Текст книги "Прикосновение"

Автор книги: Дэннис Крик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

− А кто вам сказал, что я хочу жить?

Вопрос повис в воздухе, но пауза, последовавшая за ним, была недолгой.

− У вас нет выбора. Ваша дочь жива. Вы должны жить хотя бы ради надежды увидеть ее.

Роберт заметил, как ладони Питера сжались в кулаки, и жилы на них натянулись, словно синие веревки.

− Хоть что-то по существу она успела вам сказать?

− Я же говорю, она только…

− Хоть что-то, мать твою, она тебе сказала?! − дребезжащий голос священника вдруг сорвался на крик.

Чего-то подобного Роберт ожидал с самого начала их разговора. Нервный срыв, истерика, психоз. У этого состояния было множество названий. Но объединяло их одно − полная неподконтрольность действий человека разуму.

В следующий миг ему показалось, что пьяница набросится на него с ножом, который он прятал все это время в недрах черной рясы. И второй раз за сутки Роберт увидел свой труп, лежащий на земле. Теперь с перерезанным горлом.

− Уже смеркается. Пожалуй, я пойду.

Он стал спускаться по лестнице вниз. Ежесекундно он ожидал услышать за спиной безумный окрик или топот спешащих ног, но до конца спуска так ничего и не услышал. Питер окликнул его только, когда он коснулся железной ручки на двери и шагнул за порог.

− Детектив! Мне кажется, вы знаете больше, чем говорите!

Неторопливо Роберт обернулся. И увидел то, что ожидал.

На разгневанном лице безумца застыло раздражение. Глаза его метали молнии, руки вцепились в перила…

− Вы слышите меня? Я хочу знать все, что касается моей дочери!

Вот тут Роберт пожалел о своих откровениях. Он не стал стоять и дальше выслушивать беспокойного отца, а поспешил покинуть дом, правда, еще одна тирада успела долететь до его ушей, прежде чем он захлопнул за собой дверь и вышел на улицу.

− Только представьте на миг, что они для меня значили! Только представьте!

В этот день в планах сыщика было посещение еще одного дома.

По адресу, написанному заботливой рукой на обратной стороне фотографии, находился трехэтажный коттедж, огороженный высоким железным забором с распашными воротами. Звонок, который был искусно вмонтирован в эти самые ворота, воспроизводил птичью трель с громкостью, способной разбудить даже соседей.

Когда Роберт нажал его в третий раз, терпение его лопнуло, и он толкнул рукой железную дверь. Со скрипом, режущим уши, та неохотно поддалась, и детектив шагнул на территорию за ней.

По дорожке из красной брусчатки он бодрым шагом направился к дому.

Здесь повторилась та же история, что и у ворот. Только на этот раз он звонил гораздо дольше, а дверь так и не открылась. Он знал, что кто-то стоит в прихожей, он слышал шорох и движения за стеной, свидетельствующие о том, что этот кто-то притаился за дверью и чего-то выжидает. И он позвал несколько раз Икера Агриколу по имени, но ответа так и не дождался.

Оставшееся до вечера время Роберт провел, объезжая город. Он изучал его перекрестные улицы, периодически сверяясь с картой и стараясь запоминать их названия. Побывал у Старых Дорог и у горы Эль-Парад, еще в некоторых местах, по его мнению, вполне достойных, чтобы пропасть там навечно. И вспоминал свои предыдущие расследования, с успехом завершенные им в кратчайшие сроки.

Во всех делах об убийствах всегда находились свидетели, очерчивался определенный круг подозреваемых и, самое главное, у преступника был мотив. В этом деле не было ни первого, ни второго, ни третьего. И это поневоле наталкивало детектива на мысль о том, что явление, с которым ему пришлось столкнуться в Ариголе, не только загадочно и малообъяснимо, оно отдает чертовщиной.

IV

Явление

Ночью снова пошел дождь.

Номер отеля «Ниагара», где остановился Роберт Блатт, единственного сносного отеля в городе, находился на втором этаже и состоял из двух комнат. Роберт заранее забронировал номер именно с двумя комнатами: для себя и для Мартина. С того времени, как они начали работать в паре, прошло уже два года. За это время детектив успел к нему привыкнуть, и сейчас отсутствие напарника, конечно, сказывалось.

Отель «Ниагара» представлял из себя четырехэтажное здание из красного кирпича. Внешний облик формировал большой эркер на главном фасаде. Этот фасад, обращенный на улицу, имел продолговатые узкие окна и был декорирован рустовкой. С одной стороны его довершала винтовая изломанная лестница, которая огибала левый торец и спускалась на задний двор. С другой − внушительная водосточная труба с огромной воронкой, словно предназначенной для мифического трубочиста, а не для слива воды.

Внутреннее убранство отеля радовало изысканным интерьером, стилизованным под средние века. В коридорах всегда было чисто и свежо, прислуга отличалась вежливостью и тактом. Ничего плохого про отель и сервис, предлагаемый в нем, детектив сказать не мог. «Ниагара», в отличие от других подобных заведений, посещенных им в малых городах, оставляла на редкость приятное впечатление, правда, пребывание в ней стоило весьма недешево.

Роберт поднялся с кровати и прошел в соседнюю комнату. Подошел к открытому окну. Пару минут он стоял, не двигаясь, наблюдая за стеной косого ливня, который к полуночи стал еще сильнее. Потом резко закрыл окно и вернулся в спальню.

Его сон в эту ночь был беспокойным, похожим на таинственную бездну, раскрашенную в черно-белые тона, где черное − это временные провалы с полным погружением на дно глубокой пропасти, а белое − постоянные всплывания на поверхность с жадными глотками живительного воздуха.

Ближе к утру он почувствовал тревогу. Легкий ветер дул из раскрытого окна, которое он захлопнул накануне. Сквозь сон он уловил теплый аромат жасмина и еловой хвои. Тонкие запахи слились в ночной прохладе.

Он глубоко вздохнул и ощутил прикосновение − волосы зашевелились на затылке. Словно кто-то их нежно погладил. Это ощущение его удивило − оно было настолько реальным, что не казалось сновидением. И он открыл глаза.

На кровати рядом сидела она.

В белом платье, шелковыми волнами ниспадающем ниже ее колен. В изогнутых складках его прятались лунные тени.

Зеленые глаза девушки блестели во мраке ночи искрящимся оттенком морского мелководья. Мокрые волосы были растрепаны по плечам, на лице застыли капельки дождя. Движения руки, которой она гладила его волосы, были плавными. Иногда пальцы ее, холодные и нежные, застревали в непослушных кудрях, и она останавливалась. Но, едва выпутавшись, снова продолжала гладить их с тем же медленным и убаюкивающим темпом.

Один взгляд на нее заставил его замереть на месте, ловя свое неровное дыхание. Он не знал, с чего начать, о чем спросить. Мысли спутались, вопросы позабылись. И что-то подсказало ему пока молчать, ибо начнет разговор она сама.

Она расскажет ему о причинах своего нежданного появления и объяснит таинственную сущность колдовства, с помощью которого ей удалось спасти его от смерти.

И вот это случилось. Предчувствие его не обмануло − она заговорила первой:

− Я не твое видение, − в шуме дождя голос ее казался явлением из сна.

Ожидая от него куда меньшего удивления, она убрала руку. Единожды встретившись с ней взглядом, он прикоснулся к ее боли.

Что-то было в ее глазах.

Неволя.

Он попытался что-то сказать, но из пересохшего горла не донеслось ни звука − последствие прилипшего к нёбу языка и буйного волнения.

− Ночь − мое время, Роберт. − Предыдущие ее слова звучали более успокаивающе. − Я знаю, зачем ты здесь. Ты ищешь правду. − И по мере того, как она говорила, в нем нарастало беспокойство. − Это твоя карма. Но я не могу рассказать тебе все, что знаю. Могу сказать лишь одно − жертвы еще будут.

Едва коснувшись ее руки, он вздрогнул. Как и в первый раз, она была холодна и спокойна. Как и в первый раз прикосновение пленило.

Слова вертелись на языке, но выбрать какое-то одно из них, чтобы начать говорить, он не мог. И лишь по истечении времени он немного расслабился и сделал вздох полной грудью. Это позволило снять частичку напряжения.

Он ожидал, что вот-вот она начнет свой рассказ. Но она молчала. Столь странного чувства он еще не испытывал. Он хотел, чтобы она была с ним откровенна, чтобы она рассказала ему все. Но время шло, а она молчала.

С каждой минутой томительного ожидания в нем крепло подозрение − она больше не заговорит. Неведомая грусть в ее глазах скрывала тайну. Но вместе с тем Роберт почти физически ощущал ее желание помочь. Внезапный порыв дотронуться до ее лица (поцеловать?) он подавил в себе прежде, чем начал говорить:

− Скажи мне, я могу знать, что с тобой случилось, Мелисса?

Она замотала головой.

− Почему ты не показываешься людям?

Ее печальный взгляд был ему ответом.

− Я могу что-нибудь сделать для тебя? Я не успел поблагодарить тебя за твою помощь. Ты спасла нас. Меня и моего друга.

− Не надо, − прозвенел милый голос. − Следите за ним.

− Да, я буду…

Роберт не успел договорить − она коснулась ладонью его губ, на миг и только. Прохлада летнего дождя осталась на них, когда она убрала руку.

− Я хочу, чтобы ты знал. − Зеленый сумрак ее глаз холодил. − Никто из них вернуться уже не сможет. Все они − жертвы.

− Жертвы? Чьи они жертвы, Мелисса? Ты знаешь, чьи они жертвы?

Глаза девушки заволокла белесая дымка. Она отвела взгляд в сторону, и Роберт понял, что отвечать она не намерена.

− Скажи, они убиты? Где я могу найти их тела? Все они мертвы…

− Их тела бренны, они блуждают везде, где им захочется. Они уносят жизни так же, как и много лет до этого. Но теперь они свободны. И они никогда не вернутся к людям.

Он понимал, что давить на нее не стоит. Ощущение того, что она может исчезнуть так же внезапно, как и появилась, было слишком настойчивым.

− Я могу помочь тебе, − вдруг произнесла она. − Я знаю, кто будет следующим.

− Знаешь, кто исчезнет?

Она кивнула.

− Я скажу тебе. Но помни. Этого не в силах остановить никто. Им уже ничего не поможет.

− Кто будет следующим, Мелисса? Скажи… − попросил он и не заметил, как обеими руками вцепился в ее плечи.

− Двое. Итан и Майкл Скуд.

− Почему именно они? Чем они провинились?

− У них на роду написано быть ами.

− Ами? Кто это?

Девушка стала подниматься с постели.

− Скажи мне, что за ами? − руки его невольно опустились.

Она поспешила в соседнюю комнату.

− Не уходи! − закричал он. − Пожалуйста, не уходи!

Что он почувствовал в тот миг, знало только его сердце. Желание докопаться до истины и расспросить обо всем, что было ей известно? Нет, это было что-то другое. Как те ее прикосновения − колыбель холодной нежности и потаенной страсти. Как те чувства, что терзали его душу, когда он хотел наклониться и поцеловать ее.

− Не ищи меня.

Только не это!

− Но почему, Мелисса? Не избегай меня… прошу!

Он кинулся вслед за ней, но что-то помешало ему побежать сразу, как только он сообразил, что она покинет спальню. Какая-то сила удерживала его на месте около минуты. А когда он вскочил с кровати и вбежал в комнату, то увидел лишь раскрытое окно.

В воздухе витал запах ее мокрых волос, лунные тени бродили по белому подоконнику, то и дело срываясь с его края вниз. Ветер трепал занавески, дождь лил прямо в комнату. Но ее нигде не было.

Мелисса Мона исчезла.

Часть вторая
Дождя таинственные цепи

Аригола, как все начиналось

Проклятый

Наверное, каждый, кто хоть раз бывал в горах Ариголы, знает, насколько опасными могут оказаться тропы на скалистых склонах древнего хребта.

Мало кто взбирался на серые вершины и возвращался обратно живым и невредимым. Столь далекие места, в которые подался молодой беглец, не жаловали чужаков.

Суждено ли было вернуться Даниэлю Калоту?

Он знал, что его будут искать только первую неделю. Может быть, две. Но потом запал у скобров кончится, и они плюнут на сумасшедшего парня, затерявшегося где-то в горах, благо более важных дел у подданых короля и так было предостаточно.

Скорее всего, они посчитают его мертвым и со временем позабудут. Он надеялся, что именно так и будет, ведь выживать в экстремальных условиях, одновременно скрываясь от погони, гораздо сложнее, чем просто выживать.

Он скитался по ущельям и пещерам, питаясь лишь сорняками и кореньями, которые иногда находил на отвесных скалах да в глубинах темных гротов, десять дней. К концу десятого дня истощение его достигло своей крайней степени.

Обезумев от голода, он забрел на высокое плато и в изнеможении рухнул на холодные камни.

Он готов был встретить смерть здесь, вдали от людей и цивилизации, вдали от обвинений и стражников, поближе к небу и прощению. Рассудив, что подобная участь положит конец его мучениям, он закрыл глаза и стал ждать.

Где-то в дебрях обрывочных воспоминаний пролетали странные картины, в которых он был то зверем, пожирающим человеческую плоть. То иноком, стоящим на коленях перед распятием, к которому вместо Христа была прикована его мать. Он смотрел на нее снизу вверх и молил о прощении.

Дни сменяли ночи, шли недели, годы, а она все истекала кровью, терпела мучительную боль, стерпеть которую, казалось, было невозможно, но так ни разу и не удостоила его своим взглядом.

Даниэль тихо застонал и провел рукой перед глазами, пытаясь избавиться от навязчивого видения. Но предчувствие скорой смерти придавало его воображению такую силу, что образ матери на кресте продолжал его преследовать, даже когда он открыл глаза.

То, что было раньше, не имеет значения.

То, что происходит сейчас, тоже.

А то, что будет…

А больше уже не будет ничего.

Пальцы его окоченели от холода и потеряли чувствительность. Долгие и безуспешные попытки забить камнями изредка залетающую на такую высоту птицу превратили их в затвердевшие щупальца с исцарапанной плотью. А бесконечное ожидание, предшествующее этим попыткам, поработило в нем строптивый дух и силу воли.

В какой-то момент он готов был спуститься вниз и сдаться скобрам, но уверенность в том, что на земле никто не накажет его сильнее, чем он сам, остановила беглеца.

Одежда его истрепалась, сандалии стерлись до дыр, плетеный ремешок давно отвалился. Лицо, заросшее и обезображенное суровыми горными ветрами, превратилось в каменную маску отчаяния и боли. Сердце билось медленно и громко, отбивая последние удары с фатальной обреченностью. Зрение ухудшилось до такой степени, что он уже не различал ни леса, ни домов, которые видел раньше, когда наблюдал за городом с высоты Аригольского хребта. Он стал путать день и ночь.

Слух испортился благодаря шумовым галлюцинациям, посещающим его с пугающей частотой. И голос, что донесся до него в тот день, сперва показался ему зовом демонов, спешащих по его душу.

Но обладатель его не был демоном. Это был столетний старик с гривой серебряных волос. Он появился как будто из ниоткуда, застыв посреди заснеженного плато. Кажется, он назвал беднягу по имени.

Дрожа от холода, Даниэль обернулся на тихий зов и увидел сгорбленную фигуру в черных одеждах. На изборожденном морщинами лице светились чистые синие глаза.

Из последних сил беглец поднялся на ноги и, когда боль пронзила стопы, он понял, что все еще живой.

Старец начал что-то говорить ему о воле и о людях. Кажется, он даже предлагал ему помощь в поиске пути обратно. Но Даниэль не слышал его мудрых слов, грозным эхом отражающихся от голых скал и кричащих в его голове подобно стае голодных чаек.

Он приближался к старику в надежде дотронуться до его руки, чтобы понять, не мираж ли это перед ним. Когда между ними осталось два шага, старик попятился назад, выставляя вперед костлявые руки. Но зверя уже невозможно было остановить.

В один миг в шестнадцатилетнем мальчугане пробудилось все зло, что он копил на человечество. Он бы и рад был послушать старика, который взмолился о пощаде, но голод, беспощадный сын греха, рвал и метал у него внутри.

Он набросился на путника со свирепостью волка. Его зубы впились в плоть несчастного, и когда первые капли теплой крови потекли по его языку в высохшее горло, он потерял контроль над своим безумием. Беспомощность жертвы мобилизовала все скрытые до этого внутренние ресурсы организма и, боясь не успеть насытиться, остановиться он уже не мог. Однако перед смертью старик успел схватить его за руку и торопливо зашептал на ухо:

− Мальчишка − дикий волк, я вижу зло в твоей душе… она черна и проклята навеки… Глаза твои налиты кровью, которую ты так жаждешь, оскал твой − улыбка сатаны…

− Молчи! − взревело чудовище в груди беглеца, и Даниэль не узнал свой голос.

− В тебе притаился зверь… Отныне ты будешь им… В душе всегда, снаружи только, когда зло в тебе не будет иметь выхода!

Даниэль был сбит с толку. Он словно проглотил язык и, силясь что-то сказать, лишь отрывисто мычал.

− До скончания дней своих ты будешь рабом своей жажды! Чувства, которое впредь будет вдохновлять все твои деяния. Питаясь кровью, ты будешь мыслить! Думая о крови, будешь любить и страдать! Вожделея кровь, ты будешь жить и убивать!

Но кровь не даст тебе бессмертия. Она не даст тебе ничего, кроме насыщения. Ты будешь стареть так же, как и все люди. Каково же будет твое удивление, когда укушенные тобой будут становиться такими же, как ты. Но, в отличие от тебя, они обретут бессмертие! Ты же будешь стариться и дальше. И умрешь от старости или от чужой руки.

− Замолчи! − закричал мальчишка и приподнял подбородок старца. − Я сделаю это, если ты не замолчишь!

Но старик продолжал твердить загробным голосом слова, ранящие не хуже острого кинжала.

И тогда Даниэль решился. Вложив все силы в свой порыв, он нащупал зубами выпуклое место на жертвенном горле и постарался сжать их. Изо рта старика вырвалось хрипение, которое потом смешалось с потоком ревущей темной жидкости.

− Да будет так…

Таковы были последние слова, что услышал от странника мальчишка. После этого рука старика ослабла и упала на грудь. Голова повернулась набок, и он затих.

После этого случая Даниэль бродил в горах Аригольского хребта еще неделю.

Семь проклятых дней, в течение которых он собирал коренья и растительность и пытался по старой привычке хоть частично удовлетворить свирепый голод. Но не мог.

Его последней надежде суждено было рухнуть, когда он все-таки поймал высокогорного орла и, перекусив ему шею, впился в мясистое горло. Кровь птицы была как вода. Она утоляла жажду, но не голод. Негодуя от досады, он бросил никчемное тело в ущелье и сел на край скалы.

Воспоминание о крови старика, которой он напился вдоволь, сводило его с ума. Вкус ее дурманил и пьянил. О да, именно та кровь принесла ему насыщение, настоящее… А что сейчас? Он чувствовал себя как кукла, набитая ватой. Не ощущал ни рук, ни ног. Единственное, что его роднило с живым существом, это голод. Ужасающий голод, со временем ставший болью.

Столь сильная тяга заставила его вопреки боязни быть обнаруженным, узнанным и схваченным, спуститься с гор на землю.

В течение нескольких недель он совершал периодические вылазки в город, где под покровом ночи настигал своих жертв, преимущественно молодых девушек. Он кусал их и пил кровь, после чего закапывал в землю, чтобы не допустить распространения своего недуга. Размножение подобных ему существ, о котором он узнал, укусив свою первую жертву, пока не входило в его планы. Поддержание собственной жизненной активности и сил − вот что заботило его прежде всего.

