Текст книги "Ягге и магия вуду"

Автор книги: Дмитрий Емец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Настя смущенно опустила голову.

– Ишь ты, застеснялась, застеснялась, пичужка! – залучилась улыбчивыми морщинами Ягге. – Садись обедать! Не боись, родная, тут тебя никто не обидит и в обиду не даст!

Дедушка Вурдик тоже засуетился, стал доставать чашки, загремел крышками кастрюлек.

– Будешь пить чай с красными котлетками? Кирюха, приглашай гостью к столу! Чего встал, как столб?

– Лучше просто чай, без котлеток, – быстро поправил я, пока Настя не успела согласиться.

Как я уже говорил, Вурдик был наполовину вампиром, и вкусы у него были соответствующие. Я предпочитал вообще не выяснять, где он пополняет запас своих котлеток. Так было гораздо спокойнее. «Меньше знаешь – лучше спишь», – рассуждал Утопленник.

– Не хотите моих котлеток – и не надо. Мне больше достанется. – Вурдик слегка обиделся, а Настя удивленно оглянулась на меня. Я шепнул ей, что после все объясню.

Ягге налила нам чаю. Это был ее фирменный душистый чай, заваренный с травами. Некоторым травам, если верить, было уже по две тысячи лет. Впрочем, судя по вкусу, сохранились они неплохо.

– Не знаете, что за крик на улице был? Стекло у нас треснуло. Карамора и тот ножи точить перестал, – поинтересовалась она, как-то по-особенному, словно уже ведая все наперед, взглянув на меня.

Я рассказал о голосе из-под земли, который спас нас от Рожи – Костяной Кожи. Ягге с Вурдиком выслушали все с большой озабоченностью.

– Что крикнул голос? – спросил Вурдик.

– «Не трогай их, голова! Они мои!» – тихо повторила Настя.

– И все?

– Все. Но ведь он нас спас!

– Спас-то спас, но еще неизвестно, что лучше. Возможно, все-таки в пасти отрубленной головы сгинуть, – покачав головой, сказала Ягге.

Я непонимающе уставился на бабушку: что за странное пожелание?

– Да, ребята, вам не позавидуешь, – серьезно сказал дедушка Вурдик. – Есть только два существа, которые могут заставить Рожу – Костяную Кожу отказаться от добычи. Это либо Оскаленный Мертвец, либо Красная Рука. От обоих не следует ожидать ничего хорошего. Кто бы из них вас ни спас, он сделал это не за тем, чтобы оказать вам услугу.

– А смерти? Рожа их не боится? – спросил я.

– Не то чтобы боится, но опасается. Кому охота со смертями связываться? Но смерти обычно сразу вступают в бой и начинают размахивать косами. Рычать из-под земли не в их привычках, – хмуро пояснила Ягге.

Настя накрыла ее морщинистую руку своей ладонью.

– Ты нам поможешь, бабушка? – спросила она.

– Ишь ты, какая рука у тебя свежая да белая! И у меня когда-то такая была… Ладно, молодка, погадаю сегодня вечерком. Авось вместе что-нибудь придумаем, – смягчившись, пообещала Ягге.

4

В коридоре послышались тяжелые шаги. Дверь стала сотрясаться от ударов. Одна из досок отлетела, и в кухню просунулась мохнатая лапа, сжимающая наточенный до блеска зазубренный нож.

– Уходи, Карамора! Хуже будет! – крикнул дедушка Вурдик и выпалил в дверь из мушкета.

Мушкет дал осечку. Вурдик насыпал свежего пороха, подул на кремень и выпалил еще раз. От грохота мы все едва не оглохли. Кухня заволоклась белым вонючим дымом.

– Старая гвардия себя покажет! Тряхнул стариной! – поморщился дед Вурдик, пытаясь встать. Отдачей мушкета его сбросило с табурета на пол. Мы с Настей бросились поднимать Вурдика, а потом разгибать его.

– Ну, как я его, бабка? Пиф-паф! В самое яблочко! – похвастался Вурдик, держась за поясницу.

Ягге подошла к плите и подозрительно заглянула в древний котелок.

– Где были твои глаза, окаяшка? Кастрюлю мне прострелил! Такой котелок скифы второй раз не подарят! – возмутилась она, вытряхивая из кастрюли серебряную пулю.

Вурдик стыдливо притих.

