Текст книги "Западня свободы"

Автор книги: Десмонд Бэгли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

2

Я проснулся с чувством, что спал очень долго. Не знаю почему, но мне казалось, что прошло лет сто с тех пор, как я был в моей камере. Разумеется, у меня не было ощущения нормального сна – я ведь уже привык спать под зажженной лампочкой.

И какую же головную боль я испытывал!

Против головной боли, когда у нее есть причина, я вообще не возражаю. Всякие удовольствия должны иметь последствия. Но я решительно возражаю против последствий без удовольствий! За последние восемнадцать месяцев я ни разу не выпил, и ощущать ни с того, ни с сего раскалывающуюся голову было ужасно.

Я лежал в постели со слипшимися глазами. Казалось, что вокруг моей головы обмотали раскаленный кусок железа и по нему то и дело бил молотом кузнец. Во рту было абсолютно сухо, чувствовался какой-то противный привкус.

Я медленно пошевелился и тут же невольно застонал, поскольку кузнец влепил мне дополнительный мощный удар. Я открыл глаза и тупо уставился в потолок. Затем взором проследил изящный лепной узор бордюра, стараясь двигать глазными яблоками как можно медленнее, опасаясь, что они могут выскочить из глазниц.

– Как смешно! – думал я. – Они дали мне на этот раз такую симпатичную камеру.

Очень осторожно я приподнялся на локте и успел заметить, что кто-то быстро вышел из комната. Дверь закрылась с мягким щелчком, послышался поворот ключа в замке. Это во всяком случае мне было хорошо знакомо, чего я не мог сказать о моей новой камере.

Я все еще тупо стал разглядывать серые стены, позолоченные деревянные панели на них, изящный столик рядом с кроватью, удобное кресло, стоявшее на толстом ворсистом ковре. Внезапно меня словно стукнуло: «Боже мой! Удалось! Я выбрался из тюрьмы!»

Я попытался осмотреть себя. Я был одет в шелковую пижаму, которую видел на дне саквояжа в фургоне трайлера.

Трайлера?

Медленно, с трудом я вспоминал произошедшее со мной. Отчаянный прыжок за веревкой, жуткий перелет через колючую проволоку на стене, грузовик, потом минифургон, потом трайлер.

Да, это был трайлер. Точно. А в нем – блондинка, которая перекрасила мои волосы и дала мне бумажник. Мое имя Крукшнек, и я австралиец, – сказал она. А затем эта сука лишила меня сознания. Я потер на руке болезненную точку там, куда вонзилась игла. Зачем ей это понадобилось, черт возьми?

Я откинул одеяло и поднялся на ноги. Тут же к горлу подкатила страшная тошнота, и я на неверных ногах доковылял до ближайшей двери, толкнул се и склонился над унитазом. Меня вывернуло наизнанку, хотя в желудке не оказалось ничего, кроме желчи. И все же после этого я почувствовал себя чуть-чуть лучше и, качаясь, подошел к умывальнику. Вцепившись в него, я посмотрел в зеркало и увидел малознакомое лицо.

Она была права. Щетина сразу же выдавала меня, так как светлые волосы плохо вязались с темными щеками. Глаза, выглядевшие как две дыры, прожженные в простыне, этот ансамбль не улучшали. Я закатал рукав пижамы и увидел на руке пять следов от уколов.

Пять! Как же долго я оставался без сознания? Я пощупал подбородок, заросший щетиной. Ее возраст я определил часов в тридцать шесть, может, немного больше. Конечно, меня могли брить, пока я был в бесчувственном состоянии, но это я отмел, как маловероятную возможность.

Я повернул кран холодной воды, наполнил ею умывальник и хорошенько умылся. Рядом висело сухое полотенце, и когда я вытирал лицо и руки, мое настроение стало приподниматься. Впрочем, оно тут же сникло опять, поскольку мне в глаза бросилось окно в ванной комнате. Оно было зарешечено изнутри толстыми стальными прутьями, а через матовое стекло я увидел тень наружной решетки.

Это выглядело почище, чем тюрьма. Даже там ограничивались одной решеткой на окнах.

