Текст книги "НЕидеальные люди (СИ)"

Автор книги: Диана Килина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

НЕидеальные люди

Согласно понятиям наших предков, ДУРА – это жена Ура или Душа Ура.

 «Уры» – люди, прошедшие земной цикл развития и вышедшие на уровень Творца. Без самодисциплины, силы воли и подчинения себе своих инстинктов, эволюционное движение вперёд просто невозможно. Если же человек нашёл в себе силы для этого, то при правильном развитии он может стать Творцом, Творцом не в понимании современных религий, а с точки зрения эволюции. И не случайно наши предки называли свои наивысшие достижения творениями. Творить может только человек, максимально реализовавший себя через просветление знанием и реализовавший себя в действии. [1]

Как бы мы не сходили с ума. 

Твоя глубина полна меня. 

Как бы мы не сходили с ума. 

Мы одна Вселенная. 

Как бы мы не сходили с ума. 

Заблуждались, терялись, погружались в себя. 

Как бы мы не сходили с ума. 

Удержи меня…

Артем Пивоваров «Собирай меня»

Знакомство с родителями

1

Потертая ложка – кажется лет ей столько же, сколько почившему Советскому союзу – противно дребезжала в граненом стакане. Гул с соседних купе, людской топот и редкий смех шумных компаний, стук колес по рельсам – все это было для меня в диковинку.

Едва начало темнеть, я прильнула к окну, разглядывая быстро мелькающий пейзаж и фонари, что оставляли за собой только яркие полосы света. Тимур организовал горячий чай – именно в нем позвякивала ложка – лимон и пакетик меда. А еще дополнительный плед, в который укутал меня, как ребенка, потому что меня знобило – выскочила из дома я в домашней одежде и, похоже, немного переохладилась.

– Вот нельзя было нормально одеться? – ворчал он, нарезая лимон перочинным ножиком, что достал из кармана джинсов, – Заболеешь, а мне потом с тобой нянчиться на обратном пути.

Я, молча, закатила глаза и потерла холодный нос, тут же шмыгнув им – ну ведь прав, зараза.

Вытащив пакетик из стакана и подув на исходящий паром напиток, я пригубила его. Чуть сморщилась и невольно улыбнулась, когда Агеев кинул туда ломтик лимона.

– Пойду у проводницы парацетамол спрошу, – тяжело вздохнув, он поднялся и вышел из купе, закрывая за собой и оставляя меня в одиночестве.

Снова уставившись в окно, я забилась в угол и отпивала чай маленькими глоточками. Когда стакан опустел ровно на половину, отставила его и повернула голову – Тимур вернулся, держа в руке пачку таблеток и бутылку воды.

Снова тяжело вздохнул глядя на меня, сел рядом. Смахнул локон со лба и улыбнулся, целуя в нос и щекоча щетиной:

– Ж,аным, – пробормотал, склонив голову набок и протягивая таблетки, – Выпей. Сразу две.

– А если у меня аллергия? – вырвалось из меня язвительное.

Лицо Тимура приобрело какое-то странное выражение – смесь озадаченности, испуга и удивления.

– Тогда не пей, я сейчас что-нибудь еще поищу, – быстро проговорил он, поднимаясь на ноги.

– Тим, я пошутила, – улыбнувшись, я выдавила две таблетки и проглотила их, запивая чаем, – Нет у меня аллергии на парацетамол.

– Точно?

– Точно.

Я положила голову ему на плечо и довольно поморщилась, когда меня привычным жестом притянули ближе и устроили на широкой груди. Откинувшись к стенке, Тим принялся перебирать мои волосы, а я отчаянно боролась с зевотой.

– Спать хочешь? – пробормотали в макушку.

– Немного. Нам вообще долго ехать?

– Долго. Сутки почти.

Промычав что-то между «Умм» и «Угу», я все-таки зевнула. Тимур хмыкнул, поправляя на мне одеяло, и я провалилась в сон.

2

Дорожка из красного кирпича, ведущая от калитки до дома, невольно напомнила своим цветом здание Казанского вокзала, который разглядывала, пока Агеев ловил такси. С каждым шагом нервозность возрастала и то, что Тимур совершенно спокойно шел впереди меня и не говорил ни слова, не помогало.

А если я не понравлюсь его родителям? Из того, что я знаю о нем – он мусульманин, наверняка у них верующая семья, а тут… Может его мама хочет, чтобы он привел в дом кого-нибудь из их окружения?

К тому моменту, как я ступила на крыльцо, единственным моим желанием было потерять сознание и очнуться где-нибудь в другом месте.

За широкой спиной я не увидела, как открылась входная дверь и не поняла ни слова из того, что сказала встречающая нас женщина. Увидела только взмах рук, а потом Тимур сжал ее в крепких объятиях, отвечая все на том же неведомом мне татарском языке.

Горло сдавило, и я тихо откашлялась, тут же жалея об этом. Агеев отошел в сторону и, обхватив меня за талию, выдвинул вперед.

– Мама, познакомься.

Судорожно кивнув, я протянула ладонь, а потом тут же одернула ее. Снова неуверенно протянула, проскрежетав не своим голосом:

– Илона. Здравствуйте.

По мне прошёлся оценивающий взгляд темных глаз – таких же, как у Тимура. Почти черных, только с теплыми искорками где-то на глубине. Эти глаза улыбались сеточкой мимических морщин в уголках даже несмотря на то, что лицо сохраняло серьезное выражение. С неглубокой проседью волосы были убраны в аккуратный пучок, из которого выбились пара прядей.

Рука, пожавшая мою в ответ была обжигающе горячей – по всему телу расползлось тепло и стало как-то комфортно.

– Адиля, – ответили с приятным акцентом, – Проходите в дом, я уже на стол накрыла.

С любопытством изучая убранство небольшого крыльца, я тут же переключила свое внимание на фотографии, которые висели, казалось, по всему дому – начиная с прихожей. Они были разными: черно-белыми, старыми и немного потертыми даже за стеклом фоторамки; потом цветными, но словно из другой эпохи. Почти на всех снимках был Тимур – с самых пеленок до взрослого возраста.

– Это Игорь? – спросила я, обратив внимание на одну из них.

– Да.

– И ты? – приподняв брови, снова вернулась к снимку.

Легкое движение сбоку подсказало, что он пожал плечами.

– А ты умеешь улыбаться, – протянула, разглядывая, как молодые совсем парни стоят в обнимку и улыбаются.

Так широко и открыто… Почти наивно, вот только светлый камуфляж, автоматы на широких плечах и пустыня вокруг говорят о том, что наивности в этих улыбках нет совсем. Просто один из тех кадров, когда щемит сердце – ведь в следующую секунду их могло не стать. И этот снимок вполне мог бы оказаться последним.

Бросив сумки у лестницы, Тимур мягко подтолкнул меня вглубь дома:

– Пойдем.

Тот момент, как я представилась отцу Агеева и уселась за стол напрочь вылетел из моей головы. Я могла только кивать, как неваляшка, натянуто улыбаться и прятать глаза, едва Марат Асмарович удостаивал меня взглядом.

Угощений было много – все блюда национальной кухни с непривычными и сложными для меня названиями. Особенно мне запомнился казылык – что-то наподобие домашней колбасы.

– А это кыстыбый, – протянув мне блюдо с лепешками, Адиля пояснила приглушенным голосом, – С картошкой. Попробуй.

– Спасибо.

Тимур о чем-то тихо разговаривал с отцом – естественно на татарском. Марат Асмарович изредка качал головой, потом кивал, потом что-то говорил, и я надеялась только на то, что обсуждают они не меня.

Медленно жуя, я разглядывала фотографии на стене – их здесь было много и на всех были запечатлены посиделки вот за этим столом. Казалось, что он с годами не менялся – кружевная скатерть, тарелки с незамысловатым цветочным узором, забавная сахарница в форме клубники с крышкой-черенком. Красная треугольная салфетница с белоснежными салфетками, и простая хрустальная ваза – на некоторых снимках в ней были простые полевые цветы, на других букеты роз, на иных тюльпаны или ирисы.

– У вас так много фотографий, – вырвалось у меня, – А кто это? – кивнув на снимок, где за столом сидел Тимур, какой-то мужчина и девушка в платке, я повернулась к хозяйке дома.

Адиля вздохнула и едва заметно качнула головой.

– Илона, – неожиданно обратился ко мне глава семейства, – Тимур говорит о том, что у Игоря и вашей сестры, кажется, родился сын?

– Д-д-да, – вздрогнув, ответила я.

– Примите поздравления, – он перевел взгляд на Тимура, – Знаете, ребята всегда были как братья. Да и к Игорю я отношусь, как к младшему сыну, так что, можно сказать, у нас родился внук, – улыбнувшись, Марат Асмарович снова посмотрел на меня, – А как назвали мальчика?

– Артем, – хором с Агеевым ответили мы.

– Хорошее имя. А ты, старший сын, когда порадуешь старика?

Тимур тихо откашлялся и покосился на меня, неуверенно выдавив из себя:

– Я как-то об этом еще не думал.

– Тебе скоро сорок лет. Пора бы подумать.

– Папа, – вздохнул Агеев.

– Марат, – Адиля с укором посмотрела на мужа.

Тот лишь пожал плечами, возвращаясь к еде.

– Чаю хочешь? – от неожиданного обращения я снова вздрогнула и повернула голову к хозяйке.

Она улыбалась. Просто, по-человечески улыбалась, а затем ласково погладила меня по руке, нервно теребящей тонкое кружево скатерти.

– Не откажусь. Только можно… – я запнулась и практически прохрипела, – Можно я вам помогу?

Понимающе кивнув, Адиля встала из-за стола и, махнув рукой, вышла из комнаты. Я подскочила за ней следом и выдохнула только тогда, когда оказалась в другом конце дома.

– Летняя кухня, – пояснили, когда я непонимающе заозиралась по сторонам, – Иногда хочется уединения и тогда я скрываюсь тут. Сейчас на веранде холодно, но чай попить можно. Только надень что-нибудь, там за дверью шкаф.

Схватив первую попавшую в руки накидку, я подошла к небольшому столу, на который уже поставили чашки с блюдцами. Там же лежал лимон, который я в полной тишине нарезала на тонкие кружочки. Спустя пару минут закипел электрический чайник, звонко звякнув, и Адиля налила кипяток в заварник.

– Пойдем, – скомандовала таким похожим на Агеевский тон и побрела на веранду, усаживаясь за небольшой столик, – Дверь прикрой.

Устроившись с чашкой в руках я широко распахнула глаза, когда женщина достала из-под диванной подушки пачку тоненьких сигарет и, чиркнув спичкой, прикурила. Из горла вырвался удивленный хрип и Адиля улыбнулась.

– Знаю-знаю, это неприлично, в моем-то возрасте. Марат уже давно привык, а Тимур каждый раз, как приедет, начинает ругаться.

– Я просто немного не ожидала.

Выдохнув тонкую струйку дыма, она разлила заварку по чашкам и рассеянно махнула рукой:

– Кипяток-то забыли.

– Сейчас принесу.

Вернувшись с чайником, я села на место. Сделав глоток, женщина довольно поморщилась, а затем ее лицо приняло серьезное выражение.

– На той фотографии, – сказала она, затягиваясь, – Девушка Тимура. Единственная, которую он приводил в наш дом.

Настроение, которое только-только начало приходить в норму, резко упало. Не могу сказать, что мне не было интересно, но слушать рассказы о бывших от мамы своего мужчины, да еще и в первые часы знакомства как-то странно.

– Они жили через дорогу. Дом такой синий, обратила внимание? – дождавшись кивка, Адиля продолжила, – Дружили с детства, не разлей-вода. Гуля была хорошей девочкой – умница, красавица, семья у них очень религиозная. Правильная. Когда Тимура призвали, она места себе не находила – письма приносила чуть ли не каждый день. Ждала так… Хорошая девочка. Ту фотографию сделали как раз перед тем, как Тимур уехал в Чечню в первый раз.

Прикрыв глаза на секунду, она сделала несколько затяжек в молчании и затушила сигарету в пустой глиняный горшок, тут же убрав его под стол. Взяв дольку лимона, медленно прожевала его даже не поморщившись и, сделав глоток чая, продолжила рассказ:

– А потом он ушел в запас и вернулся домой. С повязкой на лице и рука… – передёрнувшись, Адиля промокнула уголки глаз салфеткой, – Я уже тогда слышала, что Гульнару замуж выдают, но думала слухи. А когда Тимур к ним в дом пошел, отец Гули его даже на порог не пустил. Сказал, что не нужен им зять-калека.

– Господи… – выдохнула я, прикрыв рот рукой.

– Вот так. Мне потом рассказывали всякое. То, что на Гулю однокурсник глаз положил и то ли силком взял, то ли еще что-то у них произошло. Их быстренько и поженили – спустя месяц, как Тимур вернулся. А потом он снова уехал…

– Это многое объясняет, – задумчиво протянула я, вертя в руках чашку.

– Да, с ним сложно. Не верит никому, озлобленный. Я, признаться, уже и не думала, что когда-нибудь дождусь гостью в своем доме…

Тимур появился на пороге, подперев косяк плечом и скрестив руки на груди. С укором посмотрел на мать и сказал что-то – я естественно не поняла ни слова.

– Тимур. Это невежливо общаться на татарском языке при Илоне. Она его не понимает, – женщина даже бровью не повела, лишь спокойно добавила заварки в наши чашки.

Закатив глаза, Агеев процедил сквозь зубы:

– Опять курила, да?

– Принеси лучше альбом с фотографиями, – пренебрежительно махнув рукой, Адиля, улыбнувшись, подмигнула мне, – Хочу немного рассказать о нашей семье. И вещи отнеси в свою комнату, Илона, наверное, устала с дороги, и хочет отдохнуть.

Тимур покачал головой, отлепился от двери и устало вздохнул. Не сказав ни слова, вышел из помещения и вернулся только спустя пару минут, неся в руках толстый альбом в кожаном переплете.

Молча бросив его на стол – от громкого хлопка я вздрогнула – Агеев, по-прежнему молча, удалился.

– А у вас матриархат, – пробормотала я.

– А то, – рассмеялась женщина, открывая альбом, – Здесь фотографии с нашей свадьбы.

Я уставилась на пожелтевшие страницы с любопытством. Отец Тимура смотрел на меня веселым взглядом, широко улыбаясь и держа под руку невесту в необычном для меня наряде невесты – белое платье, полностью закрывающее тело и платок, красиво повязанный на голове.

– Вы носили хиджаб? – вырвалось, когда перевернула страницу и посмотрела на портрет молодых – на ткани можно было разглядеть золотую вышивку и кружева.

– У нас это называется яулык. Надевала только на свадьбу – традиция. А в повседневной жизни носить не обязательно – Татарстан достаточно светский.

– Интересно. А это ваши родители?

Адиля посмотрела на снимок и улыбнулась:

– Нет, – она указала на седовласого мужчину с длинной, доходящей почти до груди бородой, – Это отец Марата – Асмар Омарович. А это мама. Последние их фотографии – попали в аварию спустя несколько месяцев. Это их дом – после свадьбы как въехали, так и остались тут. Тимур, когда решил перебраться в Санкт-Петербург долго уговаривал уехать вместе с ним, но мы так и не решились. Память, – вздохнула женщина, – Фотографии, вещи можно забрать с собой. А вот воспоминания, которые, кажется, живут здесь, как заберешь…

Я понимающе закивала и с интересом слушала историю семьи Агеевых. Адиля говорила много, и перебивать ее совсем не хотелось. Не обращая внимания на прохладу и остывший чай, я разглядывала фотокарточки и отчаянно скрывала зевки до тех пор, пока хозяйка дома не заметила, что я клюю носом. Тогда, запричитав, меня выпроводили с веранды и отправили наверх – отдыхать.

3

Дни пролетали быстро, правда простуда все-таки свалила меня с ног. Провалявшись в кровати двое суток, чихая и практически затолкав салфетки в ноздри, я с благодарностью смотрела вслед Адиле, когда она приносила мне крепкий имбирный напиток с лимоном и медом.

Сегодня я наконец-то смогла поднять свою пятую точку с постели и даже смогла помочь с обедом – лепила татарские манты по фамильному рецепту.

– Эй, – раздалось сзади, пока я старательно зажимала кончики теста, – Как ты себя чувствуешь?

Повернув голову, я улыбнулась Тимуру, привычно подпирающему косяк плечом и пожала плечами:

– Ничего вроде.

– Ты понравилась моей матери, – скупо констатировал он, разглядывая меня исподлобья, – Она мало кого пускает на свою кухню.

– Ну, надеюсь, что я ее не разочарую, – задумчиво протянула я, принимаясь за очередной мант, – А вот твой отец, кажется, меня избегает.

Фыркнув, Агеев двинулся в мою сторону и, прижавшись ко мне сзади, обхватил за талию руками. Устроив подбородок на моем плече, он коротко поцеловал меня в щеку и улыбнулся – не видела, но почувствовала.

– Папа просто старой закалки. Считает, что нехорошо тебя портить.

– В смысле?

– Ну, мы не женаты. И ему это не нравится.

– Ааа… – я на секунду застыла, а потом снова вернулась к готовке, проигнорировав взволнованный удар сердца.

– Кстати об этом… – Тимур запнулся и вздохнул, словно подбирая слова, – Если меня осудят на реальный срок, то ты не сможешь меня навещать.

– Почему? – выронив недолепленный мант и резко развернувшись, уставилась на Агеева.

– Свидания дают только родственникам, – изучая меня пристальным взглядом, Тимур едва слышно добавил, – И женам.

– То есть если тебя посадят, то я тебя не увижу… Совсем?

Кивнув, Тимур убрал мои волосы с лица и, обхватив ладонями, наклонился, чтобы поцеловать. Я же застыла, пытаясь связно собрать мысли, мелькающие в голове.

От самой идеи не видеть его стало дурно. Сколько ему могут дать – год, два? А если больше? А если его вообще убьют в тюрьме? Он же бывший оперативник, а там таких не любят – все слышали подобные истории.

Только сейчас до меня начал доходить весь ужас происходящего. Стало так страшно, что кровь стала ледяной – застыла в жилах, заморозилась, пригвоздив меня к месту.

– Это самый плохой вариант из возможных, – тихо добавил Тим, прижимаясь губами к моему лбу, – Зная систему, я думаю, что до него не дойдет. Хотя…

– Что?

Он отстранился, смотря на меня сверху-вниз и натянуто улыбнулся. Пожал плечами:

– Да так, ничего. Глупая затея, – сказал, отпуская руки и отступая на шаг.

– И все-таки? – скрестив руки на груди, уточнила я.

Усмехнувшись, Агеев качнул головой и повторил мою позу. Прислонился бедром к столешнице и склонил голову набок, пристально глядя на меня темными глазами.

– Мы могли бы расписаться здесь, в Казани.

– Ты мне предложение делаешь? – съехидничала я.

В ответ снова пожали плечами:

– Я же говорю – глупая затея.

– Я согласна, – выпалила, даже не подумав.

Тимур моргнул. Один раз, затем другой. Качнул головой, будто не веря, а я вцепилась в его плечи и встряхнула, правда от этого он даже не шелохнулся.

– Я согласна, – тихо и уверенно повторила, выпрямляя спину, – Давай распишемся здесь. Так ведь будет лучше, правда?

– Возможно, – протянули, задумчиво глядя на меня, а затем просто сгребли в охапку, – Ж,аным… Как бы я хотел, чтобы все было иначе, – тихо прошептали в висок.

Я зажмурилась, сморгнув непрошенные слезы и прижалась к нему, обхватив мощную спину ладонями. Провела носом по колючей шее с привычным терпким запахом и вздрогнула, когда губ коснулись сначала шершавые подушечки пальцев, а затем твердые, горячие губы.

– Мин сине яратам, фэрештэм, – пробормотал Тимур, отстраняясь.

– Понимать бы еще, что ты говоришь, – недовольно проворчала я.

Рядом тихо откашлялись и, резко дернувшись, мы с Агеевым уставились на его мать, которая спокойно лепила мант у дальнего конца стола. Щеки Тимура заметно порозовели и он, отпустив меня, отступил на шаг, виновата опуская взгляд.

– Пойду отцу с дровами помогу, – просипел он, удаляясь.

Адиля широко улыбнулась, а затем и вовсе рассмеялась, потряхивая худыми плечами – женщина была достаточно миниатюрной, я бы даже сказала хрупкой.

– Какой у меня стеснительный сын, – с теплотой в голосе сказала она, – Удивительно. Вас можно поздравить?

Я пожала плечами, возвращаясь к готовке и боясь поднять взгляд. В полной тишине мы долепливали манты, Адиля тут же выкладывала их в большую пароварку и спустя каких-то пару минут кухня наполнилась аппетитными ароматами. Когда первая порция была готова и разложена на большое блюдо, я услышала за спиной тихое:

– Моя душа, – сказала женщина, задерживая меня прикосновением ладони по плечу, – Он называет тебя так.

Я прикусила щеку изнутри, чтобы не разреветься с огромной тарелкой в руках, и кивнула.

– И говорит, что любит тебя. Ты – его ангел, Илона, – улыбнувшись, Адиля отпустила меня, – Вот что он говорит на татарском.

Свадьба

4

– Иди, иди давай, – верещала моя будущая свекровь, пока Агеев упирался, – Соң шушы күрерсең кәләш.

Их перебранка за дверью продолжалась добрых пятнадцать минут, пока я кусала губы и ходила от стены к стене в крохотной комнате ожидания для невесты.

Взгляд зацепился за собственное отражение – бледность не скрывали ни румяна, ни тональный крем. Свадебный наряд, любезно одолженный матерью жениха хоть и пришелся по размеру, но был слегка коротковат. Адиля собственноручно пришивала нижнюю юбку из белого сатина, пока я раздумывала – а нужно ли мне это свадебное платье вообще?

– Как же это не нужно? – причитала женщина на мои сомнения, – Нужно обязательно.

– Да мы же просто распишемся …

– Ну и что? Это же свадьба. Да скромная, но свадьба. И ты невеста – должна быть в белом, – делая стежки, Адиля, не глядя на меня, улыбнулась, – К тому же, мне приятно от мысли, что ты будешь выходить замуж за моего сына в моем платье.

– Готова? – вырвал меня из раздумий мягкий голос.

Кивнув, я уселась на белое кресло с велюровой обивкой. Адиля достала из своей сумки небольшой шелковый мешочек, а в нем лежал тот самый «яулык» – еле вызубрила это слово – платок с ее свадьбы. Это была наша договоренность – времени на поиски фаты все равно не оставалось, да и мне, признаться честно, хотелось примерить национальный атрибут.

Представляю, как удивится Агеев.

– Не колет? – спросила, закрепляя булавку на затылке, плотно натягивая шелковую ткань, которую я придерживала на лбу.

– Нет, все в порядке.

Протянув мне один конец, Адиля приколола другой у моего виска. Перекинув ткань через голову, она снова закрепила ткань, собирая красивые складки.

– Готово.

– Я думала это сложнее.

С любопытством изучая свое отражение в одном из зеркал, висящих на стене, я пыталась понять – нравится мне или нет. Непривычно скрытые волосы и плечи, на которые волнами спадала белоснежная ткань с золотой вышивкой и тонким кружевом по краю, длинные рукава и кисти рук, прикрытые только тем же кружевом.

– Красавица, – Адиля улыбнулась, когда я встала и покрутилась.

Обилие ткани на платье шуршало при каждом движении и создавало какой-то невероятный, невесомый звук, словно я парила в воздухе.

Я, признаться честно, никогда не задумывалась о своей свадьбе. То есть, гипотетически я когда-нибудь планировала выйти замуж, но я не думала о том, как это будет. Наверное, прочно засевший в голове стереотип, что свадьба – это обязательно банкет с парой сотней гостей, украшенный зал ресторана и тамада, травящий без остановки глупые шутки, море шампанского и пьяные родственники, которые то и дело норовят подраться – не давал простора для воображения. Но, когда я встретилась с парой карих глаз в отражении и когда Адиля, кивнув, вышла в зал регистрации, оставив меня одну, я поняла, что это – один из самых главных дней в моей жизни.

Что я не хочу его ни с кем делить, кроме Тимура.

И еще я поняла, что никого другого не могу представить на его месте. Я не могу представить, что иду навстречу другому мужчине; что другому мужчине я скажу: «Да» и поклянусь в верности и любви, пока смерть не разлучит нас.

Тихо скрипнув открылась дверь, и сотрудница ЗАГСа пригласила меня в зал. Я бросила последний взгляд на свое отражение, невольно поправив платок, непривычно скрывающий все, кроме лица, и, подхватив скромный букет из белых и нежно-розовых роз, шагнула на ковровую дорожку.

Тимур уже ждал меня – сцепив руки за спиной и нахмурившись, когда я запнулась и криво шагнула в его сторону. Он не смог скрыть озадаченности, когда увидел мой головной убор и продолжал разглядывать меня даже тогда, когда я встала рядом, и он взял меня под руку, поворачиваясь к регистратору.

Я гадала, на каком языке будет проходить процесс – на русском или татарском, и была немного удивлена услышав родную речь, правда со свойственным татарам забавным говором:

– Дорогие молодые. Любовь – это большое сокровище, дарованное человеку. Ваша жизнь как песочные часы, два хрупких сосуда связанных невидимой нитью времени. Эта нить связала вас, ваши судьбы. А сегодня ваши сердца заключают союз биться рядом неразрывно на всю последующую жизнь…

Она говорила много – половину я просто не услышала сквозь гул крови в висках. Единственное, что вывело меня из ступора, это приглушенное: «Да», сказанное Тимуром.

– Прошу ответить вас, невеста.

– Да, – просипела я.

– Прошу вас подкрепить своё решение клятвой. Повторяйте за мной…

Все было, как в тумане. Словно я отделилась от тела и смотрела со стороны на себя, на Агеева, на его родных, стоящих напротив, как свидетели.

«Я, Тимур Маратович Агеев, беру тебя в законные жены…»

Его взгляд прожигает насквозь, когда он произносит слова: «Обещаю оберегать…»

Мои плечи дрожат, а на глаза наворачиваются слезы, когда я повторяю: «Помогать и понимать тебя…»

Адиля вздыхает и Марат Асмарович приобнимает ее за плечи, когда их сын продолжает: «Помогать и верить тебе… именем всего, что мы создали вместе»

А по моей щеке сбегает слезинка и я смахиваю ее, произнося: «И всего того, что будет нами создано».

– Примите обручальные кольца, как символ единства, верности и чистой любви. Пусть они всегда напоминают вам что ваша любовь бесконечна, – отец протянул Тимуру шелковую подушечку с украшениями, – Дорогие новобрачные, я прошу вас обменяться обручальными кольцами.

Прохладный металл скользнул по моей коже. Кольцо Тимура, которое взяла дрожащими пальцами, туго село на его безымянном, блеснув золотом в свете хрустальной люстры на потолке.

– Ну чего ты разревелась, – прошептал Тимур у моих губ, наклонившись для поцелуя и так и не дав мне ответить.

Все изменилось. Теперь меня целовал муж – муж! – от этой мысли кружилась голова, а колени подкашивались и держали меня только крепкие руки.

Скромная фотография на память с родителями жениха и бумажная волокита, которую Тимур чудом под название «взятка» умудрился решить в максимально короткий срок. Тихий шепот Адили, когда она сжала меня в объятиях: «Не давай ему спуску, а если что, жалуйся мне – я быстро поставлю сына на место» и сухое: «Поздравляю, дочка», произнесенное Маратом Асмаровичем, однако от его улыбки внутри потеплело – она была искренней.

Я стала женой.

5

– Илона? – мелькнувший в оконном отражении силуэт отвлек меня от разглядывания города, раскинувшегося внизу, как на ладони.

Качнув головой, я посмотрела на Волгу и редкие островки, виднеющиеся вдалеке.

Гостиничный номер встретил парой лебедей на кровати, бутылкой шампанского в ведерке со льдом и пышным букетом белых роз на туалетном столике. Сервис, безусловно, на высоте, но я с куда большей радостью оказалась бы сейчас где-нибудь в лесу, в деревянном домике. Чтобы вместо зеленого ковролина с узором толстая шкура на полу у камина; чтобы вместо большого панорамного окна маленькое с закрытыми деревянными ставнями; а вместо ужина в ресторане небольшое крыльцо и чашка какао в руках.

Неожиданное прикосновение к плечу заставило вздрогнуть и Тимур, вполне закономерно, одернул руку.

– Все в порядке? – обеспокоенно спросили, разглядывая исподлобья.

– Просто задумалась.

Развернув за плечи, он обхватил мое лицо ладонями, и я невольно поморщилась от легкого укола булавки у виска.

– Что, уже надоел? – усмехнувшись, спросил Агеев, когда я стянула платок на плечи.

– Колется.

– А я начал задумываться о том, чтобы оставить его на тебе, хатын, – чуть отстранившись и оглядев меня, Тим тихо пробормотал, – Тебе идет.

– Ну еще бы… – успела съязвить перед поцелуем.

Он был таким привычным – не слишком требовательным, но и не слишком мягким. Таким, словно этот мужчина знает меня всю жизнь. Его ладони уверенно опустились к моим плечам, большие пальцы рисовали какие-то узоры на шелке платья, но я чувствовала эти прикосновения даже через ткань.

Взгляд невольно зацепился за широкую кровать с теми самыми лебедями, сюрреалистично разложившимися на красном покрывале с дурацкой золотой вышивкой. Все в этом номере было «слишком» – мраморная ванная, резная мебель, лепнина на потолке, золотые канделябры, шелковое постельное белье, проглядывающее из-под того самого покрывала.

– Это то, о чем я думаю? – прошептала, даже прохрипела, когда Тимур отстранился

«Это наша брачная ночь»: мелькнула обескураживающая мысль, но, слава Богу, вслух я ее не озвучила. Правда, во взгляде Тимура, смогла разгадать четкое и безапелляционное: «Да».

– Сегодня мы муж и жена.

– Не только сегодня, – он снова наклонился, чтобы легонько коснуться уголка губ, – И завтра, – снова поцелуй, – И послезавтра, – еще один, – И через год. И через десять лет.

Странно, что я так нервничаю – а нервничаю я знатно. Дрожь, когда Агеев отступил назад и чисто мужским взглядом начал разглядывать меня с макушки до ног, не удалось скрыть – подол платья тихонько зашуршал. Не скрылось это и от мужчины, стоящего напротив – его губы тронула едва заметная усмешка.

– Обещаешь? – снова тихий, едва слышный шепот не своим голосом; все, на что я сейчас способна.

– Обещаю.

Сердце забилось так громко, что показалось, весь город может принять его за набат, призывающий собраться на площади. Тимур медленно потянул узел галстука, а я попыталась протолкнуть воздух в легкие, но вышло с трудом. Он спокойно вытащил из кармана брюк мобильный, две связки ключей и положил их на прикроватную тумбочку. Расстегнув верхние пуговицы белоснежной рубашки, протянул мне ладонь, и я сделала шаг вперед, хватаясь за нее, как за спасательный круг.

Тимур не сказал ни слова. Его: «Обещаю» тихим эхом повисло в воздухе, когда он обошел меня и медленно, пуговица за пуговицей, начал расстегивать платье. Я же стояла не дыша, только вздрагивала от каждого движения пальцев и от того, как кожу обдавало прохладой.

Он поцеловал оголившееся плечо, выдохнув мне в шею и осторожно, словно это платье было мне второй кожей, потянул его вниз. Я закрыла глаза, слушая только эти звуки: наше дыхание, шелест такни, шорох его чуть шершавых ладоней по моей спине и рукам, щелчок застежки бюстгальтера. Платье бережно стянули вниз, за ним последовало нижнее белье – кружево немного оцарапало кожу. Терпкий мужской запах обволакивал, как и кольцо рук, когда меня подхватили и уложили на кровать, так бережно и осторожно, словно я могу рассыпаться на кусочки.

Нависая надо мной, Тимур молчал, и, наверное, слова были не нужны. Я могла прочитать в его глазах – почти черных в приглушенном свете – все, что он хотел сказать. Видела свое отражение в них, как будто смотрелась в зеркало.

Потянулась к его рубашке, неуверенно расстёгивая пуговицы и так же неуверенно снимая ее. Провела пальцем по аккуратной арабской вязи, овивающей плечо, и снова задержала дыхание, когда Тимур отстранился, чтобы снять брюки. Щелчок пряжки ремня, вжик молнии – неотрывно следила за каждым движением; за тем, как перекатываются мышцы и натягивается тонкая кожа на длинном шраме, тянущемся вдоль руки.

Мне показалось, что его ладони дрожат, когда он провел по моим икрам вверх, обхватывая колени и приподнимая их. Наклонившись, Тимур прижал мои ноги к своим бокам, и я на секунду закрыла глаза, ощущая его кожу своей. Теплые губы коснулись ложбинки между грудей, медленно поднялись выше к впадинке на шее и оставили влажный след на подбородке.