Текст книги "Новые сказки Севера"
Автор книги: Денис Макурин
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Двинские железные кружева
Случилось это недалёко от Архангельска, по левому берегу Северной Двины, тому самому, что славился солёной рыбой, канатным ремеслом и лесопилками. На одной из двух улиц огромного города жил и трудился лентяй Яшка – непачканая рубашка. По солнечной стороне своего двора он пять лет тротуар мостил, по теневой – три года плетень столбил. А на десятый годок Яшка в избе русскую печь сложил. И вот какая история с той печью приключилась.
Наш Яшка – немятая рубашка уже три раза по три кирпича на раствор уместил, присел на лавку, потянулся и сам себя похвалил:
– Ай да Яшка! Вот так диво! Почитай*, полпечи осилил!
Потом глаз прищурил, основные ходы да выходы наметил, где и какое коленце загнуть, чтобы печь зимой тепло держала да избу от морозов спасала.
Кричит:
– Мать, обед-то неси!
Ну, а хозяйка, что было, на печи ему разложила: хлеб, соль, лучок, свежей редиски пучок, пару яичек, ржаной блинок да в ковше холодный квасок.
Яшка, понятно, никуда не спешил, за семь дней над горнилом свод сложил и лишь после третьей недели лежанкой всё перекрыл. На двадцать пятый день вьюшку да задвижку установил. К Яблочному Спасу трубу на крышу вывел, а после полудня дым пустил. Правда, дым не в хайло**, а в избу повалил.
– Вот те раз! – потёр Яшка глаз.
А в ответ кто-то:
– Чух! Бу-бух! – потом когтистыми лапами о кирпичи заскрёб. – Цык-цык! Цок-Цок! – и в трубу хвост уволок.
Яшка – от страха мокрая рубашка ещё берёсты запалил и берёзовый чурбак для пущего жару подложил. Собрался было на крышу лезть, ухватом дымоход пошурудить и непрошеного гостя на огонь посадить. Только стоило ему с хозяйкой на улицу выйти, как из трубы с дымом петух вылетел. Сам темнее чёрного от копоти, а с трубы не летит, головой и хвостом вертит, навстречу свежему ветру горланит-вопит.
Яшка оторопел, призадумался: «Каким манером петух в печи оказался?» Да так и не смекнул, что в первый же день от него одно яйцо, что мать на обед подала, в подпечье убежало, там в тепле-тишине полежало да и вылупилось. Цыпленок крошки клевал, за Яшкой хлеб подбирал, так и вымахал в справного петуха.
Холмогорцы, как увидали, что черный петух на трубе по ветру крутится да суетится, рты-то пооткрывали, а опосля рукава засучили да в прорезном железном кружеве диво то повторили. У нас на Севере всегда творческие люди были, а после того случая о них и в кузнечном промысле заговорили.
Вот так и родилась в Холмогорах любовь к пышному узорочью из железа, и начали славные холмогорские кузнецы флюгеры*** да богатые орнаменты с душой изготовлять и крыши домов да усадьб украшать – тем самым своё ремесло приумножать, а кое-что и заграницу продавать.
Почитай* – здесь в значении «почти».
Хайло** – часть печи; проём, который соединяет камеру, где горят дрова, с печными ходами.
Флюгер*** – устройство, которое указывает направление ветра.
Ухтостровские гусли и северное сияние
Есть в наших краях, близ Холмогор, примечательный островок: пять деревень да с десяток дворов – Ухтостров называется. Ох, и слухастый народ там живёт! Всё, что в мире происходит, они без телеграфа и радио знают. То ли где землетрясение по десятибалльной шкале, али всемирный потоп чуть выше сапог, али столичный чиновник в ресторане гульнёт – им уж всё известно. Да что там земной шар! Было времечко – они и звёзды на небе в печную трубу слышали.
Однажды сладил себе ухтостровский мужик гусли семиструнные, гостей из окрестных деревушек в свой дом пригласил, пир горой закатил. Зазвучали струны, полилась песня долгая да слуху отрадная. Только заслышал мужик, что в печной трубе кто-то завыл. Прислонился ухом, прислушался, а это в небе созвездие Малой Медведицы:
– У-у-у! Я тоже музыку хочу-у-у-у…
Вышли гости на улицу, взглянули на небо. А там Большая Медведица лапами разводит:
– Да где ж я тебе её возьму?
А у Малой душа красоты просит:
– Хочу… хочу… хочу-у-у-у…
Загрустила Большая Медведица, сердце материнское сжалось – каждая звёздочка потускнела. Даже тётушка Луна побледнела. Завихрился зимний ветер, взвились вьюги, посыпал на деревню колючий снег. Еле-еле Малую спать уложили. А ей всё снится да снится, как она на гуслях играет. От этого метели пуще прежнего завыли и всю долгую ночь проскулили.
Только ухтостровцы народ ведь не жадный. Мужик тот и решил: «Подарю-ка гусли Медведице, а себе новые справлю».
