Текст книги "Цирк в шкатулке"

Автор книги: Дина Сабитова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава тринадцатая
Про то, как Иогансон, Эва, Казимира и Марик навещали директора в тюрьме

Тринадцатое кольцо у Хопа все время падало на землю. Он репетировал уже четвертый час, у него начинали болеть плечи, но проклятое кольцо никак не поддавалось.

Может быть, это происходило потому, что Хопу было грустно. Одно дело – репетировать перед вечерним выступлением, и совсем другое – кидать кольца и не знать, когда это умение еще раз кому-нибудь пригодится.

Иогансон тоже репетировал. И тоже без настроения. Он уже восьмой раз опускал в свою волшебную шляпу руки, но вместо кролика доставал оттуда только белых мышек. Мышки печально пищали и разбегались по лаковому волшебному столику, дрожа в испуге розовыми хвостами.

Флик и Фляк посвятили день штопке трико, Рио-Рита с Душкой поехали покататься в парке, Филипп читал альманах «Большие королевские скачки» (на его обложке был прекрасный портрет Льдинки в бархатной попоне), Шкатулка вытащила из карманов комбинезона все вещи и теперь заново раскладывала их в одной ей известном порядке, Мелодиус чинил замочек на ящике с канифолью, собаки валялись в тени и тихо беседовали о жизни.

Марик слонялся без дела.

Вчерашний день, помимо неудачного посещения министерства, принес еще одно огорчение.

По дороге из министерства Иогансон и Шкатулка собирались пойти в полицейский участок – узнать что-либо о господине директоре. А вдруг его вообще сразу и выпустят?

В ту ночь, когда директора арестовали, Иогансон и Хоп пытались что-то выяснить, однако усач заявил им, что все справки относительно арестованного они получат только на следующий день после обеда. А пока полицейский пригрозил, что излишняя настойчивость приведет к ухудшению участи арестованного.

– Будете слоняться ночью у окон тюрьмы – я могу решить, что вы задумали организовать побег. Приходите завтра после обеда в участок. Стол справок полиции к вашим услугам.

Однако еще издали они увидели, что окна полицейского участка были закрыты белыми ставнями с нарисованной на них короной, на дверях висел большой амбарный замок. У стены на лавочке сидела Казимира с большой сумкой в руках.

– Ой, это вы, – обрадовалась она, завидев товарищей. – Ну рассказывайте, есть надежда?

– Казимира, – удивился Иогансон, – а ты что тут делаешь?

Казимира слегка порозовела.

– Я подумала – вдруг тут очередь. Решила прийти пораньше, занять. А то вдруг его там плохо кормят. Так я испекла пирожков. С капустой. Он такие любит, – совсем тихо закончила Казимира. И губы ее задрожали: – А тут закрыто и спросить не у кого…

Четверо циркачей побродили вокруг в надежде найти расписание работы полиции.

Однако никаких объявлений вывешено не было.

Они уже уходили, как вдруг из-за забора соседнего дома кто-то свистнул.

Марик поднял глаза и увидел, что на заборе сидят двое мальчишек.

– Эй, это мы вам свистим, – сказал старший из них. – Вам небось полиция нужна? А зачем?

– А вы что, из цирка? – поинтересовался мальчик поменьше, в большой кепке.

– Из цирка, из цирка. Куда подевалось все полицейское управление?

– Так у них у всех отпуск по болезни. Вот и нет никого.

– Заболели все разом?

– Нет, – покачал головой мальчик в кепке, – заболела дочка у помощника начальника. Лежит она, значит, болеет, а папаша рядом сидит, кормит ее компотом с ложечки. Ну и никто на службу не ходит теперь. Раз папаши нету.

– А вам, наверное, надо было про вашего узнать? – вступил в разговор старший мальчик. – Так ваш в городской тюрьме. Его туда сегодня утром перевели, сперва-то он в полиции сидел, в подвале. А теперь он в «Альматрасе». Хотите покажем, где это?

Мальчики спрыгнули с забора:

– Пошли, это вон туда.

Городская тюрьма под названием «Альматрас» располагалась на соседней улице. Зарешеченные окошки камер выходили прямо в нарядный палисадничек, полный цветущих пионов и ирисов.

– Вона то крайнее окно – там сидит ваш. – Мальчик тихонько свистнул: – Эй, циркач!

– Господин директор! – позвал громким шепотом узника Иогансон.

В окне показалось лицо господина директора.

– Ой, – сказал директор радостно, – это вы! Ну как там дела?

Иогансон, вздыхая, в нескольких словах рассказал про посещение министерства. То, что Пе стал министром, крайне встревожило господина директора.

– Боюсь, друзья, – сказал он, прижавшись лицом к решетке, – что меня будут держать здесь долго… Пе постарается. Но может быть, вам удастся придумать какой-то цирковой номер так, чтоб он пришелся по вкусу принцессе? По крайне мере, вы хоть не будете голодать. Меня-то здесь кормят отлично.

– Рассказывать про физику, показывая опыты вместо фокусов? – грустно спросил Иогансон.

Шкатулка вступила в разговор:

– Господин директор, мы обязательно что-нибудь придумаем. Потерпите еще немножко, хорошо?

– Хорошо, – кивнул директор. – Если бы душа за вас не болела, я бы сидел тут совершенно спокойно. Тут тихо, цветочки вон под окном. Мороженое на десерт приносят…

– Господин директор, – подала голос Казимира, – а я вам пирожков испекла. С капустой.

– Ах, Казимира, дорогая, тут прекрасная кухня. Впрочем, давайте ваши пирожки. Пригодятся. Я и правда такие люблю.

Расставаясь, все пытались сохранить присутствие духа.

– А где квартира начальника полиции? – спросила Шкатулка мальчишек, когда они все отошли от окон тюрьмы.

Мальчишки засмеялись:

– Квартира! Ой, сказали тоже – квартира! Во дворце! Вы что, разве не знаете, что наш король – по совместительству министр внешних и внутренних дел? Ну так вот, он и считается начальником всей столичной полиции. А руководит всем каждый день помощник. Знаете, усатый такой?

– Знаем, – вздохнула Шкатулка. – Ведите тогда к нему!

– Вон там его дом. На соседней улице. Только он вас не примет, девчонка у него болеет.

– Такая же противная девчонка, как папаша, да? – поинтересовался Марик.

– Не, – ответил младший мальчик. – Туська – она ничего. Только маленькая очень. Три годика. А так хорошая. Смешная. Жалко, что болеет, конечно. Папаша у нее противный, но она же его любит, ты же понимаешь?

– Угу, – пробормотал Марик. Он не понимал.

Увидеть помощника начальника им не удалось. Горничная, услышав, что они пришли к хозяину, замахала руками:

– Не принимают! Никого не велено принимать! Идите, идите, не шумите тут! – И захлопнула перед их носами высокую резную дверь.

Сегодня с утра Казимира уже сбегала к директору, передала всем привет от него и сказала:

– Он спрашивает, не придумали ли мы номер, который дозволили бы смотреть принцессе? И еще, он просил не волноваться: надзиратель сказал ему, что дольше двух месяцев в тюрьме без суда никого не держат.

От слов «два месяца» все пришли в ужас.

Одна Шкатулка была спокойна.

– Вот уж не для того я пришла в цирк, чтоб он сразу же и закрылся. Сидим и киснем, какая в том польза? Я предлагаю вот что: разойдемся по своим углам и хорошо подумаем, что именно каждый из нас может изобразить во славу точных наук. А вечером соберемся и обсудим.

На том и порешили. Хоп повесил тринадцать колец на ветку каштана, Иогансон насыпал мышам крошек и почистил измученному кролику морковку, Флик и Фляк отложили штопку, вернувшаяся из парка Рио-Рита расседлала Душку.

А потом все с сосредоточенными лицами ушли думать.

Один Марик продолжал слоняться по поляне.

«Что бы мы делали без Эвы, – размышлял Марик. – Пока нет директора, все, даже Иогансон, растерялись. А она словно ничего не боится. И все так успокоились, по-моему, даже поверили, что с Эвой мы не пропадем. А там и директор вернется».

Глава четырнадцатая
Про то, как у Марика обнаружился цирковой талант, а Шкатулка открыла ему свою тайну

Мадемуазель Казимира уже в четвертый раз пересчитывала расходы и доходы.