Карамора навалился на дверь и, просунув в пролом еще одну мохнатую руку, потянулся к подпиравшей дверь деревянной ноге. Он выглядел порядком голодным: вероятно, у себя в пятом измерении не успел перекусить.

Наше положение было аховое, но тут вмешалась деревянная нога Вурдика. Дрожа от боевого азарта, она вырвалась в коридор и набросилась на Карамору. Квартира заходила ходуном.

– Так его, так! Уррра! – подпрыгивая на табурете, орал дед.

Через некоторое время, прогнав Карамору, деревянная нога вернулась победительницей. На ней были видны следы зубов.

– Виват! Наша взяла! – завопил дед Вурдик, бросаясь обнимать свою ногу.

– Ве…ве… – сказала Настя.

– Что «ве-ве»? – не понял я.

– Ве-весело у вас тут, – выговорила девочка. Она сидела белая как бумага. Только местами у нее на щеках вспыхивали пятна румянца.

– Вот придут Оскаленный Мертвец или Красная Рука, будет еще веселее! – заверил ее Вурдик.

Единственной, кто оценил эту шутку, была его деревянная нога.

Глава IV
СТАРУХА С ЛИМОННЫМ НОСОМ

Ночь. По сырому лесу крадутся двое.

«Кого встречу – задушу!» – говорит один.

«Кого поймаю – прихлопну!» – говорит другой. Идут дальше.

«Смотри, на поляне кто-то спит! – шепчет один. – Задушу!»

«А я распотрошу!» – говорит другой.

Первый лег на землю и пополз, а второй за ним бежит. Подкрались они к спящему.

«Мы тебя убьем! Готовься к смерти!» – закричали.

Проснулся третий. Стали двое с третьим биться, да не справились – костьми легли. Муха оказалась сильнее червяка и муравья.

«Двое в ночи»

1

В полночь Ягге подвела нас с Настей к большому зеркалу. Комнату окутывал зловещий полумрак. Ягге сунула в руку Насте огарок свечи и зажгла его прикосновением пальца. Мы увидели, что зеркало завешено черной простыней.

– Как сдерну простыню, глядите в зеркало, внучки. Что увидите, то ваша судьба будет. Да только не пугайтесь, или затянет вас Зеркалица. Тут и я вас уже не спасу. Готовы?

Сгорбленная Ягге сурово посмотрела на нас из-под косматых бровей. Ее крючковатый нос отбрасывал на лицо зыбкие, желтоватые тени. Седые, совсем белые волосы были встопорщены. В неровном прыгающем свете свечи Ягге казалась древней, грозной ведьмой. Я впервые видел ее такой.

Я кивнул. Чуть помедлив, кивнула и Настя.

– Еще смотри, чтобы свеча не потухла, пока зеркало открыто. Потухнет свеча – и ваши жизни потухнут, – предупредила ее Ягге.

Рука, в которой Настя держала свечу, чуть дрогнула. Шепнув мне на ухо странное, ветхостью веков дышащее слово, Ягге потянула простыню. Черная простыня соскользнула, открылось мутное стекло с длинной трещиной.

Я увидел в темном зеркале колеблющееся пятно свечи. И все. Наших с Настей отражений там не было. Не было и отражения Ягге – старушка загадочно исчезла вместе с черной простыней.

Не отрываясь, мы смотрели в стекло. Настя заботливо прикрывала ладонью дрожащий огонек.

«Сккрррп! Тик-тик! Бамм-мм! Скррр!»

Послышался скрежещущий звук. Оглянувшись, я увидел, что часы, уже несколько лет стоявшие, пошли в обратную сторону.

«Там-там-там-там!»

В комнате один за другим оживали таинственные шорохи. Крышка склепа дедушки Вурдика начала подскакивать, выстукивая траурную барабанную дробь. В окне четко прорисовался силуэт виселицы, с раскачивающимся на ней покойником. Покойник поднял руку, погрозил нам пальцем и немедленно канул куда-то вместе со своей виселицей.

Границы комнаты расступились. Потрескавшееся стекло ожило, сделалось черным и мертвенно неподвижным, как поверхность озера. Зеркало почти исчезло, стало распахнутой дверью в иной мир. Дверью, за которой клубился белый мутный туман. В тумане мерцали серебристые огоньки, они то погасали, то вновь зажигались, расслабляя и завораживая.

