Текст книги "Сын менестреля"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Безнадежные дурни, – сказала Брид.

Они все еще спали, когда повозка преодолела подъем перед Нитдэйлом.

– Мы это сделали! – воскликнул Морил.

– Если только Олоб не знал дорогу, – добавила Брид ради справедливости. – Но я не думаю, чтобы ему случалось приезжать сюда с этой стороны.

Нитдэйл оказался оживленным городом, который лежал у большой дороги, ведущей на север, к перевалу Фленн. Это была последняя долина – дальше начинались предгорья. Даже самые высокие дома города не закрывали тех земель, где Южный Дейл ступенями поднимался к лесистому плато.

– Скажи: дня четыре, и мы будем на Севере! – с радостью заметил Морил.

– Дня четыре! – сразу же ответила Брид. Их шутливая возня на козлах наконец разбудила Дагнера и Киалана.

– В чем дело? Что случилось?

– Ничего. Только Нитдэйл, – ответила Брид.

Сонное лицо Дагнера моментально напряглось, осунулось и побледнело. Брид попыталась придать брату уверенности.

– Мы всегда здесь хорошо зарабатывали, – сказала она. – Тут найдется множество людей, которые нас помнят и знакомы с отцом. Учти: говорить буду я. Я расскажу им про отца и представлю нас. Хотя они все равно смогут прочесть это на повозке.

– Повозку надо перекрасить, чтобы на ней было имя Дагнера, – заметил Морил.

Он не верил, что Брид удастся успокоить Дагнера, но честно попытался помочь.

– Его имя на повозке не поместится! – весело заявила Брид. Только, наверное, если на одной стороне написать Дастгандлен, а на другой Хандагнер.

– А разве Нитдэйл это не резиденция графа Толиана? – осведомился Киалан, бестактно прервав их попытки вселить в Дагнера отвагу.

– На самом деле – нет. Его дом расположен за городом, чуть к востоку, – ответил Дагнер.

Он указал Киалану нужное направление, но рука у него заметно дрожала. За деревьями был едва виден большой белый дом по другую сторону от города.

– Чтоб тебя разорвало, Киалан! – бросила Брид, заслужив изумленный взгляд попутчика. – А, ладно! – добавила она. – Но если представление пройдет неудачно, я буду винить в этом тебя. Дагнер, думаю, нам пора надевать наши наряды.

– Нет, – сказал Дагнер.

– Что ты хочешь сказать? – переспросила Брид.

– Просто «нет», – ответил Дагнер. – Мы дадим представление в том, что на нас сейчас. Мы выглядим вполне благопристойно.

– Да, но мы же всегда переодевались! – запротестовала Брид. – Это создает атмосферу.

– Это придумал отец, сказал Дагнер. – И в чем-то он был прав. Это было в его стиле – въезжать в город ярко, с песнями и блеском. Он мог создать такую атмосферу. Но если

я попробую въехать в город в мишуре и с громкой песней, то меня попросту засмеют.

– Тебе так кажется, потому что ты нервничаешь, – попробовала уговорить его Брид. – Ты почувствуешь себя лучше, как только переоденешься.

– Нет, не почувствую, – возразил Дагнер. – Мне станет в десять раз хуже. Брид, я просто не могу держаться так, как отец, делать то, что делал он. Я буду все делать на свой лад – или не буду делать вообще. Понимаешь?

Брид готова была расплакаться.

– Значит, ты вообще не станешь давать представление?

– Такое, как отец, – не буду, – подтвердил Дагнер, – потому что не могу. Мы дадим представление, потому что иначе нам придется голодать. И ты можешь нас представить и объяснить, что случилось, и, может быть, все будет хорошо. Но если я услышу, что ты хвастаешься и превозносишь нас, я замолчу. И это к тебе тоже относится, Морил. Нам придется стать иными, потому что мы – не отец.

Брид тяжело вздохнула.

– Ладно. Но я все равно надену сапожки. Мне нужно создать настроение. – Потом она немного повеселела. Мне никогда не нравился цвет твоего костюма, Морил. В том, что на тебе сейчас, ты выглядишь гораздо лучше.

– Спасибо, – вежливо отозвался Морил.

