355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэшилл Хэммет » Мертвые китаянки » Текст книги (страница 1)
Мертвые китаянки
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 23:21

Текст книги "Мертвые китаянки"


Автор книги: Дэшилл Хэммет



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Дэшил Хэммет
Мертвые китаянки

* * *

Когда я вошел по вызову Старика в его кабинет, на стуле неподвижно и неестественно прямо сидела длинная девица лет двадцати четырех – широкоплечая, с плоской грудью. Ее восточное происхождение выдавала лишь чернота коротко подстриженных волос и желтоватая кожа напудренного лица. От низких каблуков темных туфель до верха ничем не украшенной меховой шапочки это была современная американка китайского происхождения.

Я знал, кто она, еще до того, как Старик представил меня. Все газеты Сан– Франциско занимались делами этой мисс уже несколько дней. Шанг Фанг, ее отец, в свое время дал деру из Китая, прихватив кое-какое золотишко – по всей вероятности, плод многолетнего злоупотребления властью в провинции – и поселился в графстве Сан-Матео, где на берегу Тихого океана отгрохал себе особняк – настоящий дворец, по мнению прессы. Там он жил, там и отдал Богу душу – и то и другое так, как подобает китайскому сановнику и миллионеру.

Что касается дочери, то эта молодая особа была маленькой китаяночкой, десятилетней Ай-Хо, когда отец привез ее в Калифорнию. Имя Ай-Хо, в переводе – Водяная Лилия, претерпело естественную в Америке метаморфозу и превратилось в Лилиан. Как Лилиан Шан она училась в одном из университетов Восточного Побережья и приобрела пару научных степеней.

После смерти отца Лилиан жила с четырьмя слугами-китайцами в доме над океаном – там и написала свою первую книгу. Теперь писала вторую. Чтобы выйти из тупика, в который зашла работа, понадобилась одна старая рукопись, находившаяся в Библиотеке Арсенала в Париже. Лилиан упаковала чемоданы и в обществе китаянки по имени Ванг Мей подалась в Нью-Йорк. Остальной прислуге поручила заботу о доме. Где-то между Чикаго и Нью-Йорком ей стукнула в голову идея, как решить проблему, из-за которой разгорелся весь этот сыр-бор. Не задержавшись в Нью-Йорке даже на одну ночь для отдыха, Шан понеслась обратно в Сан-Франциско. С пристани парома стала звонить своему шоферу. Никакого ответа. Вместе с Ванг Мей добралась домой на такси. Позвонила в дверь. Безрезультатно.

Едва она коснулась ключом замка, как дверь внезапно отворилась. На пороге стоял молодой незнакомый китаец. Он загораживал дорогу, пока хозяйка не назвала себя. Недовольно буркнул что-то себе под нос и пропустил женщин. Как только они переступили порог, их схватили, связали и завернули в какую-то тряпку вроде портьеры.

Часа через два Лилиан Шан удалось выпутаться, придя в себя в каморке для белья на втором этаже. Она включила свет и начала развязывать служанку. Ванг Мей была мертва. Те ребята, затягивая шнур на ее шее, слегка перестарались.

Лилиан Шан сошла вниз, не встретив ни души, и позвонила в участок в Редвуд-Сити.

Явились два помощника шерифа, выслушали потерпевшую, обшарили дом и нашли еще один труп – тело второй китаянки, спрятанное в подвале. По всей вероятности, она пролежала там с неделю. Лилиан Шан показала, что эта женщина – ее кухарка Ван Лай.

Остальные слуги – Ху Лун и Йин Хунг – исчезли. Из барахла, находившегося в доме и стоящего сотни тысяч долларов, не пропало ни одной мелочи. Никаких следов потасовки не обнаружили. Все в идеальном порядке. Ближайший дом находился на расстоянии почти километра. Соседи ничего подозрительного не заметили.

Рассказано все это было сухо, кратко, по-деловому.

– Я не удовлетворена тем, что делают власти графства Сан-Матео для того, чтобы отыскать убийцу или убийц, – подытожила она свой рассказ, – и хочу воспользоваться услугами вашего агентства.

Старик постучал по крышке письменного стола кончиком своего желтого карандаша, с которым никогда не разлучался, и кивнул головой в мою сторону.

