Текст книги "Брат и сестра"

Автор книги: Дина Аллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Дина Аллен
Брат и сестра

1

Ну вот, наконец-то оформление витрины было закончено. Выбравшись из окна наружу, Трейси остановилась на тротуаре полюбоваться на результаты своей работы.

Хорошо еще, что она умеет держать молоток в руках и знает, каким концом вбивают гвоздь в стену. В противном случае ей пришлось бы туго, ведь за все нужно платить. Взять, к примеру, стекольщиков. Сколько времени они возились со стеклом, уверяя, что никогда еще не сталкивалась с такими нестандартными рамами, как в ее старом доме. Да и влетело ей все это в приличную сумму.

К тому же разве можно объяснить постороннему человеку свою задумку, то, что еще только зреет в голове? Воплотить это в жизнь можно только своими собственными руками. Зато насколько замечательно видеть, как пустое пространство между рамами превращается в нечто яркое и изысканное, невольно привлекающее взгляд на тихой окраинной улочке города.

Через две недели кончались летние школьные каникулы, поэтому было желательно открыть магазин детской обуви вовремя и извлечь максимальную выгоду из этого события. Проявив настойчивость, удивившую ее саму, Трейси удалось справиться. Хотя нашлось немало людей, которые были не прочь воспользоваться ее неопытностью и наивностью, зачастую под предлогом заботы и желания помочь.

Трейси уже потеряла счет «доброжелателям», предупреждавшим о том, что ее затея – не что иное, как напрасная потеря времени, что открытие магазина, специализирующегося исключительно на торговле детской обувью, чистейшей воды безумие, тем более что располагался он на окраине города. Ведь каждый знает, что люди в наши дни хотят делать покупки быстро и без хлопот, а поэтому выбирают гигантские торговые центры.

Терпеливо выслушивая их мнения, Трейси все-таки упрямо стояла на своем. Покупая обувь для дочери Люси, она предпочитала делать это со всеми удобствами, с помощью человека, знающего свое дело и обладающего достаточным опытом, чтобы снять мерку с детской ножки и порекомендовать нужный товар.

Что же касается намерения обосноваться именно в этом небольшом городке, то на это было несколько причин. Главным же было то, что в доме, полученном ею в наследство от никогда ранее не виденной двоюродной бабушки, оказался старомодный магазин тканей.

Один из самых важных уроков, преподанных ей жизнью, заключался в следующем – из возможностей, предоставляемых судьбой, следует извлекать максимум полезного. Вероятно, намного легче было бы поддаться мягкому нажиму банкиров покойной бабушки и продать магазин со всем его содержимым. Но в этом неожиданном подарке Трейси увидела способ для Люси и себя наконец-то вырваться из их маленькой городской квартиры со всеми ее сомнительными удовольствиями – угнетающими душу теснотой и безликостью.

Эплфорт же с его тихой прелестью маленького провинциального городка, окруженного зеленеющими полями, с необъятным небом над головой понравился Трейси с первого взгляда. Она всегда мечтала о таком месте для себя и Люси и без колебаний приняла решение. А поскольку единственный опыт, который она имела, был приобретен во время работы в обувном отделе универмага, казалось вполне естественным вновь открыть бабушкин магазин, сменив его специализацию.

Однако, что бы об этом ни думали окружающие, осуществление задуманного далось ей нелегко. Все шесть месяцев, прошедшие с той момента, как Трейси с удивлением узнала, что неизвестная ей ранее двоюродная бабушка умерла, сделав ее единственной наследницей, она вложила всю свою душу в то, чтобы проект увенчался успехом.

С целью постигнуть искусство управления делами Трейси окончила государственные курсы и освоила науку общения с представителями самых разных специальностей, чьи услуги понадобились ей для того, чтобы превратить захламленную, пришедшую почти в полную негодность лавочку в радующий глаз, красочно оформленный магазин. Она уговорила управляющего банком, в котором хранились унаследованные ею деньги, предоставить ей кредит под залог здания. На втором этаже бабушкиного дома находились жилые помещения, и теперь оставалось лишь горячо молиться о том, чтобы ей сопутствовал успех. От этого зависело очень многое.

За время пребывания в Эплфорте из дерганной бледной девочки, выросшей в большом городе, Люси превратилась в вполне нормального ребенка.

Может быть, из-за того, что сама Трейси росла в сельской местности, она всегда испытывала острое желание возвратиться к мирной и спокойной провинциальной жизни, более естественной для человека и гораздо менее напряженной.

Теперь было уже слишком поздно сожалеть, что она так и не узнала свою двоюродною бабушку, у которой, без сомнения, были свои причины скрыть от Трейси факт своего существования и заставить ее поверить в то, что она одна на всем белом свете. В двенадцать лет – самый ранимый возраст для любого ребенка – автомобильная катастрофа сделала ее сиротой, внеся разительную перемену в жизнь. Из единственной дочери любящих, заботливых родителей она превратилась в одну из многочисленных приютских питомиц, растущих под обременительным наблюдением надоедливых воспитательниц. Это заставило ее уйти в себя и ощутить свое полное одиночество.

Вспоминать отроческие годы ей не хотелось, даже несмотря на то, что этот период жизни завершился рождением Люси, ставшей для нее самым дорогим существом в мире.

В возрасте восемнадцати лет она неожиданно обнаружила, что беременна от парня, которого практически не знала, и который, как теперь понимала повзрослевшая и умудренная жизненным опытом Трейси, практически изнасиловал ее. Но в то время она была слишком напугана, чтобы рассказать кому-нибудь о случившемся, и наивно полагала, что вина лежит в основном на ней самой.

Они встретились на вечеринке, на которую Трейси весьма неохотно пошла со своей подругой по работе. К тому времени она уже покинула приют и жила в тесной муниципальной квартирке вместе с тремя другими девушками, очутившимися в схожей жизненной ситуации.

В результате перенесенных ударов судьбы, все они, включая саму Трейси, не были натурами общительными, нелегко сходились с людьми и не доверяли им, поэтому, когда она поняла, что беременна, обсудить свою трагедию оказалось не с кем.

Отца ребенка, которого Трейси знала только по имени, она не хотела даже видеть. Ей и так понадобилось немало времени, чтобы залечить нанесенную им душевную травму. Так что к тому времени, когда Трейси набралась храбрости признаться во всем врачу, прерывать беременность, даже при всем желании, было уже поздно.

Ее раздирали чувство одиночества, боль обиды, безумный страх перед будущим, – но лишь до того момента, как акушерка показала ей новорожденную Люси. В это мгновение Трейси поняла, что какие бы трудности ни маячили впереди, сколько бы ни пришлось вытерпеть, дочь следует оставить у себя.

Лишения и горести не замедлили себя ждать. Мысль о необходимости получения помощи от государства была ненавистна, но выбора не было.

После того как Люси пошла в школу, Трейси нашла себе работу на неполный рабочий день, позволяющую кое-как сводить концы с концами. Однако груз финансовых затруднений постоянно довлел над нею, не давая покоя. Впереди не было видно никакого просвета, нельзя было позволить себе ни малейшего послабления.

Сколько раз смотрела она на дочь, одетую в платья с чужого плеча, как бы тщательно те ни были выстираны и выглажены, и с трудом сдерживала слезы. Трейси мечтала о том, чтобы у нее была возможность покупать Люси новую одежду и доставлять ей радости, доступные другим детям. Было мучительно тяжело видеть время от времени в глазах дочери жаждущее ожидание и понимать, что только из любви к матери, понимая то, что недоступно разумению ребенка ее возраста, Люси ни разу ничего не попросила для себя.

Естественно, Трейси была далеко не единственной матерью-одиночкой, живущей в массивном, отдельно расположенном муниципальном здании. Она подружилась с некоторыми из таких женщин. И теперь, когда они с Люси наконец обосновались в Эплфорте, ей будет немного не хватать их. Перед отъездом Трейси, обеспокоенная возможностью потерять контакт с теми немногими людьми, с которыми ей удалось наладить отношения, настоятельно приглашала их приезжать к ней в гости.

Жизнь каждой из этих женщин сложилась несчастливо, иногда даже трагично. От некоторых сбежали мужья, оставив их с маленькими детьми. Другие покинули дом, потому что там они и их дети подвергались физическому или моральному насилию. Кое-кто, подобно ей самой, стали матерями прежде, чем окончательно повзрослеть. И все они разделяли одно страстное желание, чтобы их дети не страдали подобно им самим. Они мечтали, чтобы их сыновья и дочери жили в лучшем, более мудро устроенном и дружелюбном мире.

Конечно, без их поддержки Трейси придется нелегко, заменить ее чем-либо другим будет не так-то просто. Она трудно сходилась с людьми, предпочитая оставаться наедине с самой собой. И еще одно наследие прошлого мешало ей жить полноценной жизнью – глубоко запрятанный страх привязаться к кому-нибудь слишком сильно, чтобы не испытать потом боль потери.

Нет, она решилась сделать рискованный шаг в новый мир только ради Люси. Трейси хотела для дочери большего, чем имела сама, и не обязательно в материальном смысле. Пройдет немало времени, прежде чем дела позволят им жить комфортнее, чем раньше. Но, по крайней мере, здесь, на свежем воздухе и открытых взгляду пространствах, Люси будет в гораздо лучшем окружении, чем в городе.

Дочь с удивлением рассказала Трейси, что в новом классе будет всего двадцать человек, тогда как в прошлом году она занималась в одной комнате с шестьюдесятью другими учениками. Здесь к услугам детей были площадки для игр, теннисные корты и местный спортивный клуб. До этого клуба не надо было ехать на автобусе через центр города, в котором после наступления темноты не рискнула бы появиться в одиночестве ни одна более или менее разумная женщина, и куда, конечно, никакая мать не отпустила бы беззащитного ребенка.

Да, она приняла верное решение, и неважно, сколько людей качали при этом головами и предрекали крах ее начинанию. Если уж не удалось обеспечить Люси жизнь в нормальной семье, с любящими родителями, привязанными друг к другу и к своим детям, то, по крайней мере, Трейси делала для дочери все, что было в ее силах.

Кроме того, жизнь в браке далеко не всегда является чем-то благословенным и самодостаточным, как это часто, кажется со стороны.

Взять, к примеру, Николаса Форбса, поверенного ее покойной родственницы, а теперь и ее тоже. Он имел красавицу жену, приходящуюся сводной сестрой баснословно богатому местному бизнесмену, двух прекрасных детей, успешную практику и дом в одном из самых престижных районов города – свадебный подарок брата Клариссы Форбс, и все же… И все же, судя по ходящим в городе сплетням, семейная жизнь Форбсов была далека от совершенства.

Да и сам Николас намекнул ей об этом. Трейси пришлось даже прервать его, чтобы дать понять: она меньше всего желает вмешиваться в чью-либо личную жизнь и не уважает тех, кто предает гласности интимные взаимоотношения в семье, должные, по ее мнению, связывать преданных друг другу людей. Она полагала крайне непорядочным обсуждать сугубо личные проблемы с посторонним человеком, если этот человек не является профессиональным адвокатом или врачом. Кроме того, Трейси почти не знала Николаса Форбса. Однако его профессиональные услуги и желание помочь разобраться во множестве мелких проблем, связанных с организацией своего, пусть даже и мелкого бизнеса, согревали душу и приободряли ее, заставляли думать, что, может быть, настала пора преодолеть сформировавшееся за последние годы неприятие мужского пола.

Николас ей нравился, но совсем не в качестве поклонника, а скорее как личность, по-дружески настроенное человеческое существо. Что же касается секса… На лице Трейси безотчетно появилась презрительная гримаса.

С сексуальной точки зрения она была совершенно безразлична к мужчинам, как в общем, так и в частности. И это ее вполне устраивало.

Будучи женщиной умной, Трейси прекрасно понимала, что далеко не все мужчины должны походить на отца Люси, и что даже тот со временем мог повзрослеть и поумнеть. Но, даже зная, что глупо избегать всех представителей противоположного пола подряд, эмоционально и даже физически она чувствовала себя в безопасности лишь тогда, когда держалась от них на достаточном расстоянии.

Однако, несмотря на это, Трейси делала все возможное, чтобы не передать свои страхи и нелюбовь к мужчинам Люси. Ей хотелось, чтобы дочь имела все, чего была лишена она сама: веру в себя и в людей, которая позволит ей, когда настанет время, легко идти на контакты с другими людьми, – качество, которого Трейси так и не приобрела.

Для Люси она желала счастья, успеха, безопасности. Она старалась не допустить, чтобы дочь ощущала себя неполноценной из-за принадлежности к женскому полу, давала ей почувствовать свои достоинства. Но больше всего Трейси хотела для Люси уверенности в себе, проистекающей из понимания того, что она никогда не окажется в зависимости от другого человека, ни в эмоциональной, ни в материальной.

Люси росла ребенком развитым и сообразительным, и ей наверняка будет намного лучше в атмосфере небольшой школы, где девочке смогут уделять гораздо больше внимания. К тому же в отличие от Трейси она легко заводила друзей. Поэтому мать не боялась, что дочь будет чувствовать себя на новом месте одинокой или заброшенной.

И правда, Люси очень скоро успела подружиться с девочкой, семья которой жила неподалеку от них. Ее родители владели магазином, торгующим обоями. Глава семьи сам занимался обойными работами, и именно он оклеил потолки в их квартире на втором этаже, подшучивая при этом над их наклоном, – дом был старинный, построенный еще в восемнадцатом веке.

Энн и Том Филдинги оказались приятной парой, обоим было лет под сорок. Сузан, их младший ребенок, имела двух старших братьев. Хотя Трейси относилась к Тому, как к любому мужчине, с привычной сдержанностью, даже несмотря на всю его неподдельную заботливость, теплая доброжелательность его жены невольно привлекала ее.

Филдинги приложили все усилия, чтобы ввести Трейси в местное общество, охотно давали деловые советы и с удовольствием принимали Люси с матерью у себя дома.

Их собственный магазин, не в пример магазину Трейси, имел две витрины. На втором этаже дома располагались просторные апартаменты, в оформлении которых Энн проявила несомненный художественный вкус. Трейси привела в полный восторг отделанная мрамором ванная комната, расписанная в весьма оригинальной технике, хотя Энн со свойственной ей скромностью заверила, что перенять ее не составляет никакого труда.

Кроме того, к их дому, как и к ее собственному, примыкал участок, однако не запущенный, а аккуратно разбитый на красивый внутренний двор, предназначенный для отдыха, и прекрасно ухоженный огород, при виде которого у Трейси зачесались руки от желания поскорее заняться своим.

В настоящий момент Люси как раз гостила у Филдингов. И Трейси, с трудом оторвавшись от созерцания витрины, искусно задрапированной тканью, служившей прекрасным фоном для экспозиции зимней обуви, взглянула на часы.

Господи, неужели так поздно? – всполошилась она. Люси может подумать, что мама про нее забыла. Оформление витрины заняло гораздо больше времени, чем Трейси предполагала, не говоря уже о долгом телефонном звонке от одного из поставщиков обуви. Пора было переодеваться и идти к Филдингам.

Энн пригласила их обеих на семейное чаепитие, и Трейси, не желая злоупотреблять любезностью хозяйки, неохотно согласилась. Она чувствовала себя неловко оттого, что ничем не могла пока ответить на их гостеприимство.

Собственно говоря, Трейси, вероятнее всего, отклонила бы предложение, если бы вчера поздно вечером, когда они с Люси уже собирались ложиться спать, к ним как снег на голову не свалился ее поверенный Николас Форбс, объяснив, что проезжал мимо и решил навестить их.

Она, как и дочь, не привыкла видеть у себя дома мужчин, но постаралась скрыть охватившее ее возмущение и раздражение. В конце концов, это была просто любезность, дружеский визит. И все же… Все же…

Скорее всего, Трейси ошибалась, но ей показался подозрительным взгляд, которым Николас окинул ее обтянутую джинсами и майкой фигуру. Взгляд этот был не то чтобы похотливым, но, без сомнения, не лишенным сексуального интереса.

Конечно, от той восемнадцатилетней девушки, безропотно перенесшей болезненное и неумелое обращение гораздо более сильного, чем она, парня, ставшего ее первым и единственным сексуальным партнером, не осталось почти ничего. Теперь, в свои двадцать девять лет, Трейси разбиралась в людях гораздо лучше, чем тогда. Да, она избегала секса, выкинула его из своей жизни, не испытывая при этом ни желания, ни любопытства, и не нуждалась в этом смысле в мужчине без всяких для себя неудобств.

Разумеется, находились типы, пытавшиеся убедить ее пересмотреть свою позицию. Но каждый раз Трейси твердо и решительно отказывала им, ясно давая понять, что они только зря теряют время. И вот теперь она никак не могла взять в толк, что заставило такого человека, как Николас Форбс, имеющего к тому же на редкость привлекательную жену, проявить интерес к женщине вроде нее. К женщине, которая не в состоянии одеться во что-нибудь иное, кроме самого дешевого готового платья, у которой нет ни денег, ни времени на визиты к парикмахеру и в салоны красоты, руки которой гораздо более пригодны к труду, чем к чувственным ласкам.

Может быть, его привлекало то, что она одинока? Слишком часто приходилось ей сталкиваться с подобным отношением к себе, чтобы питать какие-либо иллюзии. Мужчины, от которых этого вроде бы никак нельзя ожидать, вдруг начинали вести себя самым неподобающим образом.

Например, учитель Люси, пришедший к ним домой под предлогом того, что ему надо обсудить с ней школьную работу дочери. Или заведующий отделом из обувного магазина, в котором Трейси работала. Их было множество, и все они, без сомнения, считались людьми респектабельными и уважаемыми и некогда клялись в верности до гробовой доски своим женам.

Тем не менее Трейси никак не могла понять причин, по которым Николас Форбс хотел бы провести время с ней. Она не отличалась красотой, во всяком случае, была не так красива, как его жена. Трейси как-то видела ее в офисе Николаса.

Не обращая никакого внимания на присутствие незнакомой ей женщины, Кларисса бесцеремонно ворвалась в кабинет. Красивая блондинка чуть старше тридцати, избалованная и несколько раздражительная, с ужимками маленькой капризной девочки.

Трейси она не понравилась, стоило лишь ей услышать, как по-детски надув губы, Кларисса требовала от мужа, чтобы тот согласился с ее планами переделки гостиной. Сразу стало ясно, какая непреодолимая пропасть между ней и этой разряженной красоткой.

Вряд ли Клариссе Форбс приходилось в жизни о чем-нибудь мечтать. На ней была дорогая, пошитая на заказ одежда, а красивые ухоженные волосы и руки ясно свидетельствовали о том, что это женщина, которую обожают и лелеют, и главной заботой которой являются она сама и ее желания.

Кларисса была небольшого роста, с круглыми голубыми глазами и правильными чертами лица. Трейси, высокая, с густой гривой каштановых волос, одетая к тому же в дешевые хлопчатобумажные юбку и блузку, сразу почувствовала себя неуютно.

Вероятно, потому, что ей никогда этого не говорили, Трейси понятия не имела о классической красоте своего овального лица с высокими скулами и четкими линиями. Она даже не догадывалась о том, что тонкая шея, полные, чувственные губы, слегка испуганный взгляд придавали ей беззащитный вид, поражающий воображение мужчин. Не подозревала, что ее безыскусность и непритязательность могут показаться глотком чистой, холодной воды человеку, которому опостылела притворная приветливость жены, способной в любой момент, стоит лишь поперечить ей хоть в чем-нибудь, превратиться в сварливую бабу.

Не испытывая ни малейшего желания привлекать к себе внимание представителей противоположного пола, Трейси считала, что и не привлекает его. Она действительно никогда не поощряла ухаживания мужчин, не давала повода подумать, что нуждается в них, не догадываясь, что подобное безразличие само по себе еще больше влекло их к ней, будило в них любопытство и желание разрушить стены, за которыми она пряталась…

Она избавилась от Николаса Форбса так быстро, как только могла, решительно заявив, что это время суток целиком посвящено Люси. Нимало не смутившись, он предложил пойти куда-нибудь выпить и поболтать без помех завтра или когда-либо еще, но немедленно получил твердый отказ.

Трейси более чем ясно дала понять Николасу: как бы она ни уважала его добросовестность в качестве адвоката, о каких-либо более доверительных отношениях между ними не может быть и речи, особенно если это касается обсуждения его семейных дел. Она догадывалась, что это может кончиться только неприятностями.

Даже если бы предлагаемое им дружеское общение включало в себя Клариссу, даже если бы Кларисса сама пожелала принять ее в круг своих друзей, Трейси все равно чувствовала бы себя с ними не в своей тарелке. Форбсы, хотя и не принадлежали к элите местного общества, жили весьма респектабельно и обеспеченно.

Энн Филдинг как-то упомянула в разговоре о том, что сводный брат Клариссы, человек необыкновенно богатый, благодаря своим многочисленным компаниям и деловым связям обеспечивал большую часть практики Николаса.

– Я училась вместе с Николасом в школе, – добавила она с многозначительной гримасой. – Может быть, мне не стоит говорить об этом, но, как мне кажется, он начинает понимать, что женитьба на богатой девушке совсем не сахар. Кларисса очень капризна. Джеймс избаловал ее до невозможности, хотя между ними всего три или четыре года разницы. Поразительно, насколько глупо могут вести себя даже самые умные мужчины, не правда ли? Отец Джеймса был вторым мужем матери Клариссы, оба они погибли в авиакатастрофе как раз перед тем, как ей исполнился двадцать один год. Кларисса тогда чуть с ума не сошла от горя. И хотя официально она считалась уже взрослой, Джеймс фактически заменил ей родителей, и с тех пор оберегает и защищает ее, по-моему, даже чересчур. Потворствуя ей до такой степени, он наказывает самого себя. Кларисса относится к нему очень ревниво, сомневаюсь, чтобы она позволила какой-либо женщине занять место возле него.

– Но может быть, ему это по душе, – возразила Трейси. – Некоторым мужчинам нравится, когда в их жизни есть женщины, которые от них зависят – эмоционально или финансово.

Внимательно и задумчиво посмотрев на нее, Энн Филдинг заметила:

– Некоторым нравится, но я не рискнула бы отнести Джеймса Уоррена к этой категории. Он слишком умен и слишком… слишком цельная личность, чтобы наслаждаться своим превосходством над другим человеком. Нет, как мне кажется, Джеймс просто привык к мысли, что Кларисса нуждается в нем и не хочет видеть реального положения вещей. К слову сказать, Кларисса не слишком популярна среди местных жителей. Большинство жалеют Николаса, хотя чувствуют, что он сам виноват в своих несчастиях. Похоже, его жена не в силах удовлетвориться тем, что может дать ей Ник, и не способна забыть разницу между прежней жизнью с братом и теперешней с мужем.

– Но, как мне кажется, они живут очень благополучно, – не могла смолчать Трейси, вспомнив окруженный деревьями новый дом в псевдовикторианском стиле, который показал ей Николас, когда они проезжали мимо.

Лично она предпочитала здания более старой постройки, и вряд ли ей понравились бы разукрашенные фестонами ставни и чересчур роскошно, судя по разговору Клариссы с Николасом, отделанные комнаты.

– Да, это так, – согласилась Энн, наморщив нос. – Но я подозреваю, что Кларисса до сих пор получает денежную помощь от Джеймса. Иначе они никак не могла бы позволить себе «мерседес», столь дорогую одежду и обучение обоих мальчиков в престижной частной школе. Сомневаюсь, что она вообще понимает значение слова «экономия». Они держат горничную, экономку, а пока дети не пошли в школу, у них была няня. Как ни велика практика Ника, сомневаюсь, что его заработка хватает на все это. Но даже самому добродушному человеку вряд ли понравится такая финансовая зависимость от брата своей жены. Разумеется, он связан по рукам и ногам. Не секрет, что большую часть клиентов Ник получает, благодаря Джеймсу. И я ему ни капельки не завидую… Хотя иногда пытаюсь представить себе, что значит иметь возможность пойти и купить себе сразу три новых дорогих платья.

При этих словах она непринужденно рассмеялась, что заставило Трейси проникнуться к новой знакомой еще более теплым чувством. Знай она Энн получше, у нее могло бы возникнуть искушение рассказать о визите Николаса и попросить совета. Но появившаяся вскоре после рождения Люси твердая решимость быть независимой и показать всему миру свою способность жить самостоятельно, превратила ее в довольно скрытную особу. Трейси было очень трудно обратиться за поддержкой или помощью к другим людям, какими бы симпатичными они ей ни казались.

С тем что Николас, возможно, питает к ней более дружеские чувства, чем следовало бы, ей придется разбираться лично.

Впрочем, если действовать тактично, это будет не слишком трудно. К тому же, вполне вероятно, она приняла происшедшее слишком близко к сердцу, слишком резко отреагировала на обыкновенное проявление дружелюбия. Ведь Николас не сказал и не сделал ничего, что позволило бы предположить обратное, а у нее и без этого есть чем заняться. К примеру, своим магазином.

Еще несколько дней, и его можно будет открыть. Трейси почувствовала, что ее переполняет возбуждение и нетерпеливое ожидание. Она широко разрекламировала это событие в местной прессе и прекрасно рассчитала время, – в общем, сделала все, чтобы обеспечить успех. Остальное было в руках Божьих, и оставалось только надеяться на то, что он будет к ней благосклонен…

Бросив последний одобрительный взгляд на витрину, Трейси повернулась и открыла дверь магазина. Уже закрывая ее за собой, она вдруг увидела мужчину, входящего вслед за ней и на какое-то мгновение, взглянув в его хмурое лицо, ощутила в душе холодок нехорошего предчувствия.

Совершенно незнакомый ей человек был одет весьма непритязательно, в потертые синие джинсы и клетчатую рубашку с короткими рукавами – явное свидетельство теплого летнего дня. Его темные волосы были растрепаны, на щеках и подбородке проступала темная щетина, но, несмотря на это, мужчину словно окружал ореол властности и мужественной силы. Трейси не сразу нашлась, что ему сказать. Прошла, наверное, пара минут, прежде чем она сумела выговорить:

– Извините, но магазин еще не работает. Открытие состоится в воскресенье.

– Я это знаю. – Голос звучал холодно, немного скрипуче и напряженно, как будто незнакомец был очень зол, но сдерживался.

Взглянув на него повнимательней, Трейси увидела, что так оно и есть, это было заметно по холодку в серых глазах и плотно сжатым губам. Сердце замерло от предчувствия беды.

– Кроме того, я вовсе не собираюсь покупать у вас обувь, мисс Картер.

Не собирается? В таком случае, что ему надо? Может быть, это местный чиновник? Не нарушила ли она ненароком какое-нибудь правило организации торговли?

Обеспокоено нахмурившись, Трейси неуверенно спросила:

– Но тогда… тогда… зачем вы сюда пришли?

– А вот это, – резко ответил он, – я хотел бы обсудить с вами наедине!

Наедине. Сердце ее дрогнуло. Когда-то давным-давно другой мужчина тоже захотел обсудить с ней кое-что наедине. В результате этого «обсуждения» на свет появилась Люси, и хотя смешно было предполагать, что у неожиданного посетителя на уме то же самое, Трейси не смогла сдержать испуганной дрожи.

– Боюсь… боюсь, что это невозможно, – торопливо проговорила она. – Видите ли, я как раз собиралась забрать свою дочь… Может быть, если мы договоримся о следующей встрече…

Он хрипло рассмеялся.

– О, вам только этого и надо, не правда ли? Интересно, что творится сейчас в вашей хитроумной головке, мисс Картер? Что ж, извините, но у меня нет времени на заигрывания с женщинами. Я хочу от вас только одного – заверения в том, что с этого дня вы прекратите всякие отношения с моим зятем.

Трейси от удивления даже открыла рот. Этот человек явно пришел не по адресу… А может, он просто сумасшедший. Гнев пересилил страх.

– Извините, но ничем не могу вам помочь! – резко ответила она.

Действительно, о чем он говорит? Должно быть, просто перепутал ее с кем-нибудь. Столь необычное поведение можно было объяснить только этим.

Но тут ничего не понимающая Трейси увидела, как мужчина вытащил из заднего кармана джинсов чековую книжку и, презрительно скривившись, открыл ее.

– Понятно, – протянул он. – Что ж, надеюсь, это поможет убедить вас. Как видите, я готов ко всему, мисс Картер. Разумеется, я не предполагал, что вы прекратите эту постыдную любовную связь из одной сердечной доброты, которой, уверен, у вас нет. Десяти тысяч фунтов хватит?

– Десяти тысяч фунтов… – Она почувствовала головокружение.

– Вам этого мало? Что ж, назовите свою цену.

Трейси заметила промелькнувшее в его глазах гадливое выражение, и крайнее изумление уступило место ярости.

– Вон отсюда! – потребовала она. – Вон, пока… пока я не вызвала полицию!

Слишком много эмоций, досадливо подумала Трейси, это может быть опасным. Мужчина явно не в себе. Кто знает, что способно прийти такому в голову, если она будет угрожать ему?

– Весьма эффектно, но едва ли убедительно. Да и что вы им можете сказать? Что я предложил вам десять тысяч фунтов с целью предотвратить крушение семьи моей сестры? Они решат, что с вами поступили вполне честно. В нашем городе людям небезразлична судьба соседа. Даю вам двадцать четыре часа на то, чтобы обдумать мое предложение. А после этого… Что ж, так или иначе, но я собираюсь остановить вас.

Не в состоянии вымолвить ни слова, Трейси молча наблюдала за тем, как он открывает дверь и выходит из магазина. Она так и стояла на том же месте, вся в холодном поту от пережитого, когда несколько минут спустя в магазине появилась Энн Филдинг, ведущая за руку Люси.

– Что тут мог делать Джеймс Уоррен? – поинтересовалась она. – Он всегда проявляет нечто вроде патриархального интереса ко всему, что делается в округе, – наверное, потому, что принадлежит к семье основателей города. Но никогда бы не подумала, что его сможет заинтересовать магазин детской обуви. Если только… – Она внимательно посмотрела на Трейси и озабочено воскликнула: – Трейси… что с вами? Люси, сбегай наверх и принеси маме стакан воды. Кажется, она плохо себя чувствует.