Текст книги "Суеверие"

Автор книги: Дэвид Амброуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава 48

Только когда Джоанна попросила разменять деньги в журнальном киоске, она увидела, что незнакомец дал ей целых пятьдесят долларов – поразительная щедрость. Она хотела бы поблагодарить его за это более внятно – но лучше бы ей не за что было его благодарить.

Она нашла таксофон и снова набрала номер Уорда. По-прежнему никого. Тогда она позвонила в лабораторию. Ответила Пэгги.

– Пэгги, это я, Джоанна.

– Джоанна?

– Я хотела спросить – может, вы знаете, где сейчас Сэм?

– Сэма сейчас нет. Собственно говоря, не могу даже предположить, где он может быть. Что ему передать?

– Ничего. Я... Скажите, что я ему перезвоню.

– Хорошо, Джоанна, я запишу.

Пэгги назвала ее по имени, но это не было похоже на обращение к знакомому человеку. Чувствовалось, что сделано это было просто из вежливости. «Джоанна» – это была всего лишь женщина, с которой она говорит по телефону и у которой может быть любое другое имя.

Джоанна сглотнула и заставила себя признать правду.

– Вы меня не знаете, Пэгги?

– Извините, но я что-то не могу вспомнить. Может быть, вы мне подскажете, где мы встречались?

– Это не имеет значения, – с трудом выговорила Джоанна и повесила трубку.

Телефон был в метро на Коламбус Серкл. Никто не обращал внимания на женщину, которая, закрыв лицо руками, прислонилась спиной к будке, словно у нее подкашивались ноги. Один или два человека, проходя мимо, взглянули в ее сторону и подумали, что ей, вероятно, сообщили по телефону какую-то страшную новость – о смерти возлюбленного, вероятно, или что она больна неизлечимой болезнью. Никто не остановился и не предложил ей свою помощь. Никто не хотел вмешиваться.

Джоанна достала из кармана еще несколько монеток и набрала номер, звонить по которому ей было страшнее всего. После третьего гудка она услышала голос матери:

– Алло.

– Мамочка?

Пауза, потом нерешительное:

– Джоанна, это ты?

Джоанна не сознавала, что задерживает дыхание, пока воздух не вырвался у нее из груди судорожным всхлипом:

– Мама... Помоги мне, мама... Я не знаю, что происходит... Ты единственная, кто знает, кто я такая... Мне нужно тебя видеть... Я сейчас же выезжаю...

– Кто это?

Эти слова вонзились в сердце Джоанны словно острый нож.

– Мама, ты же только что сказала... Я сказала «мамочка», а ты сказала «Джоанна»...

– Я сказала: «Джоанна, это ты?» А вы не Джоанна. Я не знаю, кто вы такая, но это не очень смешная шутка. Не звоните мне больше.

Джоанна повесила трубку.

Глава 49

На объяснения с полицией у Сэма ушло три часа. Ему задавали множество вопросов и явно пытались выставить виновным его, что, учитывая обстоятельства, было неудивительно. Но в конце концов им это не удалось, и было решено, что смерть Уорда Райли произошла в результате самоубийства или несчастного случая.

Сэм посчитал, что лучше не распространяться в полиции об Адаме Виатте и вообще об эксперименте. Он просто сказал, что мистер Райли проявлял интерес к его исследованиям и принимал участие в ряде опытов, целью которых было получение статистических данных. После упоминания о статистике интерес следователя к его работе резко увял. Сэм сообщил о себе все, что могло заинтересовать полицию, и на прощание заверил, что в любое время с радостью готов ответить на дополнительные вопросы.

Перед уходом из квартиры Райли Сэм с разрешения обезумевшего от горя китайца сделал несколько звонков. Первым делом он позвонил Джоанне на мобильный телефон. Он трижды набирал номер, но каждый раз механический голос сообщал ему, что этот номер не числится ни за одним абонентом и при наборе допущена ошибка. Сэм знал, что никакой ошибки нет, но упорствовать не стал. Он позвонил ей домой на Бикман Плэйс, и там ему ответил мужской голос с акцентом жителя Бронкса:

– Гастроном Фидлера.

Сэм сверил с мужчиной номер. Да, он набрал номер правильно, но это не Бикман Плэйс, Джоанны Кросс тут нет, а тут есть сандвичи и салаты, которые можно заказать на дом и за доставку с вас лишнего не возьмут. Сэм извинился за беспокойство и положил трубку.

Потом он позвонил в редакцию «Нашего города» и попросил Джоанну Кросс. Его просьба вызвала бурю эмоций; он услышал, как ведутся какие-то приглушенные переговоры, у кого-то спрашивают совета, и наконец его соединили с Тэйлором Фристоуном.

– Кто это?

– Меня зовут Сэм Таун.

– Сэм Таун! Я уже второй раз за сегодняшний день слышу это имя. В первый раз его произнесла та женщина, которую вы спрашиваете, Джоанна Кросс.

– Я пытаюсь ее найти.

– Ну, здесь вы ее не найдете. Я не знаю, кто она такая, но охране велено ее сюда не впускать. Кстати, кто она?

Сэм замялся:

– Пожалуй, вам этого я сказать не могу. Извините что побеспокоил вас, мистер Фристоун. До свидания.

Положив трубку, он не сразу стал набирать следующий номер. Он слишком боялся услышать то, что ему там скажут. И все-таки он должен это сделать. Хотя бы потому, что он ученый и должен подвергать свои теории испытанию практикой.

Трубку взяла Пэгги.

– Мне кто-нибудь звонил, Пэгги?

– Тебе звонил Янович по вопросам финансирования, ты знаешь. Звонил Боб Гулливер. Да, и еще некая Джоанна Кросс. Кажется, она решила, что мы знакомы. Она что, работала с нами?

– Да, Пэгги, именно так.

– Что-то я не могу вспомнить. В общем, она сказала, что перезвонит.

Сэм поблагодарил ее и дал отбой. Ему непросто было решить, звонить ли родителям Джоанны. Их номера он не знал, но выяснить его не составило бы труда. Только что он им скажет? Что он может сказать?

Есть много других дел, которые нужно сделать срочно, и они никому не доставят ненужных тревог. Прежде всего, он должен крепко взять себя в руки, помня, что настоящий ученый справляется с возникшими сложностями спокойно и разумно, задает вопросы и не прячется от ответов, куда бы они ни вели.

Прежде чем уйти из квартиры Уорда, он подошел к окну и выглянул наружу. Он вспомнил, как герой Джека Финнея стоял у окна этого же здания и смотрел на Нью-Йорк прошлого.

То, на что смотрел сейчас Сэм, было гораздо более чуждым и странным, чем прошлое.

Глава 50

Пока Джоанна ехала в поезде, начался дождь, а когда она вышла на станции, он уже лил вовсю. Джоанна спряталась под козырьком здания вокзала и принялась высматривать такси. В голове у нее роились мысли и образы, но все они были неуловимы; она никак не могла понять, что же на самом деле думает. Ощущение было как после местной анестезии – все вроде бы на месте, но ничего ни чувствуешь.

Это защитный механизм, сказала она себе. Он делает все, чтобы она добралась до конечного пункта в рабочем состоянии. Что будет, когда она его достигнет, это другой вопрос – один из тех, которые она сейчас неспособна даже себе задать.

У вокзала остановилось такси; из него вышла молодая пара. Джоанна села в машину и сказала шоферу адрес своих родителей, втайне надеясь, что он не будет болтать по дороге. Он молчал.

Въездные ворота были закрыты. Расплатившись с таксистом, Джоанна пошла к дому пешком. Было уже темно. Поднялся ветер, и косые капли дождя хлестали ее по лицу. Джоанна подняла воротник и ускорила шаг.

У двери она на секунду замешкалась, поправила волосы и отряхнулась. Тут ей в первый раз пришло в голову, что родителей может не оказаться дома. В окнах горел свет, но они всегда оставляли его включенным. Потом она поняла, откуда взялись эти мысли, – просто втайне она желала бы оттянуть неизбежное столкновение, которое будет самым болезненным в ее жизни. Джоанна позвонила.

Она услышала, как в недрах дома раздался звонок. Скип залаял и подбежал к двери – Джоанна ясно представила себе, как он сорвался со своей подстилки на кухне. Она позвала его через дверь, но лай не сменился радостным визгом, каким Скип обычно приветствовал тех, кого узнавал по голосу. Джоанна позвала еще раз. Лай только усилился.

Над головой у Джоанны зажегся фонарь и из динамика над дверью послышался голос матери:

– Кто там?

– Мамочка, это я.

Последовала долгая пауза. Скип продолжал лаять и скрести дверь когтями, словно хотел броситься на Джоанну. Она услышала, как мать зовет его, а потом оттаскивает за ошейник. Джоанна несколько раз постучала в дверь и крикнула:

– Мама! Мама, ты где?

После этого мать заговорила с ней, но снова через динамик:

– Это вы мне звонили?

– Мама, ради всего святого! Это я! Впусти меня, пожалуйста.

В динамике был слышен лай Скипа, но приглушенно и издалека, словно пса где-то заперли.

– Зачем вы это делаете? – спросила Элизабет. – Если вы не уйдете, я вызову полицию. Вы понимаете?

– Мама! Я заклинаю тебя, открой дверь, посмотри на меня, скажи мне, что я Джоанна – пожалуйста!

– Я смотрю на вас. И вы мне совершенно незнакомы.

Джоанна резко обернулась. Она забыла о видеокамере, которую ее родители установили год назад после того, как по соседству произошло несколько ограблений. Джоанна смотрела прямо в ее равнодушный зрачок.

– Мама, клянусь Богом, это я! Не говори, что ты меня не знаешь! Пожалуйста, просто открой дверь и загляни мне в лицо – больше я ни о чем не прошу. Открой дверь и посмотри на меня!

Наступила тишина. Джоанна ждала звука шагов в передней и скрипа отодвигаемого засова.

Она ждала, но она ждала напрасно. Тогда она заставила себя подождать еще немного, закусив губу, чтобы удержать крик, рвущийся из горла, и сердито утирая слезы, застилающие глаза. Она ждала до тех пор, пока ждать уже не стало сил, и снова позвонила.

Ответа не было. Она пару раз стукнула в дверь кулаком и позвала мать. Потом стукнула сильнее. Физическое усилие уничтожило последние остатки самоконтроля и выпустило на волю панику. Джоанна царапала, пинала и колотила дверь, словно сумасшедшая, рвущаяся на свободу из камеры, или человек, погребенный заживо.

Но никто не отзывался. Джоанна в изнеможении остановилась, с трудом переводя дыхание. И вот тут то ей вспомнился сон, который несколько месяцев назад приснился ее матери: она стоит на крыльце и колотит в дверь, чтобы ее впустили, а мать в страхе отсиживается внутри. Там даже был дождь, такой же проливной дождь, как сейчас.

– Мама! – закричала Джоанна, прижавшись к двери. Она отбивала кулаком каждое слово. – Мама, разве ты не помнишь... Это же твой сон. Помнишь сон? Кошмар? Ты говорила, что я стою под дождем, а ты боишься меня и не открываешь. Тебе нечего бояться, мама. Это я. Открой, мама. Пожалуйста, пожалуйста, открой дверь...

Свет фар залил лужайку перед домом. Джоанна обернулась и, заслонив глаза рукой, посмотрела на подъехавшую машину. Щелкнули дверцы. Она услышала шум радиопомех и увидела, что к ней направляются двое мужчин в форме. Элизабет выполнила свою угрозу и вызвала полицию.

Один из полицейских осветил Джоанну фонариком.

– Отойдите от двери.

Она машинально повиновалась.

– Повернитесь лицом к стене слева от вас, – второй голос принадлежал женщине. – Упритесь руками в стену и расставьте ноги.

Джоанна попыталась возразить, что у нее нет оружия, но женщина велела ей заткнуться и быстро обшарила ее одежду сверху вниз и снизу вверх.

– Хорошо, повернитесь.

Джоанна повернулась. Водонепроницаемые плащи придавали полицейским нелепый вид полуспущенных аэростатов. Мужчина направил ей в лицо луч фонаря, и она зажмурилась.

– У вас есть при себе документы, леди?

– Нет, я... – Джоанна хотела сказать, что оставила сумочку в квартире друзей в Нью-Йорке, но тут же поняла, что это бессмысленно. – Нет, при себе нету.

– Кто вы такая, и что вы делаете в частных владениях?

– Я Джоанна Кросс, и это дом моих родителей.

Полицейские переглянулись.

– Садитесь на заднее сиденье, – мужчина сделал движение фонариком, чтобы Джоанна шла вперед. Он не стал закрывать дверь, но остался стоять рядом.

Женщина разговаривала с матерью Джоанны. Элизабет Кросс бросила боязливый взгляд на молодую особу в полицейском автомобиле и покачала головой.

– Нет, – услышала Джоанна. – Я не знаю, кто она такая. Я никогда в жизни ее не видела.

– Вы в этом абсолютно уверены, мэм? – спросил мужчина, отойдя от машины на пару шагов. – Я видел миссис Казабон, когда она приезжала сюда с мужем, и знаю, что это не она. Но, может быть, вы все же догадываетесь, кто?..

Он замолчал, потому что в этот момент дорожку перед домом высветили фары другой машины. Джоанна даже не обратила внимания на появление своего отца. Она была поражена тем, что ей пришлось услышать, и изо всех сил пыталась это осмыслить.

Миссис Казабон!

Она услышала, как хлопнула дверца автомобиля, и вслед за тем раздался голос Боба:

– Что здесь происходит? Дорогая, с тобой ничего не случилось?

Джоанна видела, как отец подбегает к маме, она ему что-то говорит, и после этого Боб Кросс с озадаченным видом поворачивается в сторону полицейской машины. Отец и дочь смотрели друг на друга. В его взгляде не было узнавания, а в ее – надежды на это узнавание. Из дома донесся грохот, и на улицу с лаем вырвался Скип. Отец Джоанны пытался его поймать, но пес уворачивался и продолжал кругами носиться под дождем. Боб и Элизабет подзывали его к себе, но он словно не слышал.

Джоанна увидела, что у нее есть шанс. Она надеялась найти здесь укрытие от того безумия, в которое превратилась ее жизнь, но теперь поняла, что ошибалась. Сейчас она думала только о том, как убежать отсюда. Она еще не собиралась прекращать борьбу, хотя уже больше не понимала, с чем борется. Пока все пытались поймать Скипа, она передвинулась по сиденью к другой дверце и нажала ручку. Дверца оказалась незаперта; прежде чем кто-нибудь успел заметить, Джоанна выскочила из машины и побежала.

– Эй, вы! А ну, стойте!

Она услышала, что оба полицейских бегут за ней, но не оглянулась и не замедлила бега. Могут ее убить, если им так хочется; Джоанна сомневалась, что они будут стрелять, но все равно, лучше умереть, чем сдаться. Она мчалась сквозь кусты, оскальзываясь на размокших тропинках и ныряла в те потайные ходы, которые помнила с детства и где ее никто в темноте не выследит.

Через пару минут Джоанна решила, что погоня отстала. Она остановилась перевести дух и прислушалась, но слышен был только шум дождя. Потом издалека долетел лай Скипа. Он шел за ней по следу. Она снова побежала, но уже через минуту пес с рычанием начал бросаться ей под ноги. Джоанна попыталась его отогнать:

– Тихо, Скип! Домой! Домой! – но Скип не знал ее и лаял все истеричнее.

Огоньки фонариков уже виднелись между деревьев. Джоанна пробежала еще несколько ярдов и снова обернулась, чтобы прогнать Скипа, но тот оскалился и чуть было ее не цапнул.

Наконец она добралась до зарослей, где еще ребенком нашла секретный лаз, ведущий к лесу. Если удастся в него пролезть, может быть. Скип отстанет. Как все маленькие собачки, он чувствовал себя уверенно только на своей территории.

Она проталкивалась сквозь кусты, царапая лицо и разрывая одежду, и неожиданно оказалась на той самой заветной тропинке.

Мягкий ковер из палой листвы и мха заглушал ее шаги. С каждой секундой лай собаки и голоса полицейских становились все глуше.

Глава 51

Сэм прошел по лаборатории, заглядывая во все двери, где горел свет. Он, по мере возможности, подготовил себя к тому, что ему предстоит увидеть. Сэм понимал, что входит в реку, где не отмечен фарватер, и постоянно напоминал себе, что он ученый и расставить вешки – его работа. Он должен это сделать любой ценой, и только так можно сохранить здравый смысл.

Пэгги оторвалась от компьютера, приветливо улыбнулась и снова уткнулась в экран. Сэм направился к двери, которая вела в подвал, к комнате Адама, и тронул ручку. Дверь была заперта, но в замке торчал ключ, и он легко повернулся. Сэм открыл дверь, щелкнул выключателем и спустился по лестнице.

Несмотря на то, что он почти ждал это увидеть, Сэм испытал потрясение. Подвал снова представлял собой свалку негодной мебели и устаревшего оборудования, как несколько месяцев назад, когда эксперимент с Адамом только еще обсуждался. Было такое впечатление, будто этот отрезок времени и все, связанное с ним, стерли ластиком.

И все же он, Сэм Таун, уцелел. И его воспоминания о том, что случилось, – тоже. Но как это может быть? Почему? Есть ли этому своя особая причина, есть ли в этом какая-то цель? Или он просто часть некоего процесса, который еще не завершен, но скоро закончится, оставив его... где?

На эти вопросы у него нет ответов, но это еще не повод их не задавать. В голове у него вертелась полузабытая фраза, неточная цитата, источник которой Сэм припомнить не мог, насчет того, что человек должен надеяться, что непостижимое в конечном счете постижимо, – или отказаться от всех попыток понять вселенную и свое место в ней. Гете, наверное. Впрочем, какая разница? Понятие – это просто истина, которой живет каждый ученый, и об этом жизнь со всей жестокостью напомнила ему в последние дни.

– Ты что-то ищешь?

Сэм вздрогнул, услышав за спиной голос Пэгги.

– Не то чтобы ищу, – сказал он, поворачиваясь к ней. – Скорее, размышляю. – Он помолчал, глядя на Пэгги, а потом спросил: – Это имя, женщина, которая звонила – Джоанна Кросс, – по-прежнему ничего тебе не говорит?

Пэгги задумалась на мгновение и покачала головой.

– Прости, не припоминаю. Это кто-нибудь из наших добровольных помощников или что-то еще?

Было глупо подозревать, что она шутит или играет в какую-то игру.

– Да... – неопределенно сказал Сэм. – Она принимала участие в одном из наших экспериментов. – Он подошел к началу лестницы. – Возвращайся наверх, Пэгги. Я хочу поговорить со всеми. Это займет всего пару минут.

Таня Филипс, Брэд Баклхерст и Джефф Доррел были в лаборатории. Брайан Мид, по словам Пэгги, пронюхал о каких-то новых приборах и поехал на них взглянуть. Все присутствующие собрались в приемной. Сэм уже мысленно отрепетировал этот разговор. По пути сюда он решил провести его сразу, после того как проверит комнату Адама, – как только что сделал.

– Я задам вам несколько вопросов, – начал он. – Я не собираюсь объяснять, почему я их задаю и что за ними стоит, – и не хочу, чтобы вы меня об этом спрашивали.

– Но потом-то ты нам объяснишь? – поинтересовался Брэд. Это был просто вежливый вопрос, без всякого намека на вызов.

– Возможно, – сказал Сэм. – Все зависит от того, как обернутся события. Итак, первое, что я хочу знать – кому-нибудь из вас говорит о чем-то имя Джоанны Кросс?

Он сделал знак Пэгги молчать и дать высказаться другим. Все начали качать головами, пожимать плечами, бормотать что-то. Нет, никому это имя не было знакомо.

– Ладно, – сказал Сэм. – И Пэгги, я знаю, известно лишь то, что эта женщина звонила сюда сегодня днем, – верно?

– Верно.

– Дальше – как насчет Уорда Райли? Это имя для вас что-нибудь значит?

Он смотрел, как они переглядываются и отрицательно качают головами. Только Пэгги сказала:

– Я помню Уорда Райли. Он перечислил несколько крупных сумм в наш фонд и завещал нам часть своих денег после смерти.

Сэм посмотрел на нее:

– Когда он умер?

Пэгги ответила таким же пристальным взглядом:

– Ты не хуже меня знаешь, когда он умер.

– Когда, Пэгги? – повторил Сэм.

– Весной, в начале апреля.

– Отчего он умер?

– Сэм, что это все значит?..

– Пожалуйста, Пэгги, отвечай на вопросы.

– Он выбросился из окна своей квартиры в Дакота-билдинг. Никто не знает почему. Ты был в шоке, ничего не мог понять. Мы с тобой много говорили об этом.

– Хорошо, – сказал Сэм спокойно. – Спасибо, Пэгги. Теперь следующее имя – Роджер Фуллертон. Кто-нибудь знает, кто такой Роджер Фуллертон?

На этот вопрос все ответили хором. Каждый знал, кто такой Роджер Фуллертон. Разве можно не знать человека с мировым именем? Им было известно и то, что Сэм учился у него в Принстоне.

– Он тоже умер в этом году, не так ли? – спросил Джефф Доррел.

– А ты не уверен? – поинтересовался Сэм, глядя на него в упор.

Джефф слегка пожал плечами.

– Да нет, уверен. Странно, что ты об этом спросил. На самом деле, я знаю, что он умер, – только не могу вспомнить, когда я об этом слышал.

Сэм не стал разрабатывать эту линию: он решил не отступать от списка, который мысленно приготовил.

– Хорошо – кто знает Дрю и Барри Херстон?

Эти имена тоже были знакомы всем. Дрю и Барри были добровольцами во множестве экспериментов, особенно связанных с ясновидением, которые проводили Таня и Брэд.

– Но они умерли, – проговорила Таня, глядя на Сэма уже с некоторой подозрительностью. – Они погибли в автомобильной катастрофе месяца три назад.

– Мэгги Мак-Брайд? – продолжал Сэм.

И это имя узнали все. Мэгги участвовала в экспериментах по ясновидению и психокинезу.

– Только я уже давно ее не видела, – сказала Таня.

– И боюсь, не увидишь, – добавила Пэгги. Она не сводила с Сэма пристального взгляда. – Я недавно получила телеграмму от ее дочери – Мэгги скончалась. Сердечный приступ, Я помню, что говорила тебе, Сэм.

Сэм на это ничего не сказал, и двинулся дальше:

– Пит Дэниельс?

Все дружно ахнули. Кого-кого, а Пита они не знать не могли.

– Что это значит, Сэм? – спросил Брэд Баклхерст. – Игра в некролог, или еще что? Почему ты спрашиваешь только о мертвецах?

Сэм поднял руку.

– Прошу вас... Я же предупредил, что не стану объяснять, почему я спрашиваю. Только скажи мне о Пите – кем он был, когда умер – и как.

– Он присоединился к нам приблизительно два года назад, – сказал Брэд. – Около полугода работал в качестве твоего личного ассистента, потом его зарезали в какой-то уличной драке. Точно нам так и не удалось выяснить. Я был здесь, когда приехала полиция. Ты сам ездил в морг, чтобы его опознать. Как ты мог забыть?

И вновь Сэм ничего не ответил.

– И наконец, Адам Виатт, – сказал он и оглядел всех одного за другим. – Это имя значит что-нибудь для кого-то из вас?

Ответом ему были только непонимающие взгляды. Имя Адама Виатта никому ничего не говорило.

Сэм с минуту молчал. Потом встал с подлокотника кресла, на котором сидел.

– Хорошо, это все. Благодарю вас.

Подчиняясь их соглашению, никто не стал задавать вопросов или требовать объяснений. Все молча вернулись к своим делам, хотя каждого переполняло любопытство и желание поделиться с другими предположениями насчет странного поведения шефа.

Сэм ушел к себе в кабинет. Поворачиваясь закрыть дверь, он поймал на себе взгляд Пэгги, беспокойный и вопросительный. Сэм заставил себя уверенно улыбнуться, но понимал, что она чувствует – что-то идет не так. Он закрыл дверь и сел за свой стол.

Итак, сказал он себе, ситуация подчиняется безумной, но неотвратимой логике. Мир, в котором существовал Адам Виатт, больше не является тем миром, в котором жили те, кто его создал. Вообразив существование Адама, они выбросили себя из этого мира – по крайней мере в том виде, в котором жили здесь прежде.

Это и был, как говорили Джоанна и Роджер, вопрос совместимости. Математические принципы и фундаментальные законы природы лишь подчеркивали эту истину. Принцип исключения Паули, или теорема Белла. Или Годеля. Что-то из области замкнутых систем, нет?

Сэм одернул себя. Он делает именно то, в чем ортодоксальная наука высокомерно обвиняет людей, подобных ему, и чего сам он всегда стремился избегать в своей работе: берет полученные с трудом результаты научного эксперимента и вновь превращает их в ту разновидность магии, в которую люди верили на заре своей истории, пока расцвет здравого смысла не вытеснил суеверия из человеческой жизни.

Или наука сама по себе – тупик? Сэм вспомнил, что говорила ему Джоанна о последнем разговоре с Роджером. Неужели такой человек, как Роджер мог всерьез так думать? Что в конце всего, как учат восточные мистики, только вечный танец, и западный образ мысли, как и научный рационализм, не больше, чем одна из его форм, и она не ближе к окончательной истине, чем вера пещерного человека, что солнце поднялось только потому, что он принес в жертву богам своего племени животное или собственного сородича?

Пальцы Сэма нащупали что-то на дне кармана его пиджака. Это был листок из блокнота Джоанны, который он прошлой ночью нашел у нее в квартире.

На нем она записала адрес и телефонный номер Ральфа Казабона.

Несколько мгновений Сэм с сомнением смотрел на него. Вчера вечером он уже пробовал дозвониться по этому телефону, но тщетно. Есть ли смысл повторять попытку?

Он колебался только мгновение, потом дотянулся до телефона и набрал номер.

После трех гудков мужской голос сказал:

– Алло?

У Сэма учащенно забилось сердце.

– Ральф Казабон? – спросил он.

– Да. Чем я могу вам помочь?

– Я пытаюсь найти женщину по имени Джоанна Кросс.

– Джоанна Кросс? – с оттенком любопытства переспросил голос на другом конце линии. – Так зовут мою жену – вернее, звали до того, как мы поженились.