Текст книги "Первая кровь"

Автор книги: Дэвид Моррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 6

Полицейский участок располагался в старом школьном здании. Да еще красном, подумал Рэмбо, когда они въезжали на стоянку для машин. Он даже чуть не спросил у Тисла – что это, шутка, что ли, выкрасить школьное здание красным – он знал, что все это не шутка, – просто ему захотелось выйти из этой ситуации, не пролив крови, с помощью языка, что ли…

Тебе даже не нравится этот городишко. Он тебя не интересует. Если бы Тисл к тебе не прицепился, ты бы так и прошел дальше, убеждал он себя.

Какая теперь разница?

Цветные ступени, ведущие к передней двери участка, показались ему новыми, блестящая алюминиевая дверь тоже явно была новой, а внутри он увидел ярко освещенную белую комнату во всю ширину здания и в половину его длины. В комнате стояло много столов, но только за двумя из них сидели полицейский, печатавший на машинке, и еще один, разговаривавший по приемопередатчику. Увидев его, они побросали свои дела, ион уже знал, что сейчас будет.

– Какое печальное зрелище, – сказал сидевший за пишущей машинкой.

Так было всегда.

– Разумеется, – ответил Рэмбо. – А теперь вы должны спросить у меня: “Кто ты, мальчик или девочка?” Потом должны сказать, что если я такой бедный и мне не на что принять ванну и постричься, вы устроите для меня сбор пожертвований.

– Лично меня раздражает не его внешность, – заметил Тисл, – а его язык.

Шинглтон, есть какие-нибудь стоящие новости?

Полицейский у приемопередатчика был высокий и массивный с почти прямоугольным лицом, аккуратными бакенбардами.

– Машину украли, – сказал он.

– Кто занимается этим делом?

– Уорд.

– Хорошо. – Тисл повернулся к Рэмбо. – Ладно. Давай кончим с тобой.

Они пересекли комнату и направились по коридору в заднюю часть здания. Тисл открыл дверь в конце холла, и Рэмбо на мгновение приостановился. Он спросил себя: а ты совершенно уверен в том, что хочешь пройти через это? Еще не поздно перевести все в шутку.

Что перевести в шутку? Я не сделал ничего плохого.

– Ну, давай, входи сюда, – сказал Тисл. – Сам ведь на это напрашивался.

Было ошибкой, что он не вошел туда сразу же. Секундная заминка у двери давала повод думать, что он боится, а он не хотел, чтобы так думали. Если же он войдет после того, как Тисл приказал ему, это будет выглядеть так, будто он подчиняется, а Рэмбо этого не хотел. Поэтому вошел прежде, чем Тисл успел приказать ему еще раз.

Ему казалось, что потолок кабинета давит ему на голову, захотелось пригнуться, но он себе это не позволил. На полу был ковер, зеленый и потертый, похожий на подстриженную слишком коротко траву.

Садись на скамейку, парень, – сказал Тисл. – Как твое имя?

– Называйте меня просто парнем, – ответил Рэмбо.

Скамья стояла у правой стены. Он прислонил к ней свой спальный мешок и сел – очень прямо и напряженно.

– Это уже не смешно, парень. Так как же тебя зовут?

– Парень.

– Ладно, я тебя так и буду называть, – кивнул Тисл. – Ты довел меня до такого состояния, когда я готов называть тебя любым именем, каким мне вздумается.

Глава 7

Ну что ж, придется все делать по правилам. Этот парень не хочет назвать свое имя – а единственной причиной, по которой люди не хотят называть свое имя, обычно оказывается то, что они где-то что-то под этим именем натворили. И теперь боятся, что их могут найти, справившись в картотеке розыска. Возможно, перед ним не просто парень, который никак не хочет уяснить себе истину.

Прекрасно, все равно рано или поздно он ее уяснит. Тисл сел на краешек стола, напротив парня, и спокойно прикурил сигарету.

– Хочешь закурить? – предложил он парню.

– Я не курю.

Тисл кивнул и неторопливо затянулся сигаретой.

– А не попробовать ли нам еще раз? Как тебя зовут?

– Вас это не касается.

Боже мой, подумал Тисл, невольно он оттолкнулся от стола и сделал несколько шагов в сторону парня. Не спеши, сказал он себе. Спокойно.

– Ты этого не говорил. Я не могу поверить своим ушам.

– Придется. Мое имя – это мое дело. Какие у вас причины знать его?

– Я начальник полиции.

– Это недостаточно веская причина.

– Это самая веская причина в мире, – сказал Тисл и подождал, пока от лица отхлынет жар. – Покажи мне свой бумажник.

– Не ношу…

– Покажи свои документы.

– Тоже не ношу.

– Ни удостоверения личности, ни карточки социального страхования, ни призывной карточки, ни свидетельства о рождении, ни…

– Совершенно верно, – прервал его парень.

– Ты мне не пудри мозги. Предъяви документы.

Парень даже не удостоил его взглядом. Он смотрел на висевшую на стене медаль.

– Медаль за Корею. Вы им там дали жару, а?

– Хватит, – сказал Тисл. – Встать.

Медаль он заслужил в жестоких боях. Тогда ему было двадцать лет, и он не позволит мальчишке, который выглядит не старше двадцати, смеяться над ним.

– Встать. Мне надоело все повторять тебе дважды. Встань и выверни карманы.

Парень пожал плечами и очень медленно встал. Вывернул карманы джинсов, в которых ничего не оказалось.

– Ты не вывернул карманы куртки, – заметил Тисл.

– Боже мой, вы правы, – В карманах куртки оказались два доллара двадцать три цента и пакетик GO Спичками.

– Зачем тебе спички? – спросил Тисл. – Ведь ты сказал, что не куришь.

– Мне нужно разводить костер, чтобы приготовить пищу.

– Но у тебя нет ни работы, ни денег. Где ты берешь пищу?

– Какого ответа вы от меня ждете? Что я ее краду?

Тисл посмотрел на спальный мешок парня, прислоненный к скамье, недоумевая, где могут быть документы. Он развязал мешок и развернул его на полу. Внутри оказались чистая рубашка и зубная щетка. Когда он начал прощупывать рубашку, парень сказал:

– Эй, я эту рубашку долго гладил. Постарайтесь не помять.

И тут Тисл вдруг почувствовал, что чертовски устал от этого парня.

Он нажал на кнопку интеркома на столе.

– Шинглтон, ты видел этого парня, когда он проходил. Передай по радио его описание полиции штата. Скажи, я хочу, чтобы его идентифицировали как можно быстрее. Потом взгляни, не соответствует ли он какому-нибудь описанию в наших досье. У него нет ни работы, ни денег, но выглядит он упитанным. Я хочу знать, как ему это удается.

– Значит, вы решили пойти на обострение, – сказал парень.

– Ошибаешься. Это не я решил.

Глава 8

В кабинете мирового судьи стоял кондиционер. Время от времени он жужжал и погромыхивал, и так сильно охлаждал воздух, что Рэмбо начал дрожать. На человеке за столом был просторный голубой свитер. Его звали Добзин, о чем свидетельствовала табличка на двери. Он жевал табак, но, увидев Рэмбо, перестал.

– Ну, будь я… – сказал он, скрипнув вращающимся креслом. – Когда ты мне звонил, Уилл, ты должен был сказать, что в город приехал цирк.

Ну началось. Везде одно и то же. Всегда. Дело принимало поганый оборот, и он понимал, что ему следует уступить, иначе эти люди могут причинить ему массу неприятностей. Однако ж ему снова швыряют в лицо дерьмо, снова не дают житья, и будь он проклят, если снова смирится с этим.

– Послушай, сынок, – сказал Добзин. – Я должен задать тебе один вопрос, я просто не могу его не задать. – У него было очень круглое лицо. Когда Добзин говорил, он языком запихивал табак за одну щеку, отчего она вспухала. – Я вижу ребят по телеку, они демонстрируют, бунтуют и вообще…

– Я не хожу на демонстрации.

– Интересно, у тебя не чешется от волос шея?

Всегда они спрашивают одно и то же.

– Раньше чесалось.

Добзин почесал бровь, обдумывая свой ответ.

– Да, наверное, ко всему можно привыкнуть, если, конечно, очень захочешь. А борода? Чешется под ней в такую жару?

– Бывает.

– Тогда зачем ты ее отрастил?

– Мне нельзя бриться из-за раздражения на лице.

Стоявший у двери Тисл, хихикнул.

– Погоди секунду, Уилл, быть может, он говорит нам правду.

Рэмбо не устоял перед искушением.

– Нет.

– Тогда зачем ты все это сказал?

– Надоели вечные расспросы насчет бороды.

– А почему ты отрастил бороду?

– У меня раздражение на лице и мне нельзя бриться.

Добзин словно получил пощечину.

– Ну, пожалуй, я сам на это напросился, – сказал он через некоторое время, медленно растягивая слова. – Верно, Уилл? – Он коротко хихикнул. – Взял и сел в лужу. Это уж точно. Да, да. – Он пожевал табак. – Так какое у тебя обвинение, Уилл?

– Их два. Бродяжничество и сопротивление аресту. Но это для начала, просто чтобы его задержать, пока я выясню, не разыскивают ли за что-нибудь этого парня. Лично я думаю, что его разыскивают за кражу.

– Займемся сначала бродяжничеством.

Это так, сынок?

Рэмбо ответил, что нет.

– У тебя есть работа? Ты располагаешь суммой больше десяти долларов?

Рэмбо сказал, что нет.

– Тогда ничего не поделаешь, сынок. Ты бродяга. За это полагается пять суток тюрьмы или пятьдесят долларов штрафа. Что выберешь?

– Я только что сказал, что у меня нет десяти, где же черт возьми, я возьму пятьдесят?

– Ты находишься в зале суда, – сказал Добзин, резко наклонившись вперед. – Не потерплю бранных выражений в моем суде. Еще одно нарушение, и я накажу тебя за неуважение к суду. – Он умолк и принялся с задумчивым видом жевать табак. – Мне так будет трудно сохранить беспристрастность, когда придется выносить приговор по второму обвинению. Я имею в виду сопротивление аресту.

– Невиновен.

– Я тебя еще не спрашивал. Подожди, когда спрошу. Что там с сопротивлением аресту, Уилл?

– Я его подобрал, когда он пытался сесть в попутную машину, и сделал одолжение, вывезя за город. Я подумал, для всех будет лучше, если он у нас не задержится. – Тисл помолчал. – Но он вернулся.

– У меня на то есть право.

– Я опять увез его из города, а он снова вернулся, а когда велел ему сесть в мою машину, он отказался. И подчинился только под угрозой применения силы.

– Думаете, я сел в машину, потому что испугался вас?

– Он не хочет назвать свое имя.

– А зачем оно вам?

– Говорит, что у него нет документов.

– За каким чертом они мне нужны?

– Хватит, хватит, я не могу сидеть тут вечно и слушать, как вы препираетесь, – прервал их Добзин. – Моя жена больна, и я должен был в пять уже быть дома и готовить детям обед. Тридцать суток тюрьмы или штраф двести долларов. Что выбираешь, сынок?

– Две сотни? Господи, я же только что сказал, что у меня и десяти нет.

– Тогда тридцать пять суток тюрьмы, – объявил Добзин, поднимаясь и расстегивая свитер. – Я хотел отменить пять суток за бродяжничество, но ты ведешь себя хуже некуда. Мне пора. Я опаздываю.

Кондиционер зажужжал и загрохотал пуще прежнего, и Рэмбо теперь не знал, отчего он дрожит – от голода или от ярости.

– Эй, Добзин, – вы еще не спросили, виновен ли я в сопротивлении аресту, – сказал он.

Глава 9

Рэмбо направился было обратно в кабинет Тисла.

– Ну, нет, теперь сюда, – сказал Тисл и указал на последнюю дверь справа, с решеткой в маленьком окне вверху. Он хотел отпереть ее ключом, но тут заметил, что дверь приоткрыта на четверть дюйма. Недовольно покачав головой, Тисл распахнул дверь, Рэмбо увидел лестницу с железными перилами и цементными ступенями. На потолке горели люминесцентные лампы. Рэмбо вошел, Тисл тут же последовал за ним и запер дверь. Они стали спускаться, сопровождаемые двойным эхом.

Рэмбо издали услышал шум льющейся воды. Цементный пол был мокрый и отражал флюоресцентные огни, у дальней стены тощий полицейский поливал из шланга пол камеры. Увидев Тисла и Рэмбо, он перекрыл воду.

– Голт. – Голос Тисла отозвался гулким эхом. – Почему верхняя дверь опять отперта?

– Разве я?.. Но ведь у нас нет сейчас заключенных. Последний недавно проснулся, и я его выпустил.

– Не имеет значения, есть у нас заключенные или нет.

Стоит тебе привыкнуть оставлять дверь незапертой, когда у нас никого нет, и ты можешь забыть запереть ее, когда у нас кто-то будет. Так что изволь запирать дверь всегда.

Рэмбо было здесь также холодно, как и в кабинете Добзина, он дрожал. Ему казалось, что лампы на потолке чуть ли не касаются его головы, но все равно было слишком темно. Железо и цемент. О Господи, напрасно он позволил Тислу привести его сюда. Когда они шли от судьи, надо было вломить Тислу и убежать. Уж лучше спастись бегством, чем провести здесь тридцать пять дней.

Но, сказал он себе, какого же черта ты ожидал? Сам напросился, разве нет? Не захотел уступить.

Вот именно – не захотел. И сейчас не хочу. Если меня запрут, это еще не значит, что мне конец. Буду сопротивляться. Чтобы когда придет время отпустить меня на свободу, Тисл вздохнул бы с облегчением.

Конечно, ты будешь сопротивляться. Смех да и только. Посмотри на себя. Ты уже дрожишь. Ты же знаешь, что тебе никак нельзя сидеть в камере. Двое суток в тесной камере – и ты свихнешься.

– Вы должны понять, что мне здесь нельзя оставаться. – Это сорвалось с языка против его воли. – Сырость. Я не выдержу пребывания в сыром месте.

Когда Рэмбо попал в плен, его долго держали в камере, где земляной пол был вечно сырой.

Вот и расскажи ему об этом, черт возьми.

Но он еще решит, будто я его умоляю.

Ну вот, подумал Тисл, сейчас, когда уже поздно, парень пришел в чувство и пытается выкрутиться. Тисла ужасно раздражала такая непутевость – ведь парень фактически сам запрятал себя сюда.

– Скажи спасибо, что здесь влажно. Что мы все моем из шлангов. По уик-эндам здесь сидят пьяные, и когда мы в понедельник их вышвыриваем, со всех сторон свисает блевотина.

Тисл окинул взглядом камеры, блестевшие лужицами воды.

– Хоть ты, Голт, и оставляешь ту дверь наверху открытой, моешь ты прекрасно, – заметил он. – Немедленно принеси парню все, что полагается. – Эй, ты, – повернулся он к Рэмбо, – думаю, средняя камера тебе подойдет. Иди туда, снимай сапоги, брюки, куртку. Оставь на себе носки, трусы, свитер. Сними все украшения, цепочки, если есть, часы… Голт, на что ты там уставился?

– Ни на что.

я ж вроде бы послал тебя за постелью и всем остальным.

– Я просто смотрел. Сейчас принесу.

Он поспешил наверх.

– Может, напомните, чтобы он запер дверь? – поинтересовался Рэмбо.

– Нет надобности.

Тисл прислушивался к звяканью отпираемой двери. Потом стало слышно, как Полт ее запер.

– Начинай с сапог.

Интересно, чего он ждет? Парень снял куртку.

– Ну вот, опять за старое. Я же велел начать с сапог.

– Пол мокрый.

– А я тебе сказал войти туда.

– Я войду туда не раньше, чем это будет необходимо. – Рэмбо сложил куртку, покосился на лужицы воды на полу и положил куртку на ступеньках. Сапоги он поставил рядом, снял джинсы, сложил их и аккуратно пристроил поверх куртки.

– Что это у тебя за шрам над левым коленом? – спросил Тисл. – Что с тобой случилось?

Рэмбо молчал.

– Похоже на пулевое ранение, – не унимался Тисл. – Где ты его получил?

– У меня носки промокли на этом полу.

– Тогда сними их.

Тислу пришлось отойти в сторону, чтобы в него не попали летящие носки.

– Теперь снимай свитер.

– Зачем? Только не говорите, что все еще ищете мои документы.

– Я произвожу тщательный обыск, чтоб убедиться в том, что ты ничего не спрятал подмышками.

– Что? Наркотики что ли?

– Кто знает? Все может быть.

– Ну, только не я. Я давно с этим завязал. Черт возьми, это же противозаконно.

– Очень смешно. Снимай свитер.

В порядке исключения парень сделал то, что ему было сказано. Как можно медленнее, разумеется. У него на груди было три прямых шрама.

– А это откуда? – удивился Тисл. – Ножевые ранения. Чем ты вообще занимался?

Парень щурился на лампы у потолка и молчал. Посреди груди у него был большой треугольник черных волос. Два из трех шрамов пересекали его наискосок.

– Подними руки и повернись, – велел Тисл.

– Это не обязательно.

– Если бы существовал более быстрый способ тебя обыскать, я бы его нашел. Повернись.

На спине у парня был небольшой, но глубокий шрам.

– Чем тебя протыкали?

Штыком, подумал Рэмбо, штыком.

– Ладно, теперь опусти трусы.

Парень повернулся и измерил Тисла долгим взглядом.

– Спокойно. Я должен проверить, нет ли у тебя скрытого оружия. Мало ли что…

Рэмбо медленно приспустил трусы. Голт отпер верхнюю дверь и вошел.

– Окей, ты чистый, – сказал Тисл.

Тисл слушал, как Голт запирает дверь, потом по цементу зашаркали его шаги. Он нес выцветший хлопчатобумажный комбинезон, тонкий матрас, прорезиненную простыню и серое одеяло.

Голт прошел в камеру. Парень последовал было за ним, шлепая по лужам босыми ногами.

– Не спеши, – остановил его Тисл – Ну, решайте наконец. Сначала вы хотели, чтобы я вошел в камеру. Теперь вы этого не хотите. Как мне быть?

– Прежде всего ты должен пройти вон туда, в душ. Помойся очень тщательно. И хорошенько промой волосы. Я не хочу прикасаться к грязным.

– То есть как это – прикасаться?

– Я должен их обстричь.

– Этого еще не хватало. У вас ничего не выйдет. Я попросту не подпущу вас к себе ни с какими ножницами, ясно?

– Это обязательная процедура. Через нее проходят все от автомобильных воров до пьяных, их обыскивают, как тебя, ставят под душ и обрезают волосы, если они у них длинные. Мы даем тебе чистый матрас, и хотим получить его обратно тоже чистым, а не полным клещей и блох – ведь ты спал где попало, в лесу, в сараях и еще черт знает где.

– Волосы обрезать не дам.

– Если ты меня снова разозлишь, я устрою тебе еще тридцать пять суток отсидки. Ты сам очень хотел сюда сесть и теперь получишь все, что получают Другие. Может, успокоишься и перестанешь усложнять жизнь нам обоим? Голт, принеси ножницы, крем для бритья и бритву.

– Я соглашусь только на душ, – сказал парень.

– Вот и хорошо. Не все сразу.

Парень медленно пошел к душу, а Тисл взглянул на часы. Около шести – вероятно, скоро полиция штата сообщит ему что-нибудь об этом парне.

Глава 10

Ему не хотелось туда возвращаться и он сколько мог оттягивал эту минуту. Он знал, что ни за что не вынесет, если Тисл начнет обрезать ему волосы. Выглянув из душа, он увидел Голта – тот держал в руках ножницы, крем для бритья и опасную бритву. Внутри у него все сжалось в тугой комок. Он в ужасе следил за Тислом, который показал на стол и стул рядом с лестницей, сказал что-то Голту – что именно, он не расслышал из-за шума воды. Голт поставил стул перед столом, вытащил из стола несколько газет и разложил их под стулом. На все это у него ушло совсем немного времени. Тисл подошел к Рэмбо, громко стуча ногами.

– Закрой кран, – велел он.

Рэмбо притворился, что не слышит.

Тисл подошел еще ближе.

– Закрой кран, – повторил он.

Рэмбо продолжал мыть руки и грудь. Ему дали огромный желтый кусок мыла, сильно пахнущий дезинфектантом. Потом он начал намыливать ноги – он намыливал их уже в третий раз. Тисл кивнул и отошел налево, где, наверное, был общий вентиль, потому что через секунду вода кончилась. Рэмбо замер, с него капала вода – и тут опять появился Тисл и протянул ему полотенце.

– Оттягивать нет смысла, – заметил Тисл. – Только простудишься и все.

У Рэмбо не было выбора. Он медленно вышел из-под душа, зная, что если не выйдет, Тисл вытащит его оттуда, а он не хотел, чтобы к нему кто-то прикасался. Он несколько раз вытер себя полотенцем.

– Еще немного, и полотенце все пойдет дырками, – усмехнулся Тисл.

Рэмбо продолжал вытирать себя полотенцем. Тисл попытался подтолкнуть его к стулу, но Рэмбо уклонился. Он пятился к стулу, держась лицом к Тислу и Голту. С этой минуты события развивались в стремительной последовательности.

Вначале Тисл коснулся ножницами его головы сбоку и выстриг клок волос. Рэмбо постарался сдержаться, но все же дернулся.

– Сиди смирно, – сказал Тисл. – А то пораню нечаянно.

Затем Тисл отстриг большой клок волос, и открывавшемуся левому уху стало холодно в сыром воздухе подвала.

– У тебя тут больше, чем я думал, – сказал Тисл, стряхивая волосы на газету. – Скоро твоей голове станет легче. – Газета впитывала воду и становилась серой.

Потом Тисл отстриг еще, и Рэмбо снова дернулся. Тисл отступил за его спину, и Рэмбо напрягся: ему не было видно, что делается сзади. Он повернул голову, а Тисл надавил на нее сбоку, возвращая на прежнее место. Рэмбо высвободил голову резким движением.

Тисл снова щелкнул ножницами, и Рэмбо снова дернулся, его волосы запутались в шарнире ножниц, причинив ему боль. Все, хватит. Он вскочил со стула и резко повернулся к Тислу.

– Хватит.

– Садись.

– Я больше не позволю вам себя стричь. Если это так необходимо, позовите парикмахера.

– Сейчас уже вечер и парикмахерские не работают. А униформу я тебе не дам, пока не обрежешь волосы.

– Тогда я обойдусь без нее.

– Ты сейчас сядешь на этот стул. Голт, приведи Шинглтона. Я долго шел у него на поводу. Мы быстро приведем его в божеский вид, хотя у нас и нет ножниц для стрижки овец.

Казалось, Голт был бы рад уйти. Рэмбо слушал, как он отпирает дверь наверху. Теперь все происходило куда быстрее. Рэмбо никому не хотел причинять вреда, чувствовал, как его гнев растет и выходит из-под контроля. В следующую минуту он увидел как вниз по лестнице бежит мужчина, а на полпролета сзади него Голт. Это был тот, кто сидел у передатчика в большой комнате, Шинглтон. Сейчас он казался огромным и чуть не касался головой ламп на потолке. Он смотрел на Рэмбо, и тот почувствовал себя еще более голым.

– Неприятности? – спросил Шинглтон у Тисла. – Я понял, что у вас неприятности.

– Нет, но неприятности у него, – ответил Тисл. – Ты и Голт посадите его на стул.

Шинглтон подошел к Рэмбо.

Голт, поколебавшись, последовал за ним.

– Я человек покладистый, – сказал Голт Рэмбо. – Даю тебе выбор. Сам пойдешь или тебя отнести?

– Думаю, вам лучше меня не трогать. – Рэмбо был полон решимости сохранить над собой контроль. Пять минут – и все останется позади.

Он направился к стулу. Позади него Шинглтон сказал:

– Какой-то у тебя шрам на спине странный. Где ты его получил?

– На войне. – Напрасно он ответил на этот вопрос.

– О, конечно. Я не сомневаюсь. В какой армии?

В это мгновение Рэмбо готов был его убить.

Но Тисл опять занялся его волосами и тем самым отвлек от себя внимание. Длинные лохмы волос валялись на серой мокрой газете, прилипали к голым ногам Рэмбо.

Обрезая бороду, Тисл поднес ножницы слишком близко к правому глазу, и Рэмбо инстинктивно отклонил голову влево.

– Сиди тихо, – велел Тисл. – Шинглтон и Голт, подержите его.

Шинглтон коснулся его головы, и Рэмбо ее резко оттолкнул. Тисл хватил ножницами по бороде и уколол ему щеку.

– Иисусе! – Он шевельнул плечами. Эти люди были слишком близко. Они теснили его со всех сторон и ему хотелось кричать.

– Это может продолжаться всю ночь, – сказал Тисл. – Голт, подай со стола бритву и крем.

Рэмбо снова шевельнул плечами.

– Брить я не дамся. С бритвой не подпущу никого.

Голт уже протягивал Тислу бритву. Рэмбо видел, как блестит длинное острое лезвие, – так блестит оружие, и это был конец. Он потерял контроль, схватил бритву и встал, оттолкнув их. Он не хотел на них нападать. Только не в полицейском участке, черт возьми. Он хотел всего лишь отнять у них бритву. Побелевший от страха Голт, смотрел на бритву и уже схватился за кобуру, пытаясь достать револьвер.

– Нет, Голт! – крикнул Тисл. – Не стрелять!

Но Голт уже вытащил револьвер. Похоже, он совсем недавно на этой работе, сам не верит в то, что в его дрожащей руке револьвер, на спусковой крючок которого он вот-вот нажмет. Увидев это, Рэмбо полоснул Голта по животу бритвой. Голт непонимающе уставился на глубокий разрез, кровь быстро пропитала рубашку и уже стекала по брюкам, внутренности выпирали, словно автомобильная камера в разрез покрышки. Он попытался запихнуть внутренности обратно, но они не поддавались. Голт с легким стоном завалился на стул, свалив его своей тяжестью.

Рэмбо уже бежал вверх по лестнице. Он взглянул на Тисла и Шинглтона – один стоял возле входа в камеру, другой у стены – и понял, что они слишком далеко друг от друга и он не успеет зарезать обоих: кто-то наверняка опередит его выстрелом. Когда он был на площадке посредине лестницы, сзади раздался выстрел. Пуля шмякнулась в цемент.

Верхняя половина лестницы располагалась под углом к нижней, и он теперь оказался вне поля зрения полицейских, выше их голов. Впереди был главный холл. Он слышал позади крики, потом топот бегущих ног на нижней половине лестницы. Дверь. Он забыл про дверь, Тисл напомнил Голту, что ее всегда нужно запирать. Он бежал молясь в мыслях, чтобы Голт забыл запереть эту дверь, когда спешил назад с Шинглтоном.

– Стой! – услышал он позади, потом щелкнул курок. Он резко повернул ручку и – дверь открылась! Пригнув голову, он заворачивал за угол, когда в стену напротив впились две пули. Он толкнул на ходу малярные козлы, и на пол повалились доски, кисти, банки с краской.

– Что происходит? – услышал он за спиной и обернулся. Совсем близко стоял полицейский, смотрел в удивлении на голого Рэмбо и уже тянулся к кобуре. Четыре стремительных шага, и Рэмбо ударил полицейского ребром ладони в переносицу, и когда тот начал падать, подхватил его револьвер. Кто-то уже пробирался через разбросанный на полу хлам, и Рэмбо дважды выстрелил. Услышав вскрик Тисла, он подумал, что его преследователи теперь наверняка замешкаются и он успеет добраться до передней двери.

И он успел, по пути еще раз выстрелив в преследователей, – и очутился совсем голый под яркими косыми лучами вечернего солнца. Закричала старуха на тротуаре, мужчина в машине притормозил и разинул рот. Рэмбо бросился вниз по ступенькам. Проскочил мимо кричащей старухи, подбежал к мужчине в рабочей одежде, проезжавшему мимо на мотоцикле. Мужчина сделал ошибку, замедлив ход, чтобы посмотреть в чем дело. Когда он собрался дать газу, Рэмбо схватил его и сбросил с мотоцикла. Мужчина с грохотом стукнулся о мостовую головой в желтом шлеме. Рэмбо вскочил в седло, обжигаясь о его нагретую на солнце кожу, и мотоцикл с ревом понесся по улице. Рэмбо еще успел выпустить в Тисла, который как раз выскочил на крыльцо, последние три пули.

Он вел мотоцикл зигзагом, чтобы Тисл не смог в него прицелиться. На углу стояли люди, и Рэмбо надеялся, что Тисл не станет стрелять из боязни попасть в них. Он слышал позади себя крики, кто-то кричал впереди. На мостовую выбежал какой-то мужчина и попытался его задержать, но Рэмбо пнул его ногой и завернул налево. Дорога впереди была пустая, и он выжимал из мотоцикла все, что можно.