355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Денис Игумнов » Красный человек » Текст книги (страница 1)
Красный человек
  • Текст добавлен: 6 мая 2022, 22:00

Текст книги "Красный человек"


Автор книги: Денис Игумнов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Денис Игумнов
Красный человек

Красный человек

В лесу царила приятная тенистая прохлада. Так всегда – в открытом поле может припекать солнышко, а в лесу – погреб с температурой на несколько градусов ниже. Середина августа, лето торопливой рысцой бежало к своему закату. Хорошее время. Разноцветие осени пока лишь подбиралось к свободным одеждам природы, но земля начинала щедро отдавать накопленные за тёплые месяцы силы. Плоды в садах наливались прозрачным золотом, поля желтели созревающим урожаем, а здесь, среди тяжёлых зеленью своих прихотливых причёсок деревьев – берёзок, дубов, ясеней, лиственниц, прячась в низинах, влезая на холмики, прикрываясь опавшими листьями и облачаясь в травяные парики, лезли из рыхлой почвы грибы. Съедобные – статные, круглые, сытые соками грибницы, красивые с виду; и поганки – тонконогие, какие-то мутные, непонятные, опасные. Настоящие любители тихой охоты сразу отличали удовольствие для желудка от отравления и никакие справочники им для этого не требовались. Грибной год! Это когда представителей третьего царства много, и они есть везде – от привычных грибных мест, до городских парков и даже скверов.

От дачного посёлка до леса было рукой подать. Вышел за границу людского благоустройства, сделал пару десятков шагов и вот он – стоит курчавой стеной. На опушке грибов мало, и не потому, что плохо растут, а потому что дачники хорошо собирают, не утруждая себя дальними походами. Взрослые, за редким исключением, привержены отдыху, после огородных утех, за обеденным столом в обществе тарелок и бутылок. А вот дети – другое дело.

– Не бери ты свинушки, – мальчик лет одиннадцати надул губы и полез в карман шорт за перочинным ножиком.

– Почему? – Девочка со светлыми волосами, голубыми круглыми глазами, младше мальчика года на три, держала в одной руке пакет, наполовину наполненный грибами, а в другой – крепенькую свинушку.

– По кочану. Смотри сколько благородных грибов вокруг, – он нагнулся, раздвинул траву и показал девочке коричневую шляпку молодого подберезовика.

– Фу. Они сопливые.

– Не "фу", а вкусно. Не хочешь подберезовики собирать, бери моховики, маслята.

– Олег, а мама их пожарит?

– Нет, суп сварит.

– Не хочу суп!

– А будешь. Всё до капельки съешь. А то мама тебе запретит твои мультики смотреть. Ксенюська – капризуська.

Девочка надулась: старший брат над ней по-доброму подтрунивал, но ей не нравилось и нравилось одновременно. То, что нравилось, когда он её называл капризюськой или как-то ещё ласково дразнил, она обычно ему не показывала.

– Я не Ксенюська.

– Ладно. – По-настоящему огорчать сестру он не хотел. – Пошли дальше.

– Куда?

– За моховиковую полянку, через овраг.

– Далеко. Мы там не были. – Ксеня немного боялась.

– Значит, должны побывать. Там дубы растут, может, белых найдём. – Олег очень хотел найти белый. Хотя грибов вообще было предостаточно, но царь грибов им не попадался с конца июля.

– Хорошо, пошли. – Она решилась. Старший брат для неё был авторитетом и с ним Ксеня ничего не боялась. Ну, почти нечего.

Перебрались через овражек. Ксеня опять запачкалась. Там, на дне осталась от весеннего ручья лужа с тухлой жижей, прикрытая листьями, и она, конечно же, туда вляпалась. Сандалик хлюпнул, белый носочек посерел и намок. Пришлось Олежке возвращаться, вызволять её из ловушки.

– Грязнуля. Давай руку. – Олежка помог сестре выбраться. – Хорошо, что не упала.

– Я же не нарочно.

– Снимай.

– Чего?

– Туфельку снимай и носок.

