Текст книги "Девственники"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Евреев? – прервал его Джейми. – Еврейские бандиты?

Эта мысль показалась ему забавной, но Иэн не рассмеялся.

– Почему бы и нет? – коротко возразил он и продолжал, не дожидаясь ответа. – Итак, эти бандиты заранее добывали информацию о ценных грузах и залегали в ожидании, чтобы выскочить из засады и ограбить перевозивших товары. В основном они грабили других евреев, так что опасности подвергнуться преследованию французскими войсками или местными судьями не было.

– О! И добыть информацию заранее – это, я полагаю, тоже было легче, если они грабили евреев. Евреи всегда селятся поближе друг к другу, группами, – ответил Джейми на удивленный взгляд Иэна. – Они все умеют читать и писать, и постоянно пишут письма; так что между группами идет обмен информацией. Не такой уж труд – узнать, кто из них ростовщик, а кто купец, – и перехватить его переписку. Ну что, разве нет?

– Может, ты и прав, – сказал Иэн, с уважением глядя на Джейми. – Бар-Сефер сказал, что они получили наводку от кого-то – сам он не знал, от кого – кто почти все знает о том, когда и как разные ценности отправляются или прибывают. Сам этот человек, однако, не из их группы – кто-то извне, заинтересованный в проценте от добычи.

Это, однако, была вся информация, которую дал им бар-Сефер. Он не выдал никого из своих сотоварищей – хотя д'Эглиза это не слишком интересовало – и умер, до конца настаивая на том, что ничего не знает о планируемых будущих нападениях.

– Думаешь, это мог быть один из наших? – спросил Джейми, понизив голос.

– Один из… А, ты имеешь в виду наших евреев? – Задумавшись, Иэн нахмурился. В отряде д'Эглиза числились три испанских еврея: Хуанито, Большой Жорж и Рауль – но все трое были достойными ребятами и пользовались уважением товарищей. – Я сомневаюсь. Все трое сражались как дьяволы. Когда я смотрел на них, – добавил он, уточняя.

– А вот я хотел бы знать, как грабители удрали с этим ковром, – сказал Джейми задумчиво. – Он ведь весил, кажется… с десяток стоунов?[10]10
  Стоун – мера веса, равная 14 фунтам (6‚35 кг).


[Закрыть]

– Не меньше, – заверил его Иэн, расправив плечи при этом воспоминании. – Я помогал загружать это чертово барахло. Думаю, у них неподалеку был фургон для награбленного, А что тебя озадачило?

– Ну… взяли бы что-нибудь другое, но ковры? Кто ворует ковры? Пусть даже ценные. И если они знали заранее о нашем конвое, уж, наверное, знали и что мы везем.

– Ты забываешь о золоте и серебре, – напомнил ему Иэн. – Они находились в передней части фургона, под коврами. Чтобы добраться до них, надо было для начала вытащить ковры.

– Мгм… – Не похоже было, что ответ удовлетворил Джейми. И в самом деле, ведь грабители уволокли ковер с собой!

Но эта дискуссия представлялась совершенно бесполезной, и когда Иэн сказал, что собирается спать, он пошел с ним без всяких возражений.

Друзья устроились в зарослях высокой пожелтевшей травы, завернувшись в свои пледы. Но Иэн заснул не сразу. Несмотря на изрядную помятость и усталость, возбуждение прошедшего дня не оставляло его. Он лежал, некоторое время глядя на звезды, вспоминая одни моменты и усиленно стараясь забыть другие – например, как выглядела голова Эфраима бар-Сефера.

Возможно, в словах Джейми таилось зерно истины, и лучше было бы не знать имени покойника.

Он заставил свой мозг изменить направление мыслей и преуспел настолько, что когда Джейми внезапно зашевелился, Иэн выругался про себя, словно это движение причинило ему боль.

– Ты когда-нибудь делал это? – внезапно спросил Иэн.

После небольшой возни Джейми принял более удобное положение.

– Делал что? – спросил он. Его голос звучал хрипло, но не слишком. – Убивал ли я кого-нибудь? Нет.

– Я не о том. С девушкой ты когда-нибудь спал?

– О, это.

– Ага, это. Олух. – Иэн повернулся к Джейми и сделал выпад, целя ему в живот. Несмотря на темноту, Джейми поймал его запястье прежде, чем удар достиг цели.

– А ты спал?

– Значит, не спал, – Иэн без труда высвободился. – Я думал, в Париже ты по самые уши зароешься в проститутках и поэтессах.

– Поэтессах? – Джейми, похоже, это позабавило. – С чего ты взял, что женщины пишут стихи? Или что женщина, пишущая стихи, непременно будет развратницей?

– Конечно, будет. Дураку ясно: слова постоянно лезут им в голову, доводя до безумия, и бабенки начинают искать первого же мужчину, который…

– Значит, ты был в постели с поэтессой? – Кулак Джейми легонько стукнул его в грудь. – А твоя мама об этом знает?

– Я не стал бы рассказывать своей маме о поэтессах, – твердо заявил Иэн. – Нет, но Большой Жорж спал, и потом всем о ней рассказывал. О женщине, с которой он познакомился в Марселе. У него есть книга ее стихов, иногда он читает из нее вслух.

– Хорошие стихи?

– Откуда мне знать? Сплошь да рядом фразочки о том, как она теряет голову, как ее переполняют чувства, как разрывается ее сердце, но чаще всего о цветах. Есть одно небольшое и неплохое о шмеле, который занимается этим самым с цветком подсолнечника. В смысле, трахает его. Своим хоботком.

На какое-то время воцарилась тишина. Джейми представлял себе прелестную картину.

– Может, по-французски это звучит лучше, – предположил он.

– Я помогу тебе, – заявил Иэн, внезапно посерьезнев.

– Поможешь мне?..

– Помогу тебе убить этого капитана Рендолла.

Джейми с минуту лежал молча, чувствуя, как что-то сжимает его грудь.

– Господи, Иэн, – сказал он очень мягко. И снова умолк на несколько минут, вперив взгляд в корни дерева, лежавшего рядом с его лицом.

– Нет, – наконец сказал он. – Ты не можешь. Мне нужно, чтобы ты сделал для меня кое-что другое, Иэн. Мне нужно, чтобы ты поехал домой.

– Домой? Что…

– Мне нужно, чтобы ты поехал домой и позаботился о Лаллиброхе – и о моей сестре. Я… Я Не могу поехать. Пока еще не могу. – Он с силой закусил нижнюю губу.

– Но у тебя там предостаточно арендаторов и друзей, – запротестовал Иэн. – Я нужен тебе здесь, дружище! И я не оставлю тебя одного, так? Когда мы поедем домой, то поедем вместе. – И отвернулся, зарывшись в плед, словно подводя черту в дискуссии.

Джейми лежал с плотно закрытыми глазами, игнорируя песни и разговоры, долетавшие от костра, игнорируя ночное небо над ним и ноющую боль в спине. Наверное, ему следовало бы помолиться за душу убитого еврея, но сейчас у него не было на это времени. Он пытался найти своего отца.

Душа Брайэна Фрейзера должна была все еще существовать, и юноша не сомневался, что его отец пребывает в раю. Но наверняка должен был быть какой-то способ дотянуться до него, почувствовать его. Когда Джейми впервые покинул дом, чтобы обучаться у Дугала в Беаннахде, он испытывал чувство одиночества и ностальгию, но Па сказал ему, что так все и будет, и что не стоит слишком беспокоиться по этому поводу.

– Думай обо мне, Джейми, и о Дженни, и о Лаллиброхе. Ты не сможешь видеть нас, но мы, тем не менее, будем здесь, и будем думать о тебе. Посмотри ночью вверх, и ты увидишь звезды. Знай, что и мы видим их.

Он приоткрыл глаза едва-едва, но звезды будто плавали, их яркость была размытой. Он снова крепко закрыл глаза и почувствовал теплое скольжение одинокой слезы по своему виску.

Он не мог думать о Дженни. Или о Лаллиброхе. Ностальгия исчезла еще во время учебы у Дугала. Инаковость, когда он приехал в Париж, ослабла. Это не прекратится, но он все равно должен продолжать жить.

Где ты, Па? – думал он, страдая. – Па, прости меня!

* * *

На следующий день он молился на ходу, упрямо повторяя одну молитву Божьей Матери за другой, пользуясь пальцами, чтобы считать молитвы как по четкам. Какое-то время это позволило ему ни о чем не думать и принесло чувство умиротворенности. Но в конце концов скользкие мысли прокрадывались назад, как и воспоминания – короткими проблесками, быстрые, как солнечные блики на воде. Некоторые он тут же гнал прочь – голос капитана Рендолла, полный игривыми интонациями после того, как он взял кота на руки, и ощущение страшных иголок по телу на холодном ветру, когда он снял рубаху, и слова лекаря: «Я вижу, он сделал из тебя месиво, парень…»

Но некоторые воспоминания он не желал отпускать, какими бы болезненными они ни были. Ощущение рук его папы, сильных рук, крепко державших его. Стражники вели его куда-то, он не помнил куда, но это было не важно, просто его папа внезапно оказался перед ним, в тюремном дворе, и он быстро зашагал вперед, увидев Джейми, на его лице радость смешивалась с желанием, и все это взорвалось шоком в следующий момент, когда он увидел, что с ним сделали.

– Тебе очень больно, Джейми?

– Нет, Па, я буду в полном порядке.

С минуту так оно и было. Его так ободрило то, что он видит отца, что, конечно же, все будет хорошо, – и потом он вспомнил Дженни, которая вела этого подонка в дом, жертвуя собой ради…

Это воспоминание он тоже оборвал, произнося «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою» вслух и с отчаянным рвением, удивив Маленького Филлипа, который почти бегом двигался рядом с ним на своих коротеньких кривых ногах. «Благословенна ты в женах, – подхватил Филлип. – Молись за нас, грешников, и ныне, и в час смерти нашей, аминь!»

– Аве Мария, – раздался за ним глубокий голос отца Рено, подхватывая молитву, и секунды спустя уже семь или восемь человек произносили ее, торжественно маршируя в ритм священным словам, и еще несколько человек, и еще… Сам Джейми умолк, чего никто не заметил. Но он ощущал стену молитвы как баррикаду между ним и злыми коварными мыслями и, закрыв на мгновение глаза, почувствовал, что его отец идет рядом, и ощутил последний поцелуй Брайэна Фрейзера на своей щеке – мягкий, как прикосновение ветерка.

Глава 2

Они добрались до Бордо перед самым закатом, и д'Эглиз с немногочисленной охраной повел фургон прочь, предоставив остальным бойцам свободу ознакомиться с прелестями города – хотя это знакомство было некоторым образом ограниченно вследствие того, что им еще не заплатили. Они получат деньги после того, как на следующий день груз будет доставлен.

Иэн, который бывал в Бордо прежде, шел впереди, указывая путь к большой и шумной таверне, с хорошим вином и большими порциями еды.

– И разносчицы там хорошенькие, будь здоров, – заметил он, наблюдая, как одно из этих созданий прокладывает себе путь через лес тянувшихся к ней рук.

– А наверху что, бордель? – с любопытством спросил Джейми, слышавший несколько историй на эту тему.

– Не знаю, – с сожалением ответил Иэн, хотя на самом деле он никогда не был в борделе, отчасти из-за отсутствия денег, отчасти из боязни подцепить сифилис. Но все же при мысли о борделе его сердце учащенно забилось. – Хочешь попозже пойти и выяснить?

Джейми колебался.

– Я… ну… Нет, не думаю. – Он повернул лицо к Иэну и сейчас говорил очень тихо. – Когда я поехал в Париж, то обещал Па, что не буду иметь дела с проститутками. И теперь… Я не мог бы сделать этого, не… не думая о нем, понимаешь?

Иэн кивнул, чувствуя скорее облегчение, чем разочарование.

– И завтра времени хватит, – заметил он философски и жестом потребовал еще один кувшинчик вина. Однако разносчица его не увидела, и Джейми протянул свою длинную руку и потянул ее за фартук. Она развернулась, нахмурившись, но когда увидела голубоглазую физиономию Джейми, на которой расцвела его фирменная улыбка, решила улыбнуться в ответ и приняла заказ.

Несколько других мужчин из отряда д'Эглиза тоже были в таверне, и эта сценка не осталась незамеченной.

Хуанито, сидевший за соседним столом, посмотрел на Джейми, саркастически изогнув бровь, а потом сказал что-то Раулю на испанском варианте еврейского языка, который они называли «ладино». Они оба рассмеялись.

– Ты знаешь, отчего появляются бородавки, друг? – любезно проговорил Джейми на древнееврейском языке. – Демоны внутри человека пытаются прорваться наружу. – Он нарочно говорил неторопливо, чтобы Иэн мог следить за его речью, и Иэн, в свою очередь, разразился хохотом – как от вида вытянувшихся физиономий двух евреев, так и от высказывания Джейми.

Рябое комковатое лицо Хуанито потемнело, но Рауль бросил острый взгляд на Иэна, посмотрев сначала на его лицо, потом несколько задержался на его промежности. Иэн помотал головой, продолжая улыбаться, и Рауль, пожав плечами, ответил улыбкой, после чего взял Хуанито за руку и потащил его в направлении задней комнаты, где можно было поиграть в кости.

– Что ты ему сказал? – спросила разносчица, поглядев вслед удаляющейся паре и снова обратив округлившиеся глаза на Джейми. – И на каком языке ты это сказал?

Джейми был рад возможности смотреть в широкие карие глаза девушки; у него уже болела шея от напряжения, с которым он вытягивал ее, чтобы заглядывать в декольте прелестницы. Очаровательная ямка между грудей притягивала к себе как магнитом…

– Да ничего особенного, просто дружеская шутка, – сказал он, улыбаясь. – А произнес я ее на древнееврейском. – Он хотел произвести на девушку впечатление – и произвел, но вовсе не такое, которого ожидал. Ее полуулыбка исчезла, и она немного отодвинулась.

– О, – сказала она. – Пардон, господин, мне нужно… – И сделав извиняющийся жест, исчезла в толпе посетителей с кувшином в руке.

– Идиот, – сказал Иэн, подходя к нему. – Для чего ты ей это сказал? Теперь она будет думать, что ты еврей.

Джейми раскрыл рот от удивления.

– Что, я?! Каким же образом? – спросил он, демонстративно осматривая себя. Он имел в виду свою одежду шотландского горца, но Иэн критически взглянул на него и покачал головой.

– У тебя острый нос и рыжие волосы, – заметил он. – Половина испанских евреев, которых я видел, выглядели точно так же, а некоторые и роста были немалого. Твоя девица вполне могла подумать, что клетчатый плед ты снял с какого-то бедолаги, которого прикончил.

Джейми чувствовал себя скорее смущенным, чем оскорбленным. Но слова Иэна его задели.

– Ну а если бы я был евреем? – с вызовом спросил он. – Какая разница? Я же не руки ее просил, верно? Во имя Божье, да я же просто болтал с ней!

Иэн бросил на него раздражающе снисходительный взгляд. Джейми понимал, что ему не следовало бы возмущаться. Он достаточно часто куражился над Иэном, когда тот не знал чего-то, что знал Джейми. Да он и не возмущался; одолженная рубашка была слишком мала, терла под мышками, а костлявые запястья торчали из рукавов. Он не выглядел как еврей, он выглядел как болван – и знал, что так оно и есть. И это еще больше его злило.

– Большинство француженок – я имею в виду христианок – не любят гулять с евреями. Не потому, что они Христа распяли, а из-за их… кгм… – Иэн посмотрел вниз, кивком указав на промежность Джейми. – Им кажется, что это выглядит комично.

– Не настолько уж иначе он выглядит.

– Иначе, иначе.

– Ну ладно, но когда он… когда он в том состоянии, и когда девица увидит его, он не… – Джейми с досадой смотрел, как Иэн открывает рот, чтобы спросить, откуда он знает, как выглядит обрезанный эрегированный член. – Ладно, оставим, – отрывисто сказал он и протолкался через толпу, обходя своего друга. – Пойдем, пройдемся по улице.

* * *

На рассвете отряд собрался у гостиницы, где уже поджидали д'Эглиз с фургоном, готовые эскортировать его по улицам к месту назначения – складу на берегу Гаронны. Джейми увидел, что капитан переоделся в свою парадную одежду, надев шляпу с плюмажем и все прочее. В парадной форме шагали еще четверо – самые здоровые парни в отряде, – которые охраняли фургон в течение ночи. Они были вооружены до зубов, и Джейми гадал, затеяно ли это показухи ради, или д'Эглиз хочет иметь их под рукой, пока сам он будет объяснять, почему в грузе на один ковер меньше, чтобы при их виде купец, принимающий товар, поумерил претензии.

Джейми наслаждался прогулкой по городу, хотя, как ему и советовали, держался начеку: грабители могли выскочить из засады в каком-нибудь переулке или спрыгнуть с крыши или балкона на фургон. Последнее ему представлялось маловероятным, но он, проявляя бдительность, время от времени поглядывал наверх. Опустив глаза после очередной проверки, он увидел, что капитан поотстал от своих громил и сейчас едет рядом с ним на своем огромном чалом мерине.

– Хуанито сказал, что ты говоришь по-еврейски, – произнес д'Эглиз, глядя на Джейми так, словно у того внезапно выросли рога. – Это правда?

– Да, – осторожно ответил он. – Точнее было бы сказать, что я могу читать Библию на древнееврейском языке, совсем чуть-чуть, а в Шотландии не так много евреев, с которыми можно пообщаться. – В Париже, однако, несколько таких евреев было, но у него достало ума не толковать об университете и изучении философии маймонидов. Они бы вздернули его еще до ужина.

Капитан хмыкнул, но не выглядел недовольным. Какое-то время он ехал молча, а потом направил мерина таким образом, чтобы держаться вплотную к Джейми. Из-за этого Джейми занервничал, что заставило его спустя несколько секунд повернуться к капитану и сказать:

– Иэн тоже умеет. Читать по-древнееврейски, я имею в виду.

Д'Эглиз пораженно посмотрел на него сверху и обернулся назад. Иэн был хорошо виден, будучи на голову выше троих мужчин, с которыми он беседовал на ходу.

– Чудесам сегодня нет конца, а? – сказал капитан, и риторический вопрос повис в воздухе. Затем пришпорил коня, перейдя на рысь, и оставил Джейми в клубах пыли.

И лишь к вечеру следующего дня этот разговор вернулся, чтобы укусить Джейми за задницу. Они доставили ковры, золото и серебро к складу у реки, д'Эглиз получил оговоренную плату, и постепенно его люди рассыпались вдоль всей длины аллеи, славившейся дешевой едой и питейными заведениями, многие из которых были известны также особыми комнатами, располагавшимися на втором этаже или возле черного входа, где мужчина мог потратить деньги и иным образом.

Ни Джейми, ни Иэн больше не разговаривали на тему борделей, но Джейми заметил, что мыслями постоянно возвращается к хорошенькой разносчице. Сейчас на нем была его собственная рубашка, и он подумывал о том, чтобы вернуться в давешнюю таверну и сказать ей, что он не еврей.

Однако он понятия не имел, что девушка стала бы делать с этой информацией, к тому же таверна ее находилась на другом конце города.

– Как думаешь, скоро нам подвернется очередная работенка? – спросил он лениво, надеясь разговорить Иэна и отвлечься от собственных мыслей. У костра шел разговор о дальнейших перспективах; масштабных войн, похоже, не намечалось, однако ходили слухи, что король Пруссии собирает мужчин в Силезии.

– Надеюсь, – пробормотал Иэн. – Не хотел бы болтаться здесь. – Он побарабанил своими длинными пальцами по крышке стола. – Мне нужно постоянно двигаться.

– Поэтому ты оставил Шотландию, да? – Джейми просто поддерживал разговор и поэтому удивился, когда Иэн метнул в него настороженный взгляд.

– Не хотел возиться с фермой, а больше там делать нечего. Я здесь зарабатываю хорошие деньги. И большую часть отправляю домой.

– Все равно не думаю, что твой отец доволен.

Иэн был единственным сыном. Старый Джон до сих пор злился на него, хотя ни слова не сказал об этом Джейми за то короткое время, что он был дома – до того как красные мундиры…

– Моя сестра замужем. Ее муж может справиться, если… – и Иэн погрузился в хмурое молчание.

Прежде чем Джейми смог решить, подтолкнуть Иэна к продолжению беседы или нет, рядом с их столом вырос капитан, удивив обоих друзей.

Д'Эглиз с минуту молча смотрел на них. Наконец он вздохнул и сказал:

– Хорошо. Вы оба идете со мной.

Иэн запихал остатки хлеба и сыра в рот и, жуя, поднялся.

Джейми собирался сделать то же самое, но капитан, глядя на него, нахмурился.

– У тебя рубашка чистая?

Он почувствовал, как кровь приливает к щекам. Это было почти то же самое, что напомнить ему о его спине, практически то же самое! Большая часть ран с тех пор покрылась коркой, но наиболее глубокие все еще были воспалены и открывались каждый раз, когда бинты терлись о них или когда он наклонялся слишком резко. Ему приходилось прополаскивать рубашку почти каждую ночь – от этого она была постоянно мокрой, что не шло ему на пользу. И он прекрасно знал, что всему отряду известно об этом, но никто ничего ему не говорил.

– Да, – ответил он коротко и резко поднялся во весь рост, глядя сверху вниз на д'Эглиза, который сказал:

– Что ж, хорошо. Пошли.

Новым потенциальным клиентом был врач, которого все звали доктор Хасди, по слухам, имевший большое влияние среди евреев Бордо. Предыдущий клиент представил их друг другу, так что, судя по всему, д'Эглиз сумел сгладить проблему недостающего ковра.

Дом доктора Хасди был предусмотрительно укрыт в глубине приличной, но весьма скромной боковой улочки: стены оштукатурены, ворота закрыты на замок. Иэн позвонил в колокольчик, и человек в одежде садовника тут же появился, чтобы впустить их, жестами приглашая пройти к входной двери. Судя по всему, их ждали.

– Эти евреи не кичатся своим богатством, – уголком рта произнес д'Эглиз, обращаясь к Джейми. – Но оно у них есть.

Да, наверняка, подумал Джейми. Лакей встретил их в прихожей, выложенной обычной плиткой, но затем открыл дверь в комнату, от вида которой голова шла кругом. В ней было множество книг в темных деревянных шкафах, под ногами расстилался толстый ковер, а поверхность стен, не занятую книгами, украшали небольшие гобелены и фигурная плитка с мавританским, как показалось Джейми, узором. Но более всего ошеломлял запах! Он вдыхал его, заполняя легкие до предела, чувствуя легкое опьянение и пытаясь найти источник волшебного аромата, но тут наконец заметил владельца этого земного рая, сидевшего за письменным столом и не мигая смотревшего… на него. Впрочем, может быть, и на него, и на Иэна; глаза этого человека, круглые, как обсосанный леденец, метались между двумя юношами.

Джейми инстинктивно выпрямился и поклонился.

– Приветствуем тебя, о господин, – сказал он на тщательно отрепетированном древнееврейском. – Да пребудет мир в твоем доме.

У хозяина дома отвисла челюсть. Что было заметно даже при том, что у него была длинная густая темная борода, тронутая сединой чуть ниже рта. Неопределенное выражение – но ведь не веселья же? – появилось на его благообразном лице.

Негромкий звук, который несомненно выражал веселье, привлек внимание Джейми к другой стороне помещения. На выложенном плиткой круглом столе стоял маленький бронзовый сосуд, из которого лениво струился дым, тающий в лучах предзакатного солнца. Между солнцем и дымом он с трудом различил женскую фигуру, пребывающую в тени. Она шагнула вперед, материализовавшись из мглы, и сердце Джейми подпрыгнуло в груди.

Она склонила голову, одновременно приветствуя всех присутствующих солдат.

– Я Ребекка бат-Леа Хаубергер. Мой дедушка поручает мне приветствовать вас в нашем доме, господа, – сказала она на великолепном французском, хотя сам старик не произнес ни слова. Джейми выдохнул с огромным облегчением; ему все-таки не придется вести деловой разговор на древнееврейском. Выдох был таким мощным, что он закашлялся, тем более что ароматический дым щекотал его легкие.

Он чувствовал, что его лицо краснеет, и попытался подавить кашель. Иэн искоса посмотрел на приятеля. Девушка – да, она была молода, быть может, его, Джейми, возраста – быстро схватила крышку и захлопнула ею сосуд, после чего позвонила в колокольчик и сказала слуге что-то на языке, напоминавшем испанский. Ладино? – подумал он.

– Прошу вас садиться, господа, – сказала она, сделав грациозный жест в сторону стула у письменного стола, и повернулась, чтобы взять еще один, стоявший у стены.

– Позвольте мне, мадемуазель! – Иэн поспешил ей на помощь. Джейми, все еще задыхаясь от едва сдерживаемого кашля, последовал за ним.

У нее были темные волосы, волнистые, перехваченные от лба до затылка розовой ленточкой и ниспадавшие на спину почти до самой талии. Джейми даже поднял руку, чтобы погладить их, но вовремя опомнился. Тут она повернулась. Белая кожа, темные глаза и странный понимающий взгляд этих глаз, когда они встретились с глазами Джейми – она смотрела прямо, не отводя взгляда – когда он поставил третий стул перед ней.

Аннализ. Он с трудом сглотнул и прокашлялся. Волна дурманящего жара прошла по его телу, и ему внезапно захотелось открыть окно.

Д'Эглиз тоже испытал явное облегчение от того, что у них будет более надежный переводчик, чем Джейми, и пустился в галантную речь, обильно украшенную французскими комплиментами, представляя присутствующих друг другу и поочередно кланяясь то девушке, то ее деду.

Джейми ничего не слышал: он не мог оторвать глаз от Ребекки. Его внимание привлекло ее сходство с Аннализ де Марийяк, девушкой, которую он любил в Париже, но при более детальном взгляде было понятно, что они очень разнятся.

Увы. Аннализ была крошечной и мягкой, как котенок. Эта девушка была маленького роста – он видел, что она едва достает до его плеча; ее волнистые волосы коснулись его запястья, когда она садилась, – но в ней не было ни вкрадчивой пушистости, ни беспомощности. Она заметила, что Джейми наблюдает за ней, и теперь наблюдала за ним, а легкий изгиб ее алых губ заставил его кровь прилить к щекам. Он кашлянул еще раз и опустил глаза себе под ноги.

– Что не так? – негромко произнес Иэн уголком рта. – Ты выглядишь так, словно тебе чертополох в задницу вставили.

Джейми раздраженно дернулся и застыл, ощутив, как одна из более глубоких ран на спине открылась. Он почувствовал холод и то, как из раны сочатся кровь и гной. Он сел, медленно выпрямившись, пытаясь не дышать глубоко и надеясь, что бинты впитают жидкость прежде, чем она доберется до его рубашки.

По меньшей мере эта проблема отвлекла его мысли от Ребекки бат-Леа Хаубергер, а чтобы отвлечься от проблемы со спиной, он вернулся к разговору между д'Эглизом и евреями.

Капитан обильно вспотел – то ли от горячего чая, то ли от напряженности переговоров, но беседа текла легко; временами он делал жесты то в сторону пары высоких шотландцев, знавших древнееврейский, то в сторону окна и внешнего мира, где десятки таких же солдат терпеливо ожидали, надеясь на заказ от доктора Хасди.

Доктор сосредоточенно следил за д' Эглизом, временами обращаясь к своей внучке и произнося какие-то непонятные слова. Они звучали скорее как ладино, на котором изъяснялся Хуанито. В них явно не было ничего от древнееврейского, который Джейми изучал в Париже.

Наконец старый еврей обвел взглядом троих наемников, задумчиво поджал губы и кивнул. Затем, поднявшись, он пошел к большому накрытому покрывалом сундуку, стоявшему у окна, опустился на колени и осторожно достал длинный тяжелый цилиндр, обернутый в промасленную бумагу. Джейми видел, что предмет этот весьма тяжел для своих размеров, судя по тому, как медленно старик поднимался, держа его в руках. Первой его мыслью было, что это, наверное, какая-то золотая статуэтка. Вторая мысль была о том, что Ребекка пахнет розовыми лепестками и стручками ванили. Он вдыхал этот запах очень осторожно, чувствуя, как рубашка прилипает к спине.

Эта вещь, чем бы она ни являлась, позвякивала и позванивала, когда старик ее нес. Какие-то еврейские часы? Доктор Хасди донес цилиндр до письменного стола, положил его и, согнув палец, пригласил наемников подойти ближе.

Развернутый медленно и церемонно предмет высвободился из слоев полотна, холста и промасленной ткани. Это было золото – отчасти, и своего рода статуэтка, но сделанная из дерева в форме призмы, с подобием короны на вершине. Пока Джейми гадал, что это за чертовщина, скрюченные от артрита пальцы доктора прикоснулись к маленькой застежке, и ящичек раскрылся, явив взорам присутствующих еще несколько слоев ткани, от которой расходился деликатный пряный запах. Все трое солдат глубоко вдохнули, а Ребекка снова издала негромкий веселый звук.

– Шкатулка из кедра, – сказала она. – Ливанского кедра.

– О, – почтительно произнес д'Эглиз. – Конечно!

Свиток внутри был одет – другое слово подобрать невозможно, потому что сверху на нем имелось нечто вроде мантии и пояса с миниатюрной пряжкой, – в бархат и вышитый шелк. Из одного его конца торчали два массивных золотых наконечника, как головы двух близнецов. Это была ажурная работа – две башенки, украшенные окошками и крошечными колокольчиками по нижнему краю.

– Это очень древний свиток Торы, – сказала Ребекка, стоя на почтительном расстоянии. – Из Испании.

– Бесценный предмет, несомненно, – сказал д'Эглиз, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть артефакт.

Доктор Хасди хмыкнул и что-то сказал Ребекке, которая перевела:

– Только для тех, кому принадлежит Книга. Для любого другого – просто вещь с весьма привлекательной ценой. Если бы не это, я не нуждался бы в ваших услугах, – Доктор бросил острый взгляд на Джейми и Иэна. – Уважаемый человек – еврей – будет держать Тору. Прикасаться к ней запрещено. Вы же будете охранять ее – и мою внучку.

– Безусловно, ваша честь. – Д'Эглиз слегка покраснел, но был слишком доволен, чтобы выглядеть сконфуженным. – Я глубоко признателен за ваше доверие, господин, и уверяю вас… – Но тут Ребекка снова позвонила в колокольчик, и вошла служанка с кувшином вина.

Сущность работы была простой. Ребекка выходила замуж за сына верховного раввина парижской синагоги. Древняя Тора являлась частью ее приданого, как и некая денежная сумма, при виде которой глаза д'Эглиза заблестели. Доктор хотел нанять д'Эглиза для безопасной доставки всех трех объектов – девушки, свитка и денег – в Париж. Доктор и сам поедет на свадьбу, но позднее, в конце месяца, поскольку его задерживают дела в Бордо. Единственными вопросами, которые оставалось обсудить, были: стоимость услуг д'Эглиза, время, за которое он справится с задачей, и гарантии, которые д'Эглиз готов предложить.

При обсуждении последнего пункта доктор снова поджал губы; его друг Аккерман, рекомендовавший ему д'Эглиза, был не вполне доволен тем, что один из его дорогих ковров был украден в пути, и доктор хотел быть уверенным, что ничто из его ценной собственности – Джейми видел, как мягкие губы Ребекки брезгливо искривились, когда она переводила эти слова – не пропадет на пути между Бордо и Парижем. Капитан бросил суровый взгляд на Иэна и Джейми, а затем предстал воплощением глубочайшей искренности, убеждая доктора, что никаких сложностей не предвидится, работа будет поручена лучшим его людям, и что он готов дать любые гарантии, которых от него потребует доктор. На верхней губе капитана повисли капельки пота.

Разогретый теплом очага и горячего чая, Джейми тоже вспотел и не отказался бы от бокала вина. Но старик резко поднялся и, отвесив вежливый поклон д'Эглизу, вышел из-за стола. Взяв Джейми за руку, он поднял его со стула и мягко, но настойчиво потащил по направлению к двери.

Джейми пригнулся – вовремя, чтобы не удариться о низкий косяк, и оказался в маленькой простой комнате с вязанками сохнущих растений, свисавших с балок потолка. Что…