В ожидании дождя

Текст добавлен: 12 октября 2016, 05:21

Текст книги "В ожидании дождя"

Автор книги: Деннис Лихэйн

Жанр:

Крутой детектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Под сборником кроссвордов я нашел пачку фотографий без рамок, в простом конверте со штемпелем бостонской почты, датированным маем этого года, и без обратного адреса. На конверте стоял только ньютонский адрес Карен. На фотографиях был изображен Дэвид Веттерау в компании с женщиной, и эта женщина была не Карен Николс. Брюнетка, в черном, стройная, как модель, в солнечных очках. Вид холодно-равнодушный. Они с Дэвидом Веттерау сидели на террасе кафе. На одном снимке держались за руки. На другом целовались.

Я перебирал фотографии под пристальным взглядом Уоррена.

– Плохо дело, – сказал он.

Я покачал головой. Деревья на снимке стояли голые, без листьев. Следовательно, встреча имела место где-то в феврале, то есть, по бостонскому календарю, ранней весной. Вскорости после того, как мы с Буббой навестили Коди Фалька, и ровно накануне дня, когда Дэвида Веттерау сбила машина.

– Думаешь, она снимала? – спросил Уоррен.

– Нет. Фотографировал явно профессионал. С телеобъективом. Откуда-то сверху, с крыши. И кадровка соответствующая.

Я медленно перетасовал снимки, чтобы он понял, что я имею в виду.

– Видишь, крупным планом их руки? Со сплетенными пальцами?

– Значит, ты думаешь, что снимал частный сыщик?

– Думаю, да.

– Кто-то вроде тебя?

Я кивнул:

– Кто-то вроде меня, Уоррен.

Он еще раз посмотрел на снимки в моей руке.

– Но тут же нет ничего такого.

– Верно, – согласился я. – Но представь себе, Уоррен, что тебе прислали бы такие вот фотки с Холли и незнакомым мужиком. Как бы ты себя чувствовал?

Лицо его потемнело, и какое-то время он молчал.

– Да, – наконец признался он. – Ты прав.

– Вопрос в том, почему кто-то прислал их Карен.

– Ты считаешь, для того чтобы отравить ей жизнь?

Я пожал плечами:

– Вполне возможно.

Коробка почти опустела. На дне я обнаружил ее паспорт, свидетельство о рождении и пузырек прозака. Я не обратил на него особого внимания. После несчастного случая с Дэвидом прозак был вполне объясним. Если бы не дата отпуска препарата: 23 октября 1998 года. Она принимала антидепрессанты задолго до того, как я с ней познакомился.

Я поднес к глазам пузырек и прочитал имя врача, выписавшего лекарство: «Д. Борн».

– Не возражаешь, если я возьму это себе?

Уоррен кивнул:

– Да пожалуйста.

Я убрал пузырек в карман. В коробке остался только листок белой бумаги. Я извлек его.

Это оказалась запись с психотерапевтического сеанса, проведенного доктором Дианой Борн 6 апреля 1994 года. Пациентом была Карен Николс.

…Для пациентки характерна ярко выраженная склонность к подавлению отрицательных эмоций. Производит впечатление человека, живущего в состоянии постоянного отрицания – отрицания воздействия, оказанного смертью отца; отрицания нездоровых отношений с матерью и отчимом; отрицания собственных сексуальных наклонностей, которые, по мнению лечащего врача, имеют бисексуальный характер и окрашены в инцестуальные тона. Пациентка следует классическим пассивно-агрессивным поведенческим шаблонам и категорически отказывается от любых попыток самоосознания. У пациентки отмечается опасно низкий уровень самооценки, сбой сексуальной самоидентификации и, по мнению наблюдающего врача, искаженная картина мира, потенциально способная привести к летальному исходу. Если дальнейшие сеансы психотерапии не принесут результатов, может быть рекомендовано добровольное помещение пациентки в психиатрический стационар… Д. Борн.

– Что это? – заинтересованно спросил Уоррен.

– Отчет психиатра, который лечил Карен.

– А сюда-то он как попал?

Я сверху вниз посмотрел на его недоуменное лицо.

– В том-то и вопрос, Уоррен. В том-то и вопрос.

С согласия Уоррена я забрал себе записки психиатра и фотографии Дэвида Веттерау с незнакомой женщиной. Одежду, сломанные часы, остальные фотографии, документы и свадебные приглашения я сложил назад в коробку. Оглядев то, что служило вещественным доказательством существования Карен Николс, я потер глаза.

– От людей иногда здорово устаешь, – сказал Уоррен.

– Это точно, – согласился я, поднимаясь, и пошел к двери.

– А уж ты-то с твоей работой особенно, да?

Пока он запирал сарай, я сказал:

– А эти два мужика, что терлись вокруг Карен…

– Да?

– Они вместе приходили?

– Когда вместе, а когда порознь.

– Что-нибудь еще про них можешь рассказать?

– Рыжий, как я и говорил, был мозгляк. Вылитый хорек. Из тех, кто считает себя умнее всех. Когда платил за ее номер, швырял сотни, как будто это и не деньги вовсе, а так, бумажки. Карен на нем так и висла, а он смотрел на нее как на кусок мяса. Да еще нам с Холли подмигивал. Тот еще говнюк.

– Рост, вес, приметы?

– Ну, примерно пять футов десять, может, девять дюймов. Вся рожа в веснушках. Прическа идиотская. Весит сто пятьдесят – сто шестьдесят фунтов. Одевался по-пижонски. Шелковые рубашки, черные джинсы, на ногах мартенсы, начищенные, хоть смотрись в них как в зеркало.

– А второй?

– Тот покруче был. Водил черный «Шелби-мустанг GT-500» с откидным верхом. Их вроде всего четыре сотни и произвели-то, нет?

– Ну да, около того.

– Одевался на вид скромно, но дорого. Джинсы драные за кучу баксов. Джемпер на белую футболку. Солнечные очки сотни за две. Сюда он не заходил, так что голоса его я не слышал. Но у меня впечатление, что он был главный.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Что-то в нем такое было. Карен с хорьком всегда шли позади него. И делали то, что он скажет. Не знаю. Я и видел-то его всего раз пять, и то издалека. Стремный он какой-то. Вел себя так, как будто я рядом с ним и находиться недостоин.

Он покатил через грязный пустырь назад к мотелю. Я следовал за ним. День клонился к закату. В воздухе пахло дождем. Вместо того чтобы направиться к пандусу заднего входа, Уоррен двинулся к столику для пикников, сколоченному из неошкуренных досок. Возле него он остановился, и я сел на стол, уверенный, что джинсы защитят меня от заноз.

На меня он не смотрел, уставившись на корявую поверхность стола, всю в сучках и заусеницах.

– Один раз я поддался, – сказал он.

– Поддался?

– На уговоры Карен. Она все болтала. Рассказывала про каких-то темных богов. Про какие-то путешествия во тьме. Говорила, что может взять меня туда с собой… И…

Он оглянулся через плечо на мотель. В окне за занавеской мелькнул силуэт его жены.

– Я не… В смысле, не понимаю, что заставляет человека, у которого лучшая в мире жена…

– …ходить налево? – закончил я за него.

Он взглянул на меня глазами, сузившимися от стыда:

– Вот именно.

– Не знаю, – мягко сказал я. – Тебе лучше знать.

Он побарабанил пальцами по подлокотнику коляски и устремил взор мимо меня, на чернеющую пустошь с корявыми деревьями.

– Тьма, вот что это, – сказал он. – Возможность коснуться чего-то страшного, когда занимаешься чем-то офигительно приятным. Иногда тебе не хочется быть с женщиной, которая смотрит на тебя с любовью. Тебе хочется быть с женщиной, которая смотрит на тебя и знает тебя. Видит твои худшие стороны. – Он посмотрел на меня. – И ей это нравится. Ей этого и хочется.

– Так ты и Карен…

– Всю ночь трахались. Как животные. И хорошо было. Она была сумасшедшая. Вообще без тормозов.

– А после?

Он снова отвернулся, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул:

– А после она сказала: «Видишь?»

– «Видишь?»?

Он кивнул:

– «Видишь? Никто никого не любит».

