Текст книги "Карнивора (СИ)"

Автор книги: Дин Лейпек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Я хочу, – продолжил тот уже тише, вежливо, но с явным напряжением в голосе, – чтобы вы, госпожа, очень медленно сняли с шеи свой магический амулет и отдали его мне. Со мной двадцать арбалетчиков, и каждому отдан приказ стрелять при малейшем подозрительном движении.

Марика еще раз обвела взглядом толпу, насколько это можно было сделать, не поворачивая головы, и при этом всем телом ощущая недоумение Харца. А ди Спаза закончил, будто прочитав ее мысли:

– И я не могу обещать, что они попадут только в вас.

Очень осторожно, стараясь, чтобы каждое движение было понятным и ожидаемым, Марика подняла руки и сняла с шеи тонкую цепочку. Протянула пьентаж – один из слуг в цветах ди Спазы резко выхватил его. Кожу на пальцах обожгло болью, но Марика едва заметила это. Потому что куда сильнее и страшнее была пустота в ладонях. Марика больше ничего не могла сделать. Ее руки больше ничего не могли сделать.

– Встаньте, – сухо бросил ди Спаза – голос звучал уже спокойнее – и Марика послушно поднялась на ноги. Кроме пустоты она не чувствовала ничего. Почти ничего.

Только недоумевающий и гневный взгляд Харца.

* * *

Куда они шли потом, что происходило после – Марика не знала. Да это и не имело значения. Были какие-то маневры, какая-то стычка, какие-то раненые. Но ее теперь это не касалось. Она ничего не могла сделать.

Ее руки заковали в цепи и приставили двух человек из личного отряда ди Спазы – но все это было совершенно излишним. Она никуда и не собиралась идти.

Харц приходил ее проведать. Точнее – поорать. Хирург долго и самозабвенно ругался, сначала на Марику, потом – на ди Спазу, а потом на власти вообще, тварей Леса, Королеву и весь мир. Он обзывал Марику тупой бабой, он говорил, что их войско ведет сумасбродный баран, он считал, что при нынешних порядках нигде и никогда не будет ничего хорошего. Она молчала, сидя на земле у воза между двух скучающих часовых, и смотрела на свои ладони. Темно-серые, почти черные. Почти.

Потом Харц постепенно успокоился и спросил у Марики, в чем, собственно, дело. Он никогда не интересовался новостями, и потому имя мага, которую по всей стране разыскивали за убийство короля, было ему неизвестно. Но о том, кто такая Марика и почему ее держат под стражей, Харцу пришлось узнавать не от нее. Она не могла ему этого сказать. Она стала никем.

Ди Спаза тоже приходил – устроить допрос. Но и он ушел ни с чем. На все вопросы Марика отвечала равнодушным молчанием. Ее не впечатлили ни его уговоры, ни его угрозы. И только когда он сказал: «Я ведь могу велеть казнить тебя прямо сейчас, без суда и следствия», она подняла голову – и что-то сверкнуло в потухших голубых глазах:

– И как ты потом объяснишь это королеве, ди Спаза?

Он отшатнулся и ушел, не сказав больше ни слова.

* * *

Потом, много лет спустя, она иногда думала – не было бы лучше, если бы она тогда ничего не сказала? Одна жизнь – стоила всех остальных? И, самое главное, стоила того, чтобы…

Но она знала ответ. Точнее, знала, что бы сказали они оба.

А ведь только это имело значение, верно?

* * *

Изульцы всегда нападали на рассвете – да что там, все всегда нападали на рассвете. В полдень же на юге даже сейчас, осенью, стояла такая жара, что никому из аргенцев и в голову не пришло бы выходить на солнце.

Поэтому в полдень военный лагерь, стоявший второй день на излучине Танияры, нападения не ожидал. Река удачно прикрывала их с трех сторон – с четвертой вагенбурга в три ряда должно было хватить, чтобы сдержать быструю атаку легкой изульской кавалерии.

Должно было.

Марика пропустила начало атаки – она настолько привыкла к шуму лагеря, крикам, стуку, ржанию лошадей, громким командам, что не сразу уловила разницу. И только на третий звук рога, надрывный и отчаянный, трубивший тревогу, она подняла голову и оглянулась.

Сначала в поднявшейся вокруг пыли ничего не было видно. А затем из нее внезапно возник всадник в длинной кольчуге и шлеме, обмотанном красным тюрбаном, и быстрым ударом снес голову одному из ополченцев, стороживших Марику. Она не стала ждать, когда он остановит и развернет лошадь. Сработал давно забытый навык, приобретенный в первый год обучения в Кастинии: в любой неприятной ситуации – прячься. Марика пригнулась и стремительным кувырком откатилась под воз. Резкое движение вывело ее из ступора, звук ударил по ушам, и в голове ясно и четко прозвучало: «Харц. Марго. Кло».

Марика зло ударила закованными руками по дну воза. Каких тварей ди Спаза отобрал у нее пьентаж?! Что она теперь без него может сделать?!

Марика еще раз осмотрелась, сколько могла с земли, а память восстанавливала то, что она на самом деле замечала, не отдавая себе в этом отчета. Воз Харца стоял у реки – на этот раз хирург отбрехался от участия в вагенбурге, возможно, из-за того, что с последнего сражения все еще оставались раненые.

«Раненые», – подумала Марика с бессильной яростью. Еще раз глянула – в той стороне, кажется, изульцев еще не было. Она глубоко вздохнула, выкатилась из-под воза, неловко вскочила на ноги, путаясь в полах балахона – и побежала.

Марика, конечно, слегка ошиблась – изульцы были уже везде. Но, во-первых, войско ди Спазы успело оправиться и дать отпор, а во-вторых, до самой реки бой еще не дошел. Дважды Марика чуть не лишилась головы, по чистой случайности не попала под копыта лошади, и одна из стрел – кажется, аргенских – задела ее по плечу, разорвав рукав и полоснув яркой, как свежая кровь, болью. Но Марика не останавливалась.

– Харц! – заорала она, подбегая к знакомому возу, рядом с которым был разбит большой шатер. Сквозь грохот боя Марика не могла расслышать, ответил ли ей кто-нибудь – но пару мгновений спустя Харц вышел из шатра. Вытирая большие красные руки белым полотном, в чистом переднике и убранными под повязку волосами.

Марика мысленно выругалась. В лагере кипел бой, а значит, что собирался делать Харц? Верно. Оперировать.

– Обратно! Быстро! – крикнула она. Хирург наклонил голову и сложил руки на груди.

– Ты чего здесь делаешь?

– Харц – пожалуйста – вернись в шатер!

– А ты останешься – чтобы что? – поднял он кустистую бровь.

Марика закусила губу. Действительно, с этими руками – что она собирается делать?

«Сильный маг может научиться творить магию без помощи пьентажа».

«Где ты это взяла?!»

«В Преданиях старой магии…»

«Забудь».

Марика медленно подняла руки и посмотрела на ладони. Глянула туда, где в облаках пыли шло сражение. Ей показалось, что оно стало еще ближе.

Все еще не опуская рук, Марика попробовало мысленно найти источник силы, которым можно было бы воспользоваться, той силы, которая раньше мощным потоком текла через пьентаж прямо в ладони, наполняя их знанием и уверенностью. Но она понятия не имела, что искать.

Марика зажмурилась.

«Пьентаж – это просто инструмент. Проводник. Амулет с волком…»

Она широко распахнула глаза.

Далеко за рекой Волк вскочил на лапы и вильнул серым хвостом. Он был готов. Давно был готов.

Помоги мне, – подумала Марика – и тут же ощутила, как кольнуло до того мертвые, пустые ладони. В тоже мгновение боль прожгла внутри, наверху живота под ребрами, и она стиснула зубы.

Облака пыли приблизились.

Марика повела кистями рук, собираясь развести их, чтобы ударить заклинанием при первой необходимости – цепь тут же натянулась и наручи врезались в запястья. Марика досадливо дернула их, но тратить на цепи силу, едва теплившуюся в ладонях, она не хотела.

Волк ждал.

«Хорошо, – подумала Марика, криво усмехаясь. – Хорошо – что Дор меня не видит».

Она слегка наклонилась вперед, выставив одну ногу, и скрестила перед собой руки, повернув ладони к лицу.

Из желтой песчаной пыли показались всадники.

Марика раскрыла ладони.

Руки вспыхнули – и показалось, будто изнутри, из живота, вытаскивают канат, тянут и тянут из бесконечности, из темной ледяной пустоты…

Из-за реки потянулся туман, густой, плотный, прохладный и влажный, пахнущий хвоей… Пахнущий Лесом. Он клубился по земле, поднимаясь все выше, оттесняя сухую горячую пыль. Где-то там, на границе тумана и пыли, собиралось все больше всадников, и пятна их ярких тюрбанов вспыхивали в неясном мареве.

Из-за реки донесся вой.

Руки дрожали. Ладони горели невыносимым огнем, и канат, что протягивали через Марику, становился все толще, раздирая и разрывая ее изнутри, превращая ее саму в ту силу, что пылала в руках.

Вой раздался ближе – и в тот момент, когда всадники выскочили из облака пыли и вступили в наползающий туман, с обеих сторон от Марики хлынули волки. Их было немыслимое количество, серыми убийственными тенями они бросались на взбесившихся от страха лошадей, впивались им в шеи, стаскивали всадников с седел.

Марика сильнее наклонилась вперед и закричала. Теперь ей казалось, что она сама и есть этот канат, струна, натянутая через пространство и время, сквозь реальность и бездну, по которой бежали и бежали волки, раздирая ее когтями с каждым ударом сотен лап…

Марика упала на одно колено, пошатнулась – и тут же туман рассеялся, поднимаясь легким жемчужным паром. Желтая пыль оседала на землю. Всадники медленно окружили шатер.

– Дечер, – раздался звучный голос.

Падая, Марика увидела, как один конь из строя выехал вперед, и темный человек, что сидел на нем, огромный, заслоняющий все небо, повторил:

– Дечер. Довольно.

И это было последним, что она видела.

Часть четвертая
Убийцы

I. Дахор

Первым, что ощутила Марика, был запах. Незнакомый, сухой и сладкий, он щекотал ноздри и будто бы проникал под кожу, попадая в кровь, просачиваясь в сознание и путая мысли, мешая сосредоточиться.

Марика открыла глаза. Над головой белел полог из очень тонкого, полупрозрачного полотна. Слои ткани нависали друг над другом, сливаясь в подобие облаков, и легкий теплый ветер колыхал их, добавляя сходства. Марика повернула голову, скользнув взглядом туда, где одно из полотен приподнималось на сквозняке, открывая комнату. От кровати по полу разбегалась яркая мозаика со сложными узорами, кое-где скрытая коврами с раскиданными по ним вышитыми подушками, заканчиваясь у тонких резных колонн, поддерживающих полукруглые изящные арки с заостренным верхом. За ними виднелся освещенный ослепительным солнцем балкон, а дальше – лишь белое выжженное южное небо.

Марика приподнялась на постели – рука утонула в мягкой перине, покрытой шелковой простыней. Быстро осмотрела себя – на ней была чужая странная одежда из тончайшего льна: широкие светло-голубые штаны, плотно охватывающие талию и лодыжки, и длинная серая туника с укороченными рукавами, манжеты которых украшала вышивка. Марика осторожно села и оглянулась, но в комнате кроме нее больше никого не было. Голова немного кружилась – возможно, из-за странного запаха. «Благовония?» – подумала Марика, внимательно осматривая интерьер. Она уже догадывалась, куда попала – в Кастинии изульской культуре уделялось достаточно внимания. Удивляло только богатство комнаты и новой одежды. Насколько Марика знала, военнопленных обычно держали в других условиях. Если только они не были очень важными пленными.

Она опустила босые ступни на мозаику – в тени комнаты та все еще оставалась прохладной, приятно остужая разгоряченную кожу. Прошла несколько шагов к низкому столику, где над большим латунным подносом на подставке тлела длинная палочка. Марика вынула ее из крепления и затушила о поднос.

– Тэрика? – раздался мелодичный голос. Марика обернулась. Через темную резную дверь в комнату вошла молодая смуглая девушка. Одета она была так же, как и Марика, однако на запястьях висели многочисленные браслеты, шаги приглушали мягкие туфли с острыми носами, а в тяжелых черных волосах, свободно убранных назад и прикрытых полупрозрачным шарфом, пестрели бусы и ленты.

– Нет, – ответила Марика так же на изульском, откладывая палочку на поднос. – Начинает болеть голова.

Девушка улыбнулась.

– Северянам часто не нравится мекуто. Почему так?

– Возможно, потому что он у нас не растет? – предположила Марика, настороженно следя за девушкой. Та взяла с комода, стоявшего у двери, широкую низкую вазу с фруктами и отнесла на столик, возле которого стояла Марика. Она отступила на шаг назад. Девушка заметила, снова улыбнулась, обнажив белоснежные зубы, и тут же отошла.

– Господин велел мне заботиться о вас, хайин. Так что просите меня о чем захотите.

Марика внимательно посмотрела на девушку.

– Как тебя зовут?

– Мика.

Марика кивнула. Взяла из вазы одну виноградину – от запаха благовоний ужасно хотелось пить.

– Ответь мне на два вопроса, Мика.

Девушка выжидающе улыбалась.

– Где я?

– В Дахоре.

Марика замерла, так и не донеся виноград до рта.

– Вот как, – пробормотала она ошарашенно. Снова повернулась к балкону за арками – с этой точки было видно верхушки деревьев, а дальше, далеко-далеко внизу – город.

Марика долго рассматривала крыши Дахора, самого большого города северного Изула.

– Хайин, – тихо позвала Мика. – Вы не задали второй вопрос.

Марика обернулась.

– Нет смысла, – сухо усмехнулась она. – Я и так знаю, кто твой господин.

* * *

Конечно, Марика не могла быть уверена, что находится в плену у Мергира. Точнее, не могла быть уверена, что она в плену именно у него – в том, что она пленница, сомневаться не приходилось. Хотя у Марики больше не было пьентажа, у нее по-прежнему был хороший слух, и она отлично слышала не только щелчок засова на двери, когда Мика уходила, но и как сменяются стражи за этой дверью.

Весь мир Марики теперь состоял из комнаты и небольшого садика, в который можно было попасть по узкой галерее с балкона. Все это – и садик, и галерея, и балкон – нависало над скалистым обрывом, так что хозяин мог не беспокоиться о том, что гость покинет дом без его ведома. Обрыв вдавался крутой дугой в склон холма, и по обе стороны от него высились бесконечные дворцовые постройки и деревья, растущие в парке вокруг стен. Собственно, именно размер дворца и ее собственных покоев и убедил Марику в том, что ее захватил не кто иной, как сам Мергир, третий после калифа человека в Изуле. Она сомневалась, что в Дахоре кто-то еще мог позволить себе так жить. Вернее – что ему могли позволить.

Однако шли дни, а никакого подтверждения своим словам Марика получить не могла. Спрашивать Мику после того, как сама же ее с таким апломбом оборвала, казалось глупым. Да и какое это имело значение? Куда больше Марику волновали ее руки. Что они не могли. И что, кажется, все-таки могли.

Она уходила на террасу с садом сразу после завтрака и оставалась там до позднего вечера, надеясь, что такая мнимая близость к Лесу поможет ей понять, как получать силу без помощи пьентажа. Как ей удалось это тогда, на берегу Танияры? Что сделала она, а что – Волк? Но Марика вспоминала разрывающую изнутри боль, и руки невольно опускались. Пережить такое еще раз…

Нет, к этому она была не готова. И пустота из ладоней ширилась, заполняла собой весь мир, все, что осталось у Марики от мира. Комната, балкон, сад – город внизу казался таким же далеким, как горы Сантинел, оставшиеся в сотне миль на северо-восток.

«И все время я смотрю на города сверху вниз», – подумалось Марике как-то на закате. Она сидела под акацией, неровный ствол впивался в спину через тонкий лен туники. Дахор раскинулся внизу, персиковый в лучах заходящего солнца. «Сначала на Кастинию с холма Анк, потом на Кастинию из окон королевского замка. Теперь вот Дахор. Узнать бы еще наверняка, откуда я на него смотрю…»

Ответ на вопрос – неожиданно – представился тем же вечером. Когда Марика вернулась в комнату, там появился новый предмет: огромное зеркало в тонкой золотой оправе. Мика стояла рядом с ним и широко улыбалась, как будто оно обещало что-то хорошее. Марика, которая уже давно не видела своего отражения, кроме как мельком в какой-нибудь луже, с опаской подошла к зеркалу.

Она сильно похудела с тех пор, как покинула Кастинию, и глаза, окруженные темными кругами, глубоко запали, будто в страхе открыто смотреть на мир. А волосы… С тех пор, как Марика их обрезала, они окончательно перестали лежать хоть в каком-то порядке, и торчали теперь во все стороны спутанными кудрями. Марика вздохнула, вспомнив детство, когда прямые пряди ложились так, как этого ей хотелось. Удивительно, что тогда это ее огорчало.

Взгляд привлекло пятно яркого цвета, и Марика быстро повернула голову. На кровати лежала одежда – такие же шаровары и туника, что были на ней, но сшитые из шелка насыщенного синего цвета и отделанные жемчугом и серебряной нитью. Она вопросительно посмотрела на Мику.

– Господин хочет видеть вас сегодня, хайин, – торжественно объяснила та.

Марика снова вздохнула, глянув сначала на роскошную одежду, а затем – на себя в зеркале. Насколько она понимала, до изульских канонов красоты ей было столь же далеко, как и до аргенских. Но ей ведь и не нужно никого соблазнять. Верно?

* * *

Рука Мики была узкой и теплой. Девушка вела за собой, предупреждая о ступенях и поворотах, помогая перешагивать пороги и проходить через низкие двери. Марика послушно шла следом, полностью доверясь и руке, и голосу и двигаясь отстраненно, безразлично, рассеянно – потому что голова ее была занята совсем другим.

Она считала шаги и повороты.

В самом начале менталистики у них был странный и совершенно не магический предмет – стереометрия. На нем Мастер Леви заставлял решать разные задачи с абстрактными телами, строя несуществующие в реальности сечения и рассчитывая величины, которые были никому не нужны. «Зачем это нам?» – не выдержал как-то один из одноклассников Марики. «Любой менталист должен прекрасно ориентироваться в пространстве, – спокойно ответил Леви. – Стереометрия помогает вам развить пространственное мышление, научиться познавать и анализировать объемную природу мира вокруг». Мало кто из учеников понял, что Мастер имел в виду – включая Марику. Но ей нравилось решать задачи и познавать объемную природу мира вокруг. Потом, когда она полностью переключилась на медицину, это тоже помогло – Марика легко представляла себе тело со сложной системой внутренних органов и сосудов в любом ракурсе.

А сейчас она с завязанными глазами пыталась представить дорогу от своей комнаты к покоям Мергира, построить в голове объемную картину того, что чувствовала лишь ногами. Десять шагов, три ступени вниз, поворот. Воздух спертый, тяжелый – коридор. Еще двенадцать шагов, и внезапная прохлада – или большой зал, или открытый двор. Галерея? Переход? Пахнет сыростью. Сад? Пятьдесят с лишним шагов, пять ступеней наверх. Снова тепло, душно – опять коридор…

Марика так увлеклась воображаемой прогулкой по дворцу, что слова Мики «мы пришли» застали ее врасплох. Она уже успела забыть, куда и зачем они шли. Скрипнула дверь, Мика вновь потянула за руку, несколько шагов, теплые длинные пальцы отпустили ладонь, за спиной скрипнула дверь, а мгновение спустя шелковая повязка на голове ослабела, и Марика невольно сощурилась.

Впрочем, комната была не сильно освещена. Повсюду горели свечи – но южная ночь черна, и разогнать мрак было не так-то просто. Теплое пламя выхватывало фрагменты обстановки – похожей на ту, к которой Марика привыкла в своем заключении, однако каждый предмет был богаче украшен, а сама комната оказалась значительно просторнее. Но это было закономерно, и не только потому, что они находились в покоях вали Дахора. Одного взгляда на Мергира, стоявшего под сводами заостренных, ведущих во тьму арок, было достаточно, чтобы понять: его могут устроить только самые большие вещи и самые просторные залы.

Марика всегда считала Кита очень высоким, а Дора – широкоплечим. Но в сравнении с Мергиром первый был бы низкорослым, а второй – худым. Он заполнял собой весь проем изящной арки, и тонкие витые колонны казались очень хрупкими рядом с ним. Его черная одежда – шаровары, рубаха, длиннополый кафтан, даже тюрбан – резко выделялась на фоне белого мрамора, пестрой мозаики и ярких тканей, но вопреки законам оптики не делала его меньше. Как будто часть черной ночи вступила в комнату, принеся с собой бесконечность и величие вселенной, совершенно несоразмерные с обычными людьми.

И при этом – удивительным образом – Мергир напомнил Марике Магистра. Ирги. Ворона. Было ли дело в форме носа, крупного, с горбинкой, или во взгляде умных черных глаз? А может, в черной свободной одежде, складки который тоже напоминали темное оперение?

«М’ер-ги’р, – подумала Марика, внимательно изучая черного исполина. – Если бы он был магом, тоже мог бы быть Иргиэ. Вороном».

Не-ворон Мергир между тем едва заметно кивнул, и по движению воздуха за спиной и щелчку замка Марика поняла, что Мика ушла.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, а затем вали на не очень хорошем аргенском начал:

– Госпожа, не позволь мне тебя…

Марика быстро подняла руку, останавливая его:

– Я говорю по-изульски.

«А на аргенском эта южная красота звучит совершенно чудовищно», – добавила она про себя.

Мергир выдохнул с некоторым облегчением:

– Благородная хайин, не позволишь ли мне пригласить тебя разделить со мной трапезу?

«Но на изульском ненамного лучше».

Марика молча склонила голову и приложила ладонь к горлу в изульском жесте благодарности. Когда она подняла взгляд, Мергир смотрел на нее заинтересованно. Марика подошла к низкому столу, накрытому самыми разными блюдами. «Кроме оленины», – вспомнила она о священном животном Изула, опускаясь на ковер и скрещивая ноги на изульский манер. В Кастинии Марику удивляло, зачем тратить столько времени на культуру чужой страны. «Кто бы знал», – подумала она, и тут же осеклась. Ирги знал. Конечно, он знал, что за стенами школы с магом может произойти все что угодно. Он всегда все знал. Даже когда ошибался.

Марика украдкой глянула на Мергира. А этот не-Ворон? Он – тоже всегда знает?

А ошибается?

Вали сел с другой стороны стола – даже так он все равно возвышался над Марикой на добрую голову. Мергир поднял руку в жесте благословения и пробормотал три слова молитвы, после чего повернул ладонь к Марике, предлагая приступить к еде. Но та не пошевелилась.

– Зачем я здесь? – спросила она, глядя на вали в упор. Тот улыбнулся, изображая вежливое недоумение. Марика фыркнула.

– Я живу в отдельных покоях, даже с собственным садом. Сам вали Дахора приглашает меня на ужин, а его любовница прислуживает мне каждый день…

– Любовница? – нахмурился Мергир.

– Мика называет тебя не хайина, «господин», а легих, «повелитель». Так зовут только мужчину, которому женщина… подчинилась. Конечно, она могла бы быть женой – но ни одна из жен вали не станет прислуживать северянке, значит, Мика – любовница. Или, если точнее, наложница.

Мергир усмехнулся уголком губ.

– Ты наблюдательна, хайин, – сухо заметил он, пристально глядя на Марику.

– Издержки профессии, – отмахнулась она, не отводя глаз. – Но я повторяю свой вопрос: зачем я здесь?

Мергир улыбнулся шире и разлил вино по кубкам. Марика не притронулась к своему.

– Троюродный брат Мики, Зафар, участвовал в походе на Айльон. В бою под Нозо он пропал, – Мергир многозначительно посмотрел на нее, и Марика невольно задержала дыхание. – Все считали, что Зафар погиб, но среди убитых его тела не нашли. После, незадолго до Тальпаки, отряд Изира захватили, и мы заплатили выкуп. А среди пленных оказался Зафар.

Мергир поднял кубок – в его пальцах тот выглядел очень маленьким – и отпил вина.

– Он показал шрамы после ранений, чистые, давно зажившие, хотя с Нозо прошло совсем немного времени. И рассказал о колдуне, который лечил северян. О том, как тот вступал в схватку с самой смертью и каждый раз побеждал. О том, как исцелил самого Зафара. И о том, как убедил начальников северян оставить того в живых.

Мергир смотрел на Марику поверх кубка.

– Я, правда, не думал, что колдун окажется… колдуньей. Но, когда я увидел тебя, хайин, в окружении демонов – я знал, что Зафар говорил о тебе.

– Я – медик, – медленно проговорила Марика. – Я помогаю всем, кому нужна помощь.

Мергир ничего не ответил, только слегка склонил голову набок, будто сомневаясь в правдивости ее слов.

– И, раз уж об этом зашла речь… – Марика осеклась. Задать вопрос было необходимо – но она чудовищно боялась услышать ответ. – Что стало с теми, кто был в шатре рядом со мной?

Мергир отставил кубок. Провел огромной рукой по крупному квадратному подбородку – Марике подумалось, что раньше там была борода, которую он почему-то сбрил.

– О них можно не волноваться, – наконец ответил вали, но Марика не успокоилась.

– Где они?

– Здесь, во дворце, хайин.

– Хирург, сестры… раненые?

– Мы позаботились обо всех.

– Мне нужно их увидеть, – твердо сказала Марика.

Мергир поднял черные брови.

– Ты что-то хочешь от меня, вали, – слабо усмехнулась она. – И я готова тебя выслушать. Но только когда увижу их.

Мергир сжал губы. Долго оценивающе смотрел на нее.

– Как скажешь, хайин, – бросил вали холодно, и Марика поняла, что потратила весь запас своей власти. Больше торговаться не получится.

– Завтра тебя отведут к ним, – продолжил Мергир, а затем хлопнул в ладоши. Звук был совсем негромким, но дверь тут же открылась, и в комнату впорхнула Мика. «Интересно, она ждала под дверью все время? – подумала Марика. – И если слышала хлопок – слышала ли и весь разговор?»

– Легих, – выдохнула Мика, низко склонив голову.

– Благородная хайин продолжит трапезу у себя, – ровно произнес Мергир, не глядя ни на одну из них. Марика тут же поднялась. Она радовалась, что может вернуться к себе – как быстро человек привыкает к любому месту! – хотя и не была уверена, что там ее ждет ужин. С вали вполне могло статься наказать ее таким образом.

Но Марика росла в Кастинии, где лишиться еды было далеко не самым страшным.

А получить, как и здесь, можно было порой только слишком дорогой ценой.

* * *

Ужина ее не лишили – а на следующий день, к еще большему удивлению, действительно отвели к другим пленникам. Снова Марике завязали глаза, снова нужно было считать шаги, ступени и повороты. Вчерашний маршрут она зарисовала на клочке сухой земли в саду рано утром – не надеясь, впрочем, что он надолго там останется. Хотя Марике казалось, что она спит очень чутко, но вещи появлялись и исчезали из ее комнаты постоянно, а значит, навести порядок в саду незаметным слугам вали – или это все делала Мика? – тоже было несложно.

Она услышала Харца задолго до того, как один из стражей остановился и отдал приказ «открывайте» – и дело было не в обостренном слухе. Впрочем, с кем именно ругался хирург, она так и не узнала. Когда Марику ввели и сняли с глаз повязку, в зале повисла абсолютная тишина.

И лишь несколько мгновений спустя Харц сплюнул и тихо прошипел:

– Гляньте-ка, кто пришел.

* * *

Раненых аргенцев и хирурга с сестрами держали в одной из хозяйственных построек – судя по слабому запаху навоза и сена, большой зал, в котором стояли койки с ранеными, раньше был конюшней, а комнатки, где жили хирург и сестры – помещениями для слуг или кладовыми. Обстановка не поражала роскошью, однако все сияло чистотой, постели были застелены ситцевыми простынями, и каждый день аргенцев трижды кормили досыта. После жизни в военном лагере это могло показаться королевскими покоями, и раненые с сестрами радовались такой перемене. Не рад был только Харц.

Потому что он, конечно, видел дальше простыней и жратвы.

– Нам ведь не просто так тут задницы вылизывают, – тихо пробормотал он на аргенском. Стражи стояли в нескольких шагах от них с Марикой, но, судя по реакции на слова Харца «эти тупые изульские ослы» – а точнее, отсутствию всякой реакции – не понимали ни слова.

Марика только покачала головой.

– И чего им от нас надо? – скривился Харц.

– Понятия не имею, – вздохнула она. – Возможно, Мергир хочет, чтобы я стала его магом.

– А ты можешь? Без этой хреновины?

– Пьентажа? – Марика пожала плечами. – Не знаю. Но, возможно, у Мергира найдутся люди, которые смогут изготовить новый.

– Я видел, – еще тише сказал Харц. – Там, на берегу Танияры. На тебе ведь уже не было магической побрякушки.

– Не было, – задумчиво согласилась Марика.

– Значит, можешь без нее обойтись, если захочешь. Или если припрет.

– Возможно, – с сомнением ответила она.

– Чтобы вытащить нас отсюда, – медленно пробормотал Харц, глядя в сторону, на тщательно выметенный глинобитный пол, – тебя припрет?

* * *

Вечером того же дня Марику снова повели к Мергиру. Она ожидала этого – вали выполнил свою часть сделки, теперь настала ее очередь. Покои выглядели точно так же, как и вчера, и блюда на низком столе посреди пушистых ковров и атласных подушек были, кажется, точно такими же. Да и сам Мергир остался таким же черным, громадным и по-южному любезным.

– Благородная хайин… – снова начал он, шагая из-под арки к столу, но Марика, как и вчера, подняла руку. Она предполагала, что никто, кроме калифа и принца, не смеет перебивать вали Дахора. В общем-то, Марика даже надеялась, что это так и есть.

У нее не осталось ничего, на чем можно было бы торговаться. Значит, пришло время открывать кредит.

– Меня не впечатляет твоя вежливость, вали, а ты тратишь на нее свое бесценное время. Я увидела своих друзей, я знаю, что они в порядке. Я готова выслушать тебя.

Мергир усмехнулся.

– Северяне всегда слишком торопятся. Но будь по-твоему, хайин. – Он пристально посмотрел на Марику и сказал коротко и сухо: – Ты должна стать моим магом.

Марика с трудом сдержала улыбку. Она была уверена, о чем вали поведет разговор – но не знала, что буквально угадала, как именно он это скажет.

– А если я… не захочу? – осторожно спросила Марика.

– Тогда твоих друзей постигнет суровая кара, – холодно сказал вали, и было видно, что он уверен в своей победе.

Ей понадобилось два удара сердца, чтобы собраться с мыслями и ответить спокойно и даже немного язвительно:

– И это, конечно, тут же сделает меня сговорчивой.

Мергир поднял черные брови.

– Ты слишком дерзка, хайин. На твоем месте я бы говорил осмотрительней.

Марика широко усмехнулась. Она знала, что кредит растет с каждым мгновением – и знала также, что другого шанса у нее нет.

– Это тебе что-то нужно от меня, не наоборот, вали. Ты не можешь заставить меня делать то, что я не хочу делать.

Марика знала, что рисковала. И все-таки такой реакции не ожидала. В два шага Мергир оказался рядом с ней, огромный, черный, нависающий сверху, как глыба базальта.

– Не было ни одной женщины, которую я не мог бы заставить сделать то, что я хочу, хайин, – прошипел он, и от южной любезности не осталось и следа.

Марика невольно отшатнулась. Спине стало холодно, и она почувствовала омерзительное, холодное и липкое ощущение, свернувшееся внутри – страх.

Она никого никогда не боялась. С тех пор, как в ее руках появилась сила, с тех пор, как она тогда, давным-давно, прогнала Друзи с друзьями… Ладони кольнуло воспоминанием, Марика подалась вперед и выдохнула в лицо вали, склоненное к ней: