Текст книги "Подозреваемый"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 23

От куриного жаркого во рту остался неприятный привкус, который Митч безуспешно пытался смыть диетколой.

Они по-прежнему ехали на юг. Дома и деревья закрывали море, лишь изредка они видели его черную гладь.

Энсон маленькими глоточками пил лимонный чай из высокого бумажного стакана.

– Его фамилия – Кэмпбелл. Он – бывший агент ФБР.

Митч аж подпрыгнул.

– Вот уж к кому нам ни в коем случае нельзя обращаться.

– Ударение на бывший, Микки. Бывший агент. В двадцать восемь лет его ранили, ранили тяжело. Другие так бы и жили на пенсию по потере трудоспособности, благо она высокая, но он создал собственную бизнес-империю.

– А если на «Экспедишн» стоит «маячок»? Тогда они узнают, что мы поехали к бывшему фэбээровцу.

– Они не могут знать, что он служил в ФБР. Если им вообще что-то известно о нем, то они знают, что несколько лет тому назад мы вместе вели дела. Так что со стороны все будет выглядеть так, будто я собираю выкуп.

Шины чуть шуршали по асфальту, но Митчу казалось, что автострада под ними – поверхность пруда, а он – комар, который будет уверенно лететь над ней, пока его не съест выпрыгнувшая из воды рыба.

– Я знаю, какая почва нужна бугенвиллее, сколько света требует тот или иной цветок. Но все это для меня другая вселенная.

– Для меня тоже, Микки. Вот почему нам нужна помощь. И больше, чем Джулиан Кэмпбелл, о темной стороне этого мира не знает никто.

Митч уже чувствовал, что каждое принятое ими решение – вопрос жизни и смерти. Одна ошибка, и для его жены все будет кончено.

А если они и дальше будут продолжать в том же духе, то нарастающая тревога вгонит его в ступор. Чрезмерная активность не могла спасти Холли. Результатом бездействия могла стать ее смерть.

– Хорошо, – вздохнул он. – И где живет Кэмп-белл?

– Пока едем прямо. Потом сворачиваем на автостраду А-5. Он живет в Ранчо-Санта-Фе.

Так назывался район к северо-востоку от Сан-Диего, известный дорогими отелями, полями для гольфа и поместьями стоимостью в десятки и сотни миллионов долларов.

– Прибавь газа, и мы доберемся туда за полтора часа.

Находясь вдвоем, они чувствовали себя вполне комфортно и не разговаривая. Возможно, потому, что детьми, по отдельности, провели немало времени в учебной комнате. А звукоизоляция в ней была даже лучше, чем в звукозаписывающей студии. Никакие шумы окружающего мира туда не проникали.

В этой поездке молчание Митча разительно отличалось от молчания его старшего брата. Митч напоминал космонавта, который потерял связь с кораблем и барахтается в вакууме, при нулевой силе тяжести.

Энсон же погрузился в раздумья. Его мозг работал с точностью и скоростью хорошего компьютера, анализируя различные варианты.

Они мчались по А-5 уже минут двадцать, когда Энсон неожиданно спросил:

– У тебя не возникало ощущение, что все детство нас держали ради выкупа?

– Если бы не ты, я бы их ненавидел, – ответил Митч.

– Я их иногда ненавижу, – признался Энсон. – Пусть на короткие мгновения, но очень сильно. Они слишком жалкие для долговременной ненависти. С тем же успехом можно всю жизнь ненавидеть Санта-Клауса за то, что он не существует.

– Помнишь, как меня поймали с книгой «Паутина Шарлотты?» [15]15
  « Паутина Шарлотты» – роман американского писателя Элвина Брукса Уайта (1899–1985), классика американской детской литературы написанный в 1952 году.


[Закрыть]

– Тебе было почти девять лет. И ты двадцать дней провел в учебной комнате. – Энсон процитировал Дэниэля: – «Фэнтези – дверь в суеверия».

– Говорящие животные, застенчивая свинья, умная паучиха…

– «Разлагающее влияние, – процитировал Энсон, – первый шаг в мир необоснованных и иррациональных верований».

Их отец не видел в природе загадочности, воспринимал природу как зеленую машину.

– Лучше бы они нас били, – сказал Митч.

– Гораздо лучше. Синяки, сломанные кости – все это привлекает внимание Службы защиты детей.

Следующую долгую паузу нарушил Митч:

– Конни в Чикаго, Меган в Атланте, Портия в Бирмингеме. Почему мы с тобой по-прежнему здесь?

– Может, нам нравится климат, – пожал плечами Энсон. – Может, мы не думаем, что расстояние лечит. Может, мы чувствуем, что у нас есть незаконченное дело.

Последнее объяснение представлялось Митчу логичным. Он часто думал о том, что скажет родителям, если появится возможность обсудить поставленные ими цели и методы их достижения или жестокость попытки лишить детей веры в чудо.

Следуя указателям, он свернул с автострады и поехал в глубь материка. Ночные бабочки, словно огромные снежинки, кружили в свете фар, а потом разбивались о ветровое стекло.

Джулиан Кэмпбелл жил за высокой стеной. Два массивных каменных столба, словно часовые, охраняли внушительные чугунные ворота. Кованые виноградные лозы змеились по воротам, «вливаясь» в огромный венок по центру.

– Эти ворота, должно быть, стоят столько же, что и мой дом, – прокомментировал Митч.

– В два раза дороже, – заверил его Энсон.

Глава 24

Слева от ворот в глухую стену встроили будку охранника. Едва «Экспедишн» остановился, открылась дверь, и из нее вышел высокий молодой мужчина в черном костюме.

Его умные глаза лишь на мгновение задержались на Митче, как сканер кассира – на цифровом коде товара.

– Добрый вечер, сэр, – и его взгляд переместился с Митча на Энсона. – Рад вас видеть, мистер Рафферти.

Без единого звука кованые чугунные ворота распахнулись. За ними лежала двухполосная подъездная дорожка, вымощенная плитами из кварцита. Вдоль дороги росли пальмы. Ствол каждой подсвечивался, а кроны образовывали над дорогой полог.

Поместье вызвало у Митча ощущение, что грехи человечества прощены и на Земле вновь появился райский сад.

По подъездной дорожке они проехали четверть мили. С обеих сторон простирались просторные, причудливо подсвеченные лужайки и сады.

– Шестнадцать ухоженных акров, – пояснил Энсон.

– На такой территории должны работать как минимум двенадцать человек.

– Я уверен, что работает не меньше.

Крыша из красной черепицы, стены, выложенные плитами известняка, высокие окна, из которых струился золотистый свет, колонны, балюстрады, террасы: архитектору, похоже, дали карт-бланш, и он оправдал ожидания, создав шедевр. Построенный в итальянском стиле огромный особняк не подавлял размерами, наоборот, казался очень уютным, радушно встречающим гостей.

Подъездная дорожка заканчивалась на площади, в центре которой располагался пруд с фонтаном. Пересекающиеся струи сверкали в ночи. Рядом с прудом Митч и припарковался.

– У этого парня есть лицензия на печатанье денег?

– Он занимается шоу-бизнесом. Кинотеатры, казино, многое другое.

Великолепие поместья и особняка потрясло Митча, но при этом у него появилась надежда. Джулиан Кэмпбелл определенно мог им помочь. Если, уволенный из ФБР после тяжелого ранения, помешавшего продолжить службу, он сумел стать таким богачом, значит, он действительно знал многое такое, что могло оказаться весьма полезным.

На террасе их приветствовал седовласый мужчина, вылитый дворецкий, он сказал, что его фамилия Уинслоу, и пригласил в дом.

Следом за Уинслоу они пересекли холл, выложенный белым мрамором, с лепным потолком, потом гостиную длиной в восемьдесят и шириной в шестьдесят футов и, наконец, вошли в обшитую панелями красного дерева библиотеку.

На риторический возглас Митча: «Столько книг!» – Уинслоу ответил, что в библиотеке чуть больше шестидесяти тысяч томов, добавил: «Мистер Кэмп-белл будет с вами через минуту», – и отбыл.

Площадью библиотека превышала бунгало Митча и предлагала как минимум с десяток «островков» с диванами и креслами, где гости или хозяева могли полистать приглянувшуюся книгу.

Они сели в кресла напротив друг друга, разделенные кофейным столиком, и Энсон удовлетворенно вздохнул:

– Вот так и нужно жить.

– Если он такой же импозантный, как и особняк.

– Лучше, Микки. Джулиан просто чудо.

– Должно быть, ты у него очень высоко котируешься, раз он сразу же согласился принять нас, в одиннадцатом часу вечера.

Энсон печально улыбнулся:

– Что скажут Дэниэль и Кэти, если я из скромности не приму твой комплимент.

– «Скромность ведет к неуверенности в себе, – процитировал Митч. – Неуверенность в себе – к застенчивости. Застенчивость – синоним робости. Робость характерна для слабаков. Слабаки не наследуют землю [16]16
  Здесь Дэниэль, которого цитирует Митч, противопоставляет себя Библии: «А кроткие наследуют землю и насладятся множеством мира» (Пс. 36:11).


[Закрыть], они служат тем, кто напорист и знает себе цену».

– Я тебя люблю, маленький брат. Ты – удивительный человек.

– Я уверен, что и ты мог это процитировать. Слово в слово.

– Я не об этом. Ты воспитывался в этом крысином лабиринте, и тем не менее я не знаю большего скромника.

– У меня есть недостатки, – заверил его Митч. – И много.

– Видишь? Я назвал тебя скромником, и ты так самокритично отреагировал.

Митч улыбнулся:

– Наверное, я мало чему научился в учебной комнате.

– Лично для меня учебная комната не была самым худшим, – отметил Энсон. – Что я не смогу стереть из памяти, так это игру «Избавление от стыда».

Кровь бросилась Митчу в лицо.

– «Стыд не имеет общественной пользы. Стыд – признак предрассудков».

– Когда они впервые заставили тебя сыграть в «Избавление от стыда», Микки?

– Думаю, лет в пять.

– И как часто ты в нее играл?

– Наверное, раз пять или шесть.

– Я, насколько помню, прошел через эту игру одиннадцать раз, последний в тринадцать лет.

Митч скорчил гримасу.

– Я помню. Ты играл целую неделю.

– Ходить голым двадцать четыре часа в сутки, тогда как все были одетыми. Отвечать перед всеми на наиболее интимные вопросы, касающиеся личных мыслей, привычек, желаний. Справлять малую и большую нужду в присутствии двух членов семьи, один из которых обязательно сестра, не иметь ни одного мгновения, проведенного в одиночестве. Тебя это избавило от стыда, Микки?

– Посмотри на мое лицо, – ответил Митч.

– От него можно зажигать свечку. – Энсон добродушно рассмеялся: – Черт, ничего мы ему не подарим на День отца [17]17
  День отца– праздничный день, отмечаемый с 1910 г. в третье воскресенье июня.


[Закрыть].

– Даже флакон одеколона? – спросил Митч.

И этот шутливый диалог корнями уходил в детство.

– Даже горшок с мочой.

– Как насчет мочи без горшка?

– А в чем я ее ему принесу?

– Окружишь любовью и донесешь, – ответил Митч, и они улыбнулись друг другу.

– Я горжусь тобой, Микки. Ты их побил. С тобой у них не получилось так, как со мной.

– А как получилось у них с тобой?

– Они сломали меня, Митч. У меня нет стыда, нет чувства вины. – Из-под пиджака спортивного покроя Энсон вытащил пистолет.

Глава 25

Митч сдержал улыбку, ожидая завершения шутки, к примеру, он не удивился бы, если б пистолет оказался зажигалкой или хитроумным устройством, стреляющим мыльными пузырями.

Если бы соленое море замерзло и сохранило цвет, то ничем не отличалось бы от глаз Энсона. Они оставались чистыми, как всегда, и взгляд по-прежнему был прям, но они приняли оттенок, которого Митч никогда не видел, наверное, даже представить себе не мог, что такое возможно.

–  Два миллиона. Если на то пошло, – в голосе Энсона слышалась только грусть, без толики злобы, – я бы не заплатил два миллиона для того, чтобы выкупить тебя, так что Холли умерла в тот самый момент, когда ее похитили.

Лицо Митча превратилось в маску, а горло забила каменная крошка, которая не пропускала ни слова.

– Некоторые люди, которых я консультировал, иной раз натыкались на варианты, способные принести им крохи, а мне – очень даже много. Не по моей основной работе, потому что эти проекты несли в себе немалую криминальную составляющую.

Митч пытался сосредоточиться, услышать то, что говорил Энсон, но в голове стоял грохот: его представления об одном из самых близких ему людей рушились, как стены дома, съеденного термитами.

– Люди, похитившие Холли, – это команда, которую я собрал для реализации одного из таких проектов. Они получили приличные деньги, но узнали, что моя доля оказалась больше, чем я им говорил, и теперь их обуяла жадность.

Значит, Холли похитили не только потому, что у Энсона хватало денег для выкупа, но и по другой причине, главной причине: Энсон обманул ее похитителей.

– Они боялись выйти прямо на меня. Я представляю собой немалую ценность для некоторых серьезных людей, которые разорвут любого, кто посмеет меня задеть.

Митч предположил, что очень скоро встретится с одним из этих «серьезных людей», но, какую бы угрозу ни представлял для него этот человек, она была смехотворно мала по сравнению с предательством брата.

– По телефону они сказали, что убьют Холли, если я не выкуплю ее, а потом застрелят тебя на улице, как застрелили Джейсона Остина. Тупоголовые младенцы. Они думают, что знают меня, но понятия не имеют, каков я на самом деле. Никто этого не знает.

Митч дрожал всем телом, потому что внутри у него все похолодело, мысли напоминали снежный буран.

– Джейсон, между прочим, входил в их команду. Безмозглый серфингист. Он думал, что его дружки намереваются застрелить собаку, чтобы ты понял серьезность их намерений. Застрелив его, они убедили тебя куда как больше, да еще увеличили долю, которая должна достаться каждому.

Разумеется, Энсон знал Джейсона так же давно, как Митч. Только, в отличие от младшего брата, все эти годы поддерживал с ним отношения.

– Ты хочешь мне что-нибудь сказать, Митч?

Возможно, другой человек задал бы тысячу злых вопросов, высказал горькие упреки, но Митч сидел как истукан, слишком велико было эмоциональное и интеллектуальное потрясение: там, где раньше бурлила субтропическая природа, воцарилась арктическая пустыня. Новая реальность была для него Terra incognita [18]18
  Неизвестная земля ( лат.).


[Закрыть], и этот человек, внешне неотличимый от его брата, был не братом, которого он знал всю жизнь, а полнейшим незнакомцем.

Энсон, похоже, принял молчание брата за вызов, возможно, даже за оскорбление. Наклонился вперед, желая увидеть хоть какую-нибудь реакцию. Говорил он все тем же мягким голосом любящего брата, как будто его голосовые связки не могли перестроиться на более резкий тон.

– Чтобы тебе не казалось, что ты значишь для меня меньше, чем Меган, Конни и Портия, я хочу кое-что прояснить. Я не помогал им деньгами. Все это вранье, братец. Я тобой манипулировал.

Поскольку он слишком уж явно ждал ответа, Митч предпочел промолчать.

Человека, заболевшего лихорадкой, может бить озноб, вот и взгляд Энсона оставался ледяным, хотя чувствовалось, что внутри у него все кипит.

– Два миллиона не разорили бы меня, братец. По правде говоря, мое состояние приближается к восьми миллионам.

Митч по-прежнему молчал.

– Яхту я купил в марте. А с сентября я буду давать консультации в море, через спутниковую антенну. Свобода. Я ее заработал, и никому не получить от меня даже двух центов.

Дверь библиотеки закрылась. Кто-то пришел и хотел, чтобы дальнейшее происходило без лишних свидетелей.

Поднявшись с кресла, с пистолетом на изготовку, Энсон еще раз попытался добиться от Митча хоть какой-то реакции.

– Надеюсь, ты найдешь хоть какое-то утешение в том, что для Холли все закончится раньше, чем в полночь с субботы на воскресенье.

Уверенность в себе и грациозность высокого мужчины, который появился в библиотеке, определенно говорили за то, что в его роду были пантеры. Серо-стальные глаза сверкали любопытством, ноздри ловили какой-то ускользающий запах.

Энсон же продолжал, обращаясь к Митчу:

– Меня не будет дома, когда они позвонят завтра в полдень, они не смогут найти меня по мобильнику и поймут, что со мной у них ничего не вышло. Убьют ее, тело где-нибудь спрячут и смоются.

Уверенный в себе мужчина был в элегантных кожаных туфлях, брюках из черного шелка и серой шелковой рубашке, под цвет глаз. Золотой «Ролекс» сиял на руке, поблескивали отполированные ногти.

– Пытать ее они не будут, – Энсон все говорил. – Это блеф. Скоре всего, даже не изнасилуют перед тем, как убьют, хотя я на их месте, конечно же, изнасиловал бы.

Двое крепких мужчин вышли из-за кресла Митча, взяли его в клещи. Каждый держал в руке пистолет с глушителем, а такие глаза, как у них, человек обычно видел в зоопарке, стоя у клетки с хищником.

– У него оружие под пиджаком, на пояснице, – сказал им Энсон. Добавил, уже Митчу: – Я нащупал его, когда обнимал тебя, братец.

Теперь Митч задался вопросом: а почему он сам ничего не сказал Энсону о пистолете, когда они ехали в «Экспедишн» и их не могли подслушать? Возможно, в самых глубоких катакомбах его подсознания таилось недоверие к старшему брату, в котором он не желал себе признаться.

У одного из телохранителей кожа оставляла желать лучшего. Угри покрывали все лицо. Он приказал Митчу встать, и Митч поднялся с кресла.

Другой телохранитель задрал полу пиджака и взял пистолет.

Когда ему велели сесть, Митч повиновался.

Наконец он обратился к Энсону, но сказал только одну фразу:

– Мне тебя жалко.

Сказал правду, но в жалости этой было только сострадание и ни капли нежности, жалость эта граничила с отвращением.

Впрочем, какой бы ни была эта жалость, Энсону она не требовалась. Он сказал, что гордится Микки, потому что тот прошел через родительское горнило и остался самим собой, а вот он сам сломался. То была ложь, испытанный прием манипулятора.

Он гордился свойственными ему хитростью и безжалостностью. Услышав, что Митч жалеет его, он разозлился донельзя, глаза сузились, губы разошлись в злобном оскале.

Словно почувствовав, что Энсон сейчас выстрелит в брата, одетый в шелк мужчина поднял руку, «Ролекс» блеснул в свете ламп:

– Только не здесь.

После короткого колебания Энсон вернул пистолет в плечевую кобуру.

А Митч вдруг вспомнил слова детектива Таггарта, произнесенные им восемью часами раньше. Он не знал, откуда эти слова, не было у него уверенности, что они в полной мере отражают сложившуюся ситуацию, но чувствовал, что обязан произнести их вслух:

– Кровь вопиет ко мне от земли.

На мгновение Энсон и вновь пришедшее трио застыли, как фигуры на картине, в библиотеке воцарилась мертвая тишина, ночь и та замерла за дверьми в сад, а потом Энсон вышел за дверь, телохранители отступили на пару шагов, по-прежнему контролируя каждое движение Митча, мужчина, одетый в шелк, устроился на подлокотнике кресла, в котором только что сидел Энсон.

– Митч, – сказал он, – ты сильно разочаровал своего брата.

Глава 26

Такой золотистый загар Джулиан Кэмпбелл мог приобрести, лишь пользуясь собственным солярием. Рельефная мускулатура говорила о наличии домашнего тренажерного зала и персонального тренера, а гладкое лицо, все-таки Джулиану было за пятьдесят, – личного хирурга.

Рану, которая оборвала его фэбээровскую карьеру, Митч не заметил, как и признаков инвалидности. Триумф Джулиана над физическими недостатками, должно быть, не уступал его экономическим успехам.

– Митч, меня распирает любопытство.

– Насчет чего?

Вместо ответа Кэмпбелл продолжил:

– Я – человек практичный. Если в моем бизнесе что-то нужно сделать, я это делаю, а потом не страдаю от болей в желудке.

Митч расшифровал его слова просто: Кэмпбелл не позволяет себе мучиться угрызениями совести.

– Я знаю многих, которые делают то, что должны. Практичных людей.

Через тринадцать с половиной часов похитители намеревались позвонить в дом Энсона. Если он, Митч, не сможет снять трубку, Холли умрет.

– Но впервые столкнулся с человеком, который готов пришить собственного брата, чтобы доказать, что здесь он – самый крутой.

– Ради денег, – поправил его Митч.

Кэмпбелл покачал головой:

– Нет. Энсон мог попросить меня проучить этих щенков. Они только думают, что им все дозволено.

Митч понял, что сюрпризы для него не закончились.

– Через двенадцать часов они умоляли бы нас взять деньги за то, что вернут тебе жену в целости и сохранности.

Митч ждал. Ему не оставалось ничего другого, как ждать.

– У этих парней есть матери. Мы сожгли бы дом одной, возможно, разбили бы лицо другой, так, чтобы для восстановления того, что было, потребовался бы десяток пластических операций. Еще у одного есть дочь от бывшей жены. Она ему очень дорога. Мы остановили бы ребенка по пути из школы, раздели бы догола, сожгли одежду. Потом сказали бы папаше: в следующий раз мы сожжем одежду прямо на маленькой Сюзи.

Раньше, по наивности, Митч хотел затянуть Игги в эту историю, чтобы оградить Энсона.

Теперь задавался вопросом: хотел ли он, чтобы других невинных людей избивали, жгли, калечили ради спасения Холли? Может, нужно благодарить бога за то, что ему не предоставили право выбора.

– Если бы за двенадцать часов мы пообщались с десятком их родственников, эти щенки привезли бы твою жену назад, рассыпаясь в извинениях, да еще подарили бы ей сертификат в «Нордстром» [19]19
  « Нордстром» – известная сеть универмагов. Первый открылся в 1901 году.


[Закрыть]на новый гардероб.

Оба телохранителя не спускали глаз с Митча.

– Но Энсон, – продолжил Кэмпбелл, – хочет поставить себя так, чтобы больше никто не недооценивал его. Пусть и не напрямую, он посылает сигнал и мне. Должен сказать… я впечатлен.

Митч не мог позволить им увидеть всю глубину охватившего его ужаса. Они могли предположить, что предельный страх может толкнуть его на безрассудный поступок, и тогда будут наблюдать за ним еще более пристально, чем теперь.

Он понимал, что должен выказывать страх, не просто страх – отчаяние, обреченность. Когда человек чувствует обреченность, он лишается воли к борьбе.

– Вот меня и распирает любопытство, – повторил Кэмпбелл, вернувшись к тому, с чего начал. – Раз уж твой брат хочет так поступить с тобой: что ты ему сделал?

– Любил его, – ответил Митч.

Кэмпбелл посмотрел на него так, как застывшая цапля смотрит на подплывающую рыбу, потом улыбнулся:

– Да, такое возможно. А что, если бы в один из дней он захотел ответить взаимностью?

– Он всегда хотел пойти далеко и попасть туда быстро.

– Сентиментальность – обуза, – вставил Кэмпбелл.

Голосом, который сел от обреченности, Митч ответил:

– Да, это цепь и якорь.

С кофейного столика Кэмпбелл взял пистолет, который один из телохранителей вытащил из-за пояса Митча.

– Ты когда-нибудь из него стрелял?

Митч едва не ответил, что нет, тут же вспомнил, что в обойме недостает одного патрона: Нокс случайно нажал на спусковой крючок и пустил себе пулю в сердце.

– Один раз. Чтобы понять, какие это вызывает ощущения.

На губах Кэмпбелла заиграла улыбка:

– И ощущения пугающие?

– Не то слово.

– Твой брат говорит, что оружие – это не твое.

– Он знает меня лучше, чем я – его.

– Где ты его взял?

– Моя жена полагала, что в доме должен быть пистолет.

– Не могу с ней не согласиться.

– Он лежал в ящике прикроватного столика с того самого дня, как мы его купили, – солгал Митч.

Кэмпбелл поднялся. Вытянув правую руку, нацелил пистолет в лицо Митчу:

– Встать.