С радостью он обнаружил, что слух его полностью восстановился, а зрение вернулось и стало даже лучше, чем было до встречи со старцем. Оно помогало ему выслеживать добычу и замечать жертву в ночном лесу за много-много метров.

Он надеялся, что в городе уже позабыли о смерти Варвары Калот и исчезновении ее старшего сына. И, когда нашел подтверждение своим надеждам в отсутствии сторожевых отрядов на подступах к городу, осмелел и стал совершать вылазки чаще, иногда появляясь даже днем.

Тот факт, что один за другим исчезают люди, взбудоражил население Ариголы, особенно районов, расположенных в непосредственной близости от горного хребта. Но он же удивительным образом поспособствовал тому, чтобы люди на время позабыли о побеге Даниэля Калота, переключившись на поиски неведомого похитителя.

По городу поползли слухи, что в его окрестных лесах завелись волки. Это они нападают на одиноких людей и пожирают их так, что даже косточек не остается. Были и те, кто говорил о вампирах. Но их было меньшинство, ведь никто из пропавших не вернулся, и живых мертвецов также никто не видел. А следовательно, и оснований, чтобы подозревать в таинственном похитителе вампира, не было.

Со временем горожане сформировали отряды, которые периодически прочесывали леса и горы. Но в тех лесах были места настолько труднодоступные, что люди попросту не могли до них добраться. Поэтому дремучий Хазельбрант стал временным пристанищем для юного вампира.

В одну из своих вылазок ранним утром одного четверга Даниэль Калот забрел в совершенно новую для себя местность, где повстречал девушку удивительной красоты.

Молодая креолка с кожей цвета кофе мокко, одетая в длинный сарафан из синей тафты, ехала верхом на вороном коне по полузаросшей тропинке сосновой рощи. Редкая для местных широт красота пленила сердце юного воздыхателя с первого взгляда.

Он спрятался за стволом рухнувшего дерева и, присев на корточки, стал наблюдать.

Сперва он хотел подкрасться к ней сзади и сразу напасть, свалив ее с лошади. Зажать рукой рот и укусить в плечо или шею, тем самым лишив возможности сопротивляться. Далее по плану он должен был уволочь ее в лес и уже там, в темной чаще, предаться сладостному насыщению. Но, подойдя к девушке ближе, он передумал.

Что-то случилось с ним.

Сердца стук, невероятно быстрый, сбил дыхание, когда он увидел ее с расстояния в несколько шагов.

Желанное, столь милое лицо, забыть которое он бы не смог ни за что на свете. Помилуйте, ну как забыть эти большие глаза янтарного цвета, яркие брови, спелые губы… А волосы? Черные волосы, бережно зачесанные назад, обнажающие гладкий и красивый лоб. А покатые плечи, плавно переходящие в длинную-длинную шею − деталь немаловажную для эстетствующего кровопийцы… К тому же отсутствие всякой косметики придавало ей дополнительный шарм, свойственный только естественной красоте.

На глаза его почему-то навернулись слезы, горло сдавило плотным кольцом, и несколько раз он глубоко вздохнул, чтобы успокоить сердце.

Чем дольше он наблюдал за ней, следуя по пятам, тем больше хотел с ней заговорить. Смуглокожая дива вызвала у него страсть − чувство новое и оттого безумно привлекательное. По силе своего воздействия оно могло соперничать разве что с ненавистью, которая была ему так хорошо знакома.

Внезапно он понял, откуда взялись эти слезы.

Нет, их вызвала не боль, не страх и не отчаяние. Страсть − вот, что всколыхнуло его измученную душу! Страсть к красоте, которая ему не принадлежала.

Он утешал себя тем, что они с ней примерно одного и того же возраста. А это значило, что общих тем для разговора у них найдется предостаточно. Только бы она не испугалась странного незнакомца. Только бы не испугалась.

Но посмотрит ли она вообще на него? Заговорит ли? Кто он такой? Беглый преступник, под видом добропорядочного гражданина скрывающий свою истинную сущность. Проклятый вампир, метящий в ее нежданные любовники.

И она… прелестная креолка, сестра поэзии, безупречная юная нимфа, успешно совмещающая верховую езду с прогулками по лесу. Что у них может быть общего?

Совсем случайно он выдал себя, наступив на ветку у подножия молодой сосны. Лошадь вздрогнула и замерла на месте. Потом раздалось ее дикое ржание, и она затряслась, как в лихорадке.

Дрожь прошла по всему телу вороного скакуна − от длинной головы до крупа. Он стал бить копытами и извиваться, пытаясь скинуть с себя человека. В следующий миг вместо движения вперед, он попятился назад, одновременно вставая на задние ноги. Но вскоре и они подкосились, и наездница съехала с седла, отпустила поводья… Ее крик потонул в хрипении испуганного животного, на глазах своей хозяйки сошедшего с ума. Она упала на спину, а жеребец развернулся и встал на дыбы, показывая человеку железные подковы. Ни одна сила в мире не успела бы спасти обреченную наездницу, кроме той, что заключалась в теле молодого вампира.

Даниэль вышел из леса и в мгновение ока оказался рядом с лошадью − одна его рука сжимала сбрую, а другая гладила взбесившегося жеребца по спине. Впрочем, он уже был не взбесившимся. Едва парень приблизился к скакуну, как его спесь тотчас испарилась, хотя он продолжал дрожать.

Каждое касание руки укротителя вызывало нервный тик на шее и морде лошади.

− С вами все в порядке? Вы не ушиблись?

− Господи, кто вы? − настороженно спросила девушка, подавая ему руку. Обретя равновесие, она перевела дух. Отряхнула юбку от налипшей грязи.

− Меня зовут Франко, − сказал парень и подумал о том, правдоподобным ли вышел его ответ. Назвать настоящее имя он не решился.

Она окинула его пристальным взглядом с головы до ног. Точно такой же взгляд повторил и он, посмотрев на свою одежду.

Черные кожаные штаны, тонкая рубаха из дорогого атласа и кожаная жилетка, а также совершенно новые мягкие туфли с заостренными носами − бесценный трофей, снятый с тела единственного убитого им мужчины. Жертва, надо сказать, оказалась не из робкого десятка и оказала ему достойное сопротивление. Именно тогда Даниэль узнал, что убить его обычным оружием нельзя − несчастный вонзил нож ему в грудь по самую рукоятку, но вампир даже не почувствовал боли.

− Вы спасли мне жизнь, Франко. Я не знаю, как вас благодарить. Мой Геральд совсем сегодня взбесился. Прямо не знаю, что с ним… Хороший потомственный жеребец, нам привезли его из Рима. Ничего подобного с ним раньше не случалось. Если бы не вы, страшно подумать, что бы со мной было…

Их взгляды встретились, и она утонула в черных глазах незнакомца. Даже потеряла из виду лошадь, целиком и полностью сосредоточившись на своем спасителе.

− Не стоит благодарности. − Франко-Даниэль погладил шлею на широкой груди жеребца и поправил седло. − Я просто оказался в нужном месте в нужное время.

− Просто оказались? Господи, но как?! − Ему понравилась ее манера удивляться. Казалось, в такие моменты она особенно неотразима.

− Вы хотите честный ответ? − ответил он вопросом на вопрос.

− Безусловно.

− Я следил за вами от самой опушки.

− Следили? Но зачем?

Он улыбнулся, так как ждал этого вопроса больше всех. Но улыбка не затронула всего лица − дрогнули только губы, глаза по-прежнему оставались холодными.

− Так вышло… − теперь он готов был придумать что угодно, лишь бы понравиться ей. Разговор пошел, а значит, все не так уж плохо. − Я хотел остановить вас еще в самом начале рощи и предупредить о том, что здесь небезопасно.

− Небезопасно? Но я езжу здесь каждое утро и ничего опасного пока не замечала.

− Все течет, все изменяется. Вы наверняка слышали о таинственном похитителе…

− Хотите сказать, что он может оказаться здесь, в этой тихой сосновой роще?

− Его здесь видели неоднократно. − Он посмотрел на лес, потом снова на девушку. При этом рука его продолжала гладить лошадь. − Вполне возможно, ваш Геральд почуял неладное и отказался идти дальше. Это могло означать, что злоумышленник затаился где-то совсем рядом. И только и ждал подходящего момента, чтобы напасть.

На какое-то время его влияние на нее ослабло, и она вспомнила предостережение матери о том, что в Хазельбранте пропадают молоденькие девушки. «Тебе следует быть очень осторожной и ни в коем случае не появляться в лесу ночью», − сказала она ей несколько дней назад, искренне надеясь на бдительность дочери.

− Честно говоря, я и представить себе не могла, что за мной может кто-то следить, − растерянно сказала девушка и спросила Франко о том, что он думает насчет всех этих исчезновений. И Франко-Даниэль ответил:

− В этой истории многое преувеличивают. Я уверен, что пропавших гораздо меньше, чем говорят. Всему виной людской страх, глаза у которого, как известно, велики. Похитителю приписывают мифические способности. Говорят даже, что он вампир, способный обращаться в волка. Но я не верю. Сколько я ни ходил по Хазельбранту, никого страшнее вепря не встречал. С другой стороны, как еще предостеречь беспечных девушек, чтобы они не гуляли ночью в лесах близ Аригольского хребта?

− Наверное, вы правы, − подтвердила девушка, не смея отвести от него глаз.

− Не стоит забывать об осторожности. Она еще никому не мешала.

− Судя по вашим словам, похитителем девушек можете оказаться и вы. Вы ведь за мной тоже следили…

− Резонно. Но тогда зачем мне было вас спасать?

− Чтобы потом похитить.

− Нет. − Франко-Даниэль едва не рассмеялся. − Я не похититель. Уж в этом можете быть уверены.

Он протянул ей руку, предлагая вновь взобраться на Геральда, но девушка наотрез отказалась. И понять ее было можно: кто знал, что на уме у животного, которое только что чуть не убило свою хозяйку.

− Поверю на слово, − она улыбнулась, и казалось, все, что он хотел от нее, получил сразу и в одной улыбке. Но… на самом деле, это было еще далеко не все.

− Если жертвы исчезают в лесу, куда их заводит похититель, значит, они сами соглашаются идти с ним туда. Ведь так?

− Совершенно верно.

− А раз они сами соглашаются с ним идти, то, либо они его хорошо знают, либо он околдовывает их.

− Я не верю в колдовство, − сказал Даниэль и удивился тому, что за долгое время его лицемерие не только не потеряло своего шарма, но и стало намного искуснее.

− Это самое страшное, − задумчиво произнесла она.

− Что вы имеете в виду?

Как-то незаметно, продолжая разговор, они пошли вдаль по тропинке. Он вел за поводья лошадь, а девушка шла рядом с ним.

− Когда тот, кому ты доверяешь, оказывается предателем.

− Наверное, − безучастно ответил он. Ему уже стал надоедать этот дурацкий разговор, и он решил сменить тему: − Скажите, а вы местная?

− Да, живу неподалеку. А вдруг они вернутся?

− Вы о чем?

− Я о тех людях, которые пропали. Вдруг они вернутся?

− Сомневаюсь.

− Вы думаете, все они мертвы?

Даниэль почувствовал себя неловко. Что-то кольнуло его в сердце. Что это? Предчувствие разоблачения? Но с чего? Он так виртуозно лгал, что сам себе верил. И вот сейчас, разговорившись, он испугался. Испугался даже не того, что она заподозрит в нем убийцу, если его воздействие на нее утратит свою силу. А того, что потеряет ее навсегда, если вдруг раскроет себя.

− Что-то подсказывает мне придерживаться именно такого мнения.

− Ужасно это все. Как только подумаю, что случилось с этими людьми, у меня сердце кровью обливается. А вам не страшно?

− Вам ведь не страшно, − парировал он, вызвав у нее легкую улыбку.

− Что же привело вас сюда? Только не говорите, что следили за мной и раньше.

− Нет. − Даниэль усмехнулся. − Я давно пытаюсь выследить убийцу и сдать его властям.