Текст книги "Infinita Tristessa"

Автор книги: Дмитрий Глуховский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Дмитрий Глуховский
INFINITA TRISTESSA

Примечание

Спектакль (перформанс) начинается с того момента, как люди садятся в состав.

Желательно, чтобы на станции в этот момент был минимум света, посадку производить при помощи фонариков – или переносных светильников со свечёй внутри. В этот момент уже на станции посадки слышатся странные звуки – отдающийся эхом отдалённый детский смех, тревожный вой неизвестных существ, стоны. Можно сделать так, чтобы играла тоскливая мелодия – например, 15 трек с диска J.M. Jarre “Metamorphoses”.

Руководить посадкой нужно шёпотом, при этом не разрешать людям говорить громко.

Это должно изначально подавить зрителя, не дать возможности дистанцироваться от спектакля и рассеять атмосферу чересчур громкими или жизнерадостными комментариями.

Из динамиков громкой связи «пассажир-машинист», после того, как состав тронулся, начинается рассказ-предыстория. Он необходим для того, чтобы ввести зрителя в контекст описываемой реальности. Без минимального комментария условности этой реальности, которые могут представляются самоочевидными авторам, будут только вызывать недоумение у зрителя.

ПРОЛОГ

Голос ребёнка (девочки):

– Мне мама рассказывала, когда ещё живая была, что раньше люди сверху жили. Но ведь этого не может быть, правда? Ведь сверху только пустыня и смерть.

После небольшой паузы отвечает мужской голос, взрослый, скорее даже старческий, надтреснутый:

– Сверху нет ничего. Мы там и получаса прожить не сможем. Не ходи туда, если подружки звать будут.

Девочка:

– У меня нет подружек. У меня только собака есть и ты. Мамы тоже больше нет. Тебя тоже, наверное, скоро не будет… Я даже не знаю, есть ли я.

Слышен хриплый кашель. Потом мужской голос говорит: (мечтательно)

– А раньше ведь и вправду все жили на поверхности. Огромный красивый город лежал прямо над нами. Стояли высо-о-окие (тянет слово «высокие») дома, улицы просторные, проспекты… И людей раньше было много-много. Они жили все в этих домах. А в окнах отражалось солнце.

Девочка: (недоумевающе)

– А зачем им было сидеть в этих… домах? Почему они в метро не жили?

Мужчина: (спокойно)

– Потому что они любили небо и солнце. Свет любили. Ветер…

Девочка: (бравируя знаниями)

– Какие глупые. А я не люблю свет и солнце. От него можно ослепнуть, правда? Мне мама говорила.

Мужчина: (не обращая внимания на её слова)

– А небо… Я уже лет пятнадцать его не видел. Знаешь, как это… Это когда над головой – нет ничего… Вообще ничего. Перевёрнутая голубая бездна. И воздуха сразу набирается – полная грудь.

Девочка: (капризно)

– Не понимаю.

Поезд подъезжает к Станции (Волоколамской)

Мужчина говорит: (с болью в голосе)

– А потом этого ничего не стало. Ничего. Ни неба, ни солнца. Окна остались, но в них уже ничего не отражалось. И разглядывать отражения уже тоже стало некому. Весь мир умер. В несколько мгновений.

…В этот момент состав замедляется и проезжает «предбанник» Станции. Это – разорённая квартира, или зал ожидания, и т.д. (может быть оформлена с намёком на жилой уют – например, в углу светится лампа, но мебель перевёрнута, на полу лежит брошенная кукла или плюшевый медведь, дымится стакан чая, телевизор (радиоприёмник) свисает с провода, в нём показывают концерт (изображение чёрно-белое) – исполняют музыку (по вкусу, предпочтительно – ретро, джаз, 30-е годы, и т.д.).

Концерт прерывается сообщением: «Внимание, внимание! Срочная всеобщая эвакуация! Атомная тревога! Всем гражданам, находящимся поблизости от станций местрополитена, предписывается немедленно спуститься в вестибюли станций! Повторяю, срочно…» – трансляция прерывается, телевизор гаснет, мигает и гаснет лампа.

Мужской голос комментирует:

– И люди спустились в метро. Потому что когда-то оно замышлялось как гигантское противоатомное бомбоубежище, способное спасти десятки тысяч жизней, когда наступит конец света. Хотя на самом деле выжить удалось только части из них. И чем больше времени проходит с того мига, тем меньше их остаётся… Человечество уходит во тьму.

Состав продолжает движение и въезжает собственно на Станцию. Здесь почти полная темнота – из неё выхвачен только кусок посреди платформы – там либо горит бочка, либо работает одна-две лампы аварийного освещения (красные). Далее это место, вокруг которого будет разворачиваться значительная часть событий, условно называется «костёр»

Состав замирает напротив сцены. Дверь открывается со скрипом. Из кабины машиниста выбегает маленькая девочка в платке (Алёнка). Следом за ней, кряхтя, выбирается Машинист (ему около 60 лет, на нём драный метрополитенный китель, на голове – засаленная фуражка).

Треплет девочку по голове:

– И нравится тебе в кабине состава сидеть…

Алёнка:

– Я бы хотела как ты быть – машинистом…

Машинист, ласково:

– Да уж какие сейчас машинисты. Мы и в туннель-то дальше, чем на сто метров зайти боимся… Мама вот твоя не побоялась, и видишь, как оно…

Грустно:

– Сейчас больше машинисты не нужны. В этом мире некуда ехать, и плыть некуда. Всё смысл теряет… Когда я маленьким был, у меня все друзья хотели стать – кто лётчиком, кто моряком. А теперь что – даже сами слова эти слова пылью покрылись…

Подходят к костру. Там никого нет. Машинист садится у огня. Девочка забирается к нему на колени. Он гладит её по голове. Она просит:

– Покажи мне зайчика…

Он складывает из пальцев фигуру – и тень на стене принимает форму зайца. Девочка смеётся.

Машинист задумчиво говорит:

– Смех… Так странно его слышать. Мы теперь лишились стольких эмоций, стольких чувств. Есть такие, которые без солнечного света просто существовать не могут. Не испытывает их человек, и всё. В темноте главное чувство у человека – страх. Страх, тревога, и тоска. И светлое всё, что мы ещё можем пока переживать, всё равно – только тень тех чувств, которые можно было на поверхности испытать. Здесь все блеклое, тесное, душное – даже счастье, нежность и любовь…

Алёнка:

– Ты скучный. И у твоего зайца уши не шевелятся.

СЦЕНА 1

После того, как оба некоторое время сидят в молчании, на них падает свет фонаря. Слышен другой мужской голос:

– Где ты? Пожалуйста, не прячься!

К костру выходит Тристан – мужчина лет тридцати пяти. Он одет в кожаный плащ или куртку. Он проводит лучом фонарика вокруг костра, и спрашивает Машиниста:

– Вы не видели её? Я очень волнуюсь – сегодня из туннелей чем-то зловещим тянет. Всю ночь кто-то метров за триста от станции выл… Я проснулся – а её нет рядом. И костёр наш погас. Наверное, она пошла прогуляться… или дразнит меня. Она любит так со мной иногда играть…

Машинист качает головой, скручивает папиросу и закуривает. Потом говорит:

– Подожди… Скоро здесь все соберутся… Может, и она придёт.

Из темноты слева от костра слышен женский смех. Тристан спешит в неосвещённую часть зала. Там вспыхивает неяркий свет – его луч падает на пол, в освещённом круге стоит Изольда – девушка лет двадцати-двадцати пяти, хрупкая, в светлом платье. В отличие от большинства остальных персонажей, которые одеты в изношенную одежду или откровенные лохмотья, её платье выглядит новым.

Тристан подбегает к ней, берёт её за руку, говорит:

– Я тебя искал. Сегодня у нас погас костёр. Я протянул руку – и тебя не было рядом. Не уходи больше, когда костёр гаснет.

Изольда тихо смеется, потом качает головой:

– Мне не нужен костёр, что бы к тебе вернуться. Мне не нужно смотреть. Я просто всегда знаю, где ты. От тебя тепло идёт.

Прикасается ладонью к его щеке. Он берёт её ладонь в руки и целует.

– Можно, я всегда буду держать тебя за руку?

Изольда смеется и ничего не отвечает. Потом Тристан говорит:

– Когда я тебя взял за руку в первый раз – ты смеялась точно также. Помнишь?

СЦЕНА 2

Показывает рукой в сторону. Там, куда он указывает, зажигается настольная лампа, установленная на письменном столе. Кроме лампы, на столе стоит проектор диапозитивов (а лучше старый кинопроектор с катушками) и магнитофон. Тристан делает несколько шагов сквозь неосвещённое пространство, что-то ищет на столе, потом вставляет нужный слайд и на стене появляется чёрно-белое изображение – фотография городской улицы, или, например, парка с виднеющимся вдалеке зданием МГУ (или, соответственно, начинается показ киноплёнки – в таком случае чёрно-белой, со «снегом», и шуршанием, характерным для старых кинолент).

Потом включает кнопку магнифона и начинает играть музыка – любая известная современная романтическая мелодия. Когда все эти приготовления закончены, Тристан оборачивается к Изольде, и жестом приглашает её подойти к нему. Она неспеша приближается. Свет над тем местом, где она стояла, гаснет.

(Всё это время продолжает, хотя несколько менее ярко, гореть костёр, у которого сидят Машинист с девочкой. Они не принимают в действии никакого участия. Алёнка может «заснуть».)

Изольда садится на краешек стола, выжидающе смотрит на Тристана. Тот, подумав несколько секунд, ищет другой диапозитив и вставляет его в проектор. На нём – звёздное небо и Луна. После этого Тристан садится на стол рядом с Изольдой и выключает настольную лампу. Видны их силуэты на фоне «ночного неба».

Тристан говорит чуть изменившимся голосом (моложе):

– Мы, конечно, не так ещё хорошо знакомы… Я сейчас тебя напугаю, наверное… Глупо… Но очень хочется спросить – вот ты конца света боишься?

Изольда немного думает, потом говорит:

– Никакого конца света быть не может. Смерть кажого отдельного человека и есть конец света. Но это совсем не страшно. Меня другое пугает. Пустота. Когда руку протянешь – а рядом нет никого. И знать, что больше никогда не будет. Когда любить некого. И когда тебя никто не любит… Пустота…

Тристан смотрит на неё и молчит. Изольда добавляет:

– Обними меня, пожалуйста.

Тристан протягивает руку и обнимает её. Они сдвигаются плотнее. Через некоторое время Тристан гасит проектор, эта часть сцены погружается в полную темноту. Потом оттуда доносится кокетливый смех, нежно-укоряющий голос:

– Так это уже испытанная техника – спрашивать про конец света?

Музыка продолжает играть ещё некоторое время. Потом громко слышится щелчок – плёнка на кассете дошла до конца.

СЦЕНА 3

В это время у костра Машинист встаёт с места и вешает над огнём битый жестяной чайник. Кричит в темноту:

– Эй! Чай будет кто пить?

К костру выходят Певица и Старик с Мальчиком-идиотом. Мальчику лет 12-15, но он едет на маленьком детском трёхколёсном велосипеде. При этом с самого начала видно, что он ненормален. Старик одёт в вытертый и потрёпанный пиджак с заплатанными рукавами, на голове у него плешь, на глазах – роговые очки. В руках у него – скрипичный футляр.

Они достают металлические эмалированные кружки. Мальчик слезает с велосипеда, отбирает у Старика две кружки и начинает ими греметь и радостно гугукать. Старик стыдливо оглядывает сидящих рядом, потом начинает увещевать мальчика:

– Тише… тише! Так нельзя себя вести!

Мальчик продолжает. Тогда Старик грозит ему пальцем и говорит:

– Если не будешь слушаться, из туннелей придут страшные Буки и заберут тебя!

Мальчик испуганно смотрит на него и тут же перестаёт греметь. В этот самый момент из темноты, за пределами станции раздаётся протяжный вой.

Машинист и Старик вскакивают со своих мест и вслушиваются, оставаясь на самом краю освещённого пространства. Мальчик начинает испуганно мычать. К ним присоединяются и влюблённые, которые возвращаются из темноты. Вид у них довольно растрёпанный. Тристан громко шепчет:

– Вот так же всю ночь кто-то…

Машинист, успокаивая всех, говорит:

– Это ветер, наверное, по туннелям гуляет. Я такое раньше слышал уже… приходилось. Чая кому наливать?

Все постепенно успокаиваются и Машинист разливает из чайника кипяток в протянутые кружки. Над ними поднимается пар. Старик отхлёбывает и говорит:

– Разве это чай… Боже, как мне не хватает настоящего чаю, душистого… Больше всего, наверное… Мне две вещи только и снятся – настоящий чай и майское утро.

Певица внимательно слушает его. Потом говорит:

– А мне – цветы. Раньше, когда я пела, мне их после выступления всегда дарили. Иногда мужчины подносили, чаще дети маленькие… И вот по цветам очень тоскую. А больше – только по взглядам – признательным, восхищённым. Пусть даже и цветов не будет, одних этих взглядов, когда обводишь глазами зал – достаточно, чтобы почувствовать себя счастливой.

Старик смотрит на неё нежно и говорит:

– Могу себе представить… Поёте вы и вправду превосходно… Не откажете мне в удовольствиии?

Достаёт из футляра скрипку, пристраивает её к плечу. Певица медленно, с достоинством поднимается. Разговоры затихают.

СЦЕНА 4

Меняется освещение. Сверху падает яркий луч света – и в его белом пятне видна только Певица, и ещё чуть-чуть Старик.

Через минуту партию скрипки подхватывает целый оркестр (можно в записи). Голос певицы крепнет, заполняет своды станции. Потом пятно света немного перемещается, так что освещённой остаётся только она.

Мелодия такова, что под неё можно танцевать, например, танго.

Потом рядом вспыхивает ещё один сноп света. Во втором освещённом круге – влюблённые. На этот раз они не у костра, а немного дальше. Всё пространство, где сидят остальные, остаётся скрытым в темноте.

Тристан протягивает руку Изольде и говорит (в тот момент, когда из-за музыкального проигрыша Певица ненадолго умолкает):

– Это для нас… Теперь вся музыка в этом мире играет только для нас. Больше ничего в нём не остаётся достойного такой красоты, такой гармонии – только любовь. Такого достойны только те, кто сумел спасти свою любовь, пронести её сохранной через ад. Только мы.

Изольда берёт его за руку. Снова вступает певица – и двое танцуют под звуки оркестра и пение.

Когда Певица заканчивает петь, вокруг раздаются аплодисменты, крики «Браво!», и в пятно света летят красные розы. Она наклоняется, подбирает некоторые из них и потом, счастливо улыбаясь, машет рукой.

Потом свет опять становится прежним… Певица с растерянным видом продолжает стоять посреди сцены и невидящими глазами смотреть в даль. Аплодисменты зала обрываются. Однако кто-то продолжает хлопать. Это Мальчик-идиот. Он восторженно гугукает.

Цветы остаются лежать на сцене. Алёнка слезает с колен Машиниста, подбирает один из них и кладёт себе за ухо. Певица садится на место. Некоторое время все молчат. Свет над костром остаётся приглушённым. Над влюблёнными – намного ярче. Они с сожалением выпускают друг друга из объятий.

Тристан говорит:

– Ты знаешь, когда мы с тобой только познакомились, ещё до того, как мир разрушился, и все спустились под землю… Я тогда спрашивал себя – что я готов ради тебя сделать? Смотрел на тебя и думал – всё.

Изольда:

– А если бы меня не было… Не стало… Ты смог бы тогда жить – один?

Тристан:

– Тогда я говорил себе, что нет. Без тебя это просто стало бы бессмысленным. Ты – это единственное, что наполняет моё завтра. И сегодня.

Изольда:

– Или вчера?

Тристан:

– Я запутался…

Изольда:

– Какая разница… Главное, что мы вместе. Вот, смотри – ты можешь дотронуться до меня. А я – до тебя. Неужели что-то ещё имеет значение?

Тристан, подумав:

– Больше – ничего.

Свет над ними гаснет.

СЦЕНА 5

Старик выходит со скрипкой в руках вперёд и оказывается ближе всех к зрителям.

Смотрит вперёд, словно обращаясь к ним, и говорит:

– Я слышал эту историю много раз. Сам он её рассказывать не любит, но другие всё время повторяют. Когда сидишь ночью у костра, и край света проходит точно по краю освещённого пространства – так что кажется, что всё, что осталось от мира – это вот этот пятачок вокруг тебя…

Обводит рукой круг света, в котором стоит, и договаривает:

– …такие истории кажутся не только правдивыми, но и единственно возможными.

Прикладывает скрипку к плечу и начинает играть. Потом прерывается и говорит:

– Когда это случилось… Я имею ввиду, когда мир стал рушиться, а наш город – превращаться в пепел, они были в метро. Но на станции, которая находилась на поверхности. Но эту станцию всего один перегон отделял от въезда в туннели. Всего километр с небольшим – до спасения. Поезд такое расстояние проходит за минуту.

Проходит влево – туда, где стоит стол с проектором. Включает настольную лампу, покопавшись, ставит нужный слайд или катушку с кинолентой – и на стене появляется старое изображение атомного взрыва (хроники испытаний 50-х годов, например) – растёт атомный гриб.

В этот момент справа от костра зажигается ещё один луч. Он падает на Тристана и Изольду. Они стоят неподвижно, держась за руки.

Потом раздаётся голос из репродуктора, тот же самый, что и в прологе: «Внимание, внимание! Срочная всеобщая эвакуация! Атомная тревога! Всем гражданам, находящимся поблизости от станций метрополитена, предписывается немедленно спуститься в вестибюли станций!»

Станцию озаряет яркая вспышка, на которую оглядываются и все сидящие у костра, и Тристан с Изольдой.

Снова вступает старик:

– Поезд проезжал это расстояние за минуту. Но последний поезд в ту сторону – к спасению, к жизни – ушёл за минуту до этого. А они остались ждать следующего.

Вздыхает, выключает свет. Проектор продолжает крутить плёнку с атомным грибом в наступившей тишине.

Потом Изольда спрашиает Тристана:

– Как ты думаешь, он когда-нибудь приедет?

Тристан:

– Конечно… Они же не могут вдруг перестать ходить… И оставить нас здесь…

Изольда:

– А если…

Тристан:

– Какая разница? Помнишь, что ты мне говорила? Конца света нет. Одиночество и пустота горзадо страшнее… А мы же вместе.

Целует её. Начинается дождь, который постепенно становится светящимся. На стене продолжает крутиться изображение атомного гриба. Начинает играть «What a wonderful world» в исполнении Армстронга.

Старик выходит к костру. Певица спрашивает его:

– Но что же дальше? Как им удалось выбраться оттуда?

Старик:

– Они шли пешком, по рельсам. Потом он нёс её на руках. Потом полз… Потом наступила темнота и забвение. Он и сам не знает, как…

Свет над Тристаном и Изольдой гаснет.

СЦЕНА 6

Становится ярче свет над костром. Там сидят Машинист, Алёнка, Старик, Мальчик-идиот, и Певица. Певица подбирает с пола розу и нюхает её.

Старик говорит, обращаясь к Машинисту, который мечтательно смотрит в огонь:

– Вы знаете… У меня машины не было. И я на метро каждый день раньше ездил – на работу, да и вообще… И иногда задумывался: отчего люди, которые работают там – машинисты, дежурные… Сознательно лишают себя всего – солнца, неба, воздуха… Что они получают… Что чувствуют взамен?

Машинист долго смотрит на него, потом удивлённо отвечает:

– Неужели вы действительно не понимаете? Сейчас, конечно, мир так переменился… Уже и странным кажется, глупым… Теперь уже даже и не верится, что раньше туннели были – не тропинками из одного кошмарного сна в другой, как сейчас, а просто соединительными переходами между станциями. И что по ним мчались составы…

Невидящими глазами смотрит на стоящий на пути состав, в котором сидят зрители. Потом, продолжая говорить, приближается к нему, и ласково проводит рукой по борту.

– Настоящие, с ярко горящими окнами… И внутри – люди, живые, весёлые… И света от фар поезда хватало на десятки метров вперёд. А ты стоишь в кабине, и смотришь в этот мрак – и каждый раз наполняет тебя такое чувство, словно ты – юнга на мачте каравеллы и вглядываешься в неизведанные просторы… Словно ты – здесь первый… Завоеватель. Покоритель.

Потом прижимается щекой к стенке вагона и говорит:

– Боже… Как дорого я бы отдал сейчас просто за возможность войти в кабину настоящего состава и проехать с настоящими пассажирами… хоть две станции. Хоть одну.

Мимо костра проходит огромная непонятная фигура. Потом она приближается и видно, что это – плюшевый заяц с человека ростом, с длинными ушами и круглым хвостом. Он машет рукой Алёнке. Та смеётся. Больше никто на него внимания не обращает.

Заяц уходит в темноту.

Выходят влюблённые. Садятся вместе со всеми. Пьют чай.

Старик обращается к Тристану:

– Ну а вы? По чему тоскуете вы? Что вам снится?

Тристан смотрит и с некоторым превосходством в голосе отвечает:

– Я не тоскую ни о чём. Мне незачем оглядываться назад.

Обнимает Изольду и целует её. Старик качает головой и вздыхает. Машинист оборачивается к ним и возвращается от состава к огню.

СЦЕНА 7

Старик:

– Вы знаете… Я уже немолод. И всё же никак не могу смириться с тем, что у нас нет никакого будущего. Всё никак не могу приучить себя к мысли, что впереди – тьма, а дышать надо только прожитым. Хоть мне и этого уже немного осталось… Но так уныло. Так темно и холодно без этого.

Машинист отвечает:

– Вся беда в том, что нам нечем наполнить ни будущее, ни даже настоящее. У нас не осталось ничего – не сил, ни веры, ни счастья, чтобы вложить в них смысл. И я с этим смирился. Я остаюсь во вчерашнем дне – мне там и спокойнее, и уютнее. Это мой выбор. И пусть поезда, которые я вожу – это только воспоминания, наполненные призраками прошлого… Это всё же лучше, чем будущее, в котором царит абсолютная пустота.

Встаёт с места и идёт к кабине состава.

Из светого пятна, где стоят влюблённые, Тристан кричит ему:

– Это неправда! Оно не пусто! Вы лжёте! Просто вы не сумели сберечь то, что было вам дорого… Тех, кого вы любили! Так не говорите же теперь за всех!

Машинист не оборачивается, хлопает скрипнувшей дверью.

Тристан говорит Изольде:

– Он лжёт. Он просто трусливый лжец. Только для таких мир ограничивается прожитым, а вчерашнмй день светится ярче, чем завтрашний.

Изольда:

– Нет. Просто он – смирился.

Состав даёт долгий гудок.

Изольда:

– Мне пора.

Тристан:

– Подожди… куда ты? Ты опять дразнишь меня?

Изольда отрицательно качает головой и, встав на цыпочки, целует его в губы. Состав начинает движение. Изольда выскальзывает из объятий Тристана и садится в открытую дверь вагона.

Тристан хватается за голову и закрывает глаза. К нему подходит Алёнка, смотрит на него снизу вверх, а потом начинает махать рукой вслед отъезжающему в туннель поезду.

КОНЕЦ