Текст книги "Феномен Локотской республики. Альтернатива советской власти?"

Автор книги: Дмитрий Жуков

Соавторы: Иван Ковтун
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

П. Я. Пархоменко [86]86
  Бывший секретарь Навлинского подпольного окружкома комсомола. Публикуется по: Партизаны Брянщины. Сборник рассказов бывших партизан. Т. 1. Брянск, 1959. С. 246–260.


[Закрыть]
КОМАРИЧСКИЕ ПОДПОЛЬЩИКИ

Недавно вновь пришлось побывать в местах, знакомых мне с суровых дней 1941–1943 годов. Здесь довелось встретиться с друзьями и товарищами, с которыми свела меня дорога войны в те грозные дни, с кем делил радости побед и лишения, чем были наполнены годы партизанской и подпольной борьбы против немецко-фашистских захватчиков.

Была встреча и в покосившемся от времени домике на Привокзальной улице в Комаричах, где живут пенсионер Гавриил Иванович Незымаев и его жена Анна Ивановна. В этом домике сейчас тихо. А когда-то было многолюдно и шумно.

В первые дни войны отсюда на защиту Родины ушли три сына Незымаевых: Михаил, Акиндин и Владимир. Все они пали смертью героев на разных участках фронта. Четвертому сыну, Павлу, не удалось попасть на фронт, но и он не остался в стороне от борьбы с врагом. Павел Незымаев стал одним из организаторов подпольной борьбы с оккупантами и изменниками Родины в здешних местах.

Перед самой войной Павел окончил Смоленский медицинский институт. В институте он не только отлично учился, но и вел большую общественную работу как секретарь комитета комсомола. Здесь же он стал кандидатом в члены партии. Получив диплом, Незымаев поехал работать в районную больницу родных ему Комаричей.

Началась война, и он должен был почти все дни находиться на призывном пункте, осматривая призывников и добровольцев. Он рвался на фронт, но ему сказали, что он нужен здесь.

Район был внезапно оккупирован фашистскими войсками. Врач оказался на занятой врагами территории, спасая жизнь тяжелобольным, которые оставались в больнице.

Врач им сообщил о приходе гитлеровцев и спросил:

– Что же будем, дорогие, делать? Придется, наверное, расставаться. Давайте адреса своих родственников, постараемся доставить вас к ним. Дадим лекарства и будете долечиваться дома.

Когда же стали выяснять адреса, то оказалось, что большинство прикованных к постелям везти некуда: у одних близкие родственники эвакуировались, другие, после призыва в армию военнообязанных членов семей, остались одиночками. Несколько человек были нездешними. Так, молодая женщина Надя жила с мужем в пограничной зоне. Уезжая оттуда, она в пути тяжело заболела, была снята с поезда и помещена в эту больницу. Ее положение осложнялось еще и тем, что Надя скоро должна была стать матерью.

Фашисты между тем уже хозяйничали в поселке. Вот-вот, видимо, заявятся и сюда. Со стороны станции слышались выстрелы, появились первые жертвы «нового порядка». Стало известно, что гитлеровцы занимают больницы под военные госпитали, а больных, в лучшем случае, выгоняют, чаще же уничтожают.

Куда девать больных? Этот вопрос мучил врача. Теперь все было на его совести. Обращаться за советом и помощью не к кому. Тревожила и судьба, которая ждет его самого. Он ведь кандидат в члены партии. Хорошо, что в Комаричах об этом никто не знает. Но есть же у него самого чувство долга, есть органическая потребность участвовать в борьбе с врагом.

Незымаев слышал, что многие бойцы, попавшие в окружение, перешли через линию фронта. С ними ушли работники военкомата и другой актив. Как хотелось бы Павлу сейчас быть на их месте! Но как быть с этими с надеждой смотрящими на него людьми?

Бросить их? Дескать, все равно им погибать… При этой мысли краска стыда заливала его лицо. Один из больных, видимо, неплохо разбиравшийся в людях, поняв душевное состояние врача, как-то сказал:

– Павел Гаврилович, напрасно вы мучаетесь. Нам отсюда не выбраться, а вы можете спастись. Оставьте нужные лекарства медицинской сестре Ане Борисовой и уходите.

Незымаев ответил:

– Я никуда не уйду от вас. Буду лечить, пока это будет возможно.

Больница была на окраине поселка, и фашисты не сразу туда заявились.