Она сидела за маленьким столиком у окна своего фургончика, перед ней лежали ворохом корешки билетов, контрамарки, счета за овес и колесную мазь, налоговые счета, монетки с профилем короля и бумажные деньги с портретами королевского семейства. Казимира грустно щелкала костяшками счетов, перекладывала бумажки туда и сюда – росла то правая горка, то левая, столбик цифр на лежащем перед ней листочке становился все длиннее, Казимира писала, зачеркивала, снова писала и снова зачеркивала.

Украдкой Казимира смахивала набегавшие слезы. Она очень скучала по господину директору и все думала: «Как он там, в тюрьме, один-одинешенек?» Эти мысли мешали Казимире считать – и она уже пятый раз неверно поставила запятую. На неправильную запятую упала слеза, и запятая превратилась в маленькую синюю кляксу.

Казимира с досадой посмотрела на кляксу. Опять пересчитывать все заново!

Самое главное, что в конце всех расчетов ей надо было определить, какой налог они должны заплатить в городскую казну. С налогами шутки плохи – ошибешься на одну крохотную монетку, пусть даже она так мала, что королевский нос на ней не больше макового зерна, – и случатся ужасные последствия.

«За ограбление королевского банка, – грустно думала Казимира, переведя взгляд с кляксы на купающихся в пыли беззаботных воробьев, – падут на мою голову меньшие кары, чем за ошибку в налогах. А как тут разобраться – когда столько цифр, процентов и правил…» На минутку Казимира замечталась. Вот, к примеру, они с господином директором – знаменитые разбойники. В черных бархатных масках они врываются в банк и кричат, стреляя в потолок (ох, непременно в потолок, чтоб не задеть кого-либо нечаянно, ведь это так больно и неприятно, когда в тебя попадают из пистолета!): «Ни с места, это ограбление!» А потом на вырученные деньги они ремонтируют цирковой шатер, и господин директор говорит, нежно глядя в глаза Казимире: «Вы самый надежный друг, моя дорогая!» Но потом полиция идет по их следу, и Казимира гордо говорит главному следователю: «Это я одна ограбила ваш банк! Я отвечу за все!» Ее сажают в тюрьму, и господин директор сидит под окном ее темницы день и ночь, умоляя ее не отчаиваться…

Казимира с трудом вернулась из мира грез и снова принялась за работу.

Она сложила стопочкой лиловые купюры и снова принялась их пересчитывать. Нет ничего скучнее, чем считать дебет, кредит и налоги.

На лиловых купюрах была изображена принцесса. Казимира достала из пачки одну бумажку, разгладила ее на столе и, чтоб на минутку отдохнуть от расчетов, начала разглядывать картинку.

Серьезная принцесса в полосатом платьице с кружевным воротником смотрела куда-то в сторону. Губы ее были крепко сжаты, а уголок воротника слегка замялся. «Если бы это была моя дочка, – вздохнула Казимира, – я бы всегда следила за тем, чтоб ее воротнички были выглажены. И, наверное, я бы рассказала ей что-нибудь такое, чтоб она улыбнулась, позируя художнику. Днем она бы играла с Китценькой, а вечерами читала мне вслух сказки, а я бы вязала ей новые кружевные воротнички…»

И тут Казимира рассердилась на саму себя.

Близится вечер, а она так и не закончила считать. Сидит, мечтает то о грабителях, то о принцессах.

А дело так и не сделано.

В эту минуту под окном фургончика раздались чьи-то шаги.

– Мадемуазель Казимира! Я принес вам кофе. Эва сказала, что сладкий кофе со сливками очень полезен при умственной деятельности, и велела мне отнести его вам. Еще она сказала, чтобы вы непременно попробовали яблочные блинчики – она испекла их сегодня на полдник.

Марик поставил поднос с кофе на подоконник.

– Смотрите, не пролейте это на свои бумаги, – сказал он, отодвигая в сторону весь ворох. – Принцессе не станет веселее, если вы нальете ей на голову горячий кофе.

– А ты так хорошо знаешь, как выглядит принцесса, что сразу узнал ее на этом портрете? – улыбнулась Казимира, радуясь передышке в работе. – Не самый удачный портрет, как ты думаешь?

– Портрет принцессы Амелии висел у нас в общей столовой. По-моему, он был срисован как раз с этой купюры, – хмыкнул Марик. – Уж не знаю, неудачный ли это портрет, или наша принцесса по жизни такая кислятина. Вот выдумаем подходящий номер – и выступим во дворце, может быть, и саму принцессу доведется увидеть.

– Не исключено, – кивнула Казимира. – Как там дела, как идет работа у остальных? Кстати, не составишь мне компанию? Кофе в кофейнике явно на двоих.

Марик сел рядом, сунул в рот горячий яблочный блинчик и сказал:

– Иоасонвефываемыфей, Хопщетитфотонапефке…

– Чтоооо? Какие еще фото мыфей? – засмеялась Казимира. – Прожуй, потом расскажешь.

Иогансон взвешивает своих мышей. На аптекарских весах, сказал Марик, проглотив блин. – Хоп чертит на песке какие-то круги. Эва пекла блинчики, Рио-Рита ушла куда-то к реке – по-моему, она переживает, что у нее нет вообще никаких идей…

– Ясно, – вздохнула Казимира. – Вот и у меня тут не ладится. Видишь, какую ужасную схему уплаты налогов принес этот усатый? Такое мог выдумать только наш министр культуры господин Пе. Вот, надо взять общую сумму выручки, прибавить к ней количество артистов и животных, умножив на вот этот коэффициент, потом посчитать, сколько квадратных метров заняла арена, а сколько – весь наш цирк со всеми фургонами, умножить вот на это… тут вычесть… а здесь надо сосчитать среднее арифметическое, а вот тут высчитать шестьдесят четыре и триста сорок восемь тысячных процента от… я уже и сама не помню, от чего именно, но…

Казимира осеклась. С удивлением она смотрела, как Марик сгреб бумажки с ее расчетами, лицо его стало сосредоточенным. Он быстро переводил глаза с цифры на цифру, потом пожал плечами и сказал:

– Где ваш карандаш? Общая сумма налога – семь тысяч сто двадцать четыре с половиной монеты. Налог на воздух при этом составит примерно пятую часть от этой суммы, но, наверное, высчитывать его отдельно не надо?

Казимира даже рассердилась:

– Марик, ты думаешь, что это забавная шутка, но мне не до смеха.

– И не собирался шутить, – серьезно ответил Марик. – Я посчитал вам все совершенно точно. Можете проверить. Я быстро считаю.

– Хм… Тут было чему удивляться. Ну, допустим, она ему поверит.

– Ты хочешь сказать, что ты такой гениальный математик и все это посчитал в уме?

– Я просто люблю математику. И быстро считаю – вот и все.

– Триста сорок пять умножить на сто восемьдесят четыре?

– Шестьдесят три тысячи четыреста восемьдесят.

Казимира поспешно умножила в столбик. Получилось то же самое.

– Хм… А квадратный корень из этого числа?

Марик задумался лишь на миг:

– Двести пятьдесят одна сотая, а после запятой девять, пять, два, три, семь, шесть, четыре, пять… ну, словом, если округлить до третьей цифры, то девятьсот пятьдесят две тысячные.

– Феноменально, – прошептала потрясенная Казимира, не став даже перепроверять и мгновенно поверив в Мариков талант. – Фантастично! Удивительно!

И тут ее осенило.

Казимира отставила в сторону недопитый кофе и схватила Марика за рукав:

– Пойдем!

Посреди поляны Казимира с недоумевающим Мариком остановилась и, сложив руки рупором, закричала на весь берег:

– Эй! Все сюда! Общий сбор! Все ко мне!

И, когда ее окружили циркачи, она подтолкнула Марика:

– Говори!

– Что говорить? – не понял Марик.

– Ну, – нетерпеливо топнула ногой Казимира, – ну… Давай! Двести девяносто восемь разделить на сорок пять.

– Шесть целых, шестьдесят две сотых… ну и там дальше два в периоде.

– Корень из числа две тысячи пятьсот восемьдесят девять?

– Пятьдесят целых, восемьсот восемьдесят две тысячных… э-э-э… примерно.

Казимира обвела всех победным взглядом:

– Вы видели? Вы поняли? Это же готовый цирковой номер «Уникальный мальчик»! Это должно понравиться принцессе, потому что это математика! И, по-моему, это просто чудо!

Радости собравшихся не было предела. Обнимали и Казимиру, и Марика, и снова Марика, и снова Казимиру. И правда – чудесный номер! А после этого необыкновенного номера, решили все, можно объявить «Фокусы и аттракционы во славу законов физики» – и тут позажигать факелы, покидать кольца, а все прочие номера объявить иллюстрацией к какому-либо физическому закону. Ну, допустим, к закону всемирного тяготения.

Это уже не важно, потому что Марик будет гвоздем программы.

Не тратя времени даром, Иогансон поспешил рисовать новую афишу с портретом Марика. Марик позировать не хотел, и Иогансон решил рисовать по памяти. Рио-Рита кинулась к сундукам, чтоб найти для нового артиста какой-то подходящий костюм, например бархатную курточку и большой шелковый бант в горошек (именно так должен выглядеть на арене цирка чудо-ребенок!).

Казимира побежала заполнять финансовый отчет (какое счастье, что Марик уже все посчитал за нее – и так быстро!).

А Марик, несколько ошеломленный поворотом в своей судьбе, решил найти какой-либо тихий уголок и собраться с мыслями. Сел на ступеньки Эвиного фургона (самой Эвы почему-то нигде не было видно), набрал пригоршню мелких камешков и начал кидать их, пытаясь попасть в обод колеса. Думать это занятие здорово помогало.

Он хорошо понимал, что ему выпала необыкновенная удача. Ну сами посудите: мальчиков, которые моют посуду, расчесывают собачек и вытряхивают попоны, пруд пруди. Марик был настроен вполне самокритично – с этой ролью справится совершенно всякий мальчик с улицы. Да что там, если начистоту, все эти дела прекрасно делались до его появления в цирке. В любой момент его со спокойной душой отправят назад. Как только дознаются, откуда он сбежал, – так сразу и отправят. Но теперь – теперь у него есть шанс стать действительно полезным. Может быть, даже незаменимым.

Сегодня он чуть не испортил все дело. Зачем он начал разглагольствовать про портрет принцессы? «В общей столовой!» Еще минутка – и Казимира бы спросила, что это за столовая. И догадаться, что общая столовая бывает в каком-либо приюте, легче легкого.

Остается только надеяться на то, что Казимира не заметила этого промаха. И не будет допытываться, где именно висел портрет принцессы Амелии.

И еще. Марик представил себя посреди арены – и в животе у него стало холодно. Вдруг он испугается и провалит все дело? Подведет всех, и тогда…

– Вот увидишь, это очень весело – и ничуть не страшно, – раздался за его спиной голос Шкатулки.

– Ой, Эва, – обернулся Марик. – Где ты была? Ты слышала, Казимира придумала… То есть я сосчитал… То есть все тоже сказали – отличная мысль…

– Да, да, я знаю, что ты будешь гвоздем программы. Только расскажи мне, что именно ты будешь делать?

Марик открыл было рот, чтоб начать рассказывать, но тут же умолк. Он почувствовал себя сбитым с толку. Как это так: Шкатулка знает, что Марик будет выступать, но не знает самого главного – с каким именно номером? Вот прежде чем Марик расскажет подробности, он должен понять – как это получилось?

Шкатулка пожала плечами:

– Да не нервничай ты – я все равно собиралась тебе ее показать.

– Кого – ее?

Шкатулка взяла его за руку и потянула за собой – в фургон.

В полумраке фургона Марик сделал несколько шагов вперед и услышал, как где-то совсем рядом играет тихая музыка.

– Вот она, на столе, – сказала за его спиной Эва.

На столе, в самом центре, на клетчатой скатерти стояла музыкальная шкатулка. Колокольчики тихо перекликались между собой, крышка была откинута, и изнутри шел неяркий, мерцающий золотой свет. Казалось даже, что над открытой шкатулкой вьются золотистые искры.

– Ой какая… – прошептал Марик.

– Подойди поближе, посмотри, – так же тихо сказала Эва.

Марик подошел и заглянул внутрь.

Внутри, к его изумлению, он увидел нечто необычное и неожиданное.

Да, это похоже на крохотный кукольный театр. Кукольный цирк, если быть точным. Вот ряды скамеек, а на них зрители – каждый размером с некрупный желудь. Они подняли игрушечные ладошки и хлопают, хлопают в такт колокольчикам.

А в центре арены стоит мальчик. На нем синяя бархатная куртка, а под ней – футболка с жирафом. Жираф на груди у мальчика совсем уже крохотный – с муравья, но картинку четко видно. А главное, ясно, что этот мальчик – Марик.

– Это я? – спросил Марик, не до конца веря своим глазам.

– Это кукла. Это крохотная деревянная кукла, похожая на тебя, – в музыкальной шкатулке. Вот от шкатулки я и узнала, что именно с тобой будет связан успех нашего будущего выступления. Но видишь ли, это всего-навсего игрушка. Что именно ты говоришь на арене, я узнать не могу.

– Эва, а откуда у тебя шкатулка, в которой внутри цирк, и все эти зрители, и я?

Эва хмыкнула:

– Собственно говоря, у нее внутри не только ты.

– А кто еще?

– Ну, там много всего и всех, – пожала плечами Эва. – Просто когда я хочу узнать, как разрешится та или иная проблема, я задаю вопрос и открываю шкатулку.

– И всякий раз, то есть всякий раз, когда ты задаешь шкатулке новый вопрос, внутри нее новая сцена? С другими участниками?

– Ну да, – кивнула Эва. – Но ведь это всего-навсего игрушечный театр. Подробностей не разглядишь. Видно только, кто будет героем дня. Сегодня это оказался ты.

– Здорово! – Марик во все глаза смотрел на шкатулку. – А если… Ей можно задать вообще любой вопрос?

– Наверное, любой. Только надо беречь механизм.

Видишь ли, это старинная вещь, ее шестеренки довольно-таки изношены. Начнешь открывать крышку ежеминутно – и сломается. Я отрываю ее далеко не каждый день… Так рассказывай, что ты собираешься делать там, на арене? Только давай продолжим разговор на свежем воздухе – жаль сидеть в четырех стенах в такой прекрасный вечер.

Эва захлопнула крышку шкатулки, золотистое свечение исчезло, а в фургоне стало совсем темно.

Они вышли, присели на ступени фургона, и Марик начал рассказывать, Эва кивала, удивлялась и ахала. Но когда подробности кончились, у Марика остался еще один невыясненный вопрос:

– Эва, а что ты делаешь потом? Потом, после того как открыла шкатулку?

– Наслаждаюсь музыкой, огоньками и кружением этих деревянных куколок, надетых на штырьки. И думаю, как удивительно и всякий раз по-иному поворачиваются там шестеренки. И какая разная играет музыка, – фыркнула Эва. – А что я, по-твоему, должна делать – плясать джигу под звон колокольцев?

– Эва, – не сдавался Марик, – а вот ты сегодня послала меня к Казимире. Ты испекла блинчики – ты никогда раньше этого не делала – и послала меня к Казимире с кофейником, хотя ее вполне можно было позвать к общему столу. Ты это нарочно так подстроила, чтоб…

– Для маленького мальчика с ангельски ясными глазами ты слишком подозрителен, дорогой мой, – проворчала Эва недовольным голосом. – Тебе бы в полицию податься. Гляди, скоро вырастут усищи, как у помощника начальника, – и будешь готов.

Тут она посмотрела на сердитое лицо Марика и добавила, вздохнув:

– Ну, я догадываюсь, что ты хочешь. Ты жаждешь спросить, неужели все заранее предопределено. И тебя, вероятно, интересует, кто именно крутит все эти шестеренки.

Она подняла лицо к усыпанному звездами июньскому небу.

– Так вот что я тебе скажу. Я – не знаю. Я просто иногда вижу, у кого следующий выход на арену.

– И ты просто стараешься помочь, чтобы все произошло именно так, как ты увидела?

– А я просто решила попробовать новый рецепт блинчиков, – отрезала Эва. – Ступай спать. Ты уже порядком утомил меня своими вопросами.