– Что вы сами можете сказать об этом преступлении, мисс Шан? – спросил я.

– Ничего.

– Что вы знаете о своих слугах, которые исчезли? О девушках, которые погибли?

– По правде говоря, очень мало, а точнее – ничего вообще. Их нанимал отец.

– Те двое, которые пропали, как они выглядели?

– Ху Лун – это старик, седой, худой, сгорбленный. Йин Хунг, мой шофер и садовник, помоложе, ему, наверное, около тридцати. Он низкого роста даже для кантонца, но крепкого телосложения. Нос у него сломан и приплюснут посередине.

– Вы не допускаете, что они могли убить женщин? Или один из них?

– Не думаю. Вряд ли.

– А как выглядел тот молодой китаец, чужой, который впустил вас в дом?

– Худощавый, небольшого роста, лет двадцати... На передних зубах золотые коронки. Он показался мне очень смуглым.

– Я попросил бы, мисс Шан, подробнее объяснить, почему вас не удовлетворяет то, что делает шериф?

Она взглянула на Старика, который охотно растянул губы в вежливой, ничего не говорящей улыбке – его физиономия давно стала маской, которая могла скрыть все, что угодно.

Минуту клиентка боролась с раздражением, потом сказала:

– Думаю, они ищут не там, где нужно. Я заметила, что большую часть времени они толкутся возле дома. Ведь это абсурд – ожидать, что убийцы возвратятся.

Не лишне было поразмыслить над ее словами.

– Мисс Шан, надеюсь, вы не думаете, что вас подозревают?

Казалось, она испепелит меня взглядом своих черных глаз:

– Что за вздор!

– Не в том дело, – не отступал я. – Мне важно знать ваше мнение.

– Я не умею читать мысли полицейских. А вы?

– Мы пока ничего не знаем об этом деле, кроме того, что пишут в газетах, и вашего рассказа. Для серьезных подозрений требуется куда больше сведений. Однако постарайтесь понять, почему у людей шерифа появились сомнения. Вы очень спешили. Есть ваше объяснение, почему вы уехали и почему вернулись – но больше ничего. Женщина, обнаруженная в подвале, могла быть убита как до вашего отъезда, так и после. Ванг Мей, которая, видимо, кое-что знала, тоже мертва. Остальная прислуга исчезла. Ничего не украдено. Уверяю вас, этого достаточно, чтобы у шерифа появились мысли...

– Вы меня подозреваете? – спросила она в упор.

– Нет, – ответил я, нисколько не греша против правды. – Но это ничего не доказывает.

Она обратилась к Старику, слегка подняв подбородок и бросая слова как бы через мою голову.

– Вы что, не хотите заниматься этим делом?

– Мы охотно займемся им и сделаем все, что в наших силах.

Когда условия были оговорены, и мисс Шан принялась выписывать чек, шеф повернулся ко мне:

– Ты этим и займешься. В помощники возьмешь, кого захочешь.

– Сперва не худо бы заглянуть в дом и посмотреть, все ли на месте.

Лилиан Шан спрятала в сумочку чековую книжку.

– Превосходно, – сказала она. – Я как раз возвращаюсь домой. Могу вас захватить.

Это была очень спокойная поездка. Энергию на беседы тратить не стали. Похоже, не слишком пришлись друг другу по душе. Но машину она вела неплохо.

Сложенный из грязно-серого кирпича дом Лилиан Шан возвышался среди старательно ухоженных газонов. С трех сторон усадьбу окружала живая изгородь, с четвертой простирался берег океана, зажатый в этом месте двумя скалистыми утесами.

Дом был набит множеством картин, портьер и всего такого прочего – мешанина американских, европейских и азиатских вещей. Я послонялся по комнатам, бросил взгляд на чуланчик для белья, на все еще разрытую могилу в подвале и на бледную датчанку с лошадиной физиономией, – женщине этой предстояло заниматься домом, пока Лилиан Шан не найдет себе новую прислугу, – и вышел во двор. Несколько минут бродил по газонам, сунул нос в гараж, где стояли два автомобиля, кроме того, на котором мы приехали из города, и пошел дальше, чтобы ухлопать остаток послеполуденного времени на болтовню с соседями. Ни один из них ни черта не знал. Людей шерифа искать не стал – как-никак мы с ними были конкурентами.

