Текст книги "Голубая ива"

Автор книги: Дебора Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Твоему холмику я поклонюсь,

Ибо он твой, но где он?

Мы бы скитались по новым мирам,

Ибо этот свет сошелся на твоем доме.

Поэт Джорджии

Глава 19

Второе января. Прошел целый день нового года.

Артемас бросил папку с записями на стол и повернулся к окну. Неприглядная картина автостоянки и нагромождение обычных офисных зданий из стекла и бетона напомнили ему, что это арендуемое фирмой здание было лишь жалким подобием неоготической грациозности Коулбрук-билдинг с его зелеными насаждениями, напоминающими величественные парки и сады.

Он уполномочил адвокатов продать Коулбрук-билдинг инвесторам, желающим сделать вложения в недвижимость. Пусть обновят вестибюль и отремонтируют здание. Конечно, ни о каком мосте и величественном саде с возвышающейся голубой ивой и речи быть не может.

Артемас начал взволнованно расхаживать по комнате. Он мог бы не продавать это здание, а доделать, как планировалось. Не важно, что окружающие воспримут это смелым предприятием, главное, это стало бы дурным поступком по отношению к своей семье и семьям погибших служащих.

Он остановился, равнодушно уставившись на огромную рождественскую елку; рабочий развернул ее поперек улицы. Все Рождество прошло как во сне. Они собрались у Элис и Джеймса в их новом каменном доме над рекой Чатахучи. Это место располагало Джеймса к думам о средневековье, которым брат всегда интересовался. Пожалуй, судя по настроению каждого из них, этот праздник казался Коулбрукам таким же приятным, как пребывание в темной, роскошной тюремной камере.

Ему хотелось знать, как отмечает Рождество Лили, каковы ее дальнейшие планы, хотелось знать все, что она делала в течение последних месяцев. Он не спешил встречаться с ней только потому, что хотел дать ей возможность восстановить силы. Тамберлайн звонил ей регулярно, но разговаривал недолго.

– Артемас? Мне очень нужно с тобой поговорить.

Артемас увидел в дверях Тамберлайна. Надо же – легок на помине!

– Проходи. Я тебя и не заметил. Извини.

– Ты витал в каких-то заоблачных высях.

– Гораздо ближе.

«До Голубой Ивы пятьдесят миль».

Он мог бы переехать туда, но дело в том, что Лили жила в городе у тети. Значит, надо наладить отношения со всеми остальными, причем очень деликатно, без каких-либо конфронтации и агрессий.

– Что? – Он недоумевающе посмотрел на хмурое лицо Тамберлайна.

Тамберлайн закрыл дверь.

– Среди рабочих в поместье ходят слухи, – Тамберлайн секунду колебался, – что кто-то расчистил место Маккензи. Будто собираются там жить. Думаю, это Лили.

* * *

Хопвел кипел от злости, заставляя качаться рождественские гирлянды на парадной двери Мод и красные ягоды на веточках нандинии [20]20
  Нандиния – вечнозеленый кустарник.


[Закрыть]. В холле раздались легкие торопливые шаги, за обледенелыми окнами показалось какое-то красно-белое пятно. На пороге появилась Маленькая Сис.

– О, Хопвел, с Новым годом!

В глазах ее угадывалась лукавинка и злость, а также немного кокетства. Хопвел, смутившись, отвернулся.

Ужасная женщина! У нее есть внуки, и ей не следовало бы так смотреть на него.

На голове у нее он увидел большой венок из ветвей остролиста, перевязанный красной лентой, распутно вплетенной в седые волосы, заколотые на макушке. В вызывающе красном свитере и голубых джинсах, она, скрестив ноги, словно застыла у двери. Маленькие красные кристаллики кварца покачивались под мочками ушей.

– Чем обязана вашему посещению? Если признаетесь, я угощу вас вином и имбирным печеньем.

Он сжал кулаки и сунул руки в карманы ветхого пальто с такой силой, что швы, казалось, вот-вот совсем разойдутся.

– Лили, конечно, здесь нет? Клянусь, я знаю, где она. Вы что, принимаете меня за дурака? Думаете, я не в курсе, что она делает все эти месяцы? Полагаете, она безнаказанно может творить все прямо у меня под носом?

Радушное выражение постепенно сошло с лица Маленькой Сис.

– Если бы ты не был неряшливым старым отшельником, который только и делает, что смотрит телевизор, ты бы уже давно заметил это.

– Мои дела тебя не касаются, слабонервная старая пьяница!

– Неплохо бы призадуматься! За несколько лет ты совсем запустил магазин, дом и теперь выглядишь как оборванец! Со смертью твоей жены, с очередной отсидкой Джо твоя жизнь еще не кончилась!

– Я хочу поговорить с Лили!

Он топнул обшарпанным ковбойским ботинком. Одна ягода нандинии упала на венок Сис. Выпятив трясущуюся челюсть, он грозно наклонился к Маленькой Сис.

– Она действительно ошивается на ферме с тех самых пор, как переехала сюда? Херберт Бетти в садоводческом центре в Виктории сказал мне, что весной она покупала семена и удобрения. Но ведь здесь она ничего не выращивала…

Маленькая Сис пальцем ткнула в его грудь.

– Однажды она съездила на свою старую ферму и вернулась, одержимая одной-единственной идеей – работать там. Тогда ей станет лучше. Понятно, что ты бы этого не одобрил, поэтому мы молчали. Но ведь она всего лишь уезжает с нашими садовыми инструментами и проводит там кое-какие опыты!

– Чего она хочет? Я не продам ей это место!

– Она теперь не сможет выкупить ферму, даже если бы ты и предложил. У нее остались лишь старенький грузовичок и безобразная собака.

– Коулбрук хотел, чтобы она приобрела это место! Я никогда не доставлю удовольствие этому ублюдку! А из-за Джо особенно!

Маленькая Сис беспокойно посмотрела на него:

– Если ты запретишь ей появляться там, то, клянусь, я наведу на тебя порчу и ты будешь чувствовать себя как расстроенное пианино.

– Не говори чепухи. Я, гм, может, мне и все равно, раз уж она не собирается снова завладеть своей фермой.

Сис повеселела. И, посмотрев на него, сказала:

– А знаешь, Хопвел, может, у нас с тобой что и получилось бы. Ведь мы не такие уж старые…

– Мне не нравятся женщины, которые носят кусочки кварцевых камней словно магические тотемы, которые говорят как какие-то хиппи и бегают в магазин, заваленный книгами Шерли Мак-Лейн [21]21
  Мак-Лейн Шерли (р. 1934) – американская актриса и танцовщица. Обладательница премии «Оскар». Известная феминистка.


[Закрыть]. Ты наконец скажешь, где мне найти Лили?

Маленькая Сис тотчас подобралась.

– Ты – узколобый старый козел. Она только что уехала отсюда на свою ферму.

– Спасибо, мадам, – вежливо сказал он.

Повернувшись на своих сношенных каблуках, он спустился с крыльца и широким шагом направился к захудалому грузовику. Хопвел не нуждался в ее навязчивых симпатиях или возмутительных намеках. Ему просто-напросто хотелось отомстить Артемасу Коулбруку. Может, Лили поможет ему добиться этой цели?

* * *

Лили только что нарядила рождественскими украшениями маленький кедр во дворе. Бросила картонную коробку в кузов, села на задний откидной борт и слегка обняла золотистую шею Люпы. Веял слабый холодный ветерок, напоминающий легкое дуновение дымка, который, казалось, струился между холмами. Раскачивались ветви кедра, бумажные гирлянды, смутно напоминающие ангелов – Стивен делал их в детском саду, – ударялись о хрустальные украшения, выгравированные в честь их с Ричардом бракосочетания. Чопорные, вышитые десятилетия назад бабкой Маккензи звезды плавали подобно привязанным снежинкам. Иголки цеплялись за крохотные, ярко раскрашенные деревянные сани и человечка, колющего орехи, которых сделал Ричард.

