни и куски льда. Волны атакующих следовали одна за другой, устилая снег во рву и поле перед ним телами мертвых и раненных.
Рев тысяч глоток нападавших, крики раненных, выкрики начальников, грохот падающих камней, проламывающих кровлю домов, свист летящих стрел, чадящий дым от горящей смолы – весь этот хаос отчаянной битвы наполнял воздух осязаемым напряжением. Три небольших пушки методично начали расстреливать главные ворота острога. Стрельба велась издалека, и не очень точно, но при попаданиях ущерб наносился заметный.
Два ворона, сидя на вершине высокой лиственницы растущей в километре отсюда на горе, спокойно наблюдали за сражением, терпеливо дожидаясь его завершения. Одинокое кудрявое облачко в синем небе медленно плыло с северо-запада в сторону Китая, и не было ему никакого дела – кто и что снова не поделил на этой земле, зачем опять льется кровь и почему люди не могут жить в мире между собой.
Какое-то время монголы ничего добиться не могли, теряя множество людей еще на подступах. Только через пару часов наступления, сначала в одном месте, а потом и в другом, нападавшие сумели подойти совсем близко к стенам. Прокинув трапы из досок поверх чесночных россыпей на дне рва, монголы кинулись на штурм. Приставить по несколько лестниц, закинуть веревки с крючьями и оказаться на стенах – у опытных воинов все эти слаженные действия заняли лишь несколько минут. Хотя небольшие группы монголов то тут, то там начали появляться на крепостных стенах, успеха им развить нигде не удалось. На места прорывов сразу бросились специально подготовленные резервные отряды из отобранных Многогрешным наиболее опытных стрельцов и казаков и сбивали со стен атакующих.
К полудню монголы, несмотря на большие потери, сумели завалить и мешками с песком и землей и плетеными из тальника циновками ров перед главными воротами. К ним выдвинули собранный на громадной станине стенобойный таран из заостренного лиственничного бревна, подвешенного на кожаных ремнях. Сверху это сооружение было защищено крышей из плотно связанных жердей. Ближе передвинули и пушки, их стрельба сразу стала точнее. Ворота продержались недолго, после очередного удара тарана одна их створка упала вовнутрь. В пролом с ликованием ринулась воющая толпа.
Ворвавшиеся внутрь острога никак не ожидали, что окажутся в ловушке: за воротами высился частокол еще одной стены с двумя башнями наверху. Из бойниц метнулось пламя, раздался грохот, и все затянуло пороховым дымом. С полсотни нападавших были просто сметены залпом пищалей и мушкетов. Из открывшихся ворот в контратаку, добивая раненых монголов, с яростным криком бросились защитники острога. Поддерживаемые стрельбой из луков и самострелов со стен, казаки кучно навалились на таран и свалили его в ров. Сверху полетели горящие факелы, сооружение запылало.
Вылетевшая конная полусотня казаков совершила еще более дерзкую и стремительную вылазку за ров, успела отбить у монголов две пушки и успешно вернулась с трофеями. Защитники быстро подняли поврежденную створку ворот и принялись ее укреплять. По опомнившимся и бросившимся в яростную атаку монголам со стен острога ударил новый залп, изрядно проредивший их ряды и вынудивший снова отступить от ворот.
До вечера противник еще несколько раз пытался опять и опять захватить острог, но уже с меньшим пылом. К темноте штурм совсем прекратился. Заиграли рожки и монголы отступили, унося за собой многочисленных раненных и убитых. Потери защитников также оказались велики, но крепость, все-таки, удалось удержать. И, что очень важно, у них появились пушки!
...
Тринадцать недель длилась осада Селенгинска. Несколько раз после этого монголы пытались взять внезапным приступом острог, но всегда натыкались на слаженную, продуманную оборону. В середине марта по льду Байкала со стороны Иркутска подошло подкрепление – несколько сотен стрельцов и столько же казаков. Нанеся поражение во встречном бою небольшому монгольскому отряду, им удалось снять осаду с Ильинки. Блокаду Удинска, после нескольких стычек, противник прекратил сам.
Тушету-хан со всеми своими войсками отошел к Гусиному озеру, где к нему подошли свежие силы из Монголии. Здесь он рассчитывал дать генеральное сражение, если русские рискнут выйти за стены острогов. Хан был уверен, что в открытом бою его конница легко одолеет любого неприятеля. Монгольский предводитель не учел одного – объединенным войском из отрядов казаков, стрельцов и вставших на сторону Белых царей местных бурятов командовал бывший гетман Левобережной Украины Демьян Игнатьевич Многогрешный.
...
Майское солнце уже приподнялось из-за высокой вершины, покрытой лиственничным и сосновым лесом. Восемь тысяч всадников, закованных в панцири и кольчуги, обогнули сопку, легко смяли небольшой передовой заслон казаков и, воя и взвизгивая, размахивая саблями, плотной необозримой массой вылились на широкую равнину, лежащую между уже освободившимся ото льда озером и горами. Мохнатые бунчуки сотен ровными рядами распределялись над конной лавой, атака которой казалась неудержимой.
Выждав, когда передняя линия монголов достигнет одинокой ветлы, Демьян Игнатьевич перекрестился и махнул рукой: «Ну, с Богом! Пали!». Одиннадцать небольших пушек неровно прогрохотали, плеснув желтым, отпрыгнув назад и окутавшись черным дымом. Тут же им вторили три десятка пищалей. Картечь на коротком расстоянии против сомкнутого строя всегда результативна: несколько рядов всадников, сметенные свинцом, образовали вал, в который с размаху влетали и тут же падали вместе с увязнувшими в месиве конями следующие атакующие. Отдельные прорвавшиеся всадники падали, натыкаясь на систему тщательно замаскированных сухой травой острых рогаток, из связанных между собой заостренных тальниковых прутьев и лиственничных кольев. Второй залп произвел не меньшее опустошение и вызвал уже полное смятение в рядах нападавших.
Две сотни всадников из второго эшелона, под своими бунчуками, резко взяли правее и прямо вдоль крутого склона ринулись по дуге вперед, обходя позиции стрельцов и казаков. Конная масса стремительно накатилась на поле, где под сухой травой густым слоем был рассыпан «чеснок» – железные рогульки с острыми концами. Передние ряды повалились на землю, конница смешалась в сплошную бесформенную кучу. Третий залп пушек и пищалей уничтожил почти всех и из этих нападавших, с десяток чудом уцелевших повернули назад. Не выдержав концентрированного убийственного огня, развернулась и начала беспорядочно откатываться вся огромная масса монголов. Ей наперерез из ближнего распадка с гиканьем и улюлюканьем вырвались три сборные сотни казаков и союзных бурятов. Сражение еще продолжалось, но его исход уже не вызывал сомнений...
...
Полный разгром русскими и союзными бурятами впятеро большей по численности монгольской армии в открытом сражении под Гусиным озером в начале мая 1688 года окончательно закрыл вопрос о принадлежности Западного Забайкалья, сняв все претензии на эту землю Поднебесной империи. Известие об этой удивительной победе быстрее ветра пронеслось по всей Великой степи. Бурятские племена по всему Забайкалью дружно стали принимать российское подданство. Кочевавшее на западе Монголии в котловине Больших озер большое и сильное племя хонгодоров, под угрозой оказаться в жерновах войны между Китаем и ойратами, вернулось всеми двумя тысячами кибиток в родные места Прибайкалья. Сорок лет назад хонгодоры, после первых недолгих стычек с казаками, откочевали отсюда в Монголию, но сейчас, осенью 1688 года, они возвратились и приняли власть Белых царей.
