Текст книги "Глаза тьмы"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 14

Элиот Страйкер жил в большом, красивом, современном доме, окна которого выходили на поле для гольфа «Лас-Вегасского загородного клуба». В теплых, уютных комнатах мебель работы Роберта Скотта соседствовала с несколькими антикварными вещами, на полу лежали ковры Эдуарда Филдса, а стены украшали картины Айвина Эрла, Джейсона Уильямсона, Ларри У. Дайка, Шарлотты Армстронг, Карла Дж. Смита и других художников, которые жили в западной части Соединенных Штатов и обычно рисовали старый или новый Запад.

Показывая Тине дом, ему не терпелось услышать ее мнение, и она не заставила его ждать.

– Это прекрасно. Потрясающе. И кто дизайнер по интерьерам?

– Ты на него смотришь.

– Правда?

– Будучи бедным, я мечтал о том дне, когда у меня будет красивый дом, заполненный прекрасными вещами, которым укажет место лучший декоратор по интерьерам. А когда у меня появились деньги, я не захотел, чтобы какой-то незнакомец обставлял мой дом. Я решил, что с этим приятным делом справлюсь и сам. Нэнси, моя умершая жена, и я обставили наш первый дом. Для нее этот проект стал призванием, а я уделял ему все свободное от адвокатской практики время. Вдвоем мы обшарили мебельные магазины от Лас-Вегаса до Лос-Анджелеса и Сан-Франциско, антикварные магазины, художественные галереи, все, от блошиных рынков до самых-самых дорогих. Нам так нравилось это занятие. А потом она умерла. Я понял, что не смогу сжиться с этой утратой, если останусь в доме, где все напоминало о ней. Пять или шесть месяцев не находил себе места. Наконец взял несколько сувениров, с дюжину вещей, которые ассоциировались с нею, продал тот дом, купил этот и начал обставлять уже его.

– Я и не подозревала, что ты потерял жену, – сказала Тина. – Думала, что ты разведен.

– Она уже три года как умерла.

– А что случилось?

– Рак.

– Как это ужасно, Элиот.

– Хорошо хоть, что все закончилось быстро. Рак поджелудочной железы, один из самых злокачественных. Она ушла через два месяца после того, как ей поставили диагноз.

– И сколько вы прожили вместе?

– Двенадцать лет.

Она накрыла его руку своей.

– Двенадцать лет оставляют в сердце огромную дыру.

Он вдруг понял, что у них гораздо больше общего, чем он думал.

– Это точно. Дэнни пробыл с тобой почти двенадцать лет.

– Но я живу одна чуть больше года. Ты – целых три. Может, ты скажешь мне…

– Что?

– Боль утихает?

– Пока не утихла. Может, через четыре года. Или пять. Или десять. Болит, конечно, не так сильно, как раньше. И боль уже не постоянная. Но иногда…

Он показал ей оставшуюся часть дома. Способность Тины создавать стильные шоу основывалась среди прочего на тонком вкусе и остром глазе. Она интуитивно улавливала разницу между дешевкой и истинной красотой, между поделкой ремесленника и творением мастера. Антикварными вещами и картинами он любовался вместе с нею, так что час пролетел, как десять минут.

Завершилась экскурсия в огромной кухне, с обшитым листами меди потолком, полом, выложенным керамической плиткой, оборудованием уровня первоклассного ресторана. Она осмотрела и холодильник размером с небольшую комнату, и гриль площадью в квадратный ярд, и две плиты, духовки, микроволновую печь, арсенал приспособлений, упрощающих жизнь повару.

– Только на кухню ты потратил целое состояние, и я предполагаю, что ты занимаешься не бракоразводными процессами.

Элиот улыбнулся.

– Я – один из основателей и партнеров юридической фирмы «Страйкер, Уэст, Дуэйр, Коффи и Николе». Наша фирма – одна из самых крупных в городе. В этом не только моя заслуга. Где-то нам повезло. Мы появились в нужном месте и в нужное время. Двенадцать лет тому назад Оуэн Уэст и я начали бизнес в крохотном офисе из двух комнат, аккурат в тот момент, когда в городе грянул строительный бум. Такого периода интенсивного развития Лас-Вегас еще не знал. Мы представляли людей, с которыми никто не хотел иметь дела, предпринимателей, у которых хватало идей, но не денег на оплату юридических услуг. Многие из них смогли реализовать свои идеи и поднялись на вершину благодаря бурному развитию индустрии азартных игр и рынка недвижимости. Вместе с ними, само собой, росли и мы.

– Интересно.

– Ты про фирму?

– Про тебя.

– Про меня?

– Ты так скромничаешь, говоря о создании процветающей юридической фирмы, зато безмерно бахвалишься, когда речь заходит о твоей готовке.

Элиот рассмеялся.

– Потому что я – сначала повар, а потом юрист. Послушай, почему бы тебе не смешать пару коктейлей, пока я вылезу из этого костюма? Я вернусь через пять минут. А потом ты увидишь, как творит истинный гений кулинарного искусства.

– Если вдохновение не придет, мы всегда сможем сесть в автомобиль и поехать за гамбургерами в «Макдоналдс».

– Филистимлянка.

– Их гамбургеры трудно чем-то перебить.

– Я заставлю тебя съесть ворону.

– И как ты ее приготовишь?

– Очень смешно.

– Если ты приготовишь ее очень смешно, не знаю, появится ли у меня желание ее съесть.

– Если я приготовлю ворону, вкус у нее будет бесподобный. Ты ее съешь, оближешь пальчики и попросишь добавки.

Она так ослепительно улыбнулась, что он мог бы простоять весь вечер, глядя на нежный изгиб ее губ.

* * *

Эффект присутствия Тины оказывал на Элиота такое странное влияние, что его это даже забавляло. Никогда раньше он не был таким неуклюжим, как в тот вечер. Ронял ложки, переворачивал баночки и бутылочки со специями. Забыл о поставленной на огонь кастрюле с водой, и вода, закипев, выплеснулась из-под крышки. Ошибся, смешивая ингредиенты соуса для салата, и ему пришлось начинать все с самого начала. Она подтрунивала над ним, и ему это безумно нравилось.

– Элиот, ты уверен, что на тебя не действует коньяк, выпитый в моем кабинете?

– Разумеется, нет.

– Тогда, может, тот коктейль, что мы выпили здесь?

– Нет, просто такой у меня стиль.

– Рассыпать пряности – это твой стиль.

– Создается ощущение, что кухня используется по назначению.

– Ты уверен, что нам не стоит поехать в «Мак– доналдс»?

– Разве они пытаются создать впечатление, что их кухня используется по назначению?

– У них не только хорошие гамбургеры…

– У их гамбургеров такой вид, будто их уже использовали.

– У них потрясающий картофель фри.

– Да, я что-то рассыпаю. Хорошему повару необязательно быть аккуратным.

– А память у него должна быть хорошая?

– Память?

– Горчичный порошок, который ты собираешься добавить в соус для салата;

– И что?

– Ты его добавил минуту тому назад.

– Добавил? Спасибо тебе. Мне бы не хотелось начинать все в третий раз.

Смех у нее был чуть хрипловатый, почти как когда-то у Нэнси.

И хотя во многом Тина отличалась от Нэнси, в общении она так напоминала ему первую жену. Особенно разговором – непринужденным, веселым, умным.

Конечно, полной уверенности у него быть не могло, но он начал склоняться к мысли, что судьба, с нехарактерной для нее щедростью, вдруг подарила ему второй шанс обрести в жизни счастье.

* * *

Когда они покончили с десертом, Элиот второй раз наполнил чашки кофе.

– Все еще хочешь поехать в «Макдоналдс» за гамбургером?

Салат с грибами, феттучине Альфредо и забаглионе сделали бы честь лучшим ресторанам.

– Ты действительно отличный повар.

– А с чего мне было тебе лгать?

– Наверное, теперь мне придется съесть ворону.

– По моему разумению, ты ее уже съела.

– И даже не заметила перьев.

Пока они перешучивались на кухне, еще по ходу приготовления обеда, Тина начала думать о том, что закончится все, скорее всего, постелью. А когда пообедали, точно знала, что закончится, но Элиот ее к этому не подталкивал. И, если на то пошло, она тоже не подталкивала его. Все происходило естественным путем. Как вода в реке бежит от истоков к устью, а не наоборот. Как сначала собираются облака, а уж потом бьет молния и гремит гром. Тина понимала, что они нужны друг другу, физически, духовно, эмоционально, а потому случиться между ними могло только что-то хорошее.

Их сближение шло быстро и неотвратимо.

По приезде в дом Элиота перспектива сексуальной близости тревожила Тину. Последние четырнадцать лет, с тех пор как ей исполнилось девятнадцать, она спала только с Майклом. А последние два года вообще ни с кем не спала. Разумеется, первый из этих двух она оставалась женой Майкла и считала необходимым хранить ему верность, пусть они уже проживали отдельно, а потом развелись. Позднее, в связи со смертью Дэнни и постановкой «Магии», ей было не до романтических отношений. И теперь она чувствовала себя неопытной девочкой. Гадала, а знает ли она, что нужно делать? Боялась, что в постели проявит себя неумелой, неуклюжей, нелепой, просто дурой. Она говорила себе, что секс – та же езда на велосипеде, однажды научившись, уже не забудешь, но фривольность аналогии уверенности не добавляла.

Со временем, однако, проходя с Элиотом обычные ритуалы ухаживания, они все лучше и быстрее притирались друг к другу, и знакомство с этой игрой успокаивало ее, снимало внутреннее напряжение. Может, в этом действительно было что-то от езды на велосипеде.

После обеда они перебрались в кабинет, где Элиот разжег камин, выложенный черным гранитом.

Хотя зимние дни в пустыне обычно теплые, зимние ночи очень даже холодные, иногда и морозные. И в такую вот ночь, да еще с завыванием ветра за окнами, пылающий огонь мог только порадовать.

Тина сбросила туфли.

Они сидели бок о бок на диване перед камином, смотрели на языки – пламени, иногда на снопы оранжевых искр, взмывающих к дымоходу, слушали музыку и говорили, говорили, говорили. Тина чувствовала, что проговорить они могут до утра, так много важного накопилось у каждого, столь многим они считали необходимым поделиться друг с другом до того, как расстанутся. И чем больше они говорили, тем больше находили общего. Провели перед камином час, потом другой. И Тина чувствовала, что чем больше она узнавала об Элиоте, тем больше он ей нравился.

Она не могла точно сказать, кто инициировал первый поцелуй. Может, он наклонился к ней, может, она повернула голову к нему. Но, прежде чем она поняла, что происходит, их губы встретились, мягко и нежно коснувшись. Потом второй раз. Третий. Тут он начал покрывать короткими поцелуями ее лоб, глаза, щеки, нос, уголки рта. Целовал ее уши, снова глаза, оставил цепочку поцелуев на шее, наконец вернулся к губам. Поцеловал крепче, и она отреагировала сразу же, раскрыв рот.

Руки Элиота двигались по ее телу, и она поглаживала его плечи, шею, твердые мышцы спины. И как же ей было все это приятно.

Плывя, как во сне, они оставили кабинет и вошли в спальню. Он включил маленькую лампу на комоде, откинул покрывало и вышел.

Она боялась, что за минуту, на которую он ее покинул, чары рухнут. Но он вернулся, она осторожно поцеловала его, обнаружила, что ничего не изменилось, вновь крепко прижалась к нему.

Ей казалось, что вот так же они обнимались и прежде, много-много раз.

– Мы едва знаем друг друга, – прошептала она.

– Такие у тебя ощущения?

– Нет.

– У меня тоже.

– Я знаю тебя очень хорошо.

– Целую вечность.

– Но прошло только два дня.

– Слишком быстро? – спросил он.

– А что думаешь ты?

– Для меня – не быстро.

– Совсем не быстро, – согласилась она.

– Уверена?

– Абсолютно.

– Ты – сама любовь.

– Так люби меня.

Он не выглядел здоровяком, но поднял ее на руки, как ребенка.

Тина прижалась к нему. Видела огонь желания в его темных глазах, и секс был только частью этого желания. Знала, что тем же желанием горят и ее глаза, и он ценил то, что в них видел.

Он принес ее к кровати, уложил на спину, неторопливо, пусть на лице читалась страсть, раздел.

Сам быстро освободился от одежды, лег рядом с нею, обнял.

Медленно, тщательно принялся изучать ее тело, сначала взглядом, потом ласковыми руками, наконец губами и языком.

И Тина поняла, что ошибалась, считая, что во время траура необходимо соблюдать целомудрие. Следовало поступать с точностью до наоборот. Хороший, здоровый секс с мужчиной, который тебя любит, позволил бы гораздо быстрее сжиться с утратой, ибо секс – противоположность смерти, радостный праздник жизни, отрицание могильного небытия.

Янтарный свет разливался по его мышцам.

Он наклонился к ее лицу, они поцеловались.

Она просунула руку между ними, сжала, погладила его член.

Чувствовала себя распутной, бесстыдной, ненасытной.

Когда он вошел в нее, обхватила его руками.

– Ты такая сладкая, – прошептал он.

И начал древний, как мир, танец. Надолго, очень надолго они забыли о существовании смерти, наслаждаясь прелестями любви, и в эти заполненные счастьем часы им казалось, что жить они будут вечно.

Глава 15
^{Четверг, 1 января}

Тина осталась у Элиота на ночь, и он осознал, что уже забыл, до чего это приятно, когда рядом лежит действительно дорогой тебе человек. В последние два года в этой постели побывали и другие женщины, некоторые даже оставались на ночь, но ни одна, кроме Тины, не доставляла ему такой удовлетворенности одним лишь своим присутствием рядом. А уж секс становился пусть приятной, но всего лишь премией, отнюдь не главной причиной, по которой ему хотелось, чтобы она была с ним. Она показала себя превосходной любовницей (нежной, ласковой, жаждущей получить наслаждение), но при этом оставалась такой ранимой и доброй. И в темноте силуэт ее тела, укрытого одеялом, служил талисманом от одиночества.

Наконец он тоже уснул, но в четыре часа утра его разбудили крики беды.

Она сидела, зажав в кулаках простыню, вышвырнутая из кошмарного сна. Дрожала всем телом, бормотала что-то бессвязное о человеке в черном, монстре из сна.

Элиот включил лампу на прикроватном столике, чтобы доказать ей, что в спальне они одни.

Она рассказывала ему о своих кошмарах, но до этого момента он не подозревал, какие они ужасные. И эксгумация тела Дэнни, похоже, действительно пошла бы ей на пользу, каким бы жутким ни выглядело его изуродованное и полуразложившееся тело. Если вид его останков мог положить конец этим кошмарам, конечно же, следовало извлечь гроб из могилы.

Он выключил свет, убедил ее лечь. Прижимал к себе, пока ее не перестало трясти.

К его изумлению, страх Тины быстро уступил место страсти. Они вновь поймали ритм, который принес им столько радости. А потом они оба соскользнули в сон.

* * *

За завтраком он предложил ей поехать с ним на пикник, где он собирался отвести в сторонку судью Кеннбека и поговорить с ним об эксгумации. Но Тина хотела вернуться домой и заняться комнатой Дэнни. Она считала, что должна как можно скорее очистить спальню от вещей мальчика, закончить это дело до того, как вновь потеряет присутствие духа.

– Мы увидимся вечером, не так ли? – спросил он.

– Да.

– Я снова приготовлю тебе обед.

Она похотливо улыбнулась.

– И что ты под этим подразумеваешь? – поднялась со стула, перегнулась через стол, поцеловала его.

Аромат ее тела, синева глаз, бархатистость кожи, которую он ощутил, прикоснувшись рукой к щеке Тины, вызвали прилив любви и желания.

Он проводил ее к «Хонде», усадил за руль, наклонился к открытому окошку и задержал еще на пятнадцать минут (ее это нисколько не тяготило), расписывая блюда, которые составят их сегодняшний обед.

Когда же наконец «Хонда» тронулась с места, он провожал Тину взглядом, пока автомобиль не скрылся за углом, и только тут понял, почему старался затянуть ее отъезд: боялся, что больше не увидит эту удивительную женщину.

Причин для таких черных мыслей вроде бы и не было. Конечно же, неизвестный, который досаждал Тине, мог вынашивать коварные замыслы, попытаться нанести ей урон. Но Тина не думала, что угроза столь серьезна, и Элиот в этом с ней согласился. Этот мучитель старался причинить ей душевную боль, но не хотел ее смерти: для мертвых все страдания заканчиваются.

Так что при отъезде Тины Элиот испытывал чисто суеверный страх. И он понимал причину этого. С появлением Тины в его жизни на него свалилось огромное счастье, и досталось оно ему так быстро и так легко. Вот у него и не могло не зародиться подозрение, что судьба готовит его к еще одной трагедии. Он боялся, что Тину Эванс заберут у него, как забрали Нэнси.

Не в силах отогнать это мрачное предчувствие, он вернулся в дом.

Провел полтора часа в библиотеке, пролистывая книги с описанием различных процессов, уделяя внимание связанным с эксгумацией тела, которое, как это определял суд, «требовалось выкопать из могилы при отсутствии требований органов охраны правопорядка, исключительно по гуманитарным причинам, учитывая состояние некоторых родственников усопших». Элиот не думал, что у него возникнут какие-то проблемы с Гарольдом Кеннбеком, не ожидал, что судья потребует список прецедентных дел, поскольку необходимость вскрытия могилы Дэнни объяснялась простыми и понятными причинами, но тем не менее считал необходимым подготовиться к разговору. В Управлении военной разведки Кеннбек считался справедливым, но требовательным командиром.

В час дня Элиот подъехал в спортивном двухместном «Мерседесе S600» к дому на Санрайз-Маунтин, где проходил новогодний пикник. Над головой синело чистое небо, и Элиот пожалел, что не может сейчас взять «Сессну» и полетать несколько часов. Для полетов погода выдалась идеальной. Именно в такие дни, поднимаясь над землей, он ощущал себя абсолютно свободным человеком.

Решил, что в воскресенье, после эксгумации, если погода не изменится, слетает с Тиной в Аризону или в Лос-Анджелес.

При строительстве больших и дорогих домов на Санрайз-Маунтин архитекторы, как правило, «вписывали» их в окружающий ландшафт (сие означало наличие скал, цветных валунов, посаженных кактусов вместо зеленой травки, кустов и деревьев), признавая, что хватка человека на этом участке пустыни еще недостаточно крепкая. Вечерами со склона этого высокого холма открывался потрясающий вид на Лас-Вегас, но Элиот не находил других причин для того, чтобы жить здесь, а не в более старых, купающихся в зелени городских пригородах. В жаркие летние дни песчаные склоны здешних холмов дышали жаром и стать зелеными могли как минимум лет через десять. На этих коричневых холмах громадные дома торчали мрачными монументами древней, канувшей в Лету религии. И жителям Санрайз-Маунтин не следовало удивляться, обнаруживая во внутренних двориках, на террасах или у бассейна заглянувших в гости скорпионов, тарантулов, гремучих змей. А когда поднимался ветер, песок висел в воздухе, как туман. Валиками укладывался у окон и дверей, проникал в дом через вентиляционные отверстия на чердаке.

Пикник устраивал хозяин большого, в тосканском стиле дома, построенного на середине склона. На задней лужайке, у шестидесятифутового бассейна, поставили большой квадратный шатер. Одной из сторон, открытой, он выходил к дому. Оркестр из восемнадцати человек играл что-то веселое, расположившись в глубине ярко раскрашенного шатра. Человек двести гостей танцевали или гуляли около дома, еще под сотню веселились в двадцати комнатах.

Многие лица Элиот видел не в первый раз. Половину гостей составляли юристы и их жены. Хотя кому-то это могло и не понравиться, но здесь отмечали Новый год и прокуроры, и адвокаты (криминальные и по гражданским делам, специализирующиеся на налоговом и корпоративном законодательстве), и судьи, перед которыми первые и вторые яростно отстаивали свою позицию практически каждую неделю. На этот счет в Лас-Вегасе существовали свои правила.

После двадцати минут общения с коллегами

Элиот нашел Гарольда Кеннбека. Судья, высокий мужчина с седыми вьющимися волосами, тепло поприветствовал Элиота, и они поговорили о своих хобби: готовке, малой авиации, спусках на плоту.

Элиот не хотел просить Кеннбека об услуге там, где его мог бы услышать с десяток адвокатов, и в этот день они не смогли бы найти в доме уединенного места. Поэтому они вышли из ворот и зашагали по улице, мимо автомобилей гостей, предпочитавших дорогие марки, от «Роллс-Ройсов» до «Рэнджроверов».

Кеннбек с интересом выслушал просьбу Элиота о получении разрешения на вскрытие могилы Дэнни. Элиот не стал говорить судье о зловещем незнакомце, досаждавшем Тине, чтобы не усложнять ситуацию. По его убеждению, эксгумация окончательно убедила бы Тину в том, что Дэнни мертв, а уж потом нанятые ею детективы из первоклассного частного бюро быстренько нашли бы человека, который мешал ей жить. Теперь же, чтобы объяснить судье необходимость эксгумации, он налегал на душевную боль и смятение, которые испытывала мать из-за того, что так и не увидела лежащего в гробу сына.

Бесстрастное, словно у хорошего игрока в покер, лицо Гарри Кеннбека не позволяло определить, проникся он сочувствием к Тине или нет. С минуту они молча шагали по залитой солнцем улице: Кеннбек обдумывал ответ. Наконец спросил:

– А как насчет отца?

– Я надеялся, что вы не спросите.

– Понятно, – кивнул Кеннбек.

– Отец будет возражать.

– Ты уверен?

– Да.

– По религиозным основаниям?

– Нет. За год до смерти мальчика они развелись. Развод не был мирным. Майкл Эванс ненавидит бывшую жену.

– Ясно. Значит, он будет возражать против эксгумации только с тем, чтобы насолить ей?

– Совершенно верно, – кивнул Элиот. – Никаких других причин. Никаких юридически обоснованных причин.

– Однако я должен учитывать желание отца.

– Если нет возражений по религиозным основаниям, в таких случаях закон требует разрешение на эксгумацию только одного из родителей.

– Тем не менее мой долг – защищать интересы всех, имеющих отношение к делу.

– Если у отца появится шанс подать протест, мы получим еще одну битву в суде. И она отнимет у суда много времени.

– Вот это мне не нравится, – задумчиво ответил Кеннбек. – Суд и так перегружен. У нас просто не хватает судей и денег. Судебная система трещит и стонет.

– А когда пыль осядет, моя клиентка все равно получит право на эксгумацию тела ее сына.

– Вероятно.

– Наверняка. У ее мужа будет только одна цель: причинить бывшей жене дополнительную боль, вставляя палки в колеса. Чего он добьется, так это отнимет у суда несколько дней дорогого времени, но конечного результата его протест не изменит.

– Гм-м, – Кеннбек нахмурился.

Они остановились в конце квартала. Кеннбек закрыл глаза, подставил лицо теплому зимнему солнцу. Наконец заговорил:

– Ты просишь меня пойти в обход правил.

– Не совсем. Я прошу выдать ордер на эксгумацию по просьбе матери. Закон это разрешает.

– И ордер, как я понимаю, нужен тебе немедленно.

– Если возможно, завтра утром.

– Могилу ты вскроешь во второй половине дня.

– Самое позднее в субботу.

– Прежде чем отец получит запрещающий ордер у другого судьи.

– Если все пройдет как задумано, отец, возможно, и не узнает об эксгумации.

– Понятно.

– Все только выиграют. Суд сэкономит время. Мою клиентку избавят от ненужной душевной боли. А ее бывшему мужу не придется платить адвокату, бесплодные попытки которого остановить нас будут стоить немалых денег.

– Гм-м.

В молчании они направились к дому, где пикник становился все более шумным.

– Мне нужно немного об этом подумать, Элиот, – изрек Кеннбек, когда половина квартала осталась позади.

– Как долго?

– Ты проведешь здесь всю вторую половину дня?

– Сомневаюсь. Слишком много адвокатов.

– Отсюда поедешь домой? – Да.

Судья откинул со лба волнистую прядь.

– Я позвоню тебе вечером.

– Можете хотя бы сказать, к чему склоняетесь?

– Полагаю пойти тебе навстречу.

– Вы знаете, что я прав, Гарри.

Кеннбек улыбнулся.

– Я выслушал ваши аргументы, господин адвокат. Давай пока поставим на этом точку. Вечером я позвоню. Как только выдастся время подумать над этим.

И пусть Кеннбек не отказал, Элиот рассчитывал на более быстрое решение вопроса. Он не просил судью об очень уж большом одолжении. Все– таки они долго работали бок о бок. Он знал, что Кеннбек – человек осторожный, но ведь не в мелочах. Колебания судьи в этом достаточно простом вопросе несколько удивили Элиота, но комментировать их он не стал. Ему не оставалось ничего другого, как ждать звонка Кеннбека.

Подходя к дому, они говорили об особенности приготовления соуса из оливкового масла, чеснока и базилика, с которым так вкусны макароны.

* * *

Элиот провел на пикнике еще два часа. Избыток адвокатов и недостаток представителей других профессий не способствовали приятному времяпрепровождению. Куда бы он ни приходил, везде говорили об исках, встречных исках, апелляциях, сделках с обвинением и новых особых экономических зонах с минимальным налогообложением. Точно в таких же разговорах он участвовал на работе, восемь или десять часов в день, пять дней в неделю, и не собирался посвящать тому же еще и выходной.

К пяти часам он вернулся домой, возился на кухне. Тина обещала приехать к шести. Он намеревался закончить основную часть готовки до ее прихода, чтобы не проводить на кухне столько же времени, что и вчера. Стоя у раковины, он очистил и порезал маленькую головку лука, очистил шесть корней сельдерея, порезал несколько морковок. Только что открыл бутылку с уксусом и наливал четыре унции в мерную чашку, когда уловил движение за спиной.

Обернувшись, увидел незнакомого мужчину, входящего на кухню из столовой. Ростом в пять футов и восемь дюймов, с узким лицом, аккуратно подстриженной рыжеватой бородкой, в темно-синем костюме, белой рубашке и синем галстуке. Мужчина держал в руке докторский саквояж. И заметно нервничал.

– Какого черта? – вырвалось у Элиота.

За первым мужчиной появился второй. Куда более страшного вида, чем его напарник: ростом далеко за шесть футов, широкоплечий, со здоровенными кулачищами. Создавалось впечатление, что он удрал из некой лаборатории, где человеческие гены скрещивали с медвежьими. В отглаженных слаксах, накрахмаленной синей рубашке, полосатом галстуке и сером пиджаке спортивного покроя он более всего походил на профессионального киллера, собравшегося на крестины внука главы одной из семей мафии. И вот он совершенно не нервничал.

– В чем дело? – спросил Элиот.

Оба незваных гостя остановились у холодильника, в двенадцати или четырнадцати футах от хозяина дома. Невысокий переминался с ноги на ногу, громила улыбался.

– Как вы сюда попали?

– Пистолет-отмычка, – улыбка Громилы стала шире. – У Боба… – кивок в сторону Невысокого, – отличный набор инструментов. С ними многое упрощается.

– И что все это значит?

– Расслабься, – предложил Громила.

– Дома я много денег не держу.

– Нет, нет, – покачал головой Громила. – Речь пойдет не о деньгах.

Боб согласно кивнул, нахмурился, словно от обиды: как же так, его приняли за обыкновенного взломщика.

– Просто расслабься, – повторил Громила.

– Вы ошиблись адресом, – заверил его Элиот.

– Нам нужен ты, будь уверен.

– Да, – кивнул Боб. – Все так. Ошибки нет.

Разговор все более напоминал те, что вела Алиса с обитателями Страны чудес.

Элиот поставил бутылку с уксусом, взял нож.

– Выметайтесь, на хрен, отсюда.

– Успокойся, мистер Страйкер, – предложил ему Громила.

– Да, – поддакнул Боб. – Пожалуйста, успокойтесь.

Элиот шагнул к ним.

Из наплечной кобуры, скрытой пиджаком, Громила вытащил пистолет с глушителем.

– Не дергайся. И, пожалуйста, давай без лишних движений.

Элиот попятился к раковине.

– Так-то лучше.

– Гораздо лучше, – согласился Невысокий.

– Положи нож, и мы все будем счастливы.

– Это же хорошо, когда все счастливы, – вставил Боб.

– Да, довольны и счастливы.

Здесь определенно не хватало Безумного Шляпника.

– Положи нож, – повторил Громила. – Давай, давай.

Элиот положил.

– А теперь толкни его по столику, подальше от себя.

Элиот толкнул.

– Кто вы?

– Будешь идти нам навстречу, вреда тебе не причинят, – заверил его Громила.

– Займемся делом, Вине, – предложил Невысокий.

– Воспользуемся столом для завтрака в том углу, – указал Громила.

Боб направился к круглому столику из клена. Поставил на него докторский саквояж, достал диктофон, кусок резинового шланга, тонометр, стетоскоп, две ампулы с янтарной жидкостью, несколько одноразовых шприцов.

Элиот лихорадочно перебирал в памяти текущие дела его юридической фирмы, пытаясь найти связь какого-то из них с незваными гостями, но напрасно.

Громила указал пистолетом на стол.

– Подойди и сядь.

– Не подойду, пока вы не скажете мне, в чем дело.

– Здесь приказы отдаю я.

– Я не собираюсь им подчиняться.

– Если сейчас же не подойдешь к столу, я проделаю в тебе дыру.

– Нет, не проделаешь, – впрочем, уверенность звучала только в голосе Элиота. – Вы задумали что– то другое, а стрельба нарушит ваши планы.

– Иди к столу.

– Сначала объясните, в чем дело.

Вине сверлил его взглядом.

Элиот и не думал отводить глаз. Наконец Вине смилостивился.

– Прояви благоразумие. Нам нужно лишь задать тебе несколько вопросов.

Решив не показывать им своего испуга, прекрасно понимая, что любое проявление страха будет воспринято как доказательство слабости, Элиот ответил:

– Обычно социологические опросы проводят иначе.

– Шевелись.

– Зачем шприцы?

– Шевелись.

– Для чего они?

Вине вздохнул.

– Мы должны быть уверены, что ты говоришь правду.

– Всю правду, – добавил Боб.

– Психотропные препараты? – спросил Элиот.

– Они эффективны и надежны, – ответил Боб.

– А когда вы закончите, мои мозги превратятся в виноградное желе.

– Нет, нет, – покачал головой Боб. – Эти препараты не причиняют физического или умственного вреда.

– Какие вопросы? – спросил Элиот.

– Я начинаю терять терпение! – прорычал Вине.

– Это взаимно, – заверил его Элиот.

– Шевелись.

Элиот не сдвинулся с места. Не смотрел на пистолет. Хотел, чтобы они думали, что оружие его не пугает. Но внутри вибрировал, словно камертон.

– Шевелись, сукин ты сын!

– Какие вы хотите задать мне вопросы?

Громила набычился.

– Ради бога, Вине, скажи ему, – подал голос Невысокий. – Он все равно их услышит, когда наконец сядет за стол. Иначе мы никогда не начнем.

Громила почесал подбородок-кирпич, потом сунул руку во внутренний карман пиджака, достал несколько сложенных листов бумаги.

Пистолет качнулся в сторону, но не настолько далеко, чтобы дать Элиоту шанс перейти к активным действиям.

– Их много, тридцать или сорок вопросов, но мы управимся быстро, если ты сейчас сядешь и будешь делать все, что тебе говорят.

– Какие вопросы? – не отступался Элиот.

– О Кристине Эванс.

Вот этого Элиот никак не ожидал. Вытаращился на Громилу.

– О Тине Эванс? А что вас интересует?

– Должны узнать, почему она хочет вскрыть могилу ее маленького мальчика.

Элиот пристально смотрел на него.

– Как вы об этом узнали?

– Не важно, – ответил Вине.

– Да, – подтвердил Боб. – Как мы узнали – не важно. Главное, что мы знаем.

– Так это вы донимаете Тину?

– Что?

– Вы присылаете ей эти идиотские послания?

– Какие послания? – переспросил Боб.

– Вы устроили погром в комнате мальчика?

– О чем ты говоришь? – спросил Вине. – Мы ничего такого не знаем.

– Кто-то присылал ей послания насчет мальчика? – спросил Боб.