Текст книги "Гиперион. Падение Гипериона"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 71 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

В условленное время Джонни появился в портале «Древо Мира» и купил билет на экскурсию. Его преследователю пришлось посуетиться: чтобы успеть на скиммер-омнибус, он на несколько минут сбросил маску беспечного зеваки. Я тем временем забралась на второй этаж омнибуса и устроилась сзади, а Джонни, как мы и договаривались, спереди. На мне уже были обычные туристские шмотки, а мой имиджер совершенно затерялся среди десятка таких же аппаратов. Наконец на палубе появился Коса и поспешно занял место тремя рядами дальше Джонни.

Экскурсия по Древу Мира – всегда праздник (впервые отец привез меня сюда, когда мне было всего три стандартных года), но на сей раз, пока скиммер летел над ветвями шириной с хорошую автостраду и огибал ствол, размерами не уступающий горе Олимп, я чувствовала себя не в своей тарелке от взглядов, которые тамплиеры бросали на меня из-под своих капюшонов.

Мы с Джонни заранее продумали различные хитроумные и утонченные способы слежки за Косой (если он объявится), чтобы добраться до его логова, и готовы были потратить несколько недель на разгадку его игры. Но в конце концов я остановилась на менее утонченном варианте.

Омнибус высадил нас у музея Мюира, и туристы разбрелись по площади, усиленно соображая: то ли потратить десять марок на свое просвещение, то ли отправиться прямиком в магазин сувениров.

И тут я подхожу к Косе, крепко хватаю его за плечо и спокойно так говорю: «Привет. Какого черта вам надо от моего клиента?»

Старинная поговорка гласит, что, хотя утонченности в лузианине – как в желудочном зонде, последний все-таки приятнее в обращении. И если мои манеры подтверждали первую часть этой поговорки, то Коса сделал все, чтобы подтвердить вторую.

Он не растерялся. Хотя моя, на первый взгляд несильная, хватка парализовала мышцы его правой руки, секунду спустя в его левой руке сверкнул нож.

Я тут же ушла вправо, и нож просвистел в нескольких сантиметрах от моей щеки. Ударившись о тротуар, он отлетел в сторону. Выхватив нейростаннер, я бросилась на одно колено, чтобы отбить следующую атаку.

Атаки не последовало. Коса убегал. Убегал от меня. Убегал от Джонни. Расталкивая туристов локтями, он вырвался из толпы и ринулся к музею.

Я спрятала станнер за манжету и бросилась в погоню. На близком расстоянии станнер – превосходное оружие, из него даже целиться не надо: он действует, как дробовик, с той лишь разницей, что, если заденешь широким лучом посторонних, ничего страшного с ними не случится. Но на расстоянии в восемь-десять метров станнер бесполезен – излучение рассеивается. У половины туристов, толпившихся на площади, я могла вызвать ужасную головную боль, но Коса был уже слишком далеко. Я припустила за ним.

Джонни бросился ко мне.

– Домой! – крикнула я ему, махнув рукой. – И запрись на все замки!

Коса был уже у входа в музей. Он оглянулся, и в руке у него снова сверкнул нож.

Я прибавила скорость. При мысли о том, что сейчас произойдет, я испытала нечто похожее на радость.

Коса перепрыгнул через турникет и стал пробиваться к дверям. Я последовала за ним.

Лишь оказавшись под сводами Большого Зала и увидев, как он прокладывает себе дорогу по битком набитому эскалатору, я поняла, куда он направляется. В Сад.

Впервые отец взял меня на экскурсию к тамплиерам, когда мне было три года. Тогда все порталы были открыты, и на то, чтобы обойти пешком тридцать миров, где экологи тамплиеров сохраняли во славу Мюира уголки девственной природы, у нас ушло целых три часа. Точно не помню, но, по-моему, тропинки там здорово петляют, а порталы расположены невдалеке друг от друга, чтобы экскурсоводы и служители могли без труда попасть куда им надо.

Черт возьми!

Одетый в форму старый охранник, дежуривший у портала, заметил суматоху и вышел навстречу, чтобы остановить зарвавшегося хулигана. Все произошло в одно мгновение. Я была метрах в пятнадцати, но даже с такого расстояния разглядела изумленное выражение его лица, когда он пятился назад… а из его груди торчала рукоятка кинжала.