Слова Дагнера внезапно заставили его с ужасающей ясностью осознать, что впервые в жизни им предстоит давать представление совсем одним. Прежде он никогда не волновался перед выступлением. А вот теперь ему стало не по себе. Брид сидела на козлах, правя в Нитдэйл, а Морил сжимал большую квиддеру, и его пальцы вдруг стали холодными и потными. Теперь уже трудно было бы сказать, кто нервничает больше – Дагнер или он сам. Дома приближались. Совершенно перепугавшись, Морил прижался щекой к отполированному боку квиддеры.

– Пожалуйста, помоги мне! – прошептал он ей. – Мне ни за что не справиться. Я не могу!

– Ты не можешь на секунду остановиться? – попросил Киалан Брид.

Она натянула вожжи. Киалан тут же слез с повозки на дорогу. Брид серьезно посмотрела на него:

– А сейчас ты повторишь нам свою историю насчет того, что наши представления тебя не интересуют, так? Ну, можешь не трудиться. Я тебе не поверю. Я видела, как ты смотрел все представления, которые мы давали.

Киалан растерянно взглянул на каменное лицо Брид, а потом рассмеялся:

– Ладно. Не стану повторять. Но я все равно подожду вас на той стороне Нитдэйла. До встречи.

Он быстро зашагал к городу, засунув руки в карманы и насвистывая «Веселых холандцев».

– Он безнадежен! – заявила Брид.

Но оба ее брата слишком волновались, чтобы ей ответить.

7

На главной площади Нитдэйла всегда было людно. В центре ее был устроен красивый фонтан, а на трех сторонах находились таверны. Туда же выходили фасадами зерновая биржа и две гильдии, вокруг которых тоже всегда царило оживление. Четвертую сторону площади занимало хмурое серое здание тюрьмы. Когда повозка, которой правила Брид, въехала на площадь, там оказалось даже более многолюдно, чем помнилось ей и братьям. Когда Олоб терпеливо пробился к фонтану, выяснилась и причина оживления: утром здесь состоялось публично повешение. Виселица все еще оставалась на месте, перед тюрьмой, и повешенный тоже. Немало людей, сидевших перед тавернами, насмешливо приветствовали его, поднимая кружки.

При виде раскачивающейся фигуры Дагнер позеленел, Морил вцепился в квиддеру и судорожно сглотнул. Брид не удержалась, чтобы не свеситься с повозки и не спросить у оказавшегося поблизости мужчины, кем был повешенный.

– Дружок Вестника, – жизнерадостно сообщил он.

Брид выбрала для расспросов веселого усатого мужчину, который, похоже, насладился каждой минутой казни.

– Некоторые считают, что он и был Вестником, – добавил он. – Но наверняка уже никто не скажет. Он ни в чем не признался. Его взяли на прошлой неделе по приказу нового графа.

– О, так здесь новый граф? – тупо спросила Брид, пытаясь не смотреть на раскачивающееся тело.

– Еще бы, – ответил мужчина. – Старый граф умер больше месяца назад. Новый граф – его внук. У него настоящий нюх на Вестника и ему подобных, это точно. И удачи ему в этом!

– О да. Большой удачи, – поспешно откликнулась Брид, испугавшись ареста за непочтительность к новому правителю.

– Прекрати, Брид. И давайте начнем, – раздраженно сказал Дагнер.

Брид довольно фальшиво улыбнулась усатому собеседнику и закрепила вожжи, дав Олобу понять, что ему следует стоять на месте. А потом она задудела в пангорн, чтобы привлечь к себе внимание. Когда в их сторону повернулось достаточно много лиц, она встала и заговорила. Морил удивлялся тому, насколько спокойно держится сестра. Но в этом Брид походила на Кленнена. Внимание публики было ей необходимо как воздух.

– Дамы и господа! объявила она. – Приглашаю вас подойти и послушать. Вы видите повозку, на которой я стою? Многим из вас она хорошо знакома. Если это так, то вам известно, что она принадлежит Кленнену-менестрелю. Вы видели, как она много лет проезжала через Нитдэйл, направляясь на Север. Большинство из вас знают Кленнена-менестреля…

Она уже успела заинтересовать слушателей. Морил услышал, как кто-то сказал:

– Это Кленнен-менестрель!

– Нет, не Кленнен, – возразил еще кто-то. – Кто эта хорошенькая девчушка?

– Тогда где же Кленнен? Это не Кленнен! – стали говорить другие.

И наконец один из самых любопытных громко спросил:

– Где Кленнен, девонька? Разве он не с тобой?

– Я вам расскажу, – ответила Брид. – Я все вам расскажу.

А потом она замолчала и просто стояла, прямая и заметная в своем вишневом платье. Морил видел, что она сдерживает слезы. Но он видел и то, что она ясно показывает толпе, какие усилия прилагает, чтобы не заплакать. Он изумился тому, как ей удается использовать настоящие чувства для того, чтобы придать зрелищности представлению. Самому ему так ни за что бы не сделать.

Брид молча стояла, пока любопытный ропот не стал громким, – но не затянула молчание настолько, чтобы любопытство угасло. Она сказала:

– Я вам скажу. Кленнена… моего отца… убили два дня назад.

Она снова замолчала, борясь со слезами и внимательно прислушиваясь к сочувственному гулу. Когда гул набрал силу, она снова заговорила, громко, но так спокойно, что Морилу и большинству присутствующих показалось, будто она говорит тихо. Они замолчали, внимая ее словам.

– Мы – дети Кленнена-менестреля: Брид, Морил и Дастгандлен Хандагнер. И мы делаем все, что в наших силах, чтобы продолжать выступления без него. Надеюсь, вы найдете время, чтобы нас послушать. Мы понимаем, что без Кленнена наше представление уже не будет прежним… но мы постараемся доставить вам удовольствие. Мы надеемся, что вы простите нам все наши недостатки, ради… ради памяти нашего отца.

За это ее наградили аплодисментами.

– Тогда клади свою шляпу, и мы вас послушаем! – крикнул кто-то.

Брид с мокрыми от слез щеками взяла шляпу, которую приготовила заранее, и бросила ее на землю. Несколько человек сразу же кинули монеты – из чистого сочувствия. Брид не могла не ощутить гордости. Она произвела немалое впечатление, ни разу не похваставшись – на самом деле она даже сделала противоположное, что, как она надеялась, должно было понравиться Дагнеру.

Хотя Дагнер слишком сильно нервничал, чтобы выказать одобрение, Брид поняла, что он не сердится, так как позволил ей говорить. Это означало дозволение ей самой решать, что именно они будут петь. И Брид постаралась расположить отрепетированные ими песни так, чтобы они произвели наибольшее впечатление. Она начала с песен, которые всем нравились.

У Морила на душе скребли кошки. Без низкого звучного голоса Кленнена их исполнение казалось ему жидким и непривычным, и им не хватало аккомпанемента Линайны на ручном органе. Морилу уже начало казаться, что им нечего предложить слушателям, кроме умелой игры на квиддере и пангорне.

Брид чувствовала примерно то же. Чтобы ободрить братьев, она объявила, что теперь они втроем сыграют «Семь маршей». Она была уверена в том, что эту вещь они могут исполнить хорошо. И оказалась права. Самым удачным был тот момент, когда Дагнер во время Четвертого марша неожиданно дал Брид сигнал играть тихо и на своей дискантовой квиддере сыграл в два раза быстрее мягкой теноровой партии квиддеры Морила. В этот момент братья переглянулись. Морил понимал, что никто из них не получает удовольствия от игры, но обоим уже отчаянно нужны были аплодисменты – и к тому же они с мрачным удовлетворением чувствовали, что демонстрируют подлинное мастерство. Они были вознаграждены громкими аплодисментами и дождиком монет, посыпавшихся в шляпу.

А потом они исполнили «Песню кукушки» Кленнена, которая всегда вызывала смех. После этого Брид, которая решила, что чем скорее Дагнер сделает свое дело, тем лучше, объявила, что теперь Дагнер споет несколько песен собственного сочинения.

