Текст книги "И мне будет тепло"
Автор книги: Денис Витман
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Малейн расслабился, пытаясь успокоить боль. Освобожденное сознание раскрылось, впитывая информацию об окружающем мире. Эдвард почувствовал, как давит на него недалекое муравьиное царство. Могучий источник телепатической энергии непроницаемым куполом прикрывал весь ближайший сосновый лес. Он манил, он звал, он изо всех сил тянулся к недосягаемому человеку.
– Так вот почему муравьи нападали на нас так организованно… – отстранено подумал Малейн. Поднялся, взвалил отяжелевшего Стайго на плечи. Покачиваясь, двинулся в путь.
И когда впереди показалась глянцевая гладь воды, большущие цветки кувшинок и дым от небольшого костерка, Малейн уже не шел, а тяжело брел. Мертвый Стайго в такт шагам покачивал изуродованным лицом. Да и сам Эдвард выглядел не лучше.
Увидев командира, Кивин вскочил, покачнулся, с трудом устояв на ногах. Подошел к Малейну, взял Стайго на руки, донес до костра.
Легкий ветерок шелестел кронами над головой, качал широкие листья кувшинок. Сладкий, немного отдающий тухлятиной запах плавными волнами натекал на уставших путников.
Малейн развязал котомку, вытащил мешок из тонкой кожи, завязанный тугим узлом. Развязал. В мешке звякало несколько толстостенных глиняных баночек. Эдвард сбил с одной из них сургуч, зачерпнул пахучей жирной мази, протянул баночку Нели. Мазь смягчила боль от укусов, а глоток спирта прояснил затуманенную голову.
Кивин достал из сумки завернутый в пергамент пеммикан. Стряхнул объевшихся муравьев, отломил несколько кусков, а остальное спрятал обратно. Сладкая масса, состоящая из жира, сушеных ягод и кленового сахара, совсем не портилась, и легко утоляла голод.
Малейн съел свою часть, запивая пеммикан кипятком. Облокотился на изогнутый березовый ствол, откинулся. И с удивлением увидел острие стрелы, нацеленное ему в грудь. В нескольких шагам перед ним, натянув длинный лук, стоял человек. Присмотревшись, Малейн понял, что незнакомец не метс. Кожа его имела красноватый оттенок, длинные черные волосы были заплетены в косичку. Высокие скулы подчеркивали изгиб бровей.
– Наверное, это чистокровный иннеец, – решил Малейн. Исконные дети этих земель почти полностью ассимилировались, но до сих пор встречались в северных районах страны.
– Добрый день, братья! – произнес Эдвард на батви. Поднялся, показывая раскрытые ладони.
Иннеец улыбнулся, опустил лук. Из-за стволов вышло еще несколько иннейцев. Лица у них были покрыты разноцветными полосами, на мокасинах, сшитых из кожи лорса, виднелась вышивка. Штаны и куртки тоже были сделаны из кожи. Из-под рукавов курток выглядывали совершенно черные, словно запачканные в саже кисти.
– Странный обычай – красить руки в черный цвет, – подумал Кивин.
Иннеец протянул вперед раскрытую угольную ладонь, быстро заговорил на незнакомом языке.
– Я не понимаю, – сказал Малейн и покачал головой.
– Я приветствую молодых нуроу, – медленно подбирая слова, произнес Иннеец на батви. – Я счастлив, что в нашем племени появилось еще четверо настоящих нуроу. И хотя жаль, что они не стали истинно чернорукими, я рад приветствовать их.
Иннеец склонил голову, смоляная коса скользнула на плечо.
Малейн удивленно переглянулся с Кивином.
– Я тоже рад, вождь. – Нели вышел вперед и широким жестом поприветствовал иннейца.
Чернорукий улыбнулся молодому лучнику, шагнул к лежащему Стайго. Склонился. Зашептал что-то быстро и неразборчиво. Затем развязал мешочек, висящий на поясе, достал оттуда баночку с киноварью, нарисовал яркие полосы на щеках и лбу Стайго.
– Муравьи забрали свою жертву! – громко произнес вождь. – И теперь народ нуроу свободен!
Остальные иннейцы восторженно вскинули руки к небу. В их мускулистых, поджарых фигурах было что-то от трота, лесного хищника. Резкие, но в тоже время грациозные движения скрывали силу и скорость, длинные пальцы казались специально приспособленными для лука.
Эдвард оторвал взгляд от иннейцев, привстал. Перед глазами тут же поплыло, но Малейн переборол слабость и выпрямился во весь свой немалый рост.
– Здравствуй, вождь свободного народа! С тобой будет говорить командир отряда, священник-заклинатель второй степени, Эдвард Малейн!
– Господи, что я говорю? – ошарашено подумал Эдвард, голова у него кружилась, мысли жирными фрогами копошились в мозгу. Иногда одна из них тяжко подпрыгивала, вырываясь на поверхность сознания, но тут же, не успевая превратиться в слова, скатывалась обратно.
– Зачем нужно представляться полным именем? – вяло подумал Малейн. – И для чего я уродую простой и понятный батви?
Видимо, вождь иннейцев заметил растерянность на лице священника. Он шагнул вперед, положил узкую черную ладонь Эдварду на плечо.
– Брат, ты среди друзей. Тебе незачем прятаться за звание! Ты прошел посвящение и отдал дань слугам Вуниту. И значит теперь – вы посвященные нуроу. – Иннеец приветливо похлопал Малейна по плечу. – Да и я вовсе не вождь свободного народа, а обыкновенный охотничий старшина. А зовут меня Тауран, что означает быстрый тау.
– Это я и так понимаю, – подумал Эдвард.
Голова тем временем начала болеть невыносимо. Перед глазами плавали разноцветные круги, в затылке что-то громко ухало, колотилось, пытаясь вырваться наружу. Малейн взглянул на Кивина. Тот тоже сидел, с трудом удерживая голову на весу. Сосудики на радужке лопнули от напряжения, и Кивин угрюмо поглядывал красными, воспаленными глазами.
Тауран проследил за взглядом Эдварда, понимающе кивнул.
– Вам нужен отдых. И лечение. И чем скорее мы доберемся до поселка – тем быстрее поправятся наши новые братья!
Иннейцы подхватили Стайго. Высокий худощавый воин вытащил из котомки несколько длинных полосок кожи, и через несколько минут были готовы своеобразные носилки. Мертвого киллмена уложили на переплетенные ремни, прикрыли распухшее лицо куском полотна.
Иннейцы бежали по влажному лесу легко, едва ступая на покрытую мхом землю. Измученные метсы с трудом поспевали за ними. Пару раз Эдвард спотыкался, а один раз и просто свалился лицом в мох. Славу богу, здесь не было всепожирающих муравьев. Малейн поднялся, встряхнул головой, отгоняя влажную пелену, залепившую глаза. Кивнул задержавшемуся Кивину:
– Иди вперед, я догоню, – Эдвард присел около толстого ствола, уперся затылком в шелушащуюся сосновую кору. Провел ладонями по вискам, сгоняя боль вперед. Малейн представил, как слабость пульсирующими толчками выливается из глаз, как свежий, пропитанный озоном воздух наполняет грудь. Успокоилось рвавшееся из груди сердце, медленно вытекла из мышц вязкая усталость. Священник легко вскочил, забросил на плечи котомку и побежал, перепрыгивая через корни и небольшие заросшие мхом канавы. Потом вернутся боль и усталость, вернутся стократ сильнее. Но это произойдет потом, когда Малейн будет лежать на мягких шкурах и расслабленно глядеть на одинокую звезду, замершую на небе. Струйка ароматного дыма сквозь отверстие в пологе будет подыматься вверх, заставляя звезду мерцать то сильнее, а то становится совсем незаметной.
Эдвард перелез через поваленный ствол великанской осины, соскользнул по мокрым веткам вниз. Впереди сквозь заросли карликовых дубков просвечивала поляна. Из высокой, по пояс, травы выглядывали желтоватые лепестки грибных рогастиков. Посреди поляны, склонив пожухлые ветки, сгорбилась выломанная береза. Малейн с удивлением заметил замерших иннейцев, лежащие на земле носилки. Священник неслышно шагнул в сторону, мягко переступая, двинулся к поляне. Гибкие дубовые стебли расступались, пропуская киллмена.
– Что с ними случилось? – недоуменно думал Малейн. Правая рука сама расстегнула ремешки завязки. Тяжелая секира скользнула в ладонь. Эдвард сделал последний шаг, замер, скрывшись за изогнутым стволом. Оглядел внимательно поляну. Люди замерли, неспособные шелохнуться. Священник взглянул на Нели. Лицо самого молодого из воинов было перекошено от ужаса, в руках он держал натянутый лук, стрела, положенная на тетиву, чуть заметно дрожала.
– Он хочет, но не может отпустить лук, – решил Малейн. Священник уже собрался ступить на поляну, когда трава шелохнулось, и на березовый ствол легко вспрыгнула здоровенная кошка. Желтые глаза тускло блестели в полуденном свете, белая, в коричневую крапинку шерсть стояла дыбом. Мягкие подушечки широких лап скрывали изогнутые острые когти. Небольшой зверь, от силы сто фунтов веса – и все же самое опасное для человека животное.
– Трот… – священник сглотнул неуверенно.
Хищник злобно скалил белоснежные клыки, мышцы, скрытые под пушистой шкурой, еле заметно вздрагивали. Зверь сделал шаг, и вместе с ним шелохнулись люди. Сдвинулись на волос пальцы Нели, дернулась рука Таурана, приближаясь к ножу. Трот зашипел злобно, глаза сверкнули ослепительным золотым светом. Люди снова замерли живыми манекенами.
– И придет зверь лесной, и злобой своей остановит сердце и прекратит дыхание. И имя тому зверю – трот… – прошептал чуть слышно Малейн строчку из жития святого Августина. – И только чистый перед богом и сильный душой не поддастся этому ужасу.
Эдвард вытер проступившую на лбу испарину.
– Причем здесь злоба, – раздраженно подумал он. – Обычная телепатия. Просто у этой твари потрясающие гипнотические способности.
Малейн спрятался за ствол, обдумывая возможные варианты.
– Если она меня увидит – то я тут же замру, как остальные, и ничем не смогу им помочь. Хотя… – священник улыбнулся, лицо озарила радостная догадка. – Обычно трот убивает не прикасаясь к жертве – просто заставив ее умереть. Но сейчас людей слишком много! И даже его грандиозных возможностей не хватает на всех. Самое большое, что зверь сейчас может – это обездвижить людей. А скоро он выдохнется, и тогда мы без особого труда его убьем. Остается просто подождать.
Эдвард выглянул из-за дерева и понял, что ошибся. Зверь не собирался ждать, пока люди умрут. Он осторожно подходил к замершему Кивину. На белоснежных клыках сверкал одинокий солнечный луч. Хищник делал шаг, и вместе ним вздрагивали замершие люди. Иногда трот садился на землю и подолгу пережидал.
– А, будь что будет! – Малейн замер на мгновение, усиливая свой ментальный щит, а затем выпрыгнул на поляну.
Удар был по-настоящему чудовищен. Неимоверная, немыслимая сила врезалась в мыслительный заслон, скрутила его, выжала словно тряпку. Эдвард шагнул еще раз, подымая секиру наизготовку. Встретился взглядом с тротом. Хищник сидел на земле, пушистый хвост стегал по бокам. Священник медленно, словно продираясь сквозь необыкновенно загустевший воздух, шагнул вперед.
Следующий психический удар прижал Малейна к земле. Непослушное тело тяжелым грузом повисло на плечах, секира в руках весила не меньше тонны. Полированное древко поползло из расслабленных пальцев. Эдвард скрипнул зубами, сжал, что есть силы, ватную ладонь.
– Главное не отпустить оружие! – пронеслось в голове. – Пока секира у меня в руках – трот не бросится, он слишком осторожный зверь.
Малейн скосил неподъемные глаза. Тауран наконец дотянулся до ножа, и теперь мучительно пытался его вынуть.
– Ничего, долго этой твари не выдержать, – злорадно подумал Эдвард. А затем на него навалилась усталость. Все что накопилось за день, да что там день, за всю жизнь – обрушилось на широкие плечи. Прошкрябали по глазам закрывающиеся веки, в голове болезненно ухнуло. Малейн почувствовал, что падает, последним усилием вскинул секиру. В грудь ударилось что-то тяжелое, выбитое оружие упало в траву. Эдвард качнулся и рухнул на спину.
Глава 3
Очнулся Малейн около костра. Рядом в котелке громко булькало густое варево. Над головой шумели кронами широколистые вязы. Небо было по-вечернему темным. Болела грудь. Эдвард вздохнул, застонал от боли, попытался сесть. Но чья-то маленькая хрупкая ладошка властно прижала его к земле, не давая подняться.
– Тебе не стоит вставать до утра, – услышал Малейн приятный женский голос. Говорила незнакомка на батви очень чисто, слегка растягивая гласные.
– Я и не буду вставать, я просто хочу оглядеться! – Эдвард сел в постели, потянулся и тут же скорчился от боли в груди.
– Что со мной? – священник расстегнул рубашку и увидел, что он весь перевязан длинным белым полотном.
– Тебя поцарапал трот. – Девушка наклонилась, поправила выбившийся конец повязки.
– Трот? – Эдвард задумчиво нахмурился. – А откуда он взялся?
– Неужели ты ничего не помнишь? – Девушка улыбнулась, присела рядом. Ее смуглые ладошки нежно, но властно уложили священника на разложенные шкуры. – Я все расскажу.
– Постой, – Малейн сделал слабую попытку вырваться. – А как тебя зовут?
Девушка скромно склонила голову. Звякнуло на груди ожерелье из серебряных монет. Волосы ночной волной рассыпались по плечам. Почти стемнело, и хрупкая фигурка в сумеречном полумраке казалась ломкой и полупрозрачной. Малейн почувствовал, как тоскливо защемило в груди. Девушка рассмеялась негромко, затем дернула себя за ресницы и поднесла ладонь к огню. Между большим и указательным пальцем оказалась зажата длинная, изогнутая ресница. Девушка снова рассмеялась, и, протянув Эдварду руку, назвалась:
– Мое настоящее имя Луита.
– А меня зовут Эдвард. Но что значит настоящее имя? – подозрительно спросил священник.
– Это значит, что теперь мы муж и жена.
– Что? – Малейн попытался вскочить с постели, но охнул и свалился обратно на шкуры.
– Ты спросил мое имя – и значит, захотел взять меня в жены. Я ответила – и значит, согласилась, – Луита снова улыбнулась.
– О, Господи! – сдавленно вздохнул Малейн. – Можно подумать, я мечтал об этом всю жизнь!
– Правда? – девушка расцвела, но уже через секунду, нахмурившись, взглянула на Эдварда. – Ты обманываешь. Ты не мог мечтать обо мне всю жизнь, ты только недавно познакомился со мной.
– Вот об этом я и говорю! – священник недовольно шевельнулся на шкурах. – Ты ведь сама отлично понимаешь, что невозможно влюбиться, увидев человека несколько минут назад.
– Да, я понимаю… – девушка сглотнула. – Ты просто не знаешь наших обычаев и потому спросил мое имя. А я-то подумала, – Луита всхлипнула, – что действительно нужна такому храброму и сильному воину как ты.
– Умоляю! – Эдвард обнял девушку за плечи, прижал к себе, скрипнув зубами от боли в ранах. – Перестань реветь и расскажи, что случилось. Откуда на мне эти повязки, и о каком троте ты ведешь речь.
– Так ты и вправду ничего не помнишь? – все еще всхлипывая, произнесла Луита. Ее заплаканные глаза засияли. – Мне все рассказал Тауран.
Девушка уселась поудобнее, накрыла снова легшего священника мягкой шкурой.
– Даже самый лучший охотник не смеет охотиться на трота. На него не ставят капканов и не роют ловчих ям. И только герой, сын самого Вуниту способен победить лесного владыку.
– Стой, стой, стой… – спешно перебил Эдвард. – Кто такой Вуниту, в сыновья которого ты меня только что посвятила?
– Вуниту – это дух вселенной, отец, из которого произошел мир, и который сам является миром. Все души человеческие – часть души Вуниту, но есть особые! Это дети Вуниту, те, в чьих жилах течет его кровь!
– Спасибо, – Малейн кивнул, – очень понятно. Но продолжай.
– Тогда в лесу трот напал на отряд Таурана и на твоих людей. Все замерли, бессильные шелохнуться. Они стояли, словно овцы, принесенные в жертву, и ждали своей участи! А ведь это были не последние в племени нуроу. Посвященные воины, истинные чернорукие! И тогда появился ты. Ты шел подобно первому Нуроу, и злоба зверя была тебе нипочем. А когда трот кинулся на тебя, ты встретил его ударом секиры. Ты был устал и изранен, и хищнику удалось сбить тебя с ног. Но и сам он упал на землю с разрубленной пастью. И очнувшийся Нели, лучший среди лучников, разжал пальцы, и длинная стрела с обоюдоострым наконечником пронзила раненого трота…
– Вот так и рождаются легенды… – мрачно подумал Малейн. – Эта девушка сведет меня с ума. Никакой красоты не хватит, чтобы компенсировать подобный характер.
– Последний вопрос! – Малейн взял девушку за руку. – А почему мужчины племени нуроу красят руки в черный цвет?
– Ты что? – Луита удивленно улыбнулась. – Они не красят руки. Это значит, что они прошли обряд посвящения. Так же как и вы. Но ты спи.
Девушка провела по лицу, закрывая Эдварду глаза.
– Завтра ты все увидишь и поймешь. А пока спи!
*
На следующий день Малейн проснулся бодрым и почти полностью здоровым. Молодое, сильное тело легко справилось с порезами на груди, чистые повязки не позволили грязи проникнуть внутрь, а целебные мази сняли воспаление. Эдвард скинул шкуру, прикрывавшую его от ночного холода, потянулся. Было раннее утро. Высоко в небе заливался серебристой песней жаворонок, шелестели вязы, свежий ветер нес прохладу и разгонял клочья ночного тумана. Наконец-то священник смог оглядеться.
Лагерь нуроу расположился на большой поляне, невдалеке от прозрачной речушки. Крытые шкурами лорсов и гроконов вигвамы окружали общее костровище. От очага струился белесый ароматный дым. Беззубая, страшноватая на вид старуха шевелила угли и подбрасывала в огонь пучки высушенных трав. Пламя оголодавшим зверем накидывалась на сухие листья, но через секунду опадало, оставив горсть пепла и облачко дыма.
В вигвамах было жарко и душно, и потому большинство иннейцев спали на улице. Малейн застегнул рубашку, сложил шкуры и пододвинул поближе к выходу из шатра. Подошел к старухе, присел рядом.
– Добрый день, бабушка, – вежливо произнес священник.
– Сейчас утро. А утро не может быть добрым, если не прогнать демонов ночи! – старуха подкинула еще один пучок в огонь, что-то быстро зашептала.
– О! Ты уже проснулся? – раздался сзади знакомый голос. – Как твои раны?
– Спасибо, – Малейн развернулся к Таурану, – много лучше. Я хотел бы поговорить с вождем. Мы очень спешим, и моему отряду надо выйти сегодня рано утром.
– Это невозможно. – Тауран широко улыбнулся, но в глазах у него колкими льдинками застыла холодная воля. – В день посвящения никто не имеет права покинуть лагерь. Даже вождь. Даже шаман. И не новорожденному брату менять наши порядки, даже если он победил в битве с тротом.
– Тауран! – священник положил руку иннейцу на плечо. – Мы вынуждены уйти. Несмотря на все твои «даже». Я должен принести письмо в Тельму. И если мы не доберемся до города в течение трех дней…
– Где находится твоя Тельма? – перебил Иннеец.
– К северу отсюда. И немного западней.
– Не бойся. Ты успеешь за два дня. Сегодня твой отряд останется у нас. Вы все равно должны отдохнуть. А завтра спуститесь вниз по реке. Пирога идет вдвое быстрее человека, а я дам вам хороших гребцов. Я, конечно, не вождь, но мой голос на совете племени значит немало.
– Спасибо, Тауран. – Эдвард протянул раскрытую ладонь. Иннеец на секунду замешкался, а затем их руки сомкнулись в крепком пожатии.
Через полчаса, когда над кронами появились первые лучи солнца, шкуры вокруг очага зашевелились. Заспанные иннейцы потягивались, о чем-то переговаривались на быстром, словно горная речка, языке. К Малейну, позевывая, подошли Нели и Кивин.
– Проснулся, командир! – прохрипел осипшим голосом Кивин. – Здорово ты вчера эту кошку порезал.
– Насколько я знаю, пристрелил ее все-таки Нели.
Молодой воин засмущался, потупился. Торчащие из-под нестриженых волос кончики ушей покраснели.
– Ну, если бы не вы, я бы и шелохнуться не сумел.
– Ладно, шкуру убитого трота будем делить потом, а сейчас мне больше всего хотелось бы позавтракать.
– Я тут разузнал местные обычаи, – произнес Кивин. – Кушать они будут часа через два, из общего котелка. А вот вечером, после обряда инициации, обещан грандиозный пир. Полчаса назад у одной прелестной индианки я выяснил, что женщины вчера нашли гигантский трюфель, так что веселье обеспечено.
– Да, насчет прелестной индианки… – растеряно подумал Малейн, – надо найти ту девушку, Луиту. Кажется, я вчера ее сильно обидел.
*
После полудня в центре лагеря ударил барабан. Натянутая кожа звенела и гудела под танцующими ладонями. Иннейцы, побросав дела, стекались в круг, обнесенный вигвамами.
Появился облаченный в полный парадный наряд вождь племени нуроу. Вслед за ним вышел высокий, серый от старости старик. Шаман. Позади них с томагавками наперевес и боевой раскраской на лицах выстроились старейшины и охотничьи старшины.
– Смотри, вот тот, с перьями рока на голове – это Тауран, – шепотом произнес Кивин, показывая на первого в ряду старшин.
Барабан глухо пророкотал и смолк. Наступила тишина.
Стояли, замерев, чернорукие воины нуроу, испуганно жались позади женщины, несколько старух низкими и неожиданно чистыми голосами затянули протяжную песню. Вскрикнул шаман, ударил в бубен, разгоняя случайных духов. Полог главного вигвама откинулся, и на поляну один за другим выступило полтора десятка голых мальчишек.
Шаман встряхнул бубен. Подождал, пока умолкнут звонкие костяшки. Положил инструмент на землю, присел рядом с костром. Протянул руки к огню. Пламя нежно лизнуло загрубевшую кожу, обволокло кисть, ласково прильнуло к запястьям. Оборвалась, словно обрезанная ножом, песня.
– Вуниту! Яви волю свою! – вскрикнул шаман. Ладонь его раскрылись, высыпая в огонь горсть ярко-зеленого порошка. Пламя вскинулось, взъярилось на несколько футов в высоту, выплеснуло в стороны сверкающие лиловые языки. Общий радостный выдох пронесся над поляной.
– Великий Вуниту ждет, чтобы свершился обряд посвящения! – выкрикнул шаман. Костяные фигурки, пришитые к его одежде, дробно застучали, подтверждая сказанное.
– Дух вселенной, отец мира, нужна ли тебе еще одна жертва? Ведь слуги твои уже забрали одного нуроу? – вскинув лицо к небу, спросил шаман.
Вторая ладонь разжалась, высыпая в пламя новую порцию порошка. И снова огонь вскинулся к небу, окрасился в лиловый, и общий вздох облегчения шевельнул листву.
– Какой шарлатан… – прошептал Кивин, склонившись к Малейну. – Он еще спрашивает у Вуниту, когда у самого порошок в ладони зажат.
– Не знаю, как насчет порошка, – так же шепотом ответил Эдвард, – но руку из огня он уже минут пять не вынимает. И даже не обгорел. Ты так умеешь? Я нет…
– А ведь точно… – Кивин смущенно умолк.
Тем временем шаман поднялся и подошел к первому мальчишке.
– Встань, нуроу! – парнишка поднялся с земли, на которой сидел. К худой жилистой ляжке прилип засохший сучок. Мальчик подошел к костру, нерешительно остановился рядом.
– Очистись, – сухо бросил шаман.
Парень шагнул в костер. Вскрикнула в задних рядах испуганная женщина, Нели вскочил, и Кивину с Малейном пришлось вцепиться ему в одежду, чтобы он не кинулся на помощь. Запахло паленым волосом.
– Хватит! – парень вышел из костра. Сучок, прилипший к ляжке, превратился в уголек, и молоденький нуроу подпрыгнул и, зашипев от боли, щелчком скинул светящуюся точку на землю.
– Это не настоящий огонь… – пробормотал Кивин. – У него только волосы чуть-чуть обгорели.
– Не городи чушь, – раздраженно отозвался Эдвард, – сучок-то до конца сгорел. Я думаю, тут дело в другом. Наверное, иннейцы нуроу в совершенстве овладели техникой аутотренинга. Способности нашего тела, и тем более мозга, практически неисчерпаемые. Главное – уметь управлять своими возможностями. Тебя ведь не удивляет, что аббат Демеро способен переговариваться по мыслесвязи с другими аббатствами? А ты не способен отправить и простенькую мысль. Я не хочу тебя обидеть, – Малейн положил ладонь Кивину на плечо, дружески сжал, – но не ищи здесь жульничества. Это другой народ, с другими возможностями и обычаями. И я, например, искренне рад, что они стали нашими друзьями. В борьбе с Нечистым они будут хорошей подмогой.
– Но ведь они же язычники! – ошарашено прошептал Нели. – Они ведь признают только своего Вуниту!
Эдвард положил вторую руку на плечо молодому лучнику и обнял друзей.
– Нели, малыш, они верят в того же бога, что и ты, просто по-другому.
Тем временем все мальчишки прошли сквозь пламя. Некоторые выходили невредимыми, другие выскакивали с обожженными лицами и ногами, но ни один не сгорел. Вождь усадил ребят вокруг костра и ушел в свой вигвам. Снова грохнули барабаны. Шаман поднял бубен и, несколько раз стукнув в него, запел. На этот раз пели только мужчины. Сиплыми голосами, высушенными холодными ночными ветрами и жарким полуденным солнцем, они вытягивали простенькую и в тоже время неуловимую мелодию.
Из вигвама, неся в руках кусок черного полотна, показался вождь. На секунду Малейну показалось, что полотно живое. Ткань еле заметно шевелилась. В нос ударил знакомый кислый запах.
– Муравьи… – произнес Нели, со смесью страха и гадливости в голосе. Зрение у молодого лучника было превосходное, и он в отличие от Малейна, мог разглядеть бесчисленные тельца маленьких насекомых, вплетенные в полотно.
Вождь подошел к первому парню, взял его за руку, обмотал шевелящейся тканью. Плотно прижал. Мальчишка выпучил глаза, из прикушенной губы тягучей каплей потекла кровь. Вождь обмотал вторую руку и вернулся в вигвам.
– Так вот откуда у них черные руки… – просипел Нели. – Я же говорю, это слуги Нечистого!
На этот раз вмешался Кивин. Усадив бледного лучника на землю, он закатал руку и показал Нели тыльную сторону ладони. На месте укусов остались маленькие черные точки. А чуть выше, около локтя синела странная татуировка – тонкий кинжал с крестовидной рукояткой вонзался в глаз.
– Видишь?
– Вижу, – недоуменно ответил Нели. – Но причем здесь это?
– Но ты же не считаешь татуировку язычеством. Так не все ли тебе равно, чем именно она будет нанесена? Иглой и соком дубовых орешков или муравьями, вплетенными в ткань?
– И, кроме того, – Малейн подсел рядом, – кроме того, это единственный, хотя и довольно болезненный способ приобрести иммунитет. Любой чернорукий пройдет муравьиный край насквозь. И даже сможет принести добычу. И не удивлюсь, если сегодня вечером нас будут кормить каким-нибудь особенным лакомством из муравьиных яиц. – Нели поморщился, но ничего не сказал.
Эдвард обернулся к костру. Взглянул на самого первого из мальчишек. Тот сидел, держа обмотанные руки на весу. По раскрасневшемуся лицу струился пот, худые голые плечи вздрагивали.
– Здесь аутотренингом не поможешь… – сочувственно подумал священник. И будто услышав его мысли, шаман бросил бубен и, подняв руку, громко выкрикнул:
– Вуниту доволен, муравьи забрали свое! Снимите повязки.
Вождь подошел к первому парню, развернул полотно, бросил копошащуюся ткань в огонь.
– Приветствую тебя брат, ты стал настоящим черноруким, и твое имя отныне Прайм, что значит первый.
Парнишка гордо вскинул распухшие, окровавленные руки, пошатываясь, подошел к малому костру, вокруг которого сидели женщины, и только тогда позволил себе негромко застонать. Прайма усадили, промыли оставшиеся без кожи руки кипяченой водой. Затем поднесли тазик с мутноватым соком трюфеля. Парень зажмурился и опустил сначала ладони, а затем и всю руку целиком. Через несколько секунд он расслабился, на лице заиграла счастливая улыбка. Растворенный в соке наркотик снял боль, и Прайм наконец-то осознал, что прошел посвящение.
*
Пир удался на славу. На листьях, разложенных по земле, дымилось несколько не по-весеннему жирных тетеревов, зажаренных и затем нашпигованных какими-то незнакомыми острыми травами; манили взор сладкие корни напури и молодые побеги грибных рогастиков, золотилась толстыми рассыпчатыми боками копченая рыба. Ну и, конечно же, трюфель: жареный, вареный, запеченный в золе и потушенный в желудке месячного лорсенка.
Малейн ходил от костра к костру, рассеянно отвечал на восторженные вопросы иннейцев. Сам того не осознавая, он искал Луиту. Эдварду казалось, что он забыл сделать что-то очень важное, без чего жизнь дальше будет бесполезной и ненужной. Заботливый Кивин попытался заговорить со своим начальником, но натолкнулся на такой непонимающий и растерянный взгляд, что решил оставить священника в покое.
Затем начались танцы. Снова зарокотали пузатые барабаны, затрещали погремушки и бубны, тоскливо завыл рог. Шаман хлопнул в ладоши, задавая темп. Сначала один человек, затем несколько, а вскоре уже и все племя закружилось в бешеном, немыслимом хороводе. Малейна затянуло внутрь, закрутило, закружило голову. Он уже не танцевал – а летел, словно во сне, легко отталкиваясь ногой от земли. Пролетал несколько ярдов, снова толкался. Рядом, смеясь, летели незнакомые, радостно улыбающиеся люди. Эдвард всматривался в лица, выискивая единственное родное, но так и не заметил среди танцующих Луиту.
– Наверное, она заболела и лежит в каком-нибудь вигваме, – решил Эдвард.
Он отпустил руки и полетел в сторону шатров. Малейн откидывал шкуры, прикрывающие входы, кричал с тягучую темноту, звал. Но никого не было. Только в одном вигваме на священника кто-то зыркнул белесыми буркалами. Малейн отпрянул, но, приглядевшись, понял, что это просто слепая, вышедшая из ума старуха.
Неожиданный испуг отрезвил Малейна. Это дурманный грибной сок заставил его летать. Точнее вообразить, что он летает.
*
Нашел Малейн девушку где-то через полчаса. Она сидела на берегу реки, вода, журча, обтекала босые ноги. Распущенные волосы спутались. Священник бесшумно подошел ближе, обнял девушку за плечи. Луита, вздрогнув, обернулась. Посмотрела Эдварду в глаза, и ничего не сказав, снова уткнулась взглядом в реку. Торфяная вода серебрилась на изломах, негромко смеялась, перекатываясь на небольших каменистых порогах. Где-то вдалеке пела ночная тоскливая птица. Пушистая бабочка ударилась в кожу жилетки, упала девушке на колени.
– Ты мне нравишься, – Малейн почувствовал, как заскребло в непослушном горле. – Очень нравишься.
– Это ничего не меняет, – тихо ответила девушка. – Ты все равно завтра уйдешь, а я все равно останусь одна. Все равно…
Слова капали в воду, растворялись в черной реке. Набежавшая туча закрыла луну, с недалекого севера подул порывистый ветер. Малейн снял куртку, накинул девушке на плечи.
– Но это будет завтра. А до завтра еще целая ночь. Ночь, которую мы можем быть вместе. Даже если я завтра уйду. Все равно.
– Все равно… – эхом откликнулась Луита…
*
Они лежали на траве, а далеко в вышине горели одинокие звезды.
– Видишь? – спросила Луита, – вот та, совсем маленькая звезда рядом с серебряным ковшом. Ее зовут Луита. Так же как и меня. Когда ты будешь далеко – смотри на нее, согревая взглядом – тогда и мне будет тепло. Слышишь?
– Слышу, – отозвался Эдвард.
– А если я умру, то мой дух не уйдет к Вуниту. Он превратится в маленький лучик и полетит туда, к звезде. – Луита положила голову Малейну на плечо, сорвала травинку.
– Он будет лететь долго, очень долго, ведь до нее далеко. Но когда-нибудь все-таки долетит.
– А что потом?
– А потом он отразится и полетит обратно, на землю. И через много-много лет снова родится девочка, и ее опять назовут Луита.