Теперь она особенно остро почувствовала свое одиночество; надо бы разобраться в самой себе. Подняв воротник своей куртки и вытерев потные руки о джинсы, она вдруг увидела мистера Эстеса. Заглушив мотор, он направился по дороге, удивленно разглядывая украшения на дереве.

Лили поспешила оправдаться:

– Я украсила дерево только на время. Я все сниму, когда буду уезжать.

К горлу Лили подступила горечь.

– Думаю, вам не составило бы труда заблокировать дорогу так, чтобы здесь не сваливали мусор. – Она мотнула головой в сторону заросшего поля за ручьем и ивами и семейного кладбища у основания холмов. – И еще: на нашем кладбище весной я нашла пивные банки и дилдо. Если вы не знаете, что такое дилдо, сэр, я объясню.

Мистер Эстес переминался с ноги на ногу, то приходя в ярость, то вновь остывая:

– Закрой свой рот. Я приехал сюда, чтобы завоевать твое расположение.

Она спрыгнула с борта и, сжав кулаки, подступила к нему. Люпа кружила подле, скалясь и рыча.

– Вы никогда никому не сочувствовали. У меня тоже был сын, мистер Эстес. Я тоже заботилась о нем, точно так же, как и вы о Джо. Но теперь его уже не вернуть, а Джо когда-нибудь выйдет из тюрьмы. У вас есть все, чтобы терпеливо ждать его возвращения. Не могли бы вы оставить меня? Даже если я никогда не выкуплю свою ферму, мне просто жизненно необходимо расчистить землю, посидеть под ивами, послушать журчание ручья. – Яростно взмахнув рукой, она закончила. – Работа здесь успокаивает меня, жизнь не кажется такой бессмысленной.

– Хорошо. Хорошо! – прокричал мистер Эстес. – Оставайся, и пусть Коулбрук чувствует здесь себя как в аду.

Она недоумевающе посмотрела на него. Сердце бешено колотилось, кружилась голова, в глазах у нее потемнело.

– Чем вызвана такая перемена?

– Не важно! – Он быстро наклонил голову и забормотал: – Хочешь остаться, оставайся. Я скажу, что, гм, сдал это место тебе в аренду.

Она нетерпеливо шагнула вперед.

– У меня не хватит денег платить за аренду. Но я могу работать на вас, чтобы рассчитаться.

Он пошатнулся и в изумлении уставился на нее. Лили вмиг рассказала ему об оранжерее, о рассаднике, о многолетних растениях – приятном уильямсе, тысячелистнике, водосборе и многих других старомодных растениях, к которым люди относятся благосклонно.

Мистер Эстес замахал руками:

– Меня не интересует…

– Должен же кто-то присматривать за фермой. Пусть это буду я. Мы наведем здесь порядок и докажем всем в округе, что ни один из нас не собирается сдаваться.

– Мне наплевать на то, что думают другие. Ты считаешь, я стыжусь Джо?

– Да, сэр, и мне кажется, что это может совсем вас уничтожить.

Он нахохлился, как рассерженный петух.

– Ты хочешь работать или командовать мной? У меня нет ни времени, ни терпения. Ты одна из тех, кто получает ответы на вопросы, которые никто не просит задавать. Точно так же, как и Маленькая Сис.

– Мы могли бы назвать это место: «Питомник „Голубая Ива“«.

Его рот скривился в протестующей ухмылке, глаза сузились; он снял шляпу и провел рукой в кожаной перчатке по густой копне белых волос:

– Ему ведь это придется не по нраву? Вся его семья оскорбится.

– У Коулбруков нет единого мнения на этот счет. Это название произошло от моего рода, от ивы моего прадеда, который подарил дерево Коулбрукам во время строительства их поместья. Это название скорее принадлежит мне, чем им.

– Ты и впрямь хочешь привлечь к себе внимание?

– Я хочу уважения и честной договоренности.

Она задрожала и отошла к грузовику.

– Я не собираюсь бегать от них. Я не позволю им распространять слухи, что мой муж вынудил меня скрываться от людей. Сделать это значит, что я стыжусь Ричарда. Нет. Я останусь здесь.

Лили ударила по капоту и откинула волосы со лба. Мистер Эстес, покрутив в руках шляпу, нерешительно спросил:

– А кто будет покупать все эти старомодные растения, которые ты хочешь разводить?

Она улыбнулась:

– Ностальгия по большому бизнесу, мистер Эстес. Люди приедут сюда из Атланты по той же самой причине, из-за чего они ходят в горы. Не беспокойтесь. Я постараюсь добиться известности.

Мистер Эстес кивнул:

– Ладно, по рукам. Живи и делай свое дело. Составь план. Позже я скажу тебе, сколько смогу вложить в дело. Может, даже тысяч десять.

– Хорошо, но предупреждаю, что вы не сразу вернете свои деньги. Чтобы все устроить, понадобится год и еще немного, чтобы завоевать признание.

Он кивнул на старый дом.

– Я восстановлю электричество, но денег на ремонт не дам.

– У меня есть кое-какие накопления, что-нибудь продам, чтобы получить еще. Думаю, хватит.

Она вспомнила о чайнике Коулбрука, душа ее наполнилась надеждой.

– Я достану все, что нужно. Спасибо.

* * *

На двух крепких железнодорожных шпалах в конце дороги висели новые блестящие металлические ворота. Артемас дотронулся до висячего замка и с отчаянием оглядел окрестности. Лес, шепчущий и хрупкий от зимы, казалось, обступил его со всех сторон. Он словно перенесся в прошлое.

Но время не останавливалось и здесь.

Упавшие проволочные изгороди для свиней все еще отмечали старые границы пастбища, дом и амбар находились поодаль и выглядели заброшенными и покинутыми. Сбросившие листву ивы качались под холодным голубым небом. Во дворе виднелся большой красный грузовик Лили.

Он перешагнул через изгородь. На дворе, где прежде находились клумбы с цветами миссис Маккензи, валялся хлам, ржавый инструмент и какие-то обода. Белая краска на доме облупилась. Амбар был пустой оболочкой; на крыше зияли дыры. Боже, как ужасно, должно быть, она переживала!

Только растущие ивы оставались по-прежнему красивыми и величественными. За ручьем она расчистила небольшой участок среди сосен – там валялись небольшие обрубки, кучка сгоревшего мусора.

Он пошел к дому, толкнул перекосившуюся дверь и поморщился от затхлого запаха темных, пустых комнат. Даже в тусклом свете было видно, как Джо Эстес испортил интерьер. Дешевые панели покрывали стены гостиной. Красивый сосновый пол был скрыт расстеленным лохматым ковром. Он со злостью позвал Лили – злостью от того, что он не мог воспрепятствовать дальнейшему хозяйничанью здесь Эстеса, от того, что не мог потворствовать своей сердечной симпатии, заставлявшей его так неустанно стремиться к рыжеволосой принцессе. Гулкое эхо неприятно отдалось в пустых комнатах. Он хлопнул дверью и прошел через двор, стараясь отыскать хозяйку.

Она, должно быть, где-нибудь в лесу, гуляет, занимается своим любимым делом. Или спряталась? Спряталась от него, как когда-то много лет назад. А если крикнуть, что он любит ее? Это ничего не изменит, как ничего не изменило в тот раз.

Ну уж на сей раз он ее найдет! Артемас широким шагом направился к ручью, перешел его на мелководье по тропе из камней, проложенной давно умершим Маккензи, и двинулся дальше. Вид с фермерской долины открывался величественный – гора Виктория по-прежнему упиралась вершиной в небо. Бросив взгляд под ноги, на бурелом поломанных стволов, он оторопел от неожиданности.

Лили! Она сидела по-турецки и смотрела на гору, рыжие волосы разметались по плечам, одежда почему-то валялась рядом.

Память услужливо предоставила ему незабываемый образ. Полная высокая грудь, темно-красные маковки, длинная, изящная черная полоска, округлые бедра… Он не видел ее с весны, с того самого дня, когда она покинула их с Ричардом дом. Она тяжело переживала весь этот кошмар и все еще была в отчаянии.

Он неосторожно подался вперед, хрустнула ветка. Она очнулась и встала на колени. Ее заплаканное лицо исказилось гневом, одной рукой она прикрыла грудь, другой пыталась прикрыть бедра:

– Мое! Это мое! Ты больше не сможешь ничего разрушить. И нечего за мной следить. Убирайся!

Его внимание привлекла полупустая бутылка виски на пригорке. Какой-то животный звук вырвался из его груди. Печаль и расстройство не оставили места для доброты. Он подскочил к ней, опустился на колени, выхватил фланелевую рубашку из кучи одежды и бросил ей:

– Сейчас нет даже пятнадцати градусов. И кроме того, неровен час, кто-нибудь набредет на тебя.

Она отшвырнула рубашку в сторону.

– Кроме тебя, некому здесь бродить.

Она нагнулась, безвольно уронила руки, потом бросила на него взгляд, полный муки:

– Оставь меня! Оставь немедленно!

– Если ты не можешь встать при мне, то какого же черта ты здесь делаешь?

– Это мой дом. Мой. Ты думал, я убегу? Позволю тебе измываться надо мной? Думал, я не стану бороться, чтобы вернуться назад? – Она уперлась рукой в землю, затем бросила ком сырой земли и задела его щеку.

Он тотчас налетел на нее, обернул рубашку вокруг ее плеч:

– Одевайся!

Она зло зашипела и вырвала руку, но потеряла равновесие. Он уселся на нее верхом, коленями сжал ее бедра и попытался одеть ее. Свободной рукой она ударила его по лицу. Он ловко перехватил ее руку и пристально посмотрел ей в глаза. Гнев отступил, прежний страх прошел, он наконец застегнул на ней рубашку.

– Привет, соседка, – бросил он с сарказмом и сел рядом.

Рубашка прикрывала ее только наполовину. Артемас покосился на длинные ноги Лили, запачканные красной высохшей грязью.

Она тяжело и часто дышала, наконец поднялась.

– Я думаю, Тамберлайн уже сказал тебе, что мы с мистером Эстесом…

– Черт, да, он сказал мне!

– Тут уж ты ничего не сможешь сделать.

Она потянулась за бутылкой. Артемас опередил ее и отшвырнул бутылку на мягкую землю, покрытую высохшими сосновыми иголками.

– Хуже нет захудалой попойки!

Он вскочил на ноги и потащил ее к ручью. Она, сопротивляясь, упиралась голыми пятками, но он не обращал на нее никакого внимания.

Подтащив ее к мелководью, он усадил ее на песчаное дно, а сам тут же опустился рядом. Вода обжигала!

У Лили перехватило дыхание, холод пробрал до костей. Взяв себя в руки, она попыталась отстраниться, но ничего не вышло: одной рукой он крепко держал Лили за волосы, другой – омывал лицо.

– Прекрати, – приказала она слабым голосом и, закрыв глаза, жалко сгорбилась. Послышалось его прерывистое дыхание.

– Бог проклянет тебя, Лили, – прохрипел он как можно ласковее. – Это убьет меня.

Она заплакала – беспомощными, унизительными, пьяными слезами.

– Лучше бы ты никогда меня больше не видел, но отсюда я не уеду!

– О Боже! – Он застонал от отчаяния. – Не хочу, чтобы ты уезжала, но не могу ничем помочь тебе.

Он обхватил ее за талию и вытащил на берег. Голова ее бессильно упала ему на плечо, оба дрожали.

– Завтра будет год. – Она с трудом выговаривала слова. – Иногда мне кажется, что прошла вечность, а порой – что случилось вчера Я так сильно скучаю по ним Одиночество – Боже, одиночество! Я совершаю какие-то безумные вещи! На прошлой неделе приезжали друзья из Атланты: Хэй и другие… Я хотела, чтобы они остались со мной… но ни один не остался. Кузины Ричарда приезжали из Южной Каролины на Рождество. Они так мне сочувствовали… даже предложили переехать к ним. – Она ударила кулаком по колену, так была противна сама себе. – Ричард хотел, чтобы я жила вместе с ними, но я не могу. Здесь мой дом, здесь я должна остаться… и бороться за себя.

Артемас шепнул ей на ухо:

– Твоя честь никогда не была под вопросом. – Потом он обнял ее и с горячностью спросил: – Но ведь должно же быть что-то, чем ты живешь?

– Работа. Созидание и время. Я чувствую, как Ричард со Стивеном понемногу уходят. Это больно. Это очень больно! Не хочу, чтобы они уходили!

– Надо отпустить их.

– Я не могу. Не могу из-за всего того, что мы никогда не узнаем. Разве тебя не гложет сомнение?

– Ежедневно. А еще я каждый день думаю о тебе. Когда я нашел тебя одну, мне стало так же больно, как…

Его голос оборвался. Он обнял ее и неловко поцеловал в лоб.

Она застонала и подняла голову, неосознанно стремясь к нему, чтобы хотя бы немного заглушить свою горечь. Он поцеловал ее глаза, пылким, горячим поцелуем, его губы напоминали приятный огонь.

«Прикоснись. Выживи. Прости».

Заплакав снова, она прижала свои губы к его губам, и он ответил. И вдруг накатило раскаяние. Она посмотрела вперед и закрыла глаза, сквозь стиснутые зубы со стоном выдохнула имя Ричарда.

У Артемаса перехватило дыхание. Он с трудом сделал глубокий вдох.

– Я отвезу тебя к тете, – произнес он ровным, бесстрастным голосом.

– Нет. – Она вдруг задрала голову, пытаясь подавить воспоминания о Стивене, Ричарде, самой себе… – Не приезжай сюда больше. Мистер Эстес не хочет, чтобы ты появлялся здесь, а я никогда не выкуплю ферму.

Артемас резко повернул ее к себе:

– Опять обвиняешь.

Он поднялся и зашагал прочь. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он услышал плеск ручья. Она, стоя на коленях, уже в джинсах и теплой куртке поверх мокрой рубашки, завязывала шнурки на своих ботинках.

– Это место уже никогда не станет тем, чем было, – медленно сказал он. – В данной ситуации ничто не будет таким же прекрасным, как раньше. Пора смириться с этим.

– А как же Голубая Ива?

– Не отрицаю, есть места и воспоминания, которые достойны памяти.

– Вот философия человека, которому улыбнулась фортуна благодаря женитьбе на дочери сенатора и продаже технологии керамики военным.

– Да, дабы изгнать дьявола и не стать жертвой.

Она сверкнула глазами:

– Дьявола вроде меня?

– Ты – жертва, раз руководствуешься слепой верой и страдаешь от благородства.

– Ты думаешь, что, посидев обнаженной в холодной воде, я не заслужила места в Галерее славы?

Его передернуло от ее сарказма.

– Пожалуй, так оно и было бы, если бы тебя изнасиловал какой-нибудь бродячий охотник.

– О, вот бы был праздник для всей твоей семьи!

– Ты злишься, стоит ли говорить о подобном.

– Да уж, твои братья и сестры, вероятно, думают, что я вернулась сюда, чтобы снова завоевать твою благосклонность… а может, и твою постель.

– Всей этой грязи тебя научил тот недобросовестный ублюдок, за которого ты вышла замуж?

– Мой муж… – Она пыталась казаться спокойной, но не выдержала и утратила самообладание. – Мой муж меньше прочих походил на циника. И умер с ребенком на руках.

Артемас вздрогнул, будто она ударила его по лицу.

– Лили, – отчаянно сказал он. – Лили. Позволь мне помочь тебе. Я дам тебе денег, ты выкупишь ферму. Я могу…

– О Боже! – Она вздрогнула. – Ты думаешь, я всегда буду принимать от тебя помощь? Ты все еще думаешь, что можешь распоряжаться моей жизнью и получать все, что хочешь?

Артемас опустил руки.

– Да.

Она резко вздохнула:

– Бог проклянет тебя.

Он повернулся и зашагал прочь. Отныне у них не было будущего.

* * *

– Она отравилась, – сказал Джеймс. – И Артемас, по-видимому, не желает признавать этого.

Тамберлайн откинулся на спинку плюшевого кресла. Он боялся их скрытого волнения, озабоченности. В семье наступил разлад – такого раньше никогда не случалось.

– А что ему делать? – спросил Тамберлайн. – Бросать родовое поместье только потому, что миссис Портер захотела жить в доме, который столь же важен для нее?

– Мог бы заставить ее уехать! – воскликнула Касс. – Вместо того чтобы объяснять нам, что он принимает такое положение дел.

Тамберлайн чуть пожал плечами:

– Разве он намерен расстелить перед ней ковер?

Элизабет нахмурилась.

– Тамми, эта дружба… дает ли основания полагать, чт-о это было больше чем обычная дружба?

– Нет. Как я уже раньше говорил, он проводил время в ее семье, когда был ребенком. Они долгое время переписывались. Переписка была совершенно невинной и сентиментальной. – Тамберлайн, солгав, осторожно прикрыл Артемаса. Тот открылся ему год назад, но этот секрет он никогда бы не выдал.

Элизабет вздохнула:

– А может, она теперь намеренно пытается как-нибудь навредить нам?

– Нет. Я считаю, что миссис Портер очень честная женщина, которая думает, что имеет гораздо больше оснований для мести, чем Артемас.

Майкл подался вперед:

– Но должна же она понять, что ситуация обострилась именно благодаря ей.

Тамберлайн нахмурился.

– Широко публиковалось, что архитекторы и подрядчики несут ответственность за обвал моста и что твой брат полностью исполнил свой долг. Никто не смеет утверждать, что из-за дружбы с миссис Портер он уклонился от своих обязанностей перед «Коулбрук Интернэшнл»… или перед семьей.

Джеймс выругался.

– В семье никогда больше не будет мира, пока она живет рядом с поместьем. Теперь ясно: Лили живет там, чтобы доказать нам, что она вольна делать все, что захочет.

Тамберлайн уже не сердился на Джеймса. Джеймс, по-видимому, стремился разрушить будущее, а не восстановить его. Менеджер с тоской посмотрел на собравшихся.

Джеймс в приталенном черном костюме в полоску, прямой и настороженный, облокотился о мраморный камин, словно спасаясь от холода, одной рукой он сжимал металлическую банку – один из своих тренажеров для физической нагрузки. Элис сидела в кресле рядом, модное черное платье делало ее более подавленной, чем обычно.

Кассандра, вышагивая по комнате в удобном красном шелковом платье, платок с бриллиантами на плече, казалось, готова заживо сожрать Лили. Элизабет в скромном сером костюме забилась в маленькое кресло, плотно сжав колени. Ребенок ее уже начал ходить, а сейчас пускал слюни на рукав пиджака.

Рядом с сестрой расположился Майкл, добрый, приятный Майкл, в джинсах, в пиджаке в мелкую клетку поверх спортивной рубашки; песочно-каштановые волосы спадали на его бледный лоб и большие карие глаза.

Все Коулбруки были уважаемыми и любимыми людьми, и от сознания того, что сейчас они упали до мщения и подозрительности, Тамберлайну стало не по себе. Он медленно покачал головой.

– Джеймс, ты, по-видимому, забыл – да думаю, вы все забыли, – что миссис Портер не удалось сделать ничего ужаснее, как любить и верить своему мужу.

– Она сказала, что Джулия знала насчет моста, – парировал Джеймс. – Она сказала, что Джулия запугала ее мужа, который вынужден был отклониться от стандартов. Нет никакого оправдания обвинениям подобного рода, и никогда не будет!

Элис слабо запротестовала:

– Послушайте, а может, нам следовало бы попытаться понять Лили, даже если мы не согласны с ней.

Элис посмотрела на Джеймса. Его свирепый взгляд заставил ее замолчать.

Он резко показал на свою больную ногу:

– Да, я знаю, как много надежд ты на меня возлагаешь в легкоатлетических соревнованиях этой весной.

Элис вздрогнула и отвернулась. Наступила неловкая тишина. Кассандра нахмурилась, Элизабет с Майклом, казалось, одинаково оцепенели.

Тамберлайн поднялся на ноги.

– Джеймс, – зарокотал менеджер подобно несильному грому. – Сейчас Элис более терпима к тебе, чем я.

Он покинул офис, хлопнув дверью.

Атмосфера совсем накалилась. Джеймс прихрамывая подошел к Элис и, поколебавшись, положил руку ей на плечо. Она одобрительно похлопала его руку своей ладошкой, но выражение ее лица осталось прежним. Наконец Кассандра подвела итог:

– Надо быть с Лили настороже. Это что касается поместья. Артемас считает его родовым. Таким образом, мы можем, конечно, осмотрительно, помешать ей вползти в его жизнь.

Все согласно кивнули. Джеймс, нахмурясь, отвернулся. Он не изменил своего мнения и руководствовался своими планами.

* * *

Майкл мысленно бродил по большой квартире, которую он когда-то разделял с Кэти. Книги, картины, скульптура, приятная удобная мебель. Даже если бы он не проводил большую часть своего времени в этом городском доме в Атланте, он все равно ни за что не продал бы его. Он дотронулся до одежды Кэти, все еще висящей в больших стенных шкафах в спальне, понюхал ее духи и долго-долго изучал ее фотографии на стене спальни.

Он боролся с приступом астмы столько, сколько мог, затем достал из глубокого кармана один из своих ингаляторов. Но как разрешить другую проблему? Майкл попросил привратника вызвать такси.

Он хотел, чтобы водитель такси высадил его за квартал от места назначения, предпочитая не вызывать праздной болтовни. Темные, тихие склады и маленькие магазины не давали ключа к разгадке, они стояли здесь столетия назад, за ними появился трехрядный бульвар, разбитый перед очень богатыми особняками в центре города. Каменная стена в конце квартала скрывала остальное великолепие: огороженный акр земли, приличный кусок по ценам Нью-Йорка.

Майкл вынул ключ из кармана джинсов и открыл высокие узкие ворота. Рассеянные среди старых деревьев, словно какие-то детские домики на игровой площадке, стояли склепы Коулбруков.

Серп луны выглянул из-за высоких летящих облаков, но Майклу не раз приходилось пробираться к ее могиле в кромешной темноте. Он двинулся к самому новому мавзолею, широкому, с величавым монументом из белого мрамора, с дверью в виде стальных ворот с витиеватым изображением буквы «К».

Оказавшись внутри, Майкл сел на холодный пол рядом с ней и трепеща дотронулся до выгравированного имени на стене. Прошло два года; она снова ожила. Майкл приложил свою щеку к ее имени.

Он пытался никогда не думать о Кэти у гроба, точно так же как боролся каждый день.

– Привет, – прошептал он. – Я знаю, ты не хочешь, чтобы я приходил к тебе так. Но я вынужден прийти.

Он прижался как можно ближе и закрыл глаза. Они разделяли взгляды друг друга с первого года их обучения в колледже, оба специализировались в психологии: она происходила из еврейской семьи академиков, он был, вообще-то говоря, великодушным циником в религии, а фамилия его наводила на мысли о богатстве и упадке Они никогда не проводили ночи порознь, пока она не умерла. У него никогда не было никого другого.

Он признал причины Джеймса для ненависти и отвращения к Лили Портер. Джеймс искал жертву, чтобы отыграться за каждый болезненный шаг, с которым он должен мириться до конца своих дней. Вряд ли брат или кто-нибудь другой из его семьи – даже Элизабет, с которой Майкла сближали интуитивные узы близнеца, – одобрили, если бы узнали, что он всегда восхищался и симпатизировал Лили.

Она любила своего мужа, и он никогда не мог бы наказать ее за это, ибо ничто другое для Лили не имело значения. Он понимал эту боль так же хорошо. Снова прикоснувшись к имени Кэти, он заплакал, прислонившись к холодному камню.