Но через некоторое время лучшая часть больницы была отведена для лечения гитлеровских солдат и офицеров, а худшая оставалась под гражданскую больницу, врачом которой и продолжал работать Незымаев. Он рассчитывал: вот подлечит больных, выпишет их и тогда уйдет в лес, где должны быть партизаны. Но больных не убывало, а приходили все новые и новые, которых нельзя было не принять на стационарное лечение.

Лечил он наших советских людей. Все же совесть мучила за такой образ жизни. Он все яснее понимал, что и в таких условиях можно и нужно быть достойным тех бойцов, которые самоотверженно сражаются на фронте. Стал думать о создании подпольной организации, внимательно присматриваться к окружающим людям.

Близкое общение на работе с комсомолкой медицинской сестрой Аней Борисовой убедило его, что это надежный человек. Муж ее сражался на фронте, а она, не успев эвакуироваться, осталась с маленькой дочкой Олей. В один из вечеров, дольше обычного задержавшись в больнице, Аня сказала ему:

– А знаете, Павел Гаврилович, разобьют фашистов, кончится война, придет с фронта мой муж и спросит: «Ну, Аня, чем ты тут занималась, когда мы фашистов на фронте били?» Что я ему скажу? У фашистов работала?

– Да, – ответил Незымаев, – и Родина спросит…

У Ани были родственники, ушедшие в партизанский отряд. Она знала, что у комсомольца Пети Тикунова двоюродные братья тоже ушли в лес. Говорили даже, что к нему приходили партизаны. Узнав об этом, Незымаев попросил организовать с Петей встречу. Эта встреча состоялась в больнице. Тикунов действительно оказался настоящим советским патриотом. Договорились работать сообща.

Вскоре случай свел Незымаева с коммунистом Александром Енюковым. По состоянию здоровья он не подлежал призыву в армию. Когда гитлеровцы подходили к Бежице, где он работал в горфинотделе, Енюков эвакуировал свою семью, а сам продолжал выполнять задание горкома партии по отправке в советский тыл ценностей из города. Здесь его и застала оккупация. Пройти через линию фронта не удалось. Возвращаться в город было нельзя. Тогда он пришел к родственникам в Комаричи. Скрыл свою принадлежность к партии. Старался не показываться на глаза соседям.

Неподалеку жила семья рабочего железнодорожника Максакова. У него был сын комсомолец Володя. Енюков заметил, что Володя доверяется ему, резко высказывается против гитлеровских порядков. В ноябре советские самолеты, пролетая над Комаричским районом, разбросали листовки, сообщавшие вести с Советской Родины. Попала листовка и в руки Енюкова! Он поручил Володе размножить ее, что тот охотно и сделал.

Листовки были разбросаны по дороге на рынок и расклеены на ряде зданий. Более сотни таких же листовок, но с другим почерком, появились на железнодорожной станции и по дороге к больнице. Это уже было делом рук Ани Борисовой, выполнившей задание Незымаева.

До Комаричей дошли вести о разгроме врагов под Москвой и успешном наступлении Красной армии. Но гитлеровцы и изменники Родины всячески скрывали правду. И вновь появились рукописные листовки – уже более трехсот экземпляров.

Как-то зимой врача Незымаева попросили зайти на квартиру к Меркулову помочь больной его дочери. Здесь и состоялось их знакомство с Енюковым, который Меркулову доводился зятем. Разговор был коротким и осторожным, но они поняли, что обоих волнует один и тот же вопрос.

Друг другу они открылись не сразу, но встречи стали частыми. Наконец, настал день, когда Енюков рассказал о себе и о первых шагах своей работы против фашистов. Незымаев познакомил его с Аней, затем с Петей, в эту же группу вошли Володя, несколько позже – Алимов, бывший член бюро райкома комсомола. Павел Незымаев был признан руководителем подпольной комсомольской организации. Договорились, что ему надо создавать видимость добросовестной работы на врагов, чтобы не вызвать подозрения, а больницу сделать центром подпольной работы.

Претворяя в жизнь этот план, врач вошел в доверие к гитлеровцам, и его назначили начальником окружной больницы. Тут же он устроил Енюкова завхозом больницы. Через некоторое время в подпольную работу были вовлечены бывший работник райздравотдела Степан Арсенов, комсомолка медицинская сестра Валентина Маржукова и Михаил Суконцев.