Старик (видимо, бывший местный полицейский) побледнел, коснулся костяной рукоятки (казалось, он хотел убедиться в ее реальности) и рухнул ничком на мощенный плитками пол. Туристы закричали. Кто-то звал врача. Я успела заметить, как Коса оттолкнул гида-тамплиера и исчез в светящемся портале.

Это шло вразрез с нашими планами.

Перепрыгнув через перила, я устремилась к порталу…

…и заскользила вниз по травянистому склону. Небо здесь было лимонно-желтое, в воздухе пахло чем-то тропическим. Меня провожали удивленные взгляды. Коса был уже на полпути к следующему порталу. Он бежал напрямик, топча роскошные клумбы и раскидывая ногами крошечные деревья бонсай. Фудзи. Скатившись с холма, я снова помчалась вверх, прямо по развороченным клумбам. «Задержите его!» – кричала я, понимая, как это глупо. Разумеется, никто и пальцем не шевельнул. Только одна японская туристка подняла имиджер и стала снимать погоню.

Коса оглянулся, растолкал глазевших на него туристов и влетел в портал.

Я снова достала станнер и закричала: «Прочь! Назад!» Толпа торопливо расступилась.

Я шла осторожно, взяв станнер на изготовку. Ножа у Косы больше не было, но кто знает, какие еще игрушки он припас.

Яркий свет на воде. Фиолетовые волны Безбрежного Моря. Экскурсионная тропа проходила в метрах десяти над водой, по установленному на понтонах деревянному настилу. Вдали она огибала сказочный коралловый риф и желтые островки водорослей и возвращалась назад. К порталу на другом конце тропы вел узенький мостик. Коса уже перелез через ворота с надписью «Посторонним вход воспрещен» и находился на середине мостика.

Подбежав к краю платформы, я поставила станнер на полную мощность и принялась орудовать невидимым лучом, словно садовым шлангом.

Мне показалось, что Коса споткнулся, однако, преодолев последние десять метров, он все-таки нырнул в портал. Я выругалась и, не обращая внимания на возмущенные крики возникшего у меня за спиной гида-тамплиера, полезла через ворота. Краем глаза я успела заметить табличку – «Не забудьте надеть термокостюм» – или что-то в этом роде. Портал я проскочила так быстро, что почти не ощутила покалывания, которое всегда сопровождает проход через экран.

Буря с ревом обрушилась на коридор защитного поля, в котором, как в тоннеле, петляла в сплошной белизне узкая тропинка. Седьмая Дракона. Эти северные районы собирались прогреть, а затем колонизировать, но тамплиерское лобби в Альтинге зарубило проект, чтобы сохранить «дыхание Арктики». Сила тяжести в 1,7g давила мне на плечи, как хомут тренажера. Жаль, что Коса тоже с Лузуса: будь у него мышцы обычного жителя Сети, мне не пришлось бы за ним так гоняться. Ладно, посмотрим, кто из нас в лучшей форме.

Нас разделяло метров пятьдесят. Коса оглянулся и прибавил ходу. Где-то рядом был другой портал, но пурга скрыла его от глаз. Впрочем, все равно снаружи и двух шагов не сделаешь. И я кинулась вслед за Косой. Из уважения к гравитации здешняя тропа была самой короткой во всей экскурсии – метров двести, не больше. Я уже слышала его тяжелое дыхание. Сама я бежала легко и неуклонно сокращала разделявшее нас расстояние. Туристов на тропе не было, погоня отстала. «Здесь же и допрошу, – подумала я, – самое подходящее место».

Но не добежав метров тридцати до портала, Коса вдруг обернулся, припал на одно колено и навел на меня лучевой пистолет. Первый разряд ушел в вечную мерзлоту (возможно, из-за здешней гравитации оружие оказалось слишком тяжелым для его руки), но промахнулся он самую малость – в метре от меня по дорожке протянулась полоса окалины. Коса поднял ствол чуть выше.

