Текст книги "Настоящая любовь (СИ)"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Ностальгия сладкая мука.

Динаев Дино

Динаев Дино

Настоящая любовь

Dино Dинаев.

НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ.

Рассказ.

Светлой памяти Марины Рушь.

Сон слишком реальный.

Им можно наслаждаться.

Станислав Лем

Я проснулся в маленьком доме в глубине сада, и первым моим ощущением было ощущение счастья. Полного безусловного счастья. Для его достижения не нужно было преодолевать трудности, прикладывать некие усилия– оно существовало само по себе. Оставалось только наслаждаться им, пить по капле, и молить Бога, чтобы оно не кончалось.

Двойные деревянные окна распахнуты, между рамами рюмка из толстого стекла с окаменевшей солью. Белые ситцевые занавески, нанизанные на обычные нитки, лениво заигрывают с нежным ветерком. За окном также тепло, как и дома, так что ветерок не ощущается. Ненавязчивое приложение. Эйфория.

Прямо за окном вишня, вся прострелянная алыми пулями плодов. По застрявшим в ветвях паутинам снуют живчики-паучки. Воздух полон трассеров жужжащих мух, пчел, мелькают быстрые тени стрекоз. Бабочки борются с ветерком, траектории замысловаты, они словно скользят с невидимых горок. Их бросает к старому забору, за которым, я знаю, цветет розовой пеной сирень, бабочки сопротивляются и стараются отгрести от опасного места.

Все настолько реально, что я бы неминуемо испугался, если бы заранее не знал, что бояться не надо.

Я потягиваюсь в постели. Молодое тело хрустит, ощущения одни лишь приятные, хотя я знавал и другие. Сейчас я не хочу ни о чем думать, тем более вспоминать. Мне достаточно того, что все вокруг нереально, оно не существует.

На сон это мало похоже, для него все, наоборот, слишком реально. Предметы вокруг можно потрогать. Я отлично знаю, где нахожусь, и кто я, хотя уверен, что если это и имеет отношение к моей настоящей жизни, то весьма отдаленное.

Меня зовут Марик Живов, мне 14 лет, сейчас 1975 год. Я проснулся летом 75-го в городе Новокуйбышевске, по адресу улица Октябрьская 86.

Учеными установлено, что самыми беззаботными и удачными для России была середина 70-х годов прошлого века. Откуда я это знаю? Да потому что мне давно не 14, и почему я сейчас проснулся в этом месте я представления не имею.

Причин может быть несколько. Об одной мне не хочется думать и сообщу о ней в последнюю очередь. Другой причиной могла стать болезнь. Ее не могли излечить в мое время, заморозили тело, а мозг заставляют смотреть одну и ту же картинку, выбранную из самых беззаботных.

Или у меня мог уцелеть один лишь мозг. Авария или война, и вот теперь врачи пытаются достучаться до меня своими видениями.

Меня могли запустить в космос, заморозить, и теперь я лечу в криогенной камере куском мертвого льда, а через тонкие проводники в мозг поступает тонкая струйка сигналов. Новокуйбышевск, лето.

И наконец самая страшная причина, о которой я не хотел говорить, а пришлось. Я на самом деле умер, а все это предсмертная картинка, постепенно затухающая в агонизирующем мозгу.

Я не герой, я вообще не знаю, то я, может, преступник, или нобелевский лауреат, но любой на моем месте испугался бы и запаниковал. Меня удерживает от отчаяния лишь то, что в этом месте я уже не в первый раз. Или жил в реальности, или сон повторяющийся. Но так или иначе, я жив, молод, здоров и беспечен. Стало быть, кто бы ни то был мой куратор, своей цели он достиг. Испытуемый спокоен, и готов к испытаниям.

В глубине меня крепнет ощущение, что куратор никаких испытаний не допустит, остатки сна покатятся дальше по накатанной колее беззаботного летнего дня.

Куратор знал, что делал. У каждого человека на земле обязательно есть такой беззаботный денек, застрявший посередине лета. Мне выпало счастье проживать его раз за разлом, смаковать каждую минуту с самого момента, когда меня разбудил шум бьющихся на ветру занавесок.

Кровать стояла у стены крохотной комнаты, середину комнаты занимал массивный стол темного дерева. Древнего вида, из глубин памяти мастодонтом всплыло название. Письменный.

Поверхность стола сверкала бы только пылью, если бы на ней не стояли две ауди колонки Микролаб. В прошлый раз их не было. Когда в прошлый раз. Я встрепенулся, но воспоминание лишь блеснуло как карась в пруду перед тем, как уйти на глубину.

Интересно, смогу я подключить чудо колонки. Все-таки 75-й год. Что было в 75-м. Радиолы разве что. Рекорд 64. Проигрыватель грампластинок под деревянной крышкой. На стеклянной шкале разбросаны по длинам волн названия диковинных далеких городов. Лондон, Сингапур, Дели.

Голова привычно отозвалась отголосками невнятных воспоминаний. Инклюзив, 5 звезд, убегающая под визг обобранного туриста краснозадая бессовестная обезьяна с бананом. Почему-то желтым, хотя в кино их показывали зелеными.

Я встал, не задумываясь взял со стола еще один предмет, лежащий между колонками. Сотовый телефон. Алкатель. По акции взял в Капитале. Что такое капитал? Не знаю. Карл Маркс написал.

Сотовый естественно не работал. В стране еще ни одной вышки не построено. Нет, он включился. На синем экране загорелись логотипы двух фирм, симки тоже две, хоть три. Мир безмолвствует.

Даже не телефон, андроид многофукциональный.20 радиостанций подключено. Само собой, не прослушивается ни одной. Эфир девственно чист. Андроид запросил наушники, работающие как антенна. Я даже искать их не стал. Бесполезно.

По большому счету это безобразие со стороны неведомых кураторов подбрасывать несвойственные реальности предметы. Брак в работе. Когда очнусь в очередной раз, сделаю замечание. Только когда очнусь и где? И очнусь ли вообще?

Откуда я? Я посмотрел на мирно лежащий сотовый, мысленно напрягся. Сделал усилие, преодолевая невидимый барьер, Соединяющий меня с настоящим я.

Лучше бы я этого не делал. Из неизведанного пространства накатила ледяная хмарь, в голову точно укол шприцом сделали, я громко вскрикнул.

Должно быть на пару секунд я потерял сознание. Обнаружил себя на полу, струйка теплой слюны на подбородке.

Предупреждение понял. Я больше не буду.

Встал, вышел в соседнюю комнату, где стояло трюмо и шифоньер. На самом деле, в 75-м, здесь стояла еще и диван-кровать родителей. Сейчас его не было. Сколько бы раз я не просыпался здесь, в доме никогда не было людей. Должно быть кураторы решили, что слишком много счастья вредно для здоровья.

Чувство голода погнало меня на кухню, где я безошибочно словно ракета с лазерным наведением открыл теплую еще кастрюлю.

Снежно белая, уже начавшая застывать, с пенкой, манная каша – это рай. Ее можно резать на блоки и есть руками.

Все было, как всегда. Сидя на солнечной веранде, я набивал рот манкой, а снаружи шумел яблоневый сад, ветви отбрасывали причудливые тени на подоконник, по которому крался кот Шустрик, которого я потеряю при переезде только спустя пару лет.

Я представления не имел, кто я и что делаю в крохотном оазисе счастья, вмерзшего в мегалиты мирового времени, но чутье убеждало, что каждая мелочь имеет значение, словно древнее письмо, написанное на мертвом языке. Пропустишь иероглиф, не поймешь адресованный именно тебе посыл, жди самых фатальных последствий, а тои застрянешь здесь навсегда, среди других вещей, потерянных во времени. Навроде сотового. Он есть, а позвонить некуда.

Вовка Красов приходит через полчаса. Сколько бы раз я не оказывался в этом сне, он всегда одет одинаково. Темные брюки и белая рубашка с пионерским галстуком. Несоответствие формы бросалось в глаза.

Я не знаю откуда я, из какого времени, и вообще кто я, но, судя по всему, настоящее время знаю отлично. Белую рубашку и темные брюки летом подросток еще мог надеть, но красный галстук никогда! Нонсенс. Даже во время учебы многие его снимали, едва оказавшись за порогом школы.

–Чего галстук нацепил? "Каникулы же!" -говорю.

Он лишь машет рукой.

–А я вальтанутый!

А вот слово правильное.

В этом времени и в этом месте много специфических слов и выражений. Вальтанутый происходит от слова валет, и означает, ненормальный, дурак.

Менее всего Красов напоминает дурака. Он упитанный советский мальчик с круглыми розовыми щечками. Типичный пионер, хоть сейчас в "Пионерскую правду" рядом с рассказом "Дрион покидает Землю", который печатают из номера в номер. Глаза темные как сливы. Зрение у него ни к черту, плюс пять, и чтобы хоть что-то увидеть и сфокусировать зрение, он вынужден все время крутить головой. Он словно присматривается к окружающему с разных сторон.

Он красиво и много рисует. У меня есть подаренная тетрадка с ракетами и космонавтами.

–Чай будешь?

–Конфеты шоколадные есть?

–Варенье есть. Малиновое. Садись.

В реальности Красов никогда не был у меня дома. Проживал он далеко отсюда, в бараках, и из школы мы сразу расходились в разные стороны.

Я у него был один раз и этого оказалось более чем достаточно. Вовка жил с родителями в бараке, но до комнаты я так и не добрался. Мне оказалось достаточно оказаться в длинном темном коридоре, по которому носилась куча детей, а в конце стоял бак с помоями. Злая тетка с папиросой во рту неряшливо опустошила туда ведро, едва не забрызгав нас и даже не обратив внимания, и я поспешил убраться оттуда в свой домик в вишневом саду.

Красов с удовольствием выпивает пару тройку бокалов чая.

–Взмок весь! – удовлетворённо констатирует. – А ты на танцы пойдешь? Танцы-обжиманцы!

Я внутренне напрягаюсь. Дело в том, что бывает по утрам в этом нескончаемом повторяющемся сне, я помню до мелочей. Другое дело вечер. Танцы. Вместо конкретных событий в голове размазанный спектр. Плюс ощущение явной опасности. Безотчётной тревоги. Так должно быть чувствует себя солдат под артобстрелом. С воем летят снаряды. Твой или не твой.

Кстати, может я солдат. И даже герой. Типа ранило меня. В коме 5 лет. И меня эскулапы безрезультатно пытаются из нее вывести. Экспериментируют.

Я суеверно сплюнул.

–Чего расплевался как верблюд? Ты чего вальтанутый? -окрик Красова вернул меня к реальности. -Так ты идешь на обжиманцы?

Я начинаю вяло отбрыкиваться.

–Музыки у вас нет.

–Как это нет!-горячится Красов.– Из учительской радиолу принесем. И "Увезу тебя я в тундру, в дым, в снега!"

Я пренебрежительно:

–Скажи еще "Потолок ледяной, дверь скрипучая!"

Он допевает свой вариант:

–За шершавой стеной труп валяется! А че те не нравится?

– Шес гарос слабо?

Он соглашается:

–Сказал тоже. Шес гарос, конечно, ништяк, но кто его разрешит. "Шес гарос, юпей шес гарос. Ай но минос, ай но файос, эпиодис саер!"

–Ништяк ты по– английски шпаришь, -я еле сдерживаю улыбку.

На самом деле переписанные подобным образом песни ходят в тетрадках в клетку по всему поселку.

–Слушай, а у тебя случаем музыки нет?

Казалось бы, когда проживаешь один и тот же день раз за разом, готов ко всему. Но меня оправдывает то, что в прошлые разы этого вопроса не было. Не прозвучало вообще.

Иногда я шел на танцы, иногда отказывался. Что там делал, не помню ничего. Скорее всего и нет никаких танцев в этих сна. И вечера нет. Вечное повторяющееся утро.

Либо там что– произошло, что-то не скажет страшное, неправильное, то, что заставляет крутиться весь механизм повторения.

Так что на неожиданный вопрос я и ответил, как полагается, чистую правду.

–Не знаю, разве что в телефоне. Но у меня там память маленькая.

Уже договаривая, понимаю, сказал не то. Некоторое время Красов смотри недоуменно. Потом мы начинаем хохотать до колик в животе, как умеем только в детстве, а уже потом взрослыми эту способность утрачиваем.

–Ну ты вальтанутый! В телефоне у него музыка!

Красов вытирает выступившие слезы:

–Никогда так не угарал! Звони ноль-два и тебе споют песню хором! Слушай, Марик, неужто нет вариантов?

–Вариант есть! -говорю я с полным ощущением, как вокруг захлопывается ловушка, вбирая в себя Красова, меня, дом, вишнёвый сад, и весь этот странный сон.

-Шуба! – Красов со смесью восхищения и недоверия осматривает возвышающиеся на столе Микролабы.

Приземлившийся в огороде корабль "Союз" не вызвал бы более сильных чувств. Увидеть в Новокуйбышевске в 1975 году иностранную вещь это что-то из области фантастики.

–Где такой кайф достал? У тебя брат моряк? А, нет. Ты же говорил, что он боксер и в тюрьме сидит.

–Вообще то он студент. А про тюрьму я соврал, чтоб у меня значок не отобрали.

Красов долго и вдумчиво читает надписи на оборотной стороне колонок. Power. L Speaker. Volume. Так увлекся, что даже головой меньше крутить начал.

– А что значит Input1, Input2,– спрашивает.

– А я знаю. Входы вроде.

Он посмотрел на меня как на идиота.

–Ну ты вальтанутый. Какие входа. Это же не дом!

Он морщит лоб.

–А где сама радиола?

–На веранде.

Красов хватает колонку и бежит.

– Это бесполезно, тут девайс нужен.

Красову девайс не нужен, Он пыхтит, пытается колонки пристроить, бесполезно.

–Ты про какой аусвайс говорил? -наконец сдается он.

–Неважно. Любую цифру.

–Пять!

–Чего пять?

–Ты же сказал, любую цифру. Вот я и говорю 5!

–Мечтать не вредно. У Антонины будешь пятерки выпрашивать.

–У Антонины бесполезно. Она все тебе ставит, своему любимчику.

–У нее нет любимчиков. А пятерки мне ставит, потому что у меня по другим предметам пятерки, а ей нужны отличники для отчетности.

–Накрылась наша музычка. Припевать будем хором. Хлеба направо, хлеба налево.

–Что ты паникуешь. Сейчас попробуем телефон подключить.

–Харэ. А то я действительно подумаю, что ты вальтанутый.

–Думай, что хочешь...

Я осекся. Я точно помнил, что андроид лежал без проводов. Теперь провода появились и не одни, а со съемным зарядным блоком к телефону. Ну ясно. Телефон на одних аккумуляторах долго не протянет, так что кто-то этим озаботился и решил проблему. Вернее, он предусмотрел решение заранее.

Я понял лишь одно. Кто-то хотел, чтобы андроид зазвучал именно здесь и именно в этот день. Я давно знал, что в этом заколдованном сне, на 99 процентов состоящим из реальности, ничего не бывает просто так. Все взаимосвязано, одно событие тянет за собой следующее, бесконечные логические цепочки в пространстве и времени.

–Чего это, транзистор? -Красов хватает андроид.

–Осторожно! -кричу.

Понимаю несколько важных вещей, которые непонятны в далеком 75-м. Андроид тяжелее, чем кажется. Корпус маленький и скользкий. Положение усугубил мой крик. Красов вздрогнул и телефон выронил.

Андроид рыбкой выскользнул у него из потной пятерни. Мои попытки его подхватить ни к чему не привели. Что я Ренат Дасаев что ли? И андроид торпедой летит вниз, навстречу полному фиаско и нашему желанию послушать музыку. Честно будет сказано, выежнуться мы хотели, вот что у нас. А получилось, как всегда. Может, он и к лучшему. Сколько бы не повторялся этот сон, лучше не выделяться. Что-то я не припомню их предыдущих "снов", чтобы я своим ничего не подозревающим одноклассникам попсу нулевых ставил.

Но андроид не разбился! Во-первых, он удачно упал, не на бок, а плашмя. Во-вторых, на полу был настелен толстый ковер.

–Теперь я понимаю, зачем на полы ковры стелили! Но если бы не защитная пленка, то раскокался бы однозначно. "Не зря я за него 100 рублей отдал", -удовлетворённо заметил я.

–Ты очумел, сто рублей! -возмутился Вовка. -Откуда у тебя такие деньги? Да тебе бы ничего и не продали за сто рублей. Вон Ишков у батяни трешку спер и торт пошел покупать. Так его сразу в оборот взяли. Откуда такие деньжищи. Сразу минтонам сдали.

–Минтоны это копы что ли?

–Чего?

–Проехали! Сейчас музыку будем слушать?

–Такой маленький транзистор, наверное, мало что ловит. У Кирилла транзистор Спидола 231, поболее этого, тяжелый как гроб, одни помехи. А что у тебя ловит? Что за песни?

–А сейчас послухаем!

На самом деле я не знаю, что он выдаст и выдаст ли вообще. У меня там свободный выбор стоит. Меня охватывает спортивный азарт. Зазвучит или нет. И что все это должно означать.

Я отстегнул вилку, освободив разъем.

–Alcatel! Арабская что ли?

–Арабская, -говорю. -Ты только не мешай.

На вилке много понаписано мелким шрифтом, я никогда не обращал внимания, сейчас оно здорово пригодилась, чтобы отвлечь Красова. А меня все сильнее занимает дилемма. Зазвучит или нет. И что зазвучит. Сильно сомневаюсь, что в 75-м году вдруг прорежется трек 2000-го. Или не дай Бог, 2010-го.

Я подсоединил один разъем к андроиду, свободный к колонкам. Чтобы приободрить себя, даже сказал: "Начнем, пожалуй" и нажал Play.

Не случилось ровном счетом ничего. Никакой безоговорочной победы прогресса.

На лице Красова возникло кислое выражение, он разочарованно протянул "И это все".

Сквозь ровный шум в колонках я уловил еле слышную мелодию.

–Ну конечно же! Ну я на самом деле вальтанутый!

Перевернув колонки, я крутнул настройки Volume и Bass. Даже без разницы что бы зазвучало. (На самом деле это были Sue McLaren feat. Alex Leavon Even After You're Gone (Original Mix). Техно из конца 20-х нового века. Все дело в том, как оно зазвучало. Во-первых, нереальная чистота звука. Звуки фонтанировали в абсолютной пустоте.

Во-вторых, гипнотизирующий чудовищный ритм. Музыка билась в абсолютном вакууме, подавляла волю, перебивала все мысли, уводила за собой. Парад технологий будущего. В середине трека, когда последовала модная перебивка ритма, "бешеный строй гитар" затих, уступив место нереально грустному женскому соло, только тогда я обратил внимание на Красова. Он сидел с совершенно опустошенным видом и только повторял:

–Что это было?

Должно быть это тяжело, на заре керосиновых двигателей увидеть во плоти МКС. С парусами антенн, белоснежным корпусом с тысячами мелких деталей, плывущую на фоне земных океанов.

–Только с ума не спять от радости, -предупредил я.

–Еще чего. Ты думаешь, я такого не слушал раньше? Совсем вальтанутый.

–Услышишь еще, -успокоил я.– Лет через сорок.

–Сам то, где записал? С мафона у Лехи?

Чтобы успокоить его, он чересчур взбудоражился, я вынужден был признать, да, у него.

–Пошли в школу. Сегодня же танцы. Мне еще программу надо сверстать.

–Ага, танцы, – повторил Красов.

Вид игрушки из будущего поверг его в шок, и он был согласен на все. Во всяком случае вопросы он разучился задавать напрочь.

Пока он не очухался, я нагрузил его колонками, сам аккуратно загрузил андроид в карман брюк. Подспудно ждал момент, когда он наконец исчезнет с легким хлопком. Настолько несоответствующая вещь в данном месте и времени.

Там, у себя, мы привыкли к таким фокусам. Плоским телевизорам на стенах, чистейшему звуку в аудиосистемах, идеальным цветам изображения.

Здесь же андроид оказался деталью совершенно лишней, слишком идеальной для действительности. Он слишком хорош для нормальной жизни 75-гожла.

Как я уже упоминал, мой дом стоял на Октябрьской улице. Улица оказалась не асфальтирована, грунтовка, хотя на моей памяти ее успели не только заасфальтировать, но и снова угробить. Стало понятно, что между мной и происходящими событиями пролегло слишком много времени, даже может быть, много жизней. Что если и 20-е года нового века в моем телефоне тоже ретро. Впрочем, так далеко я не заглядывал. Спортивный азарт овладел мной. Как ни странно, меня больше занимал вопрос, затронут ли мое поколение музыка грядущего, и какой фурор произведу я лично.

Мы дошли до знаменитого дуба на углу улицы Клары Цеткин и повернули на Волжскую. Меня немного удивил открывшийся вид на пруды, пока я не понял, что исчезли особняки, отстроенные ворами-нуворишами уже в нулевых. На берегу полноводных прудов рыбачили пацаны, вещь совершенно дикая для того времени, откуда я прибыл. Помнится, пруды те давно высохли, заросли камышами, из которых торчали ржавые остовы выброшенных холодильников и стиральных машин.

Наша школа, школа номер пять, возвышается на три этажа, покрашена красной краской, так что видится издалека.

–Вова, а ты будешь на встречу выпускников приходить, когда школу окончишь?

–Еще окончить надо.

–Ну а все-таки.

–Приду, конечно. А ты не придешь что ли?

Перед мысленным взором появляется наша школа, только уже не школа, ее со временем перенесут куда-то в город, и я никого из бывших дружков уже не найду. Здесь же устроят лечебницу для наркоманов, решётки на окнах. Плоские рожи, прилипшие с той стороны. Я потряс головой, прогоняя тоскливое зрелище.

–Ты в одноклассниках лучше пиши. А то пропали все, никого не сыщешь, – попенял я.

–Мы и так одноклассники! -беззаботно усмехнулся Красов. -И всегда ими будем. Скажи лучше ты почему все время мне врал.

–Когда это я тебе врал?

Мне показалось, что он сейчас засмеется и скажет:

–Да ладно тебе. Это я тебя накалываю все время. Неужто я не знаю, что такое андроид. На самом деле это такой эксперимент, когда все вокруг играют дурачков и потакают тебе.

Вместо этого он сказал:

–Ты почему ничего не сказал мне, что уезжаешь?

Так впервые о том, что уезжаю отсюда навсегда, я узнал от своего друга Вовки Красова.

Школа, как и положено для летнего времени, была пуста и пахла свежей краской. Я вообще удивлен, что нам разрешили танцульки во время летних каникул. Мне так видится, все дело в этом странном сне. В нем все разрешено, даже сотовые телефоны в 1975 году.

Мы поднялись на второй этаж, кабинет географии рядом с учительской оказался открыт, и в нем кто-то спрятался при нашем появлении.

–Шуба! -крикнул, выбегая, Купа и добавил. -С вешалки упала!

Купа от фамилии Купцов. У него вытянутая как дыня голова. На щеке быстро проходящий шрам в мелкую клетку.

("вспомнилось", как со словами "Шрамы украшают мужчин!" Купа полоснул себя напильником на уроке труда, вся школа смеялась).

В классе вместе с Купой еще Ишков, не вздумайте назвать его Ишаком, получите звездюлей. И Ищея (Ищеев Валера). Не успели поручкаться, как Купа вцепился в колонки.

–Карась, это что за параша?

–Ты че,вальтанутый. Это колонки кайф!

–А на чем грампластинки крутить?

–У Марика музыка есть, в карман помещается.

–Ты сам вальтанутый! Грампластинки в карман не поместятся!

Красов с чувством будущего торжества смотрит на меня:

–Поставь что-нибудь.

Единственная розетка у доски. Сан Саныч в нее включает модель Земли и луны, и тогда все начинает с треском вращаться. Мы устанавливаем колонки, разматываем провода, я включаю андроид в сеть.

–Неужто заиграет? -пацаны сомневаются.

–Врубай, Марик! -подмигивает Красов.

И я врубаю. Выбор установлен свободный, я даже не знаю, что зазвучит.

И второй раз за день я вижу реальное воздействие на людей того, к чему они не готовы. И дело не в том, что музыка громче или инструменты неизвестные. Хотя и это тоже. Но основной эффект заключается в качестве технологий, потому что, когда я нажал кнопку, в пахнущий свежей краской класс обычной советской школы 75-года вторглось нечто настолько непривычное, необыкновенно оформленное и чистое как слеза ребенка, что привычнее было бы появление динозавра.

По большому счету сам я лично ничего особенного не услышал. Что звучало, узнал по дисплею андроида. Обычный сборник в дорогу, песня Kaneki– Relationship. Грустные переборы навороченной электроники, неземные голоса, словно звучащие из космоса, и над всем этим грустные пассажи рояля. Все настолько неземное, непривычное, что на глазах выступают слезы. Низкий потолок класса словно раздвинулся, вмещая в себя невидимые своды, под которыми играли и пели далекие лунные музыканты.

–Баба какая-то поет! -у Купы отвисла челюсть.

–Не баба, а женщина! – Ишков дает ему подзатыльник. -Безкультурщина! Вам бы только мимо унитаза ходить!

–Сам ты безкультурщина!

Они сбрасывают охватившую их неловкость привычным способом, небольшой потасовкой. Купа тыкает коленом в заднюю поверхность бедра, очень болезненная штука. Ишков жмет локтем Купе чуть ниже шеи в плечо, тот еще кайф. Успокоившись, просят поставить что -нибудь еще.

Я включаю что-то из того же сборника. Это оказывается Fraknals. Еще одна эпическая вещь. Одинокий женский голос на фоне гипнотического ритма.

На этот раз песня действует на пацанов не так угнетающе, и они реагируют довольно спокойно. Я в который раз убеждаюсь, что человек быстро адаптирующееся существо, и вряд ли оно возникло в природе естественным образом. Оно идеально подходит для некоторых задач. Например, склонен ничему не удивляться, а брать и использовать. В моем времени большинство народа представления не имеет, чем отличается ноутбук от нейтбука, но это не мешает им эксплуатировать их на всю катушку.

–А нормального ничего нет? -спрашивает Купа.

–Нормального? -ошарашенно переспрашиваю я.

Вот так опускают с небес на землю, наши далекие потомки, это я вам говорю.

–Ну орущего! Чтоб потрястись! -пытается объяснить Купа.

Я представления не имею ни про орущих, ни под какие мелодии сейчас трясутся, и от фиаско меня спасает Ищея.

–Сейчас хмыри начнут подтягиваться, а мы еще парты не убрали! -командует он. -А ну взяли!

Парты в кабинете стоял древние, цельные и неподъемные. Седалище соединено со столом. Стол имеет откидные створки, которыми очень удобно хлопать.

Пацаны оттаскивают парты в заднюю часть комнаты, одну пару ставят на другую. Им по 13-14 лет, но для своих лет они хорошо физически развиты. На самом деле эти пацаны одни из самых крепких в классе, исключая разве что Кирилла, но даже со скидкой на это, в моем поколении вряд ли найдутся такие крепыши. Они больше похожи на деревенских, чем на городских. Ну понятно. Молоко из коров, колбаса из мяса.

Я вдруг понял, что это могли быть и не мои воспоминания. Воспоминания совершенно чужого человека. И от этих мыслей мне стало неуютно, потому что совершенно не представлял, что от меня ждут в этом мире и что все это значит.

Со словами извинения за опоздание пришла Раиса Сергеевна, учительница французского языка. Ничего исключительного. В мое время учеников тоже не оставили бы одних. Присутствие учителя обязательно.

Стали подтягиваться остальные ребята. Пришел Юдаков Сережа, похожий на маленькую обезьянку. Он единственный из класса взлетит вверх по карьерной лестнице, будет заседать в правительстве. Откуда я это знаю? Я тоже взлетел высоко? Возможно, слишком высоко. Допустим, я космонавт, и меня награждали члены правительства. Одни лишь догадки.

Раиса Сергеевна придирчиво оглядывает наши приготовления через роговые очки. У нее круглая букля на голове, вылитая фрекен Бок. Но в школе ее обожают.

Потом поворачивается ко мне:

–Живов, мама не передумала переезжать? Жаль. Я хотела тебя на олимпиаду по французскому послать.

Ага, я и французский знаю.

–Са ва!

Она поправляет:

–Коман са ва!

–Я разговаривал с настоящими французами, они говорят только "Са ва"!

–Где это ты настоящего француза видал? Вальтанутый! -кричит Юдаков.

–Чего ты орешь? -осаживает его Раиса Сергеевна. -Идти лучше мусор вынеси!

Потом мне:

–И где ты видел настоящих французов?

Я подумал, а чего мне скрывать. Это же сон!

–Когда наш завод, я хотел сказать папин завод, купила фирма Рено. Там еще японцы поначалу работали из Ниссана, но и их заставили говорить по– французски. Акцент у них еще тот. Купа по-французски лучше говорит.

Купа услышал:

–А если в рог? Чуть что сразу Купа!

Раиса Сергеевна сделала замечание:

–Чужие разговоры подслушивать нехорошо, Купцов! Марик, твой папа, наверное, за границей работает, в социалистической стране?

–Папа работает там, где уже нет ни одной социалистической страны! -говорю.

–В Африке? -спрашивает она.

–И в Африке тоже!

–Иностранный все равно не запускай. У тебя явные способности. Хотелось бы их проследить и развить. Жаль, что вы уезжаете.

–Я в гости буду приезжать. Часто. Еще надоем.

–Не знаю. В свое время, когда я сюда из Владимира приехала, тоже думала, что ненадолго, а осталась на 20 лет.

И она переключилась на ребят. Ну не знаю, если бы мне кто-нибудь заливал что-нибудь про будущее да с такой достоверностью, я бы ни за что не отвлекся на уборку класса.

Я подошел к окну. В глаза бросилось несоответствие, кроме коттеджей исчезла многоэтажка на холме и большой торгово-развлекательный комплекс. Сами холмы стали выше, пруды глубже. Камыши по берегам исчезли, зато появились рыбаки и купальщики.

И все-таки в реальности я сюда вернусь. Только это будет слишком поздно. Холмы сроют, пруды высохнут, а в школе устроят лечебницу для наркоманов. Я так и не узнаю, где мои бывшие одноклассники проводят встречу выпускников.

Пришли девочки.

Допускаю, что впервые в жизни употребил эти слова в прямом смысле. В моей жизни их будет много потом. Разных. Припудренные модным "снежком" носы, выставленные напоказ телеса, беспроблемные спаривания. И обращение "девочки" будет применяться к ним по единственной причине, ведь их надо как-то называть.

Я с умилением смотрел на пришедших девчонок лет по 14-ти, многие пришли в школьной форме, некоторые позволили себе мини-юбки с широкими ремнями, блузки со смешными рюшечками. Никто не накрашен, но надушены все. В тесном классе словно парфюмерный магазин открыли.

Светка Кровякова, председатель совета отряда, она потом вечер встречи выпускников организовывала, но меня так и не нашла. Сильно я затерялся на просторах необъятной. Наташа Кривенко, мы заигрались с ней на перемене до такой степени, что она едва не сломала мне пальцы. Руднева, обиженная на меня за плохой подарок на 8 марта. Откуда я знаю, что ей дарить, мне всего 14!

Девчонки сбились стайкой в углу комнаты.

Я чувствовал все усиливающийся дискомфорт. Я знал, как заставить подружку заняться сексом, имел профессиональные навыки этого самого секса, мог засунуть язык в рот до упора, многое чего мог, но я совершенно не представлял как вести себя с этим непуганым стадом.

Только сейчас я почувствовал себя, насколько я здесь чужой. Подспудно я начинал это чувствовать, каждый раз просыпаясь в этом бесконечном лете, но сейчас ощущение стало поистине всепоглощающим. Даже не так. Оно оказалось единственно верным. Точно мне врали все время как в плохой мелодраме, а потом вдруг сказали, ладно, приятель, теперь правда. Ты ведь этого хотел.

Я мог спокойно общаться с грудастыми телками, вести пальцем по глубокой ложбинке меж грудей и говорить скабрезности, не меняясь в лице. Ни одна женщина в мире не могла бы ввести меня в краску, но тут я сплоховал.

Девчонки с неразвитыми острыми грудками, с испуганными взглядами, которые безуспешно пытались выдать за кокетливые, вызывали лишь чувство их защитить. Закрыть двери, чтобы не унес вечерний ветер, прикрыть собой от призрачного сумасшедшего с бритвою в руке, который скажет:

–Девочка, как тебя зовут? Пойдем со мной, я дам тебе сладкую конфету.

Я не знал, что их ждет в жизни конкретно, давно потерял с ними связь. В памяти остались лишь глобальные угрозы, уже стоящие за углом, уже готовые обрушиться на них. Воровские рожи из правительства, череда горячих точек и конфликтов, цены и налоги. С этой страной много чего готовилось произойти.