Текст книги "Логово врага"

Автор книги: Денис Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Прекрасно понимая, что бояться ему, в общем-то, нечего, Дарк все же чувствовал себя крайне неуютно, сидя на высоком табурете между полкой с банками, в которых хранились заспиртованные органы то ли людей, то ли крупных животных, и аккуратно развешенными по стенке костоправскими инструментами: блестящими стальными щипчиками всех размеров и форм, остро заточенными скальпелями, держателями, зажимами, какими-то крючочками неизвестного предназначения, мотком тонкой проволоки и целой коллекцией штырей, болтов да иголок. Неприятное ощущение только усиливалось из-за того, что мерно мерцавшее пламя полудюжины свечей казалось чересчур уж красным, да потому, что за спиной моррона в прозрачной, к счастью, плотно прикрытой сверху ванночке ползали несколько угрожающе шипящих змей и еще какая-то мерзкая живность, которую гость видел впервые.

Хоть Дарк и понимал, что лекарь привел его сюда вовсе не для того, чтобы напугать до полусмерти, а потому, что это было самое надежное место во всей округе для откровенного разговора, но все равно чувствовал себя крайне неуверенно. Он остерегался пить поставленное перед ним пиво, поскольку не был до конца уверен, что хитрый великан туда чего-нибудь не подмешал, и даже боялся предполагать, из чего и каким способом этот внешне похожий на обычное пиво напиток был сварен.

Гара, бесспорно, заметил, какое впечатление произвела на гостя его обитель, и явно мог представить, какими неоднозначными чувствами тот был преисполнен, однако лекарь сделал вид, что не замечает смущения и страха будущего собеседника, и вел себя, как ни в чем не бывало. Наполнив себе из пивного бочонка кружку размером с ведро, великан грузно плюхнулся на мягкую перину, положенную поверх деревянных досок, и, сделав первый, опустошивший огромную кружку на добрую треть, глоток, невозмутимо завел разговор. Как ни странно, Гара не стал касаться «для затравки» лекарских вопросов и не пытался объяснить гостю, какой инструмент на стене для чего предназначен. Он сразу перешел к сути дела, к тому, что было интересно обеим сторонам начавшихся в подвале переговоров.

– Ты, заозерник, извиняй, но я вокруг да около, ходить не стану, сразу к делам нашим грешным перейду! – многообещающе заявил великан, задумчиво поглядывая на кружку-ведро, видимо, оценивая, сможет ли он ее залпом допить или нет.

– Да вроде у нас дел с тобой и нет никаких, – ответил моррон, чувствуя, что ошибается. Великан явно что-то задумал.

– Будут, непременно будут… – твердо заявил Гара, полюбовавшись на кружку и отставив ее в сторону, решив, что сейчас не самое подходящее время для хмельных подвигов, – посколь ты, имперец, герканской короне служащий, хоть воин и отважный да хитрый, а иначе б досель через все подземелье гномье не дошел, но дальше те без моей подмоги не пройтить! Не проникнуть вам в крепость вампирскую, да и заставы на выходе из подземья не миновать.

– Откуда про вампиров ведаешь? – удивился и насторожился моррон.

– Про клан Мартел, что страной нашей правит, любой шевариец узнает, стоит лишь нелегкой его под землю занести, – тяжко вздохнул Гара, – да только сородичам рассказать о том не может, посколь подъема наверх для него ужо нет. Раз сюда попал, здесь и сдохнешь! Я уж и не помню, сколько годков по пещерам мыкаюсь. В рядах первых был, кого король, про обвал от кровососов прознав, махаканские города покорять отправил. Это щас тут обжито, спокойно и тихо, а когда-то такие войны бушевали… то с виверийцами сцепимся, то с вашим братом – герканцем в бою сойдемся, то гномов пожгем, что города свои до последнего защищали… Много в ту пору народищу пришлого сюда привалило, да все ради наживы. Пока проходы не позаделывали, так и жаловали один отряд за другим… прям, как тараканы, то из одной дыры вылезут, то из другой. Но, в конце концов, один вход в Махакан остался, он же и выход. Так многие думали, и я в том числе, пока тя здесь не увидел. Значит, все-таки осталась где-то крохотная норка, чрез которую пробраться можно. А гномов здешних… гномов мы уже давно задавили, хоть и не везде. С южными пещерами не везло. Вот ребята недавно шептались, будто Мартел целую экспедицию в юго-восточные области Махакана направил, чтоб последний гномий град разрушить… Здесь-то на севере бородачи уже давно перевелись, а коль слухам верить, то на юге-востоке они до сих пор держатся.

– Уже нет, – покачал Аламез головою, понимая, что речь идет об Аргахаре. – Мы в тех краях как раз в подземелье случайно попали, когда из плена бежали. Сам-то я кавалерист…

– Врешь, имперец, опять врешь, – презрительно хмыкнул Гара и с расстройства все-таки решился добраться до дна огромной кружки. – Слышь, мне с тобой препираться тут некогда и байки твои выслушивать. Ты хоть представляешь, сколько народищу в карьерах то простужается, то хворь какую подцепляет, то кости спьяну ломает?! У меня каждый день по два-три десятка больных… вздохнуть некогда, а он тут мое время отдыха тратит, впустую про плен заливает… У тя ж, дурень, на роже написано, кто ты таков!

– Ну и кто ж я? На кого рожей похож, неужто на шпиона? – усмехнулся Аламез, которому даже стало интересно.

– Шпийон из тя, как из козявы монета! – с пафосом заявил Гара и, не найдя, куда поставить опустошенную кружку, просто-напросто швырнул ее в дальний угол. Как ни странно, но, судя по звуку, вместительная посудина не разбилась. – Вот подручные твои, парень да девка, с виду на шмыгунов, то бишь, лазутчиков по-вашему, по-геркански, очень даже походят, а ты нет… ты другой, – видимо, лекарь пытался хитро улыбнуться, но у него получился хищный оскал. – Думаю, ты сродни яду, тому, коим меч да палки-металки потравил, то бишь «матерый убийца», которого вельможи герканские, а могет статься, и сам король, сюда направил, чтоб герцога Теофора Мартел к его кровососущей родне на вечный покой отправить, – заявил лекарь и, поскольку собеседник не рассмеялся и не попытался его разубедить, продолжил: – Только вот незадачка, завалишь ты работенку, за кою, поди, уже задаточек немалый взял, посколь в крепость вампирскую ни за что не проникнешь… без подмоги моей, разумеется. Досмотровый кордон, что недалече отсель, вам не пройти, да и за врата цитадели не сунуться. А вот я вас вмиг проведу, не задаром, конечно… Ну, что скажешь?

Догадка Гара, конечно же, была неверной, поскольку лекарь многого не знал и строил предположения на явно недостаточных фактах, однако главное он понял верно, и в его словах было много правды. Дарк действительно прошел через подземелье лишь для того, чтобы оказаться внутри вампирской цитадели и спасти своих собратьев, устроив попутно врагам кровавую баню. Какое-никакое, а отношение к герканской разведке он имел, да и то, что Вильсет с Ринвой разведчики, Гара точно подметил. Конечно, моррон мог сделать удивленные глаза и продолжать притворяться случайно оказавшимся под землей герканским пленником. Но что бы это дало? Скорее всего, лекарь не стал бы слушать его байки, а выставил бы всю троицу за дверь.

– Скажу, что прежде, чем принимать помощь, следует узнать, от кого, – Аламез не стал отрицать своих планов, но и не подтвердил их. – Я тя впервые вижу, так с чего ты взял, что доверием к те вдруг проникнусь и дела с тобой вести вдруг возьмусь?

– В безвыходной ситуации и за соломинку схватишься, а я твоя соломинка и есть, – привел логичный аргумент лекарь, а затем сотряс подвал смехом. Да уж, с чем-с чем, а с « соломинкой» его выдающуюся фигуру можно было сравнить в последнюю очередь. – И к тому ж, чо те даст, коль о мытарствах своих щас треп начну? – привел второй весомый довод Гара, едва отсмеявшись. – Хошь знать, где, как, когда и у кого я тельца человеческие подлатывать научился, иль про то послушать, как я здесь воевал? Ну а уж про то, с кем матушка моя согрешила, что я таким « красавчиком» уродился, извиняй, болтать не стану, посколь не знаю, как, впрочем, и ее самой в глаза никогда не видывал… Так что давай не дури! Иль совместный походец всурьез обсуждаем, без лишней трепотни да вранья, иль добро пожаловать всей компаньицей на выход! – лекарь резко вскинул руку, указав ею на дверь. – Не боись, ни вампирам, ни властям, что здесь, под землей, одно и то же, вас не выдам… посколь, во-первых, не только громилой, но и порядочным человеком уродился, а во-вторых, мне все одно не успеть. Вы куда быстрее им в лапы сами угодите, чем я до первого сержанта доберусь…

– Ну что ж, давай обсуждать, – согласился Аламез, действительно не желавший слушать длинных и пустых россказней, которые к тому же могли оказаться лживыми.

Моррон и на самом деле не знал, что находится за Марфаро, и, следовательно, не мог даже начать строить план, как их маленькому отряду проникнуть в логово врага. На поддержку высших сил не стоило всерьез рассчитывать, а подземному эскулапу, наверное, уже позабывшему, как выглядит солнце, не было никакого резона врать и заманивать их в западню. Верзила был настолько силен и вдобавок умен, что мог в любой момент их всех троих скрутить и передать вампирам за несколько золотых монет. Раз он этого не сделал сейчас, значит, не сделает и потом. К тому же, он определенно рассчитывал на куда большее вознаграждение, чем могли предложить ему шеварийские власти и их кровососущие хозяева, которые, если верить Румбиро Альто, вовсе и не были вампирами.

– Что замолчал, давай рассказывай! Поделись, как в цитадель клана Мартел сможешь нас провести?! – произнес Аламез, теперь уже не видевший смысла в том, чтобы воздерживаться от распития пива. – Иль думаешь, я обману. Выслушать выслушаю, а потом сбегу…

– Не сбежишь, – уверенно возразил Гара, опять неудачно попытавшись улыбнуться, – посколь, во-первых, не получится, я вашу троицу догоню и бошки с плеч поотрываю, а во-вторых, без меня у вас все одно, ничего не получится… Весь планчик на моей персоне держится. Но чтоб обид промеж нас не встряло, позволь сперва скажу, какую награду за помощь хочу, а ты поклянешься, ее мне у вельмож герканских выпросить. Только тогда говорить буду!

– А я думал, те меч мой приглянулся, – пытался пошутить моррон, но неудачно. – Ладно, говори, чего хочешь! Но только учти, я не король и даж не генерал, так что графство подарить иль городок какой не обещаю…

– Не тревожься, мои запросы куда скромнее, – заверил Гара, а затем огорошил моррона ответом: – Хочу, чтоб моя болезненно бледная задница вновь розовой стала и при этом не отощала!

– В смысле? – прохрипел Дарк, подавившись пивом.

– Я думал, ты умнее. Я думал, ты поймешь… – печально вздохнул великан, которому не удалось кратко, сжато и в то же время доходчиво изложить суть своих требований. – Ну, нет так нет, придется растолковывать да разжевывать.

– Только слух мой не оскорбляй мужеложской грубостью. Я хоть и убийца, но человек благородных кровей, к таким беседам не приучен! Нет, с одной стороны, понятно, у вас тут под землей девиц маловато, но…

– Заткнись и слушай! – прервал речь возмущенного Аламеза Гара. – Я не в том смысле. Просто заметил, что ты на бледную кожу моей спины и… ее низа внимание обратил. Знаешь, почему она такая?

– Понятия не имею, – честно признался моррон, облегченно вздохнув.

– Когда годами не видишь солнца, кожа начинает болеть и бледнеть… С этим ничего нельзя поделать, по крайней мере, здесь, глубоко под землей, – со знанием дела заявил лекарь. – Я хочу, чтоб она порозовела! Хочу на солнце, греться в его теплых лучах! Хочу вновь на себе испытать дуновение ветра, настоящего ветра, а не здешнего сквозняка-мерзляка! Хочу поселиться наверху, и чтоб ни крестьянские дурни, ни священники в мою уродливую рожу пальцами не тыкали! Хочу жить в Геркании, и чтоб господа твои мне покровительствовали и от глупых бредень, что якобы я плод блуда сатаны, оберегали! Я ужо довольно наслушался оскорблений, и адским отродьем меня величали, и много еще как…

– В этом помочь обещаю, – кивнул Аламез, даже в мыслях не допуская, что собеседник попросит о таком пустяке. Впрочем, для него это явно не было мелочью, за жизнь он, видимо, натерпелся от суеверных простолюдинов и от служителей Добра и Света, безжалостно отправлявших на « очищающие от скверны» костры инквизиции за куда меньшие уродства, например за то, что у человека на руке иль ноге не пять, а шесть пальцев.

– Уверен? – с сомнением переспросил Гара.

– Даю слово рыцаря! Дитрих фон Херцштайн клянется на своем мече! – развеял сомнения собеседника Аламез. – Давай другую часть загадки объясняй! Что ты там насчет « отощания» говорил?

– Коль вам помогу, коль с вами отправлюсь, то сюда ужо не возвернусь и все, что нажил, потеряю, – начал издалека Гара, видимо, боявшийся получить отказ. – Хочу, чтоб мне возместили потери. Вот только не знаю, сколько мое имущество в герканских монетах стоит. Думаю…

– Дело сделаем, наверх поднимемся, там и приценишься. Обещаю, ты хорошую награду получишь, – помог лекарю Аламез выйти из затруднительного положения. – Полагаю, она даже гораздо больше будет, чем ты можешь себе представить!

На самом деле Аламез соврал. Он и не думал выклянчивать деньги у фон Кервица для расчета с добровольцем помощником. Это было бы трудно, долго, очень нудно, и, в итоге всех канцелярских мучений, вряд ли попытка получить достойное вознаграждение увенчалась бы успехом. Когда нужно что-то срочно сделать, вельможи готовы посулить что угодно; но когда дело уже сделано и реальная угроза их благополучию устранена, они и не подумают отблагодарить своих спасителей, тем более если до этого им ничего не обещали.

Тем не менее он рассчитывал отплатить лекарю добром за добро. Если бы тот им действительно помог, то награда была бы щедрой, но получил бы Гара ее не от герканской разведки, а из рук спасенных легионеров. Знакомство же с Мартином Гентаром открыло бы для скромного лекаря из шеварийского подземелья целый мир новых возможностей и дало бы ему защиту от всех напастей, как от напуганных и одновременно озлобленных людских взглядов, так и от обвинений Церкви. Союзник получил бы куда более, чем хотел, но пока говорить об этом было рано.

– Ну, и еще хочу, чтоб разрешили мне лекарским делом заниматься, – изложил последнее условие великан. – Чтоб бумага солидной была, как положено, с подписями важных особ и духовных чинов. Чтоб ни городские власти, ни святоши ко мне придраться не могли и чтоб мне какому сумасбродному инквизитору объяснять не пришлось, что колдовством богомерзким и прочими бесовскими делами не занимаюсь…

– Будет, – кивнул Аламез, так же неуверенный, что сможет выхлопотать грамоту, но в отличие, от предыдущего пункта требования, собиравшийся озадачить этим фон Кервица и докучать ему до тех пор, пока желаемая бумага не будет получена.

– Что-то ты со всем согласился? И как-то быстро! – прищурив глаза, произнес Гара с подозрением. – А ты случаем того… не врешь?

– Слово рыцарское даю! Могу бессмертием души поклясться! Что тебе еще нужно?! – спросил Аламез, глядя собеседнику в глаза. – Вопрос ведь такой, словам да клятвам верить приходится. В нашем деле ни векселя не выпишешь, ни залога не оставишь. Каких еще гарантий ты от меня требуешь!

– Обманешь, найду и бошку сверну! – предупредил Гара, видимо, поборовший сомнения в честности незнакомого ему партнера. – И где б ты от меня ни скрывался, сколько б охранничков ни нанял…

– Не зли! – прервал угрозу Аламез и одарил лекаря суровым, холодным, как сталь, взором. – Я свое слово сказал, повторяться не буду, уговаривать тоже! Ты с нами идешь, теперь твоя очередь откровенничать! Расскажи, как в цитадель провести собираешься…

– То и по дороге сделать можно. Щас же время глупо на мелочную ерунду тратить, – с тяжким вздохом произнес вдруг пригорюнившийся великан. – Ты поди пока проведай своих, да и девицу предупреди, чтоб она шибко не орала, как меня увидит! А я с барахлишком своим прощусь, годами мастерил да собирал, столько трудов вложено…

Хоть Дарку и хотелось как можно скорее узнать, что это был за план, чтобы все как следует оценить да взвесить, но настаивать на этом он не стал. Во-первых, отсутствие своего собственного плана и невозможность его составить делает, как никогда, сговорчивым и терпеливым, а во-вторых, долгое пребывание в поселении горняков, да еще в доме, гораздо чаще посещаемом, чем корчма, не только грозило нежелательным вниманием, но и сулило многие неприятности.

Кроме этих двух объективных обстоятельств была еще и третья причина, почему Аламез не стал упорствовать. Он просто проникся трагизмом момента. Гара прощался не только с любимым подвальчиком и хранившимся в нем добром, но со своей прежней жизнью. Это все равно что расставаться со сварливой, любящей позанудствовать и покапризничать женщиной, с которой прожил немало лет. Решиться на это необходимо прежде всего из чувства самосохранения, но в глубине души все же немного жаль…

Глава 6
Предатели и союзники

Любому путешествию всегда предшествуют унылые, тягостные сборы. Только очень недальновидный, легкомысленный странник готов отправиться в дорогу налегке, надеясь на удачу и хорошее к нему отношение тех, кто повстречается на пути. Умный человек готовится к отъезду или пешему уходу заранее, тщательно подбирая свой скарб, стремясь захватить все нужное и при этом не набрать в дорожную суму много лишнего, что только ее отягощает. Опытный путник никогда не оставляет сборы на последний момент, даже если вовсе и не уверен, что путешествие состоится. Он уже на собственной шкуре прочувствовал, насколько спешка губительна даже для самых простых начинаний, и по себе знает, что дорога не прощает растяп. Она жестоко им мстит как обычными, неприятными, но не смертельными неудобствами, так и опасными сюрпризами, с виду незначительными, мелочными происшествиями, которые внезапно приводят к трагичным, а быть может, и к летальным последствиям.

Сонтерий до последнего размышлял, принять ли предложение врага или доложить о случившемся графу Норвесу, но к бегству приготовился заранее. Хоть ученый муж и не сложил все нужные для опасного похода вещи в дорожную суму, но благоразумно держал ее у себя под рукой, причем припрятав в кабинете на самом видном месте. Она висела на стене прямо возле его стола, а в ее вместительных недрах хранился всякий бумажный хлам – абсолютно ничего не стоящие обрывки манускриптов, черновики расчетов и замусоленные, старые копии неполных рецептов, одним словом, все то, что когда-нибудь, как-нибудь, при определенном стечении обстоятельств да сгодилось бы в работе. Если посетители кабинета увидели бы собранную в дорогу суму, то возникли б ненужные вопросы и слухи, которые непременно достигли б ушей Его Сиятельства.

Сколь ни верны руководителю сотрудники, а парочка осведомителей среди них всегда найдется. В третьей же исследовательской бригаде доносили практически все, а кто не доносил, тот по глупости да задаром сплетничал, давая вволю порезвиться своему игривому языку. А так присутствие в рабочем кабинете ученого дорожного предмета ничуть не вызывало подозрений. Его могли лишь обвинить в двух невинных проступках: в чересчур бережливом отношении к использованным расходным материалам да в чудаковатом подборе тары для хранения исписанных бумаг. Ни то ни другое, естественно, подозрений не вызвало бы, поскольку всем известно, что ученые весьма своеобразный народ, чьи поступки порой граничат с безвредным, комичным безумием. Например, Сонтерию было известно, что один из его помощников всегда сжигает черновики, причем все без разбора: как содержащие какую-то ценную информацию листы предварительных расчетов, так и обычные наброски ничего не значащих писем. Не раз удивлял ученого и главный эксперт одной из его лабораторий, пользующийся солидным авторитетом среди коллег и самостоятельно ведущий весьма ответственные исследования. Чудак всегда держал при себе шило, причем носил его в специальном мешочке из львиной кожи и непременно только в левом башмаке. Никто никогда не видел, чтобы он пользовался портняжным инструментом, но краешек чехла всегда торчал из его вечно грязной и рваной обуви. Кстати, сам факт неизменного ношения одной и той же пары стоптанных башмаков на протяжении целого десятилетия уже сам по себе казался достойным поводом, чтобы призадуматься о здравости рассудка их хозяина.

Как всегда быстро, почти незаметно, переместившись в свой тихий и уютный кабинет, Сонтерий не стал оглядывать его напоследок, проводя своеобразный ритуал молчаливого, тоскливого прощания, а тут же приступил к завершению сборов. Сняв со стены суму, он вытряхнул из нее на ковер ворох помятых, исписанных бумаг и, ничуть не заботясь о том, что кому-нибудь может прийти в голову покопаться в его черновиках, принялся складывать заранее приготовленные вещи, которых, собственно, было не очень много.

Первыми на дно сумы опустились два увесистых кошелька: один набитый золотыми монетами, а другой – презренными медяками. Как ты ни прорабатывай план, пытаясь учесть все факторы и обстоятельства, а во время бегства события чаще всего развиваются непредсказуемо. Сонтерий допускал, что может попасть в такие ситуации, когда выгодней прикинуться странствующим богачом, а когда и бродяжкой-бедняком, насобиравшим мелочь на паперти или заработавшим ее собственным горбом. Естественно, ученый предусмотрительно позаботился, чтобы в мешочек попали только шеварийские монеты, поскольку драгоценные кругляши, отчеканенные в других королевствах, могли бы вызвать подозрения и навлечь неприятности. Злато есть злато, и торговцы его всегда охотно принимают, вне зависимости от того, чья увенчанная короной физиономия смотрит на них с тыльной стороны: благообразное лицо собственного монарха или мерзкая образина враждебного тирана. Но стоит лишь покупателю покинуть лавку, купчина тут же посылает по его следу стражу, причем когда из страха, а когда исключительно из вредности.

После кошельков в дорожную суму погрузилось с полдюжины успокаивающе побулькивающих фляг, содержимое которых хоть и было жидким, но предназначалось вовсе не для утоления жажды и не смачивания пересохшего горла. К сожалению, ученый точно знал, что ему придется воспользоваться хотя бы половиной прихваченных с собой снадобий. Без них было невозможно выбраться из подземной цитадели, да и в ней толком не спрятаться. Как назло, план свершения акта предательства и последующего за ним бегства был несовершенен, как все, что составляется и рассчитывается при отсутствии точных сведений. В нем было много белых пятен, когда пришлось бы ориентироваться по обстановке, и план этот не подразумевал, что у Сонтерия будет много времени. При самом благоприятном раскладе погоня должна была начаться, как только он покинет здание научного корпуса; а при неблагоприятном – еще задолго до того. Зелья помогли бы отсидеться да спрятаться. Одни делали владельца на краткое время невидимым, другие изменяли его запах, а третьи сами по себе являлись грозным оружием, в некоторых случаях даже более действенным, чем меч да кинжал.

В довольно вместительную, хоть и не громоздкую с виду суму могло уместиться еще много ценных иль дорогих бесстрастному сердцу вампира вещей, но Сонтерий решил не брать с собой ничего лишнего: ни драгоценностей, ни напоминавших о прошлом безделушек. И те, и другие предметы были бы бесполезны в походе, да и по его завершении в них было бы мало толку. Он не собирался продавать за бесценок собратьям кровопийцам ( ювелирам да ростовщикам) золотые кольца, кулоны да ожерелья, ну а память о знаменательных событиях жизни всегда лучше хранить в голове, чем перекладывать ее на бездушные предметы, какими бы милыми они ни казались с виду и какие бы теплые чувства ни пробуждали. Вещи – это всего лишь вещи, ими нужно пользоваться, а не хранить лишь потому, что жалко выбросить. Среди драгоценностей ученого мужа не было ничего, что бы он приобрел сам, это были лишь подарки – формальные знаки признания со стороны клана его ученых заслуг. Они без пользы провалялись по шкатулкам не один десяток лет, да и в ближайшие лет сто их ожидала бы точно такая же участь.

Сборы были завершены. Закрыв суму и застегнув ее на крючок, Сонтерий тут же направился к выходу, прокручивая в голове, как бы незаметней добраться через полздания до смотровой комнаты, где теперь круглосуточно трудилась одна из возглавляемых им исследовательских групп. Подземная жизнь внесла свои коррективы в работу коллег. В большинстве лабораторий эксперименты шли практически без перерыва, да и некоторые собратья-ученые уже настолько отвыкли от жизни вне научных трудов, что месяцами не отлучались из здания корпуса даже на сон. С одной стороны, в случайных встречах с коллегами, шатавшимися по коридорам да залам, не было ничего страшного, но с другой – их все же лучше избегать, тем более что с мечом на боку да с дорожной сумой на плече Сонтерий появлялся в храме вампирской науки впервые.

Первый коридор ученый миновал быстро и без нежелательных встреч. Двери всех помещений были плотно закрыты и, как полагалось по внутреннему регламенту, заперты изнутри. Хотя, судя по звукам, доносившимся до чуткого уха вампира изнутри, далеко не во всех помещениях велись исследования. В паре лабораторий, мимо которых он бесшумным шагом прошел, рядовые сотрудники корпуса занимались отнюдь не работой: одни пили кровь подопытных экземпляров, вместо того чтобы изучать природу человека; другие использовали научное оборудование да казенные реагенты для личного обогащения, подделывая украшения и создавая отличные копии известных картин. Как бы «ястребиные когти» ни старались держать клан в неведении, но скорую близость конца интуитивно чувствовали все, даже неотлучно запертые под землей рядовые исследователи. Одни пытались напоследок « наесться» и « напиться» вдоволь, другие строили личные планы на будущее, наивно полагая, что смогут вынести из здания научного корпуса хоть что-то кроме самих себя.

Еще вчера Сонтерий устроил бы основательный разнос глупцам, не умеющим толком маскироваться, тем более что неположенными делами занимались вовсе не его подчиненные, но сегодня ему было не до того, как не волнует умершего, что станется с его телом и сколько сивухи будет выпито на его поминках.

Бесшумно прокравшись через весь этаж, беглец так же успешно, то есть никого не повстречав, миновал два пролета лестницы и вышел в искусственный парк, общей площадью в две-три квадратные мили. Через него нужно было обязательно пройти, чтобы добраться до искомого места. Продвигаться пришлось исключительно по дорожкам, хоть это и значительно повышало вероятность нежелательных встреч с подремывающими на лавочках учеными. Между деревьями да в кустах разгуливали по ночам къерберги, искусственно выведенные существа, внешне ничуть не отличающиеся от обычных собак: виверийских риваурдеров и герканских овцепасов, но по физическим данным и живучести во много раз их превосходившие.

Специальные инъекции на основе выжимок из желез пещерных хищников сделали первое поколение подопытных собак куда сильнее и проворнее, ну, а их потомки в пятом колене полноправно заслуживали звания «адских псов». Их когти могли разорвать стальные доспехи, а челюсти легко перекусить тонкий ствол деревца или железный прут. Къербергов выводили в основном для боевых отрядов клана, но также планировали использовать вместо сторожевых псов в наземных замках и особняках вампирской знати. Разразившаяся война с Герканией и связанное с ней переселение под землю, нарушили планы вельмож клана, и, следовательно, сделали частично пока бесполезными труды второй исследовательской бригады. Къерберги-бойцы были, как и планировалось, отправлены по вампирским отрядам, ну а выдрессированных, как охранники, особей приходилось держать пока в парке.

На вампиров шеварийской крови лабораторные выкормыши нападать были не должны, но ученым, как никому, известно, что порой далеко не все идет так, как планировалось, и что ценна лишь та теория, которую подтверждает многолетняя практика. В деле къербергов-охранников еще не успели опробовать, и поэтому ученые благоразумно избегали расхаживать по высокой траве да коротко остриженным газонам, а прогуливались исключительно по дорожкам, вдоль которых были вкопаны специальные столбики, обмазанные отпугивающей собак смесью.

Конечно, вопрос безопасности персонала можно было решить намного проще, например, разгородить парк, но граф Норвес и маркиз Денар, бывшие первыми фигурами в научном корпусе, не видели в том нужды. Во-первых, таким странным образом они хоть как-то могли воспрепятствовать постоянному вытаптыванию и замусориванию искусственных посадок, а во-вторых, если бы несчастный случай и произошел, то это лишь выявило дефекты проекта и позволило бы их своевременно исправить. Уж лучше взбесившийся къерберг-охранник набросился бы на невзрачного сотрудника лаборатории, чем спустя год или два загрыз бы вампира-вельможу в его собственном замке.

Удача неотступно сопутствовала решившемуся на измену вампиру. Почти бегом пересекшему парк Сонтерию удалось остаться незамеченным. Скамейки с лавочками были пусты, и даже в беседках с важным видом не сиживали любящие на досуге поспорить да похвастаться многообещающими результатами своих трудов молодые ученые, по большей части самовлюбленные карьеристы, болтуны да бездари. Окрыленный небывалым везением беглец уже настолько поверил в покровительство Провидения, что даже надеялся застать смотровую комнату свой лаборатории пустой, хоть точно знал, что, по утвержденному им же графику работ, в ту ночь должны были дежурить трое.

Двоих исследователей первого ранга он специально поставил в одну смену, хоть это и шло вразрез с инструкциями. Они оба были умны, амбициозны и не раз пытались подпортить репутацию руководителя, то бишь его, жалкими кляузами да доносами. Марать бумагу наветами парочка завистников прекратила, лишь когда окончательно убедилась в бессмысленности своих эпистолярных трудов. Граф Норвес покровительствовал их руководителю и тут же отправлял все кляузы в мусорную корзину. Хоть Сонтерий и являлся вампиром, но по натуре не был кровожаден. В ту ночь он не хотел никого убивать, но коль без собственноручного умерщвления себе подобных было не обойтись, то он избрал на роль жертв именно эту парочку. К тому же они были единственными из всех его подчиненных, кто мог бы достойно завершить выстраданные им исследования.

Третьей жертвой должна была стать молоденькая ассистентка ( шестьдесят семь лет – не возраст для вампира) прекрасной наружности, появившаяся в лабораторной группе всего пару месяцев назад. Келла была умна и обворожительна, слишком умна и чересчур обворожительна, чтобы прозябать за ретортами да колбами в течение долгих лет. Ее появление в исследовательской бригаде было столь же противоестественным, как коровы, парящие в небесной выси, или как снег, валящий хлопьями среди жаркого лета. К тому же она с самых первых дней стала кокетничать со своим руководителем, осторожно пробуя на нем весь разнообразный арсенал женских чар, и как будто невзначай, как будто случайно заводила разговоры на скользкие темы. Сонтерий не без оснований подозревал, что красавица являлась агентом одного из вельмож-кураторов научных разработок, только вот кому именно служила девица, ученый разобраться не мог. То ли Келлу приставил к нему граф Норвес, желающий регулярно получать подробные отчеты о состоянии дел и о настроениях в находящихся под его крылом подразделениях; то ли ассистентку заслал возглавлявший вторую исследовательскую бригаду маркиз Денар, уже давно положивший глаз на разработки Сонтерия.