Выставив вперед плечо, я бросилась в сторону и, пробив упругую стенку защитного поля, провалилась по грудь в сугроб. Холодный воздух обжег мне легкие, сгребаемый ветром снег в несколько секунд залепил руки и лицо. Коса, оставшийся на освещенной тропе, крутил головой, но теперь пурга работала на меня. Под ее покровом я бросилась через сугробы к тому месту, где стоял лузианин.

Просунув сквозь защитное поле голову, плечи и правую руку, он уже высматривал меня в гуще снегопада, мгновенно превратившего его в белую маску. Второй разряд прошел над моей головой, обдав меня жаром. Теперь нас разделяло метров десять. Я переключила станнер на широкий луч и, не высовываясь из сугроба, несколько раз провела стволом из стороны в сторону.

Коса выронил пистолет в снег и, пошатнувшись, скрылся в защитном поле.

Рев ветра заглушил мой победный клич. Спотыкаясь, я побрела к тропе. Руки и ноги были как чужие и совершенно не ощущали холода. Щеки и уши пылали. Приказав себе не думать об обморожении, я бросилась в поле.

Это было поле третьего класса, предназначенное для защиты от разгула стихии и того самого «дыхания Арктики», но при этом проницаемое для крупных тел – чтобы заблудившийся турист или тамплиер, вышедший за какой-нибудь надобностью наружу, мог вернуться на тропу. Но от холода я так ослабела, что несколько секунд не могла преодолеть силовую стенку. Скользя ногами по снегу и льду, я билась о защитное поле, как муха о стекло. Наконец, собрав все силы, я бросилась вперед, неуклюже рухнула на тропу и буквально втащила за собой ногу.

Видимо, от того, что я так внезапно оказалась в тепле, меня пробрала дрожь. А когда я привстала на колени, а затем заставила себя подняться на ноги, с меня посыпались ледышки и комья снега.

Тем временем Коса пробежал последние пять метров до портала. Правая рука у него болталась, как сломанная. Я представляла, как полыхают у него сейчас нервные окончания, и ни за что не поменялась бы с ним местами. Он оглянулся только раз – я неслась к нему со всех ног – и исчез в портале.

Мауи-Обетованная. Тропический воздух пахнул зеленью и океаном. Небо было голубое, как на Старой Земле. Я сразу поняла, куда вывела нас тропа – на один из тех немногих плавучих островов, которые тамплиеры уберегли от приручения. Остров был большой – с полкилометра в поперечнике, но входной портал располагался достаточно высоко – на широкой кольцевой площадке, окружавшей ствол дерева-мачты. Отсюда были хорошо видны наполненные ветром листья-паруса и вытянувшиеся во всю длину синие лозы водяного винограда, игравшие роль руля. К порталу выхода, лежавшему метрах в пятнадцати ниже, вела лестница, но Коса избрал другой путь. Выскочив на главную тропу, он побежал к краю острова, где стояло несколько хижин и торговых павильонов.

Только здесь, на середине маршрута, тамплиеры позволяли уставшим туристам отдохнуть под крышей и заодно пополнить казну братства, приобретая закуски, напитки и сувениры. Все еще дрожа, в мокрой от тающего снега одежде, я потрусила по ступенькам к главной тропе. Но почему Коса бежал именно туда?

И тут я увидела разложенные на берегу яркие ковры. Все стало ясно. В большинстве миров Сети ковры-самолеты запрещены, но на Мауи-Обетованной их сохраняли в память о легендарной Сири. Эти древние игрушки (размером всего метр на два) поджидали туристов, чтобы покатать их над морем. Если Коса до них доберется… Продемонстрировав великолепный спринт, я догнала лузианина буквально в нескольких метрах от площадки с коврами и бросилась ему в ноги. Мы покатились прямо к ларькам. Стоявшие там туристы с криками разбежались.

Отец преподал мне одну простую истину, которую дети сплошь и рядом забывают. На свою голову. А истина вот какая: если маленький мальчик не хочет получить большую трепку, ему не стоит драться с большими мальчиками. Но сейчас наши силы были примерно равны. Извернувшись, Коса вскочил на ноги и принял восточную боевую стойку с разведенными руками и отогнутыми назад пальцами. Оставалось выяснить, кто из нас маленький мальчик, а кто – большой.

