Текст книги "Крыса Разумная"

Автор книги: Денис Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 3. Дикий остров

– Не извольте беспокоиться, ваше высокородие! – бормотал Твердолоб, вытаскивая из воды жирную тушку магистра Гнилозуба. – Сейчас я вас спасу, и надеюсь, что вы этого не забудете, когда наступит пора платить премии…

Твердолоб оказался единственным из стражников, кто не сбросил с себя медную кирасу со шлемом. Правда, спасти алебарду не удалось и ему. Волна выбросила его на берег и жестко припечатала об обломок скалы, отчего на его доспехе осталась внушительная вмятина. Но сам он оказался цел, хотя бока ныли, а на жилистых лапах виднелись синяки.

Магистру Гнилозубу повезло меньше. Волна сначала выплюнула его на побережье, но затем утащила обратно, и теперь тело его колыхалось в пенистом прибое, а сам он не подавал признаков жизни. На его счастье, жирок не позволил ему утонуть.

Твердолоб выволок магистра на сушу, бросил на песок, как мешок с зерном, и принялся делать ему искусственное дыхание. Магистр пустил изо рта струйку, вздохнул и открыл глаза.

– Что это было? – с удивлением спросил он.

– Дракон на нас сильно обиделся, ваше высокородие, – подсказал охранник. – Вот и изволил пыхнуть ноздрёй, отчего поднялась волна.

– Что за чушь? Дракона не существует. Это сказки, которыми епископ кормит городскую чернь, чтобы она лучше слушалась.

– Сказки это или нет, а кораблик наш разнесло на куски. Вон, если изволите видеть, его остов виден вдали. И на чем же мы поплывем домой? Боюсь, как бы не пришлось нам застрять на этом острове надолго.

– А где епископ? – спросил Гнилозуб, приподнимаясь и усаживаясь на песке.

– Почем же мне знать? – удивился Твердолоб. – Я ему не нянька. Авось, и его волной выбросит. Кому он там нужен, в пучине?

Прошел целый час, прежде чем посланный на поиски Муровера охранник радостно сообщил:

– Кажется, я нашел его святейшество!

В самом деле: в густых зарослях мелькала лиловая сутана.

– Муровер! Давай к нам! – заголосил Гнилозуб.

Однако епископ не только не приближался, но, наоборот, скрылся в кустах.

– Да куда же ты? – с досадой выкрикнул Гнилозуб и погнался за ним.

Лиловая сутана мелькала среди деревьев, но догнать ее оказалось делом непростым. У епископа как будто выросли новые ноги. Он так ловко перепрыгивал через овраги и огибал заросли колючек, что не верилось, будто это и вправду он.

Твердолоб бросился ему наперерез. Увидев на опушке охранника в сияющей медной кирасе, беглец в лиловой сутане остановился и замер посреди поляны, заросшей ароматной земляникой.

– Да куда же ты так убегаешь, кот тебя подери! – запыхавшись, проговорил Гнилозуб.

От бега он ужасно взопрел. Пот градом катился по его толстым бокам. Магистр подбежал к Муроверу сзади, схватил его за плечи и развернул лицом к себе. Несколько мгновений магистр не мог произнести ни звука, а потом издал истошный вопль и со всех ног бросился наутек.

– Твердолобик, спаси меня! – голосил он на ходу. – В епископа вселился демон!

Ему было, отчего прийти в ужас: из-под надетой набекрень лиловой шапочки на магистра глянул оскаленный череп непривычно большого суслика. Под его выбеленными костями виднелась еще одна физиономия, густо поросшая черной шерстью и раскрашенная в воинственные цвета.

Под разорванной в клочья сутаной не было заметно сорочки, которую обычно носил Муровер. Вместо нее сквозь дыры проступало голое тело, украшенное загадочными узорами, выбритыми на подшерстке. В грубой лапе, покрытой заскорузлой кожей, незнакомец сжимал самодельное копье с наконечником из заточенной рыбьей кости.

Увидев сверкающую кирасу, он издал дикий вопль, потряс над головой копьем и помчался к Твердолобу. Охранник по привычке поискал под рукой алебарду, но вспомнил, что она утонула, и, не стесняясь, дал деру. Всего в несколько прыжков он обогнал своего хозяина и оставил его позади.

– Твердолоб, кто это? – прокричал Гнилозуб, перед которым замелькала спина его стража.

– Не знаю, но уж точно не наш епископ! – на бегу выдохнул Твердолоб.

Они выбежали на берег и припустили вдоль кромки прибоя, оставляя на влажном песке глубокие следы своих лап. Незнакомец в порванной сутане пробежался за ними, но, увидев вдали остов разбитого корабля, остановился, подпрыгнул на одной ноге и гневно потряс им вслед самодельным копьем.

– Где демон? Он все еще гонится за нами? – в панике орал магистр, пытаясь протолкнуть свою толстую тушку в дыру, зиявшую в днище бригантины.

– Не извольте беспокоиться, ваше высокородие, – успокоил его Твердолоб. – Демон отстал.

– Это не демон, – послышался мрачный голос.

Из-за корабельного остова к ним вышел Муровер. Гнилозуб едва узнал его без привычной сутаны. На епископе осталась только льняная сорочка и короткие подштанники, завязанные ниже колен тесемками. Его лицо, которое магистр привык видеть благостным и торжественным, на этот раз было перекошено от испуга.

– Это туземец из дикого племени островитян, – продолжил епископ. – Он подобрал мою сутану, выброшенную волной.

– Ваше святейшество! – с облегчением проговорил Гнилозуб. – Мы уж и не чаяли вас увидеть. Какое счастье, что вам удалось спастись!

– Мне удалось, а вот этим беднягам – нет, – сказал Муровер, показывая на мертвые тела, раскинувшиеся на песке по другую сторону от бригантины.

– Мои стражники! – завопил Твердолоб. – Они служили со мной много лет. Вот этот был отчаянным сорванцом. А тот – увальнем, каких мало. Что с ними случилось? Неужели они утонули?

– Они не утонули, – так же мрачно ответил епископ. – Посмотрите на эти раны в их спинах. След в виде маленького сердечка. Они заколоты шпагой, и боюсь, что знаю, какой именно.

– Куда делась ваша Блиставица, магистр? – спросил Твердолоб.

– Я бросил ее на корабле, – ответил Гнилозуб. – Думал, что она пошла ко дну.

– Как видно, не пошла, – заключил Муровер. – Теперь она в лапах этого злостного еретика. Как жаль, что мы не успели скормить его дракону!

– Ничего, я с ним еще поквитаюсь, – пообещал Твердолоб.

– Никаких «поквитаюсь»! – дрожащим голосом запретил Гнилозуб. – Мы на диком острове с бандой преступников и убийц, вооруженных самым опасным оружием, какое мне доводилось держать в руках. А в зарослях нас поджидают туземцы, и как знать, не едят ли они цивилизованных крыс так же, как мы едим птенцов, выпавших из гнезда. Приказываю возвращаться в город!

– Но на чем мы поплывем, ваше высокородие? – изумился охранник. – Корабль-то сломан!

– Твердолобик, родной мой, делай, что хочешь! – взмолился магистр. – Почини его, или сооруди плот из обломков, но только увези нас отсюда! У меня шерсть дыбом встает, когда я думаю, что мне придется провести ночь в этом кошмарном месте!

Солнце палило немилосердно. Вместо потерянной в волнах шляпки Белянка повязала на голову косынку из пестрого платка, но жесткие южные лучи безжалостно жгли ее белую кожу, и она поминутно принималась жаловаться:

– Я вся обгорю! Пойдемте скорее в тень!

– Опасно! Неизвестно, кого мы там встретим! – возражал ей Ветрогон.

Трое друзей во главе с опытным шкипером шагали вдоль кромки прибоя. Высокие волны обрушивались на берег и откатывались обратно, шипя пеной. Пару раз Ветрогон наклонялся и выуживал из мокрой прибрежной гальки обкатанные кусочки коричневого стекла, которые он тут же заботливо прятал в сумку, висевшую у него на поясе.

– Ох, не к добру попали мы на эти дикие берега! – с тоской сообщил шкипер. – Бывалые мореходы рассказывают о них всякие небылицы, уж и не знаю, чему верить, а чему – нет.

– А что рассказывают? – дрожащим голоском спросила Белянка.

– Говорят, будто тут обитает варварское племя аборигенов-крысоедов, – с готовностью принялся вещать Ветрогон. – Будто они ловят несчастных, выживших после кораблекрушения, и скармливают древнему демону, обитающему в развалинах языческого храма. Возглавляет это дикое племя огромная великанша, у которой изо рта полыхает пламя. Муж ее – не разумная крыса, как мы с вами, а сумасшедшее животное, страдающее бешенством и занимающееся разбоем.

– Уверен, что половина этих баек – пустые выдумки, – таким же дрожащим голосом, как у подруги, заявил Тихоскок.

– Даже если и выдумки, то второй половины нам хватит с лихвой, – откликнулся мореход.

– Ой, а кто это таращится на нас из кустов? – испуганно пискнула Белянка.

– Из каких еще кустов? – недовольно отозвался Тихоскок.

– Да вон же, смотрите, в зарослях на вершине холма мелькают какие-то тени!

Ровный прибрежный пляж уходил в гору и упирался в подножие скалистых холмов, заросших густым кустарником. Над коричневыми колючками с фиолетовыми цветками высились мангровые деревья и раскидистые пальмы, переплетенные лианами. Казалось, что продраться сквозь эту чащу невозможно, однако и в ней бурно кипела жизнь: прыгали с ветки на ветку любопытные обезьяны, лениво обвивались вокруг сучьев анаконды и истошно орали разноцветные попугаи.

– Медуза-лампедуза! Я нюхом чую, что на нас кто-то зырит! – подтвердил Ветрогон.

– Тебе голову напекло! Это, наверное, макаки. Беги и лови их, если тебе не лень, – сказал Тихоскок.

Он до того устал, что едва волочил по песку обвисший хвост, и даже шевелить языком ему было невмоготу.

– Нам нужно линять отсюда как можно быстрее, – продолжил Тихоня. – Ума не приложу, отчего в лагуне поднялась волна. Не дракон же ее пустил, в самом деле.

– Ты не веришь в дракона? – удивленно переспросил шкипер.

– У любого явления должна быть естественная причина, – откликнулся Тихоскок.

– Дракон – и есть естественная причина! – с неожиданным раздражением выкрикнул его друг. – Иначе я проиграл спор трактирщику Вислобрюху на сто золотых, и у меня нет надежды вернуться в мою тихую гавань.

– А на чем мы вернемся? – наивно спросила Белянка. – Нас заберет какой-нибудь проплывающий мимо кораблик?

Мужчины переглянулись и не нашлись, что ответить. Но Белянка не унималась. Она принялась дергать Тихоскока за руку и ныть:

– Тихоня, скажи: нас заберут отсюда?

– Вряд ли, – признался Тихоскок. – У этого места дурная слава. Никто по своей воле сюда не заплывает.

Белянка вспомнила, что с ними случилось, и умолкла.

– Вижу лодку! – радостно выкрикнул шкипер.

И вправду: далеко впереди покачивался на волнах двухвесельный ялик, смытый с разбитой бригантины. Ветрогон сорвался с места и полез в воду, но набежавшая волна опрокинула его и выбросила на берег. Он вскочил, выплюнул пену, и принялся выжимать свою красную бандану с белыми черепами.

– Бизань-дерезань, нам до него не добраться! – с отчаянием сказал он. – Ребята, из вас кто-нибудь плавать умеет?

– А что толку? – откликнулся Тихоскок. – К ялику нужны весла. А где их теперь найдешь?

За Белянкой было не уследить: она носилась по пляжу и то окуналась в воду, то принималась собирать раковины. Тихоскок нервно огляделся по сторонам, дернул усиками и строго велел ей:

– Не отходи от меня ни на шаг!

– Не беспокойся за меня, я уже взрослая, – обиженно отозвалась девушка.

– Если ты такая взрослая, то почему тебя постоянно нужно вытаскивать из неприятностей?

– Ах, так я для тебя – неприятность? – обиделась Белянка. – Вот значит, ты как? А я и не знала!

– Перестань дуться. Я едва на ногах стою. Мне сейчас не до тебя.

– Тебе всегда не до меня. Ты ведешь себя, как пасюк! – заявила девушка.

– Если я пасюк, то тогда ты – пасючка! – запальчиво выкрикнул Тихоскок.

Белянка возмущенно надула губки и принялась ныть:

– Ветрогон! Ветрогоша! А Тихоня меня называет пасючкой! Скажи ему!

– О, нет! Я в ваши ссоры лезть не собираюсь! – шарахнулся прочь Ветрогон.

Между двумя торчащими вверх скалами открылся проход, за которым расстилалась поляна, поросшая земляникой. Сочные ягоды выглядывали из-под зеленых листьев и соблазняли своей ярко-красной свежестью.

– Ой, как мне хочется перекусить! – воскликнула Белянка и побежала к скалам.

– Постой! – резко выкрикнул Тихоскок. – Держись рядом! Рядом, я кому говорю!

Но девушка даже не думала его слушаться.

– Ты мне не хозяин! – с вызовом бросила она через плечо и исчезла в кустах.

– Ну что ты с ней будешь делать? Совсем от рук отбилась, – бессильно махнул на нее Тихоскок.

– Вы тут отдохните, придите в себя, – поморщился Ветрогон. – А я вернусь к бригантине, поищу весла. Может, нам еще повезет…

Шкипер неспешно побрел обратно, оставляя на мокром песке цепочку следов. Тихоня беспомощно огляделся вокруг и бросил в сторону шумного моря:

– Что ж вы оставили меня одного? Вот и верь после этого в дружбу и преданность!

Однако долго предаваться унынию ему не пришлось. Подводное течение прибило ялик совсем близко к берегу, хотя неровное дно уходило из-под ног так резко, что добрести до него все равно не удалось бы. Тихоня посмотрел на густые заросли, за которыми скрылась его подруга, потом взглянул вслед уходящему шкиперу, и начал сбрасывать с себя шейный платок, рубашку и испачканную безрукавку. В конце концов он остался в одних коротких бриджах, перетянутых ниже колен тесемкой, и напоследок воткнул в песок шпагу, которой особенно дорожил.

Вода в лагуне была теплой, как будто что-то грело ее изнутри. Он сделал несколько взмахов руками и поплыл, неумело взбивая вокруг себя тучу брызг. Однако до лодки оказалось не так близко, как ему виделось. Не доплыв до нее нескольких ярдов, он повернул обратно и начал отчаянно бороться с волнами. Его то накрывало с головой, то выносило на поверхность. Он чувствовал, что сил не хватает, и уже начинал задыхаться, когда нащупал наконец дно кончиками нижних пальцев. На берег он выбрался на четвереньках и упал на песок, стараясь отдышаться. И тут его ждала новая неожиданность: рубашки, безрукавки и шпаги на берегу не было. Вокруг того места, где он их оставил, было натоптано, но, не будучи следопытом, он не мог сообразить, то ли это следы его ушедших друзей, еще недавно носившихся тут, то ли чьи-то чужие. Лишь его шелковый шейный платок одиноко трепыхался на ветру, зацепившись за сухую корягу. Тихоня подобрал его, повязал поверх тонкой цепочки с талисманом и тревожно дернул хвостом, сметая песок у себя за спиной. В окружающих зарослях царило бурное оживление, оттуда доносились крики птиц и тревожные шорохи.

Минуту он колебался, не отправиться ли за Белянкой, но потом вспомнил, что она его бросила, и пробормотал:

– А вот погуляй там одна! Испугаешься, и сама приползешь ко мне! Будет тебе урок!

За зарослями колючего кустарника с фиолетовыми цветами Белянке открылась просторная лощина, поросшая зеленой травой. На каждом шагу из-под травинок выглядывали красные ягоды, одна слаще другой. Со всех сторон лощина была сдавлена скалами, и в глубине ее возвышались пригорки, скрывавшие от глаз ее дальний конец. Но Белянка не задумывалась над тем, что прячется за холмами. Изнывая от жары и жажды, она принялась срывать сладкие ягоды и отправлять их в рот, и так увлеклась этим занятием, что не заметила, как пролетел целый час.

От кустика к кустику, от травинки к травинке она пробралась в дальний конец лощины и перевалила через скалистую возвышенность, за которой ее взгляду предстало новое поле, еще более зеленое и манящее. Посреди поля росло одинокое дерево, у которого пасся дивный олень с раскидистыми рогами.

Белянка приблизилась. Олень не испугался – он продолжал щипать травку у подножия дерева, и девушка с удивлением заметила, что он привязан к стволу веревкой, а рога его украшены плетеным венком из тех же фиолетовых цветков, которыми были усеяны все окрестные склоны.

– Ах, какой ты красавчик! – умиленным голоском заговорила Белянка. – Наверное, пить хочешь? Кто же тебя так спутал?

Она развязала веревку, петлей затянутую на шее оленя, и хлопнула его по крупу, воскликнув:

– Давай, беги! Ты свободен!

Олень недоверчиво взглянул на нее, резко скакнул и помчался к выходу из лощины, сбрасывая с рогов остатки венка с фиолетовыми цветами. Белянка рассмеялась от удовольствия и присела под дерево отдохнуть в тени. Неожиданно из-за толстого ствола послышалось раскатистое всхрапыванье.

Девушка осторожно высунулась и увидела, что с той стороны к потрескавшейся коре привалилась фигура в лиловой сутане, сжимающая в руках знакомый всему Крысиному гнезду посох с серебряным навершием в виде кусающейся головы. Тип в лиловой сутане дремал и беззаботно похрапывал.

– Муровер! – сгоряча взвизгнула девушка. – Это ты собирался венчать меня с этим толстым Гнилозубом? Это ты приговорил всех нас к утоплению в Темной бездне? Да как ты после этого можешь вот так вот спокойно лежать и похрапывать?

Она вырвала посох из его рук и изо всех сил принялась колотить тяжелым серебряным навершием по бокам спящего. Тот заворочался, повернулся к ней и удивленно раскрыл глаза. Белянка, как раз замахнувшаяся, чтобы двинуть его по голове со всего размаха, удивленно вскрикнула и замерла.

Под неумело натянутой лиловой шапочкой красовался выбеленный солнцем череп огромного суслика. Из-под костяного оскала на нее глядело незнакомое лицо, поросшее густой черной шерстью. Нестриженые усы топорщились и торчали, как будто хозяин ни разу в жизни их не расчесывал. Воинственные узоры, намалеванные самодельными белилами, покрывали не только лицо, но и голое тело, видневшееся под сутаной.

– Ты кто такой? – ничего не понимая, воскликнула девушка.

– А-ой! – увидев белую крысу, завопил незнакомец.

Белянка кинула в него посохом и бросилась наутек. Незнакомец на лету подхватил тяжелую серебряную голову и пустился за ней. Выбежав из-за дерева, он заметил болтающуюся по земле веревку с распущенной петлей на конце, и издал горестный вопль.

На этот вопль откликнулись такие же голоса в зарослях, которыми были густо покрыты окрестные склоны. Из кустов и перелесков начали выскакивать черношерстые крысы. Вместо тканых бриджей, сорочек и камзолов тела их были прикрыты одними набедренными повязками, а на головах вместо шляп красовались плетенки, похожие на смешные раскрашенные конусы. В руках они сжимали дубинки и копья с наконечниками из рыбьих костей.

Горы в один миг покрылись несущимися черными точками, которые со всех сторон окружали Белянку. Увидев их, она побежала к выходу из лощины, но у нее на пути возникла фигура могучей и толстой аборигенки, чье обвислое брюхо переваливалось через плетеный пояс. В зубах воительница сжимала деревянную курительную трубку, попыхивающую огоньком. Белянка налетела на нее и со всего размаха хлопнулась о ее безразмерный живот.

– А-ой! От нас не убежишь, будь ты хоть диким опоссумом! – захохотала аборигенка, протягивая к ней когтистые лапы.

Ее голос был хриплым, а слова она выговаривала со смешным акцентом, делавшим ее речь едва понятной. Белянка шлепнулась на траву и вскочила, но было уже поздно. Десятки лап тянулись к ней со всех сторон. В мгновенье ока она оказалась спутанной по рукам и ногам. Вырываться было бесполезно: ее держали так крепко, что она едва могла шелохнуться.

– А где наш олень, которого мы собирались принести в жертву летучему упырю? – с изумлением спросила аборигенка, выпустив из пасти целое облако дыма.

– Она его отвязала и прогнала! – выкрикнул раскрашенный тип в лиловой сутане.

Толпа туземцев разразилась возмущенными воплями. Белянку начали тормошить, причиняя ей боль.

– Тише! Не рвите ее на куски! Это вам не печеный тапир, – распорядилась толстая воительница. – Нынешней ночью упырь прилетит в наш поселок. Ему все равно, из кого сосать кровь. Если он не найдет жертвы, то примется за нас. Эта чужестранка помешала нам от него откупиться. По заведенному обычаю она сама пойдет на корм демону-кровопийце!

Толпа туземцев издала торжествующий крик.

Упругие и тугие лианы извивались, как длинные змеи. Чтобы сплести из них отдаленное подобие веревки, Тихоне пришлось разодрать кожу на пальцах и обломать пару когтей. Зато теперь он мог накинуть эту веревку на нос ялика и подтянуть его к берегу.

Пока он возился, по мокрому песку у него за спиной пробежало черное существо, бултыхнулось в воду и в несколько взмахов добралось до ладьи. Тихоскок замер, навострил ушки и насторожился. Однако ничего подозрительного вокруг себя не увидел: все так же колыхались пальмы под порывами жаркого южного ветра, все так же нещадно палило солнце, и все так же шумел прибой, окатывая берег пеной. Подобравшись к пенистой кромке воды, он заметил следы задних лап с длинными коготками.

– Ничего себе, это у меня когти так отрасли? – сказал он вслух. – Давненько я их не стриг!

Он разбежался и лихо метнул петлю в сторону покачивающейся на волнах ладьи, но тяжелая лиана не пролетела и половину пути. Он повторил попытку, и снова с тем же результатом.

– Деваться некуда, опять придется лезть в воду! – пробормотал он, взял петлю в зубы и поплыл.

Ему пришлось как следует побарахтаться, прежде чем удалось вцепиться в борт ялика. Он подтянулся на руках и полез внутрь. Неожиданно со дна приподнялось неведомое существо, покрытое черной шерстью. В лицо ему глянула страшная рожа, раскрашенная боевыми узорами.

От неожиданности Тихоня отшатнулся и плюхнулся обратно в лагуну. Вода залила ему глаза, и он начал тонуть.

– Сила дня, сила ночи! – завопил он, выплевывая соленую воду. – Помоги мне!

Чьи-то цепкие лапы подхватили его и потянули к берегу.

Ветрогону пришлось излазить все побережье, прежде чем он отыскал весла, выброшенные волнами на прибрежную гальку. На его счастье, оба весла оказались целы – с них прошилось только счистить тину и водоросли. Водрузив их на плечо, мореход направился к остову разбитой бригантины, весело напевая под нос:

Я под парусом черным проплыл сто морей

Эй, трактирщик, покрепче мне пойла налей!

Я давно не бывал на твоем берегу.

О драконах и бурях спою, как смогу.

Мертвых стражников у корабля было не видно. Там, где они лежали раньше, виднелась свежевырытая могила, над которой вместо надгробия был установлен сломанный штурвал. Колыхался траурный белый флажок с черной лентой, поднятый над обломком мачты, воткнутой в песок.

Сквозь дыру в борту бригантины доносилась возня. Ветрогон спрятался за корму и перевязал потуже бандану с белыми черепами, чтобы она не слетела в самый неподходящий момент.

Из трюма на палубу выбрался здоровенный крысомуж в сияющей медной кирасе. Он с трудом поднял сорванную волной пушку и принялся устанавливать ее на борту. Дело давалось ему непросто: корабль перекосился, и палуба сильно накренилась, так что передвигаться по ней приходилось, цепляясь за остатки рангоута.

Вслед за пушкой крыс в кирасе поднял на палубу несколько ядер и мешок с порохом. Ветрогон тихонько вскарабкался по корме и подтянул за собой весло.

Удержаться на наклонной поверхности оказалось непросто, шкипер шлепнулся и заскользил вниз по палубе. Кирасир удивленно поднял голову и зашевелил холеными усиками. Его гладкая бурая шерсть встала дыбом, и он ощетинился.

– Твердолоб, отойди от пушки! – завопил шкипер, съезжая прямо к нему по наклону.

– Еще чего! – грубо ответил тот, и принялся совать ядро в черное жерло.

Ветрогон налетел на него и со всего размаха въехал пяткой охраннику в грудь. Медная кираса выдержала удар, однако сам начальник стражи не удержался и кубарем покатился вниз, к зарывшемуся в песок носу корабля.

– Ах, ты так? – взревел он, и начал карабкаться обратно.

Но Ветрогон ловко двинул его веслом по голове, отчего медный шлем издал жалобный звон. Твердолоб снова скатился по палубе и дал деру. А мореход деловито принялся закреплять пушку и засыпать в нее порох.

Он как раз заталкивал в жерло ядро мокрым шомполом, когда начальник стражи вернулся, и не один. Из-за его кирасы, пускающей солнечные зайчики, выглядывал Гнилозуб. Черные глазки магистра испуганно бегали по сторонам, а обвислые усики нервно дергались. За толстый бок Гнилозуба придерживался еще один крысомуж в рваной льняной сорочке и коротких подштанниках.

– Бизань-дерезань! – расхохотался мореход. – Какое важное начальство пожаловало! Магистр, ваш авторитет, как и туша, весит больше всего городского правления. А кто это прячется за ваши трясущиеся бока? Неужели его святейшество? Епископ, вас не узнать без сутаны и посоха. Где вы их потеряли?

– Зря издеваешься, изгой! – со злостью взвизгнул Гнилозуб. – Именем магистрата Крысиного гнезда приказываю тебе сдаться, иначе ты будешь объявлен мятежником и пиратом!

– Так вы уже приговорили меня к утоплению, и без всякого магистрата! – ответил мореход, разворачивая жерло пушки в их сторону. – В ваших лапах закон – что дышло, куда хотите, туда и воротите.

– Я десять лет был судьей, и знаю закон! – возразил Гнилозуб.

– А где проходило заседание твоего суда? – не на шутку рассердившись, выкрикнул Ветрогон. – Кто был моим адвокатом, и какое решение вынесли присяжные?

Гнилозуб раскрыл рот, чтобы ответить, но не нашел слов и захлопнул челюсти, щелкнув зубами. Вместо него заговорил Муровер. Голос епископа был тягучим и вкрадчивым:

– Ветрогоша, не вспоминай об обидах. Восемь мудрых всем нам шлют и радости, и печали. Лучше подумай о будущем. Как ты будешь жить дальше с обвинениями в пиратстве? До конца твоих дней над тобой будет висеть угроза ареста и казни. Загладь вину: отвези нас домой, в Крысиное гнездо, и я отпущу тебе все грехи! Ты ведь знаешь, что это в моей власти!

– А в моей власти пальнуть в вас из пушки! – огрызнулся Ветрогон.

– Да что с ним разговаривать? В атаку! За мной! – не выдержал Твердолоб и полез по палубе вверх.

Гнилозуб и Муровер устремились за ним. Однако толстый магистр едва мог приподнять свою тушу, а епископ не торопился в драку, оставляя ее начальнику стражи. Но Твердолоб и один был опасным противником. Он подбирался все ближе и ближе, а Ветрогон все никак не мог высечь искру отсыревшим огнивом.

Твердолоб уже поднялся перед ним во весь рост и воздел лапы вверх, чтобы наброситься всей своей массой. И только тут Ветрогону удалось наконец поджечь порох. Из жерла пушки вылетело облако сизого дыма. Раздался оглушительный хлопок, кирасир опрокинулся на спину и заскользил по палубе вниз, сметая по дороге магистра с епископом. Все трое, несколько раз перекувыркнувшись, перелетели через нос бригантины и зарылись в песке.

Из жерла пушки выпало черное ядро, с грохотом ударилось о деревянную палубу и покатилось вниз, прямо к ним.

– Сейчас нас накроет! – визгливо вскрикнул Гнилозуб, привстал на четвереньки и бросился наутек.

Епископ, не оборачиваясь, припустил за ним.

– Отставить бегство! – попытался остановить их охранник. – Вы что, не видите? Выстрела не было! Порох сырой!

Но магистр с епископом его даже не слушали. Помедлив немного, Твердолоб обернулся к шкиперу, погрозил кулаком и сказал:

– Я с тобой еще поквитаюсь!

И не дожидаясь ответа, трусцой побежал за своими товарищами.

Первый раз в жизни Белянку несли на руках. Сначала она вырывалась и даже пыталась кусаться, но когда за лесистым холмом показался поселок, состоящий из нескольких десятков хижин, она успокоилась.

На пыльной площади перед самой большой хижиной, украшенной гирляндами листьев, ей устроили настоящее чествование. На голову вместо помятой косынки возложили пышный венок из фиолетовых цветов. Белую шерстку натерли растительным маслом, от которого исходил пряный аромат.

– Вы что, принимаете меня за богиню? – пискнула девушка. – Наверное, вы никогда раньше не видели альбиносок? Но у нас в Крысином Гнезде все горожане ходят с шерсткой разного цвета: у кого-то она светлая, у кого-то темная.

– Тебе будет оказана великая честь, – заверила ее толстая туземка с курительной трубкой во рту.

Незнакомец в епископской сутане приблизился и запустил лапы в густую черную шерсть своей подруги. Предводительница туземцев заржала, как лошадь, и ловко щелкнула его по костяному черепу, сбив набок лиловую шапочку.

– Это Неистовый Сусл, мой муж, – сказала воительница. – Он отведет тебя в обитель великих Предков.

– Я встречусь с предками? – испуганно пропищала Белянка.

– Самих предков ты не увидишь, – заверила ее предводительница. – Они ушли жить под воду. На суше остался только их древний храм. Но и в нем тебя ждут такие встречи, которых ты не забудешь.

Воины племени дружно расхохотались. Они тут же затеяли зажигательную пляску и запели:

– Спасибо Огненной Глотке за то, что нашла нам новую чужестранку! А-ой! Теперь крылатый упырь не рассердится и не прилетит, чтобы высосать нашу кровь!

Толстая туземка довольно улыбалась и попыхивала трубкой. Ее муж неловко взмахнул широким епископским рукавом, и Белянку снова подхватили на руки и понесли из поселка.

Тропинка в джунглях заросла травой – как видно, пользовались ей нечасто. Заросли расступились, и Белянка увидела сооружение, какого не могла даже вообразить. Перед ее глазами уходила ввысь огромная пирамида, сложенная из гладко отесанных камней. По тому, какими ветхими выглядели ее склоны, как они заросли многолетними мхами, какими выщербленными и оббитыми были тяжелые камни, можно было понять, что построена она была в незапамятные времена.

Оказавшись вблизи этого гигантского сооружения, туземцы притихли. Они перестали петь и плясать, и даже Огненная Глотка опасливо выбила свою трубку, прекратив пускать дым изо рта.

Белянку опустили на ноги посреди площади, вымощенной гладкими плитами. В ее середине высился обелиск, вокруг которого широким кольцом были разложены каменные изображения знаков зодиака. Тень от солнца срывалась с острой верхушки обелиска и падала на эти знаки, медленно переползая с одного на другой.

– Это солнечные часы? – удивилась Белянка. – Кто их построил?

– Никто не строил, – ответила Огненная Глотка, пыхнув трубкой. – Они тут были всегда.

Белянку подвели к высокой каменной арке, тяжелые своды которой утопали в темноте. Неистовый Сусл подтолкнул ее посохом в длинный коридор, уводящий в глубину пирамиды.

– Ступай, белая няшка! Кое-кто тебя там уже ждет! – скривившись в улыбке, велел он.

– Кто меня может там ждать? – с любопытством спросила Белянка.

Все затихли и смотрели на нее с ожиданием.

– Ну ладно, ради вас я пройдусь! – заявила Белянка, и пошла по дорожке, изящно ставя ножку, чтобы показать этим дикарям, какой красивой бывает походка у цивилизованных крыс.

Со всех сторон ее окутал пещерный мрак. В глубине пирамиды было сыро и холодно. Неожиданно камни у нее под ногами разъехались в стороны, и она провалилась вниз, в непроглядную тьму. Кубарем прокатившись по крутым ступеням, она уткнулась носом в сырой мох, покрывший жесткий пол. Каменные створки над ее головой снова сомкнулись, скрыв последние отблески света.

– Где я? Куда вы меня бросили? – возмущенно заголосила она.

Однако радостное улюлюканье туземцев до нее уже не доносилось. Белянка метнулась в угол темного каменного мешка, в котором она очутилась. Откуда-то из темноты доносился звук падающих в лужу капель. Пахло затхлой плесенью и застоявшимся перегноем. Белянка зашевелила усиками, пытаясь нащупать дорогу, но едва она сделала шаг, как под ногой что-то хрустнуло. Она пошарила по полу ладонью и обнаружила чей-то череп с обглоданными костями.