У Пети Тикунова был дома радиоприемник, но пользоваться им там было опасно, поэтому решили его перенести на квартиру к Незымаеву. Петя жил за линией железной дороги, примерно в трех километрах от поселка. При переходе ее охрана, как правило, обыскивала людей. Это и усложняло решение задачи. Родные Ани Борисовой тоже жили за линией, и она иногда ходила туда с медицинской сумкой, оказывая помощь населению на дому. Полицейские, знавшие ее, обычно пропускали без проверки. Учитывая это, за дело взялась Аня.

Приемник она проносила по частям. Два раза прошла благополучно, а на третий, когда проходила мимо вокзала, полицейский задержал ее.

– А ну-ка, покажи, нет ли у тебя в сумочке спирту? – сказал он и протянул руку к сумке.

Аню обдало жаром, сжалось сердце. Она отдернула сумку, сама отступила на шаг и сердито сказала:

– Не смей лазить в сумку, а то вашему начальству пожалуюсь.

– Ах, вот ты как! Тогда я тебя просто обыщу как подозрительную.

Аня растерялась, мелькнула мысль: «Бежать»! Но ведь это бесполезно. Она постаралась взять себя в руки.

– Ох, какой ты петушистый! – с наигранной веселостью оказала она. – Так и сказал бы, что нужен спиртик. Так уж и быть, принесу немного. А сейчас нет ни капельки. Одни бинты да медицинские инструменты. На, сам посмотри, – и протянула к нему санитарную сумку, в которой внизу лежали части от радиоприемника, а у самой все замерло.

Полицейский подобрел:

– Ну ладно, верю. Принеси только. Я дежурю в четверг, буду ждать.

Приемник был установлен у Незымаева в темной спаленке и замаскирован книгами. Устанавливал его один красноармейский радист Миша, лежавший в больнице. Во время боя его тяжело ранило осколками снаряда, вышибло большинство зубов, сильно раздробило нижнюю челюсть. Кроме него в больнице лежало под видом гражданского населения несколько советских летчиков. Их самолеты были сбиты, а сами они ушли от преследования. В больнице они лежали нелегально. В случае доноса врачу грозила виселица. Но он пренебрегал опасностью.

Однажды тайком, под вымышленной фамилией, на лечение в больницу был взят тяжелобольной старый коммунист Григорий Кузнецов. Затем появились и раненые партизаны. Их лечил Незымаев лично с помощью Ани. В карточках писали вымышленный диагноз. Вылеченные уходили в партизаны или через линию фронта.

К лету 1942 года по приказу Гитлера готовились большие силы для борьбы с партизанами. Кроме гитлеровских частей, подкрепленных артиллерией, танками и самолетами, шла усиленная мобилизация мужчин, особенно молодежи, окруженцев из Красной армии, оказавшихся на оккупированной территории, в полицию и в так называемое «русско-немецкое войско». [87]87
  Так в тексте. Имеется в виду Бригада Каминского. – Примеч. ред.


[Закрыть]В то же время большое количество здоровых юношей и девушек угонялось на работу в Германию. Все они проходили комиссию.

Важную роль в медицинском отборе играл Незымаев, включенный в состав комиссии как тавврач окружной больницы. На осмотре то и дело раздавался его гневный голос:

– Какие калеки идут, и откуда их только черти несут! Нельзя же в полицию и в «русско-немецкое войско» всякую дрянь собирать. Нет, нет! Пора прижать старост и старшин. Они явно укрывают здоровую молодежь. Это же безобразие!

Так он браковал совершенно здоровых. Сколько было таких случаев: заходит юноша согласно очереди к нему на осмотр, а выражение такое грустное, что сразу видно – не по охоте. Врач говорит:

– О голубчик, так ты же совсем без ног, у тебя хронический ревматизм коленных суставов. При непогоде, небось, не знаешь, куда ноги девать от боли, так ведь?

Пациент радостно кивает головой.

– Ну вот что, бери-ка справочку и айда домой, ты негож в полицию и для работы в Германию не годишься.

Таким образом около 150 человек было освобождено от угона в Германию и более двухсот человек – от службы в полиции и в войсках предателя Власова.

Более полутораста человек по этим же мотивам было уволено из полиции. Эта работа была очень рискованной, главное – нельзя было ошибиться – дать справку тому, кто действительно рад ей и не выдаст в случае чего. Нечего скрывать, среди проходивших через медицинскую комиссию были и заядлые предатели, потерявшие честь и совесть, готовые за подачку продать врагу не только соседа, но и своего отца с матерью. Все это понимал Незымаев и старался не промахнуться. Большинство «больных» впоследствии оказывались в партизанах и активно сражались с оккупантами.

Но и эта работа уже не удовлетворяла подпольную комсомольскую организацию. Решили проникнуть в полицию, заиметь там своих людей и повести работу по разложению ее состава.

Летом Незымаев познакомился с Павлом Васильевичем Фандющенковым, служившим в Комаричах начальником штаба двух батальонов полиции. Как удалось установить, Фандющенков был лейтенантом Красной армии, членом партии. Когда они ближе познакомились, Незымаев как-то спросил у него:

– Слушай, ведь ты коммунист, лейтенант, а служишь у гитлеровцев. Как же это получается?

Фандющенков насторожился.

– Откуда это тебе известно? В полиции сказали?

– Нет, никто, кроме меня, об этом не знает. Этим интересуются хорошие люди.

Тогда Фандющенков сказал:

– Я буду до конца предан своей Родине и постараюсь это доказать.

Они крепко пожали друг другу руки. Павел познакомил Фандющенкова с Енюковым. Затем с его помощью были завербованы Константин Никишин, служивший командиром роты, Семен Егоров, являвшийся в полиции вначале командиром взвода, а затем начальником штаба 7-го батальона.

Эти трое, Незымаев и Енюков на одном из совещаний, которое состоялось в кладовой больницы, договорились и дальше выявлять надежных людей в полиции, выдвигать их на командные должности, повышать по службе, укомплектовывать ими расчеты орудий, минометов и пулеметов. Все это должно преследовать цель – подготовить полк полиции для сдачи партизанам. Было также условлено, что о руководстве подпольного центра больше никто не должен знать. Как и прежде, безопасность совещания охраняла Борисова. Кстати сказать, она была засекречена, о ней никто не знал, кроме Незымаева и Енюкова. Такую же роль выполняла и Валя Маржукова.

Летом 1942 года произошли важные события, связанные с покушением партизан на обер-бургомистра Локотского округа полиции, Каминского. Первое покушение было в июле 1942 года, когда группа партизан обстреляла его из засады, но, к сожалению, ему удалось уйти живым. Второе – несколько позже. Разведчик из бригады «За Родину» Аркадий Лешуков, переодевшись в форму солдата власовской армии, со специальной подготовленной электроминой, вложенной в книгу, под видом посыльного гестапо проник на квартиру к Каминскому и книгу лично вручил ему. Расчет был такой: при раскрытии книги замыкаются электроконтакты и происходит мгновенный взрыв. Приняв книгу, Каминский задержал посыльного, а сам стал снимать обертку из белой бумаги, перевязанную шнурком. Здесь же, в комнате обер-бургомистра, присутствовали шесть его сообщников. Разведчик уже не рассчитывал вырваться живым и приготовил имевшуюся у него гранату «лимонку» на случай неудачи.

В эту минуту раздался телефонный звонок. Из разговора можно было понять, что обер-бургомистру нужно срочно прибыть в комендатуру. Завернув обратно книгу, он вышел из дому, сел в машину и на ходу крикнул Лешукову:

– Иди в комендатуру. Ты мне будешь нужен.

Развернув пакет в машине, бургомистр открыл книгу не с лицевой стороны, а с обратной, то есть с той, где была вложена мина. Заметив подозрительную вставку, Каминский выбросил книгу в окно машины, и мина взорвалась на мостовой. Опять мерзавец остался в живых.

Узнав о покушении на Каминского, Комаричская подпольная организация решила использовать этот факт как средство борьбы с изменниками Родины. Было написано несколько анонимных писем обер-бургомистру, в которых сообщалось, что покушение на него было организовано вовсе не партизанами, а начальником Комаричского отделения полиции Масленниковым, что в заговоре участвовали полицейские следователи Гладков и Третьяков, начальник штаба полка полиции Паршин. Эти гады отличались особой жестокостью к населению. Вскоре подпольщики узнали, что предатели были расстреляны самими же предателями по указанию Каминского…

На приеме больных одна женщина сообщила врачу, что враги захватили двух обгоревших советских летчиков, выпрыгнувших из подбитого самолета, и посадили в комаричскую тюрьму. Незымаев решил помочь летчикам. С помощью Фандющенкова он получил разрешение на обследование тюрьмы. Здесь врач дал заключение, что летчикам Старостину и Вишневскому нужно немедленное стационарное лечение.

Через несколько дней оба летчика оказались в больнице. Виктор Старостин был 1921 года рождения, комсомолец, по званию младший лейтенант. Когда вылечился, он был переправлен с помощью Ани Борисовой и Пети Тикунова в партизанский отряд имени Чкалова, а оттуда на Большую землю. Он снова стал летчиком, получил боевую машину и сражался до дня нашей полной победы. Он и сейчас жив-здоров и с благодарностью говорит о тех, кто, рискуя своей жизнью, спас и вернул его в строй.

И таких военнопленных, спасенных коммунистами и комсомольцами подпольщиками, не один десяток. Михаил Тимаков был переправлен в отряд имени Тимошенко, Федор Масагутов, лейтенант-танкист, стал партизаном отряда имени Руднева. Всех не перечесть…

Тем временем подпольная организация все больше проникала в полицейский гарнизон. Завербованный Георгий Малахов, командир артбатареи, получил от Фандющенкова задание готовить к сдаче партизанам артиллерию. В октябре 1942 года такая возможность представилась. При нападении партизан на село Шарово Малахов всю артиллерию сдал без боя народным мстителям. Чтобы избежать подозрения, он сам ранил себя в ногу.

Выполняли задания подпольной организации также Степан Драгунов, оружейный мастер полиции, чьими стараниями оружие в нужный момент отказывало, Иван Стефамовский, Семенцев и ряд других.

В конце октября возник общий план сдачи трех батальонов полиции партизанам со всей боевой техникой и вооружением.

Нужно было сообщить это партизанам. Роль связных была возложена на трех окруженцев, участвовавших в строительстве больничных сооружений. Незымаев обратился к бургомистру с ходатайством, чтобы этих ребят за хорошую работу отпустили к семьям, которые якобы находятся в 30–40 километрах от Комаричей. Бургомистр согласился, пропуска были выданы. Енюков снабдил связных продуктами и, направляя их в лес, сказал:

– Найдите партизанское командование и передайте, что мы готовим сдачу гарнизона полиции. Пусть немедленно присылают к нам связных. Пароль – «Наступает осень», ответ – «Скоро выпадет снег».

Был разработан подробный план операции перехода гарнизона полиции на сторону партизан.

Связные ушли. В кладовой Енюкова вновь состоялось тайное совещание, на котором присутствовали Незымаев, Фандющенков, Енюков, Егоров, Никишин и Кытчин. Последний на совещании был первый раз и проявлял особую активность в обсуждении плана. Было решено: если связь наладится, осуществить переход к партизанам в следующее воскресенье. Когда все разошлись, Незымаев радостно сказал Ане:

– Ну, Аня, мы накануне больших и радостных событий. Праздновать годовщину Октября будем открыто, вместе с партизанами. Если бы ты знала, с каким большим подарком мы придем к празднику! А пока готовь четыре пары валенок, четыре полушубка и, самое главное, побольше ценных медикаментов. Смотри только, не попутай лекарства. Получше этикетки наклей. Все упакуй и спрячь в операционной комнате в шкафу. Смотри, чтобы все было сделано хорошо, остальное все узнаешь в свое время. Я надеюсь, ты пойдешь с нами?

– Конечно! Я очень буду рада вырваться из этого змеиного болота. А дочурку можно с собой взять?

– Можно, можно.

Павел улыбался. Аня видела его таким радостным впервые и думала, как ему идет быть веселым, этому красивому с пышной белокурой шевелюрой и недавно отпущенной клинышком бородкой человеку!

…Подошла суббота, а связных не было. Подпольщики все уже подготовили, дело было только за посланцами партизан.

Аня дежурила в больнице в ночь с субботы на воскресенье (с 31 октября на 1 ноября). Настало утро. Почему-то раньше обычного в больницу пришел Незымаев, усталый, осунувшийся, неспокойный.

– Вы что так сегодня рано, Павел Гаврилович? – спросила Аня.

– Знаешь, что-то тревожно на душе, – ответил он и тут же постарался замять этот разговор. – Иди, Аня, к моим старикам и отдохни, а я здесь останусь. Может, дождемся связных, тебе надо быть отдохнувшей.

День начался как обычно. Подошел обеденный перерыв, и Павел пошел домой. Хотелось кушать, он ведь сегодня был без завтрака. Волнение несколько улеглось.

