Текст книги "Дочь горного короля"

Автор книги: Дэвид Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

4

В горах даже последние дни лета пробирают холодом, напоминая о скором приходе суровой зимы. Огонь горел в обоих концах длинного чертога, бархатные шторы колыхались от проникающего в щели студеного ветра.

– Ты отличный повар, – сказал Асмидир карлику, отодвинув пустую тарелку.

Двое слуг зажигали висячие лампы на стенах, и зал наполнялся мягким светом.

– Могу я теперь уйти? – спросил Баллистар. Стул для него поставили на деревянные чурбачки.

– Разумеется, только зачем? На дворе смеркается, твой пони ночует в уютном стойле, для тебя приготовлена теплая комната с мягкой постелью. Утром кто-нибудь из слуг приготовит тебе завтрак и оседлает лошадку. Что скажешь?

– Все это замечательно, – пробормотал карлик, – но я уж лучше пойду.

– Я внушаю тебе страх?

– Есть немного, – признался Баллистар.

– Ты думаешь, что я колдун. Знаю-знаю, Сигурни мне говорила. Но я самый обыкновенный человек, хотя и владею парой секретов. В Кушире всех детей из богатых семей обучают творить огонь из воздуха, а некоторые даже создают из огня пляшущие фигуры. Только я не из них. Я принадлежу к благородному сословию и был воином. Теперь я горец, хотя кожа у меня потемней, чем у вас, и готов стать твоим другом. Друзьям я зла не делаю и всегда говорю только правду. Веришь ты мне?

– Какая разница, верю я вам или нет? Все равно вы сделаете по-своему.

– Для меня разница есть. В Кушире благородному мужу лгать неприлично. Это одна из причин, по которым низинники, как вы их называете, разбили войско нашего короля. Они-то лгут постоянно. Подписали договор, который и не думали выполнять, заключили мир, а потом вторглись к нам. Их шпионы сеяли трепет среди наших воинов. Страшен враг, не знающий чести.

– Однако вы сражались на их стороне.

– Да, и не устаю сожалеть об этом. Давай-ка сядем у огня и продолжим беседу. – Чернокожий великан опустился в обитое кожей кресло у очага. Слуга отодвинул от стола стул Баллистара. Когда карлик соскочил на пол и вскарабкался на другое кресло, хозяин сказал: – Ты переносишь свое увечье с большим мужеством, Баллистар, и это достойно уважения. О чем будем говорить?

– О том, например, зачем вы служили нижнесторонним.

– Без околичностей, значит? – улыбнулся Асмидир. – Хорошо. Дело в том, что куширский король обвинил нашу семью в измене. В то время, когда к нам вторгся враг, нас жестоко преследовали. Мою сестру и мою жену казнили, отца ослепили и бросили в темницу. Враг моего врага – мой друг, так у нас говорят. Я примкнул к нижнесторонним.

– И теперь раскаялись в этом?

– Да. Месть не приносит истинного удовлетворения, Баллистар. Мститель выпускает на свободу чудовище, пожирающее даже то, что ему дорого. Наши города опустошали, людей убивали и уводили в рабство. Богатую, просвещенную страну отбросили на двести лет в прошлое. Даже победа не остановила повального избиения. Нижнесторонние – варвары, ничего не смыслящие в делах государства. Кушир разбогател на торговле, но война обрубила все торговые связи. Прославленную библиотеку в столичном Кошантине сожгли. – Асмидир вздохнул и поворошил в огне кочергой.

– Вы возненавидели их?

– О да. Ненависть моя высока, как Хай-Друин, но двоих – барона Ранульфа и графа Джасти – я ненавижу более остальных. Их король всего лишь беспощадный дикарь. Настоящая власть сосредоточена в руках барона и графа.

– Вряд ли разумно говорить все это мне, – заметил Баллистар.

– Позволь мне судить самому, мой друг, – проговорил Асмидир с улыбкой. – Вот ты, скажем, веришь Сигурни?

– В чем?

– Веришь ты ее суждению, ее мужеству, ее благородству?

– Сигурни умна и дураков рядом не терпит. При чем здесь она?

– Она, Баллистар, тебе верит – а значит, верю и я. Без риска прожить нельзя, да и время торопит. По словам Сигурни, ты отменный рассказчик и немного историк. Расскажи мне о ваших кланах. Откуда они взялись, почему поселились здесь? Кто ваши герои, как зовут вашу знать?

– Очень уж прытко вы скачете. Сначала разговор шел о мести, потом о доверии, а теперь вам историю подавай. Скажите сперва, для чего вам все это?

– Ты ясно мыслишь, и мне это нравится. Для начала я сам расскажу тебе кое-что. – Асмидир хлопнул в ладоши, и слуга принес два золотых кубка с красным вином. Асмидир пригубил из своего, поставил, откинулся на высокую спинку кресла. – Когда Кушир превратился в руины, я вернулся к себе во дворец. У дверей меня встретил старец в сшитом из перьев плаще, весь в морщинах, с редкими, как дымка, волосами и бородой. Слуги сказали, что он пришел час назад и уходить нипочем не хочет. Они пытались прогнать его силой, но, не сумев и близко к нему подойти, признали в нем чародея и отступились. Я спросил его, что ему нужно. Он встал. Двери дома распахнулись перед ним сами собой, и он прошел прямо в мой кабинет. Там он спросил меня, что я чувствую после того, как приложил руку к гибели своей родины. Я, придавленный стыдом, промолчал. Он велел мне сесть и стал говорить о стародавних делах так, точно видел все это своими глазами. Рассказывал, как зло разрастается и пожирает, подобно чуме, все вокруг. Силам зла всегда должно противостоять что-то, сказал он, но в наше время такого противостояния нет. Иноземцы со своими союзниками сметают все на своем пути. Те, что еще сопротивляются им, обречены, ибо у них нет достойных вождей, но у одного завоеванного народа такой вождь будет. Он сказал – и я поверил ему беззаветно, – что я найду его здесь, на севере. Потомок горной династии, сказал он, возродится из пепла и проложит дорогу к свету.

Я приехал сюда с великими надеждами, Баллистар – но не нашел ни вождя, ни войска. Весной сюда нагрянут нижнесторонние с огнем и мечом и перебьют сотни, если не тысячи, мирных крестьян. – Асмидир подбросил в огонь полено. – Я не верю, что старец солгал мне, и не хочу думать, что он ошибся. Где-то в этих краях есть человек, рожденный стать королем, и я должен найти его еще до середины зимы.

Баллистар выпил вина. Густое и крепкое, оно дурманило голову.

– И ты думаешь, что мои рассказы будут тебе полезны?

– Они могут дать мне ключ.

– Не вижу, каким образом. Предание гласит, что наши предки прошли сквозь магические Врата, но я подозреваю, что наша история не сильно отличается от истории других кочевых народов. Мы, вероятно, нагрянули сюда из-за моря. Те, кому полюбились горы, отправили корабли назад, за своими семьями. Кланы много веков воевали между собой, но потом сюда пришли другие захватчики, аэниры, предки нынешних нижнесторонних. В борьбе с ними кланы временно объединились.

– Ну, а короли у вас как появились?

– Первым настоящим королем был Сорейн, или Железнорукий. Могучий воин родом из Вингораса. Во главе с ним объединенные кланы разбили Тройной Союз. Даже нижнесторонние его уважали, потому что он освободил их землю. Однажды он исчез, но вернется, когда в нем будет нужда – так говорит легенда.

– Сомневаюсь, – покачал головой Асмидир. – У каждого народа есть такой герой, но ни один еще не вернулся. А наследники у него были?

– Только младенец, который тоже пропал – его, вернее всего, убили и зарыли в лесу.

– Расскажи о других королях.

– Был еще Гандарин Багровый, тоже великий воин. Он умер во цвете лет, и его сыновья передрались между собой из-за короны. Потом пришли нижнесторонние, и клановое войско в красных военных плащах полегло на Золотом поле. Тому уже много лет. Молодой король бежал за море, где был убит, других известных потомков Гандарина тоже предали мечу, носить красное запретили – даже шарф такого цвета нельзя намотать на шею.

– И никого из рода Гандарина не осталось в живых?

– Только Сигурни, насколько я знаю. Да и та бесплодна.

Асмидир потер глаза, скрывая уныние.

– Где-то он должен быть. И я ему нужен. Старец ясно дал мне это понять.

– Он мог и ошибиться, – предположил Баллистар. – Даже Гвалч порой ошибается.

– Гвалч?

– Одаренный из нашего клана. Был воином, получил рану в голову и стал чем-то вроде пророка. Люди избегают его, потому что он всегда предсказывает дурное. Может, из-за этого он и пьет.

– Скажи, где его можно найти, – приободрился Асмидир.

Сигурни была недовольна собой. Четыре раза за утро она выпускала Эбби, и та все четыре раза промахивалась. Эбби, конечно, отяжелела немного – три дня перед тем шел дождь, и она не летала, – но так все равно не годится, ведь до турнира всего две недели. Сигурни злилась, потому что не знала, что делать, а Асмидира спрашивать не хотела. Может быть, птица больна? Нет, вряд ли – летает и снижается она красиво, как прежде, вот только добычу не может поймать. Нападала она всегда одинаково: выпущенными когтями толкала бегущего зайца, а потом вцеплялась в него. Сигурни подбегала, накрывала зайца рукой в перчатке, бросала кусочек мяса перед собой, и Эбби летела к лакомому куску, оставляя добычу Сигурни. Сегодня такого не случилось ни разу.

Подняв руку, девушка свистнула Эбби. Та послушно слетела с ветки на выставленный кулак, схватила клювом зажатое между пальцами мясо.

– Что же с тобой такое? – шепотом спросила хозяйка, поглаживая ей грудь длинным голубиным пером. – Никак захворала?

Птица смотрела на нее золотыми непроницаемыми глазами.

Вернувшись, Сигурни взяла ее в дом и посадила на высокую спинку стула. Развела в очаге огонь, положив кучу дров и два куска подаренного Асмидиром угля. Прицепила к потолочной балке весы. Эбби потянула два фунта семь унций – на пять унций больше, чем нужно.

– И как же нам с тобой быть, красавица? Чтобы ты слушалась, тебя надо кормить, но если ты не будешь летать, то растолстеешь, обленишься, и никакого от тебя проку не будет. Голодом тебя морить – пропадет вся наша наука, и придется начинать сызнова. Ты ведь умница, я знаю. Неужто у тебя такая короткая память? – Сигурни надела на Эбби колпачок. Птица доверяла ей и сидела смирно.

Леди поскреблась в дверь. Сигурни открыла, пустила ее к огню.

– Надеюсь, ты поела, ведь сегодня мы ничего не добыли. – Собака улеглась, застучала хвостом по полу и запрокинула голову, глядя на хозяйку карим здоровым глазом. – Ну ясно, поела. Лучше тебя никто в горах зайцев не ловит. Ты у нас быстрее ветра, одна Эбби способна тебя обогнать.

За окном темнело. Сигурни зажгла лампу, повесила над очагом. Сняла промокшие сапоги из оленьей кожи и промасленные кожаные штаны. Огонь сразу согрел голые ноги.

– Эх, кабы еще и есть не хотелось. – Она сбросила на пол замшевую рубашку. По стенам плясали тени.

– Адовы колокола в голове бьют. – Из спальни, держась за виски, вышел Гвалч.

– Так пей поменьше.

– Хорошо тебе говорить… – Он запнулся, увидев ее наготу. – Что за неприличие, женщина!

– Ты же сказал, что уйдешь, старый дурень. Я думала, что одна в доме.

– Ладно, – расплылся в улыбке он, – будем считать, что мне повезло. – Придвинув себе стул, Гвалч с нескрываемым восхищением уставился на освещенную огнем Сигурни. – Экая красота! Если Бог и создал что-то прекрасней тебя, мне он этого не показывал.

– По высоте твоего взгляда я заключаю, что для тебя главное грудь, – засмеялась она. – Фелл – тот всегда пялится на ноги и на задницу. Странные вы, мужчины, создания. Если Бог и создала что-то нелепее вас, мне Она этого не показывала.

– Непристойное поведение и кощунство к тому же, – расхохотался Гвалч. – Ты бесподобна, Сигурни. Прикройся, а? Пожалей старика.

– Что, или кровь взыграла?

– В том-то и дело, что нет. Оденься, дитя, будь умницей.

Она снова натянула длинную, до бедер, рубаху.

– Так сойдет? Можно подумать, ты меня не купал в свое время.

– Ты тогда была маленькая. И скорбная разумом.

– Скажи, Гвалч – как убить демона? – тихо спросила она.

Он почесал седую щетину на подбородке.

– А что, еды в этом доме нет? Голодом гостей моришь?

– Есть немного холодного мяса и непочатый штоф твоей медовухи. Для меня она слишком крепкая. Выпьешь, или мясо тебе разогреть?

– Не надо, – подмигнул он. – Нацеди медвяной росы.

– Сначала ответь на вопрос.

– Нет, – отрезал Гвалч. – Ничего я больше тебе пока не скажу. И если мне не нальют из-за этого, так тому и быть.

– А когда скажешь, если сейчас не хочешь?

– Скоро. Поверь мне.

– Я никому из мужчин не верю так, как тебе. – Она поцеловала его в лоб и принесла бутылку.

Старик, пропустив глоток огненной влаги, удовлетворенно вздохнул.

– Кто постоянно эту благодать принимает, будет жить вечно.

– Неисправимый. Знаешь легенду о короле с железной рукой?

– Само собой. Он ушел за Врата, но вернется, когда будет нужен.

– Правда вернется?

– Да. Когда время придет. – Старик налил себе еще чашечку.

– Это неправда, Гвалч. Я нашла его кости.

– На дне у водопада, знаю. Что ж ты никому не сказала про такую находку?

Сигурни удивилась, но не слишком.

– Зачем спрашиваешь, если знаешь ответ?

– Вопросом на вопрос отвечать невежливо, девочка.

– Людям нужно верить во что-то. Кто я такая, чтобы отнимать у них эту веру? Он был великий человек, и люди убеждены, что он не пал от руки подлых наемников, а сам их всех перебил.

– Он и перебил. Семерых человек вместе с собачьей сворой, однако враги успели смертельно ранить его. Один преданный человек нашел короля, еще живого, у озерца. Железнорукий наказал ему спрятать тело так, чтобы до урочного времени никто не нашел – королю перед смертью был, видишь ли, послан Дар. Вот откуда взялось сказание, что Железнорукий ушел за Врата и однажды вернется. И не байки это, а чистая правда.

Гвалч отодвинул пустую, третью по счету чашку.

– Когда же ждать его, Гвалч? – спросила шепотом Сигурни.

– Один раз он уже приходил, в Кровавую Ночь. Это он убил последнего демона, – пробормотал старик и захрапел.

* * *

Фелл любил горы, любил безлюдные перевалы, сосны, долины с отлогими склонами, снежные вершины – весь неоглядный простор этого сурового края. Стоя выше черты снегов на Хай-Друине, он смотрел на север. Там лежали земли Паллидов, а еще дальше сверкала река, отмечавшая границу между Паллидами и тихими угрюмыми Фарленами. Эта земля неласкова к земледельцу. Зимы жестокие, летом урожай гниет на корню от постоянных дождей – только овес здесь и можно вырастить. В долинах разводят лохматых коров с острыми рогами, способных обороняться от волков и горных медведей, но и те часто гибнут в снежных заносах или срываются с круч.

Малодушным неженкам здесь не место.

Фелл потер щеки, озябшие от поднявшегося к вечеру ветра. К зиме он отрастит бороду, и будет теплее.

Пещеру он нашел как раз до наступления ночи. Полог у входа сгнил – в следующий раз надо будет принести новый холст, отметил про себя он. Преграда не из лучших, но все-таки не дает зверям забредать внутрь и удерживает тепло. В пещере, глубокой, но узкой, под природным дымоходом был устроен очаг. Там, как обычно, лежали приготовленные дрова и два кремня для добычи огня. Поленницы у дальней стены хватало не на одну ночь. В кладовой хранились припасы – овес, мед, горшок с солониной, дюжина восковых свечек.

Здесь, в одном из самых любимых мест Фелла, никто не мешал ему думать или мечтать. Мысли его занимала в основном служба: обход лесов и долин, выбраковка оленей, охота на волков, но эту ночь он хотел посвятить мечте и успокоению духа. Он быстро развел огонь, скинул котомку и плащ, прислонил к стене лук с колчаном. Достал мешочек с овсом, растопил в котелке натасканный в пригоршнях снег. Добавил овес, щепотку соли, размешал варево деревянной ложкой. Овсянку Фелл любил заправлять медом, но с собой он его не принес, а брать из кладовой было жалко. Всякое бывает – застрянешь здесь посреди зимы и будешь поминать, как слопал весь мед, не дождавшись осени. Он не стал подслащивать кашу, поставил остывать.

В памяти, непрошеное, всплыло лицо Сигурни, и Фелл сказал вслух, точно оправдываясь:

– Мне нужны сыновья.

– Любовь человеку тоже нужна, – произнес чей-то голос.

Сердце у Фелла чуть не остановилось. Вскочил, обернулся – позади никого. Рука сама нащупала обоюдоострый охотничий нож.

– Он тебе ни к чему, парень, – сказал тот же голос, на этот раз слева. У огня сидел самый старый человек, какого только видел Фелл, весь в морщинах, с отвисшей на подбородке кожей. Штаны и камзол из зеленой клетчатой ткани, на плаще нашиты перья, самые разные – голубиные, воробьиные, вороновы. Холщовый занавес так и висел у входа, непотревоженный.

– Как ты попал сюда?

– Другим ходом. Сядь, посиди со мной. – Старик протянул к леснику худющую руку.

– Ты что, призрак?

Старик задумался.

– Занятный вопрос. Я должен был умереть задолго до твоего рождения – значит, надо понимать, уже умер. Однако я не призрак. Я человек из плоти и крови, хотя плоти, признаться, не так много осталось. Я Талиесен, друид.

Фелл присел на корточки с другой стороны очага. Старик казался безобидным и оружия при себе не имел, но лесничий все же не стал прятать нож.

– Откуда ты меня знаешь?

– Твой отец угостил меня хлебом-солью, когда я был здесь последний раз – девятнадцать лет назад по вашему счету. Тебе было шесть годов. Ты посмотрел на меня и спросил, почему лицо так плохо на мне сидит. Дети не стесняются задавать такие вопросы, за то я их и люблю, – хмыкнул старик.

– Не помню.

– Это было в ночь двух лун. Со мной пришел еще один человек, высокий, очень красивый, в замшевой рубашке с изображением красного ястреба.

– А вот его я помню, – удивленно промолвил Фелл. – Он меня научил сквозь зубы свистать.

Старик с безнадежным видом покрутил головой и сказал что-то шепотом – выругался, как показалось Феллу.

– В ту ночь взошли две луны, и Врата Времени отворились, вызвав сход пары лавин, а ты помнишь только, что выучился свистать. Видно, так уж устроен мир. Овсянки дашь похлебать?

– Я варил на себя одного, – проворчал лесничий, – но тебе как путнику отказать не могу.

– Вот-вот. Об учтивости напомнить никогда не мешает.

Фелл принес две деревянные миски, единственную ложку вручил старику. Тот съел лишь половину.

– Овсянку в ваши дни варить разучились, но старику, чтобы подкрепиться, и такая сойдет. Теперь к делу. Как поживает Сигурни?

– Хорошо – а ее ты откуда знаешь?

– Не то чтобы знаю, – улыбнулся друид. – Мой друг с ястребом на рубашке принес Сигурни людям, которые ее вырастили. Это был большой риск, но он никогда себя не берег и руководствовался железными правилами. Дружить с такими опасно, а враждовать и того опасней. Он, к счастью, больше был склонен дружить.

– Как то есть «принес»? Она всегда жила здесь, с отцом и матерью, до…

– Знаю, знаю. До самой Кровавой Ночи. Только она им была не родная дочь. Их дочка умерла в колыбели, а Сигурни положили взамен, но речь не об этом. Враг, как я понимаю, к вам еще не нагрянул? Нет, конечно же нет. Я, должно быть, старею, но Врата еще повинуются мне. До исхода лета еще шесть дней, верно?

– Четыре. Однако ты, старче, нескладицу говоришь. – Фелл добавил в огонь хворосту. – Какой еще враг?

– Четыре дня? М-м-м, не так много. – Старик загнул скрюченный большой палец на руке, подошел к двери, откинул полог, стал смотреть на яркие звезды. – Да, так и есть, четыре, – сказал он, вернувшись к огню. – Ты о враге спрашивал? Не знаю, откуда начать. Потомки аэниров, завоеватели нижних земель. Как вы их называете – низинники? Весной они придут сюда с огнем и мечом. Думаю, такое подозрение у тебя уже было, молодой Фелл. Но сейчас это не к делу, потому что мы говорим о Сигурни. Сильна ли она? Довольно ли у нее упорства и воли? Вселяет ли она взором страх в сердца сильных мужчин?

– Такова и есть, в точности, – засмеялся Фелл. – Но ты, старче, договаривай, коли уж начал. Зачем нижнесторонним вторгаться сюда?

– В самом деле, зачем? Что руководит злыми людьми? Никто этого не знает, кроме самих злодеев. Со мной в жизни всякое случалось, но я никогда не был злым и потому не могу ответить тебе достоверно. Могу лишь догадываться.

– Сроду не видел, чтобы человек так много говорил и так мало сказал.

– Молодости всегда недоставало терпения. Я назову тебе две главные причины. Одна – это пророчество, которое ходит на юге, предсказание о великом будущем вожде горных кланов. Тираны, как правило, таких пророчеств не любят. Вторая причина – пожалуй, более важная – это честолюбие барона Ранульфа Готассона. У него два врага, король и граф Джасти. Поход в горы сделает его значительной персоной, особенно если он одержит пару побед.

– Какие победы, если у нас даже армии нет?

– Вот потому он их и одержит, – улыбнулся друид.

– И вождя никакого тоже нет. Это безумие, накажи меня Бог!

– А вот тут ты заблуждаешься, мальчик. Вождь есть. Из-за него-то я и сижу в этой холодной неуютной пещере, веду скучные разговоры и ем твою пакостную овсянку. Вождь есть!

– Ты думаешь, это я? – уставился на старика Фелл.

– Я что, похож на круглого дурака, мальчик? Нет, Фелл, это не ты. Ты храбр, умен и наделен верным сердцем, но армиями командовать не создан. Не та в тебе воля и не та кровь.

– Спасибо за откровенность. – Фелл ощутил облегчение с примесью легкой досады. – Кто ж он тогда?

– Скоро увидишь. Через три дня под стенами Цитадели взовьется меч, и красный плащ затрепещет снова. Будь там, Фелл. Через три дня, на рассвете. Когда взойдет солнце, родится легенда.

Старик встал, громко хрустнув суставами.

– Если ты пророк, – сказал Фелл, – то должен знать, чем кончится эта война. Будет ли жить мой народ?

– Кто будет, а кто и нет. Не все так просто, юноша. Прошлое одно, а будущих мириады, хотя прошлое иногда может быть чьим-то будущим. Поломай-ка голову над этой загадкой! – Лицо старика смягчилось. – Не хочу сбивать тебя с толку, но знания, собранные за двадцать твоих жизней, не изложишь в отпущенное нам время. Скажу так: я знаю, чему следует быть, знаю, что могло бы случиться. Поэтому я предсказываю с уверенностью, что может произойти, но не могу сказать, что случится на самом деле.

– Даже Гвалч, вечно пьяный, говорит тверже.

– Некоторые события высечены на камне самой судьбой, – согласился Талиесен, – как ты сам увидишь в Цитадели три дня спустя. Другие более зыбки. Не пытайся понять все, что я тебе говорю, просто ступай в Цитадель. То, что я сейчас покажу тебе, запомнится лучше, чем искусство свистать сквозь зубы. Смотри внимательно, Фелл – другого случая тебе не представится.

Сказав это, старик прошел сквозь стену пещеры. Фелл, опомнившись, подбежал к ней, потрогал – скала и скала.

Огонь в очаге погас. Фелл разжег его заново. Снаружи стояла кромешная тьма и стужа, но в пещере было тепло. Погрузившись в глубокий сон, Фелл снова услышал слова старика:

«Будь там, Фелл. Через три дня, на рассвете. Когда взойдет солнце, родится легенда».

Уил Стампер, уже два года ходивший в капралах баронской стражи, высматривал в толпе воришек и попрошаек. Релф Виттерсон, сопровождавший его, грыз яблоко.

– В этом году народу больше, – заметил Релф. Тощий пес на лету подхватил брошенный им огрызок.

– Население-то растет. – Уил провел пальцем под ремешком своего железного шлема. – Все новые дома на Восточной проданы – теперь, говорят, на север начнут строиться. Что им за охота здесь жить, один Бог знает.

– Ты ведь живешь, – сказал Релф.

В этот самый миг Уил приметил среди народа седого человечка в грязной бурой рубахе, который при виде дозорных поспешно шмыгнул в переулок.

– Алин Резак, старый ублюдок. Я тебя все равно поймаю. О чем это мы?

– Не помню, что-то насчет новых жителей. – Релф подцепил колбасу с мясного прилавка – торговец сделал вид, что ничего не заметил. – Ничего, только крупы многовато. Следовало бы запретить. Что за колбаса, если в ней зерна больше, чем мяса.

По Рыночной улице и Хлебному переулку они пришли на главную площадь, где ставили к предстоящему турниру лотки и палатки. Плотники, стуча молотками, воздвигали высокий павильон с сиденьями для знатных господ и дам. Ими распоряжался белокурый юноша, лорд Леофрик, тут же стоял и капитан стражи.

– Пошли обратно на Рыночную, – при виде его прошипел Релф, дернув Уила за рукав.

Предложение было дельное, но тут капитан сам их увидел и поманил пальцем. Уил тяжко вздохнул. Он не любил капитана – хуже того, не уважал. Что это за командир, если о людях своих не заботится.

Редгаэр Гроза Кушира, рыцарь двора, сын графа Кордении, сам двинулся навстречу солдатам, сцепив руки за спиной.

– Ну что, взяли хоть одного вора?

– Нет еще, капитан. – Уил, вскинув сжатый кулак, отдал ему честь.

– И не диво, с таким-то пузом. Мне брюхатых в страже не надо.

– Так точно! – Препираться с капитаном, как давно уже усвоил Уил, было себе дороже, но начальник, на его счастье, уже взялся за Релфа.

– Пряжка не чищена, плюмажем точно лошадиный зад вытирали. Пять грошей штрафу и явиться к моему адъютанту за нарядом.

– Так точно! – ответил Релф.

– Продолжайте обход. – Капитан повернулся на каблуках, взметнув красным плащом.

– Козел, – прошептал Релф. – Ишь ты, лошадиный зад вытирали. Скорей уж твой язык, которым ты вылизывал баронову задницу. – Они зашагали по Дубильной улице обратно на рынок. – Погляди-ка на это! – Посмотрев в сторону, куда показывал Релф, Уил тихо свистнул. По рынку шла высокая женщина с серебряными, несмотря на молодость, волосами, с красным ястребом на левой руке. – Видал, ноги какие? Не иначе от шеи растут. И задок тугой, твердый. Мечта, да и только.

– Больно худа на мой вкус, – сказал Уил, – но походка и впрямь хороша. Видно, что горянка.

– Потому что в оленьей коже? Так ее не одни горцы носят.

– Ты на поступь ее посмотри. Гордая, надменная, как все ее племя. А браслета обручального нет.

Ястреб неожиданно всполошился, захлопал крыльями, но женщина успокоила его, погладив по голове.

– Лучше меня бы погладила, только малость пониже, – вздохнул Релф. – Пошли поговорим с ней.

– Зачем?

– Я вечером сменяюсь, вдруг да повезет.

– Спорю на твой штраф, ей это ни к чему.

– А я спорю, что ночью ее пробуравлю.

– И нахальный же сукин сын, – ухмыльнулся Уил. – Ладно, пошли глянем, как тебя срежут.

Они подошли к женщине, стоявшей у лотка с сушеными фруктами.

– Доброе утро, молодая госпожа, – поздоровался Уил. – Красивая у вас птица.

– И охотится хорошо, – ответила она с мимолетной улыбкой и сразу же отвернулась.

– В горах живете? – спросил Релф.

– Да. И что же?

– Мы с другом немного поспорили. Он говорит, что вы с нижних земель, а я – что горянка. Видно же.

– Что видно? – Ее светлые глаза уперлись в солдата.

– Ну, это… походку и прочее. Вы ночевать в Цитадели будете или как? Счел бы за честь сводить вас куда-нибудь пообедать.

– Нет, на ночь я не останусь. Прощайте.

Она пошла прочь, но Релф удержал ее за руку. Ястреб снова заволновался.

– Ты не знаешь, от чего отказываешься, красавица. Неразумно упускать свое счастье.

– Счастье я бы не упустила. Прощайте.

– Слышу перезвон пяти грошиков, – мечтательно сказал Уил. – Вот они, у меня в ладони.

– Кем эта сука себя возомнила? – вскипел покрасневший Релф.

– Говорю тебе, горянка она. Ты для нее враг, захватчик. Они либо ненавидят нас, либо презирают. Подумай лучше, как проигрыш будешь выплачивать.

– Где она ястреба-то взяла? Баба – и с ястребом. Может, украла?

– Ты это брось, сынок, – сурово промолвил Уил. – Сажать ее под замок за то, что с тобой спать не хочет? У меня так не водится. Выкинь ее из головы и поглядывай. Если в наши часы у кого кошелек пропадет, пятью грошами мы не отделаемся, скорей уж по пять плетей влепят.

– И то, – согласился Релф. – Мало ли в поле овечек. Слыхал, какой подарочек схлопотал Граэн в борделе на Северной? Ходит в язвах и злой, как черт. Пиявок ему ставят на это место – нет, ты подумай! И где таких малюсеньких пиявочек набрались?

– Туда ему и дорога, – сказал Уил, заходя в аптеку.

– Что тебе тут понадобилось?

– Младший у нас сильно кашляет. Бетси просила сиропу купить.

– Как переболел тогда горячкой, все никак не поправится. Думаешь, выкарабкается?

– Двоих мы уже потеряли, – вздохнул Уил. – Один от чумы умер, еще в Ангосте, другого в куширском походе желтая лихорадка скосила. Не знаю, будет ли жив малыш, но он боец, весь в своего родителя. Так что надежда есть.

– Повезло тебе с Бетси, – сказал Релф, пока аптекарь наливал сироп в синий пузырек. – Готовит вкусно, в доме всегда чистота, хоть с полу ешь. Хорошая женщина.

– Самая лучшая. Вот придет лето, и попрошусь обратно на юг. У нее там родня, она скучает по ним. Может, получится.

– Говорят, мы весной выступаем. Не слыхал?

– Мало ли слухов ходит. Я и служу-то здесь спокойствия ради – раньше Бетси все боялась, что меня на войне убьют. Все тихо, против кого выступать?

– Капитан говорил, горные кланы к войне готовятся. Нападают на купцов и других путников.

– Неправда это. Был один случай, но лесной дозор сам с разбойниками управился, да и злодеи были не горцы. Нет, сынок, вот дождусь лета и повезу свое семейство на юг.

Уил протянул аптекарю две медяшки, и Релф снова дернул его за рукав.

– С какой стати ты платишь? Должны быть благодарны, что мы их охраняем.

– Привычка у меня такая – платить.

Грейм-кузнец, доставив барону его серых коней, вышел в город. Он не удивился, что барон не заплатил ему за работу – ничего другого он и не ждал. Не зайти ли в «Синюю утку», знаменитую своей жареной свининой со шкварками? «Нет, ты и так чересчур раздобрел», – мысленно сказал Грейм, похлопав себя по толстому животу. В свое время он считался одним из первых красавцев в Силфаллене и привык, что женщины на него заглядываются. Теперь редкая женщина останавливает на нем свой взор. Волос у него на голове поубавилось, хотя на спине они куда как густы. Три передних зуба ему вышибли железной палицей на Золотом поле, досталось и губам. Тогда ему стало больно вдвойне – он понял, что пригожим уже никогда не будет.

Позже он отрастил косматую, седую теперь, бороду и усы, чтобы спрятать обезображенный рот.

Неохотно миновав «Синюю утку», он увидел на Рыночной улице Сигурни, беседующую с двумя солдатами. Один был высокий, немолодой, по виду воин. Другой, пониже и помоложе, взял девушку за руку, но она сказала ему что-то, и он ушел, покраснев до ушей.

– Здравствуй, – подошел к ней кузнец (Сигурни стояла у лотка, где продавались разные безделушки).

Она, бросив взгляд на стражников, улыбнулась ему.

– Вот думаю, не купить ли Эбби колокольчик. У всех других ястребов они есть.

– А какая в нем надобность?

– Не знаю, – с усмешкой призналась она. – Но красиво, правда?

Грейм взял медный колокольчик, который она разглядывала, посмотрел сам.

– Сделан на совесть, в полете звонить не будет. Они нужны, чтобы слышать птиц, когда те садятся на дерево. Бывает у тебя так, что ты теряешь Эбби из виду?

– Нет.

– Значит, и колокольчик тебе ни к чему. Что привело тебя в Цитадель?

– Здесь будет охотничий турнир, и победителю заплатят два золотых. Эбби, думается мне, может выиграть.