Коса атаковал первым. Сделав притворный выпад прямыми пальцами левой руки, он нанес боковой удар ногой в голову. Я ушла нырком, но он все-таки задел меня. Причем достаточно сильно – левое плечо сразу онемело.

Пританцовывая, Коса отступил назад. Я двинулась на него. Он ударил кулаком справа. Я поставила блок. Он рубанул левой рукой сверху вниз. Я парировала удар правым предплечьем. Все так же пританцовывая, Коса отступил еще на шаг, быстро развернулся и хлестко ударил левой ногой. Я нырнула, поймала его за щиколотку и бросила на песок.

Коса вскочил. Я сбила его с ног коротким хуком слева. Он откатился в сторону и попытался встать на колени. Я ударила его ногой в голову, за левым ухом, причем не слишком сильно – чтобы он не отключился.

И зря, в чем секунду спустя и убедилась. Пробив мой блок, он ударил меня четырьмя пальцами под сердце. К счастью, он задел лишь мышцы под правой грудью. И тогда я со всей силы врезала ему в зубы. Изо рта у него брызнула кровь, он покатился к берегу и замер у самой кромки воды. Туристы кинулись к выходному порталу, крича остальным, чтобы те вызвали полицию.

Я взяла своего подозреваемого за косицу и принялась окунать в воду. Когда он пришел в себя, я перевернула его на спину и, ухватив за рваную, окровавленную рубашку, приподняла. Через минуту-другую сюда наверняка кто-то явится. Нужно было спешить.

Коса смотрел на меня стеклянными глазами. Я встряхнула его и наклонилась поближе.

– Слушай, приятель, – прошептала я. – Сейчас у нас состоится короткий, но откровенный разговор. Для начала объясни, кто ты такой и что тебе надо от того парня.

Разряд я ощутила еще до того, как увидела синие искры. В мгновение ока тело Косы окутал мерцающий ореол. Выругавшись, я отскочила назад, но волосы у меня на затылке уже стояли дыбом, а индикатор электрического поля в комлоге тревожно верещал. Коса застыл с разинутым в беззвучном крике ртом – внутри у него тоже мерцала синева, как у монстра из дешевой голопостановки. Зашипела, почернела и вспыхнула рубашка. Грудь под нею пошла синими пятнами – так горят старинные киноленты. Пятна расплывались, соединялись, снова расплывались. Открылась грудная клетка – там, в синем огне плавились внутренности. Коса снова разинул рот – на этот раз крик его был слышен. А потом зубы и глаза провалились в синее пламя.

Я отступила еще на шаг.

Коса горел. Синий ореол сменился оранжево-красным пламенем. Куски плоти выбрасывало наружу, лопались кости. В одну минуту он как бы ужался и превратился в дымящееся чучело, в какую-то карикатуру на человеческое тело; таково неизбежное действие огня. Прикрыв ладонью лицо, я обернулась и внимательно оглядела кучку туристов, которые пялились на меня вытаращенными глазами. Быть может, убийца – кто-нибудь из них? А наверху из портала уже выпрыгивали фигуры охранников в серой форме.

Проклятие! Я огляделась вокруг. Над головой поднимались деревья-мачты. Среди многоцветья тропической растительности колыхались лучистые паутинки, красивые даже при дневном освещении. Солнечные лучи дробились на голубой глади океана. Дорогу к обоим порталам уже перекрыли. Командир отряда расстегивал кобуру.

Ближайший ковер-самолет был от меня всего в трех шагах. Летать на этой штуковине мне доводилось только раз, причем двадцать лет назад, и сейчас я лихорадочно пыталась вспомнить, как активируются его левитаторы. Кажется, сенсорные нити должны быть в одном из рисунков.

Внезапно ковер стал жестким и поднялся на десять сантиметров над пляжем. Послышались крики. Охранники были уже на берегу, рядом с толпой. Женщина в аляповатом наряде, какие носят на Малом Возрождении, показывала на меня рукой. Я соскочила со своего ковра, подобрала остальные семь и забралась обратно. С трудом нащупав под грудой тряпья нужный квадратик, я послала свой летательный аппарат вперед и вверх. Ковер-самолет набирал высоту так стремительно, что я едва не свалилась.