Когда подходил к своему дому, его догнал полицейский Блюденов и сказал:

– Вас вызывают в полицию.

Приняв этот вызов за обычный – так ведь и раньше бывало не раз, – врач ответил:

– Хорошо, идите. Я сейчас немного перехвачу и приду.

– Нет. Сказали приходить вместе.

Павел посмотрел на полицейского. Все было как прежде. Только на этот раз он почему-то был с винтовкой.

«Да мало ли почему?» – стараясь себя успокоить, подумал Незымаев и вслух сказал своим родным и Ане, находившейся здесь же: – Я скоро приду.

Чем ближе подходил к полицейскому штабу, тем тревожнее билось сердце. У здания полиции стояла машина. Видимо, из Локтя. Возле нее были незнакомые полицейские и гитлеровцы. Когда Павел поравнялся с машиной, его неожиданно грубо толкнули в нее. Теперь было ясно, что все кончено…

Дома мать подготовила обед, поставила его на стол, и он уже остывал, а сын все не возвращался. Аня решила узнать, в чем дело. Пошла в полицию. Навстречу ей попался писарь Минаков, который и сообщил об аресте Фандющенкова, Егорова, Никишина и что сейчас врача тоже арестовали. Аня старалась не выдать себя и быстро возвратилась к старикам Незымаевым. Сообщила им, о чем узнала, и поспешила в больницу. Гавриил Иванович, отец Павла, понимая, что сейчас могут прийти с обыском, зашел в спальню, вытащил радиоприемник и воспользовался единственной возможностью – выбросил его в уборную. Аня застала Енюкова в больнице. Рассказала ему о случившемся.

– Мне надо уходить, – сказал Енюков. – Тебе, пожалуй, можно остаться, ведь ты была у нас в секрете. Оставайся на месте и выполняй обязанности руководителя организации. А теперь, Аня, беги скорее и предупреди об аресте Стефановского, Арсенова и Драгунова. Видно, кто-то предал. Ну, прощай!

Аня ушла выполнять задание, но вдруг вспомнила про радиоприемник. А что если старики Незымаевы не догадались спрятать его? Вначале к ним. Надо уничтожить улики.

Но она не дошла до дома. Ей встретилась машина, из которой спросили, где живет Енюков. Она показала. В это время увидела, что к Незымаевым хода нет. Там полицейские, уже шел обыск. Ничего не найдя, предатели неистовствовали, ставили старика и мать к стенке, грозили убить, требовали показать, где спрятано оружие сына и радиоприемник.

Борисова вновь прибежала в больницу и еще застала Енюкова.

– Александр Ильич! Что же вы медлите? За вами уже машина пошла.

Он бросил все. Захватил список личного состава полка полиции, план огневых позиций и охраны Комаричей, самой станции и ушел. В одном из переулков он натолкнулся на вооруженного полицейского. Хотел побыстрее пройти мимо, но тот его остановил:

– Вы не видели завхоза больницы?

– Это Енюкова, что ли?

– Да, да, Енюкова.

– По-моему, это он совсем недавно пошел вот в том направлении, на Радогощь, – и показал совершенно в противоположную сторону.

Енюков добрался до Бочарова, где его укрыли на явочной квартире Василий Савин и Тикунов. Отсюда он и ушел в лес с партизанской разведкой.

Между тем Аня Борисова старалась успеть предупредить об опасности остальных подпольщиков. Дома застала Степана Арсенова. Тот хотел уйти под видом поездки на мельницу, но был схвачен. Стефановского и Драгунова дома не застала. Они тоже были схвачены на дороге. Успел уйти от ареста Михаил Суконцев, вступивший затем в Дмитриевский партизанский отряд Первой Курской бригады.

Всего было арестовано восемь членов подпольной организации. Из состава этой организации остались на месте и продолжали работать Аня Борисова, Петя Тикунов, Валя Маржукова, Василий Савин (уже пожилой мужчина) и несколько человек из полиции. В силу конспирации тот, кто выдал организацию, не успел полностью узнать ее состава.

Страшным пыткам подвергали арестованных, особенно Незымаева и Фандющенкова. Но они держались стойко, не выдавали друг друга. Ведь документальных улик не было. Но из хода допроса заключенные поняли, что гестапо знает о плане сдачи трех батальонов полиции партизанам и о распространении ими листовок и сводок Совинформбюро. Когда следователи убедились, что никакими пытками не вырвать у арестованных признания, они организовали очную ставку.

Первым был вызван Павел Незымаев. Он еле поднялся и с трудом вышел из камеры на очередной допрос. В кабинете следователь опросил:

– Ну что, Незымаев, все упорствуешь? А зря. Твои дружки уже все рассказали. За это им сохраним жизнь, а тебя придется казнить. Подумай! Если опомнишься и все расскажешь, то останешься и ты жить. Не расскажешь – самого повесим и старикам место найдем на виселице.

– Это все ложь. Я ничего не знаю и, уверен, никто ничего не мог сказать.

– Введите на очную ставку, – дал распоряжение следователь, и в кабинет вошел Кытчин.

Но Павел стоял на своем. Он сказал, что с Кытчиным не знаком и то, что он говорит, это провокация.

Взбесившись, следователь подошел и изо всех сил ударил Незымаева. Он пошатнулся, но не упал. Изо рта сочилась кровь. Он собрал ее во рту и плюнул в лицо следователю. Тот стал бить его, потом вызвал полицейских.

– Эту красную сволочь – на пытки. Получше поправьте ему бородку с шевелюрой, а то не очень красивый будет болтаться на виселице.

7 ноября 1942 года в Локотской тюрьме стояла тишина. Не сбылись мечты подпольщиков этот праздник встретить с победой в рядах народных мстителей. 8 ноября на рассвете Незымаев П. Г., Фандющенков П. В., Никишин К. А., Арсенов С. Т., Драгунов С. М., Стефановский И. И., Егоров С. и Семенцев были выведены из камер со связанными проволокой руками. Они были еще связаны за руки попарно.

Их посадили на грузовую автомашину, принудили лечь на дно кузова лицом вниз и увезли в Комаричи. Здесь уже были приготовлены виселицы. Полицейские согнали на площадь население. Под сильным конвоем к месту казни привели арестованных.

Первым отделили Павла Незымаева и подвели к виселице. Его нельзя было узнать. Бородка была выдрана с мясом. Вместо красивых белокурых кудрей болтались запекшиеся кровавые комья. Он был в изодранной одежде – на одной ноге лапоть, на другой – чуня.

Павел сам подошел к виселице. Когда ему на шею надели петлю, он в последний раз обратил свой взгляд к собравшимся людям и громко сказал:

– Прощайте, дорогие друзья! Верьте, товарищи, скоро придут наши! Фашистские мерзавцы будут изгнаны с нашей земли! А предателям не уйти от народного возмездия! Да здравствует Родина!..

В это время из-под его ног был выбит ящик, виселица покачнулась.

Вторым рядом с Незымаевым повесили Фандющенкова, а потом всех остальных. Как солдаты в бою, умерли верные сыны Родины.

Трое суток висели их трупы для устрашения населения. В скорбном молчании проходили односельчане мимо. На четвертый день в большой воронке от бомбы возле линии железной дороги, на северной окраине поселка, зарыли трупы повешенных.

Родным и близким не пришлось увидеть мужественную смерть героев. Они были арестованы целыми семьями и вместе с малолетними детьми брошены в заточение вначале в Локотскую, а затем в Севскую тюрьму.

Казнь не запугала оставшихся членов подпольной организации. Борьба продолжалась. Подпольная организация помогла партизанской разведке получить точные данные об охране, вооружении и численности войск в поселке и на станции Комаричи. И вот в ночь с 14 на 15 декабря 1942 года партизанские отряды Комаричского и Суземского районов осуществили успешный налет на станцию. В бою было истреблено более двухсот вражеских солдат, офицеров и полицейских, взорваны стрелки, пути, сожжено три вагона с продовольствием, семь грузовых автомашин, выведены из строя две пушки, освобождено из тюрьмы 68 советских граждан. Это был ответ на зверства фашистов.

* * *

Уже много лет минуло с тех пор. Залечены глубокие раны войны. Но не забыты герои, отдавшие свои жизни за нашу победу. Светлую память земляков-подпольщиков чтят и жители Комаричей. На кладбище в одной ограде – рядом две братские могилы, над которыми возвышаются два скромных памятника с пятиконечными звездами на вершине. В одной похоронены бойцы Советской армии, а в другой – подпольщики. Вечную славу и память о скромных героях, павших в боях за Родину, хранят эти дорогие могилы!