– Кирилл! Я тебя двадцать раз звать не буду! Марш завтракать! – требовательно позвал меня из зеркала родной до боли голос, и я вдруг увидел свою мать, протягивающую ко мне руки. Мама была в длинной белой ночнушке, в которой она приходила ко мне в детстве поправлять одеяло.

– Мама? – неуверенно окликнул я.

Мне почудилось, что Параллельный Мир, в котором я находился, был страшным сном, и стоит мне сейчас проснуться, как все исчезнет.

Я поднял уже ногу, чтобы переступить границу, но пламя свечи в ладони у Насти странным образом удлинилось, изогнулось и обожгло мне руку. Ойкнув от боли, я спохватился и понял, что меня заманивает Зеркалица.

Безобразная старуха с лимонным носом была где-то совсем рядом – за гранью зеркала.

– Зеркалица, спорю: этот номер не пройдет! Покажи нам лучше нашу судьбу! – услышал я звенящий от напряжения голос Насти.

– С какой стати я буду вам что-то показывать? Идите сюда и сами посмотрите, сладенькие вы мои! – писклявым голосом откликнулась женщина в белой ночнушке.

Стоило мне услышать этот голос – наваждение исчезло. Теперь я знал точно, что это не моя мать.

– С какой стати? А вот с какой! – твердо сказал я, добавляя к своему требованию то магическое слово, которое шепнула мне Ягге.

2

Лицо Зеркалицы перекосилось от досады, и, обратившись в истаивающую струйку дыма, она исчезла. Мгновение – и зеркало ожило. Картины и лица замелькали в нем, все убыстряясь.

Два скелета передвигали на доске фигурки. Один скелет повернулся ко мне и что-то беззвучно произнес, показывая пальцем на мою голову. Скелеты исчезли, а по коридору, высоко подпрыгивая и щелкая зубами, проскакал черный череп. Не касаясь пола и чуть покачиваясь, проплыли два полупрозрачных привидения. На миг я увидел самого себя с перекошенным от страха лицом. Я пятился от чего-то грозно надвигавшегося на меня. Пятился, не видя, что за спиной у меня глухая стена и отступление отрезано.

Ощутив резь в глазах, я на секунду закрыл их, а когда открыл, то обнаружил, что раздувшееся, синее чудище сидит на железной бочке с надписью «Яд!» и смотрит на нас белыми, без зрачков глазами. На голове у него серебрится горшок.

Вскоре чудище исчезло в зеркальных лабиринтах, и его сменил отрубленный указательный палец. Он сгибался, корчился как червяк и, извиваясь, словно звал нас к себе. А над пальцем, темная, бесформенная, нависла тень Красной Руки…

Настю окружили покрытые инеем мерзляки. «Девочка, отдай нам свое тепло! Девочка с соломенными волосами, согрей нас!» – стонали они. Казалось, спасения нет, еще мгновение – и круг мерзляков сомкнется.

– Эй вы, ледовики, снеговики, или как вас там, прочь! Мальчики, вы не в моем вкусе! – услышал я рядом с собой протестующий крик.

Девочка невольно качнулась вперед, и рука, в которой она держала свечу, оказалась совсем близко от зеркала. Видно, старуха с лимонным носом давно подкарауливала этот момент. В тот же миг из-за рамы метнулась пухлая рука в браслете, схватила ее за запястье и стала затягивать внутрь.

Настя рванулась назад, но Зеркалица была сильнее. Девочка изогнулась, начала терять равновесие. Пламя свечи в ее руке колебалось, чадило в тревоге.

– Иди ко мне, сладенькая моя! Не уйдешь!

– Не-е-ет! Кирилл! Она затащит меня!

Опомнившись, я схватил Настю за руку и стал тянуть назад, отвоевывая девочку у сопящей от натуги Зеркалицы. Теперь она вся видна была в стекле – багровая старуха с носом, желтым и бугристым, как лимон. Она ругалась и плевалась, требуя у меня, чтобы я отдал ей девочку.

– Пус-с-сти! Пус-сс-ссти! – шипела она. – Я поселюсь в ее молодом теле! Не хочу быть старухой! Я всегда мечтала о таких волосах!

– Обойдешься! Хочешь волосы – наколдуй себе парик! – Я уперся ногой в край зеркала, и сантиметр за сантиметром принялся отвоевывать Настю у Зеркалицы. Старуха сражалась, как тигр. До чего же ей не хотелось расставаться со своей добычей!

Я уже торжествовал победу, как вдруг услышал сдавленный крик Насти.

– Кобра! Кобра!

Браслет на запястье у Зеркалицы превратился в змею, которая быстро ползла по руке к дрожащему огоньку свечи.

– Ну вот и все, сладенькие! Теперь вы мои!

– Ягге! Вытащи нас отсюда! Ягге! – завопил я что было мочи.

В тот же миг кобра обвила ладонь Насти и дотронулась до свечи своим раздвоенным языком. Огонек в последний раз дрогнул и погас. Комната утонула во мраке, в котором далеко разнесся ледяной хохот Зеркалицы.

Что было дальше, я уже не помнил.

3

Я очнулся. Ягге, склонившись надо мной, с беспокойством терла мне лоб и щеки мокрым полотенцем.

Обнаружив, что я смотрю на нее, Ягге залучилась добрыми морщинками.

– Очнулся? А я, старая, испугалась. Почитай уж час с тобой вожусь. Все перепробовала, а ты лежишь, как бездыханный!

– Где… Зеркалица?

Мне страшно хотелось пить. Едва помещаясь во рту, распухший язык цеплял сухие губы, будто наждак.

– Как где? В зеркале, где ж еще ей быть, окаяшке носатой! Отбила я вас у этой толстой мымры!

Сжав сухонький кулак, Ягге погрозила стеклу, завешенному черной простыней. Подслушивающая за стеклом старуха с лимонным носом оскорбленно фыркнула.

Вспомнив о Насте, я привстал и огляделся. Девочки нигде не было. От дурного предчувствия у меня закружилась голова.

Ягге легонько толкнула меня пальцем в лоб.

– Что, голубок, нравится она тебе? Втрескался по самые по уши?

– Кто втрескался? – возмутился я, почувствовав, что щеки у меня начинают буреть.

Старушка едва слышно засмеялась, и я понял, что одурачить отставную богиню мне не удастся.

– Что с ней? – спросил я.

– Не тревожься! Раньше тебя очнулась. Так что еще неизвестно, кто из вас девица красная.

Дверь комнаты, скрипнув, открылась, и появились Вурдик, Настя и Утопленник. Несмотря на многочисленные покрывавшие его пластыри, мой братец вовсю ухлестывал за Настей.

– Я еще не рассказывал, что бросился от любви с моста? – разглагольствовал он.

– Ты сбросился с моста? Зачем ты это сделал? – слегка кокетничая с ним, спросила девочка.

– О! – оживился Утопленник, получивший возможность рассказать свою любимую историю. – Мы – я и моя девушка – шли по Кузнецкому мосту. Здоровенный такой московский мост, если кто не знает. Она сказала: «Если любишь – спрыгни!» Я сгоряча и скаканул. И уже в полете понял, что совсем не люблю ее. Но, сама понимаешь, было уже поздно. Нырнул на том свете, вынырнул на этом.

«Вот паразит! Вешает ей лапшу на уши!» – подумал я раздраженно, испытывая желание запустить в него чем-нибудь тяжелым. На счастье Утопленника, ничего тяжелого поблизости не обнаружилось.

– Кхе-кхе! – громко откашлялся я.

Услышав мой кашель, Утопленник сразу все просек и соблаговолил меня заметить.

– О, наш отважный рыцарь прочухался! Какое трогательное и вместе с тем поучительное зрелище! – выспренне произнес он и картинным движением отбросил назад свои длинные космы.

Настя засмеялась. Я не нашелся, что ответить. Почему-то в те минуты, когда нужно быстро пускать в ход язык, я всегда торможу. Когда же наконец придумываю, что ответить, оказывается, что отвечать уже некому и шанс упущен.

– Ну что, будешь вставать или еще покорчишь из себя умирающего лебедя? – продолжал донимать меня Утопленник.

Внезапно лицо Насти, до этого с улыбкой прислушивающейся к нашей перебранке, изменилось. Она подошла к зеркалу и, присев, подняла огарок свечи. Фитилек был глубоко вмят в воск змеиным языком.

– Что теперь будет, Ягге? Это плохо? – спросила она.

Помедлив, старушка кивнула.

– Это скверный знак. Он означает, что ваши жизни висят на волоске и каждое мгновение могут погаснуть, как этот фитилек. И Зеркалица это знает. Так я говорю, лимонноносая? – Ягге чуть повысила голос, обращаясь к зеркалу.

За черной простыней победоносно захихикали.

– Мне нужно тело девчонки! Я поселюсь в нем и буду расчесывать волосики! А девчонке я, так и быть, отдам свое старое тело с желтым носом! – услышали мы писклявый голос.

– Не стану я с вами меняться! Сами сидите со своим носом! – возмутилась Настя.

Черная простыня зашевелилась.

– Отдашь, милочка, еще как отдашь! Еще рада будешь обменяться. На рассвете за вами придет Оскаленный Мертвец. Посмотрим, как вы тогда запоете, сладенькие мои!

Глава V
КОРОЛЬ МЕРТВЕЦОВ

В одной школе был злой директор. Он умер, его похоронили, но он и после смерти продолжал приходить в школу. Зайдет на урок, сядет молча в углу, а в руках черный журнал. Сидит и что-то в журнал записывает, а никому заглядывать не дает: зубами скрежещет.

Однажды он случайно сел спиной к зеркалу, и тут увидели, что в журнале скелет нарисован. Всего одной кости не хватает, а под скелетом надпись: «Когда скелет будет закончен – все умрут!» Стал директор кость дорисовывать, расхохотался синими зубами и говорит:

– Теперь задайте мне вопрос! И знайте, если я на него отвечу, вам всем конец!

Тут одна девочка, у который дедушка был священник, спрашивает:

– Кто сильнее черта?

Зарычал директор, а «бог» выговорить не может. Порвал в клочки черный журнал и сквозь пол провалился.

«Черный журнал»

1

Захлопнув последнюю из магических книг, Ягге швырнула ее на пол. Я никогда не видел старушку такой расстроенной. Она словно постарела на тысячу лет. Вурдик огорченно топтался рядом, опираясь на свою деревянную ногу. Позади, бледный и напуганный, маячил Утопленник.

– Ненавижу чувствовать себя глупой старухой, но так оно и есть. Я глупая беспомощная старуха, которая ничем не может вам помочь, – сказала Ягге.

– Не унывай, бабка! Придумаем что-нибудь! – ободрил ее Вурдик. – У меня есть мушкет и деревянная нога. Я не дам в обиду своих внучков, даже если мне придется умереть!

Его деревянная нога подскочила, демонстрируя готовность к битве.

– Старые вы забияки! – горько сказала Ягге. – Разве вам неизвестно, что Оскаленный Мертвец – повелитель всех мертвых? Одно его дыхание несет смерть.

Мы прислушались. С каждой минутой стекла все сильнее вздрагивали от неторопливых мерных шагов. «Кирилл, Оскаленный Мертвец идет за тобой. Он уже вышел с кладбища. Он несет твой ботинок!» – предупредил сиплый голос из висящего на стене черного репродуктора.

Я покосился на репродуктор. Последняя надежда растаяла. Выходит, Зеркалица не соврала.

– Значит, выхода нет? Мы не сумеем убежать? – спросил я у Ягге.

Старушка положила мне на плечи свои маленькие, почти невесомые руки.

– Голубок ты мой белый! – сказала она дрожащим голосом. – Убежать-то вы сумеете, но Оскаленный Мертвец теперь будет преследовать вас днем и ночью, не зная сна, не ведая усталости. Неделю, месяц, год. Он будет идти за вами, пока вы не выбьетесь из сил, и тогда…

– И что нам делать? Куда бежать? – спросила Настя.

– Эх, лебедь, Оскаленный Мертвец найдет вас повсюду. И крылья б у тебя были – все равно б не улетела. Единственное место, куда Оскаленный Мертвец не прорвется, – это человеческий мир, да разве туда вернешься?

За окном полыхнула мертвенная голубая вспышка, а секундой позже трескуче раскатился гром. Этот ночной гром пробудил в моей памяти подслушанный разговор двух мертвецов.

– Знаю! – воскликнул я. – Пальцы Красной Руки! Если вложить их в отверстия в Ледяном Камне, откроется лестница!

Ягге в ужасе отшатнулась, как если бы я, сам того не ведая, произнес страшную, почти кощунственную вещь.

– Откуда ты знаешь?

– Длинная история. Но скажи, это правда?

Старушка помедлила с ответом. Пытливо посмотрела на меня, на Настю, точно взвешивала: не утаить ли?

– Отпираться не буду: есть дорога в ваш мир. Но если бы ты только знал, что это за дорога. За сто смертей, за тысячу страхов. Потому то, наверное, она и…

– Что? Что потому? – подавшись вперед, жадно спросил я. Мне смутно почудилось, что я нашариваю конец запутанной нити, на другом краю которой разгадка.

Ягге хотела ответить, но не успела.

«Хи-хи… Оскаленный Мертвец уже в соседнем дворе. У него в руках влажный мешок. Он положит в него вас обоих и понесет в свой склеп!» – ехидно сказал репродуктор.

Деревянная нога Вурдика неторопливо размахнулась и так пнула черный репродуктор, что он слетел со стены.

«Ну и глупо! Я только хотел довести до вашего сведения, что Оскаленный Мертвец уже подходит к подъезду!» – злорадно огрызнулся репродуктор.

– Бегите! Бегите!

Ягге торопливо вытолкнула нас за дверь. Тяжелые шаги уже грохотали на лестнице. Вурдик, опустившись на одно колено, заряжал мушкет целой горстью серебряных пуль. Его деревянная нога, готовясь к бою, нетерпеливо постукивала носком об пол.

Зарядив мушкет, Вурдик проверил, есть ли на полке порох.

– Иди сюда, приятель! На этот раз старый циклоп не промажет! – сказал он, взводя курок.

– Спасибо, дедушка!

– Спасибо не булькает! – усмехнулся Вурдик, отпуская свою любимую шуточку. Деревянная нога взлетела и теперь раскачивалась в воздухе, как маятник.

– А пальцы, бабушка? Где нам их искать? – вспомнив, крикнула Настя.

Ягге сняла с шеи серебряный талисман в форме полумесяца и сунула его девочке в ладонь. Это был ее любимый талисман. Прежде я ни разу не видел, чтобы она с ним расставалась. Русалка когда-то рассказывала, что его подарила Ягге ее вещая прабабка, когда той едва минуло пятнадцать.

– Береги его, лебедь красная! Он тебя сохранит и поможет вам. А теперь ступайте! И что бы ни случилось с вами, с нами, помните: я… мы с Вурдиком любили вас как родных!

Взяв Настю за руку, старушка подвела ее ко мне.

– И еще одно, голубица. Обещай мне, что, коли выберешься, не разлучишься с этим пареньком. Не иди против судьбы. Видела я в зеркале: жизни ваши вместе сплетены, как две нити шелковые. Он тебя любит, верь мне, старухе.

Настя удивленно оглянулась на меня. Покраснев, я отвернулся и пробурчал, что вот еще, все это чушь и что никого я не люблю и любить не собираюсь. Признаюсь, в тот миг я был очень зол на старуху, что она меня заложила.

Ягге не стала спорить. Она, как наседка, втолкнула нас в лифт и послала кабину на первый этаж. Серые крапинки в ее глазах грустно поблекли, однако в глазах читалась решимость.

Мы уже спускались, когда сверху раздался оглушительный мушкетный выстрел и яростный рев Оскаленного Мертвеца. Ягге, дедушка Вурдик и его отважная деревянная нога вступили в неравный бой.

2

Мы выскочили на улицу. Многоэтажка стояла на правой ноге, поджав левую под себя. На пострадавшей ноге зиял глубокий укус. Видно, она не сразу пустила Оскаленного Мертвеца внутрь и поплатилась за это.

– Спасибо тебе! Присмотри за Ягге и Вурдиком! И не давай Двуголовику слишком зазнаваться! – крикнул я ей.

Многоэтажка на Тиранозавриных Лапах слегка шевельнула больной ногой, что в равной степени могло означать как приветствие и прощание, так и обещание беречь бабушку и дедушку.

Внезапно дом вздрогнул. Страшный рев эхом разнесся по этажам и пустым площадкам. Одно из выходящих на улицу стекол брызнуло осколками, и наружу вылетела деревянная нога. Верная нога была вся изгрызена, однако боевого задора не утратила и, кувыркнувшись несколько раз в воздухе, вновь устремилась в атаку.

Звуки боя понемногу смолкали. Должно быть, безошибочное чутье подсказало Оскаленному Мертвецу, где мы, и теперь он торопился спуститься, не тратя времени на Ягге с Вурдиком. Я надеялся, что они не пострадали.

Я выкатил гробульник и поспешил завести его, радуясь, что сегодня не пожалел времени на ремонт. Гроб скрипел, дрожал, однако завелся почти сразу – зажигание было в полном порядке.

– Вскакивай сзади и держись! – велел я Насте.

Упрямая девчонка замотала головой.

– Спорю, что не сяду больше на эту штуку!

– Спорю, что сядешь. А не сядешь – познакомишься с королем мертвецов, – раздраженно сказал я.

Настя на мгновенье задумалась. Видно, ей не слишком хотелось уступать, но делать было нечего.

– Ладно, сяду! Хотела бы я знать, почему я тебя слушаюсь? Мало мне было один раз кувыркнуться с твоего самоходного кошмара! – проворчала она, забрасывая на гроб ногу и крепко хватаясь мне за пояс.

Вспоминая слова Ягге, что наши судьбы теперь сплетены вместе, как две шелковые нити, я вывел скрежещущий гроб со стоянки.

Дверь подъезда распахнулась. Чуть притормозив, я обернулся и увидел замерший в проеме обрюзгший бесформенный силуэт. Почему-то я представлял себе Оскаленного Мертвеца тощим и длинным, он же вообще ни на что не был похож и весь был как расплывшаяся смердящая клякса. Он не был даже очень крупным, едва ли больше Студенца или Душилы-Потрошилы.

Горсть серебряных пуль Вурдика, выпущенная почти в упор, не причинила королю мертвецов никакого вреда. Это меня не удивило: уничтожить такое чудовище совсем не просто.

– Не сметь убегать! Вы принадлежите мне! – услышал я низкий клокочущий рев.

– Он зовет нас. Ты не будешь останавливаться? – звенящим шепотом спросила Настя.

– Остановиться? Я что, душевнобольной? За кого он нас, интересно, принимает: за добровольные консервы? За котлеты-камикадзе? – насмешливо фыркнул я. Теперь, когда мы сидели верхом на гробульнике, я был уверен, что сумею оторваться.

– Не надейтесь спастись! Вас все равно приведут ко мне! Я напущу на вас всех покойников, всех мерзляков! – грозно забулькал повелитель мертвецов.

Не прислушиваясь к его угрозам, я вывел гробульник на дорогу и, молясь, чтобы он не заглох, погнал его по проспекту Двенадцати Висельников. При одной мысли о том, куда мы едем, волна жути пробегала по коже и ледяной рукой стискивала горло.

3

Возле кладбищенских ворот гроб на колесиках заглох. Сколько я ни дергал за кисть и ни крутил рукоятку, изнутри доносилось лишь глухое дребезжание.

Почти сразу рядом притормозила машина с человеческими ногами вместо колес. Ее черное стекло опустилось. На водительском сиденье никого не было, только за руль крепко держались две желтые хирургические перчатки.

– Что, браток, сломался? Давай твою девчонку подброшу, – предложил глухой голос, и задняя дверца машины распахнулась.

Я торопливо сгреб горсть песка и бросил ее в машину с человеческими ногами. В тот же миг дверца захлопнулась, а машина, глухо захохотав, растаяла в воздухе.

– Кирилл, что это было? – с испугом спросила Настя, все еще сидевшая на крышке моего гробульника.

– А, обычная машина-призрак… Приманка для идиотов. На нее уже лет пять никто не ловился, – снисходительно объяснил я.

– Да? А что бы было, если бы я в нее села?

– Ничего бы не было.

– Как это ничего? Совсем? – не поверила она.

– Ага, совсем! В самом полном смысле ничего: ни машины, ни тебя. Машина бы сгинула, и ты вместе с ней, – сказал я.

Моя спутница испуганно посмотрела на то место, где недавно стояла машина с человеческими ногами. Я еще раз дернул за кисть и, прислушавшись к звуку, покачал головой:

– Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны! У нас накрылся кровораспределитель.

– Крово…распределитель? – с ужасом запнулась девочка.

Я взглянул на нее с раздражением. Что за дурацкая привычка все время переспрашивать? Ну да, разумеется, кровораспределитель. Как, по-вашему, может называться деталь, которая качает кровь в сердцебюратор? Хорошо еще, что она не видела, как выглядит моторная часть моего гробульника и на что она похожа. (При одной мысли об этом я даже усмехнулся.) И угораздило меня только в нее влюбиться! Впрочем, любовь, как известно, зла.

– А ты думала, на чем мы едем? На лимонаде? На мармеладках? – поинтересовался я.

Чурилова поспешно спрыгнула с гроба.

– Брр, как ноги затекли! – пожаловалась она, поправляя очки. – Была хоть одна колдобина, которую ты пропустил? Спорю, что не было!

– Тут дороги такие. Можно подумать, ты встречала где-то гроб с рессорами, – парировал я.

Я всегда выхожу из себя, когда ставят под сомнение мое гробайкерское мастерство. На колдобины мы, видите ли, наезжали! Знала бы она, от скольких черных пятен мне пришлось уворачиваться, не говоря уже об автобусе с красными шторками!

– Еще неизвестно, где лучше ехать: на гробу или в гробу. Ну да ладно, забыли… Что это за симпатяжное местечко, в которое мы прикатили? – Моя спутница кивнула на ограду, на остриях которой через равные промежутки висели черепа. Из их пустых глазниц бил яркий сиреневый свет.

– Кладбище, – сказал я.

– Кла… – Чурилова побледнела, но справилась с собой: – Отличное место, чтобы погулять с девушкой! Ты всегда выбираешь его для свиданий?

– Угу, – подтвердил я. – Могу тебя еще кое-чем порадовать. Мы направляемся не куда-нибудь, а к Черному колодцу. Вот только проблема: как быть, чтобы мертвецы нас не заметили? Глупо быть сожранными в самом начале путешествия.

Внезапно рядом раздался оглушительный чих, заставивший Настю подскочить в самом буквальном смысле этого слова.

– Ааапчхи! Наденьте балахоны! В балахонах… аапчхи… мертвецы вас не увидят! А если и увидят, то примут за своих. И не вставайте в полоски света, которые бьют из черепов… пчхи…

– А г-где мы возьмем балахоны? – озираясь, спросил я.

Терпеть не могу разговаривать с теми, кого не вижу. Пускай Утопленник утверждает, что у меня нет воображения, все равно я предпочитаю смотреть на того, чьим советам следую.

– У тебя что, гробайкер, бельмо на глазу? Ну так и быть: если ты разуешь глаза и посмотришь на ограду кладбища слева… Еще левее!.. Ааапчхи! Да поворачивай же свой кочан! Боже, с кем я связался?! Какое лютое невезение! Ну скажите, хоть раз в жизни я мог достаться спокойному, сообразительному, уверенному в себе существу, которое не тормошило бы меня по пустякам?

– Ты кто? Невидимка?

Голос возмутился.

– Кто невидимка? Я? Я? Да ты на меня сейчас таращишься, как баран на новые ворота, и таращился три тысячи четыреста два раза до этого! Вот видишь, я все сосчитал! У меня отличное математическое мышление. Я стал бы великим ученым или алхимиком, не будь я в душе философом-эпикурейцем.

Сообразив наконец, откуда идет голос, Настя схватилась за истертый полумесяц, висевший у нее на груди на кожаном шнурке.

– Ты талисман? Подарок Ягге? – неуверенно спросил я.

В ответ из талисмана полились оглушительные звуки марша.

– Уррра, господа! Он угадал! Ну, скажите, разве он не милашка? Всего-навсего с трех тысяч четыреста третьего раза! Урра! Рукоплещите же, почему я не слышу ваших рукоплесканий? – язвительно завопил он.

– Но почему ты раньше молчал?

– Кто молчал? Я? Я не молчал! Мы с Ягге общались мысленно… Так ты идешь за балахонами или будешь кормить кроликов?

– Каких кроликов? – не понял я.

– Это я уж не знаю, каких. Если тебе мерещатся кролики, значит, не надо хрумкать так много моркови, – заявил талисман и первый захихикал, очень довольный своей остротой.

Вконец запутавшись, я затряс головой. «Возможно, Ягге подарила нам хороший талисман, но что с чувством юмора у него туговато – это точно!» – подумал я.

Проскользнув между лучами, бьющими из черепных глазниц, я подошел к ограде кладбища и, подпрыгнув, сдернул с нее два балахона. Один я надел сам, другой протянул Насте.

– Вообще-то они могли быть и почище! И пахнуть получше! – поморщилась она.

– Не хочешь надевать – не надо! Не надо! Не надо! Мертвецы тоже должны кушать! Эй, куда ручонки потянула, глупая девчонка! А ну повесь, где взяла! Ты ведь, кажется, была недовольна! – оскорбленно завопил талисман.

Чурилова торопливо натянула балахон. Ее светлые волосы скрылись под грязным капюшоном, а фигурка, на которую мне так нравилось смотреть, затерялась в глубоких складках. Теперь с виду это была типичная мертвячка, вышедшая прохладной ночкой побродить под луной. Впрочем, убежден, что и сам я выглядел соответственно.