В нашей конторе сидел только Фиск; парень коротал ночное дежурство. Я сделал вид, что страшно интересуюсь программой, идущей в «Орфеуме», и даже попытался острить, однако веселиться пока было рановато...

В Чайнатауне меня знала каждая собака, ничего стоящего не вынюхаешь, глупо даже надеяться. Вызвался помогать один старый корешок филиппинец, но нет никакой уверенности, что выжму из него хоть каплю пользы. Тут требовался кто-то местный, кто плавал бы здесь, как уж в своем болоте.

Развивая возникшую мыслишку, я вспомнил Уля. Еще пять лет назад этот «глухонемой» загребал по двадцать долларов в день на своем постоянном маршруте между офисами, заставляя раскошеливаться тех, кто верил в его талант. Он обладал великим даром: можно было палить из кольта над его головой, Уль и глазом не моргнул бы. Но героин основательно расшатал парню нервы и довел до того, что он стал вздрагивать от любого шороха за спиной.

С тех пор «глухонемого» мог использовать на посылках каждый, кто готов был расплатиться дневной порцией белого снадобья. Ночевал ханыга где-то в Чайнатауне и не придерживался каких-либо правил игры. Полгода назад я пользовался услугами Уля, чтобы узнать, кто разгрохал в одном богатом доме окно.

Еще один приятель – Люп Пигатти, владелец притона на Пацифик-стрит... Люп умел держать язык за зубами и если уж считал нужным что-то тебе сказать, то говорил без дураков.

Он сам поднял трубку.

– Можете найти мне Уля? – спросил я, предварительно назвавшись.

– Не исключено.

– Пришлите его ко мне. Буду ждать.

– Если он покажется, – пообещал Люп и повесил трубку.

Я попросил Фиска передать Старику, чтобы он звякнул, когда появится, а потом отправился к себе и стал ждать симпатягу-стукача.

Он явился сразу же после десяти – низенький, приземистый мужичонка лет сорока с мордой как тесто и мышиного цвета шевелюрой со слипшимися прядями нечистой белизны.

– Люп сказал, что у вас что-то есть для меня.

– Да, – ответил я, указывая на стул и закрывая дверь. – Покупаю сведения.

Ханыга скомкал в руках шапку, хотел было сплюнуть на пол, но раздумал, только облизал губы.

– Не знаю, сэр. Но он там. Никто никогда его не видел, но все говорят, что это великий человек.

– Вот как! И дом его находится на Споффорд-аллее?

– Да, сэр. Дом с красными дверями и красными ступеньками. Его легко найти, но лучше с Чанг Ли Чингом не связываться.

– Ты что-нибудь узнало китаянках?

– Нет, сэр, но узнаю. Уверен в этом.

Я похвалил его за хорошую службу, велел попытаться еще что-нибудь вынюхать и вернулся к себе. Из дома позвонил в агентство. Старик сказал, что Дик Фоли – ас среди наших агентов – свободен. В самый раз было запустить его в дело. Потом зарядил револьвер и, усевшись поудобнее, стал ждать Уля.

Он позвонил в дверь около одиннадцати.

– Сам не знаю, что об этом думать, парень, – сказал он очень важным тоном, скручивая самокрутку. – Что-то готовится, факт. Нет там спокойствия с тех пор, как японцы начали скупать магазины в Чайнатауне, и, может быть, дело именно в этом. Но чужих в районе нет, пусть дьявол их заберет. Подозреваю, что те двое, которыми вы интересуетесь, смылись в Лос-Анджелес; надеюсь, что сегодня вечером все буду знать точно.

– И в городе нет чужих?

– Ни одного.

– Послушай-ка, глухонемой, – сказал я без церемоний. – Ты лжец, и к тому же болван. Я умышленно подставил тебя. Ты приложил руку к этим убийствам вместе со своей братией, а теперь отправишься за решетку. И твои кореша тоже.

И направил револьвер в его перепуганную, посеревшую вывеску.

– Сиди тихо...

Не спуская с него глаз, я протянул свободную руку к трубке.

Но позвонить не успел. Мой «козерог» был слишком близко. Уль рванулся и выхватил его; я бросился на Уля – но слишком поздно. Он выстрелил. Огонь опалил живот.

Согнувшись пополам, я осел на пол. Уль вылетел из комнаты, оставив распахнутую дверь.

Прижимая ладонь к животу, который жгло нестерпимо, я подбежал к окну и махнул рукой Дику Фоли, укрывшемуся за ближайшим углом. Потом отправился в ванную, где осмотрел рану. Холостой патрон тоже не шутка, если в тебя шмаляют чуть ли не в упор. Жилет, рубашка и майка пришли в негодность; тело обожжено. Я смазал ожог мазью, залепил пластырем, переоделся, зарядил по-настоящему револьвер и отправился в агентство ждать известий от Дика.

По всей видимости, первый ход в начатой игре оказался удачным. Героин героином, но Уль не сорвался бы, не окажись верным мое предположение, а основывалось оно на том, что уж очень ханыга старался не смотреть мне в глаза, слишком рискованно гнал тюльку насчет того, что в Чайнатауне нет чужих.

Дик не заставил себя долго ждать.

– Кое-что есть! – крикнул он с порога. Как всегда в таких случаях, речь напоминала телеграмму скряги. – Телефон. Звонил из будки: отель «Ирвингтон», поймал только номер. Должно хватить. Затем Чайнатаун. Влетел в подвал на западной стороне Уэверли-плейс. Слишком далеко для точного опознания. Крутиться там долго – риск. «Ирвингтон» – это Щеголь. Пригодится?

– Наверное. Посмотрим, что имеется в нашем архиве о Щеголе.

Нейл Конерс, он же Щеголь, родился в Филадельфии, в предместье Виски-Хилл. В одиннадцатилетнем возрасте впервые замочил рога за попытку присоединиться к маршу протеста безработных на Вашингтон. Мальчишку наладили домой. Через четыре года он снова в руках полиции: в драке во время гуляний пырнул ножом парня. Отдали под надзор родителей. Затем подмели по подозрению в связи с бандой похитителей автомобилей. Темные делишки в компании с известным мошенником Хайесом, который был отправлен на тот свет одной из жертв какой-то своей аферы. Задержание во время знаменитой облавы полиции на железнодорожных грабителей. Каждый раз Конерсу удается выйти сухим из воды.

Рука правосудия впервые дотянулась до него, когда парню стукнуло тридцать два года. Загремел за надувательство посетителей Международной панамской выставки и отсидел три года. Освободившись, вместе с одним японцем по имени Хасегава провернул крупную аферу в японской колонии в Сиэтле. Выдавал себя за американского офицера, делегированного в японскую армию во время войны. Конерс имел поддельную побрякушку – орден Восходящего солнца, приколотый на грудь уголовника якобы самим императором. Когда все вылезло наружу, семейство Хасегава вынуждено было раскошелиться в пользу потерпевших на двадцать тысяч. Конерс загреб на этом кругленькую сумму, не понеся даже какого-либо морального ущерба. Дело замяли, он вернулся в Сан-Франциско, купил отель «Ирвингтон», где живет, как король, уже пять лет, и никто не может сказать о нем худого слова. Фармазон что-то замышляет, но что именно – никто не в состоянии узнать. О внедрении соглядатая в его отель под маской постояльца не могло быть и речи. Все номера занимали постоянные клиенты. Гостиница эта столь же малодоступное место, как самый дорогой нью-йоркский клуб.

Таков был хозяин заведения, куда звонил Уль, прежде чем исчезнуть в своей норе в Чайнатауне.

Я никогда не видел Конерса. Дик тоже. В досье мы нашли несколько фотографий. Снимки анфас и в профиль. Конерс, одетый, что твой джентльмен, в вечернем костюме, с фальшивым японским орденом на груди, среди нескольких япошек, которым он пудрил мозги. Любительский снимок, сделанный как раз когда мошенник вел свою жертву на заклание. На этой фотографии он выглядел хоть куда – упитанный, с важной миной, квадратной челюстью и хитрыми глазами.

– Узнаешь его?

– Наверное.

– Неплохо бы присмотреть какой-нибудь угол по соседству, чтобы иметь отель в поле зрения и время от времени приглядывать за нашей пташкой.

На всякий случай я спрятал групповую фотографию в карман, а остальные сунул обратно в папку досье, после чего отправился к Старику.

– Можешь действовать. Этот номер с посредническим бюро тебе обеспечен, – сказал он.

– Отлично. А теперь – в Чайнатаун. – Если не дам о себе знать через пару дней, вам стоит попросить подметальщиков улиц, чтобы они обращали побольше внимания на то, что сгребают с мостовой.

Он обещал это сделать.

Грант-авеню – главная улица и позвоночный столб Чайнатауна – почти на всей своей протяженности являет собой ряды магазинчиков с низкопробным пестрым товаром и ярко освещенных кабачков, где туристам подают мясо с луком и рисом, а лязг американского джаза заглушает звучащие временами писклявые китайские флейты.

Я свернул с Грант-авеню на Клей-стрит и, нигде не задерживаясь, дошагал до Споффорд-аллеи в поисках дома с красными ступеньками и красными дверями, который, по словам Киприано, принадлежит Чанг Ли Чингу.

На Уэверли-плейс приостановился, чтобы оглядеться. Филиппинец сказал, что именно здесь живут прибывшие в Чайнатаун и что, по его мнению, здание связано переходом с домом Чанг Ли Чинга. Как раз до этого места Дик Фоли держал на поводке Уля. Четвертый дом от игорного притона Джейра Квонга, так сказал Киприано, но я понятия не имел, где находится притон.

На Уэверли-плейс царили образцовая тишина и покой. Какой-то толстый китаец расставлял ящики с овощами перед своей лавкой. Полдюжины мелких китайских ребятишек играли в мяч посреди улицы. По другую сторону какой-то блондин в твидовом костюме поднялся по ступенькам из подвала на улицу; за его спиной мелькнуло на мгновение лицо размалеванной китаянки, запирающей дверь.

Я пошел дальше и на Споффорд-аллее без труда нашел нужный дом – обшарпанное строение со ступеньками и дверями цвета засохшей крови. Окна были наглухо заколочены толстыми досками. От окружающих зданий он отличался тем, что на первом этаже не было ни одной лавки или конторы.

Я поднялся по трем ступенькам и костяшками пальцев забарабанил в дверь.

Никакого ответа.

Постучал сильнее. Глухо. Попробовал еще раз и услышал, как внутри что-то заскрежетало.

Скрипело и скрежетало не менее двух минут, после чего дверь приоткрылась – на полфута, не больше.

Через щель над тяжелой цепью на меня глянул косой глаз, кроме которого удалось еще рассмотреть часть морщинистого темного лица.

– Что?

– Хочу видеть Чанг Ли Чинга.

– Не понимаю.

– Вздор! Запри дверь и лети к Чанг Ли Чингу. Скажи ему, что я хочу с ним повидаться.

– Топай отсюда. Чанга нет.

Я молчал. Если он не намерен меня впускать, то пусть знает, что я все равно никуда не уйду. Пауза.

– Чего ты хочешь?

– Хочу повидаться с Чанг Ли Чингом, – сказал я, не поворачивая головы.

Снова пауза, закончившаяся ударом цепочки о дверную раму.

– Ладно.

Я швырнул сигарету на тротуар и вошел в дом. Пришлось ждать, пока китаец перекрывал вход четырьмя стальными поперечинами толщиной в руку и замыкал висячие замки. Потом кивнул головой и, шаркая ногами, пошел впереди – маленький, сгорбленный человечек с лысой желтой головой и шеей, напоминающей кусок веревки.

Из этой комнаты он провел меня в другую, еще более темную, а потом в коридор. Затем мы спустились вниз по нескольким шатающимся ступенькам – крепко воняло затхлой одеждой и сырой землей, – и попали в абсолютный мрак. Я вынужден был ухватиться за полу просторного, сшитого, несомненно, на вырост голубого плаща моего проводника.

С самого начала путешествия он ни разу не взглянул на меня, и ни один из нас не проронил ни слова. Эти блуждания по лестницам вверх и вниз, повороты налево и направо особого страха не нагоняли. Если старика это забавляло – ради Бога! Сколько ни води, больше меня уже с толку не собьешь – я не имел ни малейшего представления о том, где нахожусь.

Дальше шли по длинному коридору, по обе стороны которого тянулся ряд дверей, размалеванных под бронзу. Все они были закрыты и в полумраке выглядели таинственно. Минуя одну из них, я заметил краем глаза тусклый блеск металла и темный кружок в самой середине двери.

Я бросился на пол.

Падая, как подкошенный, огня не увидел, но услышал выстрел и ощутил запах пороха.

Мой проводник молниеносно повернулся – одна нога его выскочила из шлепанца. В каждой руке он держал по пистолету, здоровенному, как лопата. Удивительно, каким образом этот старикашка ухитрился прятать на себе столько железа!

Два преогромных ствола пристально смотрели в мою сторону. По китайскому обычаю старик палил как сумасшедший: трах, трах, трах!

Я думал, что он промазал, – мой палец коснулся спуска. Но вовремя опомнился и не выстрелил.

Он целился не в меня. Слал пулю за пулей в дверь за моей спиной, в ту дверь, из– за которой грохнул первый выстрел.

Лучше всего было откатиться подальше по полу коридора.

Старичок закончил бомбардировку. Дерево он изрубил, как бумагу, расстреляв все свои боеприпасы.

Дверь отворилась от толчка человека, что был уже трупом, и в последние мгновения жизни старался удержаться на ногах, наваливаясь на нее всем телом. «Глухонемой» Уль, от которого почти ничего не осталось, свалился на пол и превратился в лужу крови.

В коридоре зароились желтые лица, среди которых мелькали черные стволы.

Я встал. Проводник опустил свои хлопушки и горловым голосом пропел целую арию. Китайцы начали исчезать, остались четверо, которым пришлось собирать то, что осталось от Уля.

Жилистый старикашка спрятал пистолеты, подошел ко мне и протянул руку за моим револьвером.

– Дайте мне это, – сказал он вежливо.

Если бы сейчас потребовали мои штаны, я и их бы не пожалел.

Старик сунул револьвер под полу плаща, небрежно взглянул на то, что несли четверо китайцев.

– Ты его не очень любил, а? – спросил я.

– Не очень, – признался он.

– Ладно. Идем.

Наше путешествие возобновилось. Наконец проводник остановился перед какой-то дверью и поцарапал ногтем ее поверхность.

Отворивший тоже был китайцем. Но этот явно не принадлежал к нашим кантонским карликам: могучий, явно питающийся мясом тяжелоатлет с бычьей шеей, широченными плечами, лапами гориллы и кожей толстой, как на ботинке.

Придерживая портьеру, прикрывавшую вход, великан потеснился, давая дорогу. По другую сторону двери стоял его брат-близнец.

Комната имела округлую форму, двери и окна закрывали бархатные драпировки – зеленые, голубые, серебристые. На большом, богато украшенном резьбой черном стуле, стоявшем за черным столом с инкрустацией, сидел старый китаец. Лицо у него было круглое, мясистое, хитрое, с пряжами редкой белой бороды. Голову прикрывала плотно прилегающая к черепу черная шапочка. Его пурпурная одежда была подбита соболями.

Он не встал, но мягко улыбнулся и наклонил голову, почти коснувшись ею чашки с чаем, стоявшей на столе.

– Только полная невозможность поверить в то, что такой человек, как мой господин, исполненный божественного великолепия, пожелает тратить свое бесценное время на столь убогого простолюдина, удержала последнейшего из слуг моего господина от того, чтобы устремиться и пасть к его благородным ногам, как только я услышал, что Отец Детективов стоит у моего недостойного порога.

Все это он продекламировал на безупречном английском а так гладко, что лучше не скажешь.

– Если Ужас Преступников, – продолжал китаец, – почтит какой-нибудь из моих жалких стульев и пожелает доверить ему свое тело, то стул будет потом сожжен, дабы никто менее знатный не смог его использовать. А может, Повелитель Ловцов Злодеев позволит мне послать слугу в его дворец за стулом, более приличествующим Повелителю?

Я шагнул вперед, силясь сложить в голове соответствующий обстоятельствам ответ. Этот старый «фазан» издевался надо мной, доводя до абсурда прославленную китайскую учтивость.

– Только потому, что от бесконечного почтения подо мной подгибаются колени при виде могучего Чанг Ли Чинга, осмелится раб его сесть, – сказал я, опускаясь на стул и поворачивая голову, чтобы увидеть, как два великана, охранявшие порог, исчезают. – Благодарю за то, что твой человек спас мне жизнь, когда мы шли по коридору.

Он простер обе руки над столом.

– Только из опасения, что смрад столь подлой крови будет невыносим для благородных ноздрей Императора Детективов, ведено убить нечистую тварь, осмелившуюся нарушить покой моего господина.

Пора было кончать с этой комедией.

– Я хотел бы узнать, кто убил Вант Мей и Ван Лая, служанок Лилиан Шан.

Он играл прядками редкой бороды, накручивая волосы на худой, бледный палец.

– Неужели тот, кто преследует оленя, позарится на зайца? Если Великий Охотник притворяется, что его занимает смерть слуг, что может подумать Чанг? Только то, что великий человек скорее всего скрывает свою истинную цель.

Так он болтал еще несколько минут, а я сидел и слушал, всматриваясь в его округлое, хитрое лицо в надежде хоть что-нибудь узнать.

– Где находятся Ху Лун и Йин Хунг?

– И снова я чувствую себя погруженным в неведение, как в грязь, – промурлыкал он, – и единственно утешаю себя мыслью, что Мастер Разгадывать Загадки знает ответ на свои вопросы и скорее всего скрывает от Чанга свою несомненно достигнутую уже цель.

Вот и все, что удалось добиться.

У входа, уже после того, как железные перекладины были сняты, старичок выудил из-под плаща мой револьвер и вручил его мне.

– Благодарю, что ты застрелил этого... там, наверху, – сказал я.

Старый китаец кашлянул, поклонился и запер дверь.

Кратчайшая дорога в агентство вела по Стоктон-стрит. Можно было не торопиться. Прежде всего стоило поразмыслить над фактом смерти «глухонемого» Уля. Была ли она подготовлена заранее, чтобы наказать бракодела и заодно дать мне кое-что понять? Но что? И для чего? Чтобы непрошеный гость почувствовал себя в долгу? А если так, то почему? Зачем? Или это всего лишь один из тех загадочных номеров, которые так любят разыгрывать китайцы? Особого внимания стоил маленький тучный человечек в пурпурных одеждах.

Он мне понравился. У него были чувство юмора, умная голова, отвага, словом, все. Победой над таким можно гордиться. Но я вовсе не думал, что уже победил. «Глухонемой» указал на связь, существующую между Щеголем из «Ирвингтона» и Чанг Ли Чингом, среагировал, когда я обвинил его в том, что он замешан в убийстве в доме Шан. Вот и весь навар. Кроме того, Чанг ни словом не обмолвился, что ему плевать на заботы Лилиан Шан.

В свете этих фактов само собой напрашивалось, что смерть Уля не была специально разыгранным представлением. Скорее всего, он попытался меня убрать и сел на мушку «фазану», поскольку в противном случае накрылась бы аудиенция, которой удостоил меня Чанг. Жизнь Уля ломаного гроша не стоила в глазах китайца, да и любого другого.

Вообще же, я не испытывал особого недовольства собой, подводя черту под первым днем работы. Если не добился ничего значительного, то по крайней мере много лучше представлял то, что обещало будущее. Если все еще бился головой о каменную стену, то знал, где эта стена находится и кому принадлежит.

В агентстве меня ждало сообщение от Дика Фоли. Он снял помещение напротив отеля «Ирвингтон» и теперь держал Щеголя на крючке.

Щеголь около получаса кумарил в ресторане «Толстяк» Томсона на Маркет-стрит, болтая с хозяином и несколькими биржевыми спекулянтами, которые околачиваются там постоянно. Потом проехал на моторе до О'Фаррел-стрит.

Долго безо всякого результата звонил в одну из квартир, затем достал из кармана собственные ключи. Спустя час вышел оттуда и вернулся в отель. Дик не мог сказать, звонок какой квартиры нажимал Щеголь. Я позвонил Лилиан Шан.

– Вы дома сегодня вечером? Хотелось бы кое-что обговорить, разумеется, не по телефону.

– Буду дома в половине восьмого.

– Отлично.

В семь пятнадцать я стоял у двери особняка мисс Шан.

Отворила она сама. Датчанка, занимавшаяся хозяйством, заглядывала сюда только днем, на ночь возвращаясь в собственный дом, расположенный в миле отсюда.

Вечернее платье, в котором мисс Шан предстала, было из разряда строгих, но позволяло предположить, что если бы хозяйка отказалась от очков и проявила больше заботы о себе, она могла бы выглядеть куда более женственно. Лилиан проводила меня в библиотеку. Ухоженный молодой человек лет двадцати с небольшим, в вечернем костюме, встал со стула, когда мы вошли, – красивый светловолосый парень.

Он назвался Джеком Готторном. Девица скорее всего вознамерилась организовать здесь конференцию. Стоило немалых усилий дать ей понять, что нужен разговор с глазу на глаз. Она извинилась перед гостем и отвела меня в другую комнату.

Я уже ощущал некоторое раздражение.

– Кто это?

Она взглянула на меня, приподняв брови:

– Мистер Джек Готторн.

– Вы хорошо его знаете?

– Собственно, почему это вас так интересует?

– Мистер Джек Готторн мне не нравится.

– Не нравится?

Мне пришла в голову неожиданная мысль.

– Где он живет?

Она назвала какой-то номер на О'Фаррел-стрит.

– Это «Гленвей»?

– Кажется, да. – Взгляд ее выражал абсолютное равнодушие. – Вы хотите что-то объяснить?

– Еще один вопрос, потом объяснения. Знаете ли вы китайца, которого зовут Чанг Ли Чинг?

– Нет.

– Понял. Тогда расскажу кое-что о Готторне. К данному моменту мне удалось выйти на два разных следа, связанных с вашим делом. Один из них ведет к Чанг Ли Чингу из Чайнатауна, а другой к некому Конерсу, который уже отсидел один срок. Присутствующий здесь Готгорн был сегодня в Чайнатауне. Я видел его, когда он выходил из подвала, по всей вероятности, сообщающегося с домом Чанг Ли Чинга. Бывший преступник Коиерс посетил сегодня после полудня дом, в котором живет Готторн.

Она открыла рот, а потом закрыла.

– Но это абсурд! Я знаю мистера Готторна довольно давно и...

– Как давно?

– Ну... давно. Несколько месяцев.

– Как вы познакомились?

– Через мою подругу по колледжу.

– На что он живет?

Она замолчала, застыв в напряжении.

– Послушайте, мисс Шан, – сказал я. – С этим Готторном все может быть в порядке, но нужна полная ясность. Он нисколько не пострадает, если чист. Мне надо знать, что о нем знаете вы.

Слово за слово, я вытянул из нее все, что требовалось. По всем признакам, мисс Шан питала к мистеру Готторну немалую симпатию.

Вечером наша парочка собиралась в ресторан. Как и следовало ожидать, на машине Готторна. С немалым трудом удалось заполучить ключи от виллы – хотелось побыть в роли сторожевого пса, пока молодые будут прожигать жизнь по кабакам. Я проводил Лилиан со словами:

– Если на обратном пути двигатель закапризничает, то пусть вас это не удивляет. Всех благ!

Взяв такси, я попросил водителя заехать в ближайшее селение, где в магазинчике купил плитку жевательного табака, фонарик и коробку патронов. С покупками в кармане возвратился к особняку.

Слегка почистив хозяйский холодильник, удобно устроился на стуле в коридорчике возле кухни. По одну сторону прохода была лестница, ведущая наверх. Мой наблюдательный пункт находился посередине, откуда при открытых дверях можно было услышать все.

Прошел час в тишине, если не считать отдельных звуков автомобилей, проезжающих по дороге, до которой было ярдов триста, и шума Тихого океана в маленьком заливе внизу. Я жевал табак, чтобы не курить сигареты, и пытался сосчитать, сколько часов жизни ухлопано таким вот образом, сидя или стоя в ожидании, пока что-то случится.

Зазвонил телефон.

Пусть звонит. Это могла быть Лилиан Шан, которой понадобилась помощь, но рисковать я не мог. Скорее всего кто-то из банды пытался проверить, нет ли кого в доме.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю