Текст книги "Лютая зима [Отмороженный]"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

По комнате гуляли сквозняки; казалось, холодный ветер врывался сквозь покрытые растрескавшейся штукатуркой стены и просачивался сквозь пол. К десяти вечера Курц настолько замерз, что проверил свои замки, задвинул засов, разложил диван, превратив его в кровать, почистил зубы, удостоверился в том, что его 40-дюймовый «смит-вессон» и два 45-дюймовых пистолета Фарино Феррары лежат под рукой, и уснул.

ГЛАВА 13

– Часто бываете здесь? – спросил Курц.

– Идите на хрен.

Он и Анжелина Фарино Феррара шагали по одинаковым «бегущим дорожкам», установленным параллельно на тиковом полу в окруженном зеркалами главном зале «Спортивного клуба Буффало». Ее телохранители находились в смежном зале для силовых упражнений. Через стеклянную стену было хорошо видно, как парни выжимают тяжелые штанги и хвастаются друг перед другом своими блестящими от пота мышцами, но звуки оттуда не доносились. Кроме Курца и Анжелины, в зале никого не было.

– Вы принесли мои вещи? – спросила она. Курц был одет в мешковатый спортивный костюм, явно отставший от той моды, которой придерживались завсегдатаи клуба, зато Анжелина облачилась в фешенебельное обтягивающее трико, благодаря чему сразу было видно, что она не вооружена.

Курц пожал плечами и перевел тренажер на более быстрое движение. Анжелина установила ту же скорость.

– Я хочу получить эти две штуковины назад. – Она дышала и говорила легко, но на коже уже блестели капельки пота.

– Принято к сведению. – Курц мельком глянул на телохранителей. – Кто-нибудь из них чего-нибудь стоит?

– Вы о «мальчиках»? Марко ничего себе. А Лео – это пустая трата денег Стиви.

– Лео – это тот, у которого губы купидона и треугольный торс?

– Он самый.

– Это ваши главные сопровождающие?

– «Мальчики»? Только они находятся возле меня все время, но Стиви подключил к работе еще восьмерых новых парней. Они хорошо знают свое дело, но не болтаются за пределами прибрежного парка. Но разве вы хотели узнать подробности моей защиты или же то, как организована оборона Гонзаги?

– Ладно. Так как насчет людей Гонзаги? Сколько их? Есть ли среди них мастера своего дела? И кто еще обычно находится в его крепости? Как часто он выходит из нее?

– В последнее время он оттуда почти не выходит. И никогда нельзя сказать заранее, когда он это сделает. – Анжелина увеличила скорость движения и угол подъема своего аппарата. Курц последовал ее примеру. Теперь им нужно было говорить немного громче, чтобы слышать друг друга сквозь шум приводов. – Эмилио держит в крепости двадцать восемь человек, – сказала она. – Девятнадцать из них – это ударная сила. Довольно толковые, хотя должны были растерять форму, безвылазно сидя там и охраняя его жирную задницу. Остальные – это повара, горничные, лакеи, иногда его менеджер, всякие техники…

– Сколько вооруженных бывает в главном доме, когда вы туда приезжаете?

– Я обычно вижу восьмерых. Двое нянчатся с «мальчиками» во внешнем вестибюле. Четырех телохранителей Эмилио берет с собой, чтобы они изображали из себя лакеев во время ленча. Еще несколько человек шатаются по дому.

– А остальная охрана?

– Двое находятся в проходной у ворот. Человека четыре – в стоящем отдельно центре охраны, где установлены мониторы видеокамер. Трое чаще всего шляются со сторожевыми собаками. И двое с рациями объезжают периметр на джипах.

– Что представляют собой остальные?

– Только слуги, о которых я уже говорила, и случайные посетители, которых направляет его адвокат и какие-нибудь другие люди. Когда я приезжала туда на ленч, никого из них там ни разу не было. Никаких родственников. Его жена умерла девять лет назад. У Эмилио есть тридцатилетний сын, Томa, он живет во Флориде. Предполагалось, что ребенок унаследует бизнес, но шесть лет назад его лишили наследства, и он знает, что стоит ему еще раз появиться в штате Нью-Йорк, как ему свернут шею. Он педик. Эмилио не любит педиков.

– Откуда вы все это знаете? Я имею в виду – об организации охраны.

– В первый мой приезд туда Эмилио устроил для меня экскурсию.

– Не самый умный поступок.

– Я думаю, что он хотел поразить меня неприступностью своей персоны и крепости. – Анжелина установила тренажер на самый быстрый темп. Она решила, что пора побежать всерьез.

Курц переставил регулятор в такое же положение. Несколько минут они бежали в тишине.

– И какой же у вас план? – наконец поинтересовалась она.

– А вы предполагаете, что у меня есть план?

Она метнула в него поистине сицилийский по ярости взгляд.

– Да, я предполагаю, что у вас есть какой-то поганый план.

– Я не убийца, – сказал Курц. – Я только посредник и нанимаю убийц для других.

– Но вы собираетесь убить Гонзагу.

– Вероятно.

– Но вы же не можете всерьез рассчитывать разделаться с ним в его крепости.

Курц сосредоточился на дыхании и теперь бежал молча.

– Ну, как вы думаете попасть к нему туда? – Анжелина стряхнула капельку пота, повисшую над левым глазом.

– Гипотетически? – уточнил Курц.

– Хотя бы и так.

– Вы обращали внимание, что приблизительно в полумиле к югу от крепости идут дорожные работы?

– Да.

– Видели бульдозеры, и огромные грейдеры, и скреперы, которые половину времени стоят там без движения?

– Да.

– Если бы кто-нибудь угнал одну из самых больших машин, он мог бы вышибить ворота, проложить себе дорогу до главного дома, перестрелять там всю охрану и попутно зашибить Гонзагу.

Анжелина нажала на кнопку «стоп» и некоторое время бежала, замедляя движение в соответствии с торможением тренажера.

– Вы что, действительно такой дурак?

Курц продолжал бег.

Она взяла лежавшее у нее на плечах полотенце и вытерла лицо.

– Вы умеете водить эти огромные «катерпиллеры»?

– Нет.

– Вы хотя бы знаете, как их заводят?

– Нет.

– А у вас есть знакомые, которые умеют с ними обращаться?

– Вполне возможно, что нет.

– Вы украли эту дурацкую идею из дурацкой киношки Джекки Чана, – сказала Анжелина, сходя с тренажера.

– Я и не знал, что фильмы Джекки Чана показывают на Сицилии и в Италии, – ответил Курц, выключая свой аппарат.

– Фильмы Джекки Чана показывают везде. – Анжелина вытирала полотенцем ложбинку между грудями. – Вы не собираетесь рассказывать мне о своем плане, я вас правильно поняла?

– Да, – подтвердил Курц. Он снова взглянул на «мальчиков», которые только что закончили выжимать штангу лежа, а теперь бахвалились друг перед другом, подкидывая одной рукой гирю. – Все было просто замечательно. И мне кажется, наше взаимное влечение растет, так что скоро вы сможете пригласить меня к себе домой. Не встретиться ли нам завтра, где-нибудь и когда-нибудь?

– Идите на хрен.

В воскресенье утром Джеймс Б. Хансен вместе со своей женой Донной и пасынком Джейсоном посетил раннюю церковную службу, затем отправился вместе с семьей в излюбленное заведение на Шеридан-драйв, где готовили замечательные блинчики, после чего вернулся домой, а жена с сыном поехали к ее родителям в Чиктовагу. Наступило время, которое Хансен еженедельно посвящал личным размышлениям. Он редко позволял себе нарушение установленного правила.

В подвале не разрешалось бывать никому, кроме самого Хансена. Только у него одного имелся ключ от его частной оружейной комнаты. Донна никогда не видела эту комнату изнутри, даже во время ремонта, когда они около года тому назад переехали в этот дом, а Джейсон знал, что любая попытка проникнуть в личную оружейную комнату отчима повлечет за собой суровое телесное наказание. Сбережешь розгу – испортишь ребенка, эта библейская заповедь неукоснительно соблюдалась в доме капитана отдела по расследованию убийств Роберта Г. Миллуорта.

Оружейная комната охранялась стальной дверью с электронным замком, имевшим шифр, очень сильно отличавшийся от тех, которые использовались в контролировавшей другие части дома системе безопасности, и вдобавок самым обычным замком с цифровым кодом. Сама комната отличалась спартанским убранством: в ней имелся металлический стол, вдоль одной из стен выстроились книжные полки, на которых располагалась литература, необходимая офицеру правоохранительных органов, за запертыми дверцами из небьющейся пластмассы хранилась принадлежавшая Хансену коллекция дорогих ружей, освещенных галогеновыми лампами. В северную стену был вмурован большой сейф.

Хансен отключил третью систему безопасности, набрал надлежащий код и извлек похожий на портфель-»дипломат» титановый ящичек, который хранился в сейфе вместе с акциями, другими ценными бумагами и документами и коллекцией серебряных крюгеррандов.[31]31
  Крюгерранд – монета Южно-Африканской Республики.


[Закрыть] Вернувшись к столу, он открыл ящичек и принялся просматривать в мягком свете ламп, освещавших шкаф с оружием, его содержимое.

Две недели тому назад появился новый сувенир – тринадцатилетняя девочка из Майами, кубинка, имя которой он так и не узнал, подцепив ее наугад неподалеку от тех мест, где несколько лет назад жила маленькая Элайан Гонсалес. Она шла под номером двадцать восемь. Хансен пробежал взглядом фотографии, которые он сделал «Поляроидом», пока она была все еще жива – и позже. Он на несколько секунд задержал взгляд лишь на единственной фотографии, где сам находился в кадре вместе с нею – он всегда делал только один такой снимок, – а затем продолжил изучение своей коллекции. Он заметил, что в последние годы, двенадцати-четырнадцатилетние девочки оказывались более зрелыми, чем девочки времен его детства. Хорошее питание, говорили специалисты, но Джеймс Б. Хансен отлично знал, что это была работа дьявола, который, превращая этих детей в сексуальные объекты быстрее, чем в предыдущие десятилетия и столетия, стремился к тому, чтобы они раньше начинали соблазнять мужчин.

Но настоящих детей в его коллекции из двадцати восьми Избранных не имелось. Хансен твердо знал, что там были одни только демоницы, не божьи создания, а порождение Врага. Знание, которое открылось Хансену, когда ему перевалило за двадцать – что бог даровал ему особую способность, второе зрение, позволяющее ему отличать человеческих девочек от молодых демонов в человеческом облике, – именно оно позволило ему выполнять предопределенную для него задачу.

Глаза этой, последней, девочки, после того как он задушил ее, смотрели в камеру с выражением удивления и ужаса – удивления, вызванного тем, что ее все же распознали, и ужаса, порожденного осознанием того, что она выбрана, чтобы попасть в число Избранных. Хансен хорошо это знал – точно так же смотрели и остальные двадцать семь.

Он всегда отводил себе на рассматривание фотографий ровно один час. Являя собой пример самодисциплины, отличавшей его от всех безмозглых психопатов, которыми наводнен мир, Хансен никогда не оставлял никаких сувениров, кроме фотографий, сделанных «Поляроидом». Он никогда не онанировал и не пытался каким-либо иным способом возвратить возбуждение, которое испытывал, осуществляя реальное Избрание. В этот час раздумий и анализа сделанного он должен был напомнить себе о серьезности возложенной на него земной миссии, и ничего больше.

Когда час истек, Хансен запер титановый чемоданчик, убрал его в сейф, окинул любовным взглядом свою коллекцию ружей, на которых играли блики от света галогеновых ламп, и покинул оружейную комнату, набрав запирающий шифр и включив специальную сигнальную систему. Он всегда делал это очень внимательно. До возвращения Донны и Джейсона от ее родителей оставалось еще два или три часа. Хансен рассчитывал провести это время за чтением Библии.

Дональд Рафферти возвратился в Локпорт в воскресенье вечером, очевидно, утомленный после уик-энда, проведенного с Ди-Ди, его любовницей номер два. Курц сидел в машине в конце улицы и слушал, что происходило в доме Рафферти.

– Эта девчонка – как ее звать, Мелисса, что ли? – она была здесь в этот уик-энд, пока я уезжал? – Язык Рафферти заплетался, а голос выдавал сильную усталость.

– Нет, папа.

– Ты врешь!

– Нет. – Курц отчетливо слышал тревогу в голосе Рэйчел.

– А как насчет мальчишек?

– Мальчишек?

– Кто из мальчишек был здесь в мое отсутствие, черт возьми?!

Курц знал из подслушанных телефонных разговоров, что Рэйчел действительно не разговаривала с мальчиками в отличие от Кларенс Клейгман, вместе с которой занималась в оркестре. Она ни за что не пригласила бы мальчика к себе домой.

– Какие мальчишки были у тебя здесь? Говори чистую правду, а не то я выколочу ее из тебя!

– Никаких мальчишек, папа. – Голос Рэйчел немного дрожал. – Хорошо прошла командировка?

– Не пытайся нае…ть меня и увести разговор в сторону! – Рафферти все еще был изрядно пьян.

Следующую минуту в наушниках слышалось только шипение, сквозь которое прорывался негромкий стук. Скорее всего, это Рафферти шарил по кухне, отыскивая очередную бутылку.

– Мне нужно закончить уроки, – сказала Рэйчел. Курц знал, что все уроки она сделала еще в субботу утром. – Я буду наверху. – Через установленный в коридоре «жучок» Курц услышал, как Рэйчел осторожно прикрыла дверь, стараясь, чтобы замок не слишком громко щелкнул, а затем послышались неверные шаги Рафферти, который вскарабкался по лестнице и принялся раздеваться, разбрасывая одежду перед ванной.

Валил густой снег. Курц позволил ему полностью закрыть ветровое стекло, а сам сидел, слушая через наушники случайные шумы.

Эта неделя не казалась многообещающей. Курц придерживался в жизни очень немногочисленных правил, и, пожалуй, к их числу относилось условие не иметь врагов у себя за спиной. А на этой неделе он оставил за спиной двух человек, которые желали причинить ему как можно больше зла – Большого Зануду Красного Ястреба и этого умирающего парня, Джонни Норса. В обоих случаях прикончить их было бы более хлопотным делом, чем оставить в живых: Большой Зануда не мог не понимать, что для него лучше было тихонько валяться в больнице, чем строить козни Курцу, а Джонни Норс понятия не имел, кто такие были Курц и Анжелина или же в каких отношениях Курц мог быть с Эмилио Гонзагой. Курц помнил почти непристойное стремление Норса цепляться за последние крохи жизни и чувствовал себя гарантированным от попыток умирающего связаться с Гонзагой и сообщить о посетителях. Но девиз Курца всегда гласил: «Зачем рисковать, если можно выиграть заезд одним рывком». И все же в этих случаях возиться с трупами было бы куда опаснее, чем выгадывать шансы.

Однако оставлять за собой необрубленные концы – вредная привычка, а в настоящее время Курц не мог позволить себе никаких вредных привычек.

Джо Курц знал, что главной его силой за все минувшие двенадцать лет, помимо терпения, было умение выживать. Не имея минимальных навыков выживания, было бы невозможно прожить более десяти лет в тюрьме строгого режима и не быть ни изнасилованным, ни убитым – или и то и другое вместе. Курц сумел избежать фетвы, объявленной против него бандой «Мечети» блока «Д», когда там пришли к убеждению в том, что именно он убил чернокожего головореза по имени Али. Это случилось за год до досрочного освобождения Курца. А вернувшись прошлой осенью в Буффало, Курц успел приобрести себе злейших врагов в лице еще одной негритянской банды – «Благотворительного клуба Сенека-стрит», – твердо уверенной в том, что он сбросил в Ниагарский водопад их предводителя, психопата-наркодилера Малькольма Кибунта.

Полицейские, преследовавшие его – Брубэйкер и Майерс, – не сомневались в том, что Джо Курц застрелил продажного детектива из отдела по расследованию убийств по имени Хэтуэй, невзирая на полное отсутствие улик, подтверждающих это мнение. Курц знал, что подозрения Брубэйкера подпитывал из Аттики Стив Фарино, который должен был по гроб жизни питать благодарность к Курцу, самым натуральным образом несколько раз спасшим его задницу от Али. О размере его благодарности можно было судить теперь по третьеразрядным наемным убийцам, которых Малыш Героин нанимал, чтобы разделаться с ним.

Курц сомневался в том, что Брубэйкер и Майерс попытаются сами убить его, но рано или поздно они задержат его с оружием, а это будет означать снова тюрьму и неизбежное исполнение всех вынесенных Курцу смертных приговоров.

А еще существовали семейства Фарино и Гонзага. Нельзя задеть – а тем более убить – парня, занимающего более или менее видное положение, и не поплатиться за это. Таков был один из последних, сохранявших силу принципов ослабевшей мафии. И хотя Курц не был впрямую причастен к расстрелу дона Фарино, его дочери, его адвоката и его телохранителей минувшей осенью, ему от этого было ничуть не лучше. Малыш Героин знал, что Курц не убивал его родственников, так как он сам отдал приказ их убить, но Малыш Героин знал также и о том, что во время их гибели Курц находился в имении Фарино. Джо Курцу известно слишком много, чтобы его можно было оставить в живых.

Теперь Анжелина Фарино Феррара пыталась использовать Курца для устранения Гонзаги. Курц не выносил попыток использовать себя, такое положение было для него едва ли не самым ненавистным на свете, но в сложившейся ситуации эта женщина имела рычаги, чтобы надавить на него. Он просидел одиннадцать с половиной лет в Аттике за убийство убийц Сэм, он вытерпел этот срок, потому что дело того стоило – Саманта Филдинг была его партнершей во всех отношениях, – но теперь выяснилось, что эти годы пропали впустую. Если убить Сэм приказал Эмилио Гонзага, значит, Гонзага должен умереть. И умереть как можно скорее, поскольку после того, как Гонзага к концу лета подчинит себе Семью Фарино, он сделается почти неуязвимым.

Если бы Анжелина действительно желала смерти Курца, то ей было бы достаточно сказать об этом Гонзаге. Через час по его душу отправилось бы полсотни бандитов.

Но у нее имелись свои собственные планы и сроки. Именно поэтому Курц позволял ей использовать себя. Смерть Гонзаги устраивала их обоих – но что дальше? Женщина не могла стать доном. Малыш Героин все равно остался бы прямым наследником того, что осталось от некогда могучей Семьи Фарино. Хотя без купленных Гонзагой судей и связей в комиссии по досрочному освобождению Малыш Героин мог заторчать в тюрьме строгого режима еще на немалое количество лет.

В чем же заключался план Анжелины? Просто держать братца в тюрьме, пока она будет устранять своего насильника Эмилио Гонзагу и пытаться взять в свои руки более или менее крепкую власть? Если так, то план очень опасный, и не только потому, что в случае неудачи покушения гнев Гонзаги будет ужасным, но и потому еще, что в конечном счете в игру вступят другие семейства – почти наверняка за счет Анжелины, – а Малыш Героин уже продемонстрировал готовность, а вернее сказать, стремление повыгоднее продать свою сестру.

Но если бы ей удалось возложить ответственность за убийство Гонзаги на этого крикуна, этого недоделанного парня, этого сумасшедшего Джо Курца… Такой сценарий, пожалуй, действительно мог сработать, особенно если Джо Курц сам будет мертв до того, как наемные убийцы, посланные Малышом Героином или Гонзагой, или люди из нью-йоркских семей сумеют добраться до него.

Да, умение выживать было сильной стороной Джо Курца, но он все хуже и хуже представлял себе, каким образом сможет сделать все, что был обязан сделать, а после всего выбраться из этой передряги живым.

И ведь оставалась еще история с Фрирсом и Джеймсом Б. Хансеном. И Дональд Рафферти. И Арлена, которой требовалось 35 000 долларов, чтобы расширить их бизнес.

Внезапно у Курца резко заболела голова.

ГЛАВА 14

– Вы принесли тридцать пять тысяч для «Свадебных колоколов» точка com? – спросила Арлена, как только Курц вошел в дверь.

Утро было отнюдь не ранним. Брубэйкер и Майерс сопровождали его от «Ройял делавер армз» и теперь торчали на улице – Брубэйкер сидел в автомобиле без номеров в конце переулка, наблюдая за черным ходом, а Майерс стоял на посту перед входом в офис, заодно держа под контролем заброшенный видеомагазин, расположенный наверху.

– Еще нет, – ответил Курц. – А вы не забыли попросить Грега пригнать сюда старый «Харлей» Алана?

Арлена кивнула и взмахнула правой рукой. Дым сигареты завился в спираль.

– Вообще-то меня гораздо больше интересует новое помещение для офиса. У вас сегодня найдется время?

– Посмотрим. – Курц окинул взглядом кучку папок и пустых конвертов экспресс-почты, лежавшую на его столе.

– Я получила их около часа назад, – доложила Арлена. – Досье Хансена из чикагского дела об убийстве Фрирс, дело из Атланты, с точно таким же modus operandi,[32]32
  Образ действия (лат.).


[Закрыть] и еще из Хьюстона, Джексонвилля, Олбани и Колумбуса, штат Огайо. Оставшиеся четыре еще не прибыли.

– Вы их читали?

– Просмотрела.

– Что-нибудь нашли?

– Да, – ответила Арлена. Она с сосредоточенным видом стряхнула пепел с сигареты. – Могу держать любое пари, что мы – единственные, кто когда-либо взглянул одновременно на все эти убийства семей. Или хотя бы на два из них.

Курц пожал плечами:

– Несомненно. Каждый раз местные копы рассматривали случившееся как убийство местным психом своего семейства, и притом обнаруживали в сожженном доме труп убийцы. Каждое дело было, как положено, открыто и закрыто. С какой стати они должны сопоставлять его с другими случаями, о которых они даже слыхом не слыхивали?

Арлена улыбнулась. Курц повесил куртку, поправил засунутую за пояс кобуру с 40-дюймовым «СВ» и принялся за чтение.

Всего через пять минут он обнаружил то, что искал.

– Зубной врач, – сказал он. Арлена кивнула.

В каждом из убийств/самоубийств идентификация обожженного тела убийцы осуществлялась по татуировкам, драгоценностям, старым шрамам в атлантском случае – но прежде всего по зубным картам. В трех случаях – Фрирс/Хансен (Чикаго), Мерчисон/Кэйбл (Атланта), Уайттекер/Сешн (Олбани) – оказывалось, что дантист убийцы живет в Кливленде.

– Говард К. Конвей, – сказал Курц.

Глаза Арлены ярко блестели.

– А вы видели подписи дантистов в других делах?

Настала очередь Курца кивнуть. Различные имена. Но все из Кливленда. И почерк тот же самый.

– Может быть, наш доктор Конвей просто лечит зубы всем психопатам страны. Возможно, он был дантистом и Теда Банди.

– Угу. – Арлена погасила сигарету и подошла к столу Курца. – А как насчет других примет, по которым проводилось опознание? Татуировка в случае убийства Хансенов. Шрам в случае Уайттекера.

– Я предполагаю, что Хансен сначала находит себе замену для пожара – какого-нибудь бродягу, или мужчину-проститутку, или кого-нибудь еще, кто подвернется под руку, убивает его, сохраняет труп, а потом делает себе соответствующее украшение. Если у трупа есть татуировка, он рисует себе такую же и демонстрирует всем и каждому. Какая разница. Ведь это всего лишь на несколько месяцев.

– Иисус!

– Мне потребуются его теперешние… – начал Курц.

Она вручила ему визитную карточку со служебным адресом доктора Говарда К. Конвея.

– Я позвонила туда утром и попыталась договориться о приеме, но оказалось, что доктор Конвей почти полностью отошел от дел и не принимает новых пациентов. К телефону подошел какой-то человек помоложе и шуганул меня. Я обнаружила упоминания о докторе Конвее, относящиеся к самому началу пятидесятых, так что этот тип должен быть древним стариком.

Курц смотрел на фотографии убитых девочек.

– Почему Хансен все эти годы оставлял Конвея в живых?

– Я думаю, лишь потому, что иметь с ним дело легче, чем каждый раз отыскивать нового дантиста. Плюс к тому зубные карты, вероятно, куда старше, чем тот образ, которым Хансен, как бы его ни звали в этот период, пользуется. Если бы у их убийцы имелась зубная карта, заведенная всего лишь несколько месяцев назад, это было бы очень странно, настолько странно, что наверняка заметили бы даже местные копы.

– А им не должно показаться странным, что кто-то, живущий в Хьюстоне, или Олбани, или Атланте, ездит лечить зубы в Кливленд?

Арлена пожала плечами:

– Все психи приезжают из Кливленда за год или два до убийств. Так что у местных полицейских нет никаких причин удивляться этому.

– Нет.

– И что вы собираетесь делать, Джо? – В голосе Арлены прозвучал сарказм, который ему очень редко приходилось слышать в те годы, когда он был частным детективом.

Он посмотрел на нее.

– Часто бываете здесь? – спросил Курц.

Анжелина Фарино Феррара лишь вздохнула. Сегодня они вдвоем занимались в атлетической комнате, а «мальчики» по другую сторону стекла вяло перебирали ногами на бегущих дорожках.

Курц и Арлена выбрали для своего офиса подвал видеомагазина, потому что помещение было дешевым и еще потому, что из него имелось несколько выходов: черный ход в переулок, дверь на лестницу, ведущую наверх, в несуществующий более видеомагазин, и боковая дверь в заброшенный за непригодностью большой гараж. Торговцам наркотиками, занимавшим это место, пока наверху существовал магазин, очень нравилось иметь много выходов. Нравилась эта особенность помещения и Курцу. Когда он полчаса назад покидал офис, ему было совсем нетрудно это сделать.

«Харлей» покойного мужа Арлены стоял на нижнем этаже прямо за металлической дверью. Грег оставил шлем на руле и ключи в замке зажигания. Курц снял машину с упора, завел мотор, проехал по наклонным пандусам вверх на наземный этаж пустого гаража и выскользнул через массивное заграждение, которое соорудили, чтобы никто не вздумал заехать на машине с Маркет-стрит внутрь. Детектив Брубэйкер, возможно, все еще караулил переулок, а детектив Майерс – улицу, но за выездом из гаража на Маркет-стрит не следил никто. Стараясь как можно осторожнее ехать по заснеженным и обледенелым улицам, то и дело напоминая себе, что он не садился на мотоцикл лет пятнадцать, если не больше, Курц поехал в клуб здоровья.

В данный момент он упражнялся на тренажере для жима от груди с весом в двести фунтов. Он сделал двадцать три движения, когда Анжелина сказала:

– Вы рисуетесь.

– Совершенно верно.

– Уже можно остановиться.

– Благодарю вас. – Он опустил груз и оставил его в таком положении. Анжелина работала с пятнадцатифунтовыми гантелями. Бицепсы у нее были женственными, но вполне рельефными. Поблизости не было никого, кто мог бы их услышать.

– Когда вы в следующий раз завтракаете с Гонзагой на этой неделе?

– Завтра, во вторник. А потом еще раз в четверг. Вы принесли мои вещи?

– Нет. Расскажите мне, как все проходит, когда вы с «мальчиками» отправляетесь на этот ленч. – В зале неподалеку одна от другой висели две боксерских груши – большой тяжелый мешок и легкая груша на эластичных растяжках. Курц надел перчатки и принялся колошматить тяжелый мешок.

Анжелина положила гантели и подошла к скамье, чтобы сделать несколько отжиманий.

– Автомобиль доставляет нас на Гранд-Айленд…

– Ваш автомобиль или Гонзаги?

– Его.

– Сколько там еще людей, кроме водителя?

– Один. Азиат, прирожденный и очень квалифицированный убийца по имени Мики Ки. Но водитель тоже вооружен.

– Что вы можете рассказать мне об этом Ки?

– Он из Южной Кореи. Прошел подготовку в их специальных силах – нечто вроде «зеленых беретов», скрещенных со Смершем. Я думаю, что он получил большой практический опыт, убивая агентов, засланных из Северной Кореи, людей, неугодных режиму, и тому подобное. На сегодня он, вероятно, самый квалифицированный убийца во всем штате Нью-Йорк.

– Когда вы едете на ленч, они заезжают за вами в вашу башню на побережье?

– Да.

– Вас обыскивают перед отъездом?

– Нет. У «мальчиков» оружие отбирают в проходной. Затем нас везут дальше. На входе в главный дом стоит металлодетектор – он спрятан, но он есть, – а затем меня в особой комнате обыскивает женщина, и лишь потом меня допускают к Эмилио. Я полагаю, они боятся, что я проникну к нему со шляпной булавкой или чем-нибудь еще в этом роде.

– Шляпной булавкой… – повторил Курц. – А вы старше, чем кажетесь на вид.

Анжелина как будто не услышала его слов.

– «Мальчики» сидят на диване в вестибюле, и жлобы Гонзаги следят за ними. А когда мы уезжаем, «мальчикам» возвращают оружие.

– Хорошо, – сказал Курц. Он сосредоточился и несколько минут яростно лупцевал мешок. Когда он опустил руки, Анжелина протянула ему полотенце и бутылку с водой.

– У вас был такой вид, будто вы всерьез вознамерились разделаться с мешком, – сказала она.

Курц отхлебнул из бутылки и вытер пот с век.

– Завтра я поеду вместе с вами к Гонзаге.

Губы Анжелины Фарино Феррара побелели.

– Завтра? Вы собираетесь попытаться завтра убить Эмилио? И меня заодно? Вы просто долбаный псих!

Курц покачал головой:

– Я всего лишь хочу побывать там в качестве одного из ваших телохранителей.

– Ого-го! – Она замотала головой так, что в стороны полетели капли пота. – Они позволяют мне брать с собой только двух парней, Марко и Лео, такое было условие.

– Я знаю. Я поеду вместо одного из них.

Анжелина оглянулась через плечо на «мальчиков», которые сидели в соседнем зале и смотрели телевизор.

– Которого?

– Я не знаю. Решим ближе к делу.

– Они с подозрением отнесутся к новому охраннику.

– Именно поэтому я и хочу поехать завтра. В таком случае в четверг я уже буду им знаком.

– Я… – она осеклась. – У вас есть план?

– Возможно.

– В нем предусмотрены бульдозеры и экскаваторы?

– Пожалуй, что нет.

Анжелина потерла подбородок кулаком.

– Мы должны это обсудить. Не могли бы вы прийти в пентхаус сегодня вечером?

– Завтра утром, – ответил Курц. – Сегодня вечером меня не будет в городе.

– Куда, интересно, его черти несут? – спросил детектив Майерс. Они с Брубэйкером провели скучный, бесполезный день на холоде, наблюдая за автомобилем Джо Курца и дверями его офиса, а когда этот сукин сын наконец появился и завел свой ободранный «Вольво», то ублюдок зачем-то повернул на 190-стрит, идущую в сторону южной магистрали I-90. Похоже, он направлялся к шлагбаумам платной автострады, идущей к городу Эри, штат Пенсильвания.

– Какого хрена я должен знать, куда его несет? – огрызнулся Брубэйкер. – Но если он хотя бы высунет нос за черту этого гребаного штата, это будет означать нарушение условий освобождения, и тут-то мы его и поимеем. – Следующие пять минут они ехали в молчании, а затем Брубэйкер фыркнул: – Вот дерьмо!

На последнем повороте перед шлагбаумами автострады I-90 Курц свернул на шоссе 219. Шел снег, начало темнеть.

– Что еще это значит? – скулил Майерс, пока они не спеша катились вслед за Курцем к городу Орчард-Парк. – Здесь когда-то было гнездо Семьи Фарино, но ведь они после возвращения сестрички-монашки перебрались куда-то. Скажешь, не так?

Брубэйкер пожал плечами, хотя он точно знал, где находится новая штаб-квартира Семьи Фарино – в жилом комплексе, носившем название «Прибрежные башни», – так как неподалеку оттуда он еженедельно, каждый вторник, получал жалованье, которое через своего адвоката Альберта Белла платил ему Малыш Героин. Брубэйкер понимал, что Майерс подозревает его в том, что он получает деньги от Фарино, но не знает этого наверняка. Если бы Майерс знал точно, то он захотел бы получить то же самое, а Брубэйкер не любил делиться.