Деревеньки-то на Ухтострове и так на высоком угоре красуются, да к тому же за ночь ещё снегу навалило. По этаким-то сугробам мужик до неба и дошёл да гусли Малой Медведице подарил. А уж как следующая ночь настала, и дрогнули струны – у жителей ухтостровских деревень сердце замерло. Полилась такая чудная музыка, что каждая нота своим цветом откликнулась, – так северное сияние заиграло на черном небе. Дивный концерт звёзды устроили – не хватит и целой книжки, чтобы описать.
А мы и сейчас сиянием полюбоваться можем, правда, музыку-то нам, конечно, не услыхать: медведь на ухо наступил. Но знайте, если небо всеми цветами переливается – это именно ухтостровские гусли играют.
Как на Курострове к миру пришли
Со времён неведомых и давних ходили братья Двинские на Куростров диких гусей да куропаток промышлять. Старший Денис ловко из ружья стрелял, младший Михайло за исправность снастей отвечал, а средний Дмитрий на стол накрывал да всё больше по дому скучал.
Месяцами Двинские на острове жили, тяготы и лишения сообща делили. Но раз крепко поспорили братья между собой, кто в артели важней.
Денис говорит:
– Хороший стрелок всей артели впрок!
Михайло ему:
– Стрельба прошла – похвальба пошла, да только одна пчела немного меду натаскает!
А Дмитрий – обоим:
– Будет вам! Кто хвалится – тот с горы свалится!
Но братья так разошлись, что не унять. Разругались, подрались – в разные концы острова подались. Денис на левом берегу избу построил, Михайло – на правом, а Дмитрий и вовсе домой в Холмогоры вернулся.
Денис по-прежнему гусей ловил да на обед из грибов суп варил. Михайло лодки да карбаса* рыбакам мастерил. Так и жили каждый в своём углу. Со временем у них жёны обжились, Ивашки да Наташки родились. Через двадцать лет и дети женились, у Михайло да Дениса внуки появились. Правый и левый берег в деревушки превратились: Денисовка да Мишанинская.
Сколько бы в ссоре и ругани жили – никому неведомо, да только спустя полвека Дмитрий на острове объявился. На середине острова кирпич сгрузил, из Денисовки и Мишанинской молодёжь подрядил. За короткий срок на острове каменную церковь выстроил, тем и братьев усмирил да многолетнюю вражду истребил. Может быть, церковь-то в честь его и назвали – Дмитриевская. Она и сейчас над островом возвышается да прихожанам помогает: к миру и согласию призывает. Ну, а так как в Денисовке народу-то побольше было, её и центральным селом объявили.
В те же года в Мишанинской деревне будущий академик Ломоносов родился. Его открытия не только в российской науке приложились, труды Ломоносова всему миру пригодились. А селяне – народ, хоть и в Бога верующий, но от науки не открещивался. Поборника отечественного просвещения уважали, земляка своего Михаила Васильевича Ломоносова почитали. Поэтому и объединённое село спустя двести лет в честь академика переименовали. Теперь оно называется Ломоносово.
Ка́рбас*, также карба́с и карбус – парусно-гребное промысловое и транспортное судно среднего размера, одно из основных у поморов.
Холмогорская порода
Тысячу лет назад вдоль Северной Двины, куда ни взгляни, кругом глаза упирались в холмы да горы, вот и назвали предки наше село Холмогоры. Получается, что сами северяне жили среди гор и были горцами и породу коров вывели себе подстать – холмогоркую. Ох, и ретивые бурёнки получились, с характером! Хозяйки, бывало, вечером каждая свою на дойку зовёт: «Зорьк, Зорьк, Зорька! Маньк, Маньк, Манька! Зой, Зой, Зойка!» – а те ни в какую не идут. Знай, скачут себе по горным вершинам до поздней ночи да вместо травы гранит грызут, пока хозяйки не осерчают и своих кормилиц за рога домой не уведут. А рано утром солнце опять наполняло мягким теплом холмы да горы, и снова на вершины поднимались пастись пятнистые коровы. Следом за рогатыми ходили поморские чабаны в белых папахах, с кинжалами, на лице чёрные борода и усы.
Бурёнки много лет вдыхали горный воздух полной грудью на заре. Втягивали его большими ноздрями и, задрав гордо головы, кричали, то есть мычали: «Му-у-у!» – это означало: «У нашей породы самое вкусное молоко, и мы дадим его хоть ведро, только спойте нам песню про белоснежный горный ледник и быструю реку-у-у!» И затягивали песню поморские горцы про увиденную красоту, про вечный ледник и чистую студёную реку.
Однако наше Белое море в настроении загадочное, всё его волшебство до сих пор не изучено, мореходами до конца не изведано. И что на нём случится, наперёд никому не ведомо. Так однажды затяжная да ветреная осень пришла, и Белое море не на шутку разволновалось. Оно настолько сильно раскачалось, что шумные волны вспять по Двине побежали. Волны били со всей силы о берега да выплёскивались, а горы вздрагивали от воды и трескались. И чем сильнее волны подплёскивали, тем быстрее камни отполаскивались. Скоро от наших северных гор мало что и осталось. И в общем-то волны горы почти полностью размыли, что-то в море унесло, а остатки река на острова да полои* разбила. Коровы от бушевавшей стихии на заливных лугах укрылись. С тоскою в глазах они целыми днями худые бродили. Пожухлую траву жевали и всё голосили: «Му-у-у!» – это означало «У нас самое полезное молоко, и мы дадим его хоть ведро, только расскажите нам грустную сказку про одинокую скалу-у-у!» Но скоро бурёнки к равнине и вкусу травы привыкли. Правда, глаза у них и сейчас немного печальные, со слезинками.
Холмогорский народ без гор стали звать друг-друга двиняне, а про породу коров подзабыли и название не поменяли. Бурёнки и характер свой сохранили, хоть теперь за ними пастухи в лаптях да с жалейкой** ходили. Да и песни им пели совсем другие: про безначальные просторы, про бескрайние луга и неспешные двинские воды. Но холмогорки по-прежнему скачут с утра и до ночи, а хозяйки, как и тысячу лет назад, всё так же хлопочут. Каждая свою на дойку зовёт: «Розк, Розк, Розка! Тоськ, Тоськ, Тоська! Ночьк, Ночьк, Ночька!» – а те упрямятся и ни в какую с пастбища не идут.
Полой* – глубокая ложбина, где в половодье застаивается вода.
Жалейка** – духовой язычковый музыкальный инструмент, распространённый среди славянских народов.
Тепло души
Недалеко от села Холмогоры, есть деревенька Буты, там от мала до велика все в валенки обуты.
В наших-то краях испокон веков лютуют холода: в декабре снега по крыши засыпают, в январе морозы за нос кусают, а в феврале позёмка да вьюги с ног сбивают. Но в тёплой обувке на Севере хорошо. Валенки – это сила, надёжа, телесное и душевное тепло! Поэтому и не болеет в деревне Буты никто.
Вы, может, и не поверите, но в деревне Буты такой уют, что там вот уж двести лет овцы сами по себе живут. Ходят-бродят целыми стадами туда-сюда, в крестьянские огороды носы да языки свои – «Бе-е-е!» – без спроса суют. Правда, деревенские люди всё понимают и овец, когда те в гости просятся, не прогоняют. Наоборот, если потребуется, и от волков охраняют. Одним словом, популяцию барашков берегут. Когда тем голодно, накормят-напоят, а по осени лишнюю шерсть состригут.
Потом крестьяне эту шерсть расчешут, в мокрую тряпку завернут. Вперед-назад покатают, вынут да в накатанный мешочек деревянные колодки забьют. В русской печи пообсушат слегка, а через пару-тройку часов надевай обновку и скачи хоть куда.
Вот, скажем, встал по осени на лужах тонкий ледок с утра. Или, допустим, в предзимье-первоснежие от самого крыльца. На такую-то не хоженность хочется непременно наступить. Хочется первому по такой красоте походить-побродить. Но, если ты в лаптях или босой, тут уж недолго поймать через мокрые ноги простуженность да зубную боль. А в валенках! Да ещё и с калошами! Подскакивая и выкрикивая: «Иго-го!» – и: «Гоп-ля!» – обскачешь, как лошадка, все окрестные поля.
Ещё в Бутах поморскую шапку-цибаку с длинными до пояса ушами валяют. Она в сильный мороз и ветер не только голову, но и шею вместо шарфа прикрывает. Конечно, шапка-цибака хоть и звучит чудно, зато ушам и горлу в ней очень тепло.
В общем, кутаются в Бутах от души, а чтобы делиться своим счастьем, придумали ярмарку-праздник «День снега» посреди зимы. Валенки и цибаки с удовольствием на ярмарке обменивают да раздаривают. С улыбками гостей обувают – так и душевное тепло по всей Русской земле удваивают.
Емецкие девки
В селе Емецк девушки всегда были красивы, нарядны да стройны. Вот сколько емчане себя помнят, столько кареглазые и славятся своей красотой. Из дальних весей и столичных городов женихи свататься приезжали. Из Вологды, Ярославля, Костромы ухажёры путь держали. Люди иностранного происхождения на пароходах через Белое море посмотреть северных девиц-красавиц приплывали. Вот только характер у барышень и посей день заковыристый встречается. Откуда румянец и красота пошла, это известно – экология хорошая, да от парного молока. А вот с какого времени и места характер вздорный привязался – никто не ведает.
Раньше, бывало, сядет Полинка Уголёк у окна. Сидит и сидит – без дела в окно глядит. Мать ей крикнет:
– Ты чего без дела сидишь, в окно лупишь? Шла бы лучше полотно на снегу отбелила.
Девица руки на груди сомкнёт, щёки надует:
– Вот ещё! Делать мне больше нечего, как рученьки свои морозить! – это она, значит, характер так свой показывала: мол, не указывайте мне, что делать.
А как увидит, что соседка Василиска Лисица пошла полотна белить, так и сама – хвать! – в охапку приданое и тоже на угор бежит. Там полотнища свои раскатает, снегу гору нагребёт, со всего села лопатой соберёт, лишь бы Василиске не досталось: нельзя чтобы та наряднее оказалась!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