Мы еще немного посидели. Молча. В хилых кронах звенели цикады. В дальнем конце тропы шебуршились еноты. Казалось, что сарай еще на дюйм пригнулся к земле. Я смотрел на этот безрадостный пейзаж и слышал в ушах голос Карен Николс, шептавшей: «Видишь? Никто никого не любит».

Никто никого не любит.

15

Я пристроился поразмыслить в одном из баров, где тем же вечером меня и нашла Энджи. Бар принадлежал Буббе, назывался «Лайв Бутлег» и располагался на границе Дорчестера и Южного Бостона. Буббы в данный момент в городе не было. Поговаривали, что он уехал в Северную Ирландию – прикупить оружия, от которого тамошние боевики избавлялись в рамках перемирия. Но даже в отсутствие хозяина я мог спокойно пить за счет заведения.

И это было бы просто замечательно, если бы мне хотелось напиться. Но вот как раз пить-то мне и не хотелось. Я уже с час сидел над одним и тем же стаканом, и он не опустел даже наполовину, когда официальный владелец лавочки Дерганый Дули заменил мне его на новый.

– Это просто преступление, – сказал Дерганый, выливая в раковину пиво. – Видеть, как здоровый мужик вроде тебя зря переводит прекрасный лагер.

Я сказал:

– Угу.

И снова погрузился в изучение своих записей.

Иногда мне легче сконцентрироваться, если вокруг толкутся люди. В одиночестве, у себя в квартире или в офисе, я особенно остро ощущаю, как утекают минуты, безвозвратно унося с собой еще один день. В баре поздним воскресным вечером, под приглушенные хлопки бит, доносившиеся с экрана телевизора, передававшего матч с участием «Ред Сокс», под перестук падавших в лузы бильярдных шаров из соседней комнаты, под шум голосов переговаривавшихся мужчин и женщин, занятых игрой в кено или скребущих ребром монетки по лотерейным билетам и изо всех сил пытающихся урвать последние часы до наступления понедельника с его автомобильными пробками, гавканьем начальства и нудятиной повседневной рутины, под весь этот монотонный гул у меня удивительным образом прочистились мозги, и я смог полностью сосредоточиться на содержании своих записей, приткнувшихся между подставкой под пивной бокал и блюдцем с орешками.

Из всей кучи фактов, которые я узнал о Карен Николс, я выписал на лист желтой бумаги основные, выстроив их в хронологическом порядке. Затем я добавил к ним всякие второстепенные детали и подробности. Пока я трудился, «Ред Сокс» проиграли и народу в баре, и без того не слишком многолюдном, чуть поубавилось. Из музыкального автомата доносилась песня Тома Уэйтса, из бильярдной долетали звуки двух голосов – там явно затевалась ссора.

К. Николс

(д.р. 16.11.70 – д.с. 4.08.99)

а) 1976 – смерть отца.

б) 1979 – мать выходит замуж за доктора Кристофера Доу и переезжает в Уэстон.

в) 1988 – Карен оканчивает школу Маунт-Алверния.

г) 1992 – оканчивает Университет Джонсона-Уэйлза по специальности «гостиничный менеджмент».

д) 1992 – поступает на работу в отдел ресторанного обслуживания отеля сети «Времена года» в Бостоне.

е) 1996 – получает повышение по службе и переводится на должность заместителя управляющего отделом ресторанного обслуживания.

ж) 1998 – обручается с Д. Веттерау.

з) 1999 – становится жертвой преследования со стороны К. Фалька; неизвестные уродуют ее машину; первый контакт со мной – в феврале.

и) 1999 – 15 марта происходит несчастный случай с Д. Веттерау. (Перезвонить Девину или Оскару; попытаться получить полицейский отчет.)

к) Отказ страховой компании в выплате страховки по причине задержки с переводом очередного взноса.

л) Май – получает по почте фотографии Д. Веттерау, снятого в обществе другой женщины.

м) 1999 – 18 мая уволена с работы по причине систематических опозданий и прогулов.

н) 1999 – 30 мая съезжает с квартиры.

о) 1999 – 15 июня селится в мотеле «Холли Мартенс». (Промежуток две недели. Где она была?)

п) 1999 – июнь – август. Замечена в компании Рыжего Мозгляка и Богатого Блондина в мотеле «X. М.».

р) 1999 – март – июль. Коди Фальк получает 9 писем за подписью К. Николс.

с) Карен получает записи психотерапевта. Дата неизвестна.

т) 1999 – июль. Изнасилована К. Фальком.

у) 1999 – июль. Арестована за занятие проституцией на автовокзале Спрингфилда.

ф) 1999 – 4 августа кончает с собой.

Итого. Поддельные письма, отправленные К. Фальку, позволяют предположить, что в «невезении» К. Николс принимала участие Третья Сторона. На то же указывает тот факт, что К. Фальк не уродовал ее машину. Третьей Стороной могут быть Рыжий Мозгляк, Богатый Блондин или оба. (А могут и не быть.) Доступ к медицинским записям наводит на мысль о том, что Третья Сторона может быть кем-то из медицинского персонала, работающего под началом психотерапевта. Более того, осведомленность медицинского персонала о частной жизни пациентов открывает Третьей Стороне возможность вмешиваться в жизнь К. Николс. Мотив, однако, не прослеживается. Предположим далее, что…

– Мотив для чего? – спросила Энджи.

Я накрыл рукой страницу и покосился на нее.

– Тебя мама в детстве не учила?..

– Что невежливо заглядывать через плечо и читать чужие записи?

Она бросила сумку на пустой стул слева и села рядом со мной.

– Как продвигается дело?

Я вздохнул:

– Жалко, что с мертвыми нельзя поговорить.

– Тогда бы они не были мертвыми.

– Что в тебе потрясает, – сказал я, – так это твой ум.

Она толкнула меня в плечо и кинула на барную стойку сигареты и зажигалку.

– Энджела! – обрадовался Дерганый Дули, сжал ее руку и наклонился над стойкой, чтобы чмокнуть Энджи в щеку. – Давненько ты к нам не заглядывала.

– Привет, Дерганый. Ни слова о прическе, хорошо?

– О какой прическе? – сказал Дерганый.

– Вот и я ей то же говорю.

Энджи снова ткнула меня в плечо:

– Плесни-ка водки безо льда, Дерганый.

Он яростно потряс ее руку и воскликнул:

– Ну вот, наконец-то нормальный человек просит нормальный напиток!

– Да уж, на моем приятеле много не наваришь. – Энджи прикурила сигарету.

– В последнее время он вообще ведет себя как монашка. Уже народ удивляется. – Дерганый плеснул в стакан щедрую порцию «Финляндии» и поставил его перед Энджи.

– Ну что, – сказал я, когда Дерганый оставил нас одних, – приползла назад, а?

Она хмыкнула и отпила «Финляндии».

– Давай-давай, шути и дальше, остряк-самоучка. Тем приятней мне будет тебя мучить.

– Ладно, ладно. Что ты вообще-то здесь делаешь, знойная сицилийская женщина?

Она закатила глаза и сделала еще глоток.

– Нашла кое-что любопытное насчет Дэвида Веттерау. – Она подняла указательный палец. – Точнее говоря, две вещи. Первая совсем простая. Помнишь письмо, которое он написал в страховую компанию? Мой спец утверждает, что это явная фальшивка.

Я крутанулся на стуле.

– Ты уже что-то нарыла?

Она потянулась за сигаретами, вытащила одну.

– В воскресенье? – настаивал я.

Она прикурила сигарету и подняла брови.

– Значит, точно что-то нарыла, – сказал я.

Она прижала пальцы к ладони, подула на них и отполировала воображаемую медаль у себя на груди.

– Две вещи.

– Ладно, – сказал я. – Круче тебя никого нет.

Она приставила ладонь к уху и наклонилась ко мне поближе.

– Ты супер. Ты гений сыска. Тебе нет равных. Брюс Ли перед тобой мальчонка. Круче тебя нет.

– Это ты уже говорил.

Она склонилась еще ниже, не убирая руку от уха.

Я откашлялся.

– Ты – безо всяких вопросов и сомнений – самый умный, самый находчивый, самый догадливый частный сыщик во всем Бостоне.

Она растянула рот в широкой, чуть кривой улыбке, от которой мое сердце рвало в клочья.

– Видишь, не так уж это и сложно, – сказала она.

– Конечно. Сам не понимаю, почему тебе пришлось вытягивать из меня эти слова клещами.

– Потому, видимо, что ты утратил навык вылизывания чужих задниц.

Я откинулся назад и уставился долгим взглядом на изгиб ее бедра.

– К вопросу о задницах, – сказал я. – Позволь заметить, что твоя выглядит потрясающе.

Она махнула в мою сторону сигаретой:

– Не надо грязи, извращенец.

Я положил обе руки на стойку бара:

– Да, мэм.

– Странность номер два.

Энджи достала стенографический блокнот и раскрыла его, одновременно крутанувшись на стуле так, что наши колени почти соприкоснулись.

– Около пяти часов того дня, когда Дэвида сбила машина, он позвонил Грегу Данну и попросил перенести встречу, объяснив, что у него заболела мать.

– А она и правда заболела?

Она кивнула:

– Заболела. Раком. И пять лет назад померла. В девяносто четвертом.

– Значит, он соврал насчет…

Она подняла ладонь:

– Я еще не закончила. – Энджи затушила в пепельнице сигарету, оставив тлеть несколько крупинок табака. Она наклонилась вперед, и наши колени соприкоснулись. – В четыре сорок Веттерау позвонили на мобильный. Разговор длился четыре минуты. Звонили с таксофона на Хай-стрит.

– Всего в одном квартале от пересечения Конгресс и Пёрчейз.

– Если точнее, одним кварталом южнее. Но не это самое интересное. Наш человек в «Сельюлар Уан» сказал, где находился Веттерау, когда принял этот звонок.

– Жду затаив дыхание.

– Он направлялся на запад по Пайк в сторону Нейтика.

– Значит, в четыре сорок он едет забирать «Стэдикам».

– А в пять двадцать оказывается на пересечении Конгресс и Пёрчейз.

– Где его собьет машина.

– Именно. Он паркует машину в гараже на Саут-стрит, пешком идет по Атлантик до Конгресс и, переходя через дорогу на Пёрчейз, спотыкается.

– С полицией ты это не обсуждала?

– Ну, ты сам знаешь, что полиция думает о нас в целом и обо мне в частности.

Я кивнул.

– Может, в следующий раз подумаешь дважды, прежде чем стрелять в копа.

– Ха-ха, – сказала она. – К счастью, «Сэллис & Солк» поддерживают с полицией Бостона прекрасные отношения.

– То есть ты попросила кого-то оттуда им позвонить.

– He-а. Я позвонила Девину.

– Ты позвонила Девину.

– Ага. Спросила его, и минут через десять он мне перезвонил.

– Десять минут.

– Ну, может, пятнадцать. Короче, у меня есть заявления очевидцев. Все сорок шесть штук.

Она похлопала по мягкой кожаной сумке, лежавшей рядом с ней на стуле:

– Та-да!

– Еще по одной, ребята? – Дерганый Дули поставил перед Энджи чистую пепельницу и вытер колечко влаги под ее стаканом.

– Конечно, – сказала Энджи.

– А для прекрасной дамы? – спросил он у меня.

– Пока не надо. Спасибо.

– Стыд и позор, – пробормотал Дерганый и отошел за очередной «Финляндией» для Энджи.

– Если я правильно тебя понял, – сказал я Энджи, – ты звонишь Девину и через пятнадцать минут получаешь на руки то, чего я не смог добыть и за четыре дня.

– Типа того.

Дерганый поставил перед ней стакан:

– Все для тебя, куколка.

– «Куколка»… – сказал я, когда он отошел. – Ну кто, блин, в наше время называет девушку куколкой?

– А у него как-то получается, – сказала Энджи и отпила водки. – Мистика.

– Ну Девин, ну сволочь.

– А чего ты злишься? Ты вечно донимаешь его своими просьбами. А я ему почти год не звонила.

– И то правда.

– Плюс я покрасивше буду.

– Вот с этим я бы поспорил.

Она фыркнула:

– А ты у людей поспрошай.

Я глотнул пива. Оно было теплым. Этот сорт, насколько я знал, популярен в Европе, впрочем, они там обожают кровяную колбасу и Стивена Сигала.

Когда Дерганый в очередной раз проходил мимо, я попросил принести мне холодного.

– О’кей. В следующий раз отберу у тебя ключи от машины. – Он поставил передо мной запотевшую бутылку «бек’с», стрельнул глазами в Энджи и отошел.

– Что-то на меня в последнее время все кому не лень баллоны катят.

– Возможно, потому, что ты встречаешься с адвокатшами, уверенными, что хороший гардероб компенсирует отсутствие мозгов.

Я повернулся на стуле.

– А, так ты с ней знакома?

– Нет. Зато с ней близко знакомы половина мужиков, которые работают в двенадцатом округе.

– Мяу! – сказал я. – Только царапаться не начинай.

Она печально улыбнулась, прикуривая очередную сигарету.

– Я бы, может, ее и поцарапала, только у нее с когтями проблема. Зато, как я слышала, есть крутой портфель, прическа и сиськи, за которые она до сих пор выплачивает кредит. – Ее улыбка стала шире, и она скорчила мне рожицу: – О’кей, пупсик?

– А как там другой поживает? – спросил я.

Ее улыбка померкла. Она полезла в сумочку.

– Давай вернемся к Дэвиду Веттерау и Карен…

– Я слышал, его зовут Трей, – сказал я. – Ты встречаешься с парнем по имени Трей, Эндж.

– Как ты?..

– Не забывай, мы же детективы. Так же, как ты узнала про Ванессу.

– Ванесса, – сказала она и скривилась, как будто съела лимон.

– Трей, – сказал я.

– Заткнись. – Она начала рыться в сумочке.

Я отпил немного пива.

– Ты катишь на меня бочку, а сама спишь с парнем по имени Трей.

– Я с ним больше не сплю.

– А я с Ванессой больше не сплю.

– Мои поздравления.

– И тебя туда же.

С минуту между нами висела мертвая тишина. Энджи достала из сумочки несколько листов бумаги для факса и разгладила их на барной стойке. Я сделал еще пару глотков «бек’с» и погонял пальцем картонную подставку, борясь с собой, чтобы не рассмеяться. Я взглянул на Энджи. Уголки ее рта тоже подергивались.

– Не смотри на меня, – сказала она.

– Почему?

– Говорю же… – Она сдалась, закрыла глаза и расплылась в улыбке.

Полсекунды спустя я последовал ее примеру.

– Я не знаю, почему улыбаюсь, – сказала Энджи.

– Я тоже.

– Козел.

– Стерва.

Она засмеялась и повернулась на стуле со стаканом в руках:

– Скучал по мне?

Ты даже не представляешь.

– Ни капли, – сказал я.

Мы переместились за длинный стол в глубине зала, заказали клубные сэндвичи, и за едой я поделился с Энджи всем, что успел узнать сам; подробно рассказал ей о своей первой встрече с Карен Николс, о двух столкновениях с Коди Фальком, о беседах с Джоэллой Томас, родителями Карен, Шивон, Холли и Уорреном Мартенс.

– Мотив? – сказала Энджи. – Мы постоянно возвращаемся к мотиву.

– Знаю.

– Кто в самом деле изуродовал ей машину и почему?

– Ага.

– Кто написал письма Коди Фальку и почему?

– Почему, – подхватил я, – кому-то понадобилось изгадить этой женщине жизнь настолько, что она предпочла спрыгнуть с крыши, чем дальше это терпеть?

– Возможно ли, что они зашли настолько далеко, что подстроили Дэвиду Веттерау несчастный случай?

– Плюс проблема с доступом к информации, – сказал я.

Карен прожевала сэндвич и промокнула губы салфеткой.

– В каком смысле?

– Кто послал Карен фотографии Дэвида с другой женщиной? Кто, блин, сделал эти фотографии?

– На мой взгляд, работал профи.

– На мой тоже. – Я закинул в рот остывший ломтик картошки фри. – И кто дал Карен записи ее собственного психиатра? Это серьезный вопрос.

Энджи кивнула.

– И почему? – сказала она. – Почему, почему, почему?

Вечер затянулся. Мы прочли все сорок шесть протоколов показаний очевидцев несчастного случая с Дэвидом Веттерау. Добрая половина из них вообще ничего не видела, а остальные двадцать с мелочью подтвердили вывод полиции: Веттерау споткнулся о выбоину в асфальте, не удержался на ногах и ударился головой о корпус машины, водитель которой делал все, чтобы избежать столкновения.

Энджи даже набросала приблизительную схему места происшествия. На ней было показано местоположение всех сорока шести свидетелей в ключевой момент – это было похоже на план футбольного матча. Большинство свидетелей – двадцать шесть человек – стояли на юго-западном углу Пёрчейз и Конгресс. В основном это были брокеры, которые после рабочего дня направлялись к станции метро Саут-стейшн и ждали, пока переключится светофор. Тринадцать человек находились на северо-западном углу, прямо напротив перебегавшего через дорогу Дэвида Веттерау. Еще двое стояли на северо-восточном углу. Третий сидел в машине, следовавшей сразу за автомобилем Стивена Кернза – того самого водителя, что сбил Дэвида. Из оставшихся пяти свидетелей двое сошли с тротуара на юго-восточном углу, когда загорелся желтый свет, а еще трое, как и Веттерау, бежали по «зебре»: двое направлялись на запад в сторону финансового квартала, а один – на восток.

Он оказался ближе всех к Дэвиду Веттерау. Его звали Майлз Брюстер. Он только что обогнал Веттерау, когда тот и попал ногой в выбоину. Машина уже ехала через перекресток. Когда Веттерау упал, Стивен Кернз тут же вывернул руль, и люди, находившиеся на «зебре», прыснули в стороны.

– Кроме Брюстера, – сказал я.

– А? – Энджи подняла глаза от фотографии Дэвида с незнакомой женщиной.

– Почему этот Брюстер не испугался, как остальные?

Она подвинула стул поближе к моему и взглянула на схему.

– Вот он, – сказал я, ткнув пальцем на фигурку человечка, которую она обозначила как С7. – Он обогнал Веттерау. Следовательно, он находился спиной к машине.

– Ну да.

– Он слышит визг шин. Оборачивается. Видит, как на него несется машина. И при этом… – Я нашел его заявление и стал читать вслух: – Он, цитирую, находился в футе от этого парня, потянулся к нему и «вроде как застыл», когда Веттерау ткнулся башкой в машину.

Энджи забрала у меня заявление и прочитала его.

– Да, но в такой ситуации человек действительно может застыть на месте.

– Но он-то не застыл. Он тянулся.

Я подвинул стул поближе к столу и указал на схеме фигурку с пометкой С7.

– Эндж, он стоял спиной к машине. Ему нужно было развернуться, увидеть, что происходит. Рука, выходит, у него не застыла, а ноги застыли? Он, по его собственным словам, стоял в футе, может, в двух от колес и заднего бампера машины, которую заносит.

Она уставилась на схему и потерла лицо.

– Эти заявления мы получили незаконным путем. Мы не можем повторно опросить Брюстера. Нельзя допустить, чтобы он догадался, что мы знакомы с его первоначальными показаниями.

Я вздохнул:

– Это усложняет дело.

– Усложняет.

– Но к нему стоит присмотреться. Как считаешь?

– Безусловно.

Она откинулась на стуле и подняла руки к волосам, которых уже не было. Поймав себя на этом жесте, она посмотрела на меня, заметила мою широкую ухмылку и ответила на нее, показав третий палец, а затем опустила руки.

– О’кей, – сказала она и постучала ручкой по блокноту. – Какие у нас приоритеты?

– Во-первых, надо поговорить с психиатром Карен.

Она кивнула:

– Нефиговая у нее утечка из кабинета.

– Во-вторых, поговорить с Брюстером. У тебя есть его адрес?

Она вытащила из-под стопки факсов листок бумаги.

– Майлз Брюстер, – сказала она. – Лендздаун-стрит, дом двенадцать. – Она подняла голову над страницей и замерла с открытым ртом.

– Хм… И что же здесь не так? – спросил я.

– Лендздаун, двенадцать, – сказала она, – это у нас…

– Фенуэй-парк.[13]13
Фенуэй-парк – бейсбольный стадион в Бостоне.

[Закрыть]

Она издала глухое рычание.

– И как копы это проглотили?