Текст книги "Двойное убийство"

Автор книги: Дей Ван

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Ну, ну. Рассказывай.

– Меня, – начал инспектор полиции, – позвали вчера к телефону около одиннадцати часов утра. Голос был женский – очень нежный, мягкий. Женщина назвалась Аделью Корацони и рассказала, что против нее готовится преступление, что жизнь ее в опасности и что она будет очень благодарна, если я соглашусь принять ее в управлении. Я ответил, что считаю лучше явиться самому к ней. При этом, должен сознаться, во мне говорило желание познакомиться с таинственным домом на Медисон-авеню. Около двух часов дня я отправился туда и застал Адель Корацони в обществе ее брата, которого она называла Рафаэлем. Между ними было, действительно, сходство, но, в то же время, их лица были яркой противоположностью одно другому. Адель была, в буквальном смысле слова, красавицей, а Рафаэль – типичным преступником. Таких глаз, как у него, я еще ни у кого не видел. Но, так как, повторяю, сходство было, то я и не сомневался, что передо мной, действительно, брат и сестра. Адель объяснила мне, что брат ее приехал только накануне в Нью-Йорк. С ним вместе, будто бы приехал и некий Антонио де ла Вуэльта. Этот последний, по словам Адели, вероятно и был убийцей ее мужа в Париже и до сих пор добивается ее взаимности, несмотря на ее категорические отказы. Его лицо и фигура очень похожи на Рафаэля, он красив и очень элегантен. По возрасту, он несколькими годами моложе Рафаэля. Затем, мне рассказали, что Антонио де ла Вуэльта очень симпатичный человек, но что у него бывают припадки, во время которых он делается опасным, как разъяренный тигр. Все это сообщила мне Адель Корацони. Затем брат ее привел несколько примеров, в которых сказывалось именно это ужасное беснование Антонио. Оказалось, что Антонио с самого дня отъезда Адели из Парижа состоял с нею в переписке и, наконец, сообщил, что едет в Нью-Йорк. Он назвал даже судно, на котором прибудет в Америку и добавил, что не позволит обращаться с собой, как с первым встречным, причем угрожал "расправиться по-своему" с Аделью, если она его не примет. Мне предъявили письмо, которое и теперь находится у меня: в письме стояло именно то, о чем мне говорили... Получив такое письмо, Адель телеграфировала брату и он приехал на том же судне, с которым прибыл и Антонио, чтобы, в случае надобности, защитить сестру. Между прочим, Рафаэль передал мне, что Антонио очень опытен в смешении растительных ядов и усиленно этим занимается. Долгое время он прожил среди южно-американских индейцев, у которых и научился этому искусству. Рафаэль упомянул даже о каком-то отдаленном родстве Антонио с Лукрецией Борджиа, которая, как известно, очень любила отравлять своих родственников. В конце концов, я даже перестал обращать внимание на болтовню этого Рафаэля, слишком уж часто приходилось мне выслушивать подобные тирады. Я спросил, каким образом могу защитить их и что именно, по их мнению, может предпринять против Адели Антонио? На эти вопросы они не дали мне сколько-нибудь положительного ответа. Я заявил, что до тех пор, пока де ла Вуэльта ничем не проявил своих преступных замыслов, я ничего не могу предпринять против него и что только тогда, когда ими будет подана на него жалоба, я могу активно выступить. Рафаэль, однако, настаивал, что за Антонио необходимо учредить тайное наблюдение и обещал хорошо заплатить за это. Тогда я им указал на тебя и дал твой адрес.

– Рафаэль у меня не был, – вставил Ник.

– Мой визит, – продолжал инспектор полиции, – длился около часа. Говоря откровенно, разговор с обоими Корацони не особенно сильно повлиял на меня: я не видел ничего серьезного во всем деле и решил, что опасения их сильно преувеличены. Мне просто показалось, что все заявление не что иное, как истерия. С другой стороны, красота Адели произвела на меня очень сильное впечатление. Она была так грациозна, так изящна, так любовно относилась к брату, который, на мой взгляд, совсем не стоил этого. Когда сегодня утром тебя вызвал к телефону Патси и я узнал, в чем дело – я был страшно поражен! Я скрыл от тебя, что был в доме исключительно для того, чтобы испытать: узнаешь ли ты сам о моем пребывании. Кроме того, мне хотелось и самому составить известный взгляд на дело. Наконец, зная твой метод, я не хотел сбивать тебя с толку предварительными пояснениями, будучи уверен, что ты сумеешь выяснить обстоятельства и без моей помощи. Твой рассказ показал мне, что я был вполне прав. Когда ты спросил у меня, кто живет в доме, я нарочно сделал вид, будто припоминаю фамилию – я не желал давать тебе даже намека на то, что был в этом здании. Внезапно я вспомнил, что оставил окурок сигары в нижней комнате, и мне стало крайне интересно ожидать результата твоих розысков: узнаешь ты о моем пребывании в доме Корацони, или нет? Ты очень часто говорил, что по самому обыкновенному окурку сигары весьма легко узнать курившего. Угадывать особенности по оттискам зубов на сигаре – твоя специальность и поэтому мое любопытство было сильно напряжено. Увидев в пепельнице мой окурок, ты взглянул на меня. В другое время, я, пожалуй и не заметил бы этого взгляда, но сегодня я слишком ревниво наблюдал за тобой, чтобы пропустить его. Итак, я понял, что мое недавнее присутствие в комнате тебе известно. Сигара эта, надобно тебе сказать, была мне предложена самой Аделью и, между нами говоря, оказалась не особенно хороша! Поэтому я, сделав несколько затяжек, отложил ее в сторону и не особенно стремился закурить еще разок. Однако, иду дальше. Я, с самого момента входа в дом, ожидал увидеть труп Адели. Рапорт Мак-Гинти приготовил меня к тому, что мы увидим в ванной и, должен сознаться, я был уверен, что передо мной труп не Антонио де ла Вуэльта. Письмо этого Антонио, лежавшее в моем боковом кармане, давало мне для этого достаточные основания. Антонио, судя по письму, в подлинности которого я теперь сильно сомневаюсь, грозил убить не только Адель, но и ее брата. Поэтому, я заранее был подготовлен к тому, что злодей убил и сестру и брата и что в ванне лежит труп последнего. Несмотря ни на что, я упрекал себя, что не придал сразу серьезного значения заявлению Корацони. Меня смутила быстрота перехода от угрозы к делу. Я ограничился беглым осмотром, потому что прекрасно знал, что от твоего острого взгляда, Ник, не укроется ни одна мелочь, имеющая отношение к делу. Еще вчера, во время моего пребывания в доме, я осведомился о количестве прислуги и узнал, что Адель держала всего двух женщин для услуг: горничную и кухарку. Прибытие брата заставило Адель несколько изменить свои привычки и она решила отказать служанкам. Вчера вечером она и исполнила это под тем предлогом, что они ей не подходят. Теперь я понимаю, что здесь сказывалось влияние брата, который хотел удалить из дома всех, кто мог бы впоследствии, явиться свидетелем его преступления. Он же позаботился и о том, чтобы Адель не успела нанять других служанок. Когда я осматривал их комнату, то нашел в ней беспорядок, ясно говоривший, что они ушли рано утром, не успев прибрать помещение, а это в свою очередь, показало мне, что они были недовольны чем-то. Вспомнив слова Адели об отказе, я понял, что она исполнила свое намерение. Я, конечно, тотчас же позаботился, чтобы получить их в "свои руки", так сказать. Это оказалось нетрудным и незадолго до вашего прихода они прибыли ко мне в управление.

– Вы не допрашивали их? – вступил в разговор коронер.

– Нет, – покачал головою Мак-Глусски. – Я спросил их только об именах, возрасте и т. п. Подробный допрос я решил произвести в вашем присутствии. Сейчас я их позову сюда, а пока еще нечто. Я, значит, под влиянием разговора и основываясь на письме, полагал, что обе жертвы пали от руки одного и того же человека. Теперь, Ник, благодаря твоим выводам, я считаю свою теорию неправильной. Вполне присоединяюсь к тебе и заявляю, что убийца человека, лежащего в ванне, ненормальный субъект, который попадется в руки полиции очень скоро.

– Скажи Джордж, – произнес Картер, медленно отчеканивая каждое слово, – согласен ли ты с тем, что убийство брата Адели совершено было при условиях необходимой самообороны и что искажение лица произведено позднее, под влиянием болезненного припадка? Иными словами, согласен ли ты с тем, что убийцей, в мерзком значении этого слова, был один брат? Что касается меня, я убежден, что убийство Адели – дело его рук.

– Ну, конечно, – согласился Мак-Глусски. – Однако, приступим к допросу девушек. Может быть, мы и узнаем что-нибудь важное.

– Одну минуту, они американки или иностранки?

– Одна из них – молодая француженка, воспитанная однако, здесь; другая, уже пожилая особа, носит ирландскую фамилию, но родилась и выросла здесь же.

– Кто будет вести допрос? Ты, господин следователь или я?

– Если господин коронер ничего не имеет против, я предоставил бы это тебе, Ник.

– И мне это было бы очень приятно, – проговорил коронер. – Я видел, как талантливо комбинируете вы мельчайшие признаки и в восторге от ваших способностей, друг Картер.

– "У каждого своя манера"... вести розыски, – засмеялся сыщик.

– Совершенно верно, у каждого своя способность, – заметил Мак-Глусски. – Что касается нашего друга следователя, то он виртуоз в деле взвешивания фактов.

С этими словами, он нажал кнопку звонка и велел ввести служанок.

* * *

– Садитесь, пожалуйста, – вежливо обратился к вошедшим женщинам Ник Картер. – Вам нечего бояться, так как вам не грозит ни малейшая опасность. Я задам вам несколько вопросов, на которые попрошу ответить. Отвечайте, хорошенько обдумав и не обе сразу – это все, что от вас требуется. Вас никто не считает арестованными и вы будете отпущены на свободу, конечно, если скажете правду – одну правду! Итак, – обратился он к младшей, – как вас зовут?

– Мари Дюбуа, – послышался робкий ответ.

– А вас? – перешел сыщик к другой женщине.

– Кора Фланиган, сэр.

– Итак, Мари, отвечайте сперва вы, – решил Ник. – Долго ли вы служили у Адели Корацони?

– Три месяца, сэр.

– А вы, Кора?

– Мы обе наняты были из одной конторы в одно и то же время, сэр.

– Прекрасно. Отношения между вами и хозяйкой были хорошие?

– Да, – кивнула головою Фланиган. – Мы очень ее любили. Она была к нам так добра.

– Почему же вы оставили место?

– Из-за ее брата! – возбужденно произнесла француженка. – Это – ехидна, это – змея!

– Ого. Однако, – шутливо покачал головою Ник. – Расскажите, что такое с этим братом? Что он вам сделал? Из-за чего это он?

– Ну, этого я и рассказать не умею, – развела Дюбуа руками. – Не прошло еще и часа после его появления в доме, как он начал ругаться, Бог знает, как – и все по-испански. Он, вероятно, думал, что мы не поймем, но он жестоко ошибся: моя мать была испанка.

– Не горячитесь, Мари, – напомнил Картер. – Вы, значит, думаете, что он виновен в том, что вам отказали?

– Думаю? Нет, сэр, я знаю это наверное. Я слышала, что он говорил о нас своей сестре.

– Что же именно он говорил? – осведомился сыщик.

– Да слов-то было немного. Он говорил хозяйке, что один человек решил убить и его и ее и что, поэтому нужно быть очень осторожными. Затем, он рекомендовал отказать нам и взять людей, в преданности которых можно было бы быть уверенным. "Кто их знает", шипел он, "может быть они обе подкуплены нашим врагом". Он упомянул и о том, что из Европы он привез двух служанок, которых оставил на корабле и которые явятся по первому требованию. Так и убедил хозяйку, – энергично закончила француженка. – И знаете что, сэр? – начала она, после минутной паузы. – Ведь, все это вздор и вранье! Очень это было похоже на то, что у него что-то на уме и мы ему, как бельмо на глазу. Ну, коротко говоря, нам отказали. Еще хорошо, что хозяйка дала каждой из нас месячное жалованье, чтобы таким образом хотя бы несколько вознаградить за потерю места.

– Тот вопрос, который я задам вам сейчас, для меня очень важен, – предупредил Ник. – Обдумайте хорошенько, прежде чем ответить. Скажите, в котором часу покинули вы дом?

– Видите ли, – замялась Дюбуа, – может быть, с нашей стороны это было нехорошо, но мы так боялись этого брата, что решили уйти сегодня утром, тотчас после восхода солнца. Однако, мы не выдержали и даже не справив работы, ушли вчера в десять часов вечера.

– Значит, вы не спали в вашей комнате?

– Нет. Мы только взбили кровати, чтобы сделать вид, что провели ночь дома. Видите ли, сэр: хозяйка сказала, что мы ей не нужны и мы знали, что нас уже не потребуют на весь вечер, поэтому и воспользовались этим: сделали вид, будто ушли только утром, тогда как нас уже полсуток не было в доме.

– Но почему же, – задал вопрос сыщик, – вы ушли только в десять часов вечера. Ведь, вы могли удалиться и раньше.

– Мы и хотели поступить так, но это оказалось невозможным, – вступила в разговор Нора.

– Почему?

– Да, вот почему, сэр. Мы уже были одеты, даже шляпы были на головах, как вдруг этот брат позвал меня.

– Что же ему нужно было от вас?

– Я сняла шляпу, – невозмутимо спокойно продолжала ирландка, – и спустилась вниз. Рафаэль сказал мне, что около половины десятого он ждет гостя и я должна впустить его, когда он позвонит.

– Ну и...

– Подождите, сэр, я еще не кончила...

– Дальше, дальше, – торопил Ник.

– Затем, Рафаэль сказал мне, что гость спросит его и я должна сказать, что он ушел, но через час вернется. "Попросите его в гостиную", добавил он. Я еще спросила, нужно ли докладывать хозяйке, но он резко заметил, что я должна делать только то, что мне приказано. Я поднялась наверх, но в нашу, комнату не вошла, опасаясь, что там не услышу звонка... Я видела как Рафаэль вошел в комнату хозяйки, побыл там несколько минут и вернулся в гостиную. Из нее он, однако, не вышел, иначе я бы его увидела.

– Ну, а затем?.. – напряженно спросил Картер.

– Немного спустя, раздался звонок и я пошла к подъезду. У двери стоял красивый молодой человек и спрашивал мистера Корацони. Я сказала, что он ушел, но скоро вернется, хотя сама не видела его выходящим из дому; я вошла в гостиную, чтобы зажечь электричество и посмотреть, нет ли в комнате господина.

– Рафаэль был там?

– Да, – кивнула головою Фланиган. – Но он не знал, что я его видела – он стоял за портьерой.

– Что же сделали вы?

– Я пригласила джентльмена в гостиную, но сделала ему знак, что Рафаэль за портьерой.

– Понял вас джентльмен?

– Да. Он молча кивнул головой.

– Ну, а затем, – допытывался сыщик, – слышали вы какой-нибудь шум или разговор?

– Слышала. Неизвестный спросил: "Зачем ты, дружище, прячешься от меня?"

– Ну, ну?..

– Да больше ничего. Я побежала наверх и мы вместе с Мари выбежали из дому.

– Но, ведь, вы должны были пройти мимо двери гостиной?

– Конечно, сэр.

– И вы ничего не слушали?

– Ничего.

– А вы тоже ничего? – повернулся Ник к Дюбуа.

– Нет! – энергично потрясла головой француженка. – Мы честные девушки, сэр, и нам было стыдно, что мы тайком, ночью бежим из дому. Нам было не до того, чтобы прислушиваться.

– Как вы думаете, Нора, хозяйка хотела бы поговорить с этим гостем?

– Нет. Ни в коем случае, – твердо дала ответ Фланиган.

– Почему вы так думаете?

– Потому что она сама сказала, что хочет остаться у себя в комнате. Я еще помогала ей одеться в капот с кружевными рукавами. Я надела ей туфли, принесла спички, сигареты и книгу и была очень довольна этим, зная, что теперь мы не понадобимся.

– На какой стул села миссис Корацони?

– Который стоял у окна, – последовал ответ.

Сыщик молча переглянулся с Мак-Глусски и коронером.

– Вы говорите, что надели барыне туфли, – продолжал Ник, – это были туфли на гагачьем пуху?

– Они самые.

– И с тех пор вы не видели вашей барыни?

– Нет, сэр.

– Вы попрощались с ней, уходя?

– Нет, – покачала головой ирландка. – Я не хотела выдавать того, что мы уходим уже вечером.

– Разве не вы должны были утром приготовить завтрак, Нора?

– Нет, сэр; мне было сказано, что это не нужно.

– Мне кажется, Ник, – полушутя, полусерьезно вставил инспектор полиции, – что тот неоткупоренный пузырек хлороформа, который я видел на окне в комнате Рафаэля, был приготовлен недаром. Он должен был сыграть некую роль по отношению к служанкам.

– Без сомнения, – согласился Ник. – Негодяй хотел одурманить девушек.

– Что же случилось, сэр? – с беспокойством, осведомилась Нора. – Хозяйка... Что с ней?

– Нечто очень серьезное, Нора. Может быть, вы предполагаете?

– Нет, – покачала Фланиган головой. – Уж не убита ли она? От этого братца я всего ожидаю.

– Почему же именно брат? – насторожился сыщик. – Почему не этот гость?

– О, нет! – убежденно произнесла ирландка. – Этот не обидит и мухи. Вот Рафаэль...

– Что же?

– Да он пробыл всего один день, а мы уже боялись его, как огня.

– Отчего?

– Очень уж он отвратителен, – созналась Нора. – Эти холодные, злые, жестокие глаза. Когда он открывал рот, то показывал свои зубы, как хищный зверь. Кроме того, он никогда не смеялся, а людей, которые не умеют смеяться, сэр, я избегаю. Это нехорошие люди, сэр!

– Вполне с вами согласен. Еще что вы заметили?

– Он шнырял по всему дому, словно вынюхивал что-то и совал всюду свой нос. Главным образом, он вертелся перед несгораемым шкафом и я несколько раз видела, что он стоял на коленях и возился с замком.

– Так, так, – кивнул Картер. – Для чего он это делал, по-вашему?

– Не мудрено догадаться, – бойко вставила Дюбуа. – Он хотел взломать шкаф. В нем были деньги и драгоценности хозяйки.

– Но, ведь шкаф был заперт?

– Постоянно, – последовал ответ.

– Он и теперь еще заперт, – проворчал Картер. – Негодяй был убит прежде, чем успел привести свое гнусное намерение в исполнение.

– Он убит? – с ужасом спросила Нора.

– Да.

– Кем?

– Гостем, которого вы впустили.

– И поделом, – твердо произнесла Дюбуа.

– Да, поделом, – серьезно подтвердила Фланиган. – Я убеждена, что не с добра спрятался он за портьеру. Поэтому я и дала знак гостю.

– Почему вы предполагаете, что он подкарауливал гостя, что это была не шутка?

– Не могу вам сказать, – просто ответила ирландка... И сама не знаю. Просто, мне так показалось. Я почувствовала что-то неладное – вот, и все.

– Полюбуйся, Джордж, – обратился Картер к своему другу, – насколько чутко сердце женщины. Она ничего не знала, не комбинировала, не наблюдала – она, просто-напросто, почувствовала, что негодяй замышлял недоброе против гостя. Удивительно создано женское сердце.

– Боже, как поэтично, – усмехнулся Картер.

– Я думаю, их можно отпустить? – перешел Мак-Глусски с поэзии на прозу.

– Конечно. Ведь, мы же знаем, где их найти. Благодарю вас, Нора. И вас также, Мари. Вы можете идти домой.

– А что с нашей госпожой, сэр?

– Это вы узнаете из утренних газет. Спокойной ночи.

По звонку Мак-Глусски в комнату вошел полисмен и увел девушек.

– Ну, мистер Мак-Глусски, – шутливо и торжественно обратился сыщик к своему другу. – Теперь настала очередь докончить свое повествование. Я знаю, например, что вы осведомлены насчет того, на каком корабле приехали сюда Антонио и Рафаэль, знаю, что вы собрали сведения и об их отношениях друг к другу. Наконец, я нисколько не удивлюсь, если вы приготовите нам какой-нибудь особенный сюрприз. "Неправда ли, Горацио?"

– Я уже давно ожидал от тебя такого вопроса, – весело произнес он. – Собственно говоря, мне не следовало собирать сведений на корабле, я знал, что это сделаешь ты.

– Но ты, все-таки, собрал их. Итак, что же ты узнал?

– Прежде всего то, что оба действительно приехали на одном пароходе.

– И они относились хорошо один к другому?

– О, да. Мне сказали, что все считали их за родных братьев.

– Этого и следовало ожидать, – кивнул головой Ник. – Ты помнишь, что войдя в гостиную, Антонио спросил: "Зачем ты прячешься от меня, дружище?"

– Кроме того, – продолжал Мак-Глусски, – Рафаэль всем представлял де ла Вуэльту как своего будущего шурина.

– Да?! – вскрикнул Картер.

– Да!

– Ты установил надзор за Антонио после визита к Адели?

– Конечно. Только, к сожалению, не особенно строгий.

– Значит, за Антонио следили?

– Следили, – кивнул Мак-Глусски.

– Что же ты говорил, будто решил не устанавливать надзора?

– А, просто хотелось посмотреть, поверишь ли ты этому, Ник.

– И тебе чуть-чуть не удалось провести меня, – засмеялся Картер. – Но я слишком хорошо знаю тебя и твою тщательность, чтобы поверить этому.

– Как ты думаешь, – таинственно подмигнул глазом инспектор, – не допросить ли нам еще одно лицо, которое сидит внизу, в одной из камер?

– А почему бы и нет, – совершенно спокойно отозвался сыщик. – Когда же ты арестовал его?

– Да, приблизительно, через час после того, как сегодня вышел из дома, в котором были совершены убийства.

– А это, действительно он, Антонио де ла Вуэльта?

– И ты еще спрашиваешь? – с укором спросил инспектор полиции.

– Пока, я не имею веских доказательств, я не верю, даже самому себе.

– Покорнейше благодарю за любезность, – засмеялся Джордж. – Иными словами, это значит: "Как же после этого я могу верить тебе?!" Но, успокойся, Фома неверующий, это самый настоящий Антонио де ла Вуэльта.

– Он действительно помешанный?

– К сожалению, да, – вздохнул инспектор. – Он беснуется так, как мне редко приходилось видеть.

– Но почему же тогда ты вначале не соглашался с моими выводами? Или ты и в данном случае хотел мне по-приятельски надеть дурацкий колпак?

– Нет, – откровенно сознался Мак-Глусски. – В моих действиях я руководствовался афоризмом Вовенарга: "противоречия сглаживаются противоречиями".

– На нем еще было окровавленное платье?

– Было, – лаконично ответил инспектор.

– При каких условиях его схватили?

– Как тебе теперь известно, – начал Мак-Глусски, – за Антонио наблюдали. Я, впрочем, приказал только докладывать мне, куда он пойдет и что будет делать. Поэтому мой агент спокойно дал ему войти в дом и выйти оттуда, тем более, что в промежуток между приходом и уходом ничего подозрительного не наблюдалось. Затем...

– А этот агент, – перебил Ник своего друга, – видел уходившую прислугу?

– Конечно, но они его нисколько не интересовали. Надо тебе сказать, что наблюдение за Антонио я поручил одному из лучших агентов.

– Когда Антонио вышел из дому?

– Около трех часов утра.

– Твой агент заметил, что испанец оставил подъезд открытым?

– Нет. Ему было поручено наблюдать исключительно за Антонио, не обращая больше внимания ни на что.

– Как вел себя де ла Вуэльта на улице?

– Вначале он шел спокойно... Затем начал размахивать руками, но вскоре успокоился. Потом внезапно побежал, как могут бежать только помешанные. Этого бега мой агент никогда не забудет: он и теперь еще не пришел в себя. Таким образом, они мчались до Йокера, откуда агент телефонировал мне о сумасшествии Антонио. Я приказал арестовать его и доставить сюда. Надо тебе сказать, что его костюм выглядел еще ужаснее, чем ванная комната.

– Могу себе представить. Ну-ка, Джордж, вели его привести сюда.

– Не лучше ли будет, если мы спустимся к нему? – заметил Мак-Глусски. – Я ведь вынужден был поместить его в изоляционную камеру.

* * *

Спустившись по лестнице и пройдя несколько коридоров, все трое остановились перед решеткой, заменявшей в изоляционной камере дверь.

Антонио сидел, забившись в угол и налитыми кровью глазами посматривал на стоявших перед ним людей. Платье несчастного было изодрано в клочки. Наконец, к нему, казалось, вернулось сознание: он подполз к решетке и надтреснувшим голосом заговорил:

– Дайте мне высказаться, пока сознание еще не покинуло меня. Я хорошо говорю по-английски? Вы меня понимаете? Я – испанец, Антонио де ла Вуэльта и до безумия любил Чеквиту Корацони, как мы звали ее еще с детства... Когда она вышла замуж за другого, я сошел с ума и с тех пор страдаю припадками помешательства. Меня поместили в больницу для умалишенных близ Парижа. Мое здоровье там поправилось настолько, что врачи решили выпустить меня... В это время меня навестил Рафаэль Корацони и воспоминания, нахлынув на меня, снова помутили мой разум. Я, однако, силою воли, взял себя в руки и сумел, таким образом, обмануть даже бдительность психиатров. Наконец, меня выпустили. Рафаэль предложил мне ехать с ним в Америку, причем сказал, что его сестра согласна выйти за меня замуж. Мы поехали на одном корабле и когда прибыли в Нью-Йорк, Рафаэль сказал, что должен подготовить сестру к моему визиту. Действительно, вскоре я получил от него письмо с приглашением. Я не знаю на какой именно день он пригласил меня – помню только час – половина десятого вечера. Кажется, это было вчера... Однако, я должен торопиться: безумие снова охватывает меня. Я пришел в назначенное время... Меня впустила девушка и сказала, что нужно подождать... Затем... затем... да... Рафаэль, спрятавшись за портьерой, поджидал меня, схватил за шею и начал душить... В руках у него был шприц с ядом... Во время борьбы, игла вонзилась ему в шею и он умер. Я побежал, чтобы отыскать Чеквиту и все объяснить ей... Труп Рафаэля я затащил в ванную комнату... Однако, Чеквита была мертва...

Больной провел рукою по лбу...

– Больше... Больше я ничего не помню... я... он... он!!!

Де ла Вуэльта, как разъяренный тигр, отскочил от решетки и закричал:

– Я разорву его! Разорву в клочки! Я... попадись он только! Разорву! Разорву!

По коридору пронесся дикий, нечеловеческий хохот: припадок возобновился.

Молча, поднялись наверх коронер, Мак-Глусски и сыщик.

Следователь первый нарушил тягостное молчание:

– Я ухожу, друзья, – тихо произнес он. – Мне необходимо приступить к вскрытию трупов. Да, много ужасного видел я за свою многолетнюю практику, но картины, которую мы наблюдали только что внизу, я никогда не забуду.

Он крепко пожал друзьям руки и вышел...

* * *

Нам остается досказать немногое.

Вскрытие трупа Адели показало, что яд, которым был наполнен шприц, был, действительно ядом змеи "la muerta de la alma"... Пятно на шее приняло размер доллара...

Несчастную испанку похоронили на кладбище Санкт-Тринити... Рядом с ней нашел вечный покой и ее преступный брат.

Антонио де ла Вуэльта вскоре впал в беспросветное помешательство: он перестал принимать пищу и питье и умер от истощения... Согласно его просьбе, высказанной в один из светлых промежутков, его похоронили рядом с Корацони.

* * *

Со времени описанного происшествия прошло немало лет. Над могилами действующих лиц кровавой трагедии выросла уже трава, но Картер и теперь еще не может без содрогания вспомнить о том, как, благодаря одному негодяю погибли три молодые жизни.