Текст книги "Дети Хаоса"

Автор книги: Дэйв Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Дэйв Дункан
«Дети Хаоса»

ПРЕДИСЛОВИЕ

БОГИ

Истинные правители мира – Светлые:

Анзиэль, богиня красоты.

Сьену, бог радости и удачи.

Демерн, бог закона и справедливости.

Эриандер, бог-богиня плотских утех и безумия.

Храда, богиня искусств и ремесел.

Мэйн, богиня мудрости.

Настра, бог животных и природы.

Нала, богиня милосердия.

Синара, богиня здоровья.

Укр, бог процветания и изобилия.

Веслих, богиня дома и очага.

Веру, бог бурь и сражений.

(А еще естьКсаран, богиня смерти и зла, чье имя не произносится вслух.)

ВЛИЯТЕЛЬНЫЕ СМЕРТНЫЕ

Храг Храгсон родил дочьСалтайю и четырех сыновей: Терека, Карвака, Стралга и Хорольда.

Пьеро, дож Селебры, родил троих сыновей: Дантио, Бенарда иОрландо, а также дочьФабию.

Карвак умер в Джат-Ногуле, аДантио в Скьяре.

ПОЯСНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕТКИ

Двенадцать веристов составляют фланг.

Четыре фланга и вожак составляют стаю.

Пять стай и командир охоты составляют охоту.

Пять охот и командир составляют войско из 1231-го человека.

Кипение котелка – промежуток времени, необходимый для вскипания котелка холодной воды на открытом воздухе, примерно один час.

Шестьдесят – единица счета, которая используется вместо сотен или, например, дюжин.

НЕКОТОРЫЕ НЕПОНЯТНЫЕ СЛОВА

Хтонианин – имеющий отношение к подземному миру.

Корбан – подношение богу.

Мензил – расстояние, которое караван проходит за день.

Генотеист – человек, который поклоняется одному богу, не отрицая существование других (на Додеке обычно последователь тайного культа).

Политеист – человек, который поклоняется многим богам (как большинство жителей на Додеке).

Непосвященный – так последователи культа называют Политеистов либо приверженцев иного культа.

МИР

С точки зрения физики, представление додекан о своем мире бессмысленны. Я суммировал их взгляды в приложении к «Матери лжи», второму тому. Пока у вас не появится возможность его прочитать, пожалуйста, будьте великодушны. Совсем недавно люди считали, что Земля плоская. Додекане, возможно, ошибаются, но им хватает здравомыслия не верить в нечто столь абсурдное.

ПРОЛОГ

Лорд Дантио вцепился в поручень – сильнее, чем требовалось, потому что колесница легко летела по ровной дороге, да и его папа следил за скоростью. Визжали оси, маленькие копыта гуанокосов выбивали ритмичную дробь, грохотали колеса, скрипели кожаные ремни пола, но остальном ничто не нарушало тишины.

Когда известие о бойне в Двух Фордах добралось до Селебры, город сошел с ума. Три дня и три ночи жители скорбели о погибших, кричали, стонали и завывали, дули в трубы, стучали по горшкам, били в барабаны. Толпы людей, охваченных паникой, набивались в храмы, где их топтали или они задыхались от нехватки воздуха. А потом враг вдруг очутился у ворот, и шум утих. Город замер – в нем воцарилось абсолютное, зловещее молчание.

Однако повсюду виднелись лица, тысячи и тысячи лиц – на балконах и крышах, в каждом окне; огромные толпы стояли вдоль широкой дороги – и все молча смотрели на Дантио. Неужели никто не благословит его, не выкрикнет хоть одно приветствие или не споет пару строк погребальной песни? Казалось, весь город собрался, чтобы увидеть, как он его покидает.

Дантио не сводил глаз с огромных ворот впереди, пытаясь не обращать внимания на лица. Он отчаянно боялся заплакать, обмочиться или натворить что-нибудь еще более ужасное, опозорив себя и папу.

– Мы почти добрались, – сказал тот. – Ты отлично справляешься! И я тобой невероятно горжусь!

Дантио поднял голову, чувствуя, как дрожит подбородок. Несмотря на данные себе обещания, он признался:

– Папа, я боюсь!

Отец поморщился, как будто ссадил палец на ноге.

– А по тебе и не скажешь! Вспомни, что я говорил: храбрость есть исполнение долга, даже когда ты напуган. Клянусь богами, сын, ты очень смелый мальчик, ведь ты исполняешь свой долг.

Однако храбрецы не дрожат! И во рту у них не пересыхает так, что не продохнуть.

– Пусть толпы тебя не беспокоят, – сказал отец. – Люди на тебя рассчитывают, сынок. Весь город на тебя надеется. И я тоже. Я так горжусь тобой, что едва сдерживаю слезы. И Селебра гордится.

Наконец колесница прогрохотала под громадной аркой и въехала на барбакан, в тень высоких зубчатых стен, оставив позади ослепительное солнце. На стенах не было солдат, потому что городская стража Селебры погибла вместе с ополчением у Двух Фордов. Грохот копыт и скрип колес нарастал, эхом катясь над укреплениями. Папа сбавил скорость, чтобы свернуть во внешние ворота.

Дантио быстро оглянулся назад. Во второй колеснице, которой управлял настрианин в зеленом одеянии, сидели мама и малышка. Свидетельница Фиорелла в повязке на глазах правила третьей колесницей, с Бенардом и Орландо. Испуганное лицо Бенарда едва виднелось над поручнями, хотя ему-то бояться было нечего, он вернется домой. Орландо и вовсе не выглядывал через край – слишком мал. Наверняка он смотрел сквозь щели в плетеных боках колесницы и громко возмущался тем, что его привязали ремнями, чтобы не вывалился.

Одна створка ворот была открыта, и никто их не охранял, когда дож и его старший сын проехали в пугающий внешний мир, залитый ярким полуденным солнцем. Прощай, Селебра! На открытом поле вокруг города обычно шумел крестьянский рынок, тут устраивали состязания и проводили ярмарки. Сегодня здесь никого не было, только стояли пустые загоны для скота да желтела сожженная беспощадным зноем трава. Дорога в Стурию, полоса пропеченной на солнце красной глины, исчезала в оливковых рощах и виноградниках.

Папа ехал совсем медленно по неровной дороге. Ледяные демоны наверняка ждут в тени, и стрелой их не достанешь.

Священный Демерн, Законодатель, объявил еще в древние времена: в десять лет мальчик уже достаточно взрослый, чтобы осознавать законы и клятвы. В десять лет его можно приговорить к наказаниям, кои полагаются взрослому мужчине – например, порке или даже повешению. А еще он может стать заложником.

Дантио было одиннадцать.

Он не знал, где будет сегодня спать. И не мог избавиться от жуткого страха, что ему никогда больше не суждено увидеть свой дом и родных. У ног мальчика лежал мешок с одеждой, который собрала ему мама. Ледяные демоны пощадили маленький городок Стурию, когда его жители открыли им ворота, а вчера обещали не тронуть Селебру, но потребовали заложников.

Из-под деревьев выехала колесница, двигавшаяся быстрее, чем папина. В ней сидели двое, явно не флоренгиане, значит – ледяные демоны. Следом гораздо медленнее тащилась вторая колесница. Дантио задрожал еще сильнее, и не только от тряски плетеного пола.

– Приехали. – Папа остановился у огороженного загона, затем опустился на одно колено и с силой прижал сына к груди. – Ты молодец! Молодец! Уверен, хуже всего было, когда на тебя смотрели горожане.

Дантио считал, что самое худшее еще не началось. Он кивнул и попытался сдержать слезы, прикусив губу. От траурной одежды отца пахло лавандой, он всегда надевал ее на похороны.

– Сын мой, даже если вигелиане хотят забрать тебя в качестве заложника и доказательства того, что я буду соблюдать условия договора, они обязаны хорошо о тебе заботиться. Священный Демерн изложил в своей Книге жесткие правила касательно того, как следует обращаться с заложниками. О Дантио, Дантио! Мы, селебриане, миролюбивые люди, но не трусы. Если бы у нас был хотя бы один шанс защитить город, мы бы это сделали. Если бы лорд крови согласился взять меня вместо тебя, я бы с радостью отправился к нему, однако в его послании выдвинуты иные требования.

Клянусь, сын мой, я ни за что не нарушу их условия и не дам им повода причинить тебе вред. А через год или чуть больше, когда они убедятся, что мне можно доверять, я попытаюсь уговорить их вернуть тебя домой и взять других заложников – молодых людей, а не ребенка.

Дантио захлюпал носом и пробормотал:

– Да, папа.

Отец снова его обнял и отпустил.

– Ты ведешь себя совсем не как ребенок. Оставайся храбрым, всегда будь вежлив, и с тобой не случится ничего плохого. Идем, посмотрим на вигелиан.

Дантио спрыгнул на землю, в свою тень на глинистой дороге, отец за ним. Рядом остановились две другие колесницы, и настрианин занялся всеми тремя: поглаживал шеи гуанокосов и что-то шептал, словно разговаривал с ними. Последователь культа Настра вполне мог с ними разговаривать; он заставит их спокойно стоять несколько часов и при этом будет совершенно счастлив сам. Настриан не интересуют люди.

Папа помог маме, которая укачивала на руках Фабию, выбраться из колесницы. Бенард тут же подбежал к матери. Свидетельница Фиорелла отстегнула ремень и поставила Орландо на землю, придерживая его за плечи – ей вовсе не требовалось прибегать к мудрости своей богини, чтобы догадаться, что он постарается удрать. Малыш визжал и лягался. Фиорелла будет нужна во время переговоров, поэтому Дантио подошел успокоить Орландо. В последний раз.

– Идем, посмотрим на ледяных демонов. Они ужасные.

Гроза семьи решил, что дело того стоит, и молча пошел за братом. Он даже позволил Дантио ненадолго взять себя за пухлую ручку.

Первая колесница ледяных демонов остановилась на некотором расстоянии. Один из них занялся животными, а другой пошел к селебрианам. Он был безоружен и огромен. Кое-кто утверждал, что вигелиане – чудовища, но этот очень даже походил на человека, если забыть о его диковинном цвете. Вигелианин целиком закутался в нечто похожее на шерстяное одеяло, открыв только руки и ноги. На голове и лице блестела золотистая щетина; глаза поражали неестественно голубым цветом. Он сердито махнул рукой отстающей колеснице.

Дантио заметил, что мышцы у него даже мощнее, чем у Маркео, придворного колесного мастера.

Маркео погиб у Двух Фордов.

– А почему он красный? – спросил Орландо.

– Его сожгло солнце, – ответил Дантио.

– Почему?

– Потому что.

Дантио слышал, что кожа у ледяных демонов розовая, а не коричневая, но у этого она обгорела и слезала клочьями. Мальчик оглянулся назад, на крыши и стены Селебры, заполненные народом; люди наблюдали за происходящим и ждали своей участи.

Появилась вторая колесница ледяных демонов, и из нее вышел кто-то в причудливой одежде, закутанный с головы до ног в ткань, которая раньше была белой. Судя по закрытому лицу, это прорицательница. Она неуверенно спустилась на землю – мешали длинные одеяния. Не слишком ли тепло она одета в такой жаркий день? Возница тут же отъехал, а прорицательница мелкими шажками подошла к крупному мужчине. Видны были только ее руки – розовые.

– Анто, этот человек ранен? – спросил Орландо, решивший, что она в повязках.

– Нет, она прорицательница, как Фиорелла.

Орландо повернулся и угрюмо посмотрел на Фиореллу. Та была в скромном женственном платье темно-коричневого цвета; повязка на глазах указывала на то, что она исполняет свой долг. Свидетельницы видят мир глазами богини.

Папа поклонился.

– Я дож Пьеро, правитель города Селебра, пришел на переговоры в соответствии с нашим соглашением и привез с собой всех своих детей, как вы и просили.

Женщина в белом одеянии не говорила по-флоренгиански, однако прорицательницы способны улавливать смысл так же, как распознавать ложь или яд в бокале вина. Она перевела слова вигелианину. Тот нахмурился и ответил низким рокочущим голосом, словно перекатывал во рту камни. Когда он закончил, Фиорелла перевела:

– Стралг Храгсон, лорд крови Героев Веру, пришел не для того, чтобы вести переговоры. Он отдает приказы. Он здесь, чтобы принять вашу капитуляцию и клятву верности.

– Я согласился на его условия, – произнес папа. – А он обещал поклясться, что будет уважать наши жизни, собственность и законы.

Вигелианская прорицательница перевела, и лорд крови снова что-то пророкотал.

– Он говорит, что вы уже получили его слово.

Так нечестно! Если папа произнесет торжественную клятву, кровожадный вигелианин, вне всякого сомнения, обязан сделать то же самое, а не повторять обещание, данное через посланника.

Снова послышался громоподобный голос: вигелианин задал вопрос.

– Он спрашивает, кто эта женщина, – тихо молвила Фиорелла. – Будьте осторожны, милорд!

Папа медлил, но прорицательницу не обманешь, поэтому он сказал правду:

– Оливия, моя жена.

Он не стал говорить, что сначала не хотел брать с собой маму, однако та не могла доверить Фабию няне. Вчера Дантио слышал, как они спорили.

Рокот.

– Он говорит, если ты немедленно не опустишься на колени и не поцелуешь его ноги, признавая поражение, она умрет первой.

Орландо выпустил руку брата и собрался завопить, но Дантио ухватил его за плечо и с такой яростью прошипел: «Тихо!», что тот послушно умолк. Бенард прятался за спиной матери, которая успокаивала Фабию: малышка почувствовала запах молока и требовала еды.

Какой ужас!

Папа вышел вперед и пал на колени перед ненавистным чудовищем в черном одеянии. Дантио отвернулся, не в силах смотреть на унижение отца.

Далеко на северо-западе, под небом цвета индиго, зоркие молодые глаза разглядели белое сияние, отмечавшее Границу. Лишь самые отчаянные купцы осмеливались к ней подходить. Мало кто возвращался назад, а те, что выжили, привозили мелкие вещи, к которым относились как к любопытным безделушкам. Мама однажды показала Дантио уродливый нефритовый горшок из коллекции дожа, прошептав, что он вигелийский.

В этом году, сразу после сезона дождей, со стороны Границы пришла орда голодных, отвратительно бледных демонов. Они загоняли скот на Альтиплано, ели животных сырыми и убивали пастухов, которые пытались им помешать. А потом напали на маленький городок Нелина, расположенный среди холмов. Увидев, что у противника нет осадных машин и оружия, местные жители закрыли ворота. Ледяные демоны вскарабкались прямо по скалам и отвесным стенам, окружавшим город. Говорят, они перебили все живое в Нелине, даже кошек и птиц.

Большинство флоренгиан были политеистами, хотя некоторые принадлежали к мистическим культам, тайным орденам генотеистов, поклоняющихся одному богу. Среди них были Свидетельницы Мэйн, как Фиорелла; Целители Синары, лечившие больных; Голоса Демерна, следившие за исполнением законов, и многие другие. Как с грустью объяснил ему папа, во Флоренгии нет веристов – людей, подобно вигелианам поклоняющихся богу войны, – и их отсутствие очевидным образом привело к падению Флоренгии.

Уничтожив Нелину, демоны двинулись на Стурию. Они пощадили город, когда он сдался, хотя и взяли часть припасов с продуктовых складов. Папа, правитель самого большого и богатого города, расположенного на северо-западе, поспешно собрал армию из крепких мужчин и встретил неприятеля у Двух Фордов. Несмотря на то, что они втрое превосходили врага по численности и были прекрасно вооружены бронзовыми мечами и копьями, веристы убили всех, пощадив лишь двух раненых юношей, которых отправили в город сообщить о бойне. Теперь демоны стояли у ворот Селебры, и город не мог им сопротивляться.

Когда папа произнес клятву, которую потребовал от него отвратительный Стралг, ему приказали подняться. Не переставая кланяться, он медленно отступал от лорда крови.

Теперь, решил Дантио, его возьмут в заложники, чтобы папа сдержал свое слово. Мальчика переполняли такая ненависть и ярость, что он перестал бояться. Они бесчеловечные дикари, и скоро боги их уничтожат!

– Благородный Стралг говорит, что желает получить шестьдесят сильных юношей, которые начнут обучение и станут веристами. Его люди сами их выберут.

– Как скажет лорд крови. Я прошу день или два, чтобы предупредить своих подданных.

– Он дает вам время до завтра. Еще он требует, чтобы к закату солнца вы доставляли к воротам города запас провианта для воинов каждый вечер, до тех пор пока вам не велят остановиться.

– Мы будем делать это, пока не иссякнут наши запасы. Спроси лорда крови, почему он так поступает. Чего он хочет добиться, пройдя со своей ордой через Границу и убив такое количество людей? Неужели он рассчитывает провести по Леднику огромные караваны с награбленным добром? Неужели не боится гнева Светлых?

Вигелианин презрительно фыркнул и произнес длинную речь.

– Он говорит, что боится лишь одного бога – Веру, и война – Его культ. Мы, флоренгиане, слишком добрые и мирные, мы не чтим Ужасного бога, и потому нас следует приучать… бояться Веру до тех пор, пока мы не станем мочиться от звука Его имени. Ты с женой можешь вернуться в город. Он оставит у себя твоих детей, чтобы ты вел себя хорошо.

Папа побагровел.

– Нет! Это мой старший сын, лорд Дантио. Ему одиннадцать лет. Я привез с собой остальных лишь затем, чтобы показать, как они малы.

– Он говорит: всех детей.

– Бенарду восемь, а Орландо три, ради всех святых! Законодатель писал, что только мальчики старше десяти лет могут становиться заложниками.

Стралг подал знак, и тут же у него из-за спины, из леса начали выходить воины. Строй растянулся в обе стороны на огромное расстояние. Они были без оружия, но ведь именно голыми руками они убили всех мужчин, выступивших против них у Двух Фордов. Со стороны города раздался громкий стон, словно его издали сами камни.

– Лорд крови говорит, что законы здесь устанавливает он.

Орландо вырвался из хватки Дантио.

Стралг протянул руки, и Орландо, который никогда никого не слушался, помчался к нему, покачиваясь на своих толстеньких ножках. Верист поднял малыша высоко над головой, и Орландо громко рассмеялся, оказавшись над целым миром.

Ледяной демон подошел к ограде.

– Лорд крови спрашивает: хотите ли вы посмотреть, что находится внутри головы вашего сына, милорд? – Голос Фиореллы прозвучал пронзительно и резко. – Он не шутит! Он убьет ребенка.

– Тогда пусть забирает сыновей! – выкрикнул папа. – Пусть забирает мальчиков, но моя дочь еще грудной ребенок. Священный Демерн писал…

Громадное чудище зарычало, не дожидаясь перевода.

– Лорд крови говорит, что возьмет и корову, чтобы она кормила теленка. Ты должен отдать всех – или смотреть, как они умирают, а потом он выколет тебе глаза.

Бенард хныкал и вскрикивал от ужаса. Мама опустилась на колени и обняла его, в ту же секунду заплакала Фабия. Холодные капли пота побежали по спине Дантио. Ужасный, жуткий демон!

Папа рухнул на колени.

– Умоляю, пусть пощадит мать и ребенка! Неужели законы ничего для него не значат? Неужели у него нет сострадания?

– Он не знает сострадания и жалости. И никогда не знал. Ты должен принять решение.

Время остановилось. Дантио вдруг понял, что не дышит, и сделал глубокий вдох.

– Я чувствую исходящую от него алчность, милорд, и сожаление, – предупредила Фиорелла. – Он сокрушается, что пообещал не грабить такой большой и богатый город. Ему нельзя доверять, а его намерения по поводу вашей жены не назовешь честными.

– Что случится с нами, не имеет значения, Пьеро, – сказала мама. – Вспомни, что ты говорил Дантио о храбрости. Нельзя давать этому чудовищу повод разграбить Селебру!

– Я отдам детей.

Вигелианская прорицательница все перевела.

Демон усмехнулся и опустил Орландо на землю. Малыш решил, что вигелиане ему все-таки не нравятся, и подбежал к остальным детям, окружившим маму, желая получить свою долю внимания.

Значит, Дантио будет не один! С ним пойдут мама и все остальные. Его окатила волна счастья, и он возненавидел себя за это. Какой же он мерзкий червяк, если радуется тому, что семья разделит его несчастье! И все-таки он будет не один.

Мальчик бросился на помощь матери и подхватил Орландо на руки.

– Мы поедем кататься на колеснице – правда, будет весело? – Он взял Бенарда за руку. – Идем, Бена! Попрощайся с папой. Нам придется поехать с этим злым человеком. Но ты не бойся. Мама тоже будет с нами, и я помогу ей за вами присматривать.

ЧАСТЬ I ВЕСНА

ГЛАВА 1

Бенард Селебр вовсе не искал приключений, когда услышал крик женщины.

Резко развернувшись, Бенард поспешил назад по переулку. Нильс, который, спотыкаясь, шел рядом, не сразу понял, что остался один. Он бросился назад и схватил обеими руками мощную руку друга.

– Нет, не нужно! Никаких неприятностей, Бенард. Бенард, они воины! И их трое! Тебя разорвут на части.

Поскольку Нильс был не только слабее Бенарда, но и куда пьянее, тот против воли потащил его по переулку. На закате солнца они с друзьями пошли праздновать помолвку Нильса с дочерью главной кухарки дворца и немало преуспели в этом занятии. Бенард охрип от громких песен, а мир вокруг купался в хмельном веселье – пока не прозвучал женский крик.

Несмотря на приближение рассвета и мрачные тени, заполнявшие переулок, воздух оставался сырым и теплым, как в парильне; птицы охотились на насекомых, сверчки выводили рулады в кустах. Красные сполохи только-только появились на востоке, город спал, но Бенарду хватило света, чтобы понять: громогласные верзилы у дверей таверны, мимо которых он только что прошел, – воины. Он не заметил, что с ними женщина. И закричала она лишь теперь.

– Бенард! – взмолился Нильс. – Они веристы. Посвященные. И они вооружены, Бенард. Тебяраздавят!

В том, что говорил плотник, была доля истины. Миролюбивому художнику не след ссориться с жестокими веристами. Бенард не любил ввязываться в драки, хотя и обладал поразительной способностью находить неприятности на свою голову. Три воина? Даже в его нынешнем, затуманенном винными парами состоянии, когда он с трудом находил собственные пальцы, не говоря уже о том, чтобы считать на них, он понял: противников многовато.

А потом снова раздался крик и громкий мужской смех. Бенард пошел быстрее.

Цепляясь за него, точно плющ, обвивающий ствол дерева, Нильс завопил пронзительным голосом:

– Бенард! В это время по улицам ходят только женщины определенного сорта. Она знает, что делает. Ты в любом случае не сможешь ей помочь.

Бенард неохотно признал, что друг прав. Ему и в самом деле лучше вернуться в свой сарай и лечь спать. К несчастью, он принял это решение в ту секунду, когда добрался до угла и увидел ее. Он никогда не мог пройти мимо красоты, а эта девушка была очень хороша собой. Ослепительно красивая, такая, что дух захватывало, потрясающая – молодая и стройная, она отбивалась от огромного верзилы, раза в два больше нее, который крепко прижимал ее к себе. Он засунул руку в платье девушки и схватил ее за грудь. Его дружки такого же внушительного вида стояли рядом и веселились.

Их соломенного цвета волосы и бороды были коротко подстрижены, чтобы не ухватился враг. На шее медные ошейники веристов, торс и плечи обернуты куском ткани, руки голые.

Разноцветные полосы на так называемых «накидках» указывали на чины и того, кому они служат. Бенард узнал только малиновые полосы сатрапа Хорольда Храгсона, правившего городом и гарнизоном – официально вместо его брата, Стралга, а на деле вместо его сестры Салтайи Храгсдор.

– Убери от нее свои поганые руки!

Нильс исчез с горизонта, точно упавшая с неба звезда.

Хотя воины и прилично выпили, они мгновенно окружили Бенарда, который в ужасе сообразил, что громила, схвативший девушку, – Катрат Хорольдсон. Хуже и быть не могло. На прошлой шестидневке весь Косорд праздновал совершеннолетие и посвящение сына сатрапа, ведь любого, не пожелавшего веселиться, ждала немилость Хорольда. Очевидно, Катрат и его дружки еще отмечали радостное событие. Впрочем, они были опасны в любом состоянии, трезвые или хмельные.

С тех самых пор, как Бенард появился в Косорде пятнадцать лет назад, Катрат стал для него настоящим наказанием. Он был на несколько лет младше Бенарда, но его защищали высокое происхождение и компания ярых последователей, твердо решивших сделать жизнь презренного заложника-флоренгианина невыносимой. Только поселившись в доме мастера Одока, Бенард избавился от обидчика – да и то относительно. Катрат и его дружки знали, что заложник обязан являться во дворец по меньшей мере раз в день, и частенько его там поджидали.

Катрата посвятили в культ Веру в исключительно юном возрасте, потому что его отец был сатрап, а дядя – лорд крови Стралг. Теперь он мог доставить Бенарду куда больше неприятностей. Его накидка была из более дорогой ткани, чем у его спутников; заплечные ремни, на которых висели ножны, украшали фаянсовые пластины, на ногах красовались кожаные ботинки до лодыжек вместо полагающихся сандалий. Он крепко держал девушку одной рукой, не обращая внимания на ее попытки вырваться. И был не настолько пьян, чтобы не узнать любимую жертву.

– Что ты сказал, флоренгианское дерьмо?

Бенард быстро, хотя и запоздало, протрезвел. Теперь его могла спасти только богиня. Но что могла леди искусства сделать против бога войны? Он мельком взглянул на девушку и поспешно затянул главную молитву – молча, разумеется, поскольку обращение к богам было частью таинства: «…могущественная Ее величество и в бесконечности царства Ее благословения… Она – звезда на горизонте и прямой путь средь бури…»

– Я сказал, это моя подруга, – заявил он вслух. – С тобой все в порядке, Хильда?

Он не имел ни малейшего понятия о том, как ее зовут – просто назвал прелестное имя для прелестной девушки. В предрассветном сиянии все вокруг горело красным, но уж он-то должен был разглядеть ее алое платье! Выходит, Нильс прав: ему предстоит умереть ради спасения шлюхи от разгулявшегося клиента. Впрочем, ее красота может вызвать жалость у Анзиэль, даже если богиня не оценит его собственные достоинства. Он поспешно произнес следующие слова молитвы: «…повесь на небе радугу и придай форму ветру… Она слышит его мольбу и открывает очи, подобно ястребу, парящему в утреннем небе…»

– Нет, – сказал Катрат, – с ней не все в порядке. И очень скоро будет хуже. А тебе намного хуже. Она не твоя подруга, и, когда я с тобой закончу, ты о девушках вообще забудешь.

– А он и так не знает, что с ними делать, – заявил один из дружков Катрата, и все дружно загоготали.

«Открой дверь, которую создал Твой слуга, глазами змеи, опереньем зимородка…»

– На колени, селебрианский слизняк!

Катрат был на голову выше Бенарда, однако не шире в плечах. Его волосы и пушок на подбородке, заменявший бороду, горели огненным цветом; в детстве, до того, как его нос и уши пострадали в бесконечных драках, он был красивым ребенком.

– Беги, парень! – крикнула девушка. – Ты мне не поможешь!

Бежать от веристов не имело смысла. Священная Анзиэль всегда одаривала Бенарда своей благосклонностью; поможет ли она сейчас? Имеет ли он право обращаться к Ней в таком положении, да еще после пьянки? Если не имеет, его превратят в отбивную. Сосредоточившись, Бенард составил в уме обращение к своей богине.

– Говорю же, это моя подруга, – громко заявил он. – Решил со мной сразиться?

– Чего?

Громилы разразились громким злобным гоготом. Они привалились к стене и колотили друга по плечам, от их смеха мгновенно умолкли даже сверчки; однако они не сводили глаз со своего пленника, а Катрат не выпустил девушку. Разумеется, все знали, что Герой скорее умрет, чем потерпит поражение, поэтому честность считалась святотатством. Бенард бросил вызов всем троим, и должен был драться с каждым по очереди или со всеми одновременно – как они пожелают.

– Бейся со мной за нее.

Погрузив часть своего сознания в спокойное молчание и наполнив его нужными образами, Бенард послал богине безмолвную молитву: висящие ремни, колыхающиеся на ветру полоски кожи, прекрасный танец. Его сокровенная молитва была написана картинами. Он не осмеливался бросить взгляд на реальность, но ему не требовались глаза, чтобы найти фигуры в камне или увидеть лицо, которое он создаст из глины и глазури. Все превратилось в форму, симметрию, четкий рисунок. Красоту.

– Скажи своим друзьям, чтобы не вмешивались, – проговорил он, – и я выбью из тебя дерьмо, недоносок. Давно пора. Слишком каша… Я хочу сказать, слишком много каши у тебя в мозгах.

Катрат не поверил своим ушам.

– Ты с кем так разговариваешь, южанин? Мазилка! Ты же вечно копаешься в грязи, посмотри на свои поганые руки, трусливый последователь богини! Вздумал сразитьсясо мной?

К счастью, сыну сатрапа нужно было хорошенько распалиться перед дракой, и Бенарду хватило этих секунд, чтобы начать движение, создать форму и рисунок. Он почувствовал благословение, наполнившее его священным огнем; в то же время он понимал, что должен вести себя неприметно и не провоцировать врага. Иначе тот превратится в какого-нибудь жуткого хищника, злоупотребив могуществом Веру – впрочем, Катрату не было дела до честности. «Честность есть красота… узел есть красота, изгибы и петли… двойной узел, тройной узел… все это красота…»

– Трус, говоришь? Вообще-то, это я вызвал тебя на поединок, забыл? Ты только и умеешь, что болтать попусту да вонять. Не дрейфь, вонючка!

– Чего ты ждешь, Герой? – спросил его один из дружков. – Может, тебе помочь?

– Подержите эту дрянь! – крикнул Катрат и толкнул девушку в руки спутников. – А я прикончу ублюдка.

Он демонстративно поплевал на руки. Девушка закричала громче и снова принялась вырываться, пока третий дружок Катрата не зажал ей рот рукой.

– Приготовься, дерьмо, сейчас я тебя покалечу! – Глаза Катрата горели предвкушением.

– Давай попробуй! – Бенард поднял сжатые кулаки, не очень представляя, что с ними делать.

Ветеран бессчетного количества драк, Катрат совершенно точно знал, что следует делать, и, несомненно, использовал бы свое умение с изяществом и убийственным мастерством, если бы полностью понимал, что происходит. Он выбрал весьма сомнительное начало боя, решив нанести Бенарду удар в колено, а затем растоптать. На этом сражение и закончилось бы, не окажись шнурки его роскошных ботинок связанными между собой. Катрат потерял равновесие и замолотил руками по воздуху. Бенард воспользовался случаем и дважды врезал ему с такой силой, что чуть не сломал пальцы. Живот Катрата был жестким, точно кусок мрамора, а подбородок и того крепче, поэтому Бенард ударил его еще два раза, и верист упал. Будь переулок пошире, он бы тяжело плюхнулся, а потом вскочил, скинув ботинки и дико вопя, но, к счастью, Катрат ударился головой о стену здания и сполз по ней на землю, словно куча тряпья: ступни соединены, колени расставлены в стороны, рот открыт.

Бенард произнес еще одну молитву и, не глядя на шнурки, развязал их. Сердце стучало у него в груди, заглушая пение сверчков, руки дрожали. Проделать то же самое с дружками Катрата он не мог, оставалось только блефовать.

– Моя! – уверенно заявил он и оттащил от них девушку. – Я победил. Мой приз. Идем, милая, пора в постельку. А вы, ребятишки, доставьте своего приятеля домой, пока его кто-нибудь не увидел.

К несказанному изумлению Бенарда, они не только не стали удерживать девушку, но и позволили ему уйти. Неслыханное поведение для веристов. Когда Герой Катрат придет в себя, он не будет так добр.

Единственной настоящей улицей в Косорде был берег реки. Прочие – всего лишь щели между домами, заполненные густой пылью летом и жидкой грязью зимой. Они становились то шире, то уже, петляли, поднимались и уходили вниз, заканчиваясь в самых неожиданных местах. Кое-где приходилось сворачивать в сторону, чтобы пройти. За редкими исключениями дома здесь строили из высушенных на солнце глиняных кирпичей, летом в них было прохладно, а зимой они вполне сносно защищали от ветра. На внешних стенах не делали окон, потому что даже в самых бедных домах имелся дворик, где росли виноград, бобы, овощи, разгуливали свиньи и утки, а также находился туалет. Крыши были из тростника.