Брид была рада, что сказала «несколько». Дагнер так нервничал, что сумел спеть всего три. А если бы она не сказала «несколько», то, возможно, он спел бы всего одну. Морил был разочарован, а Брид – раздосадована, и вообще это было обидно, потому что собравшимся понравились песни Дагнера. Особенно хорошо приняли «Цвет в голове». Брид почувствовала, что зрители сопереживают Дагнеру. Они решили, что он отважно идет по стонам отца, и хотели его ободрить. Но Дагнер стал совсем лиловым, начал дрожать и замолчал.

Брид сердито вышла на середину повозки и запела сама. Морил без подсказки пришел к ней на помощь, заиграв на квиддере, а Дагнер тем временем хватал ртом воздух в задней части повозки. Брид прекрасно справилась. Зрители всегда хорошо ее принимали. Она спела несколько баллад, хотя ей пришлось обойтись без баллады «Как был повешен Филли Рэй», которая удавалась ей лучше других. Но Брид не могла петь ее, когда позади толпы на виселице раскачивался труп. Успех ей принесла комическая песенка «Зов коров», которую она спела вместо «Филли Рэя». Брид эта песня всегда нравилась. Ее следовало начинать с трели, которой созывали все стадо, а потом коров звали по очереди, и с каждым куплетом добавляли по одной.

Рыжая корова, рыжая корова, породистая корова моего барона…

Бурая корова, бурая корова, корова нашей соседки-матроны.

Брид пела, и, глядя на нее, никто бы не догадался, что она отчаянно пытается придумать, что еще можно было бы включить в их непривычно короткое представление, пока она не сорвала голос. На словах «старая корова, старая корова» к ней пришло озарение. Она закончила песню, и в шляпу посылались монетки.

– А теперь, дамы и господа, мой брат Морил споет четыре песни Осфамерона.

Морил судорожно сглотнул и возмущенно посмотрел на сестру. Он еще никогда не исполнял старые песни на публике. Но Брид взяла и объявила их, так что ему пришлось выйти в центр повозки, с трудом удерживая квиддеру в потных трясущихся руках. Еще ухудшило дело то, что в это мгновение он неожиданно встретился взглядом с Киаланом. Киалан стоял около фонтана, и вид у него был хладнокровный, внимательный и чуть критический. С того места, где стоял Морил, казалось, будто повешенный болтается над самой головой Киалана. Мальчик поспешно отвел глаза от них обоих и начал играть. Он был уверен, что исполнит песни отвратительно.

Некоторое время он мог только следить за непривычной аппликатурой и странными, старомодными ритмами. А потом его волнение немного спало, и он с изумлением обнаружил, что получает удовольствие от своего выступления. Поскольку собственный голос Морила был высоким, ему не приходилось напрягать его, как это делал Кленнен. И поскольку он не имел опыта и ему не нравилась старинная манера игры, он заметил, что бессознательно изменил ее, создавая стиль, который был не старым, не новым – а другим. Рваные ритмы Осфамерона

стали более гладкими, и Морилу показалось, Что если бы он смог найти время, чтобы прислушаться к словам, ему удалось бы понять их смысл.

Огромный дом Адона распахнулся. И по нему

Стремглав метнулись ласточки:

Душа летит по жизни. Осфамерона сердце знало,

Что человеческая жизнь не то что птичья.

Осфамерон велел раскрыться

Оку разума. Скворец порхнул туда.

Не дал бард песне скрыться.

Скворца он задержал там навсегда.

Морилу понравилось, как звучит старинная баллада. И он был уверен, что это заслуга его, а не квиддеры. Однако когда он закончил, на площади воцарилось молчание. Собравшиеся еще никогда не слышали, чтобы старинные песни пели так, как их спел Морил, и не знали, что думать. Киалан помог им определиться, громко захлопав. Другие тоже начали хлопать. А потом аплодисменты стали такими громкими, что Морил даже смутился ведь он был только учеником!.. А в шляпу снова полетели монетки.

Казалось, аплодисменты встревожили Олоба. С этой минуты конь начал вести себя беспокойно. Он вскидывал голову, бил копытом, пытался двинуться вперед и даже норовил попятиться. Брид его осадила – и он попятился уже по – настоящему, так что Морил налетел на Дагнера. Брид пришлось снова взяться за вожжи, из-за чего она могла выступать уже только вполсилы. Заметив это, Дагнер собрался и сыграл несколько песен с веселыми припевами, надеясь, что публика их подхватит. Этого не произошло: люди были настроены на то, чтобы слушать. Однако музыканты уже сыграли все, что отрепетировали, так что Дагнеру пришлось перейти к «Веселым холандцам» и закончить представление.

Олоб по-прежнему вел себя как жеребенок, так что Морил слез с повозки и встал у его головы. Толпа стала расходиться. Морил услышал, как Брид спросила Дагнера:

– Мне идти за покупками? Я знаю, что нам нужно.

– Нет, пойду я, – ответил Дагнер.

Похоже, он продолжал нервничать, хотя представление уже закончилось. Он взял у Брид шляпу и слез с повозки. Почти сразу же к ней подошли несколько человек, в которых Морил узнал друзей Кленнена. Они столпились вокруг Дагнера.

– Что это значит, Дагнер? Что вы говорили насчет Кленнена?

В конце концов Дагнер пошел выпить с ними, захватив шляпу. Морил не увидел, в какую из таверн они зашли, потому что как раз в этот момент с ним заговорил какой-то приятный человек. Сначала он дал Морилу пирожок, а потом по-отечески сказал ему, что он спел старинные песни совершенно неправильно и что все катится в тартарары, раз люди позволяют себе подобные вольности.

Морил последовал примеру Дагнера.

– Да, но я не могу исполнить их так, как это делал мой отец, – ответил он с набитым ртом.

Он был очень благодарен незнакомому добряку за пирог, иначе сказал бы, что на самом деле думает о старинных песнях.

Когда тот ушел, бормоча себе под нос, что молодежь пошла никудышная, Морил вспомнил, что Брид будут осаждать шепчущие господа. Он обернулся на повозку, пытаясь придумать, что делать, если это так. Там действительно оказался шепчущий господин. Брид смотрела на него с яростью тигрицы, а господин отступал, густо покраснев.

– Надеюсь, что Дагнер не забудет купить провизию, – сказала Брид Морилу, делая вид, что господина не существует.

Морил тоже на это надеялся. Они ждали и ждали – Морил рядом с беспокойным Олобом, а Брид в повозке. Прошло больше часа. Время от времени Морил замечал в толпе Киалана, который слонялся по площади и, видимо, тоже ждал Дагнера. Однако Киалан не пытался к ним подойти, и Морил несколько раздраженно недоумевал, почему он так себя ведет.

Олоб вдруг отчаянно замотал головой. Брид сказала:

– Вон Дагнер.

Морил увидел, как брат быстро идет через площадь, свернув в руке пустую шляпу.

– Где же покупки? – недоумевала Брид.

Дагнер жизнерадостно помахал ей и зашагал еще быстрее. Он уже почти подошел к повозке, Когда с двух сторон к нему быстро и бесшумно придвинулись двое крупных мужчин. Один сжал плечо Дагнера огромной лапищей.

– В чем… – начал тот, пытаясь стряхнуть с себя руку.

– Именем графа ты арестован, – сказал мужчина. – Не поднимай шума, а то тебе же будет хуже.

На секунду Морил снова увидел Киалана в толпе у фонтана: тот был в полном ужасе. Люди, оказавшиеся поблизости, поспешно отошли от повозки, не желая присутствовать при аресте. Киалан затерялся среди них и мгновенно растворился в толпе. Морил стоял у головы Олоба, посреди внезапно образовавшегося пустого пространства, и злился на Киалана, хотя тот был ни в чем не виноват. Конечно, никто не может помешать графу, раз уж тому взбрело в голову арестовать Дагнера, но если бы Киалан просто был рядом, это было бы хоть какой-то поддержкой. Морил с отчаянием посмотрел на брата. Дагнер успел только бросить на него один безнадежный взгляд – и те двое повели его к тюрьме. Толпа поспешно расступалась перед ними. «Шарахаются, словно от чумного!» – с негодованием подумал Морил. Ему хотелось, чтобы Дагнер шел с гордо поднятой головой, но тот виновато сутулился.

– В жизни я еще не была так зла! – возмутилась Брид. – Никогда… Что за несправедливость…

Она замолчала и опасливо обвела взглядом опустевшую площадь перед фонтаном, запоздало сообразив, что и сама напрашивается на неприятности.

Двое мужчин с Дагнером исчезли внутри хмурой тюрьмы. Морилу стало одиноко, как никогда.

– Я только сейчас понял, – сказал он. – У нас ведь не было лицензии на выступление, правильно?

– Мы имеем право в течение шести месяцев давать представления по лицензии отца, – ответила Брид. – Отец мне говорил, и я знаю, что это законно. Надеюсь, Дагнер это помнит. Они не имеют права!.. Они просто пытаются…

Какой-то мужчина довольно неохотно шел через опустевшее пространство, неся на плече мешок – судя по всему, с овсом. Он остановился, не доходя до повозки.

– Ваш брат заказал это, – сказал он. – Мне его унести обратно?

– Ничего подобного! – заносчиво заявила Брид. – За него заплачено – это я знаю. Положите его в повозку.

– Как хотите, – недружелюбно бросил мужчина.

Он швырнул мешок на булыжную мостовую и ушел.

Почему-то это было очень обидно. Морил понял, что теперь все будут их избегать. Он в сердцах решил, что Киалан бросил их по той же причине. Олоб немного успокоился, Морил отпустил его и оттащил мешок к повозке.

– Что нам теперь делать, Брид?

– Делать? – переспросила Брид еще более гневно. – Я скажу тебе, что делать. Мне придется остаться здесь на тот случай, если Дагнер заказал что-то еще, но тебе надо немедленно идти к тюрьме и требовать свидания с Дагнером. Иди. Скажи им, что он – родня графа. Скажи, что мать – племянница Толиана. Подними шум. Дай им ясно понять, что у нас влиятельная родня. А когда увидишь Дагнера, передай, чтобы он говорил то же. Иди же! Они просто пытаются запугать нас и заставить заплатить за новую лицензию, я в этом не сомневаюсь!

Морил послушно поплелся через площадь. Он был так ошарашен, что не мог придумать ничего другого, хотя предчувствие говорило ему: это бесполезно. Если на Юге кого-то арестовали – даже за мелкую провинность, то маленький мальчик не сможет добиться освобождения арестованного пустыми заявлениями о благородных родственниках. А поскольку у них нет огромных денег, то вполне вероятно, что двери тюрьмы закроются за Дагнером навсегда. К тому времени, когда Морил оказался под холодной аркой тюремных ворот, он уже искренне жалел о том, что они уехали из Маркинда.

– Пожалуйста, – обратился он к дежурному за дверью. – Я хочу увидеть брата.

Мужчина посмотрел на него не без симпатии.

– Ты – сын Кленнена-менестреля?

Морил кивнул.

– И сколько тебе лет, паренек? – спросил он.

– Одиннадцать, – ответил Морил.

– Одиннадцать, вот как? – переспросил мужчина. – Таких, как ты, вешают только после пятнадцати, так что тебе повезло.

Морил решил, что это шутка, и вежливо улыбнулся.

– Послушай, паренек, сказал мужчина. – Прими добрый совет. Садись на эту свою повозку и уезжай поскорее. Ничего хорошего ты тут не добьешься.

Морил посмотрел на него с бессильной досадой.

– Но…

– Уходи! – настойчиво повторил мужчина.

В темном коридоре позади них раздавались шаги. Морил понимал, что мужчина старается ему помочь, но не сдвинулся с места. Он стал ждать, в надежде, что приближающийся человек разрешит ему увидеть Дагнера.

Пришедшим оказался один из мужчин, арестовавших Дагнера. Он взглянул на Морила без особого интереса. А потом – второй раз, уже пристально.

– Этот тоже из них, так?

– Да, сударь, – ответил стражник и бросил на Морила укоризненный взгляд, словно желая сказать: «Видишь, что ты наделал!».

– Пойдем со мной, парень, – сказал вновь пришедший.

У Морила схватило живот – даже сильнее, чем перед недавним представлением, и он пошел по темному коридору, а потом – по унылому внутреннему двору и вверх по какой-то лестнице. Они вошли в пустую комнату с желтыми стенами. У одной из них стояла скамья, на которую Морилу было велено сесть и ждать. С этим мужчина ушел, заперев за собой дверь.

Морил довольно долго сидел на скамье, чувствуя себя просто ужасно. Он пытался понять, не арестовали ли и его тоже. Было очень похоже. Он попробовал выглянуть в окно, но оно оказалось очень высоким и было забрано решеткой. Он подтащил к нему скамью, но все равно увидел только серые стены. Протиснуться сквозь прутья решетки было невозможно. Морил отодвинул скамью на прежнее место и снова уселся на нее.

А потом началось самое ужасное. Ему невыносимо было находиться в тесном помещении. Ему было жарко. Он ощущал себя загнанным в ловушку. С каждой секундой комната словно становилась все меньше и потолок наваливался на него сверху. Морил уже готов был закричать, но тут ему на глаза вовремя попалось пятно на противоположной стене, и он смог на нем сосредоточиться. Пятно очень походило на гору между Водяной Горой и Ханнартом.

Морил с облегчением скрылся в грезах. Он представил себе увенчанные снегом вершины и забыл о том, что ему слишком жарко. Он представил себе широкие долины и высокое небо над головой, и ему легче стало переносить тесноту. Он подумал о старинных зеленых дорогах Севера и о том, как по ним идут Осфамеров и Адон. Он сам стал Осфамероном. Он и его друг Адон направились в воображаемый Ханнарт. На горе на них напали враги, но они сражались и пробили себе дорогу. А потом они спустились в Ханнарт и бродили под рябинами, которые росли за стенами старого серого замка, и вместе сочиняли песню о своей победе.

Дверь открылась, и другой мужчина приказал Морилу поскорее идти с ним.

Морил вздрогнул, возвращаясь к реальности. Он был испуган, напряжен и беспомощен. Он ясно видел каждый камень, каждое пятно в этой неприятной комнатке, прожилки дерева на двери, грязь под ногтями пальцев, придерживавших дверь. Он даже знал, что на бородавке на носу у мужчины ровно шесть волосков. Вставал со скамьи, он вдруг вспомнил, как Кленнен у озера говорил ему: «Ты сейчас разделен на две половинки». Может, это и имел в виду отец?

Мужчина привел его в большую торжественную комнату, в одном конце которой стоял массивный старый стол. За столом сидел пожилой мужчина, а рядом с ним более молодой вел записи. По золотой цепи на шее пожилого мужчины Морил понял, что это судья.

– Становись напротив стола и отвечай четко, – сказал более молодой мужчина, прерван

записи и наставив свое перо на Морила.

Морил послушно встал, где велено. От напряжения его била дрожь. Он видел каждый бугорок на довольно бессмысленном барельефе за спиной судьи. Он мог бы сказать, сколько морщин на лбу у судьи – пятнадцать желтоватых складочек.

Судья приподнял эти складочки и посмотрел на Морила.

– Полное имя?

– Осфамерон Танаморил Кленненсон, – сказал Морил. – Будьте добры, я хотел бы увидеть моего брата.

– Вот это имечко! – заметил судья, пока второй мужчина его записывал. – Осфамерон?

– Он мой предок, – ответил Морил. Заметив, что желтые складочки судьи выгнулись с легким интересом, он объяснил: – Меня назвали в его честь. И разрешите мне увидеть Дагнера, пожалуйста. – Желтые складки сдвинулись теснее. – Это мой брат, – терпеливо пояснил Морил.

– Твой брат? – сказал судья.

Второй мужчина передал ему стопку бумаг, и тот стал просматривать их, сморщив складки на лбу так, что они стали похожи на сборки.

– Здесь еще одно имечко.

Морил с упавшим сердцем понял, что на бумагах, видимо, записаны ответы Дагнера на вопросы, которые ему задавали. Он не знал, что именно отвечал брат, – и очень жалел, что не знает. Ведь если его собственные ответы будут отличаться от ответов Дагнера, то судья сможет признать Дагнера виновным в вещах, которых он вовсе не совершал.

– Мы зовем его Дагнер для краткости, – осторожно пояснил Морил. И мне хотелось бы его увидеть. Пожалуйста.

– Ты сможешь увидеть его в свое время, если ответишь на мои вопросы правдиво, – сказал судья. Вы – из семьи странствующих музыкантов, так?

– Да, ответил Морил.

– И вы ездили с отцом, устраивал представления?

– Да, – снова подтвердил Морил.

– Как давно вы этим занимаетесь?

– Одиннадцать лет, ответил Морил.

Молодой человек подался вперед.

– Старший парень сказал – десять лет.

Судья нахмурился, глядя на Морила – должно быть, прикидывал, сколько ему лет. Вид у чиновника был усталый и проницательный, и Морил был для него только сомнительным фактом. Морил понял, что следовать совету Брид и говорить о своем родстве с графом и Ганнером было бы бесполезно, совершенно бесполезно. Он знал, что Брид это сделала бы, но сам даже пробовать не собирался.

– Я был совсем маленький, когда мы уехали, – объяснил он.

– Из Ханнарта? – резко спросил судья.

– Да, но я не помню, – сказал Морил, прекрасно понимая, что если бы он признался в том, как на самом деле относится к Ханнарту, то предал бы и себя, и Дагнера. – Мой отец говорил, что поссорился с графом Керилом.

Судья и секретарь сверились с ответами Дагнера – и Морил с облегчением заметил, что все вроде в порядке. Но вид у них был недовольный, а дальнейшие расспросы их недовольство только усилили.

– Где вы давали представление перед тем, как приехать в Нитдэйл?

Морил задумался. Казалось, это было так давно! Фледден? Да. Оттуда они сразу поехали в Маркинд, а в Маркинде уже представлений не давали. Именно во Фледдене Линайна заштопала Киалану куртку.

– Во Фледдене, – сказал он.

– С кем твой брат разговаривал во Фледдене?

– Ни с кем, – ответил Морил.

Он это хорошо запомнил, потому что к Дагнеру не подошли обычные девицы, так что он сам разговаривал с Дагнером.

– Но ты ведь не был с ним все время, пока вы оставались во Фледдене, так ведь? – спросил более молодой мужчина.

– Нет, был! – возразил Морил. – Видите ли, мы все были в повозке. В городах отец всегда заставлял нас оставаться в повозке, всех вместе.

– Всегда? – переспросил судья, сурово сдвинув свои складочки. – Ты же не хочешь сказать, будто твой брат никогда не уходил куда-то один?

Морил понял, что если не будет осторожен, то Дагнера смогут обвинить в браконьерской охоте на кроликов.

– Никогда, – сказал он. – Дагнера мало что интересует, кроме его песен. – И чтобы отвлечь чиновников от мыслей о браконьерстве, он добавил: – Дагнер не сделал ничего, за что его можно арестовать. И наша лицензия в полном порядке, честно!

Судья раздраженно вздохнул.

– Меня не интересует ваша лицензия, паренек. Твоего брата арестовали за передачу незаконных сведений…

– Что?! – ахнул Морил.

– … и я хочу знать, откуда они у него, докончил судья. – Это тебя удивляет?

– Еще бы не удивляться! – сказал Морил. – Этого не может быть! Вы наверняка ошиблись.

– Наши агенты – люди очень надежные, – сказал судья. – Почему ты думаешь, будто это ошибка?

– Потому что Дагнер не стал бы этого делать. Ему интересно только сочинять песни. И потом – ему просто неоткуда брать эти сведения! – в отчаянии добавил Морил.

– Такие утверждения бесполезны, – заявил судья. – Сдается мне, что вы, два брата, что-то скрываете. Ты говоришь, что в последний раз вы давали представление во Фледдене. Это должно было быть неделю назад. Где вы были все это время?

– В Маркинде, – ответил Морил, недоумевая, почему Дагнер этого не сказал. – А потом приехали сюда через Синдо.

Судья и его молодой помощник переглянулись, и вид у них был недоверчивый. Было ясно, что они не верят в то, будто в Маркинде кто-то может получить незаконные сведения. Морил немного ободрился.

– Почему в Маркинде? – рявкнул молодой.

– Моего отца убили, – объяснил Морил, и голос у него чуть задрожал.

– Знаем. У Срединного озера. А почему вы поехали в Маркинд?