Сестра подчинилась. Олежка вычистил сандалик, выжал носок, и дети продолжили путь дальше. За оврагом пошёл сухой лес. Собственно дубов в этих места росло мало. Молодые дубки не окрепли до степени настоящих лесных царей и делили территорию с более многочисленными клёнами и ясенями. Увы, грибов здесь не росло – даже поганых. Дети забрались довольно далеко от дома, настолько далеко, что их родители о таком их своеволии и не подозревали. Мама и папа отпускали их собирать грибы на опушку, не дальше, но неслух Олежка любил приключения и с каждым разом заходил всё дальше.

Вышли на полянку. Старый дуб, широкий, с узлами корней, буравящих землю, стоял, сторожил свои непонятные людям тайны. Вот где он спрятался. Рядом с ним просто обязаны расти белые. Ксеня побежала к дереву-старожилу первой. Подпрыгивая, размахивая пакетом, в жёлтом коротком платьице в мелкий сиреневый цветочек, она неслась вперёд, совсем не смотря себе под ноги. Где-то на полпути к дубу, Ксеня споткнулась, а потом поскользнулась, левая нога поехала вперёд. Олежка испугался, хотел крикнуть – "Осторожно!" – и не успел. Ксенька хлопнулась на попку и сидела, смешно хлопая ресницами. Она приземлилась прямо рядышком с краем ямы. Ничего такой себе ямы. Олежка увидел её уже, когда сестра была от неё в трёх шагах, поэтому так сильно и испугался, а Ксеня яму вообще не заметила, пока не упала.

Олежка поспешил к сестре, помог ей встать на ноги, отряхнул от налипшего на одежду мусора. И только после того, как он убедился, что с Ксеней всё хорошо, посмотрел в яму. Яма оказалась примерно двухметровой глубины и двухметровой же ширины. Неровные, влажноватые края, скользкие глиняные стенки. Попади в такую ребёнок, обратно без чужой помощи выбраться будет трудновато. Но не это настораживало. Яму на треть заполняла розовым холодцом прозрачная субстанция. Присоединившаяся к брату, Ксеня с любопытством заглядывала в яму.

– Ой, а что это такое?

– Не знаю.

– Розовенькое. Может оно сладкое?

– Ксеня, помолчи.

Старший брат подгрёб кроссовкой листья, веточки, кусочки мха к краю ямы и щёчкой кроссовки наподдал, отправив вниз. Лесной мусор осел на поверхности. Даже земляные крошки не думали тонуть. Все отходы природы легко удерживались розовой плёнкой – медленно их начало относить-оттягивать к стенкам. Сухой лист, огрызок веточки, кусочек мха, доходя до нёба ямы, вминались в её глинистую плоть, словно клеем прикрепляясь к стенкам. Через минуту розовое нечто, освободившись от мусора, снова выглядело чистым, непорочно блюдя розовую прозрачность загадочного студня. Пока Олежка стоял и раздумывал, Ксеня достала из пакета средний маслёнок и бросила его в яму. Брат отреагировал сразу: всё что касалось грибов, его волновало в первую очередь. Он схватил сестру за кисть и спросил:

– Ты чего его бросила? – Олежке стало жалко маслёнка.

– Ну, Олежка, я просто…

– Ладно, – он отпустил руку сестры, его заинтересовало то, что происходило с грибом в яме.

Гриб, упав на студень, секунд десять держался на плаву, а потом, будто приобретя свинцовую тяжесть, занырнул вглубь. Красная масса проглотила маслёнок одним махом. Дети увидели как гриб, не достигая дна, начинает таять, истончается и, не оставив следа, полностью растворяется.

– Ничего себе. – Ксеня качает головой.

Олежка запускает руку в её пакет с душистыми трофеями и, достав пару сыроежек, которых не так жалко, бросает их туда, вслед пропавшему маслёнку. Увлекательное оказалось занятие – кормить розовый кисель. Так гриб за грибом они перекидали все свои лесные трофеи. Впервые этим летом дети пришли из похода "за по грибы" с пустыми руками. Но они не расстраивались, у брата с сестрой появилась тайна. Их собственная.

Как он тявкал, Ксеня услышала сидя за праздничным столом, накрытым в большой комнате. Сегодня ей исполнялось восемь лет, и родители устроили классический день рождения на даче. Позвали знакомых соседей на шашлыки, накрыли отдельно для ребятни стол, украсили дом гирляндами шариков, блестящей мишурой. Правда, детей к Ксене пришло всего двое. Дачный посёлок испытывал дефицит в детях её возраста. Отдыхать на лето приезжали в основном взрослые, а с ними подростки, которые были не только значительно старше Ксени, но и старше её брата на три-четыре года. Их интересовали совсем другие вещи, и возможность повозиться с голопузой детворой энтузиазма у них не вызывала.

Поздравляли Ксеню всего две девочки (родители и брат – отдельная история) – семи и девяти лет. Подружками она их назвать не могла, – общалась она в основном с братом, – но и антипатии не испытывала. Будучи нормальным, общительным ребенком, почему бы и не посмеяться, не посмотреть на телефоне закаченных ещё в городе (в посёлке интернета считай что не было, да и родители следили за детьми) разных клипов и мультиков. Больше клипов, меньше мультиков – девочки хотели казаться взрослыми.

Торт, пирожные, газировка; на прочие разносолы дети внимания не обращали. Олежка, посидев немного с девчонками, ушёл на улицу к родителям. Подарки подарены, пожелания сказаны. Что ему с ними делать? Пускай посекретничают. Через полчаса раздалось весёлое гавканье. Ксеня поняла сразу – папа всё же сумел убедить маму и купил щенка. Главный подарок на её день рождение! О нём она мечтала давно, и давно клянчила. Мама выступала категорически против животных в доме. Грязь, обгрызенная мебель, ежедневные прогулки. Всё это неизбежно бы легло дополнительным грузом на её натруженные плечи ответственной домохозяйки. Для детей – забава, а для неё – лишний труд. Папа постарался, надавил одному ему известные кнопки и на третий год осады его жена сдалась.

Ксеня выбежала на крыльцо. При её появлении взрослые гости, собравшиеся вокруг мангала, дирижируемые мамой, закричали: "С днём рождения, Ксения!". – Раскрасневшийся, большой папа, в расстёгнутой на толстом животе клетчатой рубашке, успевший выпить пару литров пива, стоял на дорожке, под яблоней. Под его ногами суетился серо-коричневый пушистый комочек с чёрным мокрым носом и на коротких лапах. Он высовывал розовый язычок и, задирая мордочку, забавно тявкал. На корточках перед ним сидел Олежка и улыбался. Именинница поскакала к щенку. От прилива счастья у неё кружилась голова. День рождения удался.

К яме, в следующий раз, они пошли лишь через два дня после празднования дня рождения. Ксеня настояла на том, чтобы взять на прогулку с собой щенка, названного ей Шуня. Олежка прихватил в лес батон хлеба. Он подумал, что белый хлеб может послужить отличной закуской для студня. Прошлой зимой они с папой ходили на пруд кормить уток, тогда у них получилось отлично.

Яма оказалась на месте. Олежка почему-то ожидал, что вот они придут, а ямы там никакой и нет: приснилось им или ошиблись, но нету ни ямы, ни студня. Ксеня на поляне взяла Шуню на руки: он вертелся и умудрялся лизаться; его язык нет да-нет слюнявил её щеки. Девочки такое проявление собачьей нежности не нравилось, но она терпела, прижимая щенка к груди. Брат, достав батон, отломил от него кусок горбушки и запустил им в яму. Повторилась прошлая история с грибами, студень кушал-растворял и не уставал.

– Дай, я тоже хочу его покормить. – Ксеня протянула ладошку правой руки к брату за хлебом, а левой продолжала прижимать к себе Шуню.

Олежка дал сестре несколько маленьких белых кусочков. Она кинула один, второй, но щенок крутился и мешал; пришлось его опустить на землю. Кормить холодец оказалось настолько увлекательным занятием, что дети совсем забыли про щенка. И Шуня, конечно, помотавшись между ног хозяйки, оказался на краю – понюхал жёлтый, тронутый тленом, дубовый лист, потянулся, пополз и… упал в яму. Закричал он страшно, совсем по-человечески, так могут надрываться лишь очень маленькие, не понимающие, что происходит и откуда взялась вся эта сумасшедшая боль, божьи существа. Что-то брызнуло, хрустнуло, дальше дети не смотрели. Олежка оттащил замершую в кататоническом ступоре сестру от края и зажал ей ладонями уши. Но крик взвился до самого неба, отскочил от него, захлебнулся… ещё один высокий писк и всё. Дети в ужасе убежали домой.

Родителям Олежка рассказал, что Шуня потерялся в лесу. Убежал и не вернулся. Это хоть как-то объясняло непрекращающейся рёв Ксени. Слава богу, она не могла говорить сквозь потоки горючих слёз. Папа и мама расстроились настолько, что пошли искать щенка. Естественно, не нашли.

Ночью в детской состоялся следующий разговор:

– Олежка, может, мой Шуня жив?

Ксеня лежала, вытянувшись в дрожащую струнку под одеялом, и смотрела в потолок. Её кровать стояла под окном, а Олежкина – у левой стены.

– Шуня на небе. Ему там хорошо.

Сестра снова начинает плакать, и сквозь слёзы произносит:

– Он, наверное, просто лапку сломал. Надо вернуться. А то как же он там, ночью.

Олежка тяжко вздыхает, молчит. Ему не хочется расстраивать сестру, и он, в конце концов, соглашается пойти туда завтра и посмотреть.

Протоплазма в яме прозрачна и чиста, как гранатовая слеза. Ни щенка, ни его следов, как будто детям приснился-привиделся кошмар с криками и болью. В этот раз они ничего не принесли студню на завтрак, и он-оно это чувствует. Страшное розовое нечто, напившись свежей крови, темнеет, выходит из состояния покоя, вспучивается. Напирая на стенки, протоплазма, единым комком, ползёт по стенкам наверх. Потрясённые таким фантасмагорическим зрелищем дети отскакивают назад и отбегают на край поляны, под защиту деревьев. Выбравшись на глинистый берег ямы аморфный кусок холодца формируется в подобие человека – из уже стремительного налившегося огненным цветом, красного слоновьего лизуна вылезают ноги, руки, выпирает голова – а в голове открывается растягивающейся провал непомерно огромного рта.

Красный человек делает шаг вперёд – к детям. Его правая нога сжимается, утолщается, затем та же метаморфоза происходит и с левой ногой. Псевдочеловек подбирается и его подбрасывает вверх и вперёд, как на автомобильных амортизаторах. Красного человека шатает, бросает из стороны в сторону, и он опаздывает. Брат с сестрой успевают скрыться за деревьями. Субстанции не хватило опыта действий вне ямы; дети убежали, они успели пересечь некую черту, за которую он-оно не может переступить. Красный человек со скоростью отпущенного на волю, растянутого до степени разрыва резинового жгута, через напряжённые ленты красных жил, выходящие из пяток, втянулся обратно в яму.

Вернувшись домой, брат с сестрой уединяются в детской. Им надо решить, что делать дальше.

– Эта дрянь убила моего Шуню. – Ксеня больше не плакала. Её щёчки побледнели, кулачки сжались, её маленькое сердечко требовало справедливости. Не зная, как правильно объяснить брату мысли о мести, она ждала, что он скажет, что он ей ответит.

– Его надо сжечь. Оно нас знает и в покое не оставит.

Каждый ребёнок до самого начала периода полового созревания немного колдун и может чувствовать намного тоньше, чем взрослый человек. Олежка ощутил угрозу, исходящую от протоплазменного холодца, и решил действовать на опережение. У папы была машина и гараж, а в нём хранилось много всякого интересного для любого мальчишки добра. Олежка хорошо знал, где что хранилось, и как это что-то взять. Наполнив пластиковую двухлитровую бутыль из-под пепси бензином, и положив в карман зажигалку, Олежка был готов к мести. Он не хотел, чтобы сестрёнка шла с ним, но Ксеня сумела настоять, и они вернулись к яме вместе. Неосторожная глупость. О себе дети не думали: они шли и боялись, что хищное желе больше никого не сумело напугать и сожрать.

В этот раз дети подходить близко к яме не стали. Олежка вышел вперёд, оставив сестру на пять шагов позади у себя за спиной, достал свой перочинный ножик, сделал несколько дырок в пробке бутылки с бензином и отдал ножик Ксене. Закончив приготовления, он подошёл к яме ближе, чтобы уж наверняка.

Брызгалка работает, хорошо, щедро орошая бензином сухие листья вокруг ямы. Когда бутылка опустошена на четверть, Олежка отвинчивает крышку, и, резко надавливая на пластиковые бока, выплёскивает ещё половину бензина в саму яму. Остатки горючего Олежка использует на создание дорожки, ползущими от ямы за ним. Достав зажигалку, он присаживается на корточки и чиркает колёсиком. Сыплются искры, идёт газ, но огонёк не загорается. Второй попытки запалить костёр возмездия Олежка не получил. Из ямы высовывается рука холодца, хватает его за лодыжку и тащит. Он успевает вскрикнуть. Ксеня приходит к брату на помощь, она подбегает к нему и всаживает в красную прозрачную руку ножик по рукоятку, пригвоздив её к земле.

Рука Олежку не отпускает, но её хватка слабеет; мальчику удаётся вырваться, а рука ползёт назад: лезвие ножика её режет, но края пореза сразу слипаются, смыкаются, как волны за уходящим в море кораблём. Олежка не растерялся, сумел перебороть страх и отвращение и всё же зажечь зажигалку. Бензин полыхнул жёлтым и белым, и побежал в яму. Дымный хлопок, пламя взлетает на два метра ввысь. Горят края ямы, и из неё самой жарит огонь. Студень вспучивается горячим волдырём, собираясь вывалиться наружу. Но огонь уже везде – кольцо жара сомкнулось. Красное прозрачное тело покрывается белыми пузырями: они лопаются, волдырь опадает и дальше печётся в яме, как в тандыре. Какое-то время в импровизированной печке трещит и булькает, постреливает жирными вспышками.

Вскоре огонь идёт на убыль, гаснет. Бензиновый костёр тухнет. Любопытные, всё ещё дрожащие от страха дети подходят ближе. Внутри яма обуглилась, почернела мангальной головнёй и осыпалась серым пеплом. Кое-где, пища искрами, светятся глазки мерцающих угольков. Не говоря друг другу и слова, дети, стуча зубами, как при сильнейшем ознобе, уходят домой.

Люди ушли. И когда яма остыла, из-под твёрдой спекшейся глиняной корки её стен выдавливаются из раскрывшихся пор несколько капель красного горячего, исходящего паром желе. На дне ямы образуется маленькая лужица. Откуда-то сверху в неё падает маленький лягушонок, его лапки тут же влипают. Лягушонка постепенно и неотвратимо втягивает в остатки желе. Через несколько минут он полностью растворяется…

Раннее утро. Через два дня семья возвратится в город и для детей начнётся новый учебный год. Ксеня почему-то просыпается. Все в доме ещё спят – и мама, и папа, и даже брат. Ей тревожно: беспокойство насильно вырывает из уютного сна. Она садится в постели и отодвигает занавеску на окне. Её встречает предрассветный сумрак. Не темно, но и не светло. В нескольких метрах за забором, ограничивающим и защищающим дачу от внешнего мира, растёт старый тополь. Ксеню сейчас пугает это дерево: она всегда его опасалась, обходила стороной и никогда не приближалась, но теперь у неё холодеет живот, сводит судорогой склизкого ужаса. Уж очень сильно оно напоминает ей тот самый дуб в лесу. Что-то с деревом не так. Да! Под его нависающими над землёй мощными сучьями Ксеня видит, или думает, что видит, тёмный силуэт. Человек? Вероятно. Он неподвижно стоит и, вроде как, смотрит на окно их с братом комнаты. Ксеня чувствует, если не его взгляд, то уж точно повышенное напряжённое внимание странного незнакомца. И тут встаёт солнце. Его первые лучи пробивают себе дорогу сквозь невесомый газ облаков. Тёмный контур незнакомца вспыхивает прозрачным красным леденцом.

Ксеня, спрыгнув с кровати, кинулась к брату и, растолкала его, повторяя, как заведённая:

– Оно там! Оно там! Оно там!

Она думает, что громко зовёт брата, кричит, а из губ Ксени выходит всего лишь тревожный, наряжённый шёпот. Для Олежки приглушённый страхом голос сестры звучит громче любого самого противного сигнала утреннего будильника. Он открывает глаза, и сон из них уходит сразу.

– Что?

– Там в окне.

Олежка вскакивает: он понимает, что младшая сестрёнка испугана, а это важно – просто так бы она шуметь не стала. Он выглядывает на улицу и спрашивает:

– Ксеня, где?

– Под деревом.

Олежка никого не видит. Если там кто-то и был, он уже ушёл. Шестым чувством ребёнка он ощущает, а значит, знает, о том и о ком говорит сестра. И это – правда. Красный человек вернулся.

Осеменение

– Влад, нам далеко ещё?

– Дорогая, твои подруги такие нетерпеливые. Десять минут, как мы за МКАД выехали, а они все, как на иголках.

– Дорогой, это потому, что девочки не успели позавтракать. Правда?

– Да! – закричали хором две подружки с заднего сидения автомобиля.

– Вставать в субботу, в половине седьмого – это очень рано!

– Мой муж меня любит. И хочет, чтобы у нас с вами осталось больше времени на общение.

– Хочу сегодня кайфануть, – сказала одна из пассажирок, наклонившись к уху сидевшей на переднем сиденье девушки.

– Сделай погромче! – попросила другая. По радио зазвенело, заухало и чей-то сладкий голос (непонятно – мужской или женский) затараторил бессмысленный речитатив. – Хорошая песня. – В салоне стало жарко, музыка загремела так, что динамики, спрятанные в дверях, задребезжали хрипотцой. И под эту пьянящую какофонию современной музыкальной синтетики до этого сидевшие спокойно девушки заструились в движениях, подтанцовывая и подпевая.

Три подружки ехали в загородный особняк на девичник. Муж одной из них снял через жилищное агентство для них шикарный дом в лесу – в качестве подарка к грядущему новому году (до которого оставался, между тем, целый месяц!). Что ж, девочкам требовалось расслабиться, а Влад был не из тех деспотов мужей, которые запирают своих жён в четырёх стенах. Лучше отвести женщину в дорогую глухомань, чем позволить напиваться в ночных клубах со значительной вероятностью непредсказуемых последствий, после неизбежно наступающего у неё, на таких сейшенах, сильного алкогольного опьянения.

Жену Влада звали Татьяна. Татьяна к двадцати трём годам успела сформироваться, а лучше сказать – расцвести, в шикарную блондинку, мечту эротомана интеллектуала. Ум, длинные ноги, плоский животик, пышная грудь, холёные руки, лебединая шея, осанка, гибкость, мягкость, пластичность, живость, безупречный вкус. Лицо овальное, кожа гладкая, чистая, приятного золотистого оттенка, нализанного турбо-солярием, нижняя чуть губа толще и аппетитнее верхней; обе губки розовенькие, носик маленький тонкий и, совсем немного, вздёрнутый, глаза зелёные, миндалевидные, и брови такие роскошные, подчёркивающие её тёплую красоту, противопоставляя её холодности снежной королевы. Таня привлекала людей открытостью нрава, общительностью и лёгкостью характера сильнее, чем внешностью премиум модели. И у неё были (оставались, сохранились после замужества, что, согласитесь, редкость) две лучшие подруги. Вика и Лена. Вика, тоже блондинка, но крашенная. Она вместе с Таней училась на последнем курсе академии туризма и гостиничного бизнеса. Смелая, дерзкая, хищная. Вампир для мужских кошельков. Никого из своих мужиков по-настоящему не любила – всех использовала. Профессиональное «динамо», державшее своё тело в чистоте, а мозги – озабоченными единственным интересным ей предметом – деньгами. От секса она получала удовольствие, но до себя допускала лишь в исключительных случаях. Она терпеть не могла, когда парни кончали: вид семени напоминал ей о чем-то нечистоплотном, а она была помешена на свежести, поэтому приучила себя к ранним оргазмам. Рулила в постели действом совокупления так, как хотела она, и ей было безразлично – успел её партнёр удовлетвориться сам, или до жемчужного салюта ему оставалась ещё скакать и скакать. Для счастья соития со своей мечтой, то есть, с ней мужчина, прошедший несколько уровней контроля, начиная с придирчивой оценки его внешности, обязан был изрядно потрудиться и конечно потратиться. За разорение денежных хранилищ и уничтожение сердец Вика раскаянья не чувствовала. Сукой по жизни быть – правильно. Тщательно ухоженной, до снежного прозрачного бела, вымытой сукой. Единственно возможный путь к личному счастью – быть стервой: так она считала, имея на такое мнение все основания современных отношений между мужчиной и женщиной. Вика следила за собой. Спорт, диеты, салоны красоты, пилинг, массаж, бассейн. Если ароматы, то только французские, если платья, то только от кутюр. Подтянутая фигурка выглядела совсем мальчишеской, если бы не её грудь – впечатляющих размеров. При её росте – чуть ниже среднего, грудь Вики была больше, чем у Тани. Подбородок маленький, острый, рот маленький, губы пухлые с крутыми обводами, зубы мелкие острые жемчужины, глаза чёрные с бурлящим на дне зрачков круговоротом синих молний. Скул нет, щеки впалые, отчего складывалось впечатление, что Вика безжалостное, неспособное к минимальному сочувствию существо. При общении с мужским полом это стало для Вики аксиомой, а вот при общении с подружками в ней раскрывались поры иных качеств. Молодая, – до бабской деградации ещё далеко, – и она наслаждалась жизнью.

Оставалась Лена. Познакомилась она с Таней и Викой на семинаре по йоге. Женственная брюнетка, высокая, тоненькая. Волосы прямые, спускающиеся мерцающим водопадом ниже плеч, нос правильный, рот большой и мягкий, привыкший к улыбкам, губы такие сочные и тёмные, как вишни, глаза – под прямой чертой дуга, а в ней голубой зрачок с жёлтыми крапинками. Самая отличительная черта Лены, – во всяком случае, по мнению её мужчин, – её выдающаяся корма, а другими словами – крутые бёдра и круглые, плотные, аппетитные ягодицы. Лене Вика даже в шутку предлагала застраховать её попу, как это задолго до неё догадалась сделать Дженифер Лопес. Лена тоже училась в МГУ – на четвёртом курсе факультета социологии.

Муж Тани – Влад, обеспеченный мужчина, имеющий свой бизнес и стабильный доход, был старше её, а значит, и подавляющего большинства её подруг на десять лет. Тридцать пять лет – прекрасный возраст, расцвет всех сил у мужчины. Ты ещё не стар и уже не зелен. Молодая любящая красавица жена, успех, деньги. Всё как у людей. Некогда его атлетически сложённое тело сейчас заплыло жирком, и он, и так от рождения имеющий широкую кость, из разряда крупных грозил перейти в когорту пухлых, но до этого пока, слава богу, не дошло. Беспокоил живот, он рос, богател весом, мешал. В остальном всё в порядке. Для Тани он всегда оставался добрым, понимающим и принимающим все её причуды покровителем. И всем её подругам он нравился, если не как самец, то как человек – уж точно.

Автомобиль завернул с трассы направо, немного проехал и съехал на малоприятный проезд, казалось, идущий прямо сквозь лес.

– Девчули, мы подъезжаем.

Три женщины, как по команде, посмотрели вперёд. Вокруг стояли ели, засахаренные выпавшим прошлой ночью снегом. Их ветви обросли белоснежным пухом, потяжелели и склонились. Небо без туч, низкое, грязное, не пропускало солнце, чтобы хотя бы дать ему взглянуть на землю. От этого утро представлялось ранним вечером.

Влад ехал медленно. Узкое грунтовое полотно, снег – особенно не разгонишься. Спереди на автомобиль надвигался дом. Тёмная громада трёх этажей со вспученной, как крышка на банке созревшей бормотухи, бордовой железной крышей. На темно-серых стенах три ряда чёрных, будто залитых чернилами, окон. Провалы мёртвых орбит черепа невиданного чудовища. Не видно ни одного стекольного блика, ни одного отражения, что, согласитесь, странно. Может, в окнах вообще не стояло стекол? Нет, тогда бы такой особняк не сдавали внаём, на выходные, а сначала бы отремонтировали. Нижние окна защищали решётки. Девочек невольно поразил открывшийся вид (особенно, забеспокоилась Таня), но не расстроил. Их хорошее настроение, навеянное приближающимся девичником имени святой Свободы (женщины по определению), не могли испортить такие пустяки как мрачность фасада и безлюдность. Главное дом выглядел большим, ухоженным, а сегодня утром, в отсутствии солнца, все окружающие гостей пейзажи казались похожими, срисованными со сказочных земель зловещего Мордора, как под копирку.

– Вылезаем! – Влад, миновав автоматические ворота, остановил автомобиль у самого крыльца. В агентстве ему дали пульт от ворот гаража и ключи от дома.

Девушки высыпали красочным конфетти прямо на снег. Да, принарядиться они не забыли, и взять с собой пару-другую дорогих тряпок тоже. Хотя им предстояло развлекаться-то всего сутки. Блёстки, кристаллы Сваровски, светофоры шапочек, дутые курточки – это была их первая перемена, типа, спортивного туалета, за которой последуют и другие. Они приехали сюда как на пати, где будет много людей и много интересных мужчин, имеющих возможность их оценить по достоинству.

Радио продолжало выдавать что-то весёленькое, бодрое, выходное. Женщина с немного уставшим, наверное, потому, что вчера всю ночь танцевала в клубе, голосом пела про шоколад. Влад помогал вытаскивать из багажника вещи. Нагрузившись, все вместе отправились в дом. Семь ступенек наверх, ключ вставлен в замочную скважину железной, оформленной под дерево двери, повёрнут три раза, и – они внутри.

Мягко щёлкнул выключатель, Влад зажёг свет. Стиль старой европейской роскоши: так можно охарактеризовать внутреннее убранство первого этажа. Большое открытое пространство, кожа, дерево, позолота – всё темных солидных тонов, на вид крепкое и незыблемое. Справа камин, размером с панорамное окно квартиры богача на рублёвке (перед камином лежала шкура белого медведя), слева – двухстворчатая дверь, ведущая, наверняка, на кухню и ещё одна поменьше, сбоку. Диваны, журнальные столики, канделябры, и прочие светильники – не в счёт. Посередине комнаты стоял длинный обеденный стол, накрытый белой скатертью, с толстыми ножками в виде соединённых между собой кольцами шишек. На столе, в ожидании гостей, стояло с дюжину столовых приборов, вазы фруктов, бутылки с красным вином. Освещала все это богатство приглушённым золотым светом хрустальная люстра, щеголяющая синим и зелёным перламутром граней подвесок.

– Ну, располагайтесь. Кухня там, там же все продукты и алкоголь, – Влад, махнул рукой налево. – Наверху – спальни, на третьем этаже – тренажёрный зал, солярий, бильярд, сауна. Всё как положено. Таня, держи ключи. Не буду вам мешать. Счастливо отдохнуть, дамы!

Ему помахали ручкой, дружно прокричали – "До свиданья, Влад!" – Влад поцеловал жену в щеку и отбыл. Заурчал на улице мотор, скрипнул снег, и девушки стались в огромном доме одни. Только они, веселье и немного алкоголя. И никого больше? Грустно… Им как-то сразу стало не хватать шума и суеты праздника. Пришлось всё веселье устраивать самим. Непривычно, но, может быть, интересно, да?

Следующие три часа девушки устраивались. Выбирали себе комнаты, похожие на номера самых дорогих столичных гостиниц, знакомились с домом. Они обнаружили, что вторая дверь, рядом с двустворчатыми почти воротами, вела в подвал (экскурсию вниз отложили до лучших пьяных времён), телевизоры были только в комнатах, но на первом этаже, в зале, визуальная тв-связь с цивилизацией отсутствовала; вай-фай присутствовал, но мобилы хорошо его ловили, начиная со второго этажа. В зале стоял аудиокомплекс с колонками такого размера, что, глядя на них, становилось жалко свои барабанные перепонки. Радио работало исправно. Кровати мягкие, вода горячая, кухня огромная, запас продуктов неисчерпаем, закуски приготовлены. Переодевшись к обеду в платья (Таня и Лена) и джинсы с белой блузкой (Вика), спустились вниз. Быстренько принесли на стол закуски, шампанское, виски, включили музыку. Первый бокал – из открытой с трудом бутылки французского шампанского, и понеслось разгулом по кочкам. Эге гей! Женская вечеринка, бессмысленная и беспощадная. Особенно, когда она начинается в полдень.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю