Текст книги "Дикая жизнь Гондваны"

Автор книги: Дмитрий Горчев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Баржа

Если часа в два дня встать на тучковом мосту, можно, выпивая пиво, наблюдать такую картину: со стороны ладожского озера в направлении финского залива плывёт огромнейшая баржа под названием «Невский 33». Внутри баржи находится корыто, которое до краёв наполнено самой обыкновенной водой.

Почему она возит эту воду? Зачем? Кому в финском заливе не хватает воды?

Я так думаю, что это давно затонувшая мёртвая баржа, которая не может найти успокоения. Корабли – они же тоже люди, даже вон чёрствые практические англичане в различных морских уложениях называют корабль «ши». Она каждый день всплывает в ладожском озере неподалёку от Шлиссельбурга, проплывает под всеми мостами и снова тонет в финском заливе. А на следующий день опять всплывает в ладожском озере.

И глупые разукрашенные водкой-флагман дуры на подводных крыльях шарахаются от неё в сторону и уступают ей дорогу, хотя и не знают ещё ничего про дряхлую старость и уж тем более Смерть.

Какой-нибудь большой специалист в судоходстве и мореплавании непременно расскажет, что баржа эта выполняет какую-нибудь чрезвычайно полезную функцию.

Нахуй-нахуй эти полезные функции, не хочу ничего про них знать. Желаю, чтобы все функции были исключительно бесполезные и прекрасные.

Столовая

Проходя как-то по одной тихой улице, увидел я заведение с чудесным названием «Столовая». Мог ли я пройти мимо заведения с таким названием? Разумеется не мог.

И о, да! – столовая не обманула меня. Те же красные пластмассовые подносы, никелированные некогда трубки для передвижения этих подносов. И запах! Волшебный этот запах пионерлагеря, большой перемены и обеденного перерыва. По этому запаху способный человек мог безошибочно найти ближайшую столовую, даже если закопать её на десять метров в землю, – запах борща, тефтелей и компота.

Я послушно взял поднос, получил зразы с картофельным пюре, взбитым волнами для придания ему несуществующего объема, тарелку неестественно красного борща с крошечным сметанным островком и стакан ядовито-желтого напитка, кажется, он называется «шафрановый». Сел за столик неподалёку от пожилых охранников в мятом камуфляже, беседующих о достижениях метателей молота на текущей Олимпиаде, и, жуя зразы, жёсткие, как солдатские сапоги, сваренные забытыми героями, унесенными некогда на плоту в открытое море, смотрел в окно.

За окном этим располагалась другая какая-то жизнь – там были путчи, ГКЧП, распад СССР, дефолт, война, олигархи, интернет, и много ещё чего непонятного. Но всё это неким чудесным образом пролетело мимо этих окон, не оставив на них никакого следа кроме пыли. А внутри был навеки восьмидесятый год и та Олимпиада, про которую говорили охранники, наверняка проходила в Москве и скоро, скоро уже улетит навсегда в небо наш ласковый Миша.

Такие места – они как бабушкина комната, в которой никогда ничего не меняется: всё так же стучат ходики, кружевные накидки на подушках, нездешние лица забытых людей за стеклом в синей раме.

А если вдруг что-то изменилось – это означает, что бабушка умерла, а вместе с ней ушло что-то очень-очень важное, только никак не понять что.

Новый Передвижник

У меня есть такая задумка, чтобы стать Новым Передвижником.

Передвижник отличается от простого художника тем, что он не может нарисовать бессмысленное какое-нибудь яблоко или там горшок. Он обязательно должен рисовать картины с сюжетом.

Поэтому я придумал уже целых два сюжета.

Первая картина будет патетическая, называется «Пионерка сосёт Хуй у Горниста».

На ней будет изображено, как Горнист с одухотворённым лицом трубит у врат зари, отведя в сторону острый локоть. На заднем плане униженные и мёртвые выкапываются от звуков горна из земли, чтобы свергнуть Тирана. Глаза их светятся.

В небе над ними всеми парит Летучий Конь с Хуем. На каждой хорошей картине обязательно должен быть Хуй. А поскольку Хуй Горниста скрыт внутри головы Пионерки, то пусть он будет у коня.

Вторая картина будет обличительная, называется «Утро в райсобесе».

На ней, значит, в тесном помещении собрались униженные: дедушка в тесном пиджачке с круглой медалью, старушка с портретом сына-арестанта, одинокая мать с пятью очень грязными и мелкими детьми в опорках.

Все они сжимают в кулаках мятые квитанции за электричество.

За перегородкой сидит совершенно бездушный Чиновник. Он пожирает языки с хреном. При этом у него заметно стоит Хуй в штанах. На стене висит портрет Тирана.

За окном видна кобыла. Она, задрав голову, с восхищением глядит на Летучего Коня с первой картины.

С этим диптихом я буду ездить по городам и сёлам Российской федерации и рассказывать проживающим там зрителям про то, как на самом деле устроена наша жизнь.

Одиночество

Люди в одиночку не умеют делать ничего – спать, пить, есть, ходить по улице или смотреть кино нужно обязательно с кем-то ещё. В советской армии я даже встречал таких людей, которые не могли в одиночестве посрать – обязательно звали кого-нибудь за компанию.

А я вот совсем не понимаю, почему пищу нельзя есть одному. Это ведь, наоборот, гораздо удобнее – можно чавкать, хлюпать, шмыгать носом, ковырять пальцем в зубе, да хоть бы и в жопе, и много ещё чего можно делать хорошего и приятного.

Ещё люди очень боятся, что однажды вдруг окажется так, что не с кем им есть пищу или пить чай, ну, то есть, наступит то самое Одиночество. Самое, конечно, страшное – это когда стакан воды поднести некому. Почему-то это считается очень важно, чтобы именно воды.

А мне кажется, что зря они так уж сильно переживают. Человечество, оно конечно у нас не очень идеальное и большей частью даже весьма противное, но чего у него не отнимешь, так это внимания к своим членам.

Можно даже попытаться от этого Человечества спрятаться и подпереть входную дверь шкафом, но Человечество всё равно тебя не забудет и о себе обязательно напомнит: постучит в дверь строгим, но справедливым милицейским кулаком, подсунет под ту же дверь фотографию неизвестного мужчины с государственным лицом или розовую квитанцию за коммунальные услуги. Оно будет пробивать к тебе от соседей тоннель при помощи электродрели и перфоратора, чтобы вызволить тебя из заточения, а затем звонить в шесть утра, чтобы попросить к телефону Василия – лишь бы никто, ни один человек не чувствовал себя позабытым и позаброшенным. И помнил чтобы всегда: никто и никогда ещё от Человечества просто так – живым, здоровым и в своём уме не ушёл.

И при этом, Человечеству важен не результат, а сам процесс. Ему, в принципе, похуй: милиционер поколотит в дверь сапогами и уйдёт по другим своим важным делам. И никто вас не расстреляет, если вы не пойдёте проголосовать за мужчину, не осудит даже. И коммунальные услуги, заплатите вы за них или не заплатите, будут предоставляться вам всё так же неисправно. И сосед, вроде бы и вгрызся уже совсем в стену, но выпил пива да и ушёл в запой на две недели.

Но зато, если вам самому вдруг что-то понадобится от Человечества, то хуй вы его где найдёте. Потому что у Человечества в этом случае занято, потом не отвечает, а потом сразу опять занято. И вообще оно временно недосягаемо, дверь у него на замке, в жакте темно, милиция на выезде, а слесаря все пьяные.

Ибо нас много, а оно одно – всем не угодишь. У него и так все силы и время уходят на то, чтобы нам о себе напоминать, чтобы мы ни единой минуты не чувствовали себя одинокими. А нахуя нам это нужно – такого вопроса даже никто и не спрашивает, потому что и так всем ясно, что самое большое несчастье в жизни – это Одиночество.

Полезные знания

За долгие годы своей в основном бессмысленной жизни я приобрёл тем не менее множество удивительных умений и знаний.

Например, я могу выпиливать лобзиком, знаю четыре куплета песни Гаудеамус на латинском языке и умею ругаться матом по грузински. Кроме того, я знаю устав караульной службы, умею хорошо наматывать портянки и помню, как пройти к космодрому Плесецк, минуя КПП. Мне известно, к какой группе относится верхнелужицкий язык, и знаю практически всё о скандинавских заимствованиях в английском языке. Также я могу с трудом ходить на лыжах, взять несложный интеграл и оштукатурить небольшую стену. Я знаю как выявить курицу, желающую стать наседкой, и умею пилить один двуручной пилой. И это ещё не всё: дополнительно к этому я знаю зачем звенит букса, чем занимается андерайтер, сколько разведано запасов нефти в Охотском море и как приготовить пиздопар.

Удивительно, что несмотря на такое количество волшебных умений и знаний, я совершенно не могу освоить несколько простейших действий, доступных любому идиоту – например, разговаривать по телефону, водить автомобиль и не пиздеть, когда не спрашивают.

Немного о себе

Когда ты произвёл на свет количество говна, превышаю-щее массу твоего тела ровно в пятнадцать тысяч раз, когдаты выделил из себя столько спермы, сколько необходимо длявоспроизводства всех когда-либо живших людей, когда тыуже совершил все подлости, за которые пока ещё не сажаютв тюрьму, съел всё то, что можно съесть и не отравиться ивыпил всё то, что можно выпить и умереть, тогда это обыч-но означает, что ты в конце концов стал окончательно взро-слым человеком. И все открытия, которые ты сделаешь сюэтого момента, они все будут неприятные. И количество дёгтя на дне твоей души уже именно такое, чтобы подниматься со дна при любых этой души движениях.

И тогда немедленно нужно менять всё: имя, фамилию, цвет глаз и форму носа. Нет, пол менять не нужно, будет ещё хуже. Но стать наконец лысым, толстым, мусульманином, евреем, людоедом, космонавтом, пиарменеджером, директором спичечной фабрики, обосраться каким крутым, хозяйственным, бескорыстным, красивым, ну в общем кем угодно, лишь бы не собой.

Милицейское Танго

Ангел

Женщина

Три

Человек

Дурак

Яйцо

Подземный Пушкин

Любовь и Космос

Шарик

Хочу Всё Знать

Люди добрые

Судьба Бармалея

Антураж

Третьяк без маски

Писатель

Мечты о будущем

Принцы

Общество потребления

Опять о свободе

Достойные люди

Борька

Лампа

Валентин и Валентина

Хорошие новости

Телевидение

Список миллиардеров

Старушечий Бог

Интернет для начинающих

Чижик-пыжик

Когнитивный Диссонанс

Репка

Ангел

Василий Петрович встретил однажды в рюмочной Ангела.

Ангел был совсем на себя не похож, то есть довольно уже выпивший. Но Василий Петрович его всё равно узнал и спросил (ведь рюмочная – это специальное такое место, где можно задать вопрос кому угодно, даже совсем незнакомому человеку): «Выпьем?» – спросил Василий Петрович. «Выпьем», – согласился Ангел.

Василий Петрович купил два по сто. Там, в рюмочной, сто грамм без названия стоили двадцать один рубль, а с названием – двадцать четыре. Василий Петрович на всякий случай купил с названием: ведь если какой-то предмет уже всё равно существует, то лучше пусть у него будет какое-нибудь имя, пусть даже всего за три рубля.

«Тебя как звать-то?» – спросил Ангел, когда Василий Петрович вернулся с водкой. «Василий Петрович, – честно ответил Василий Петрович. – А тебя?» Ангел задумался. «Да зачем тебе, – сказал он наконец. – Всё равно не выговоришь. Ладно, давай выпьем».

Потом они ещё немного выпили – у Василия Петровича в тот день случились как раз деньги – рублей триста, что ли. Деньги, они у каждого человека могут случиться, даже у такого не слишком полезного, как Василий Петрович. Потом ещё немного выпили, а потом Ангел куда-то делся.

И оказался Василий Петрович каким-то образом на улице, освещённой очень жёлтыми фонарями – именно по таким улицам особенно любит ездить милиция. Милиция, она ведь что – она тоже живая, ей страшно ездить там, где совсем темно – мало ли что – вдруг выскочит злой какой-нибудь человек да и зарежет. А если фонари, то не так уж и страшно.

Поэтому милиция любит очень медленно ездить по таким улицам с выключенными фарами и внутри машины темно. Только горят красные огоньки: сигареты наверное или может быть глаза. И если попадётся такой машине человек, недостаточно уверенный в своём существовании, из неё тут же выскочит милиция и человека этого ограбит до нитки. Приятного мало, конечно, но такая уж у них работа.

Но в тот вечер по какой-то причине никакая машина по улице с фонарями не ездила, и поэтому Василий Петрович дошёл спокойно до своего дома и заснул. Только перед тем как заснуть подумал, что это наверное его Ангел спас.

И с тех пор, если с ним случалось что-то хорошее, то Василий Петрович всегда знал, что это Ангел постарался. А если случалось плохое, Василий Петрович не обижался: мало ли что, ангелы тоже люди – может выпил лишнего и не уследил.

А однажды Василий Петрович ехал в метро, и на станции Пионерская открылись двери вагона, а там, прямо напротив двери, на перроне лежал мёртвый Ангел. Рядом с ним сидел на корточках доктор, но ничего не делал из того, что нужно делать доктору, а вместо этого заполнял какой-то протокол. Над доктором полукругом стояли шесть пассажиров: мужчина, женщина, две старухи и молодой человек с девушкой. И лица у них у всех были одинаковые.

Тут двери закрылись и поезд поехал дальше.

А больше с тех пор с Василием Петровичем ничего не случалось. Или может быть случалось, но он этого не заметил.

Скорее всего он давно уже умер. Ну или может быть не умер – такое тоже с людьми бывает.

Женщина

Александр Васильевич пошёл как-то в фотоателье, чтобы сфотографироваться на проездной билет. Сейчас ведь без фотографии уже и в трамвай не пускают – мало ли что, вдруг взорвёшь чего-нибудь.

Надел Александр Васильевич свой костюм, галстук и пошёл в одно ателье неподалёку от Сенного рынка.

В ателье на Александра Васильевича посмотрели как-то странно, но на него часто смотрели странно, так что он давно привык. Причесался он перед зеркалом, сел в кресло. фотограф, как обычно, попросил его сесть в самую неудобную позу и сделать самое глупое лицо (так нужно для хорошей фотографии) и уже через две минуты показал Александру Васильевичу его фотографию на экране телевизора.

«Позвольте! – сказал Александр Васильевич (он был очень культурный человек), – Позвольте! Но ведь это женщина!»

На экране действительно была женщина, причём из таких женщин, которых Александр Васильевич всю жизнь не любил и даже опасался: до того добрая и приветливая, что понятно, что вот сейчас вцепится и разорвёт в клочья. С перманентом на голове.

«А вы чево, женщина, хотели? – грубо спросил фотограф. – Девочку, что ли?»

И захохотал. Тут только Александр Васильевич заметил, что фотограф был очень изрядно пьян.

Чтобы не спорить с грубым фотографом, Александр Васильевич заплатил за фотографии и побыстрее ушёл из неприятного ателье.

Погода на улице как раз испортилась – в Петербурге это обычное дело, но и настроение у Александра Васильевича сделалось хуже некуда, так что искать другое ателье ему уже совсем не хотелось. Поэтому он махнул рукой и пошёл к себе домой.

Дома он выпил чаю, потом достал из кармана фотографии той женщины и внимательно рассмотрел: ну до чего же неприятная! Выбросил фотографии в мусорное ведро и даже вынес это ведро в мусоропровод, но неприятное чувство всё равно осталось.

Ну да и ладно. Посмотрел Александр Васильевич несколько телепередач (теперь много стали показывать передач – сиди, да смотри) и лёг спать.

А утром у Александра Васильевича начался кошмар.

Пришёл он работу, чтобы там работать, а его не пускают! «Вы куда, – говорят, – женщина лезете? Чего тут забыли?» «Да какая я женщина?! – кричит Александр Васильевич (а он почти вообще никогда не кричал в своей жизни, даже когда был мальчиком). – Вы что тут – все с ума посходили? Я же Александр Васильевич! Я у вас десять лет работаю!» «Это вы, женщина, с ума посходили! – кричат ему в ответ. – Давайте, давайте отсюда! А не то сейчас милицию вызовем, в дурдом на Пряжку поедете!»

Выскочил Александр Васильевич с работы весь взъерошенный – ничего не понимает. Посмотрел на себя в витрине какогото дорогого магазина: да нет же! Там всё тот же Александр Васильевич, только сильно помятый. И правда видно все с ума посходили.

Ну что ж делать – пошёл Александр Васильевич к метро: может быть дома что-то придумается. Дома ему всегда было как-то спокойнее.

И уже в метро он заметил (а он стал уже гораздо больше замечать, чем утром, когда ещё ничего не подозревал), что все пассажиры тоже смотрят на него как-то странно: на шляпу его посмотрят, на пальто, на ботинки и отвернутся.

«Ну то есть, – подумал Александр Васильевич, – если предположить… ну только предположить, что я действительно женщина, то, конечно, женщина в мужских ботинках и шляпе действительно должна выглядеть странно. Хотя сейчас и не так одеваются. Но это наверное не такие женщины так одеваются, как та, что на фотографии».

С этими тяжёлыми мыслями Александр Васильевич доехал до дома. Там он разделся и пошёл в ванную, чтобы хорошо рассмотреть себя в зеркале. Но в зеркале был всё тот же привычный Александр Васильевич: какой-никакой, а всё же без всякого сомнения мужчина.

Александр Васильевич пожал плечами и решил устроить последнюю проверку: пошёл в сберкассу – там у него на книжке тысяч восемь лежало, рублей, конечно.

Подошёл он к окошку и подал свою сберкнижку и паспорт.

Женщина в окошке проверила сберкнижку, открыла паспорт и посмотрела на Александра Васильевича: «Женщина! сказала она сердито. – Вы же своего мужа паспорт принесли». «Всё», – подумал Александр Васильевич. «Так это! засуетился он. – Муж-то больной лежит, инвалид, не может он прийти». «Так вы доверенность тогда несите, – сказала женщина уже немного добрее. – И приходите со своим паспортом и доверенностью». «Да потеряла я паспорт!» – воскликнул Александр Васильевич, сам даже удивляясь своей хитрости.

«Постойте, постойте! – задумалась женщина, встала и ушла кудато. Вскоре она вернулась с паспортом: «Ваш?» – спросила она.

Александр Васильевич с опаской взял паспорт, прочитал: «Александра Васильевна» и фамилия та же, что у него. Прописана. да – прописана по адресу Александра Васильевича. И год, и даже дата рождения – все те же. И на фотографии, конечно же, та самая женщина.

«Да, это мой! – закричал Александр Васильевич фальшивым голосом. – Уж я искала-искала! Вот спасибо вам, девушка!» И поскорее выскочил на улицу.

«Ну и что же дальше делать?» – подумал он на улице. А что делать? Жить надо как-то. А с паспортом, что ни говори, жить всё же легче, чем без паспорта. Так что не всё так уж плохо.

Утешившись таким образом, Александр Васильевич купил на лотках возле метро какие-то дешёвые женские тапочки, неопределённого фасона штаны и кофту да и пошёл опять домой.

Дома он снова выпил чаю и крепко задумался.

Понятно, что произошло нечто чрезвычайное и невероятное. К кому с этим обращаться и помогут ли – это совершенно неизвестно. Скорее всего, как обычно, будут одни неприятности, да ещё журналисты придут из такой газеты, какую все читают в метро. Позору не оберёшься – по улице потом не пройдёшь.

Поэтому надо осторожно. Во-первых, лучше про всё это вообще не думать: ну женщина и женщина. Женщин – их вон больше половины людей, живут же они как-то. Значит и он сможет, если постарается, тем более, что с паспортом, опять же, удачно получилось. Но главное: не думать, а то действительно с ума сойдёшь.

В общем на следующий день купил Александр Васильевич газету объявлений и нашёл себе работу по специальности. Трудовую книжку у него не спросили – сейчас ведь главное, чтобы работу знал, а не что там у тебя написано. Работник Александр Васильевич был хороший, аккуратный, никогда не опаздывал, похмельный не приходил и на больничном не сидел. На работе его стали ценить и к следующему лету даже дали со скидкой путёвку в санаторий под Зеле-ногорском.

В санатории за Александром Васильевичем начал вдруг ухаживать полковник в отставке – солидный положительный мужчина, правда совершенно лысый, как сковорода.

Александр Васильевич сначала пришёл от этого в ужас и стал прятаться от полковника, но тот всё равно его однажды подкараулил и повоенному решительно объяснился. В том смысле, что он вдов, одинок и мечтает о спутнице жизни для ведения общего хозяйства. Есть у него мечта развести небольшую птицу: кур, уток, гусей и может быть даже фазанов, а сами понимаете, Александра Васильевна, без хозяйки это ему не потянуть. Только вот (тут полковник смутился) должен он честно сказать, что во время службы на ядерном полигоне мужское его здоровье к несчастью попало под лучевой удар, и он обязан об этом Александру Васильевну предупредить, чтобы впоследствии не было никаких недоразумений.

Последнее сообщение полковника несколько успокоило Александра Васильевича и он попросил времени, чтобы подумать.

«Конечно-конечно! – воскликнул полковник. – Это у молодых – хлоп и поженились, а через два дня хлоп – и развелись. А мы люди серьёзные!»

Александр Васильевич действительно серьёзно обдумал предложение полковника и в конце концов согласился. Милое ему раньше одиночество стало его тяготить: как ни отгоняй мысли, а они всё равно лезут, особенно по вечерам и когда уже лёг спать. А так будут хлопоты, заботы – думать особенно будет некогда. Да и гуси-утки – тоже неплохо. Александр Васильевич всегда втайне мечтал о собственном хозяйстве, да всё как-то не получалось с городской-то жизнью.

Так что уже через пару месяцев они расписались в ближайшем загсе и скромно отметили свадьбу: из гостей были только два бывших сослуживца полковника. Александр Васильевич продал свою квартиру и переехал жить к мужу.

Жили они хорошо, никогда не ссорились и не спорили. Друг друга называли только по имени-отчеству.

Александр Васильевич научился вязать и готовить. Особенно удавался ему украинский борщ – полковник съедал этого борща аж по полкастрюли за раз. Александру Васильевичу это было приятно.

С работы он уволился и всё тёплое время с апреля по октябрь проводил в домике неподалёку от Токсово. Вокруг лес, грибы, малина – хорошо!

На выходные иногда приезжали внуки полковника – побегать по травке. Александр Васильевич их привечал: своих детей и, тем более, внуков у него никогда не было.

В общем, всё устроилось на удивление хорошо.

Только иногда, редко очень, глянет мельком Александр Васильевич на себя, проходя мимо зеркала, и удивится вдруг: «да какая же я баба Шура?». Но тут же махнёт рукой: пустое всё, пустое, глупости.