Текст книги "Равновесие Парето"

Автор книги: Денис Бурмистров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Смотритель вернулся на свое место напротив меня, закрыл книгу.

– Олег вновь запил, а через пол года его увезли с сердечным приступом на Большую Землю. Начавшиеся похороны города сделались заметнее. Народ начал уезжать, бросать нажитое. Теперь уж давно никто не приносит мне сводок, никто не ищет даже распоследнего вора. Ни осталось практически никого.

Он вдруг наклонился ко мне и жарко зашептал:

– Но я знаю, что Похититель не уехал. Я знаю, что он здесь. И пропавшие туристы тому доказательство. Скажу вам больше, возможно он приходил и сюда, ко мне. Я часто слышу ночами на кладбище какие-то шорохи, какие-то тени ходят вокруг сторожки. И, поверьте мне, здесь нет и намека на эти новомодные фильмы-страшилки. Старый враг дает о себе знать. Ведь, в конце концов, в городе останемся лишь мы с ним, вдвоем.

Старик подался назад, кивнул, словно поставил точку:

– Вот, такая моя история. Такая моя страсть. Благодарен вам, что оказались внимательным слушателем Игорь. Надеюсь, не утомил?

– Что вы, – замотал я головой, ощущая, как в желудке урчит от голода. – Нисколько, поучительная история. Жаль, что финал открытый. А мне, видимо, пора.

– Да, конечно, – улыбнулся Рай Тереньтевич. – По случаю заходите еще. И, знаете, что я хочу вам пожелать? Один философ как-то сказал и я с ним полностью согласен. Он сказал: «Скорее всего, тот человек, который будет копать тебе могилу, уже родился. Но главное, чтобы этим человеком не оказался ты сам».

– Хорошо сказано, – уверил я его.

– Берегите себя.

– И вы тоже. До свидания.

Мы пожали друг другу руки.

Я вышел на крыльцо, спустился по ступеням. Секунду постоял, вдыхая свежий воздух. Хоть у старика табак и приятный на запах, но все же отвык я от такого количества смога за раз. Аж в горле першит.

Продышался, задумчиво пошел в сторону ворот. Бросил последний взгляд на могилы, на трубу котельной, перешагнул порожек калитки и двинулся в сторону знакомой мне улицы Солнечной. Шел задумчиво, разбирался с мыслями, которые вынес с собой от гостеприимного кладбищенского смотрителя. Улица была по-прежнему пустынна, и даже в окнах не было видно какой-либо жизни.

Вот ведь, судьба человека со странным именем Рай. Редкое имя, неслучайное. Такие имена не дают просто так, это родителям очень захотелось выделиться. Хотелось сделать своего ребенка не как все, выделить из других. Мол, у всех Коли да Васи, а у нас-то Рай. Как обычно, при этом забывают о том, как ребенку будет с таким именем житься дальше. И о том, что все равно будут называть привычно, не ломая язык и голову. Был у меня знакомый Вадик, который на самом деле был Владилен, а не Вадим. И знакомого по работе все зовут Федей, хотя по паспорту он Франц. Точно, может Рай – это какая-то социалистическая аббревиатура? К примеру, Революционный Активный Идеолог? Нет, бессмыслица какая-то.

Как бы там ни было, вот она, судьба обычного человека из дальней провинции. Имеющий желание, потенциал и богатый внутренний мир, но не имеющий возможности осуществить первое, раскрыть второе и проявить третье. Хотел быть актером, стал могильщиком. Не оставленный тягой к свершениям, гоняется за неуловимым маньяком-похитителем. Носит рейтузы из времен моего детства и цитирует стихи по памяти. А сколько еще таких, не найденных жемчужин по стране?

А все же, интересная история с маньяком. Кто бы мог подумать! Город с гулькин нос, а и тут орудует преступник государственного масштаба. Да еще и такой умелый, неуловимый. Кстати, забыл спросить о причине этих похищений. Должна же быть какая-то версия. Ладно, будет о чем поболтать в компании.

Мимолетная мысль об оставшихся дома друзьях подняла в душе тяжесть досады. А ведь мог бы уже быть с ними, если бы не этот истерик на взлетном поле. Уже бы рассказывал о своих злоключениях, попивая пиво в каком-нибудь клубе. Несколько дней отдохнул бы, посидел за компьютером. Ведь приеду, нужно будет в курс дела входить, за неделю, поди, столько всего случилось! Это тут как в сонном царстве, большая жизнь пролетает мимо. Будто озеро, которое в болото превращается, застывает, мелеет, зарастает травой…

Я резко остановился, словно пробка из шампанского, покидая свои мысли.

Кто-то стоял на тротуаре в конце дома. Кто-то темный, скособоченный. Фигура находилась в тени разросшегося выше человеческого роста куста, и было непонятно, стоит ли человек лицом ко мне или спиной.

Кроме нас двоих на улице больше не было никого. Только мы и вяло перелетающие с места на место листья.

Фигура была бесформенной, очертаниями напоминающая человека, но будто с горбом, с какими-то рваными тряпками, свисающими с плеч почти до пыльного асфальта.

Это существо лишь пару секунд стояло у самого угла дома. Словно ждало кого-то. Или вышло из полумрака кустов, чтобы посмотреть, не идет ли кто. А когда я, наконец, шевельнулся, вглядываясь, то оно одним шагом скрылось за домом. Будто и не было никого.

Был день, дух легкий ветерок, треплющий мои волосы. Вокруг возвышались блочные дома, в которых, наверное, еще оставались люди. И не было ничего страшного.

А я все стоял и смотрел на то место, на котором увидел фигуру. Все стоял, боясь пошевелиться, стоял и чуть дышал. В голове загнанным в силки зайцем билось лишь одно слово: «Похититель! Похититель!». И снова и снова, разгоняя остальные, более рациональные слова.

Когда я все-таки отошел от этого оцепенения, то бежал со всех ног до самой улицы Солнечной, боясь оглянуться. Боясь увидеть за спиной ковыляющую вслед фигуру, скрытую тенями.

И, естественно, никакие силы не могли меня заставить провести ближайшие часы в одиночестве. Я поспешил в первое пришедшее в голову место, подальше от кладбища, подальше от улицы Тральной, подальше от разросшихся кустов и непонятных фигур.

10

– Молодец, что пришел, – в который уже раз хлопнул меня по плечу Илья, перегибаясь через стол и сотрясая стоящую на столешнице посуду. – Я уж, думал, с катушек съеду от этой тишины. Уж и песни орал, и матерился с балкона в белый свет. Ни хрена не помогает, только дураком себя чувствовать начал.

– А чего к людям-то не пошел? – спросил я развязно. Несколько рюмок водки уютно лежали в желудке, хорошо сдобренные вареной картошкой и селедочкой с лучком. По телу разливалось приятное тепло, голова стала легкой, а мысли – прозрачными и плавными.

– К каким людям, Игорян? – Илья ткнул себе за спину, в сторону окна. – Ты где там людей-то видел?

Илья оказался радушным хозяином. Поддавшись панике, я бежал, сам не зная куда. Ноги вынесли к дому, чей жилец указал мне дорогу на кладбище. Вспомнив лишь балкон и имя – Илья – но напрочь забыв номер квартиры, пришлось орать с улицы, в надежде, что услышат.

Услышал. Заспанный выглянул в окно, озадаченно уставившись на меня. А через пару секунд уже махал рукой, приглашая заходить.

Квартира у Ильи оказалась более уютной, чем у Краснова. Сразу видно, что человек живет, как говорится, «с руками». Какие-то полочки из фанерки под потолком, самодельные арки на месте дверных проемов. Никаких отошедших обоев, разводов на потолке или оставленных «на потом» скособоченных стульев. Да, бедненько, но по своему даже неплохо.

Но вот что выказывало в хозяине одинокого мужика, так это валяющаяся тут и там одежда. Носки возле кровати, в кресле навалены свитера и мятые штаны, вместо туалетной бумаги – нарезанные листы газеты. Соответствовал и набор еды в холодильнике – консервы, лапша быстрого приготовления, какие-то соусы, проросшая картошка, недопитое пиво, пельмени. Приняв незатейливое предложение, мы в четыре руки быстренько сварганили на стол. Последней Илья достал бутылку водки.

Вблизи Илья выглядел лет на пятьдесят, хотя мне признался, что только миновал сорок три года. Сухой, с многочисленными морщинами на лбу и возле рта, он напоминал мне какого-то персонажа из старого фильма про крейсер «Потемкин». Был там, вроде, такой же, с хитрым прищуром матрос, кочегар. Такой же, как Илья, жилистый, с постоянно папироской в зубах, с насмешливым взглядом.

Насмешливым взгляд у Ильи не был, но в остальном он был точь-в-точь как тот кочегар. Даже тельняшка была в нескольких местах прожженной.

– Я тебе вот что скажу, Игорян, – доверительно произнес Илья. – Я тут родился, я тут и подохну. И никто меня отсюда не прогонит. Никто.

– Это кто ж тебя выгоняет-то? – неподдельно удивился я. – Все ж разъехались.

– Да есть тут, – Илья неопределенно качнул спутавшейся шевелюрой, вдруг вспомнил. – О, я ж тебе про спасателей обещал! Ща расскажу.

Он разлил еще по стопке. Я взял заранее припасенный бутерброд с килькой.

– За Славинск, – сказал Илья. – Не чокаясь.

Выпили, закусили.

– В общем, две недели назад подходит ко мне начальник и говорит: «Василич, заправляй свою таратайку и дуй на аэродром. Там встретишь группу, отвезешь, куда скажут. Ясно?». Я, мол, ясно, что ж неясного. Я ж до этого на маршруте десять лет работал, на кольце. А как задница над нашим городом взошла, да как люди побежали, так и работы не стало. Порожняком гонял неделю, потом на прикол поставили. С тех пор и перебивались разовыми работами типа этой.

Я свой ПАЗик, короче, подгоняю к самой площадке. Еще вертолет успел заметить, здоровый, пятнистый, он как раз к горам уходил. А на площадке стоят, хрен сотрешь – спасатели. Здоровые, высокие, бритые. Старший их с планшеткой. А с ним ругается один местный, я его частенько вижу в тех краях, бородатый мужик такой. Когда он успел к ним прицепиться? Ну, сигналю им. Они мешки похватали свои огромные и на старшего смотрят, типа, что он скажет. Тот посмотрел на меня, рукой своим махнул. Они и загрузились, восемь человек. Старшой, девятый, что-то бородатому сказал, тот только сплюнул и отошел. А старшой в автобус залез и ко мне сразу. Вези, говорит, к Колодцам.

Я говорю, мол, знаю куда ехать, чай не первую группу спасателей везу. Как туристы те пропали, так все спасатели к Колодцам и ездят, оттуда в горы уходят. Сначала с областного центра приезжали – уехали несолоно хлебавши. Потом какие-то из Столицы, с компьютерами, да в буржуйское одетые. Тоже никого не нашли. А теперь вот эти, на военных похожие.

Слово за слово, едем. На моем лимузине пути минут двадцать, но как раз дожди были. А у нас ведь как? Дорога местами ничего, а местами ее и вовсе нет, щебенкой присыпанная грязь. Вот эта щебенка с грязью и плывет постоянно. В общем, не бери в голову.

Я баранку кручу, а эти в салоне разговоры говорят. Тихо так, вполголоса. Да только я не совсем глухой, обрывки фраз слышу, несмотря на скрип да гудение.

Илья налил.

– За шоферов.

Выпили, закусили.

– Ох, провалилась, зараза, – он стукнул себя кулаком в грудь, кашлянул. – Короче, эти крепыши речь ведут вот о чем. Мол, лагерь у них там, на перевале, а в лагере уже аппаратура стоит. Но не опробованная. Мол, нужно будет на холостом проверить, запустить. Это старшой сказал. А ему один из этих возразил, мол, прошлая группа запускала чего-то там, так за ними ночью пришли. Старшой шикнул, на меня покосился – я в зеркальце видел. Потом успокоился, опять за свое, запустим и все тут, не обсуждается. Все замолкли. А потом, уже ближе к Колодцам, двое отошли к форточке, покурить. Не, все чинно! У меня спросили, я им разрешил. Курят, а сами говорят, типа я не слышу, в форточке ветер шумит. И разговор у них про какую-то железку в горах. Мол, и фонит она, и волны от нее какие-то. Что из-за нее замеры не идут. А потом один возьми да брякни, мол, главное, чтобы не забрали, как туристов. А второй ему: «Не заберут, если за пределы лагеря не будешь выходить». Вот так то вот, Игорян.

Илья умолк, закуривая. Я вопросительно смотрел на него. Я ровным счетом ничего не понял.

– Ничего не понял, – признался я новому знакомому.

– Да чего тут понимать то? – Илья даже удивился, потом начал тыкать пальцем в стол, стараясь объяснить. – Спасатели эти – военные, а в горах они какие-то эксперименты свои устраивают. Секретные.

– Почему секретные?

– Потому что у военных все эксперименты секретные, – со знанием дела произнес Илья. – Думаешь, отчего люди пропадают в городе? Это их военные похищают, для опытов. Городу все одно хана, а тут неучтенный электорат трется, забытый всеми.

– А люди пропадают? – не совсем сориентировался в вопросе я.

– А то! – воскликнул Илья. – Вон, соседка с 56-й, пенсионерка. Лететь на Большую Землю ей не к кому, это я точно знаю. А тут захожу давеча, а ее нет. Дверь открыта, квартира пустая. А куда старухе восьмидесятилетней податься?

– Похитили?

– Да хрен его знает, – сдался шофер. – Может, не похищают. Может, переманивают деньгами или еще чем. Мол, мы опыты над вами, а вам потом банку варенья, да коробку печенья. Не знаю.

– А мне смотритель кладбища, Рай Терентьевич, сказал, что это дело рук маньяка, – поделился я обретенным знанием. – Он за ним десять лет охотится.

– Это Гвизда что ли? – скептически поднял бровь Илья. – Слушай его больше. Заливала еще тот. У самого в голове черте что, а туда же – маньяка он ловит. Он по пьяни себя-то поймать не может, а тут – маньяк!

– Да с чего ему врать то? – попытался защитить смотрителя я.

– Да с того, – Илья повертел в воздухе ладонью, подбирая слова. – Знаешь, чем этот твой Гвизда в свободное от работы время занимается?

– Нет.

– Тропы топчет. Нормальный человек будет этим заниматься?

– Это как?

– А так. Допустим, навалило снега, дорог не видно. Это Рай Терентьевич одевает свои специальные ботинки. Ботинки те, что твои лыжи, только вместо полозьев такие щиты прямоугольные. Так вот одевает он их – и идет топтаться взад-вперед по снегу. Типа, тропинку делает, чтобы другим удобнее было ходить. А весной трава попрет, так он траву топчет, дорожки напрямик делает.

– Так разве это плохо? Старается для людей…

– Да верно-то оно верно, хуже не становится, но вот тебе хоть раз приходила такая мысля в голову? Нет. И мне не приходила. А значит что?

– Что?

– Ничего. Псих твой Гвизда. Псих и деньги не отдает вовремя.

Замолчали. Илья почему-то заметно погрустнел, задумался, сложив сухие кулаки на столе. Потом налил водки в стопки до краев, не чокаясь, залпом выпил. Один. Потом, словно опомнившись:

– Ты пей, Игорян, пей. Это я так, бывает. Голова моя, два уха. Эх…

– Случилось чего? – спросил я. Ох, что-то зрение уже фокусируется не сразу. Завтра опять голова бо-бо.

– Да так, – отмахнулся Илья. – Мелочишка. С ума я схожу, по ходу.

– С чего ты взял? Не похож ты на сумасшедшего.

– Так я ж не сошел, а схожу, – весомо подметил шофер, убирая со стола пустую бутылку и вставая за второй. – Думаешь оно что, раз и все, аля-улю, гони гусей? Нет. У меня оно медленно. С издевкой.

На стол встала новая бутылка водки с кристалликами льда на стекле. Из морозильника достал?

– Я призраков видеть стал, – сказал Илья просто, садясь за стол. – И в двух стенах иной раз путаюсь.

– Это каких призраков? – опешил я.

– Да обыкновенных, прозрачных. Не как в кино, белых таких, как пар, а наоборот черных, как тени.

Крышка водки с хрустом вскрылась, тягучая жидкость полилась в стопки.

– Я, блин, даже к психиатру бы сходил, – продолжил Илья каким-то усталым голосом. – Опозорился, но сходил бы. Дык нету психиатров в городе-то. На Большую Землю надо.

– Так чего не летишь? – задал я давно напрашивающийся вопрос. – Руки есть, работу найдешь.

– Не хочу, – отрезал шофер. – Обрыдло мне все. Вот в какой-то момент взяло и обрыдло. Всю жизнь мотался по стране, угла своего не было. А тут на тебе, бабка, Юрьев день! Квартиру дали! У черта в заднице, конечно, но свою. Понимаешь? Свою.

Я кивнул. Хотя не понимал я его – всю жизнь живу в родительской квартире, даже не задумывался о том, каково это быть без квартиры.

– Думал, ну вот, теперь как все буду. Жену завел. Работу. На шахте работал, спину сорвал. За шахтеров!

Выпили, закусили.

– Подался в водилы. И ведь знаешь, город-то люблю. Вот не знаю, зараза, он такой какой-то корявенький, но люблю. Есть в нем что-то такое, мощное… А вот жене не хотелось тут, мечтала на большак улететь. Я был против. Поругались. Я кулаком по столу хрясь, мол, улечу отседова только в гробу. Она в слезы, утром на вертолет пошла. Я даже провожать не пошел. Так и расстались. Она писала потом, звала туда, в общежитие какое-то жить. Я даже не отвечал. А потом как-то так и на нет все сошло. Я ж мужик, слово – кремень! Сказал – сделал… Вот и дорогу себе сам заказал отсюда… И вот как тут? И любил ее, дуру, и свой угол не хотел разменивать опять на чужой. Думал, вернется, одумается. Не вернулась. А теперь уже поздно… Обрыдло мне все, Игоряныч. Прямо вот в душе будто что-то скрутилось, а потом оторвалось. Раз – и все. И пустота.

Илья налил еще водки. Я обвел взглядом стол, из закуски нашел корку от хлеба. Выпили, закусил.

– А потом эти стали являться, призраки, – речь шофера стала немного сбивчивой, плавающей. Он вновь закурил, не с первого раза зажигая спичку. – Не, Игорян, чертовщина в городе и раньше была, но как-то все слухами, никто сам не сталкивался. Да я и не верил по большему счету. Народец у нас мало нового видит, вот и хочет друг друга байками потешить. А тут – на тебе! – Илья хлопнул в ладоши, выпучив глаза. – Призраков увидел! Сам! Средь бела дня!

– А поподробнее, – плохо выговорил я столь длинное слово.

– Короче, еду в парк. Я тогда еще на кольце работал, народ на работу, с работы возил. Еду порожняком, курю себе в форточку. Солнышко, главное, такое светит, прямо в рожу. Я назад откидываюсь, чтобы не слепило, глаза подымаю… Мать моя женщина, чуть не обгадился от страху! В зеркальце заднего увидел – прямо за мной стоит фигура, черная такая, как тень человеческая. Сквозь нее салон виден, просвечивается. Стоит такая и как бы через плечо мне заглядывает, на дорогу. Я по тормозам, самого на руль бросило. Выскочил из автобуса, в руке монтажка. Оббежал со стороны пассажирских дверей, прыг в салон! А там никого и нет.

– Может, показалось? От солнца блик…

– Я тоже так сначала подумал, – кивнул Илья. – Даже в парке рассказывать не стал, чтоб не засмеяли. А только потом еще несколько раз видел. Да не одну. Бывало, в салон гляну, а сзади сидят, словно по маршруту едут, на скамеечках. Двое, трое. Не шелохнуться. А моргнешь – и пропадут.

– А у других водителей не было такого?

– Я не спрашивал, как – то не ко времени было, – покачал головой Илья. – А другие не говорили. Да и к тому времени осталось нас трое – я, Пашка Колчаков, да Юсупович, начальник парка. А потом и Пашка улетел. А потом и Юсупович с семьей.

– Ясно.

– А теперь вот и того хуже стало, – вдруг продолжил рассказ шофер. – Я их временами под окнами вижу. Иной раз в дверь скребутся, в стекло стучаться. Так осторожно, словно коготочком.

Я поежился, вспоминая, что мы на втором этаже.

– Не постоянно, но все чаще и чаще. Сплю плохо, из дома почти не выхожу, – Илья вздохнул. – И уставать, главное, быстро начал. Вот не делаю ничего, а уже с ног валюсь.

– Слушай, – вдруг вспомнилось мне. – Я сегодня тоже это… вроде как что-то такое видел, странное. По дороге, когда с кладбища шел.

– Да? – вяло удивился Илья, поднимая на меня полуоткрытые глаза. – Это, значит, военные чем-то нас тут опрыскивают… Галюцо… Глюкоци…

– Галлюциногенным?

– Точно! – Илья откинулся на спинку стула. – Надо собраться, короче, пойти их всех…

Он не договорил. Голова его откинулась, рот остался приоткрытым. Из горла донесся громкий храп.

Как я дошел до дома помню плохо. Помню, путался в ключах, ронял их из кармана. Орал что-то в темноту, грозил. В темном подъезде светил почему-то спичками, а не фонариком. Разулся, запер дверь, скинул куртку. Заставил себя снять штаны и рубашку. И практически упал на кровать, блаженно утопая в прохладе неубранной с утра подушки. Сразу же провалился в глубокий, без сновидений, сон.

Разбудил меня посреди ночи резкий звук, тревожный и требовательный. Морщась, вытирая рот рукой, я с силой заставил себя проснуться и прислушаться, раздраженно постанывая. Голова болела, в ушах стоял шум, но даже сквозь него, я разобрал, что играет музыка. Какой-то романс с жутко тянущим звуком.

Я оторвал голову от подушки и с трудом открыл глаза.

Музыка доносилась из черного провала пустой спальни.

11

Я стоял возле кровати, широко расставив ноги, чтобы не упасть. Чувство равновесия в темноте играло со мной злую шутку, раскачивая мир туда-сюда. Я закрывал глаза, но становилось только хуже, приходилось опираться рукой о холодную поверхность шкафа. В какой-то момент к горлу подкатила тошнота, но я сдержался, глубоко дыша. Липкая противная испарина покрыла лоб, шею и грудь, жутко болела голова.

Да еще и эта долбанная музыка!

– Эй! – попытался возмущенно крикнуть я, но меня так резко качнуло, что я закашлялся и отчаянно замахал руками, силясь не упасть. Не упал.

Спотыкаясь и оббивая ноги об какие-то углы, я на ощупь добрался до двери в кухню, с силой открыл ее. Дверь стукнулась ручкой о стену, резкий звук прострелил голову от уха до уха.

Нашел ладонью выключатель на стене, щелкнул. Ничего не произошло. Щелкнул еще раз. Еще. Защелкал зло, выговаривая протяжно: «Ну, давай же». Наконец вспомнил, где я и почему нет света, замычал обиженно и опять же на ощупь добрел до крана.

Господи, как же хорошо!

Холодная струя била мне в затылок, пока я стоял, упершись лбом в мойку. Но совсем скоро я перестал это ощущать – кожа онемела. Создавалось впечатление, что с водой в слив ушли боль, сухость во рту и нестерпимый шум в голове.

Черт, шум не проходил. А, это музыка. Громкая, заунывная, протяжная музыка из спальни…

Я так резко выпрямился, что ударился затылком о кран, поскользнулся и разъехался на полу, задев ногой помойное ведро.

Музыка играет в спальне?!

Я некоторое время сидел на полу, таращась в темноту и тяжело дыша вмиг пересохшим ртом. В голове все еще гулял хмель, картинка плыла, но некоторые детали реальности встали-таки на свои места. Музыка играла из пустой спальни. Точнее, не играла, а орала, вытесняя, казалось, даже воздух из спящей квартиры. Музыка была всюду, она обволакивала и сжимала, минуя стены и расстояние.

Но играла она именно из спальни. Оттуда шел самый громкий звук.

Осознав это, я попытался понять, что же мне делать дальше. Но мысли упрямо ускользали от меня, вытеснены звучащей какофонией. Единственной из них, которая то и дело всплывала откуда-то из глубин, была: «И что делать?».

Что делать? Снимать штаны и бегать! Вот что делать…

Я уставился на свои белеющие в темноте голые ноги, уходящие прямо из штанин семейных трусов куда-то в непроглядную черную даль. И глупо захихикал – я даже штаны снять не могу. Я уже без штанов!

Странно, но мне как-то стало спокойнее. Возможно, опьянение вернулось в шокированный адреналином мозг.

– Какого хрена, – мне срочно захотелось разобраться с проблемой. Вот немедленно, прямо сейчас. А самое замечательное – пропал страх.

Я не стал пытаться встать одним махом, осторожно поднялся сначала на колени, потом, держась за стенку, в полный рост. Вспомнил, где видел накануне столовые ножи, полез в сервант. Надо же, я уже относительно неплохо ориентируюсь в темной квартире!

С ножом в вытянутой перед собой руке, словно со шпагой, я двинулся обратно в комнату.

Как же громко! Но я оказался прав, играл действительно романс. Или нечто похожее на романс, но звук шел дребезжащий, как в кино от патефонов. Женский голос что-то печально вытягивал, но слов я разобрать не смог, словно пели ничего не значащий набор фраз и слогов. Резали по ушам скрипки, гулко отдавались в голове фортепьянные партии.

Что ж она все не кончается и кончается!

– Эй! Кто здесь! – заорал я, но мой голос потонул в очередном соло певицы.

Мрачный, напоминающий черный провал выкопанной могилы, проем двери в спальню приближался.

Шаг. Еще. Черт, все-таки страшно. Ох, как не вовремя затряслись коленки.

Проем был уже в метре. Казалось, еще шаг – и я воткну нож в эту осязаемую темноту, плотной занавесью преграждающую путь к свету. Но нет никакой занавеси, придется погружаться в эту бездну. А что дальше? Что я буду делать дальше?

– Выходи! Хуже будет! – вновь заорал я, напрягая связки. Блин, как же не хочется заходить в эту пустую комнату! Как же не хочется заходить ТУДА!

Внезапно я понял, что кричал в тишине – музыка прекратилась. Лишь звенело в ушах, да на кухне тихонько лилась вода из незакрытого крана.

И даже я затаил дыхание, вслушиваясь. Наконец, не выдержал:

– Кто там?

Наверху что-то с треском порвалось, над головой часто-часто протопали шаги, направляясь в сторону прихожей. Тут же в подъезде сверху загрохотало, словно кто-то дубасил кулаками в запертую дверь. Стихло. Пробежали назад. Еще раз в прихожую. Опять назад. Чем-то тренькнули по батареям. Соседи!

– Ах вы уроды! – взревел я. – Алкаши несчастные!

Я подскочил к батарее и со всей дури принялся стучать ручкой ножа по трубе. Гул стоял колокольный.

– Нравится? А? Нравится?

Я рванул к входной двери, слыша беготню над головой, распахнул дверь и заорал в темный подъезд:

– Дайте поспать, суки! Завтра ментов вызову на вас, придурки!

Захлопнул дверь, пошел на кухню и выключил воду. Бросил нож на стол, вернулся в комнату и завалился на жалобно скрипнувшую кровать. Накрыл голову подушкой и постарался успокоиться.

Когда перевернулся на бок, устраиваясь поудобнее, то вокруг опять царила эта странная Славинская тишина, без привычного для меня фонового шума живущего ночной жизнью города. Словно в уши натолкали ваты.

Незаметно для себя я уснул.

Мне было холодно. Холодно и жестко. Колени больно упирались в какой-то неподатливый край, в нос лез запах пыли.

Я пошарил рукой в поисках одеяла и удивился ширине кровати. Почему так жестко? И где подушка?

Я засопел, перевернулся на спину, потер глаза, прежде чем открыть их. Соображая уже быстрее, чем в первый раз. Понял, что все еще длится эта безумная ночь, пьяная и дурная. Но голова все еще болит. И на лицо какая-то гадость налипла.

Я провел ладонью по лбу, щекам, ощущая под ладонью мелкие камушки песка и сухую грязь. Это еще что?

Я открыл глаза и завертел головой, всматриваясь в темноту.

Я лежал на полу, головой на пороге спальни. В одних трусах.

Что это?

Я вдруг почувствовал, что в квартире не один. Кто-то смотрел на меня сквозь узкую щель, оставленную неприкрытой двери в прихожую. Смотрел, оставаясь невидимым в непроглядной тьме.

От пальцев ног до самой макушки пробежал озноб, перехватывая дыхание. Страх мерзким пауком забирался мне на грудь, сердце забилось загнанной в угол добычей. Страх придавил меня к полу, выпивая силы и решимость.

Я скосил глаза вниз, не смея даже поднять голову. До боли всмотрелся в темноту квартиры, устремившись мысленно туда, к той щели между дверью и косяком. Кто-то там есть?

Я не смог разглядеть ничего. Запирал ли я входную дверь прежде чем лечь спать?

Я просто физически ощущал на себя чужой взгляд, пронзающий и холодный. Бесстрастный. Выжидающий.

Стоит мне пошевелиться и это кинется на меня. Я ясно это осознал, так реальна эта угроза. Наверное, так же мыслят кролики, пытаясь обмануть хищника своей неподвижностью. Помогает им? Черт, черт, черт!

Я все смотрел и смотрел во тьму, трясясь от холода и страха. Неспособный пошевелиться, скованный каким-то природным ужасом перед неизвестностью. Неизвестностью, столь близкой, что она могла явить себя. Но я этого не хотел! О, как я этого не хотел!

Вот будет смешно, если это все мое разыгравшееся воображение, подкрепленное алкоголем. А я лежу на полу, придумываю себе всякие страсти, вместо того, чтобы встать и пойти обратно в кровать. Как же я оказался на полу? Лунатизмом, вроде, никогда не страдал. Упал, во сне перекатился сюда? Странно. Впрочем, вполне реально.

Для себя определив границы реальности, я совсем по-другому посмотрел на сложившуюся ситуацию. Лежит в пустой квартире голый мужик, от него разит перегаром и немытым телом. Лежит и боится. Взрослый, относительно успешный в делах, занявший как-то первое место в турнире по боулингу. С богатой фантазией, которая преподносит ему наугад вытащенные картинки из фильмов ужасов. Смешно.

Я даже громко усмехнулся, подбадривая себя звуком своего голоса. Единственным звуком в окружающем пространстве.

Страх отступал, пятился, рассыпался по темным углам.

Я согнул руку, перевернулся на бок, с кряхтением чувствуя застывшие члены. Медленно встал, потирая онемевшую поясницу. Что-то замурлыкал бравурное, какой-то марш из мультика. Побрел к кровати. Вот же нагнал сам на себя жути!

– Да, вот он я такой, – громко произнес я в пустоту комнаты, разводя руками, словно представляясь на сцене. Потом шутливо обратился к коридорной двери. – А вот ты вообще кто?

В коридоре явственно скрипнула, а затем с силой захлопнулась входная дверь.

Я заорал, срывая голос.