Текст книги "Станция «Чужак»"

Автор книги: Дэймон Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Деймон Найт
Станция «Чужак»[1]1
  Stranger Station, опубликован в журнале «Galaxy Science Fiction», © 1956


[Закрыть]

Вой и грохот ненадолго заполнили извилистые коридоры и комнаты станции. Поль Вессон стоял, впитывая в себя эти звуки, пока раскатистое эхо не замерло где-то вдали. Ремонтный корабль улетел обратно к «Дому». Вессон же остался в одиночестве на станции «Чужак».

Станция «Чужак»! От одного названия захватывало дух! Конечно, Вессон знал, что обе орбитальные станции примерно столетие назад не без причины получили свои названия от Британского управления спутниковыми службами. Более крупный «Дом» обслуживал транспорт Земли и ее колоний, а «Чужак» предназначался для торговых связей с чужестранцами – с существами из-за пределов Солнечной системы. Но даже такой утилитарный смысл не мог умерить изумленного восторга Вессона при виде станции «Чужак». Станции, что крутится во мраке одиночества и ждет своего гостя, который является лишь раз в два десятилетия.

Когда же гость являлся, одному из миллиардов землян вменялось в задачу и почетную обязанность терпеть присутствие чужака. Как и почему, Вессону толком не было известно. Твердо он знал лишь одно: различия меж их двумя расами настолько глубоки, что встреча крайне мучительна для обоих. Что ж, завербовался он добровольно. Значит, надо справиться. Тем более что вознаграждение окупит любую боль.

Пройдя все проверки, Вессон вопреки собственным ожиданиям оказался тем самым одним из миллиардов. Ремонтный корабль доставил его сюда в виде мертвого груза – погруженным в полную отключку. В таком же виде Вессон и пребывал, пока ремонтники занимались своей работой. Потом они вернули его в сознание и улетели. Теперь он остался один. Впрочем, не совсем.

– Добро пожаловать на станцию «Чужак», сержант Вессон, – неожиданно произнес приятный голос. – С вами разговаривает альфа-сеть. В мои обязанности входит ваша зашита и обеспечение вас всем необходимым. Если вам чего-нибудь хочется, можете смело меня попросить. – Нейтральный тон с оттенком школьной учительницы или экскурсовода в музее.

Хоть и был Вессон заранее предупрежден, все равно не смог не поразиться схожести этого голоса с человеческим. Альфа-сеть, последнее слово робототехники. Компьютер, охранник, личный слуга, библиотека – и ко всему этому добавили нечто похожее на «личность», наделенную «свободной волей». Похожее настолько, что специалисты уже успели сломать целый лес копий в спорах о том, личность ли это и в какой мере свободна ее воля. Альфа-сеть – безумно дорогостоящая игрушка. Ни с чем подобным Вессон еще не сталкивался.

– Спасибо, – выговорил он наконец в пустоту. – Хм… кстати, а как мне к вам обращаться? Не могу же я без конца долдонить: «Эй, альфа-сеть!»

– Последний ваш предшественник звал меня тетя Сетти, – отозвалась машина.

Вессон скривился. Тетя Сетти. Ну и каламбур! Нет, так не пойдет.

– Насчет тети – порядок, – сказал он. – Но для меня вы будете тетя Джейн. Так звали сестру моей матери. Кстати, вы и голосом на нее похожи – самую малость.

– Весьма польщена, – вежливо ответила невидимая машина. – А теперь, быть может, перекусите? Бутерброды? Холодное пиво?

– Спасибо, – поблагодарил Вессон. – Но чуть погодя. Сначала немного осмотрюсь.

И повернулся в другую сторону. Это, похоже, положило конец разговору – сеть, по крайней мере, погрузилась в молчание. Славная штуковина. Вот бы всегда такую компанию. Когда обращаешься – говорит, а нет – молчит как рыба.

Людскую часть станции составляли четыре комнаты – спальня, гостиная, столовая и душевая. Гостиная оказалась достаточно просторной и довольно милой, оформленной в зеленоватобурых тонах. Всей механики – только кожух какого-то аппарата в углу. Остальные комнаты располагались по кольцу вокруг гостиной – совсем крошечные, рассчитанные только на одного человека. Был еще узенький круговой коридор и разные обслуживающие механизмы. Станция хранила себя в идеальной чистоте и работала безупречно – несмотря на более чем десятилетнее бездействие.

«Теперь самая легкая часть всего предприятия», – подумалось Вессону. До прибытия чужака еще месяц. А пока – хороший паек, ненавязчивые беседы с альфа-сетью и никакой работы.

– Ну, тетя Джейн, – обратился он к сети, – вот теперь я, пожалуй, съел бы небольшой бифштекс. Среднеподжаренный, с картошкой, луком и грибами. Да, и стаканчик светлого пива, пожалуйста. Скажете, когда будет готово.

– К вашим услугам, – отозвался приветливый голос. В столовой тут же важно загудел и защелкал автоповар. А Вессон тем временем еще побродил по станции и внимательно осмотрел пульт управления. Судя по показаниям приборов, шлюзы надежно задраены, рециркулятор воздуха в норме. Находясь на орбите, станция вращалась вокруг своей оси и создавал силу тяжести в один «жэ» в секторе, предназначенном для людей. А внутренняя температура в этой части составляла ровно 23 градуса по Цельсию.

На второй же половине приборной доски – совсем иная картина. Все экраны и циферблаты черны, как сам космос. Второй сектор станции, объемом примерно в восемьдесят восемь раз больше Первого, пока еще не работал.

В голове у Вессона ненадолго возник мысленный образ станции, сложившийся из фотографий и чертежей. Двухсотметровая в диаметре дюралюминиевая сфера, к которой приварен десятиметровый шарик людской части. И похоже было на то, что вся полость ремонтных помещений, а также – самое главное – специальных баков представляла собой тесную камеру для необъятного тела чужака.

– Бифштекс готов! – объявила тетя Джейн.

Вот так бифштекс! Горячий, пузырящийся. Хрустящий снаружи – и нежно-розовый внутри. Как раз по вкусу Вессона.

– Тетя Джейн, – промычал он с набитым ртом, – а ведь все совсем не так плохо. Правда?

– Вы о бифштексе? – с тревожной ноткой в голосе спросила машина.

Вессон ухмыльнулся.

– Бифштекс классный, – успокоил он собеседницу. – Но вы мне лучше вот что скажите: Сколько раз вы уже проходили эту процедуру? Вас с самого начала вмонтировали на станцию?

– Нет, меня вмонтировали не с самого начала, – сдержанно отозвалась тетя Джейн. – Я ассистировала при трех контактах.

– Хм. Сигаретку бы, – пробормотал Вессон, хлопая себя по карманам.

Автоповар тут же загудел и выплюнул на лоток пачку «Эл-Эм». Вессон с удовольствием закурил.

– Вот как славно, – продолжил он. – Значит, вы уже три раза все это проходили. И многое могли бы мне порассказать. Так ведь?

– О да, разумеется. А что бы вы хотели узнать? Откинувшись в кресле, Вессон неторопливо затягивался.

Потом зеленые глаза его сузились.

– Для начала, – сказал он, – прочтите мне отчет Паджона. Знаете, тот, из «Краткой сводки». Хочу проверить, верно ли я все запомнил.

– «Глава вторая, – тут же начал ровный голос. – Первый контакт с внеземным разумом произведен командиром Ральфом С. Паджоном 1 июля 1987 года во время аварийной высадки на Титане». Далее следует выписка из официального рапорта: «Доискиваясь до возможной причины нашего душевного недомогания, на другом склоне горного кряжа мы обнаружили некий объект, более всего похожий на гигантскую металлическую конструкцию. При дальнейшем приближении к упомянутой конструкции, многоугольнику раз в пять выше «Одеколона», наше недомогание усилилось.

Некоторые члены команды, не в силах идти дальше, выразили желание вернуться, но мы с лейтенантом Экаффом испытывали острое чувство: будто нас неким непонятным образом зовут или, вернее, призывают. Хотя недомогание усиливалось, мы твердо решили двигаться дальше и поддерживать радиосвязь с остальной частью группы, возвращавшейся к кораблю.

Нам удалось проникнуть в инопланетное строение через большое, неправильной формы отверстие… Внутренняя температура внутри была минус сорок два градуса по Цельсию, а атмосфера, как выяснилось, состояла из метана и аммиака… Во второй камере нас ожидало инопланетное существо. Уже упомянутое мною расстройство сделалось совсем невыносимым, но сильнее стал и зов, скорее напоминавший мольбу… Мы заметили, что из каких-то стыков или пор на поверхности существа сочится густая желтоватая жидкость. С трудом преодолевая ужас и тошноту, я сумел взять пробу этого выделения. При последующем анализе выяснилось…»

Второй контакт, совершился десятью годами спустя благодаря знаменитой экспедиции на Титан корабля командира Кроуфорда…»

– Нет-нет, достаточно, – прервал Вессон. – Меня интересовало только сообщение Паджона. – Он задумчиво затянулся. – Такое впечатление, что не хватает целых кусков. Нет ли у вас где-нибудь в блоках памяти более подробной версий?

Некоторая заминка.

– Нет, – наконец ответила тетя Джейн.

– А вот я еще в детстве слышал кое-какие подробности, – раздраженно заметил Вессон. – Помнится, ту книгу я прочел лет в двенадцать. И хорошо помню подробное описание чужака… помню, вернее, что оно там было. – Он огляделся по сторонам. – Послушайте, тетя Джейн. Вы ведь тут вроде сторожевого пса. Наверняка у вас по всей станции камеры и микрофоны.

– Да, – подтвердила сеть. – По всей станции. – Тут в голосе тети Джейн Вессону почудились обиженные нотки.

– И во Втором секторе? Так?

– Да, и во Втором.

– Прекрасно. Значит, вы сами можете мне все рассказать. Как выглядят чужаки?

Теперь уже откровенная пауза.

– Мне очень жаль, но этого я вам сказать не могу, – ответила тетя Джейн.

– Значит, не можете? – протянул Вессон. – Иного я и не ожидал. Могу догадаться, что вам на этот счет даны определенные указания. Догадываюсь даже, что даны они по той же самой причине, по которой нынешние учебники по истории порядком урезаны в сравнении с книгами моего детства. Интересно, что это за причина? А? Тетя Джейн? Есть у вас на этот счет мысли?

Снова пауза. И неохотный ответ:

– Есть.

– Ну так поделитесь.

– Мне очень жаль…

– …но этого я вам сказать не могу, – продолжил за машину Вессон. – Отлично. Теперь мы по крайней мере знаем, какие у кого карты.

– Да, сержант. Не желаете ли десерт?

– Обязательно. На десерт еще один вопрос. Какова судьба дежурных станции, когда их задание заканчивается?

– Они идут на повышение до седьмого разряда, получают ранг ученых с неограниченным досугом, а также единовременное пособие в виде семи тысяч стелларов и вид на жительство по первому классу…

– Это я и сам знаю, – нетерпеливо перебил Вессон и провел языком по пересохшим губам. – Я вот о чем спрашиваю. Те, что были здесь до меня… как они выглядели, когда отбывали обратно?

– Нормально выглядели. Как люди, – живо отозвался голос. – Но почему вы спрашиваете, сержант?

Вессон досадливо махнул рукой:

– Слишком хорошо помню обрывок одного откровенного разговора в Академии. Никак не выходит из головы. Знаю только, что разговор имел какое-то отношение к станции. Всего одна фраза. «Слепой как крот и с белой щетиной по всему телу». Как по-вашему, что это? Описание чужака? Или дежурного, когда его забирали отсюда?

Тетя Джейн снова погрузилась в молчание.

– Ладно, так и быть, – сказал Вессон. – Помогу вам выйти из затруднения. Вам очень жаль, но этого вы мне сказать не можете.

– Мне в самом деле очень жаль, – искренне ответила машина.

Медленные дни понемногу складывались в недели – И Вессон постепенно начал осознавать, что станция представляет собой едва ли не живое существо. Он чувствовал эти со всех сторон окружающие его металлические ребра. Ощущал ждущую пустоту наверху, во Второй секции, – и бдительное присутствие вездесущей электронной сети, что беспрерывно наблюдала и анализировала, пытаясь предвосхитить каждое его желание.

Да, тетя Джейн воистину была идеальной собеседницей. А кроме того, альфа-сеть располагала музыкальной фонотекой на тысячи часов, фильмами на любой вкус и настроение. На сканере в гостиной Вессон мог читать микрокниги. А если ему так больше нравилось, их читала сама тетя Джейн. Вдобавок она управляла тремя телескопами станции и в любой момент могла вывести своему подопечному на экран виды Земли, Луны или «Дома».

Только вот новостей не было никаких. Тетя Джейн по первому требованию исправно включала радиоприемник, но, кроме шума статики, оттуда ничего не доносилось. И со временем самым тяжким грузом легло на Вессона понимание того, что это радиомолчание накладывается на все находящиеся в полете корабли, на орбитальные станции и все передатчики типа планета – космос. Всеобъемлющий запрет, парализующий едва ли не всякую деятельность. Ибо какую-то часть информации можно было передавать на короткие расстояния с помощью фотофона, однако обычно весь сложнейший транспорт на космических дорогах почти целиком зависел от радио.

Но близившийся контакт с чужаком был делом столь деликатным, что даже здесь, откуда Земля казалась маленьким диском размером в две Луны, контакту этому мог помешать любой радиоголос. Огромный риск был и в том, что только одному человеку дозволялось остаться с чужаком на станции. И вот, подумалось Вессону, чтобы обеспечить этому человеку хоть какую-то компанию и не дать свихнуться от одиночества, туда вмонтировали альфа-сеть…

– Тетя Джейн?

– Что, Поль? – тут же отозвался голос:

– Недомогание, о котором идет речь в отчете… вы ведь не можете знать, что это такое?

– Да, Поль.

– Потому что машинный разум не способен его почувствовать? Так?

– Да, Поль.

– Тогда скажите мне хотя бы вот что. Зачем здесь вообще нужен человек? Почему нельзя обойтись машиной?

Привычная заминка.

– Не знаю, Поль.

Какие-то грустные нотки. Действительно ли тон тети Джейн меняется, задумался Вессон, или просто его воображение выкидывает с ним такие номера?

Потом Вессон встал с кушетки и принялся безостановочно расхаживать взад-вперед по гостиной.

– Давайте взглянем на Землю, – наконец предложил он. Обзорный экран на пульте управления послушно засветился – глубоко внизу плыла в своей первой четверти ослепительно голубая Земля. – Выключите, – тут же приказал Вессон.

– Может, немного музыки? – несмело предложил голос. Немедленно заиграло что-то успокоительное – одни деревянные духовые.

– К черту! – рявкнул Вессон. Музыка умолкла.

Вессон чувствовал себя как малыш, которого заперли в комнате и не выпускают. Руки задрожали.

Скафандр находился в герметичном шкафу рядом с переходным шлюзом. Вессон уже раз-другой выходил в нем на палубу. Смотреть там, впрочем, особенно было не на что – кромешная тьма и собачий холод. Но сейчас ему во что бы то ни стало нужно вырваться из этого беличьего колеса. Вессон извлек из шкафа скафандр и принялся в него облачаться.

– Поль, – встревоженно спросила тетя Джейн, – вам что, немного не по себе?

– Да! – огрызнулся он.

– Тогда не ходите, пожалуйста, ко Второму сектору, – мягко попросила тетя Джейн.

– Ну ты, чертова консервная банка! – с внезапной злобой рявкнул Вессон. – Не смей меня учить! – Потом, яростно рванув молнию, застегнул верх скафандра.

Прямая труба переходного шлюза, где места едва хватало только одному, была единственным проходом из Первого во Второй сектор. А также и единственным выходом из Первого. В самом начале, чтобы сюда попасть, Вессону пришлось миновать большой шлюз у «южного» полюса сферы, пропутешествовать через люк и по всему переходному мостку. Тогда его, разумеется, волокли бесчувственным. Когда придет время, выбраться надо будет тем же путем. Ремонтный корабль не располагает ни избытком места, ни лишним временем.

У противоположного, «северного», полюса находился третий переходной шлюз – столь огромный, что запросто вместил бы в себя целый грузовой звездолет. Но никому из людей доступа туда не было.

В луче фонарика на шлеме Вессона громадная центральная часть станции казалась чернильной бездной, откуда возвращались лишь слабые, трепетные отсветы. А вокруг все стены искрились инеем. Второй сектор еще не герметизировался, и сочившиеся оттуда диффузные испарения замерзали на стенах пушистым ковром. Холодный металл гулко звенел под тяжелыми ботинками. Необъятная полость Второго сектора еще сильнее давила на Вессона из-за своей безвоздушности, из-за царившего там мрака и холода. Ты здесь один, словно говорили его шаги. Один.

Вессон прошел уже метров тридцать по переходному мостку, когда тревога внезапно усилилась. Сам того не желая, он остановился и неловко прислонился к стене. Но опоры твердой стены все равно не хватало. Переходной мосток, казалось, вот-вот грозит выскользнуть из-под ног, грозит сбросить в непроглядную бездну.

Тут Вессон узнал эту сухость во рту, этот металлический привкус в горле. Страх. Это страх.

Мелькнула мысль: «Кто-то хочет заставить меня бояться. Но зачем? Почему именно сейчас? А главное – чего?»

И в тот же миг он понял. Неимоверная тяжесть опустилась на него подобно гигантскому кулаку – и у Вессона появилось жуткое ощущение чего-то немыслимо огромного, чего-то лишенного пределов; с неумолимой медлительностью оно все сжималось и сжималось…

Время пришло.

Первый месяц закончился.

Чужак приближался.

Стоило Вессону, задыхаясь, повернуть назад, как все необъятное строение станции вдруг сузилось до размеров обычной комнаты, а вместе с ним сжался и Вессон. Сам себе он казался теперь жалкой букашкой, отчаянно мечущейся по стенам.

Он бросился в бегство. Станция за спиной рокотала.

В безмолвных комнатах все лампы испускали неяркий свет. Вессон недвижно лежал на кушетке и смотрел в потолок. Сквозь потолок. Воображение живо рисовало ему изменчивый образ чужака. Огромный и мрачный. Лишенный формы. Тяжелый, угрожающий.

На лбу крупными каплями выступил холодный пот. Но Вес-сон не в силах был отвести пристального взгляда от потолка.

– Так вот почему… вот почему вы не хотели, чтобы я… чтобы я выходил на палубу. Да, тетя Джейн? – хрипло спросил он.

– Да, Поль. Раздражительность – первый признак. Но вы приказали…

– Знаю, – еле слышно отозвался Вессон, по-прежнему не сводя глаз с потолка. – Странное чувство… Слушайте, тетя Джейн.

– Что, Поль?

– Вы так и не скажете мне, какой он на вид?

– Нет, Поль.

– А я и знать не хочу. Господи, да не хочу я этого знать…

Как странно, тетя Джейн. Наполовину я сейчас самый настоящий слизняк. Напуган до смерти…

– Я знаю, – негромко ответил голос.

– Но другая моя половина совершенно спокойна. Как будто все это – детские игрушки. С ума сойти – я тут такое вспоминать начинаю. Знаете что?

– Что, Поль?

Вессон попытался рассмеяться.

– Одну детскую вечеринку лет двадцать… нет, лет двадцать пять тому назад. Тогда мне было… сейчас прикину… ага, девять лет. Точно. Ведь как раз в тот год умер отец. А жили мы тогда в Далласе. Снимали времянку. И поблизости жила еще одна семья с целым выводком рыжих ребятишек. Там частенько закатывали вечеринки. Никто их особенно не любил, но все почему-то приходили.

– Поль, расскажите мне про ту вечеринку. Вессон заворочался на кушетке.

– Ну, значит… та вечеринка как раз была в канун Дня всех святых. Помню, все девочки одели оранжевое с черным, а все мальчики были в строгих костюмчиках. Я там оказался чуть ли не самым младшим – ну и, конечно, был не в своей тарелке. А потом один из рыжих вдруг выскакивает откуда-то в маске-черепе и орет: «Эй, вы! А ну-ка все играем в прятки!» Хватает меня и говорит: «Ты будешь водить». Не успеваю я и глазом моргнуть, как он заталкивает меня в темный чулан. И запирает за мной дверь.

Вессон провел языком по пересохшим губам.

– А потом – ну, там, в темноте, – я вдруг чувствую, как мне в лицо что-то тычется. Холодное и липкое. Похожее на что-то…

ну, не знаю… на что-то мертвое… Тогда я съежился в самом уголке чулана и все ждал, что та штука снова ко мне полезет. Понимаете? Висит там что-то непонятное. Холодное и страшное. А знаете, что там оказалось? Суконная рукавица, полная отрубей вперемешку со льдом. Шутка. Просто шутка. Только шутки этой мне не забыть… Тетя Джейн?

– Что, Поль?

– Я тут вот что думаю. Наверняка вас, альфа-сети, придумали великие психологи. Ведь я могу вам обо всем рассказывать только потому, что вы – всего лишь машина. Верно?

– Да, Поль, – печально подтвердила сеть.

– Эх, тетя Джейн, тетя Джейн… Какой мне смысл и дальше себя дурачить? Я же чую эту тварь. Там, наверху. В какой-нибудь паре метров отсюда.

– Я знаю, Поль.

– Тетя Джейн, я не смогу выдержать. – Сможете, Поль. Если захотите. Вессон скрючился на кушетке.

– Он… он грязный. Липкий. Господи! И так пять месяцев? Я не выдержу, тетя Джейн. Он меня убьет.

По всем уголкам станции снова прокатился громоподобный рокот.

– Что это? – выдохнул Вессон. – Корабль чужаков… он отчалил?

– Да. Теперь чужак один. Как и вы.

– Нет. Не как я. Не может он испытывать того, что испытываю я. Тетя Джейн, вам просто не понять…

По ту сторону металлического потолка всего в нескольких метрах от Вессона висело огромное, чудовищное тело чужака. Как же страшно вся эта тяжесть давила ему на грудь!

Вессон провел в космосе чуть ли не всю свою взрослую жизнь и прекрасно знал, что если орбитальная станция разрушится, то «нижнюю» ее часть не раздавит, а унесет прочь за счет собственного углового вектора. Так что здесь не было ничего от гнетущей атмосферы планетных строений, где нависающая над тобой масса будто бы все время угрожает рухнуть. Но тут было нечто совсем иное. И куда более тягостное.

В воздухе буквально висел запах опасности – запах идущей сверху, из темноты, угрозы. Там словно притаилась какая-то холодная тяжесть. Все как в том неотвязном детском кошмаре Вессона. Та самая липкая неживая тварь, что тыкалась ему в лицо в темном чулане. И еще – дохлый щенок, которого он вытащил из речки тем летом в Дакоте… Влажный мех, вяло свисающая голова – мертвый и холодный. Холодный! С неимоверным трудом Вессон повернулся на бок и приподнялся на локте. К лежащей на груди тяжести добавился еще и неотвязный холодный обруч, что туго сжимал воспаленную голову. Казалось, комната наклоняется и начинает медленно и тошнотворно кружиться.

Вессон заскрипел зубами, но встал на колени. Потом поднялся и выпрямил спину. Ноги затряслись от напряжения. Рот безмолвно распахнулся. Шаг, другой. Вессон мучительно переставлял ноги, едва пол начинал лететь ему навстречу.

Правая сторона пульта управления, прежде темная, теперь светила экранами и циферблатами. Согласно индикатору, давление во Втором секторе составляло примерно одну целую и треть атмосферы. Индикатор переходного шлюза показывал несколько повышенное содержание кислорода и аргона. Делалось это для того, чтобы не допустить заражения Первого сектора атмосферой чужака. Одновременно это означало и то, что шлюз больше не откроется – ни с той, ни с другой стороны. При этой мысли Вессону почему-то чуть полегчало.

– Посмотреть бы на Землю, – выдохнул он.

Экран засветился – и Вессон впился взглядом в голубую планету.

– Долгая дорога вниз, – прохрипел он. – Долгая, долгая дорога вниз – на самое дно колодца…

Последние десять пустых лет Вессон проработал инженером по сервосистемам на станции «Дом». Вообще-то он хотел стать пилотом, но вылетел на первом же году – незачет по математике. И все же до сих пор у него и в мыслях не было вернуться на Землю.

А теперь, после всех этих лет, нежно-голубой кружок вдруг показался ему бесконечно желанным.

– Тетя Джейн, – бормотал он, – тетя Джейн, она прекрасна… Вессон знал – сейчас там весна. Кое-где у отступающего края темноты расцветает утро – прозрачное голубое утро, подобное свечению моря, заключенному в агате. Таинственное утро в дымке тумана. Утро покоя и надежды. Сейчас там, в годах и милях отсюда, крошечная фигурка женщины открывает микроскопическое окошко, чтобы прислушаться к песне другого эфемерно малого создания. Потерянное – безвозвратно потерянное, – упакованное в вату, подобно предметному стеклышку с каким-то образцом, – одно весеннее утро на недоступной Земле.

А здесь, за множество черных миль оттуда – так далеко, что шестьдесят земных шариков можно было бы нагромоздить один на другой, готовя кол для его казни, – Вессон, заключенный в круг, наматывал свои бесконечные круги в этом круге. Но все же – и черная пропасть внизу, и Земля, и Луна, и все корабли и орбитальные станции вместе взятые, и Солнце со всеми его планетами – для космоса все это было не более чем понюшка табаку меж большим и указательным пальцами.

По другую сторону – вот где лежала подлинная бездна! Сверкающие сонмы галактик простирались в той непроглядной ночи, покрывая расстояния, что выражались бессмысленными числами, долгими тревожными криками: 00000000000000000…

Пробиваясь и прокрадываясь, прилагая нечеловеческие усилия, люди добрались аж до Юпитера. Но даже будь человек достаточно велик, чтобы лечь, обжигая подошвы на Солнце и остужая голову на Плутоне, он все равно остался бы слишком мал для той безграничной пустоты. Здесь, а не на Плутоне, находился самый дальний рубеж империи Человека. Именно здесь Внешний Мир как бы просачивался в воронку, чтобы встретиться с Человеком, будто в узкую серединку песочных часов. Здесь и только здесь два мира приблизились друг к другу, чтобы соприкоснуться. Мы и Они…

Но вот в самом низу приборной доски засветились золотые циферблаты – стрелки чуть дрогнули на своих осях.

Вниз, вниз, в глубокие баки заструилась золотистая жидкость. «С трудом преодолевая ужас и тошноту, я сумел взять пробу этого выделения. При последующем анализе выяснилось…»

Холодная, как сам космос, жидкость стекала по идеально стерильным стенкам трубок и скапливалась небольшими лужицами в полных тьмы сосудах, загадочно поблескивая золотом. Золотой эликсир. Одна капля этого драгоценного концентрата на двадцать лет задерживала старение. Придавала эластичность мышцам и сосудам, проясняла взгляд, возвращала цвет волосам, оживляла работу мозга.

Вот что выяснилось при анализе проб, взятых Паджоном. И вот какова завязка всей сумасшедшей истории «точек обмена с чужаками». Сначала – станция на Титане. А потом, когда люди лучше разобрались в ситуации – станция «Чужак».

Один раз в каждые двадцать лет невесть откуда являлся чужак. Являлся, чтобы сидеть в убогой клетке, которую мы для него соорудили, и дарить нам свою бесценную влагу. Дарить нам жизнь. А почему – мы так до сих пор и не узнали.

Вессон представлял себе это наделенное разумом огромное безобразное тело. Вот оно барахтается в ледяной черноте, вращается, вместе со станцией и истекает холодным золотом в ждущие губы трубок. Кап. Кап. Кап.

Голова словно собралась разлететься на куски – и Вессон отчаянно ухватился за нее обеими руками. Постоянное давление не позволяло сосредоточиться. Мучительная тяжесть и боль. Боль.

– Тетя Джейн! – простонал он.

– Что, Поль? – Добрый, успокаивающий голос. Как у сиделки, что склоняется над твоей койкой, пока с тобой проделывают что-то страшно болезненное и нужное. Искусственное, но действенное утешение.

– Скажите, тетя Джейн, – спросил Вессон, – почему они всё время возвращаются?

– Не знаю, – честно ответил голос, – Это и для меня загадка.

Вессон кивнул.

– Перед отлетом из «Дома», – сказал он, – я разговаривал с Говером. Знаете Говера? Шеф Комитета по Внешним Мирам. Пришел специально, чтобы со мной повидаться.

– И что? – ободряюще поинтересовалась тетя Джейн.

– Он сказал мне: «Вессон, надо кое-что выяснить. А именно – можем ли мы рассчитывать на пополнение запаса. Понимаете? Нас, – говорит он дальше, – теперь на пятьдесят миллионов больше, чем тридцать лет назад. Вещества требуется все больше и больше – и мы должны знать, можем ли мы на него рассчитывать. Вы, Вессон, сами знаете, – говорит он, – что будет, если приток остановится». А вы, тетя Джейн, знаете?

– Произойдет катастрофа, – ответил голос.

– Верно, – подтвердил Вессон. – Катастрофа. Как мне тогда сказал Говер: «Что будет, если люди в пустынях Нефуда окажутся отрезаны от властей Джордан-Велли? Черт возьми, они будут гибнуть от жажды по миллиону в неделю.

Или если грузовые корабли перестанут приходить на Лунную базу. Проклятье, будут миллионы погибших от голода и нехватки воздуха».

Он говорит: «Там, где есть вода, где можно раздобыть еду и воздух, люди обязательно осядут. Потом переженятся, начнут рожать детей… понимаете?»

Говорит: «Если приток так называемой сыворотки долголетия прекратится…» Говорит: «Сейчас каждый двадцатый взрослый обязан своей жизнью инъекции». Говорит: «А из них каждый пятый в возрасте ста пятнадцати лет и старше». Говорит: «За первый год смертность в этой группе будет по меньшей мере втрое больше той цифры, что указывается в страховых табелях».

Вессон поднял искаженное болью лицо.

– Мне тридцать четыре года, – вымолвил он. – А Говер заставил меня почувствовать себя младенцем.

Тетя Джейн изобразила сочувственный вздох.

– Капай, капай, – исступленно забормотал Вессон. Стрелки золотых индикаторов совсем немного, но приподнялись. – Каждые двадцать лет нам снова и снова будет требоваться эта золотая слизь. А значит, всякий раз бедолага вроде меня должен будет забираться сюда и принимать проклятые дары. И один из них тоже должен будет забираться сюда и источать нужную нам сыворотку. А почему, тетя Джейн? Чего ради? Какого черта их должно заботить, сколько мы будем жить? Почему они всякий раз возвращаются? Они-то что отсюда увозят?

Но ответов на свои вопросы Вессон так и не услышал.

Неделя за неделей круглые сутки в сером коридоре, что окольцовывал Первый сектор, непрерывно горели холодные огни. Твердое серое покрытие круговой тропы сильно поистерлось еще до того, как там первый раз прошел Вессон. Подобно дорожке в беличьем колесе, коридор только для этого и существовал. Казалось, он говорит: «Иди», – и Вессон ходил. Кто угодно свихнулся бы, сидя сиднем с такой жуткой, неописуемой тяжестью в голове, с таким зверски давящим обручем. Вессон шагал – неделя за неделей круглые сутки, пока не падал замертво на кушетку. Потом вставал и начинал снова.

Еще он беседовал – когда с исправно внимающей ему альфа-сетью, когда сам с собой. А порой трудно было разобрать с кем.

– …Мхом не порастет, – бормотал он, шагая. – Сказал же, что не отдам двадцать мельниц за паршивую раковину… Камушки, камушки – всех цветов. – Потом шаркал молча. И вдруг: – Не понимаю, почему нельзя было оставить мне хотя бы кошку!

Тетя Джейн промолчала, Вессон вскоре продолжил:

– Проклятье, ведь в «Доме» почти у каждого есть кошка или еще какая-нибудь золотая рыбка! С вами, тетя Джейн, хорошо. Но я вас не вижу! Ведь могли же гады оставить мужчине в компанию хотя бы кошку, если уж никак нельзя женщину… Господи, что я такое горожу? Я же всегда терпеть не мог кошек!

Вессон повернулся, прошел в спальню и рассеянно врезал разбитым кулаком в кровавое пятно на стене.

– И все-таки хотя бы кошку… – пробормотал он. Тетя Джейн по-прежнему хранила гробовое молчание.

– Ладно! Ладно! Нечего делать вид, будто вашим сраным чувствам нанесен урон! Знаю я вас! Машина! Проклятая машина! – истерически проорал Вессон. Потом немного успокоился. – Слушайте, тетя Джейн. Я тут вот что вспомнил. Видел я как-то мешок из-под зерна – там была одна картинка. Ковбой на лошади. Картинка почти стерлась, и видны были только лица. В смысле – морды. И меня поразило, как же они похожи! На голове пара ушей, а между ними волосы. Два глаза. Нос. Рот с зубами. Я решил, что мы с лошадьми вроде дальних родственников. Но знаете что? Если поставить рядом вон ту тварь… – Вессон плюнул в потолок, – то мы с лошадьми просто кровные братья! Понимаете?