Текст книги "Лед и пламя Тартара"

Автор книги: Дмитрий Емец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Ощутив, на чьей стороне сила, божок ростовщиков мгновенно сбавил обороты и стал уклончиво-подобострастным, как Тухломон.

– Я необидчив! – произнес вкрадчивый голос из-под «молодой» маски Двуликого. – Не хочешь клясться – не надо. Наша сделка все равно имеет силу, поскольку ее условия озвучены.

– Бред! – сказала Ирка и, уже не скрываясь, взяла с полки шар с кораблем. Вода осталась спокойной, подчеркивая ее правоту.

Двуликий тревожно уставился на шар.

– Умная. Неужели сама догадалась? Признавайся, кто тебя научил? – процедил он.

Невидимая руна, защищавшая Ирку от подзеркаливания, вновь накалилась.

– Неважно. Когда ты покупаешь в магазине бейсбольную биту, тебя же не спрашивают, кто посоветовал тебе купить именно биту, а не волан для бадминтона! – с вызовом сказала Ирка.

Получи, фашист, собственную гранату! Двуликий, против которого обратили его же аргумент, с досадой дернул головой.

– Ну неважно! Ты умная, я умный. У умных людей всегда есть, о чем побеседовать. Итак, валькирия, ты приносишь мне дарх Арея, а я уничтожаюстарый договор. Если же нет, то сама понимаешь... Я повторять не буду. Вернешься на коляску, девочка, и очень скоро! – заявил он.

Стекло в руке в Ирки разогрелось. Она увидела, что вода внутри шара закипела, захлестнула мачту корабля. Ничего себе легкая рябь! Ирка с вызовом улыбнулась. Человек, который стоит спиной к обрыву, не может отступать. Его спасение в наступлении.

– Так, значит, старый договор вы уничтожаете? Прекрасно. Тогда подарите мне перчатку! – сказала Ирка.

Двуликий Аа повернулся к ней бородатым лицом.

– Какую перчатку? – спросил он.

– Вашу.

– Зачем?

Ирка молчала. Двуликий Аа правильно истолковал ее молчание.

– А, ну да... Когда вы покупаете в магазине биту... – пробормотал он.

– Так что же перчатка? Я жду! – настаивала Ирка.

Их взгляды скрестились. Двуликий Аа заколебался. Посмотрел на шлем, на Ирку, снова за шлем. Было заметно, что он торопливо взвешивает. Если он отдаст перчатку, от обещания будет уже не отмахнуться.

– Ну хорошо, хорошо... Почему бы и нет? – Двуликий Аа потянул с руки перчатку.

– Если вам несложно, с левой руки, – мягко сказала Ирка.

Последствия этой простой просьбы были непредсказуемы. Взбешенный Аа зашипел. Сорвав перчатку, он попытался швырнуть ее Ирке в лицо. Не задумываясь, валькирия сделала мгновенное, почти неуловимое движение копьем, и перчатка повисла на его сужающемся наконечнике, пробитая насквозь. Двуликий покачнулся. Ирка увидела, как на серебряной маске, на лбу, внезапно выступила крупная капля черной крови, больше похожей на смолу. Она смотрела на нее, как завороженная.

Двуликий Аа медленно поднял руку и коснулся лба. Кровь расползлась по ладони. Но и на лбу она не исчезла. Там, где была прежде капля, теперь бежал ручеек. Двуликий схватился за стену и, оставляя на дереве след, сполз на пол. Ирка выронила копье, на острие которого продолжала трепетать перчатка.

– Ты не понимаешь, что наделала, безумная! Ты все равно выполнишь свою часть сделки, потому что... – прохрипел божок ростовщиков.

Двуликий не договорил. Серебряные маски глухо ударились об пол. Тело вздрогнуло и затихло. Ручейки черной крови гневно потекли к Ирке, стремясь коснуться ее ног. Однако шлем валькирий, который все еще был на Ирке, не допустил их. Черная кровь зашипела и, пузырясь, втянулась в щели между досками.

Ирка завизжала. Тело исчезло. На полу остались лишь серый плащ, покрытый рунами жезл и две серебряные маски. Ирка все смотрела на них и никак не могла отвести взгляд. Из соседней комнаты, хватаясь за стены, прибрел Антигон. Он был еще слаб. Булаву он волок за собой по полу. Когда требовалось перетащить ее через порог, булава зацепилась, и кикимор едва не упал. При этом он даже не осознал, отчего споткнулся и оглянулся в крайнем недоумении. Сознание его продолжало пребывать под властью рунного жезла.

– Кто обидел мерзкую хозяйку? – произнес Антигон заплетающимся языком, тупо оглядывая комнату.

Ирка набрала в грудь воздух для нового визга, когда с гамака за ее спиной кто-то негромко сказал: «Кхе-кхе!» Ирка резко повернулась. В ее гамаке не без удобства разлеглась...

– Аида Плаховна! – воскликнула Ирка.

Мамзелькина мрачно отхлебнула из фляжки. Прополоскала рот. Проглотила.

– Наворотила ты делов, пчелка недодавленная! Сказано тебе было русским языком: согласись, но клятв не давай! Перчатку взять надо было. А что теперь станешь делать? – сказала она.

Ирка с ужасом уставилась на перчатку, которая обвисла на копье, как мертвый голубь. Мамзелькина посмотрела на маски и жезл. Нетерпеливо прищелкнула пальцами, притянула их к себе и убрала в свой старый рюкзак.

– Славный удар, пчелка! Двуликого можно было поразить только так, в перчатку, когда он этого не ожидал. Левая перчатка – единственное, что было у него уязвимого. Ты сделала все, как по нотам! Даже моя коса не справилась бы лучше!

– Я его убила! Он бросил в лицо перчатку, а я... я... – Ирка сглотнула.

До нее только сейчас начинал доходить смысл того, что она совершила. Все оказалось безумно просто. Короткое резкое движение копьем и нечто живое, стоящее перед ней вот так вот, близко, становится неживым... Ей вновь захотелось завизжать.

– Цыц! – грубо одернула ее Мамзелькина. – Кого ты убила-то? Никого ты не убила! Это ж языческий бог, он бессмертен! Его можно изгнать из человеческого мира, можно лишить тела и сил, но окончательно убить нельзя!

Ирка недоумевающе уставилась на рюкзак Аиды Плаховны. Она и верила, и не верила.

– Да, разумеется, это был ослабленный языческий божок, – болтливо рассуждала Мамзелькина. – Мелкий комбинатор, которому давно не приносили жертв. Но твой шлем он выжулил честно. В рамках закона во всяком случае. А что делаешь ты? Отсылаешь бедолагу прямым экспрессом в Нижний Тартар. Ждут его там, как же! Тысячу лет ему теперь оттуда не выбраться! – Аида Плаховна хихикнула.

Она умела ценить нелепые ситуации. Лишь они разнообразили ее привычный, расписанный как по нотам быт. Покосила – хлебнула из фляжки. Покосила – хлебнула.

– И что теперь? – спросила Ирка.

– А ничего! Поздно, милая, чесать в затылке, когда голова лежит у тебя на коленях! Теперь уж сама не знаю, что будет... Договор-то на шлем незнамо где, и срок подходит. Не вижу я судьбы твоей, лань моя недостреленная. В тумане она! – голос Аиды Плаховны вновь стал жестким, как подошва ботинка.

Ирка ждала. Она ощущала, что последнее слово еще не сказано. И не ошиблась.

– Да, между прочим, голубка, вот тебе подсказка! Его перчатка, хоть и пробитая, у тебя, и, следовательно, ваша устная сделка с Двуликим, если вы успели о чем-то договориться, в силе! А в Тартаре он сам или нет – какая разница? – сказала Плаховна. Она прищелкнула языком и растаяла.

Ирка смотрела на пустой гамак, который продолжал раскачиваться. Она подумала, что никогда теперь не сможет в нем уснуть.

Глава 5
СВОЕВРЕМЕННОЕ БЕГСТВО КАК ФОРМА ПОБЕДЫ

Жил-был человек молодой и приятный. И все у него было хорошо: и женщины любили, и деньги умеренно водились, и не дурак вроде, да только вот сверлило его что-то. Грызло.

«Это оттого, что таланта у меня нет, – говорил он себе. – Дай-ка я ногу променяю на талант! Без ноги еще туда-сюда жить можно, а без таланта...»

И променял. Осталось у него две руки, одна нога и один талант.

Пожил он некоторое время со своим талантом, а покою все равно нет. Мучает что-то, не дает спокойно жить...

Променял другую ногу. Не стало у него ни одной ноги, зато удвоенный талант. Женщины не любят, денег нет, работы нет – зато какой талантище. Им и греется. Да недолго грелся. Снова чувствует: не то. Сверлит, томит, сосет...