Отлетев метров на пятьдесят от берега, я побросала остальные ковры в море и развернулась, чтобы видеть, что происходит на пляже. Несколько фигур в серой форме сгрудились вокруг обгоревших останков Косы. Еще один охранник целился в меня какой-то серебряной штукой, похожей на жезл…

В руки, плечи и шею словно впились бесчисленные тончайшие иглы. Веки сами собой закрылись, и меня так повело, что я чуть не скатилась с ковра. Вцепившись в него левой рукой и наклонившись вперед, чтобы удержать равновесие, я принялась давить одеревеневшими пальцами в сенсорный узор. Когда ковер-самолет снова пошел вверх, я полезла в правый рукав за своим станнером. Увы, кобура на запястье была пуста.

Через минуту я кое-как села. Паралич проходил, однако пальцы все еще жгло и голова раскалывалась. Плавучий остров остался далеко позади и с каждой секундой делался меньше. Сто лет назад эти острова пасли стаи дельфинов, которых завезли сюда во времена Хиджры. Но когда Гегемония усмиряла Восстание Сири, в ходе так называемой программы умиротворения погибла большая часть морских млекопитающих. И теперь острова плавали по воле волн с грузом туристов и содержателей курортов.

Я вглядывалась в горизонт. Ни островов, ни тем более материков. Ничего. Голубое небо, беспредельный океан и где-то далеко на западе – белые пятнышки облаков. Или на востоке?

Сняв с пояса комлог, я стала было набирать код доступа в основную инфосферу, но потом передумала. Если власти взялись за меня всерьез, они наверняка попытаются выяснить, где я, и пошлют за мной скиммер или магнитоплан службы безопасности. Работающий комлог запеленговать чертовски трудно, но все равно облегчать им задачу не стоит. Я поставила комлог на прием и еще раз огляделась.

Как говорится, приехали. Болтаюсь в двухстах метрах над океаном на ковре-самолете, которому лет триста, не меньше, и энергии хватит на… уж не знаю на сколько часов… а до ближайшей суши, может, тысяча километров, а то и больше. И вдобавок заблудилась. Совсем здорово. Я скрестила руки на груди и задумалась.

– Госпожа Брон? – Негромкий голос Джонни так напугал меня, что я чуть не свалилась с ковра.

– Джонни? – Я посмотрела на свой комлог. Он был включен, но индикатор основного комм-диапазона не горел. – Джонни, это вы?

– Конечно. Я думал, вы никогда не включите комлог.

– Как вы меня нашли? На какой частоте меня вызываете?

– Это не важно. Куда вы направляетесь?

Я рассмеялась:

– Понятия не имею. Вы мне поможете?

– Подождите. – И секунду спустя: – Отлично! Я засек вас через метеорологический спутник. Ужасно примитивная штука. Хорошо, что ваш ковер-самолет оснащен пассивным трассером.

Я посмотрела на коврик – эту зыбкую преграду, отделявшую меня от морской пучины.

– В самом деле? Значит, и другие могут меня выследить?

– Могли, – ответил Джонни, – но теперь на этой частоте я поставил помехи. Куда вы направляетесь?

– Домой.

– После того, как наш… подозреваемый… погиб… в общем, я не уверен, что это самое разумное решение. Внезапно меня охватил приступ подозрительности.

– Откуда вы знаете, что он погиб? – спросила я, прищурясь. – Я вам ничего не говорила.

– Перестаньте, госпожа Брон. В шести мирах на полицейской частоте только об этом и говорят. Между прочим, довольно подробно описывая вашу внешность.

– Вот же гадство!

– Совершенно верно. Итак, куда бы вы хотели отправиться?

– А вы-то где? – спросила я. – У меня?

– Нет. Я ушел, когда о вас сообщили по каналу СБ. Я… недалеко от портала.

– Вот бы и мне оказаться поблизости! – Я снова огляделась. Океан, небо, прозрачные облака. Погони пока не видно.

– Хорошо, – произнес бесплотный голос Джонни. – В десяти километрах от вас расположен многоцелевой портал ВКС. Только он отключен от питания.

Я прикрыла глаза от слепящего солнца и крутанула ковер на триста шестьдесят градусов.

– Черта с два! Уж не знаю, сколько здесь до горизонта – километров сорок, если не больше, – но кругом совершенно пусто.

– База под водой, – пояснил Джонни. – Держитесь. Беру управление на себя.

Ковер-самолет снова накренился, клюнул носом и начал постепенно снижаться. Я ухватилась за него обеими руками, едва удержавшись, чтобы не закричать.

– А она далеко? – Встречный поток воздуха все ощутимее бил мне в лицо.

– Вы хотите сказать – глубоко?

– Да!

– Восемь фатомов.

Я в уме перевела эти старинные единицы в метры и на этот раз все-таки вскрикнула.

– Это же почти четырнадцать метров! Четырнадцать метров под водой!

– А чего вы хотите? Это же подводная база!

– Как, по-вашему, должна я чем-нибудь дышать?

Океан стремительно приближался.

– Это не проблема. У ковров-самолетов есть примитивное защитное поле. Восемь фатомов оно выдержит. Держитесь крепче!

И я изо всех сил вцепилась в ковер.

Джонни уже ждал меня. Подводная база оказалась темной, сырой и какой-то заброшенной. Портал наверняка армейский: я таких раньше не видела. Миновав его, я с облегчением вышла на залитую солнцем городскую улицу. Там и ждал меня Джонни.

Мы шли мимо старых домов по безлюдным улицам, и я рассказывала ему про Косу. Небо было светло-голубое, но вечереющее. И никого вокруг.

– Эй, – спохватилась я, – где это мы?

Все было невероятно похоже на Землю… и в то же время небо, гравитация, сама фактура этого места были не похожи ни на что.

Джонни улыбнулся.

– Попробуйте угадать. И давайте еще немного пройдемся.

Мы пошли дальше по широкой улице. Слева от нас были какие-то развалины. Я снова остановилась и принялась их разглядывать.

– Это Колизей, – услышала я свой собственный голос. – Римский Колизей на Старой Земле. – Я огляделась вокруг. Старинные дома. Мощенные булыжником улицы. Под легким ветерком чуть шевелится листва. – Это реконструкция города Рима со Старой Земли. – Я старалась, чтобы мой голос звучал не слишком удивленно. – Мы что, на Новой Земле?

Впрочем, я сразу поняла, что это не так. Новую Землю я знаю прекрасно. Там все другое – и небо, и запахи, и сила тяжести.

Джонни отрицательно покачал головой.

– Мы вообще не в Сети.

Я замерла.

– Этого не может быть.

По определению, любой мир, куда можно добраться по нуль-Т, входит в Сеть.

– И тем не менее мы не в Сети.

– Где же мы в таком случае?

– На Старой Земле.

И мы пошли дальше. На пути нам встретились еще одни развалины.

– Это Форум, – пояснил Джонни. А когда мы начали спускаться по длинной лестнице, он добавил: – Впереди Пьяцца ди Спанья – площадь Испании. Там и переночуем.

– Старая Земля, – произнесла я. То была моя первая реплика за двадцать минут. – Мы совершили путешествие во времени?

– Это невозможно, госпожа Брон.

– Тогда – что-то вроде тематического парка?

Джонни рассмеялся. Какой приятный у него был смех – естественный, непринужденный.

– Возможно. Я и сам не знаю, зачем создали эту штуку. Это… модель.

– Модель. – Прищурившись, я смотрела вдоль узкой улочки на красный диск заходящего солнца. – Мне приходилось видеть голограммы Старой Земли. И знаете, похоже. Как будто я действительно там.

– Модель очень точная.

– И все-таки где мы? Я хочу сказать, возле какой звезды?

– Номера я не знаю, – ответил Джонни. – Где-то в Скоплении Геркулеса.

Едва удержавшись, чтобы не переспросить, я присела на ступеньку. С появлением двигателя Хоукинга человечество исследовало, колонизировало и связало нуль-Т-каналами множество миров, разделенных порой тысячами световых лет. Но никто еще не пытался достичь бурлящего ядра Галактики. Человечество освоило лишь один из спиральных рукавов и делало сейчас первые шаги за пределы своей колыбели. А тут – Скопление Геркулеса.

– Зачем Техно-Центру понадобилось строить копию Рима в Скоплении Геркулеса? – спросила я.

Джонни сел рядом. Мы смотрели на голубей, разгуливавших по площади. Внезапно они все разом взмыли в воздух и закружили над крышами.

– Этого я не знаю, госпожа Брон. Я многое еще не изучил… да, честно говоря, до последнего времени и не стремился.

– Ламия, – негромко произнесла я.

– Что?

– Зовите меня просто Ламия.

Джонни наклонил голову ко мне и улыбнулся.

– Спасибо, Ламия. Кстати, сдается мне, они скопировали не один только Рим. Тут вся Старая Земля.

Я оперлась ладонями о нагретую солнцем каменную ступеньку, на которой сидела.

– Вся Старая Земля? С… континентами и городами?

– Думаю, что так. Правда, за пределами Англии и Италии я не был – исключая путешествие морем. Но кажется, аналогия полная.

– Бог ты мой! Зачем им все это?

Джонни медленно кивнул.

– И в самом деле! Только ваш Бог тут ни при чем. И вообще, давайте зайдем ко мне, обсудим все, а заодно и поедим. Похоже, эта модель как-то связана с моим убийством.

«Ко мне» так «ко мне». Джонни занимал квартиру в большом доме у подножия мраморной лестницы. Из окон открывался вид на площадь, которую Джонни называл «пьяцца», и лестницу, которая вела к большой церкви из желто-коричневого камня. Внизу, посреди площади, бил фонтан в виде корабля, нарушая плеском воды вечернюю тишину. Джонни сказал, что фонтан проектировал Бернини,[36]36
  Пьетро Бернини – итальянский скульптор XVI века, автор фонтана La Baraccia на Пьяцца ди Спанья в Риме.


[Закрыть] но это имя мне ничего не говорило.

Комнаты были небольшие, хотя и с высокими потолками, мебель неказистая, но украшенная искусной резьбой. Узнать по стилю, когда ее изготовили, я так и не смогла. Никаких признаков электричества или современных бытовых приборов. У дверей и потом, уже наверху, я пыталась заговорить с домом, но он не отозвался. А когда на площадь и город спустились сумерки, за высокими окнами зажглись редкие фонари, в которых наверняка использовался газ или какое-нибудь другое допотопное горючее.

– Это из прошлого Старой Земли, – сказала я, прикасаясь к пышным подушкам. И тут только до меня дошло. – Китс умер в Италии. В начале… девятнадцатого века. Или двадцатого? Это… тогда?

– Да. Начало девятнадцатого века: 1821 год, если быть точным.

– Значит, весь этот мир – музей?

– О нет! Различные районы соответствуют различным эпохам. Все зависит от объекта.

– Не понимаю. – Мы перешли в комнату, заставленную громоздкой мебелью, и я устроилась у окна на диване, украшенном странной резьбой. Золотистый вечерний свет играл на шпиле той желто-коричневой церкви. На фоне темнеющего неба кружились и кружились белые голуби. – И что же, миллионы… кибридов… живут на этой липовой Старой Земле?

– Вряд ли, – ответил Джонни. – Думаю, их тут столько, сколько нужно для каждого конкретного проекта. – Заметив, что я все еще не понимаю, он перевел дыхание и продолжал объяснять: – Когда я… проснулся, здесь были кибриды Джозефа Северна, доктора Кларка, квартирной хозяйки Анны Анчелетти, молодого лейтенанта Элтона и других личностей. Итальянские лавочники, хозяин траттории на той стороне площади, который приносил нам еду, случайные прохожие и так далее. Человек двадцать, не больше.

– Что же с ними случилось?

– Вероятно, они были… рециркулированы. Как тот человек с косой.

– Коса… – Сквозь густой полумрак я пристально поглядела на Джонни. – Так он был кибридом?

– Вне всякого сомнения. Картина саморазрушения, которую вы описали, очень характерна. Если бы мне потребовалось избавиться вот от этого своего кибрида, я поступил бы точно так же.

Мои мысли понеслись вскачь. Теперь я поняла, как мало знала… и какой была дурой.

– Значит, вас пытался убить другой ИскИн?

– Похоже на то.

– Но зачем?

Джонни развел руками.

– Возможно, чтобы стереть какой-то квант информации, который исчез бы вместе с моим кибридом. Допустим, я узнал что-то совсем недавно, а другой ИскИн… или другие… догадались, что это знание можно уничтожить, только выведя из строя мою периферию.

Я встала, прошлась по комнате и остановилась у окна. Теперь уже по-настоящему стемнело. В комнате были лампы, но Джонни, похоже, не собирался их зажигать. Да и я сейчас предпочитала темноту. Она смягчала ощущение нереальности происходящего. Я заглянула в спальню. Сквозь выходившие на запад окна в комнату проникали последние лучи света; смутно белела постель.

– Вы умерли здесь? – спросила я.

– Он, а не я, – мягко напомнил Джонни. – Да, он умер здесь.

– Но ведь вы помните то же, что и он.

– Полузабытые сны – не более. В моих воспоминаниях полно пробелов.

– Но вы знаете, что он чувствовал!

– Я знаю, что он чувствовал по мнению авторов проекта.

– Расскажите.

– О чем? – В темноте кожа Джонни казалась бледной, короткие локоны – совсем черными.

– Что чувствуешь, когда умираешь и когда рождаешься вновь.

И Джонни начал рассказывать. Его голос звучал мягко, почти напевно. Временами он переходил на английский, архаичный и оттого непонятный, но гораздо более приятный на слух, чем та мешанина, на которой говорят в наши дни.

Он рассказывал мне, что значит быть поэтом, одержимым стремлением к совершенству и куда более суровым к себе, чем самые злобные из его критиков. А критики были злобными. Его стихи отвергали, над ними смеялись, их называли вторичными и просто глупыми. Бедность не позволяла ему жениться на любимой женщине, однако он ссужал деньгами своего брата в Америке, лишая себя последней возможности обрести наконец материальную независимость. А когда его поэтический дар достиг расцвета и пришел краткий миг славы, он пал жертвой «чахотки» – болезни, которая унесла в могилу его мать и брата Тома. Его отправили в Италию, якобы «на лечение». Он понимал, что это означает на самом деле – одинокую, мучительную смерть в двадцать шесть лет… Он рассказал мне, какие испытывал муки при виде почерка Фанни на конверте, ибо малейшее движение причиняло ему боль. Рассказывал о преданности молодого художника Джозефа Северна, которого «друзья» поэта (покинувшие его в дни болезни) приставили к нему в качестве спутника и компаньона – Северн ухаживал за умирающим и оставался рядом с ним до самой кончины. Он рассказал мне об ужасе ночных кровотечений, о докторе Кларке, который пускал ему кровь и прописывал «физические упражнения и свежий воздух». И наконец, он поведал о полном разочаровании в Боге и беспредельном отчаянии, воплотившихся в сочиненной им самим собственной эпитафии, которая и была высечена на его могиле:

«Здесь лежит тот, чье имя написано на воде».

Снизу струился тусклый свет, едва обозначающий контуры высоких окон. Голос Джонни, казалось, плыл в воздухе, насыщенном ароматами южной ночи. Он говорил, как после смерти пробудился в той же кровати, в которой умер, и рядом с ним были верный друг Северн и доктор Кларк. Он знал, что его зовут Джон Китс, но никак не мог отделаться от ощущения, что и сам поэт, и его стихи ему просто приснились.

Иллюзии продолжались. Он вернулся в Англию и встретился с Фанни-которая-не-была-Фанни. Он был на грани безумия. Не мог писать. Между ним и самозванцами-кибридами росла стена отчуждения, участились приступы кататонии, сопровождавшиеся «галлюцинациями», в форме которых он воспринимал свое подлинное существование в качестве ИскИна в почти непостижимом (для поэта девятнадцатого века) Техно-Центре. И наконец, иллюзии полностью развалились. Он вышел из «Проекта Китс».

– По правде говоря, – тихо произнес Джонни, – эта зловещая затея все чаще заставляла меня вспоминать отрывок из одного письма, которое я – то есть он – отправил своему брату Джорджу незадолго до болезни: