Текст книги "Загадочная смерть Тита Эндора (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Дэн Абнетт
Загадочная смерть Тита Эндора
(Warhammer 40.000 – 44)

Тит Эндор сделал еще глоток и подумал, что жизнь могла бы быть еще хуже

Город был умирающим, пропащим местом, который упорно пытался вернуть себе былую удачу, и Титу Эндору следовало исправить это. Он уже давным-давно утратил ту славу, что сделала Тита восходящей звездой Ордоса. Его ценность, как у фальшивой монеты, определялась лишь тем, что он представлял собой в данный момент. И это была не его вина, просто так сложились обстоятельства.

Это произошло зимой, два или три года назад. Снег шел не переставая, но на городских улицах было столько народа, что он не залеживался надолго. Слякоть забилась в стоки, а края бордюров постепенно обрастали скользким серым льдом. Крошечные снежинки кружились в воздухе в свете уличных фонарей. Они кружились, словно ускользающие мысли или зацепки, которые все никак не хотели собираться в единую картину.

Город назывался Марисберг. А может это был Черикоберг или Жаммштадд? Все они были похожи, грубые города, существовавшие за счет нефтяного побережья западного континента Кароскуры. Зацепки вели его от одного города к другому, от одной серой толпы к другой, и все они были словно две капли воды: те же улицы, те же болезненные лица в уличном освещении, те же бары и столовые, тот же запах мокрого рокрита, тот же снег. Часами он шел, ел в одиночестве, делал звонки, задавал вопросы и просматривал записи, сделанные в его тетрадях.

У него было много тетрадей. Он терпеть не мог инфопланшеты, и ни за что не обменял бы на них свою бумагу. Они были основной частью его багажа. Тит всегда удостоверялся, чтобы за лишнюю пару крон бедный консьерж обязательно перетащил их с улицы в новую арендованную комнату.

Гонрад Малико был профессором этнического разнообразия на Саруме и специализировался на стратифицированном и запретном питании. Эндор был знаком с его официальной биографией, записанной в одной из его тетрадей. В другой, с зеленой обложкой и пометкой «435», было описано его преступление, дерзкий вызов Инквизиции на Эустис Майорис с участием одиннадцати мальчишек-подростков.

Эндор почти поймал Малико в полярном городе Каззад, но у него было недостаточно времени, да и наводка оказалась слишком расплывчатой. В этом не было его вины, просто так сложились обстоятельства.

Тит Эндор унаследовал любовь к симфонической музыке от Хапшанта, своего первого учителя. Сидя поздним вечером в баре со стаканом в руке, Эндор все время думал о Хапшанте. «Поверьте, это был настоящий герой, – говорил он собеседнику, обычно это был бармен или какой-нибудь одинокий пьяница напротив, – но в конце концов совсем обезумел, – всегда добавлял он, при этом постукивая себя по лбу, – черви в его голове».

Эндор помнил те далекие дни, когда он терпеливо заводил старый вокскордион, который Хапшант таскал повсюду с собой, чтобы тот проигрывал старые виниловые пластинки с симфонической музыкой, помогающей учителю думать. Он был учеником Хапшанта, лучшим учеником. Эндор служил у Хапшанта следователем до конца жизни этого великого человека. Но вообще-то у него было двое следователей – Тит и его друг Грегор. Они были лучшими друзьями, пока служили ему, да и после тоже. Однако только Титу пророчили блестящее будущее, Грегор же был слишком серьезным и лишенным всякого обаяния. Они оба стали инквизиторами, и оставались при этом друзьями. До тех пор, однако, пока несколькими годами ранее он не совершил ошибку, которую Грегор не смог простить. И в этом не было вины Эндора, так сложились обстоятельства.

Его любовь к классическому репертуару перешла к нему от Хапшанта, и поэтому представления в марисбергской Театрикале не были для него занудным времяпрепровождением. Он прибыл в огромный украшенный позолотой дворец, высокие окна которого были освещены тысячами желтых шаров. Эндор стряхнул снег с плеч и направился в бар, где пробыл до начала представления. Вельможи все прибывали и прибывали, одни в сюртуках и шелковых галстуках, другие же в мантиях и головных уборах, и всех их Эндор оценивал взглядом знатока. Иногда он доставал из кармана своего пальто тетрадь и строчил туда заметку-другую.

Зрительный зал был отделан в багровых тонах, обит алым и обставлен позолоченными деревянными статуэтками. Когда повсюду зажегся свет, ему показалось, будто он находится в огромном пульсирующем сердце. Он сидел в партере, никогда не занимая одно и то же место. Его сложенная программка и арендованный бинокль лежали на коленях.

Малико всегда использовал частную ложу, слева от сцены. Ночь за ночью Эндор через бинокль наблюдал слабые латунные блики на темном балконе, когда в оперном бинокле преступника отражался свет сцены.

Он определил номер ложи – «435». Не важно, как быстро Эндор поднимался со своего кресла и направлялся к выходу на улицу, он никогда не мог поймать съемщиков 435-ой. Это раздражало его, хотя в этом не было вины Эндора, так складывались обстоятельства.

Любструм, его следователь, пропал несколько дней назад, после того как Эндор послал его во дворец записей в Жаммштадде, чтобы тот собрал материал на Малико и его подельников. Он опаздывал, возможно, выполняя свою задачу, а может и просто прожигал время. Эндор счел Любструма перспективным кандидатом, когда впервые встретил его, однако выяснилось, что тот бездельник, без тяги к тяжелой работе, главного требования Ордо. Он бы сильно удивился, если бы когда-нибудь обнаружил себя за подписанием документов, утверждающих продвижение Любструма к получению полноценной инсигнии.

Оркестр начал увертюру, вихрь из струнных и резких звуков рога. «Речь Зорамера», одна из любимых работ Хапшанта. Эндор откинулся назад, поглядывая время от времени на ложу. Только случайные блики поднятого бинокля, лишь намек, что там кто-то есть.

Голова раскалывалась. Музыка совершенно не помогала. Его голова слишком часто болела в последнее время, и Эндор проклинал этот климат, который он был вынужден терпеть, преследуя Малико.

Сцена купалась в желтом свете направленных ламп. Красный занавес поднялся, и вперед вышли танцоры, на заднем плане возникли гололитические горы и леса, руины какого-то храма, безмятежные и неподвластные времени.

Энергично вступили духовые, и призрачные танцоры закружились, мягкие и белые, словно снежные хлопья. Одна из них сразу же привлекла его внимание. Стройная, она взлетела, ее ноги двигались безупречно, а руки были выразительны и безукоризненны. Ее волосы были собраны в пучок, лицо бесстрастно, словно посмертная маска, сухое и белое, цвета слоновой кости, а скулы стремились к совершенству математической симметрии.

Эндор перевел взгляд с ее мощных, привлекающих внимание бедер на частную ложу. Отблеск на латуни. Он тоже смотрел на нее.

После представления Эндор направился в бар на Зейк-стрит, яркий, сверкающий зал из зеркал и хрустальных люстр. Там собралось множество господ из Театрикалы.

– Что будете пить, господин? – спросил бармен.

– Зерновой жойлик со льдом и ломтиком цитруса, – попросил Эндор.

Это был его любимый напиток с тех пор, как он и Грегор впервые зашли в бар на Зансипл-стрит, чтобы отметить окончание трудного дня. «Жаждущий орел». Да, точно, «Жаждущий орел». Как же давно это было.

Выпивку поставили на бумажную салфетку. Жойлик был ужасен и слишком теплый. Лед растаял слишком рано, оставив цитрус плавать в одиночестве.

Он все же допил его до конца и заказал еще. Головная боль стала проходить.

Комната полнилась громкими голосами и оживленными разговорами. Эндор думал позвонить Любструму, но не хотел оставлять еще одну бесполезную голосовую запись.

Он заказал еще один стакан и откинулся на стуле, чтобы лучше разглядеть зал. Почти все – мужчины, одетые в щегольские вечерние костюмы. В них присутствовало что-то раздражающее и панибратское, будто это был закрытый мужской клуб. Они громко шутили друг над другом и дружески хлопали по спинам. Здесь было всего несколько женщин – жен и куртизанок – и они, словно магниты, собирали вокруг себя толпы внимательных мужчин.

«Кароскуре нужны женщины», – записал Эндор в тетради, подчеркнул это и поставил два восклицательных знака. Как и многие другие колониальные миры, основывавшие свою экономику на разработке месторождений, Кароскура объявляла набор рабочих-специалистов, обещая оплатить их переезд и прочие расходы, чтобы привлечь профессионалов. Мужчины стекались сюда со всего сектора в погоне за большими деньгами. Женщин же здесь хронически не хватало. По последней переписи, соотношение мужчин и женщин на нефтяном побережье превысило десять к одному.

Эндор скучал по женскому обществу. Он никогда не испытывал проблем в отношениях с ними. В прошлом его обаяние, внешний вид и профессиональный статус покоряли любую даму, на которую он обращал внимание. Кароскура тяготила его.

Он вернулся к себе на квартиру. Любструма там не было, как и не было звонков от него. Эндору показалось, что груды тетрадей были перерыты и переставлены. Он начал разбирать их. Кто-то обыскал его комнату?

Эндор проснулся поздно, умылся и начисто выбрился. Он посмотрел на свое отражение в зеркале. «Мы все становимся старше», – сказал он себе. Исчерченное морщинами, болезненно бледное лицо. «Это все из-за зимнего освещения», – уверил себя Тит.

Из соображения удобства он решил связать седеющие волосы в пучок. Его тело сплошь было покрыто шрамами, отметинами былых сражений, самый большой из которых был на ноге. На шее Эндора болтался кривой зуб заурапта на черном шнурке. Грегор вытащил этот зуб из него сразу после того, как они прогнали зверя. Бронтотаф, да, точно, это было на Бронтотафе. Как давно это случилось?

Они были хорошими друзьями, даже лучшими, почти братьями, до того проклятого дела несколько лет назад, той ошибки, которую Грегор не смог простить. Но в этом не было вины Эндора, так сложились обстоятельства.

Это было печально. Эндор скучал по старому другу. Он хотел знать, как сложилась судьба Грегора. Наверняка ничего особенного, Грегор никогда не подавал особых надежд.

Эндор снова посмотрел в зеркало и дотронулся до зуба. Согласно поверьям, Тит был проклят. По легендам, даже после смерти заурапт продолжает охотиться за своей жертвой, в том числе и за той, что избежала его клыков. Дух заурапта был где-то рядом, выслеживая Эндора. Однажды зверь все-таки поймает его, и книги пополнятся еще одной историей.

Тит Эндор громко рассмеялся. Множество призраков охотились за ним, и какая-то хищная рептилия была далеко не первой в этом списке.

Инквизитор должен рассуждать здраво о подобных вещах.

Зуб висел на шее тяжким грузом.

Эндор заплатил человеку, чтобы тот пропустил его в Театрикалу до начала выступления. Он бродил по верхней галерее, разыскивая дверь в ложу «435». Ее не было. Пол галереи устилала красная бархатная дорожка, а на стенах наклеены кроваво-красные обои. Эндору показалось, будто он бредет по гигантской артерии. В воздухе стоял застарелый запах палочек лхо. Вот ложи «434» и «436». Его длинные пальцы скользили по мягкой красной стене в надежде найти потайную или скрытую дверь.

Любструм не возвращался. И без того неважное, его настроение только ухудшалось от ноющей головной боли. Эндор послал курьера с отчетом в Ордос. В своей квартире со стаканом жойлика в руке он листал тетради, пытаясь выстроить хоть какую-нибудь понятную картину.

435. Гонрад Малико. Отблески света в оперном бинокле. Девушка. Девушка, стройная танцовщица.

Время от времени он думал о Грегоре. Эндор всегда был ярким, красивым, хитрым и популярным. Грегор же представлял собой послушного, усердного, флегматичного и твердого человека.

– Где же ты, мой старый друг? – спрашивал Эндор вслух. – Я всегда был фаворитом Хапшанта, и смотри, какую карьеру я сделал. Чего же добился ты?

Давняя ошибка по-прежнему тяготила его. Эндор оказался в трудном положении, чертовски трудном. Начались расследования некоторых его прошлых дел. Детали исказили, а обвинения сфабриковали, но все это было лишь мелочным сведением старых счетов. Ему не оставили выбора. Когда Ордо Маллеус предложил ему перевод, он не смог отказаться. Они сказали Эндору, что Грегор перешел черту, и если он поможет вернуться старому другу на правильный путь, то обвинения будут сняты. Эндор не шпионил за ним. Он всего лишь присматривал за старым другом. В этом не было его вины, так сложились обстоятельства.

Он пошел на следующее представление в Театрикале, а потом направился в клуб, где влился в компанию унтер-офицеров, находящихся в увольнительной. Эндор последовал за ними в следующий бар, а затем в уличный танцевальный салон. Вопреки глобальной статистике, он изобиловал женщинами, женщинами с которыми можно было потанцевать.

Танец назывался зендов, столь же эротический, сколь и формальный. Он становился все более популярным. Кто-то сказал Эндору, что все это из-за дисбаланса в численности мужчин и женщин, ведь первоначально этот уличный танец для низших классов исполнялся только в борделях. Зендов позволял мужчине провести пять или десять минут в контакте с женщиной, очень близком контакте. Зендов-клубы постепенно становились самыми посещаемыми местами на Кароскуре.

Эндор заказал еще выпивки, и его взгляд упал на нее, ту девушку, стройную танцовщицу. Она стояла перед зеркальной барной стойкой, курила палочку лхо и просматривала свою карточку танцовщицы. Он не узнал ее сначала, одетую в накидку из золотых перьев и леопардовую шляпу, с абсолютно измененным макияжем. Но лишь только взглянув на ее позу, на ноги и на то, как она держит свою голову, он понял кто она.

Эндор подошел к ней и предложил купить выпить. Она отстраненно посмотрела на него и спросила, как его зовут. У нее был ужасный акцент.

– Тит, – он ответил.

Девушка записала это в своей карточке. «Вы будете пятым, господин Тит, – ответила она и добавила, – амасек со льдом». Танцовщица отошла от Эндора, приобняла какого-то унтер-офицера и повела его на танцпол.

Эндор пребывал в недоумении, пока не понял принцип их работы. Большинство женщин в баре были танцовщицами из Театрикалы. Они подрабатывали парными танцами здесь, эффективно пользуясь недостатком женского общества на Кароскуре. Не удивительно, что зендов-клубы были так популярны. Их владельцы хорошо платили девочкам в свободное от основной работы время. Они предоставляли изголодавшимся мужчинам пятиминутную близость с женщиной, пока играла музыка, а ждущие своей очереди тем временем хорошо напивались.

Когда она вернулась, то нашла Эндора за барной стойкой:

– Господин Тит?

– Как тебя зовут? – спросил Эндор, пока она вела его на танцпол.

Она удивилась такому проявлению заботы, но все же ответила:

– Мира.

Заиграла музыка. Эндор наблюдал за танцорами и успел выучить движения. Его разум работал на полную. Он прижал ее к себе, и они закружились между другими танцующими парами. Сверкающие шары вращались над ними, отбрасывая вниз вьюгу сверкающих огоньков, больше похожих на снежинки.

Она прижалась к нему, упругая, источающая жар. Эндор чувствовал, какое крепкое жилистое тело ей принадлежало, какое оно было жесткое. Миниатюрная, но сильная. От нее пахло духами, но аромат не мог скрыть ее жара, остатки поспешно смытого балетного макияжа и легкий запах пота. Она приехала сюда прямо из Театрикалы, вероятно второпях переодевшись в гримерной.

Пот, жесткие руки, аромат палочек лхо. Это опьяняло его. Это притягивало к ней. Он заметил у нее старый шрам на затылке, чуть ниже линии роста волос.

Музыка закончилась.

– Спасибо, Мира, – он поклонился, – твой амасек ждет тебя у барной стойки.

– Моя карточка переполнена, я подойду попозже.

Должно быть, он выглядел разочарованным.

– Где Вы научились танцевать? – спросила она.

– Здесь, только что.

Она нахмурилась.

– Я не люблю лжецов. Никто не может научиться танцевать зендов за один вечер.

– Я и не лгу. Я смотрел и учился.

Она прищурилась. Жесткие глаза на жестком лице.

– Вы не очень хорошо двигаетесь, – сказала она, – но знаете шаги. На самом деле это отлично, но, все же, Вы слишком жесткий. Ваши плечи слишком зажаты.

Эндор поклонился снова.

– Я запомню это. Быть может, ты научишь меня еще каким– нибудь тонкостям этого танца?

– Простите, но моя карточка переполнена.

– И даже в конце ночи нет места?

Музыка заиграла снова. Флотские офицеры, уже ожидавшие ее, начинали злиться.

– Не забудьте про амасек, – сказала она, – быть может в конце ночи.

В зендов-клубах конец ночи означал рассвет. Множество мужчин ожидало танца с изнеможенными девушками. Пока Эндор шел в уборную, он увидел трех или четырех танцовщиц без обуви, которые курили палочки лхо и растирали кровоточащие пятки и опухшие пальцы.

Он вышел на заснеженную улицу в поисках общественного вокс-автомата. Эндор набрал номер Любструма и вновь попал на голосовой автоответчик.

– Где тебя носит? – проорал он в трубку. – Где ты?

Два стакана стояли на барной стойке. В одном жойлик с медленно тающим льдом, амасек в другом. Было полпятого утра.

– Господин Титан?

– Тит, – поправил он, обернувшись. То, что ему открылось, заставило его забыть про пульсирующую боль в висках, – меня зовут Тит.

– Простите. Это для меня? – кивнула она.

Он улыбнулся. Мира немного пригубила амасек.

– Последний танец? – спросила она.

– Я ждал этого.

Что-то в ее взгляде сказало Эндору, как сильно она презирает мужчин, которые ожидают танца с ней.

Она отвела его на танцпол. Ее тело источало жар, как и прежде, но сама она была холодна. От нее больше не исходило тепла. Аромат дыма лхо и пота перебивал какой-то приглушенный нездоровый запах.

– Опустите плечи, – сказала она, как только заиграла музыка, – поверните голову. Не так сильно. Развернитесь вот так. А теперь поворот. Да. Назад и назад.

– У меня получается? – спросил он. Эндор чувствовал себя так, будто танцует с трупом.

– Ногами Вы работаете хорошо. Даже отлично. Спина же все еще слишком жесткая. Развернитесь, еще, вот так.

– Ты – хороший учитель.

– Я делаю то, за что мне платят.

– Ты устала.

– Каждый день такой долгий, – прошептала Мира, положив голову ему на грудь. Вдруг она резко посмотрела на него. – Пожалуйста, не говорите моему боссу, что я это сказала. Он урежет мне зарплату.

– И не собирался, – улыбнулся Эндор, искусно закружив ее, – я знаю, как долог твой день. Я был в Театрикале. Ты великолепно танцуешь.

– Здесь платят лучше, чем за то классическое дерьмо, – ответила она. Мира подняла на него глаза. – Вы за мной следите?

– Нет. Я просто пришел сюда и увидел тебя.

– И выучил зендов.

Он усмехнулся.

– Что-то вроде того. Мужчины в этом мире, наверно, все время следят за женщинами. Здесь вас слишком мало.

– Это стало проблемой, – подтвердила она.

– За тобой тоже следят?

– Я уверена, что так они и делают.

– И кто же следит за тобой? – спросил он.

Они сделали поворот и выполнили проход, после чего закружились снова.

– Как ты получила свой шрам?

Ее передернуло.

– Ненавижу, когда мужчины замечают его.

– Прости.

– Это не важно.

– Тогда ты все-таки расскажешь?

– Я получила его много лет назад, это все, что могу сказать.

Он кивнул и опять закружил ее:

– Прости, что спросил. У всех нас свои шрамы.

– И это правда, – согласилась Мира.

Музыка закончилась. Эндор отступил назад и посмотрел на нее.

– Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем больше, – сказала она тихо.

– Давай выпьем?

– Мои ноги просто убиты, господин Тит.

– Тогда, может быть, я буду первым в твоем завтрашнем списке?

– Так нельзя. Приходите завтра, и мы снова станцуем.

Она направилась прочь. Все постепенно расходились. Эндор пошел к бару, где бармен домывал последние стаканы.

– Зерновой жойлик со льдом и ломтиком цитруса, – заказал он.

Бармен вздохнул и принялся готовить напиток. Когда Эндор оглянулся, девушка уже ушла.

Он вернулся домой уже засветло. Снег медленно падал на землю, создавая белую непроницаемую завесу. Эндор бросил тетрадь на стол, снял пиджак и рухнул на кровать.

Ему снился Хапшант. Черви вылезали из его слезных протоков. Эндор пытался уничтожить их. Грегор кричал ему, что он дурак. Хапшант зашелся в спазмах, его каблуки стучали по паркету.

Он открыл глаза, но стук продолжился. Это было неожиданно, тем более так поздно вечером. Эндор сел, полностью одетый. Стук повторился, и это были не каблуки Хапшанта.

Эндор подошел к двери и приоткрыл ее.

Перед ним стоял Любструм.

– Почему? – спросил он.

– И тебе привет, – ответил Эндор.

Любструм прошел мимо него в комнату.

– Трон Терры, Тит! Почему? Почему Вы продолжаете делать это?

– Делать что?

– Звонить мне. Оставлять эти сообщения и…

– Где ты был? – спросил Тит.

Любструм повернулся и посмотрел на него.

– Вы опять забыли, не так ли?

– Забыл что? Следователь, я полагаю, что в последние недели, ты слишком часто пренебрегал своими обязанностями. Боюсь, что буду вынужден послать в Ордос выговор и…

– Опять, опять то же самое, – вздохнул Любструм.

– Опять что, следователь?

Любструм кинул ему инсигнию.

– Я инквизитор, Тит. Инквизитор.

– С каких пор?

– Вот уже четыре года. С того дела на Геспере. Вы сами выдвинули меня. Вы не помните?

– Нет, я этого не делал, – нахмурился Эндор.

Любструм сел на кровать.

– Трон, Тит. Вы должны прекратить делать это со мной.

– Я не знал.

Любструм с жалостью посмотрел на него.

– Что Вы здесь делаете?

– Преследую Гонрада Малико. Ты же знаешь.

– Мы схватили Малико пять лет назад. Теперь он в штрафной колонии на Иззакосе. Вы не помните?

Эндор задумался. Он подошел к столу и вылил из бутылки остатки жойлика в грязный стакан.

– Нет, нет, я не помню этого. Совсем.

– Ох, Тит, – пробормотал Любструм.

– Малико на свободе. Он здесь, и он на свободе. Я его почти поймал, девушка из Театрикалы и ложа «435»…

– Хватит! Остановитесь!

– Любструм?

Он поднялся с кровати и подошел к Эндору.

– Покажите мне свою инсигнию.

Эндор сделал глоток и достал из кармана футляр.

– Смотрите. Вы видите, Тит? – спросил Любструм, открывая кожаный футляр. – Здесь пусто. Вы были отлучены три года назад. Ваши полномочия отозваны. Вы больше не инквизитор.

– Конечно, я инквизитор, – ответил Тит, игнорируя пустой футляр, где когда-то была вшита его инсигния, – и работаю в условии Особых Обстоятельств.

Любструм печально покачал головой.

– Тит, я уже устал помогать Вам. О Трон, Вы должны прекратить вызывать меня. Хватит притворяться.

– Притворяться? Да как ты смеешь!

Любструм направился к двери.

– Это последний раз, когда я прибежал на ваш вызов, Вы поняли? Самый последний раз.

– Нет, я не понял. Твои манеры поражают меня, следователь. Малико все еще здесь.

Любструм обернулся и в последний раз взглянул на него.

– Нет, Тит. Его здесь действительно нет.

Остаток вечера Эндор прогуливался по парку. Черные деревья и кованые железные скамейки были покрыты мокрым снегом. Он задавался вопросом, как Малико добрался до Любструма. Что у него есть на следователя? Эндор сел на одну из скамей и начал строчить набросок отчета в свою тетрадь, в котором разоблачал связь Любструма с преступником, а так же рекомендовал немедленно задержать его и отстранить от занимаемой должности. Скамья была холодной и сырой, а от промокшей одежды у него разболелась голова, поэтому он зашел в ближайшее кафе, где заказал кружку горячего шоколада с капелькой амасека.

Стремительно темнело. Снег не прекращался, и Эндору уже почти стало казаться, что бледное небо этого мира состояло лишь из снежинок, которые случайно отрывались от небес и обнажали первозданную тьму, на которую их наклеили.

Эндор вернулся в зендов-клуб рано, еще даже до того, как закрылась Театрикала, и все это время ожидал девушку, но она так и не появилась. Он прождал ее полночи, и лишь затем начал задавать вопросы. Остальные танцовщицы были немногословны. Они хорошо знали, что нельзя давать ни каких личных данных мужчине, посещающему клуб.

В конце концов Эндор за непомерно большую сумму крон подкупил младшего бармена, чтобы тот проскользнул в кабинет директора и подсмотрел адрес девушки в бухгалтерской книге.

Они встретились у рабочего входа, и Эндор, отдав деньги, получил заветный свернутый листок:

Мира Залид, Арбоган 870.

Эндор решил подождать до утра, но беспокойство снедало его. Он купил бутылку амасека в таверне на Орошбили-стрит и сел в поезд на магнитной подвеске в Корсо Сэйнт Хелк в северной части города. Эндор доехал до конечной станции, после чего ему долго пришлось пробираться по рокритовым проходам: Золинген, Зарбос, Арбоган.

Лестничные пролеты были абсолютно не освещены, а кое-где и завалены мусором. На пятом этаже бушевала семейная ссора, их соседи кричали, требуя прекратить шуметь. Как раз перед тем, как он, наконец, отыскал дверь с табличкой «870», Эндору пришло в голову, что 870 – это два раза по 435.

Тит стоял в мрачном коридоре, слушал, как в шуме и криках разрушается чья-то личная жизнь, и размышлял, что может означать подобное совпадение чисел. Числа могут быть опасными. Жизненный опыт и насыщенная событиям карьера подтверждали это. Некоторые из них, как правило, абстрактные математические конструкции, обладали особой властью. Эндор слышал о нескольких случаях, когда когитаторы подвергались тлетворному воздействию варповых чисел, а сам он много лет назад был участником другого дела, когда какой-то старый дурак ошибочно полагал, что обнаружил Число Разрушения. Эндор и Грегор без проблем схватили его, тогда они восприняли его всерьез. Он забыл имя того глупца, какой-то старый писец, но все равно помнил этот случай. Тогда они были следователями, он и Грегор, и только начинали свою карьеру. Они были друзьями.

Много лет назад, в другой жизни.

Его разум блуждал по старым воспоминаниям. Вдруг Эндор моргнул и удивился, как же долго он простоял в темном коридоре рядом со 870-ым блоком. Скандал утих. Откуда-то раздавался слабый звук зендова, проигрываемого на старом вокскордионе.

Он решил, что нужно успокоить нервы глотком амасека, и обнаружил, что бутылка в руке уже наполовину опустела.

Эндор постучался.

Никто не открыл. Кто-то в соседней квартире в полусне закричал в объятиях ночного кошмара.

Он постучал снова.

– Мира Залид? – позвал он.

Дверь была сделана из дерева, обитого железом, и запиралась на три цепочки и двойные засовы, соединенные с замком фирмы «Блом эт Сью», который был слишком дорогим для такого жилья. Эндор порылся в кармане брюк и нашел свой универсальный ключ. Тонкие лезвия выступили из рукояти, проскользнули в замок и зашуршали, изучая его устройство.

Он подождал. Последний шорох, и универсальный ключ повернулся. Замок поддался, и засовы с грохотом вращающихся барабанов сдвинулись.

Эндор засунул универсальный ключ в карман и распахнул дверь ногой.

– Мира?

В запущенной квартире было холодно и темно. Окна зала выходили на вымощенный шлакоблоком внутренний двор и были открыты нараспашку. Через них внутрь залетал снег. Шторы из прохудившейся ткани частично затвердели от холода. Он натянул латексные перчатки и щелкнул выключателем. Потолочные светильники стали медленно и лениво загораться. Фиолетовая плесень уже колонизировала чашки и тарелки на маленьком обеденном столе. На голом полу валялось перевернутое кресло. На стенах беспорядочно висели пикты со смеющимися друзьями и семейными торжественными собраниями, они теснились между театрикальскими афишами и программами с пяти миров: Гудруна, Эустис Майорис, Бронтотафа и Лигерии.

В спальне никого не было. Единственную кровать с измятым постельным бельем отодвинули к стене, а на освободившемся пространстве желтым мелом нанесли отметки. Знаки были выполнены в виде стрелок, которые кружились и пересекались, рядом с ними стояли цифры. 4,3,5 а затем 8, 7 и 0. Слева цифры 8 и 7 образовывали столбец. Эндор подумал, что 5 входит в такт с 435 87.

Эндор сошел с отметок, достал небольшой хромированный пиктер и сделал несколько снимков.

Он почувствовал, как по спине побежали мурашки. В небольшом шкафу лежали десятки плотно сложенных кружевных и сетчатых танцевальных костюмов. Все они очень слабо пахли потом и дымом лхо. Эндор просунул руку внутрь, через обувь и шляпы, к внутренней стенке шкафа. Там лежала книга.

Эндор вытащил ее.

Это было запретное издание «Стратификации предпочтений в еде субрас Звезд Гало» Соломона Тарша. Малико использовал этот псевдоним для публикации своих самых скандальных теорий. Эндор улыбнулся. Все становилось на свои места. Он положил книгу в пластековый пакет для улик и засунул его в карман. Тит покопался еще немного и обнаружил ожерелье из искусственного жемчуга, небольшую шкатулку для ювелирных украшений и амулет из прутьев и перьев.

Все это он упаковал в пакеты для улик.

На кухне царил промозглый бардак из грязи и жира, а так же скопилась гора немытой посуды. Он направился в ванную.

Жестокая смерть отметила своим присутствием эту небольшую, выложенную кафелем комнату. Кровь была повсюду: размазана по стенам, коркой засохла на черных стульях и темными полосами растекалась по эмалированной ванне. По разбросу и направлению капель, Эндор определил, что здесь произошла бешеная бойня, жертве нанесли множественные удары коротким обоюдоострым лезвием. Занавесок в комнате не было, а кольца на перекладине были сломаны или погнуты, значит, убийца завернул в него тело и унес труп.

– Мертва ли ты, Мира? – спросил он вслух. Вряд ли. Убийству явно было больше недели, а Эндор танцевал с ней только прошлой ночью.

– Кто здесь? – раздался чей-то голос. Эндор опешил. – Пошел прочь, если только ты – не Мира!

На слух голос принадлежал шестидесятилетнему старику с двадцатью или тридцатью килограммами лишнего веса. Эндор расстегнул наплечную кобуру так, чтобы быстро выхватить оружие, и вышел из ванной комнаты. Луч фонарика ударил ему в лицо.

– Что ж, могло быть и хуже, – произнес шестидесятилетний голос с избыточным весом.

– Прекратите светить мне в глаза, пожалуйста, – попросил Эндор.

Луч отъехал в сторону, и Тит разглядел толстого старика, вооруженного боевым дробовиком. Стволы оружия глядели прямо на Эндора. Старик был одет в пижамные штаны и расшнурованные армейские ботинки, а его живот выпирал из-под грязного бронежилета. Старые гвардейские знаки отличия, изношенные нашивки, украшали накинутый сверху пиджак.

– Кто Вы? – спросил Эндор.

– Здесь я задаю вопросы, – ответил старик, недвусмысленно покачав дробовиком. – Ты кто такой?

– Я – друг Миры.

Старик фыркнул.

– Все вы так говорите. Но другие по крайней мере ни разу не забирались в квартиру.

– Она дала мне ключ.

– И с чего бы она так поступила? – спросил он в ответ.

– Потому что мы друзья, – ответил Эндор.

– Мы ходим по кругу. Почему бы мне попросту не вышибить тебе мозги?