Я бросил полотенце на пол и вышел в комнату. Так и есть, здесь окно тоже оказалось зарешеченным с двух сторон. Через прозрачное стекло я увидел двор, окруженный какими-то зданиями. На нем не было ни одной живой души, если не считать скворца, занимавшегося поиском червяков на аккуратно подстриженном газоне.

Я смотрел туда в течение пяти минут, но никакого движения так и не заметил. Я решил осмотреть спальню. На тумбочке возле окна я обнаружил туалетные принадлежности, в том числе бритву, которую мне предоставила блондинка. Я взял расческу, причесался. С бритьем можно было подождать. Я вновь посмотрел на себя в зеркало и высунул язык. Незнакомый человек в стекле сделал то же самое, и я отметил, что язык густо обложен.

Вдруг я замер: в зеркале отражались две кровати – моя, со смятыми простынями, и другая, на которой лежал человек. Я подошел к нему и увидел Слэйда. Он был без сознания и тяжело дышал. Я потрепал его щеки, приподнял пальцами веки, но он не реагировал. Если бы не дыхание, вполне мог сойти за покойника.

Я оставил его в покое, так как мое внимание привлекла газета, лежавшая на полу рядом с креслом. Некто, ждавший моего пробуждения оставил ее здесь.

Это была «Санди таймс». Наш побег занимал всю первую страницу. Заголовки набраны крупным шрифтом. Здесь был помещен снимок тюрьмы с толстой пунктирной линией, обозначавшей маршрут побега, подъемника с опущенной платформой, блокировавшей въезд на улицу, похожий на умершего динозавра из диснеевской «Фантазии»; на третьем фото в машину скорой помощи несли старшего надзирателя тюрьмы Хадсена, неизвестно почему сломавшего ногу!

Статья на первой странице в основном излагала факты – довольно верно, насколько я мог судить. Я с интересом прочел, что камеры кабельного телевидение на стенах вышли из строя, так как на объективы кто-то нанес слой краски. Очень мило! Также любопытно было узнать, что грузовик нашли брошенным где-то в районе Колчестера, а минифургон – около Саутгемптона. В обоих районах полиция организовала засады.

Слэйду, конечно, досталась львиная доля внимания. Разве мог какой-то грабитель брильянтов идти в сравнение со шпионом высокого класса? Но Бранскилл все-таки лягнул меня. «Этот человек очень опасен, – сказал он репортерам. – Он уже сидел за насилие и занимался этим много лет. Общественность должна держать с ним ухо востро и ни в коем случае не ослаблять свою бдительность». Никогда не читал ничего более возмутительного! Две судимости за двенадцать лет, а из меня сделали Джека Потрошителя.

Редакционная статья была просто истерична. Побег назывался колоссальной наглостью, в ней говорилось, что если преступники собираются и дальше прибегать к таким методам, как создание дымовых завес с помощью минометных снарядов, то тюремным властям пора брать на вооружение военную технику, чтобы защищать тюрьмы.

Я тоже так думал.

Лорда Маунтбэттена, видимо, не нашли, и его мнение не приводилось, но зато множество других людей прокомментировали события независимо от того, могли они сказать что-нибудь толковое или нет. Особенно возмущался член парламента – некто Чарльз Уилер. Он с горечью говорил о гангстеризме на английских улицах и клялся, что поставит этот вопрос перед правительством при первом удобном случае.

Я получил громадное удовольствие от чтения газеты.

Только я закончил читать, дверь открылась, и вошел человек в белом халате, толкавший перед собой маленький столик на колесиках, установленный тарелками, покрытыми блестящими крышками. За ним следовал высокий человек с редкими серебристыми волосами на голове.

– Вот, – сказал он. – Я уверен, вы не откажетесь перекусить.

Я посмотрел на столик.

– Может быть, если желудок выдержит.

Он кивнул с серьезным видом.

– Понимаю. Вы неважно себя чувствуете. В тумбочке есть два пузырька – один с аспирином, другой – с желудочным средством. Я думал, вы обнаружили их.

– Нет. Меня больше заинтересовало вот это. – Я показал ему газету.

Он улыбнулся.

– Да, интересное чтение, – согласился он и похлопал человека в халате по плечу. – Можешь идти. – Затем опять обратился ко мне. – Не возражаете, если я выпью с вами чаю?

– Ни в коем случае! Будьте моим гостем.

Белый халат накрыл стол и ушел, прикрыв за собою дверь.

Я опять услышал звук защелкиваемого замка. Они не хотели рисковать, даже когда в комнате находился их человек. Я выжидательно смотрел на высокого. Что-то поражало в его облике, но я никак не мог понять, что. Вдруг до меня дошло: он был высокий и худой, а лицо – пухлое, как пончик, что никак не вязалось с его фигурой.

– Там за дверью висит халат, – сказал он, указывая рукой на ванную.

Я подошел к тумбочке, нашел два пузырька и пошел с ними в ванную. Желудочное средство я игнорировал, а аспирин принял. Надев халат, я вернулся в комнату и увидел, что Пончик уже наливает себе чай.

– Не возражаете, если я исполню роль мамы-хозяйки? – спросил он иронически.

Я сел за стол и взял стакан холодного томатного сока. Пончик услужливо пододвинул мне ворчестерширский соус. Я щедро налил его в сок, добавил перца и залпом опустошил стакан. Почти сразу я почувствовал себя лучше, но не настолько, чтобы с удовольствием взирать на еду, смотревшую на меня с тарелки: желтые глаза яичницы, сосисочные брови, ветчинные усы. Меня слегка передернуло. Я отодвинул тарелку, взял кусочек хлеба и тонко намазал его маслом.

– Если уж вы мама, то налейте чаю и мне, – сказал я.

– Конечно, – все, что вам угодно. – Он занялся чайником.

– Все, что угодно? – проговорил я, жуя бутерброд. – Тогда, может вы скажете, где я нахожусь?

Он сокрушенно покачал головой.

– Тогда вы будете знать столько же, сколько я. Нет, мистер Риарден. Некоторые вещи я не могу вам сказать. Вы понимаете, я надеюсь, что вследствие наложенных на вас ограничений такого рода, ваши действия будут, – как бы это сказать? – строго очерчены.

Это я уже и сам понял. Двойные решетки на окнах просто так не ставятся. Я кивнул в сторону кровати, на которой лежал Слэйд.

– Слэйд, по-моему, сейчас слишком строго очерчен.

– С ним все будет в порядке, – сказал Пончик. – Он старше вас, и ему надо больше времени, чтобы прийти в себя. – Он протянул мне чашку с чаем. – Вы будете находиться здесь пока не настанет время перевести вас отсюда.

– И когда это произойдет?

– Это целиком зависит от вас. Я надеюсь, вам будет здесь удобно, мы сделаем для этого все возможное. Если у вас есть какие-то предпочтения в меню – скажем, грейпфрутовый сок вместо томатного, – скажите, мы постараемся пойти вам навстречу. – Он встал, подошел к шкафу и открыл его. Шкаф был набит бутылками. – Когда захотите, можете выпить. Кстати, какие сигареты вы любите?

– Ротман, с фильтром.

Он вытащил блокнот и сделал в нем пометку, как заправский метрдотель.

– Этим мы вас обеспечим без труда.

Я усмехнулся.

– Еще мне хотелось бы иметь полбутылки вина во время ланча и обеда. Белого, не слишком сухого. Рейнвейн или мозельское лучше всего.

– Хорошо. – Он сделал еще одну пометку. – Мы стараемся обеспечить первоклассное обслуживание. Разумеется, при таких расходах нам приходится брать с клиентов высокую плату. В вашем случае договоренность уже имеется, – двадцать тысяч фунтов, не так ли, мистер Риарден?

Я взял чашку.

– Нет, не так. Десять тысяч. А другие десять – вон лежат на кровати. Именно такова была договоренность.

– Конечно, – сказал Пончик. – Я просто забыл.

– Нет, не забыли, – сказал я дружелюбно. – Вы пустили пробный шар. Смотрите, ваш чай стынет.

Он вновь уселся за стол.

– Мы предпочли бы произвести окончательный расчет побыстрее. Чем скорее мы покончим с этим, тем скорее вы сможете начать второй этап вашего путешествия.

– Куда?

– Предоставьте это нам. Уверяю вас, что за пределы Соединенного Королевства.

Я нахмурился.

– Не люблю покупать кота в мешке. Мне нужна более надежная гарантия, я хочу знать, куда меня отправят.

Он развел руками.

– Извините, мистер Риарден. Но наша система безопасности не позволяет посвящать клиента в наши планы заранее. Вы должны понять, насколько это валено. Мы не можем допустить ни малейшего шанса проникновения в нашу организацию… э… нежелательных элементов.

Я колебался, и он сказал нетерпеливо:

– Мистер, Риарден. Вы человек разумный. Вы должны понимать, что наша репутация зиждется исключительно на выполнении обещаний. Доверие – это наш оборотный капитал, и всего лишь один недовольный клиент причинит нам невосполнимый ущерб. – Он негромко постучал ложечкой по столу. – В любом случае, я полагаю, что вас известили о том, что произойдет в случае невыполнения вами взятых на себя обязательств.

Угроза была налицо – скрытая, но несомненная. Теперь необходимо выиграть время, и я сказал:

– Хорошо. Достаньте мне бланк чека цюрихского Экспортного банка.

Пончик повеселел.

– А номер, номер счета?

– Вы узнаете его, когда я заполню чек, – сказал я. – У меня тоже есть свои меры предосторожности. – Я быстро произвел подсчеты.

– Поставьте на нем сумму 200000 швейцарских франков. Из нее вы возьмете свою долю, а остальное оставьте мне в валюте той страны, куда собираетесь меня переправить.

Он кивнул головой и произнес нравоучительным тоном:

– Разумная предосторожность. Предусмотрительный человек никогда не останется без денег на текущие расходы.

Я спросил, осматривая себя:

– Я что, так и должен жить в пижаме?

Он смешался.

– Разумеется, нет. Прошу прощения, что не сказал об этом раньше. Ваш костюм – в гардеробе.

– Благодарю. – Я пересек комнату и открыл платяной шкаф. Там висел строгий деловой костюм и рядом с ним – менее официальная, спортивного типа одежда. На полке лежало белье, а внизу стояли две пары отлично начищенных туфель – черные и коричневые.

Я пошарил в карманах костюма и ничего в них не обнаружил. Затем открыл саквояж, стоявший на полу у шкафа, и увидел, что он также абсолютно пуст. Я повернулся к Пончику.

– А где паспорт? Бумажник? Документы?

– Мы показали их вам, чтобы вы видели, как мы стараемся для вас, мистер Риарден – или мне называть вас мистером Крукшнеком? Чтобы вы поняли, на что мы идем ради успешного завершения нашего предприятия. Но пока в них нет необходимости. Вы их получите, когда начнется следующий этап вашего путешествия. – Он торжественно вытянул вверх указательный палец. – Безопасность – вот наше ключевое слово.

В это легко было поверить. Ребята старались предусмотреть все возможные варианты.

Пончик сказал:

– Если вам что-нибудь понадобится, нажмите вот эту кнопку. Вот так. – Он сам нажал на нее и стал выжидательно смотреть на дверь. Белый халат появился через две минуты. – Таафе будет помогать вам, мистер Риарден. Как, Таафе?

Тот кивнул головой и ничего не произнес.

– Я должен идти, – сказал Пончик с сожалением, словно больше всего на свете ему хотелось остаться и продолжать болтать со мной. – Надо заниматься делами. – Он пристально посмотрел на меня. Вы выглядите весьма неаккуратно. Советую вам побриться. Таафе пока приберет в комнате. – Он коротко кивнул и ушел.

Я с любопытством стал разглядывать Таафе, который собирал посуду, повернувшись ко мне широкой спиной. Он был крупным человеком с сильно помятым лицом мелкотравчатого боксера. Мелкотравчатого потому, что хороший боец не допустит, чтобы его физиономию так обработали. Постояв немного, я отправился в ванную. Вне зависимости от того, кто предложил эту идею, она была неплоха.

Я погрузился в горячую воду и принялся размышлять. Эта публика работала четко – сомнений нет. При условии, что я предоставляю необходимую сумму, меня несомненно выпустят где-нибудь заграницей с приличным, хотя и поддельным паспортом и достаточной суммой денег. Альтернатива, естественно, была не столь привлекательной: если я не обеспечу указанной суммы, то меня, вероятнее всего, ожидает холодная земляная дыра в пустынном уголке, и мои кости, случайно обнаруженные когда-нибудь в отдаленном будущем, заставят поломать голову какого-нибудь местного полицейского.

Я потряс головой. Нет, эти ребята, конечно, не допустят никаких костей, никаких следов. Скорее всего меня замуруют в бетон, а глыбу сбросят с борта корабля над самой глубокой океанской впадиной. И если они убьют меня прежде, чем замуруют, то это будет с их стороны актом милосердия.

Несмотря на горячую воду, мороз прошел у меня по коже. Тут же в голову пришла мрачная мысль о цюрихском Экспортном банке и об этом хладнокровном негодяе Макинтоше. В общем, надо было думать о том, как выбраться из своей роскошной кутузки.

Это привело меня к другой проблеме. Где же я, черт возьми, нахожусь? Пончик крепко держал оборону, но, может быть, он все же где-то ошибся? Я подумал о Таафе. Имя было совершенно не английским – может, я уже вовсе не в Англии? Нет, тут Пончик, пожалуй допустил промах.

И тут мне вспомнились строчки детской песенки:

 
Таафи был ирландцем
Таафи вором стал.
Залез ко мне на кухню
И бок быка украл.
 

Я слышал ее, сидя на коленях у матери. Помимо того, что поступок ирландца был предосудителен, не значило ли это, что я нахожусь где-то в Уэльсе – то есть, все еще в пределах Объединенного Королевства?

Я вздохнул и стукнул ладонью по воде. Время покажет, хотя времени-то как раз у меня не много.

Глава пятая

1

Нас обслуживали так, как в международных отелях обычно обслуживают греческих магнатов-судовладельцев. Все предоставлялось мистеру Слэйду и мистеру Риардену немедленно, все – за исключением свободы. Мы просили газеты и получали газеты: я попросил южноафриканский бренди – получил его – «Удэ Местер», которого я так и не смог обнаружить в Лондоне за несколько дней моего пребывания. Слэйд посмотрел на него с подозрением. Сам он предпочел пятнадцатилетний «Гленливе», который ему был гостеприимно предоставлен.

Но когда мы заводили разговор о радио или телевидении, наши хозяева становились глухими. Я спросил как-то Слэйда:

– В чем дело?

Он повернул свое тяжелое лицо ко мне и губы его скривились в слегка презрительной усмешке по поводу моего мизерного интеллекта.

– В том, что тогда мы узнаем, где находимся.

Я продолжал разыгрывать дурачка.

– Но ведь они же регулярно снабжают нас газетами.

– О, Господи! – сказал он и наклонился, чтобы поднять «Таймс». – Это – за пятое число. Вчера мы имели за четвертое, а завтра нам принесут за шестое. Но из этого вовсе не следует, что сегодня пятое. Мы можем быть, к примеру, во Франции, и эти газеты доставляют самолетом.

– Вы думаете, мы во Франции?

Он посмотрел в окно.

– На Францию не похоже, и Францией… – он потянул носом, – кажется, не пахнет. – Он пожал плечами. – Я не знаю, где мы находимся.

– Думаю, что вас это и не очень заботит, – сказал я.

Он улыбнулся.

– По правде говоря, не очень. Я знаю, что направляюсь домой, и все тут.

– Вас, наверное, считают крупной фигурой.

– Может и так, – сказал он скромно. – Я рад буду попасть домой. Я ведь не был в России двадцать восемь лет.

– Нет, все-таки вас чертовски ценят, если моя помощь стоила десять тысяч. – Я повернулся к нему и серьезно спросил: – Как своего рода профессионал, как вы расцениваете эту компанию?

Он был явно задет.

– «Своего рода профессионал»! Я работаю квалифицированно.

– Но вас поймали, – холодно заметил я.

– Через двадцать восемь лет, – возразил он. – И по чистой случайности. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь сработал лучше.

– Ладно, вы прекрасный специалист, – согласился я. – Ну вот и ответьте мне, что вы думаете об этих ребятах.

– Они хороши, – сказал он. – Очень хороши. Первоклассная безопасность, безупречная организация. – Он нахмурился. – Я не думаю, что такой уровень может быть достигнут обычными преступниками.

Эта мысль тоже пришла ко мне, и она мне не понравилась.

– Вы полагаете, что-нибудь по вашей части?

– Вряд ли, но возможно. Чтобы обеспечивать такую структуру, нужно много денег. Западные немцы после войны имели нечто подобное, – более или менее частную организацию, но ее поддерживали американские деньги.

– А кто мог бы поддерживать эту?

Он ухмыльнулся.

– Мои люди могли бы.

Довольно верно. Слэйд, казалось, уже чувствовал себя дома и в безопасности. Вместо того, чтобы отращивать в тюрьме бороду, он скоро будет пить водку с каким-нибудь боссом из КГБ и диктовать мемуары высокопоставленного офицера британской разведки. Именно это выяснилось во время суда – ему удалось проникнуть в Интеллиджент-сервис и занять там весьма высокий пост.

Он спросил:

– Что вы думаете обо мне?

– А что я могу думать о вас?

– Ну, я же шпионил против вашей страны…

– Не против моей. Я – из Южно-африканской республики. – Я улыбнулся ему. – И по происхождению ирландец…

– Ах да, я забыл.

Таафе обслуживал нас превосходно. Еда подавалась вовремя, приготовлена была прекрасно, комната содержалась в идеальном порядке, но от Таафе мы не слышали ни одного слова. Он исполнял все приказания, но когда я пытался вовлечь его в разговор, только смотрел на меня своими голубыми глазами и молчал. За то время, что я сидел взаперти в этой комнате, он не вымолвил ни звука, и я пришел к заключению, что он нем.

За дверью постоянно мелькал еще один человек. Иногда, когда Таафе входил в комнату, я замечал в коридоре смутную и темную фигуру. Лица его я не видел. Разумеется, один человек не мог выполнять все обязанности по дому в течение двадцати четырех часов в сутки. Для этого нужны по крайней мере трое. Итого, всего их было минимум пять, а, может быть, и больше.

Ни одной женщины здесь не было; дом, видимо, обслуживался только мужчинами.

Я внимательно осмотрел решетки на окнах, в комнате и в ванной, а Слэйд смотрел на меня с саркастическим удивлением. Ясно было, что убежать этим путем абсолютно невозможно. К тому же Таафе регулярно делал то же самое. Однажды я вышел из ванной и увидел, как он методично проверяет, не было ли попыток что-нибудь сделать с решетками.

Пончик заходил к нам время от времени. Он был само благодушие и с удовольствием болтал о международных делах – о ситуации в коммунистическом Китае, о шансах Южной Африки в крикетном чемпионате. Он даже выпивал с нами, хотя и немного.

Это навело меня на одну мысль – создать у них впечатление, что я большой любитель этого дела. Пончик видел, как я поглощаю бренди и становлюсь пьяно сентиментальным, но никак на это не реагировал. К счастью, у меня крепкая голова, крепче, чем казалось со стороны, и, кроме того, в его отсутствие я почти не пил, хотя мне удалось внушить Слэйду обратное. Я не слишком доверял ему и не знал, как он поведет себя в критической ситуации. И каждый вечер, перед тем, как лечь спать, с глубоким сожалением спускал в унитаз по полбутылки прекрасного напитка.

Я всегда предпочитал выглядеть не тем, что есть на самом деле, и то, что Пончик и его команда сочли меня пьяницей, в нужный момент могло мне дать хотя бы небольшое преимущество. Никто не пытался отвратить меня от выпивки. Таафе каждый день уносил пустые бутылки, заменяя их новыми, и даже подобие улыбки не появлялось на его лице. Слэйд, однако, стал относиться ко мне с нескрываемым презрением.

Слэйд не играл в шахматы, но все же я попросил Пончика принести мне шахматную доску и фигуры. «Так вы любитель шахмат? – с интересом спросил он. – Могу сыграть с вами партию-другую, если хотите. Я неплохой игрок».

Он действительно играл неплохо, хотя и не так хорошо, как Косей, но у того все же было больше времени для тренировки. Меня он обыграл довольно легко и после двух партий давал мне две пешки форы. Тем не менее, мне приходилось бороться за выигрыш изо всех сил.

Однажды после партии он сказал:

– Алкоголь и сосредоточенность, необходимая для шахмат, не вяжутся друг с другом, Риарден.

Я налил себе еще одну стопку бренди.

– А я не собираюсь становиться профессионалом, – сказал я небрежно. – За ваше здоровье. – Э…Э…Э… кстати, как вас зовут, черт возьми?

Лицо его было бесстрастным.

– Это не имеет значения.

Я пьяно хихикнул.

– Я вас называю Пончиком.

Он надулся и, кажется, обиделся.

– Но должен же я вас как-то называть? – объяснил я ему. – Что я должен делать? Свистеть и кричать: «Эй, вы!»

Шуточка стоила мне партнера по шахматам.

Чек цюрихского Экспортного банка прибыл через неделю после того, как я очнулся здесь, и за это время мы со Слэйдом уже стали действовать друг другу на нервы. Я все время думал о закодированном швейцарском счете, о Макинтоше и о своих слабых шансах на освобождение. О чем думал Слэйд, не знаю, но и он становился все более беспокойным.

Один раз его увели из комнаты, и когда он через час вернулся, я спросил, в чем дело.

– Деловое совещание, – загадочно ответил он и погрузился в молчание.

На следующий день наступила моя очередь. Меня провели по лестнице вниз в приятно обставленную комнату, у которой был только один недостаток – задернутые занавеси на окнах. Скарперы работали тщательно и даже здесь не давали мне ни малейшей возможности узнать, где я находился.

Вошел Пончик и положил на стол чек. Вынув из кармана авторучку, он отвинтил колпачок и положил ее рядом с чеком.

– Номер счета, – сказал он лаконично.

Я сел за стол, взял ручку – и заколебался. Номерные счета – любопытная вещь, и номер – это нечто, хранимое бережно, как комбинация цифр на замке твоего сейфа.

Я должен был действовать убедительно, потому что он этого ожидал от меня. Я положил ручку на стол и сказал:

– Послушайте, Пончик. Если вы будете фокусничать с этим счетом, то пожалеете, что родились на свет божий. Вы возьмете со счета точно ту сумму, которая указана на чеке – 200000 швейцарских франков и ни сантима больше. Если вы обчистите мой счет, я найду вас и сломаю вам хребет.

– Найти меня может оказаться вам не под силу, – сказал он невозмутимо.

– Не скажи, парень, не скажи, – я пристально смотрел на него. – Вы меня хорошо проверили и знаете мой послужной список. Кое-кто пытался обвести меня вокруг пальца. Они горько пожалели об этом. О моей репутации вам должно быть хорошо известно. Ходят слухи, что обманывать Риардена невыгодно. Я найду вас.

Если он и занервничал, то не показал этого. Только сглотнул прежде чем говорить.

– У нас есть репутация, которую мы поддерживаем. Никто не тронет ваш счет.

– Ладно, – сказал я зловеще и снова взял ручку. – Надеюсь, мы поняли друг друга.

Я аккуратно написал шифр – длинный ряд цифр и букв, которые я запомнил по настоянию миссис Смит, и, как это принято у нас в Африке, поставил черточки на семерках.

– Сколько времени это займет?

Он взял чек, посмотрел на него, затем помахал им в воздухе, чтобы просушились чернила.

– Еще неделю.

Глядя на порхающий в его руке чек, я вдруг внутренне похолодел. Теперь я был полностью в их лапах.