Дурацкое дело нехитрое. Променял он руку на талант. Живет урод уродом, с одной рукой, зато с тремя талантами, высшими ценностями подпитывается. Стихи пишет, рисует, симфонии сочиняет.

Пожил он так пару лет, а потом как-то плюнул сгоряча: «Да ну вас всех!», махнул оставшейся рукой и ее тоже променял. Почти гений стал. Писать не может, рисовать не может, зато «Времена года» Чайковского до последней ноты высвистывает...

Посвистел так недельку-другую да и сгинул. Туловище променял, а оставшаяся голова от тяжести таланта под землю ушла. За уши не вытащишь.

Притча о таланте

– Даф, кто это? – спросил Мефодий.

Он испытывал сильное желание вытянуть меч из ножен и разобраться с назойливыми плоскими существами, похожими на кучи тряпья.

– А, не грузись! Всего лишь изголодавшиеся вампиры! – вместо Дафны ответила Улита.

– Разве вампиры такие?

– Да всякие они. Эти-то вообще вроде мавок... – заметила ведьма.

– Мавок?

– Ну да. Биовампиры такие, довольно приставучие. Мавки кровь не особо любят. Они все больше энергию тянут. Своей-то нет. Ты встречал когда-нибудь людей, которые нарочно доводят тебя, чтобы подзарядиться? Насосутся и хотят довольные?

– Ну, – кивнул Меф, осторожно умолчав, что сам одно время поступал так.

Улита удовлетворенно улыбнулась.

– У мавок тот же расклад. Чем больше ты сейчас будешь злиться на этих уродов, тем сытнее их накормишь. А мечом размахаешься – тут они вообще так обожрутся, вовек не отвяжешься.

– Выходит, их и прогнать нельзя? Так и будут за тобой тащиться? – озадачился Меф.

Ведьма остановилась и снисходительно похлопала его по плечу.

– Есть один отличный способ! Когда у тебя хотят попросить денег взаймы, опереди и попроси сам!..

– Как это?

– Смотри и учись!

Улита решительно направилась к серым урчащим фигурам и присела рядом на корточки.

– Привет, ребята! Я девушка неместная и очень голодная! Дайте вашей энергии хлебнуть, а? – спросила она с широкой улыбкой.

Мавки засопели, переглянулись и быстро стали отползать.

– А ну стой, куда? А девушку угостить? Ну хоть глоточек! – крикнула им вслед Улита. Мавки поднажали и поползли вдвое быстрее.

Улита некоторое время гналась за ними, а затем вернулась к Мефу.

– Ну как? Принял к сведению? – спросила она.

– Они что, тебе поверили?

– Почему нет? Главное – правильным образом настроиться психологически! Уверенность должна быть не только на языке, но и в сердце. Такие мелкие вампирчики ее сразу ощущают и рвут когти. Кстати, при известном желании опытный темный маг (а страж и подавно!) действительно может высосать любую мавку. Ам! – останется одна шкурка, как от помидора! – хищно сказала Улита.

Меф уважительно внимал. Ведьма быстро и наблюдательно скользнула взглядом по его лицу и, внезапно схватив Мефодия и Дафну за локти, быстро потащила их под защиту раскидистого дерева.

– Тшш! Ложимся и лежим!

– Что случилось? – спросил Меф.

– Не вскакивай! Лежи тихо!

– Улита, в чем дело?

Ведьма быстро подняла голову, кого-то высматривая. Затем взглянула на маленькие часики, подарок Эссиорха, и с досадой зацокала языком.

– Никогда с ним такого не было! Странно, очень странно! – пробурчала она.

– Что странно?

Меф тоже попытался выглянуть, но Улита впечатала его носом в землю прежде, чем он кого-то разглядел.

– Тише рыпайся! Брачный сезон бегемотов еще не начался!

– Кого ты там увидела?

– Нашего связного. Он явился на минуту раньше времени. У нас так не принято. И Арей куда-то пропал! Плохой знак! – нервно сказала ведьма.

– Кончай интриговать! Что там такое? – начиная беспокоиться, спросил Меф.

Улита вновь быстро взглянула на него.

– Ну хорошо!.. Видишь вон того ведьмака?

Она, наконец, позволила Мефу выглянуть. Он рассмотрел за покосившимся заборчиком огромного ведьмака с вислым носом, с зеленой кожей на лице. Ведьмак стоял, покачивался и огромным мачете потрошил подвешенную за задние ноги кошку. Судя по тому, как кошка выглядела, околела она уже давно.

– Это и есть наш связной? У него такой вид, будто он раз в жизни выпил и с тех пор только опохмеляется, – усомнился Меф.

– Так и должно быть. Мужик работает давно. Если его принимают за алконавта, что ж, ему же лучше! – ответила Улита серьезно. – И кошка вроде как неправильно висит. Должна лапами к забору... В общем делаем так. Ты подходишь к нему и говоришь пароль. Если что не так, мы с Дафной тебя прикрываем. Другого способа выяснить, запалилась явка или нет, я не вижу. Усек?

– А если там засада? – спросил Меф.

Улита многозначительно посмотрела на рукоять его меча.

– Сам соображай. Если умрешь героем, Даф тебя не забудет. Что до меня, то минут пятнадцать и я, пожалуй, поплачу. Ну, удачи, ступай!

Меф встал и, продолжая прятаться за деревом, проверил, легко ли вынимается меч. В рукаве на всякий случай припас заговоренный кинжал. Улита серьезно наблюдала за его приготовлениями.

– Готов? – спросила она сурово.

– Да. Какой пароль?

– Чунтыре слюмзика зашпыняли имбицилтессу, – произнесла Улита с непроницаемым лицом.

– Ты что, издеваешься?

– Увы, нет. Пароли выдумываю не я.

– А кто?

– Неважно. Повторяй!

– Четыре слямзика зашпыняли имбицилтессу!

– Какие «четыре»? Чунтыре! И не слямзики, а слюмзики! Смотри не перепутай, а то решат, что ты подосланный казачок! – поправила Улита.

Меф быстро взглянул на Дафну, точно прощаясь с ней, и, опустившись на землю, беззвучно пополз к ограде. У ограды он присел на корточки и стал отряхивать с груди землю, пока не вспомнил, что в личине мертвяка этот штрих лишь добавит ему достоверности.

– Пора! – сказал Меф.

Не позволяя себе раскачиваться, Буслаев одним прыжком перемахнул через забор, оказавшись от ведьмака даже ближе, чем сам того ожидал. Вислоносый ведьмак от неожиданности отступил на шаг, загораживаясь кошкой и выставив вперед мачете.

– Чур меня! Чур! – забормотал он тревожно. – Кошка, спроси у мертвяка: зачем он вылез из могилы?

«Опытный! К мертвяку напрямую не обращается!» – подумал Меф и, готовый при первом же подозрительном движении метнуть кинжал, отчетливо произнес:

– Чунтыре слюмзика зашпыняли имбицилтессу!

Глазки ведьмака округлились. Он взглянул на Мефа из-под кустистых бровей с крайним недоумением. «Хорошо притворяется! Профессионал!» – оценил Мефодий.

Ведьмак продолжал осторожно пятиться, держа наготове мачете. Меф истинным зрением всмотрелся в мачете ведьмака, проверяя, не артефакт ли это. Мачете был самый обычный, даже, пожалуй, тупой. Никаких подозрительных свечений, никакой режущей ауры – просто большой нож.

– Чунтыре сля... тьфу... слюмзика зашпыняли имбицилтессу, – старательно выговорил Меф.

Недоумение на лице ведьмака усилилось. Его нос провис почти до подбородка.

– Че-е-его-о, какую имбицилтессу?.. Кошка, спроси у мертвяка: чего он хочет?

Меф еще раз повторил. На этот раз почти безнадежно. Бело-желтые патлы ведьмака задымили от гнева. Он ломанулся в избушку, отбросив по дороге мачете, малополезный в серьезной битве с мертвяками. Когда он вернулся, в одной руке у него был осиновый кол, в другой он продолжал держать за хвост дохлую кошку.

– Кошка, передай гаду: порешу всех попало, никого не имея в виду лично! – бессвязно орал ведьмак.

Он споткнулся, уронил кол и, всхлипнув от гнева, швырнул в Мефа кошкой, предварительно раскрутив ее за хвост. Пролетевшая по дуге кошка обдала Буслаева сладковатой вонью.

Меф еще раз взглянул на кошку, на воющего ведьмака, на горевший во дворе костерок, над которым висел котел, на покосившуюся избушку, где совершенно точно не было никакой засады, и, все внезапно поняв, с воплем бросился к Улите.

Ведьма каталась от хохота так, что помяла весь кустарник.

– Как успехи, слюмзик? Зашпынял имбицилтессу? – поинтересовалась она, едва выговаривая слова.

Меф кинулся душить ее. Ведьма не сопротивлялась.

– Ну-ну, не увлекайся! У взрослых толстеньких тетенек тоже должны быть свои развлечения!.. Кто же так душит? Скрести руки и дави вниз, а еще лучше сбегай за подушкой! Возьми напрокат у Отелло. Дешево и сердито! – посоветовала она.

Все это было так нелепо, что Меф отпустил ее. Какой-то новый звук заставил его обернуться. Рядом, закрыв лицо руками, почти беззвучно, с прорывающимися повизгиваниями, смеялась Дафна. Меф посмотрел на Дафну, на Улиту и тоже стал хохотать.

Первой успокоилась ведьма. Или, точнее, ее успокоили. Неожиданно Улита поморщилась, как от сильной зубной боли, и ткнула пальцем в низкое одноэтажное здание, вросшее в землю. «Вампирня „Прокушенная артерия“, – значилось над входом.

– Арей там! – заявила она.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что он нас зовет! И даже очень громко! – сказала Улита, касаясь указательным пальцем своего лба. – Терпи, бабулька с клюкой, твои внучки уже идут!.. Ой, не надо топтаться у меня в мозгах! Уже и пошутить нельзя!

У входа в заведение Мефодий остановился, разглядывая бумажку, выведенную на обычном струйном принтере. Вот только струи, по ходу дела, были совсем не чернильные.

«Осторожно! Рож-контроль осуществляется непосредственно дверью. Мертвякам вход только в дневное время. Вампиры, оборотни и др. – круглосуточно. Физические разложенцы не допускаются».

– Ясен пень, что не допускаются! Никакой справедливости. Зато моральные и нравственные разложенцы небось могут шастать стадами и толпами! Никто им слова не скажет! – заявила Улита, решительно толкая заговоренную дверь.

Шагая следом за ней, Меф засомневался, пустит ли его дверь и не сочтет ли разложенцем, однако проблем не возникло. То ли надпись имела запугивающий характер, то ли магия двери сумела проникнуть под личину и опознать настоящего Мефа под маскирующей оболочкой.

В вампирне было шумно. Никто не обратил на вошедших внимания. Лишь два-три завсегдатая скользнули по ним равнодушным взглядом. Арей скромно примостился в дальнем углу, лицом к двери.

– А, вот и вы! А дольше тащиться нельзя было? На конкурсе скороходов вас застрелили бы еще на старте, – сказал он, не называя никого по имени.

– Мы изучали быт имбицилтесс! – не моргнув глазом, сказала Улита.

Арей хмыкнул. Настроен он был вполне благодушно.

– Ну хорошо, об этом позже... А пока проверка наблюдательности. Меф, кто тут опасен тебе как бойцу? Действительно опасен?

– В вампирне?

– Да, в ней.

Меф осмотрелся. Две старые безобразные ведьмы ели полусонных ос, вынимая их прямо из обкуренного гнезда. «Нет, не эти», – подумал Буслаев и стал осматриваться дальше.

В углу за изрезанным ножами столом четыре свежих мертвяка из новообращенных вампиров играли в карты. Трое выглядели неплохо, без видимых ран и повреждений, и лишь у четвертого в спине было около десятка пулевых отверстий. Все мертвяки были здоровенные, с бычьими шеями. Они шумно сопели и стаканами хлестали кровь, по неопытности мешая положительный и отрицательный резусы. Типичные братки из лопухоидного мира, которым чуток не повезло. Кто-то оказался немного шустрее или, возможно, просто нажал на курок первым. Но мертвякам-вампирам и здесь было явно неплохо. Они галдели и стучали стаканами по столу, требуя еще крови.

«Эти? Неслабые ребята», – подумал Меф, продолжая озираться.

У стойки о чем-то негромко шептались два бабая и гандхарв. Опасная публика. Рядом скуластый, до глаз заросший алконавт трясущимися руками отсчитывал дырки от бублика, чтобы расплатиться за очередной стаканчик. Лицо у него было красное, обожженное. Глаза воспаленные. Бармен, шустрый, разбойничьего вида вампир с серьгой в ухе и кустарно заштопанной ножевой раной на левой щеке, наблюдал за его усилиями с понимающей усмешкой. Оно и понятно, постоянный клиент.

В стороне, за отдельным столиком, скромный мужичонка, похожий на огородника, ковырял вилкой салат. Довольно странная еда, учитывая место, где он находился. Аппендикс в его тарелке выглядел бы здесь куда органичнее.

Пока Меф размышлял, жирный мопс, под личиной которого скрывался Депресняк, внезапно подпрыгнул метра на два и, повиснув на светильнике (тележное колесо с десятком негаснущих свечей из жира висельников), стал раскачиваться вместе с ним. Бармен тупо уставился на него. Ему впервые приходилось видеть такую шуструю собачку.

Дафна вскочила на стол и отодрала Депресняка от лампы.

– Не обращайте внимания! Моего мопсика сглазили, а вообще-то он ужасно неуклюжий, – сказала она, искусственно улыбаясь.

Демонстрируя свою неуклюжесть, Депресняк пробежал по стене, по потолку, оттолкнулся лапами и с быстротой полтергейста уволок сушеную рыбину со стола у вампиров. Четыре ножа, которыми его атаковали, впустую вонзились в столешницу.

А мопс уже, мурлыкая, пожирал рыбину под ногами у готовой провалиться под пол Дафны.

– Так кто тут опасен? – нетерпеливо повторил Арей.

– Мужичонка-огородник, – сказал Меф, с сомнением погладывая то на вампиров, то на гандхарва с бабаями. Они казались ему куда круче, однако в вопросе Арея явно был подвох.

– Какой еще огородник? – не понял Арей.

– Да вон тот! Салатик ест.

Барон мрака посмотрел и фыркнул.

– Так тебя салатик смутил? И чем же он так опасен, поедатель-то салатиков?

– Собранные движения. Не бросается в глаза, не привлекает внимания. Вид скромный и безобидный. В общем личность явно непростая. С двойным дном, – пояснил Меф.

– Ясное дело, что с двойным. Наемные маги-отравители все такие. И все почти вегетарианцы, чтоб чутье на яды не отбивать. В общем обедать с ним я бы не садился и ужинать тоже, – заверил его Арей. – Однако речь не о нем!

– А о ком?

– Хочешь правильный ответ? Пожалуйста!

Арей сделал неуловимое движение клюкой. Одна из дырок от бублика выпала из рук скуластого бородача-алконавта и со звоном подкатилась к столу, за которым пировали вампиры. Увидев, где остановилась монета, бородач умоляюще взглянул на бармена. Тот остался демонстративно безучастным.

Бородач вздохнул и, пошатываясь, поплелся поднимать.

– Щас кому-то будет фарш-мажор! – хищно сказала Улита.

– Какой фарш-мажор?

– Увидишь, какой! Много фарша и много мажора! – пообещала ведьма.

Она не ошиблась.

– Простите, р-ребята! П-потревожу! – извинился бородач, прикладывая руку к груди жестом бывалых пьянчужек.

Вурдалаки переглянулись, предчувствуя развлечение. Опустившись на четвереньки, бородач пополз под стол за монетой. Он уже протянул дрожащую руку, когда здоровенный мертвяк, забавляясь, наступил ему каблуком на пальцы. Трясущийся бородач вопросительно поднял на него глаза.

– Га! Бо-бо! – сказал вурдалак.

Это было то последнее и единственное, что он сказал. Других реплик упомянутого субъекта история не сохранила. Бородач вздохнул и закрыл глаза. В следующий миг деревянный стол подлетел к потолку. Столешница раскололась. Кровь из разбившихся стаканов еще не забрызгала стены, а скуластый, мгновенно обратившись в небывало огромного, с седой шкурой волка, уже отгрыз у вампира голову. Тело тяжело завалилось на бок. Приятели мертвяка вскочили, страхуя головы от летящих досок стола. Это было серьезным просчетом. Закрывая голову, теряешь динамику, не думаешь о корпусе и ногах. Прежде чем мертвяки успели собраться и атаковать, волк уже перегрыз одному бедренную артерию, мимоходом отмахнув кисть, которой мертвяк пытался защититься и бросился снизу на горло второму. Все происходило с невероятной скоростью. Волк даже не рычал. Он действовал. Точно, жестко и расчетливо.

Когда мгновение спустя он вскинул морду, она была вся в крови. Чужой, холодной, позаимствованной у другого, крови вампира. Мефу достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что мертвяк уже не встанет. Раны таких размеров не зарастают даже у вампиров. Последний мертвяк, верно оценив расстановку сил, метнулся к стене, на которой висели алебарды, но добраться до алебард не успел. Волк прыгнул на него сзади, толкнул лапами в спину и сбил с ног. Послышался отвратительный, ни на что больше не похожий звук раздираемой плоти.

Даф закрыла лицо руками. Для нее, рожденной в Эдеме, невыносимо было смотреть на такое. Когда несколько секунд спустя ужасные звуки смолкли, Даф решилась оторвать руки. Огромный седой волк исчез. Трясущийся бородач поднял с пола монетку и, обтерев ее о куртку неподвижно лежащего вампира, пошатываясь, направился к стойке. Движения его вновь приобрели картонную важность, какая бывает только у алконавтов.

Подошел к стойке, положил монету в кучку и жестом кутилы придвинул всю мелочь бармену.

– Пжалста, сто псят! – сказал он.

Бармен, не удивляясь, взял большую бутылку с кровью и вместо «сто псят» щедро плеснул все двести. Затем подал кому-то знак, чтобы убрались в зале. Видимо, стычки, в том числе и с подобным исходом, не были в его заведении редкостью.

Бородач с полным стаканом отошел в уголок и сел за освободившийся столик (отравителя, который сидел тут прежде, как ветром сдуло).

– Кажется, кто-то сейчас достигнет нирваны, – сказал Меф.

Арей кивнул.

– Он и так постоянно в нирване. Во всяком случае в человеческом воплощении. Зато в другом его воплощении с ним лучше не связываться.

– Это я уже заметил. Как его зовут? – спросил Меф.

– Олаф.

– Скандинавское имя.

– Неудивительно. Он варяг.

– Варяг?

– А что тебя удивляет? Варяги и занесли к нам оборотничество. Наши оборотни гораздо мельче, а все потому, что были покусаны позже. И пьяницы варяги страшенные, тут уж никуда не денешься.

Арей подождал, пока скуластый опустошит стакан, а затем спокойно встал и пересел за его столик. Дафна увидела, как бородач неожиданно зорко вскинул на него глазки. «Этого личиной не одурачишь», – поняла Даф.

Бородач и Арей обменялись всего несколькими фразами. Затем Арей встал и, опираясь на клюку, вышел из вампирни. Выждав некоторое время, за ним направился и бородач. Даф, Мефу и Улите осталось лишь последовать за ними.

Арей и скуластый быстро шли куда-то. Арей впереди, а варяг, оживленно жестикулируя, чуть позади. Он словно оправдывался, но одновременно было заметно, что и особого страха перед бароном мрака он не испытывает.

Арей и его спутник свернули в проулок, затем еще в один и неожиданно оказались у низкой избушки, вросшей в землю почти по крышу. Олаф толкнул дверь, пропустил вперед Арея и вошел сам. Внутри оказалось неожиданно просторно. На стене висели два меча и боевой топор. Мечи были обычные, разве что заговоренные на удачливость, но зато вокруг топора Меф заметил синеватую потрескивающую ауру. Все это Буслаев обнаружил, когда сам заглянул в дом.

– А это еще кто? – хмуро поинтересовался у Арея Олаф.

Его маленькие медвежьи глазки смотрели вглубь, до самого дна, не смущаясь личинами.

– Мой ученик. Мефодий Буслаев.

– О! – понимающе отозвался Олаф, больше ничем не выразив удивления.

У себя дома он сразу стал трезвее. Надобность притворяться отпала.

– А это, конечно, Улита, – сказал Олаф, не столько спрашивая, сколько утверждая.

Улита подняла руку и пошевелила пальцами, делая «ку-ку».

– Не обращайте на меня внимания! Меня нету. Я коробочка от тени отца Гамлета. Меня укусила овечка пофигизма, – сказала она.

– Надеюсь, это не заразно? – поинтересовалась Даф.

– Щас чихну на тебя – узнаем! – пообещала Улита.

– Светлая? – продолжал Олаф, без интереса взглянув на Дафну.

Он даже не потрудился произнести обычного «а это кто?». Дафне это не понравилось. Она всегда верно следовала ритуалу вежливости, о котором Меф порой издевательски отзывался: «Ну что? Повиляла хвостиком?»

– Да, я действительно светлая! Больше по существу проблемы вам ничего не хочется добавить? – произнесла она с вызовом.

Улита в восторге показала Даф большой палец. Что до Олафа, то он словно не услышал. Дафна с досадой на собственную оплошность подумала, что варяги полутонов не понимают.

Когда Олаф отвернулся, Улита быстро и весело ткнула Дафну локтем.

– Ну что, не пробила его толстой шкуры? Не кисни!

Олаф присел на дубовую лавку, покрытую медвежьей шкурой.

– Я ждал вас раньше. Вчера-позавчера, – сообщил он Арею.

Арей без церемоний пнул лавку, и Олаф скатился на пол.

– Ах, ждал? Я сердит. Почему не предупредил сразу? – прорычал мечник.

Олаф ухмыльнулся, не пытаясь встать.

– Как предупредить-то? Лысая Гора под колпаком. Попасть сюда просто, как и прежде, а вот на выходе... Маги, вампиры, ведьмы – народ просто исчезает. Все тихо сидят по норам, и ждут, пока тучу пронесет. Кощеев активно делает вид, что ничего не происходит, а сам дрожит как заяц на электрическом стуле! – спокойно сказал Олаф.

– А телепортанты? Тоже исчезают? – недоверчиво спросил Меф.

Олаф провел большим пальцем по шее, показывая, что происходит с обратными телепортантами.

– Скажи светлое слово заглоту! Думаешь, Арей просто так страховался? – шепнула Мефу Улита.

– Ты видел тела наших агентов? – спросил Арей.

– Само собой. Я прибыл почти сразу, еще до городской стражи. Сразу, как только перестал ощущать их мыслепотоки.

– Опиши их!

– Чего тут описывать? Выпиты глаза и мозг. Череп изнутри оплавлен. Оружие осталось в ножнах. Перстень у Альфонсины холодный. Никакого прямого боевого контакта. Ближе десяти шагов к ним никто не подходил.

Меф догадался, что Альфонсиной звали убитую ведьму. Остальные двое были вампиры.

– Сопротивления, конечно, никто оказать не успел? Кажется, Герард и Фридрих были неплохими бойцами, – сказал Арей.

– Какое там сопротивление? Если все длилось больше двух секунд, можете отрезать мне голову, – сказал Олаф.

Арей недобро прищурился.

– Чумное Кладбище? Там же, где всегда? – спросил он.

– Да.

– Но как Альфонсина догадалась? Почти четыре сотни лет ходом не пользовались.

Олаф облизал губы.

– Накануне там видели свечение. В овраге, у общих могил. Я узнал об этом уже после, – торопливо добавил он.

Арей наклонился к нему и что-то быстро спросил. Спросил совсем тихо, но Дафна все равно услышала. Слух у рожденных в Эдеме очень чуткий.

– Багровое или светло-розовое с ободом?

– Багровое, – без промедления ответил Олаф.

На секунду лицо Арея окаменело, как маска. Дафна разобрала, что он негромко ответил:

– Вот как? Что ж, пусть будет багровое.

Арей коротко кивнул и, не прощаясь, направился к двери. Олаф не удивился. Он продолжал лежать на полу, видно, решив, что раз он оказался тут, то можно и вздремнуть. Похоже, банальная вежливость так же мало входила в традиционные ценности варягов, как и в ценности Арея. Улита, Дафна и Мефодий потянулись за шефом.

– Удачно выбраться! На вашем месте я бы пошел Черной Гарью, а за Гарью сразу нырнул бы в лес. Хоть и жалкий, но шанс прорваться есть, – напутствовал их Олаф.

«Ничего себе, – изумился Меф. – Говорить стражу, начальнику русского отдела, лучшему мечнику мрака, что у него есть жалкий шанс!»

– Хорошо. Так мы и поступим. Ты с нами не пойдешь? – спросил Арей не оборачиваясь.

– Нет. Я ветхий старичок, – отвечал Олаф.

Меф удивленно посмотрел на распираемую силой рубаху варяга.

– Вы это о себе?

– Не туда смотришь, наследник! Я духом ветхий старичок. Когда из шампанского выходит газ, бутылкой еще можно драться, ну да это уже совсем не то... – спокойно отвечал Олаф.

* * *

Черная Гарь оказалась совсем не тем, что следовало из названия. Ничего черного и тем более горелого там и близко невозможно было обнаружить. Зато на старой гари во множестве росли молодые березы, причем росли так густо, что Меф периодически терял из виду Даф, хотя она шла всего метрах в трех левее.